Мила Романова
Маленький фараон

Повести и истории


Медведь
Памяти Anton Sawft Abd Elmalak посвящается

(современная сказка, случившаяся в реальности)

Часть 1
Здравствуй, я Маша!

«Привет! Меня зовут Маша. Я живу в России, в Сибири. Рада с тобой познакомиться…»
Антон дочитал сообщение и, вздохнув, открыл приложенную к сообщению фотографию. Синие глаза, светлые волосы, открытая улыбка. Да, именно такой представлялась ему девушка мечты…
Он зарегистрировался на международном сайте знакомств пару месяцев назад. Друзья советовали раньше, но он был очень осторожным парнем. Возможно, это было связано с тем, что вырос он в стране со строгими законами и привык эти законы не нарушать.
Его семья жила в Багдаде уже давно. В семье хранилось предание о том, что якобы их предки приехали в Багдад с гор, откуда-то с севера. Но откуда, никто точно не знал. Однако на протяжении многих поколений семья исповедовала православную веру в этой исламской стране. Их называли христиане-ассирийцы, или айсоры. Почему? Тоже никто не помнил и не мог ему, Антону, внятно объяснить, хотя он часто задавал этот вопрос и родителям, и старшим родственникам. Говорили только то, что род их очень древний и корни его уходят в далекое-далекое прошлое, связанное с таинственным государством Ассирия.
Конечно же, в Ираке были православные христиане, но их было очень мало. Они общались между собой и женились только на единоверках.
В семье Антона, кроме отца и матери, было три брата и три сестры. Все они были старше его, имели семьи и жили отдельно. С родителями остался только он, Антон. В этом году ему исполнилось тридцать три. И если раньше родители только намекали, что пора бы жениться, то теперь стали настойчиво этого требовать.
Беспокойная обстановка в стране постоянно напоминала, как в этом мире все зыбко. Наверное, именно поэтому хотелось иметь хоть что-то надежное и постоянное. Например, семью.
В окружении Антона было много девушек. Все очень разные, и многим из них он нравился. Родители несколько раз пытались сосватать ему невесту, но он молча обходил эту тему.
Откровенно говоря, внутри давно зрел бунт. Ведь природа требовала своего, а жесткие рамки общества не давали иной реализации потребностей, кроме как через брак. Да, он очень хотел бы создать семью, но только с той, которая будет нравиться именно ему, а не родителям или родственникам. И уж меньше всего он хотел жениться по необходимости или от безвыходности.
Однажды по телевизору он увидел девушку. Синие глаза, светлая кожа, мягкие сияющие волосы, открытая улыбка. Наверное, такую он хотел бы видеть своей женой. По крайней мере, она ему очень понравилась.
Но в его стране найти девушку со светлыми волосами и светлой кожей было практически невозможно. А родители предлагали все новых и новых невест. Он чувствовал, что эти предложения становились все настойчивее.
Однажды он попал на свадьбу знакомого. Невеста была белокурой и светлокожей. Антону рассказали, что она из России и познакомились они через международный сайт знакомств. После свадьбы молодые планировали жить в России, ведь в Ираке очень неспокойно.
«А может, попробовать и мне?» — мелькнуло тогда в голове, однако он сразу отогнал эту мысль.
Строгое воспитание и атмосфера в семье Антона не предполагали возможности такого знакомства. Это было за рамками его понимания. Поэтому сначала он полностью отверг эту мысль.
Друзья советовали обратиться в международное брачное агентство и даже намекали на то, что поездка в Россию может быть очень приятной, если выбрать там несколько невест, а потом со всеми встретиться. Но он говорил, что это не его вариант. Почему? Наверное, ответить он бы не смог и сам. Просто это не соответствовало его внутренним установкам, которые были достаточно категоричными и жесткими.
Честно говоря, железная воля, которой он отличался, порой давалась ему нелегко. Именно поэтому с детства он занимался боксом и привык свое напряжение и свою агрессию сбрасывать на ринге. Но порой этого было мало. Он ощущал внутри себя зверя: сильного, ловкого и смелого. И когда этот зверь просыпался, ему, Антону, приходилось собирать всю свою волю в кулак, чтобы тот не смог выйти наружу.
Слушая советы друзей относительно России, он обычно молчал, но все же сделал для себя определенные выводы и пошел на ускоренные курсы русского языка.
Через три месяца обучения он уже мог довольно прилично разговаривать. Хотелось узнать о России побольше интересного. Антон начал покупать книги, читать информацию в Интернете. Конечно, он и раньше много читал, поскольку был любознательным от природы. Но сейчас он читал о России все, что попадало в руки. И хорошее, и плохое. О великой русской культуре и русской духовности, об огромных просторах и необычных людях, а также о вечных проблемах России, об оружии, коррупции и скандалах…
Наверное, хорошего все же было больше, потому что вскоре он почувствовал дух этой далекой северной страны. Ему очень захотелось там побывать: побегать по снегу, вдохнуть глоток свежего морозного воздуха, постоять, обняв большой кедр, побродить по лесу. Он даже стал представлять себя живущим в России. Интересно, смог бы он там жить или нет?
С каждым днем он все больше чувствовал эту одновременно далекую и такую близкую страну. Он даже предположил, что, возможно, его предки были родом оттуда, поскольку ощущал внутреннюю связь и родство с теми местами, где никогда раньше не был.
