ИСАЙ ДАВЫДОВ
ДЕВУШКА МОЕГО ДРУГА
Рассказы и очерки
«ТЫ СЛИШКОМ МНОГО КРИТИКУЕШЬ…»
Я работал тогда в районной газете. У нас был красивый седой редактор. В темных роговых очках, которые он надевал, когда читал материалы, он выглядел особенно солидно. Звали его Иван Федорович.
Меня редактор не любил. Он говорил об этом откровенно — мне лично и на летучках. Может быть, эта откровенность была рисовкой, но тогда это было единственное, за что я его уважал.
— Ты слишком много критикуешь, — не раз упрекал он меня.
— Я хочу помочь людям, — возражал я. — Критические материалы помогают им сильнее.
— Ты забываешь, что газета — не филантропическое общество.
— А вы забываете, что долг журналиста — бороться со всяким злом, которое он видит! — в запальчивости бросал я. — Вы обросли здесь мхом, боитесь портить отношения!
— Ты еще мальчишка! — Это был его «коронный» довод. — Ты не знаешь жизни! С твоими принципами ты не просидел бы редактором и недели! А я здесь просижу до пенсии!
— И это будет великое несчастье для нашего города! — резко говорил я и выходил из его кабинета, хлопнув дверью.
Честно говоря, я боялся, что он, действительно, может досидеть до пенсии. Он был очень осторожен…
Но он не досидел…
Уже потом, живя в другом городе, я узнал, что его сняли с работы и исключили из партии, когда стало известно, что в 1937 году он написал донос и погубил невинного человека.
Как говорили мне друзья, его донос начинался с того, что этот человек слишком много критикует…
ИСАЙ ДАВЫДОВ
ДЕВУШКА МОЕГО ДРУГА
Рассказы и очерки
«ТЫ СЛИШКОМ МНОГО КРИТИКУЕШЬ…»
Я работал тогда в районной газете. У нас был красивый седой редактор. В темных роговых очках, которые он надевал, когда читал материалы, он выглядел особенно солидно. Звали его Иван Федорович.
Меня редактор не любил. Он говорил об этом откровенно — мне лично и на летучках. Может быть, эта откровенность была рисовкой, но тогда это было единственное, за что я его уважал.
— Ты слишком много критикуешь, — не раз упрекал он меня.
— Я хочу помочь людям, — возражал я. — Критические материалы помогают им сильнее.
— Ты забываешь, что газета — не филантропическое общество.
— А вы забываете, что долг журналиста — бороться со всяким злом, которое он видит! — в запальчивости бросал я. — Вы обросли здесь мхом, боитесь портить отношения!
— Ты еще мальчишка! — Это был его «коронный» довод. — Ты не знаешь жизни! С твоими принципами ты не просидел бы редактором и недели! А я здесь просижу до пенсии!
— И это будет великое несчастье для нашего города! — резко говорил я и выходил из его кабинета, хлопнув дверью.
Честно говоря, я боялся, что он, действительно, может досидеть до пенсии. Он был очень осторожен…
Но он не досидел…
Уже потом, живя в другом городе, я узнал, что его сняли с работы и исключили из партии, когда стало известно, что в 1937 году он написал донос и погубил невинного человека.
Как говорили мне друзья, его донос начинался с того, что этот человек слишком много критикует…