Кстати, эта связь появилась очень давно. В детстве у него была игрушка, которую отец привез ему из командировки в Советский Союз, — маленький плюшевый мишка. Очень «русская» игрушка.
Она была единственной, купленной лично для него. Все остальные игрушки покупались для старших детей и потом «переходили по наследству». Семья Антона была достаточно обеспеченной, папа работал в нефтяной отрасли, но тратить деньги на пустяки было не принято.
Он очень любил своего медвежонка, разговаривал с ним как с другом, рассказывал ему свои мальчишеские секреты и везде с собой носил. Медвежонок всегда был в его школьном ранце.
Потом, когда он учился в университете, медвежонок был вместе с ним в общежитии и, кстати, очень помогал в учебе, будучи его талисманом. Он носил его с собой и в спортивной сумке каждый раз, когда выходил на ринг. Соседи по комнате посмеивались над ним, но очень по-доброму. И между собой, шутя, называли его Абу Дубб, что в переводе с арабского — папа медведя.
Возможно, это прозвище прилипло к нему еще и потому, что сам он внешне чем-то напоминал медведя: был среднего роста, коренастый, мускулистый, с заросшим густыми черными волосами торсом. Он обладал огромной силой. В университете соперников на ринге ему не было. Многие его уважали, остальные просто боялись. Хотя он был миролюбив и предельно честен, но если случалось защищаться или отстаивать свои позиции — становился сильным и беспощадным. Настоящий медведь.
Время шло. Антон закончил университет и начал свою адвокатскую практику. Он был очень успешен, выигрывал все процессы. Его ум, интеллект в соединении с ощущением истинной справедливости творили настоящие чудеса. Уже через несколько лет после начала карьеры он стал самым высокооплачиваемым адвокатом в Багдаде. Легко выигрывал самые сложные процессы. Всегда с улыбкой. И с железным стержнем внутри. Да, да, именно так. Ведь в критические моменты внутри его существа просыпался тот самый зверь: сильный, смелый и беспощадный.
И еще, никто не смог бы догадаться, что в портфеле солидного господина адвоката живет маленький плюшевый мишка. С ним он обсуждает все свои победы и радости. С ним делится и советуется.
Но об этом никто не знал. Разве что мама… Она догадывалась. Но делала вид, что тоже ничего не знает.
Все это время, с самого детства, маленький медведь был для него неким связующим звеном с той далекой страной, в которой он никогда не был.
Честно говоря, мало кто из его друзей понимал этот интерес к России. Поэтому ни с кем из них он это не обсуждал. Как не обсуждал свои отношения с девушками и планы на будущее.
— Не делай проблему из знакомства на сайте, — советовали друзья, — это же Интернет. Не понравилась — просто перестал писать и все. Зато там сговорчивых много, — после этого они обычно многозначительно улыбались.
Он не отвечал. Но ничего не предпринимал. А вот однажды вечером вдруг решился. Зашел на сайт знакомств и зарегистрировался. И потом рассказал об этом своему другу — медвежонку. А кому же еще? Самый верный друг, который не предаст и никому не расскажет.
— Все правильно, — поддержал его медвежонок, разговаривая с ним мысленно, — ты все правильно делаешь. И в нужное время.
Да, да, он разговаривал с медвежонком. Это очень странно и необычно, но они отлично понимали друг друга. И хотя медвежонок был родом из России, он разговаривал с ним на арабском. Так им легче было друг друга понимать.
Конечно, разговаривали они мысленно. Это была очень странная форма ментального общения. Но об этом никто не знал. Никто-никто. Это была их с медвежонком тайна.
Теперь вечерами он просматривал фотографии девушек на сайте, читал заметки, комментарии.
Их было много, очень много. Красивых и не очень, в основном вызывающе зазывных, но встречались и скромные. Кто знает, была ли эта скромность настоящей или показной. Глядя на эти фотографии, он чувствовал возбуждение тела, но ни одна из них не тронула его по-настоящему. Он смотрел, как мог смотреть фотографии в журнале. Красиво, возбуждает, но перевернул страницу… и забыл.
Прошел почти месяц, а он так и не написал ни одного письма. Потом ему стало это неинтересно и он вообще перестал заходить на сайт. А вот сегодня вдруг получил письмо сам.
«Эта девушка нашла меня сама. Как странно. Почему?» — думал он, глядя на фотографию далекой русской Маши из Сибири.
— Как ты думаешь, что значит это письмо? Что ей от меня надо? — спросил он, обращаясь к медвежонку.
— Это судьба, — коротко ответил тот.
— Ты так думаешь? — Антон был крайне удивлен ответом.
— Я знаю… — мысленно сказал медвежонок, почему-то очень тихо и очень грустно.
— Что ей от меня надо? — повторил Антон.
— Я не знаю, — ответил медвежонок, — но ответить ты ей должен.
— Никому я ничего не должен, — рассердился Антон.
Медвежонок замолчал.
— Эй, друг, почему ты молчишь? — спросил Антон. — Обиделся?
Но медвежонок не отвечал.
Антон продолжал задумчиво сидеть у компьютера, а потом в одночасье вдруг решился.
«Привет! Меня зовут Антон. Я живу в Ираке. Рад с тобой познакомиться».
Он вспомнил все это сейчас так живо, как будто это было вчера. С того памятного вечера прошло почти шесть месяцев. Все это время он активно переписывался с девушкой из России по имени Мария Осинцева.
И вот наступил тот день, когда они, наконец-то, решили встретиться. Маша пригласила его приехать в Россию.
Эти шесть месяцев не прошли даром. Он понял, что его тянет к далекой русской девушке, хотя ни разу не видел ее в реальности. Это виртуальное общение длиной в полгода стало частью его жизни. Ему нравился ее низкий сексуальный голос, хрипловатый смех. Они часто разговаривали по телефону, обменивались письмами и фотографиями. Вот только в скайпе встретиться не удалось, хотя Антон и настаивал. Маша сказала, что там, где она живет, очень плохая связь и Интернет работает слабо.
Подготовка документов, получение туристической визы и покупка билетов заняли какое-то время. Он писал ей, что приедет. А она многозначительно отвечала, что ждет.
Перед самым отъездом он сказал родителям, что собрался ехать в Россию.
Родители были обеспокоены. Они не понимали сына и его странной страсти. Сказать больше, несмотря на то, что отец неоднократно бывал в Советском Союзе, а потом в России, он очень настороженно относился и к России, и ко всему русскому.
Что же касается мамы, то она всегда волновалась за своих детей. Кроме того, она хорошо знала своего сына и догадывалась, что ехать он собрался к девушке. Перспектива иметь русскую невестку ее совсем не радовала. Антон в семье младший, именно он должен жить с родителями.
А вдруг он соберется и уедет в Россию жить? Насовсем!?
Опять же она очень хорошо понимала, что противоречить ему нельзя.
— Не нужно его останавливать, — говорила она отцу. — Ты же знаешь Антона, он сделает все по-своему. Пусть поедет, может, поймет что-то и ценить начнет то, что имеет. А если мы начнем ему запрещать — он точно уедет и не вернется, — волновалась она.
— Да, наверное, ты права, — ответил отец и скрепя сердце согласился с поездкой сына.
Сейчас, стоя в аэропорту Новосибирска, он вспоминал все это и продолжал оглядываться по сторонам, надеясь, что Маша просто опаздывает. Через три часа ожидания он понял — его не встречают.
Он был неприятно удивлен, ведь еще вчера он разговаривал с Машей по телефону и она обещала быть в аэропорту.
«Наверное, что-то случилось и она не смогла», — оправдывал он ее мысленно. Достал телефон и в очередной раз начал набирать ее номер. Какое-то время Машин телефон был отключен, но сейчас он услышал гудок вызова.
Трубку долго не брали, но он терпеливо ждал, слушая долгие гудки.
— Але, — вдруг услышал он далекий Машин голос.
— Маша! Это я, Антон! Я прилетел. Ты не приедешь? Я в аэропорту сейчас!
— Антон… извини. Я заболела. У меня высокая температура. Я не смогла приехать. Бери в аэропорту такси и приезжай, сейчас я скажу адрес: деревня Березовая, улица Южная, 5.
— Да, да, конечно, Маша, я сейчас приеду, — Антону сразу стало легче.
«Ну вот, — размышлял он, направляясь к стоянке такси, — она заболела. Поэтому не смогла приехать. Всякое ведь в жизни бывает. Теперь все понятно. Как хорошо, когда все понятно. Скоро, совсем скоро мы встретимся».
От сердца отлегло, стало легче дышать. Однако ум опытного юриста начал задавать вопросы…
— Допустим, она заболела… Но она могла позвонить и сказать об этом. Чтобы я не ждал, а сразу ехал к ней, — разговаривал он сам с собой от имени внутреннего обвинителя.
— Но у нее температура… Она же сказала, — вступил в диалог внутренний адвокат.
— Да, правильно. Но она знает, что я впервые в России. Я ничего здесь не знаю. Она могла бы предупредить, позаботиться заранее, а не выключать телефон… — обвинитель не сдавался.
— Но заболела же… Причина у нее уважительная, — не отступал и адвокат.
Вопросов было много. Спорить с самим собой не хотелось.
В какой-то момент он вдруг почувствовал, что очень устал. В душе появилось ощущение пустоты.
«А может, посоветоваться с медвежонком?» — подумал он.
Отошел в сторону, открыл портфель и достал своего плюшевого друга, которого, конечно же, взял в эту поездку с собой. Он смотрел на него, а медвежонок как будто смотрел на Антона.
— Пожелай мне удачи, друг! — мысленно попросил Антон.
Но медвежонок молчал. Антону показалось, что его мордочка выглядела удивительно печальной.
— Почему? Почему ты не отвечаешь? Ты не хочешь мне помочь сейчас? — спрашивал он.
Медвежонок молчал, а потом ответил так, как мог отвечать только он. И как всегда на арабском. Но понимал его только Антон.
— Я помогу тебе. Обязательно помогу. Знаю, что здесь ты встретишь свою судьбу. Но все будет не так… совсем не так, как ты думаешь… Новый день принесет новую жизнь. А я всего лишь маленький плюшевый медведь. Как я могу спорить с судьбой?
— Почему ты так говоришь? Мне неуютно от твоих слов. Пожалуйста, помоги мне. Ты же мой талисман, амулет… ты мой друг, в конце концов… — Антон продолжал мысленно разговаривать с медведем.
— Я сделаю все, что в моих силах. Но не смогу отвести неизбежное…
…Таксист долго думал, прежде чем согласился везти этого странного парня в далекую деревню Березовую. Еще бы, на улице стоял мороз больше двадцати, а этот иностранец был одет в легкую куртку и летние кроссовки.
— Не боишься замерзнуть в Сибири? — спросил он, глядя из-под нахмуренных бровей.
— Не боюсь, — ответил Антон, — даже хочу немного замерзнуть. Там, где я живу, всегда жарко. Вот мне и хочется немного замерзнуть.
— Hу-ну… — непонятно ответил таксист. — Садись, поехали.
Машина выехала на заснеженную трассу. На улице уже темнело. Антон смотрел в окно и поражался просторам, которые открывались перед ним. Последние лучи заходящего солнца отражались на снегу багряными полосками, придавая всему пейзажу особую торжественность и строгость.
Вскоре машина въехала в лес. Огромные сосны стояли вдоль дороги, как стражи. Стало пасмурно. Узкая полоска неба, выглядывающая между верхушек деревьев, медленно темнела. Антону стало немного не по себе.
«Почему? — задал он себе вопрос. — Ведь скоро я приеду. Дорога закончится, и я наконец-то увижу Машу».
Странное ощущение появилось вдруг в груди, как будто кто-то сжал сердце в холодной руке. А потом все тело внезапно собралось, как перед боем. Зверь внутри заворочался, доставляя Антону дополнительное напряжение.
Но в салоне машины было тепло, играла музыка, и вскоре Антон расслабился.
— Так откуда, ты говоришь, прилетел? — спросил вдруг таксист.
Антон понял смысл сказанного и почувствовал, что расслабился
полностью. Зверь внутри успокоился и притих.
— Из Ирака, — ответил он.
— А сюда к кому приехал?
— К девушке.
— Ого. Так ты бывал раньше здесь? Или она приезжала в Ирак?
— Нет. Мы познакомились по Интернету.
— А… — протянул таксист, — значит, ты ее не видел никогда?
— Не видел. Вот сегодня и встретимся.
— Ну да… — таксист о чем-то думал. Несколько минут они молчали, а потом он снова спросил:
— А зовут-то ее как?
— Маша Осинцева, — ответил Антон.
— Значит, Маша, Мария. Хорошо хоть фамилию знаешь. А не боишься, что она толстая окажется? Или старая? Или страшная?
— Нет, что ты… я же ее на фотографии видел.
— На фотографии? Ну да… Хотя фотографию можно и чужую прислать… А дома, в Ираке, кто у тебя остался?
— Мама, папа, братья и сестры.
— Как они тебя сюда отпустили? В Россию, в тайгу.
— Я взрослый мужчина, сам принимаю решения.
— Ну да… — снова хмыкнул таксист и замолчал.
Машина мягко ехала по заснеженному лесу. Уже совсем стемнело, когда они свернули с трассы на боковую дорогу, уходящую в чащу леса.
— Деревня там, — показал таксист вперед рукой, — смотри.
Фары машины высветили указатель, на котором было написано:
деревня Березовая, 50 км.
— Да, — отозвался Антон, — хорошо.
Он снова замолчал. Ему совсем не хотелось разговаривать. В голову почему-то упорно лезли странные мысли, которые беспокоили его.
«Почему медвежонок говорил сегодня о судьбе? Маша — моя судьба? Конечно, все может быть. Но почему он говорил о неизбежности? Как-то странно ведет себя сегодня мой друг…»
Кстати, у медвежонка было имя. Он называл его Мишей. Так было написано на упаковке, когда отец привез ему эту игрушку: медвежонок Миша.
Антону было совсем не странно, что он понимает все, что говорит ему этот маленький медведь. Он чувствовал с ним какое-то необычное родство и близость.
«А интересно, мой Миша понимает по-русски? Он ведь из России, — подумал он вдруг, неожиданно для самого себя. — Я же с ним на арабском разговариваю. И он мне отвечает тоже на арабском. Надо будет проверить. Можно было бы сделать это прямо сейчас, но водитель явно удивится, когда увидит большого взрослого дядьку с плюшевым медведем в руках».
Эта мысль развеселила его, и он улыбнулся.
В тайгу приходила ночь. Темнота медленно накрывала лес сверху вниз, оставляя только едва заметные точки звезд над головой.
Вдруг мотор машины начал «чихать», машина несколько раз дернулась и остановилась.
— Так, приехали, — таксист почесал затылок. — Еще этого не хватало.
Антон не совсем понял, что все это значит и куда они приехали.
Ведь вокруг был сплошной темный лес.
Водитель вышел из машины и открыл капот. Антон вышел следом. На улице стоял мороз, от леса наступала холодная вязкая темнота. Он поежился и повел плечами.
— Да, это тебе не Ирак. Это Россия, Сибирь, тайга. Тут с дороги отойдешь — никто тебя никогда не найдет, — таксист продолжал копаться в моторе.
Антон быстро понял, что замерз. Он снова сел в машину, достал телефон и хотел набрать Машин номер — предупредить, что он задерживается в связи с поломкой машины. Но позвонить он не смог, его мобильный полностью разрядился.
«Вот досада», — подумал он.
Он сидел в машине, а таксист продолжал копаться в моторе. Так прошло минут двадцать. Потом водитель вернулся:
— Плохи наши дела, парень. Мотор заклинило, а мороз крепчает. Буду сейчас звонить, вызывать подмогу.
И он начал звонить по телефону, а потом упорно объяснять кому-то на другом конце провода, где он находится.
Прошло еще полчаса. В машине стало холодно. Таксист достал из багажника теплую куртку и протянул ему:
— Надень, а то пока приедет подмога, совсем от холода окочуришься.
— А что значит окочуришься? — спросил Антон. Русский он знал не очень хорошо. За плечами были трехмесячные курсы и несколько месяцев общения с Машей. Общие фразы, часто используемые слова и никакого фольклора.
Таксист задумался:
— Ну, что-то типа околеешь…
— А что значит околеешь?
Это было за гранью возможного для таксиста. На его лице отразились признаки напряженной умственной деятельности:
— Короче, ласты свернешь от холода.
Что такое ласты и почему они свернутся от холода, он спросить не успел. На темной дороге показались приближающиеся два пятна яркого света. Это были фары большой грузовой машины.
Таксист выскочил из машины прямо на дорогу и замахал руками. Машина остановилась. Он подошел к ней и о чем-то долго разговаривал с водителем, а потом вернулся обратно:
— Собирайся, турист. Ребята тебя отвезут в деревню. За мной приедут, может, через час или два. Это долго. Ты уже и так замерз. Езжай к своей Маше.
Он помог Антону достать чемодан и перенести его в грузовик, потом подал портфель, который оставался в салоне машины.
— Ну, бывай, — махнул на прощание рукой.
— Но я должен заплатить, — пытался оставить его Антон.
— Ребятам заплатишь. Я ведь свою работу не сделал, до деревни тебя не довез… — он досадливо поморщился и скрылся в темноте надвигающейся ночи.
На улице уже совсем стемнело. Антон залез в кабину грузовика. Там было тепло и пахло бензином.
Уже когда они отъехали, Антон вспомнил, что не вернул таксисту теплую куртку.
— Мне нужно вернуться, — обратился он к водителю. — Я куртку должен отдать.
Но тот не ответил, хмуро посмотрел на Антона и продолжал ехать дальше. Кроме Антона и водителя, в кабине сидел еще один парень, который ответил за водителя:
— Возвращаться не будем, тут дорога узкая очень, не развернуться. Считай, что тебе эту куртку подарили, — и засмеялся.
— Но, пожалуйста, мне нужно. Я не могу взять чужое. Давайте вернемся.
— Слушай, ты достал… возвращаться не будем. Сиди тихо.
— Тогда останови машину, я пойду пешком. Я не могу взять чужое. Я должен вернуть ему куртку!
Действительно, он не мог, он был так воспитан, это было просто несовместимо с его мировоззрением. Но машину водитель не остановил.
— Пожалуйста, останови машину, — внутри снова зашевелился зверь, и Антон схватился за руль. Он был очень силен. Одно движение — и водитель не справился с управлением. Машина дернулась и, свернув с дороги, ушла в сугроб.
— Ну ты, блин, достал. Отвали! — водитель грубо оттолкнул его. — Называется, заработать хотел. Вот и заработал проблему на свою голову.
Антон выдохнул, зверь внутри успокоился снова.
Все вышли из машины и стали смотреть, что дальше делать. Машина плотно сидела в сугробе. То, что они смогут выбраться своими силами, было маловероятно.
— Надо, чтобы кто-то дернул… — водитель почесал затылок.
— Я пока схожу куртку верну, — миролюбиво сказал Антон.
— Иди-иди, турист, блин… Тут километра три, не меньше…
— Я быстро, — он схватил свой портфель и быстро пошел по скользкой дороге назад.
Сколько он шел, сказать трудно, было совсем темно. Машину таксиста он не нашел. Наверное, подмога за ним приехала быстро.
Потом он пошел обратно. Очень спешил и надеялся, что ребята на грузовике его дождутся, ведь за все время, что он шел, по дороге не проехала ни одна машина.
Грузовик по-прежнему стоял в сугробе, водитель и его напарник курили рядом.
Он чувствовал, что очень замерз. Особенно замерзли ноги в легких кроссовках, он их совсем не чувствовал.
Когда до машины осталось совсем близко, он заторопился и вдруг поскользнулся, потерял равновесие и резко упал на спину. Голова больно ударилась затылком о заледеневшую землю. Внезапная боль расколола мозг. Хватаясь за уплывающее сознание, он слышал, как подбежали к нему ребята. Резкая вспышка, а потом все поблекло, растаяло и исчезло. Темнота заполнила весь мир, и в его голове наступила большая полярная ночь.
— Вот, блин, проблема, — водитель стоял над лежащим Антоном. — Он что совсем того?
Его напарник наклонился над Антоном.
— Не знаю-ю-ю… кажись, не дышит… совсем не дышит… Что с ним, Иван? Может, он вообще больной какой-то? Или того… сердце у него было слабое-е-е… — начал заикаться он. — Это же тюрьма, Иван. Я не хочу в тюрьму… Иван, слышишь?
— Не ной. Нужно проверить живой он или нет.
— Как? Я не умею. Но он как неживой… И, кажись, не дышит. Он, наверное, больной был. Или от холода. Пока ходил с курткой этой своей. Иван! Я не хочу в тюрьму…
Тот, что звался Иваном, наклонился и посмотрел на Антона.
— Слушай. Нам нужно ноги делать отсюда, иначе точно проблемы будут. Кажись, он действительно того… кони бросил… Давай его в лес оттащим и документы заберем. И никогда никому ничего не скажем. Это будет наша с тобой тайна. Никто ни о чем не узнает.
— А с чемоданом его что делать будем?
— Заберем с собой. Не пропадать же добру. И деньги заберем тоже. Все разделим.
Они посмотрели по сторонам, взяли Антона за ноги и с дороги оттащили в лес. Потом открыли портфель, достали оттуда деньги и документы, бросили портфель рядом.
— А телефон? Может, заберем?
— Нет, нельзя. Вдруг по телефону нас потом найдут. Смотри, там, кажется, едет кто-то, — сказал Иван и бегом кинулся на дорогу.
Действительно, среди деревьев показался свет фар приближающейся машины.
— Эй, остановитесь… помогите, застряли мы… — водитель выскочил на дорогу прямо наперерез машине.
Напарник, стоя возле безжизненного тела, посмотрел ему вслед, потом нагнулся, открыл портфель, достал оттуда телефон и, воровато глядя по сторонам, спрятал в карман куртки.
Портфель он бросил недалеко от тела Антона, а сам быстрым шагом направился к остановившейся машине и Ивану.

Часть 2
Русский лес

— Эй, друг, ты меня слышишь? — кто-то кричал ему прямо в ухо и тормошил за плечи.
Его сознание, до того момента выключенное, вдруг постепенно стало возвращаться. Сначала появилась небольшая светлая точка. Потом она превратилась в яркое пятно и, наконец, он увидел странного человека, который тряс его за плечи.
Большая меховая шапка покрыта инеем, борода и ружье за плечами выглядели немного устрашающе. Но у него не было сил даже испугаться.
— Ты меня слышишь? Ответь! — человек дышал ему прямо в лицо, и это дыхание было таким живым и теплым, что он, поддавшись внутреннему импульсу жизни, превозмогая себя, кивнул головой.
— Слава богу! — человек над ним немного успокоился. — А зовут тебя как? И по батюшке? И как сюда попал?
Антон понимал не все, что спросил его этот странный человек. Язык, на котором с ним разговаривали, был ему не совсем знаком. Одно он понял точно — спросили его имя.
Превозмогая боль и собрав все силы, он ответил:
— Я Антон, — и понял, что больше сказать ничего не может. Силы полностью покинули его.
Но не это было странным. Он вдруг почувствовал, что в его голове появилось много слов и фраз. Но это были слова на совершенно другом языке. Не на том, на котором обращался к нему странный бородатый человек и который он едва понимал. Это был совершенно другой язык. Что это был за язык, он не помнил. Как не помнил совсем, как оказался в лесу, где живет и чем занимается. Кроме своего имени, он не помнил ничего. Он снова напрягся, собирая свою волю в кулак, но память, как скользкий кусочек мыла, ускользнула от него, оставляя привкус горечи в душе…
— Хорошо хоть имя помнишь. Кстати, ты слишком смуглый для русского, — продолжал разговаривать с ним человек в меховой шапке. — Когда я тебя нашел, сначала даже подумал, что ты откуда-то из Средней Азии: таджик или узбек. Их сейчас тут много понаехало. А ты русский оказывается. Антон. Имя-то у тебя русское. Ты же русский? Да?
Антон хотел ответить, что ничего не помнит, но не смог. Он совсем не мог говорить.
Странный человек остановил его жестом:
— Нет, нет. Не нужно. Вот немного поправишься, тогда все и расскажешь о себе. Сейчас домой поедем. Тебе в тепло нужно быстрее: кто знает, сколько ты здесь пролежал. Кстати, я Володя.
Антон понял не все, однако кивнул в ответ головой.
— Смотри, Антон, это, наверное, твое? — Володя протянул ему портфель, весь в снегу.
Антон открыл портфель. Он был пуст, только в самом углу лежала детская игрушка — маленький плюшевый медвежонок.
«Его зовут Миша», — всплыло из памяти. Больше он ничего вспомнить не мог.
Достал медвежонка, подержал в руках. В голове снова звучали слова.
— Привет, Миша. Я тебя знаю? — мысленно обратился он к медвежонку на том самом незнакомом, но почему-то родном языке.
— Да, Антон, мы с тобой друзья, — вдруг услышал он мысленный ответ.
— Кто я? Почему я здесь? Что произошло?
— Извини, но я не могу ответить, — прозвучали в голове слова. — Это неизбежно. Придет время, и ты все вспомнишь сам.
— Миша, мне очень неуютно сейчас. Скажи, что будет со мной?
— Разное. Но я буду рядом, — ответил маленький медведь.
— Всегда?
— Конечно. Всегда. Я же твой друг…
— Эй, Антон, — услышал он вдруг голос Володи. — Ты идти можешь? Вставай. Сейчас мы с тобой на «Буране» поедем… Пошли.
…С тех пор прошло несколько долгих месяцев. Зима закончилась, наступила весна. Сначала растаял снег, потом вся земля покрылась зеленым ковром. И только в самой дремучей чаще она оставалась открытой, усыпанной прошлогодними сосновыми иголками.
Антону нравилось гулять по лесу. Он заходил в самую чащу и, слушая, как скрипят под ногами иголки, снова и снова пытался вспомнить. Он обнимал большой кедр или сосну, закрывал глаза и в тысячный раз задавал себе вопрос:
«Кто я? Как я сюда попал? Почему по ночам мне снятся совсем другие места и какие-то люди, которых я совсем не помню, но чувствую их как родных и близких?»
Но память по-прежнему молчала. Иногда он чувствовал себя как будто перед закрытой дверью: сколько ни стучи, ни звони, дверь оставалась закрытой просто потому, что хозяев нет дома.
В такие минуты ему было невероятно тяжело. Поднимались злость и раздражение на самого себя. Он возвращался в дом, где теперь жил, брал старые тряпки, обматывал ими костяшки пальцев, а потом снова уходил в лес. Огромное старое дерево, сломанное ветром, лежало недалеко в овраге. В такие минуты он чувствовал себя боксером на ринге. Всю тяжесть, злость и безвыходность он вкладывал в каждый удар. Из горла вырывались звуки, похожие на звериное рычание, а внутри его тела просыпался зверь, который заставлял его с новой силой поднимать кулак. Старое дерево скрипело, но не сдавалось.
И только сбив руки до крови, он останавливался и молча возвращался в дом. Доставал своего маленького медвежонка и снова разговаривал с ним мысленно на непонятном языке. Медвежонок всегда успокаивал и поддерживал его, но совсем не помогал вспомнить.
— Скажи, откуда я умею так драться? Я занимался этим раньше? Ну, скажи же мне! — требовал Антон.
— Придет время, и ты все вспомнишь сам… — отвечал он ему неизменно. — Я не могу, не имею права отвечать на твои вопросы.
— Ну, тогда хотя бы скажи, на каком языке мы с тобой разговариваем? Ведь и Володя, и вся его семья говорят на русском, а мы с тобой — на каком-то другом.
— А ты сам как думаешь? — отвечал вопросом на вопрос медвежонок.
— Я не знаю. Я не помню! — начинал злиться Антон.
— Не злись. Успокойся. Ведь злость не ответит на твои вопросы, — останавливал его маленький медведь.
— Я думаю, что это какой-то совсем особый язык, который понимают только медведи, — грустно улыбался Антон.
— Может, и так, — отвечал медвежонок. — Я понимаю тебя хорошо…
…В тот памятный зимний день, когда Володя нашел Антона в лесу еле живого и замерзшего, он привез его к себе домой. Володя был местным егерем. Они вместе с женой Ниной и двадцатидвухлетней дочкой Аленкой постоянно жили в тайге. Коля, сын Володи, учился в интернате в Новосибирске и приезжал к родителям на каникулы.
Несколько недель все они бережно выхаживали Антона, который после долгого лежания на холоде заболел двухсторонним воспалением легких. И вообще, можно сказать, что от смерти его спасло только чудо и теплая куртка, в которую он был одет, когда Володя его нашел.
Аленка с Ниной лечили его сами. Как и все коренные жители тайги, они привыкли обходиться без врачей. Сами варили отвары, делали различные мази и настои, водили Антона в баню. И очень скоро его здоровье пошло на поправку.
Он заново учился ходить и говорить. А еще читать и писать. Оказалось, что он совсем забыл, как это делается. Аленка учила его и всегда смеялась, когда он норовил написать слово не слева направо, а наоборот.
— Удивительно, Антон, ты как первоклассник, — часто говорила она и терпеливо объясняла новый материал снова и снова.
Сначала у него получалось очень плохо. Ему пришлось учить буквы заново. Дело усложнялось еще и тем, что он практически не мог говорить. Речь возвращалась очень медленно.
Но Аленка была упорной, а еще она хорошо умела учить. Ему было трудно, но железный стержень внутри заставлял доводить начатые дела до конца. И этот раз не был исключением.
Однажды, вернувшись в дом незамеченным после своей ежедневной прогулки по лесу, он случайно стал свидетелем разговора Володи и Нины.
— Ох, Володя, хоть бы боком нам не вылез найденыш этот, — горячо говорила Нина.
— Эй, баба, ты чего? — недоумевал Володя. — Антон хороший мужик. И безобидный.
— Ох, не доведет он нас до добра. Ты хоть бы головой думал, у тебя девка в доме. А он молодой да сильный.
— Какая девка? О чем ты говоришь, Нина?
— Ну, совсем ты дурной! Какая девка? Дак Аленка наша. Молода, красива. А он… как зверюга. Ты его видел, когда разденется?
— Ну, видел и что? В баню-то мы с ним вдвоем похаживаем.
— Так он шерстью покрыт… как зверь какой. А может, он сам нечистый? Свят, свят, свят, — и Нина неумело перекрестилась.
— А ты никак в Бога верить стала? — насмешливо спросил Володя. — Вроде бы никогда в церковь не ходила.
— Не смейся надо мной. Я же переживаю. Ночей не сплю.
— Слушай меня. Не трожь его.
Но Нина не могла успокоиться:
— Но мы ж про него не знаем ничего, кто он и что. Может, он бандит какой-то?
— А ну-ка заткнись, баба-дура. Какой он бандит? Глаза разуй! Он же безобидный, это сразу видно. Скорее всего, сам пострадал от каких-то бандитов, — сердито отвечал ей Володя.
— Ну, хорошо. Нехай и так. Но может, его ищет кто? Родичи или мамка с папкой. В полицию сообщить надобно.
— Да думал я об этом, думал… Ну, сообщим мы, заберут его. Он ведь говорить толком не может, ничего им не расскажет.
Да и не помнит он ничего. По башке хорошо его огрели, да и в холоде пролежал долго. Документов нет. Кроме имени, мы о нем ничего не знаем. Он и сам не помнит. Как его родню искать? Вот пусть он пока у нас поживет. Глядишь, сам все вспомнит. А мне помощник нужен… Не трожь его. Живет и живет.
— Ох, Володя, боязно мне, — никак не сдавалась Нина.
«И они меня боятся», — внутри поднялась волна злости и ярости. Он развернулся и снова пошел к старому дереву.
Глядя на его сбитые руки, Володя понял, что он слышал их с Ниной разговор.
— Забудь, — говорил он, — ты же знаешь, бабы они слабые, всего боятся… А я-то тебе верю…
— Мне бы самому себе поверить, — угрюмо отвечал ему Антон, уходя в свою комнату.
Однако он действительно стал помогать Володе в его егерских делах, а также Нине по хозяйству. Огромная сила, которой он обладал, помогала легко справляться с тяжелой работой.
Он очень скоро понял все премудрости таежной жизни. Они вместе с Володей объезжали угодья, ходили за грибами и ягодами, на рыбалку и охоту, подкармливали зверей и следили за порядком на Володином участке.
Оказалось, что Антон — очень меткий стрелок. Когда они с Володей и Колей стреляли «на спор», Антон всегда побеждал. А еще он был удивительно ловким, сильным и быстрым. Казалось, что он мог делать много разных дел одновременно и никогда не уставал.
Он просыпался очень рано, еще до восхода солнца, выходил во двор, доставал из колодца ведро холодной воды, становился ногами на землю и выливал воду прямо на себя, чувствуя, как земля наполняет его силой, а вода возвращает бодрость.
Ему очень нравилось ходить по лесу, слушать его голос и чувствовать его силу. Лес стал частью его самого. Часто, гуляя, он останавливался и слушал шелест еловых веток, прикасался пальцами к стволам деревьев и чувствовал их дыхание. Деревья были для него живыми существами, близкими и родными.
Однажды в один из теплых летних дней он снова пошел гулять. Очень скоро оказался в чаще леса, в зарослях дикой малины. Антону очень нравилась на вкус эта лесная ягода, и он начал ее собирать. И снова уже в который раз размышлял, задавая себе одни и те же вопросы:
«Как я оказался здесь? Кто я? Есть ли у меня близкие люди? Где я жил раньше?»
Но ответов он по-прежнему не знал. Память молчала, не давая ни малейшего намека, только усиливая в душе напряжение.
«Почему? Почему это произошло со мной?» — зверь внутри зашевелился и поднял голову.
Вдруг в кустах послышался шум и хруст веток. Антон увидел, что ему навстречу идет большая медведица, объедая спелую малину с кустов.
Первой мыслью было отскочить в сторону — сработала отточенная годами реакция. Хотя испугаться он не успел. Зверь внутри заворочался, встал и распрямился в полный рост, готовый к бою…
Но вдруг в его голове снова родились слова на том непонятном языке, на котором он разговаривал со своим медвежонком.
— Мархаба, — сказал он мысленно медведице.
Она остановилась, подняла на него глаза, посмотрела пристально-пристально, а потом вдруг еле заметно кивнула головой.
— Привет! — услышал он в своей голове ответ. — Ты кто?
— Я Антон…
— Ты человек, а люди опасны для медведей.
— Я не причиню тебе вреда. Я друг.
— Хорошо, я верю тебе, Антон.
— А у тебя есть имя?
— Да, есть. Я услышала это имя от людей, и мне оно очень понравилось. С тех пор меня зовут Маша.
— Маша? Странное имя для медведицы… — в голове у Антона имя Маша прозвучало очень знакомо.
«Что-то было в моем прошлом, связанное с этим именем. Может, так звали мою маму или сестру? Или мою девушку, жену?» — в сердце вдруг появилась ноющая тупая боль. Боль от невозможности что-то вспомнить, от раздражающей безысходности и неизвестности. Он приложил руки к груди.
— Антон, что с тобой? Тебе больно? — мысленно спросила медведица.
— Да, больно… почему-то очень больно… Хотя я привык терпеть.
— Я тоже привыкла терпеть. И я тоже знаю, что такое боль… Год назад люди забрали моего маленького сыночка и увезли куда-то. Я не знаю, жив ли он теперь. Тогда я узнала, что значит боль. А где твоя мама, Антон? Ведь ты тоже чей-то сыночек…
— Я не знаю. Я ничего не помню. Совсем ничего, — боль постепенно начала уходить, однако раздражение внутри оставалось.
— Ладно, не грусти. И не злись. Ты вспомнишь свою маму. Обязательно вспомнишь. Приходи ко мне почаще, и мы будем с тобой разговаривать. Глядишь, и память к тебе вернется быстрее…
— Хорошо, Маша, я приду. Я обязательно приду… Но скажи, Маша, на каком языке мы с тобой сейчас разговариваем? — спросил вдруг Антон.
— Не знаю, — ответила Маша. — Наверное, на медвежьем… я хорошо понимаю тебя. А откуда ты знаешь этот язык?
— Я не помню, Маша… Но у меня есть маленький плюшевый медвежонок. Игрушка. Он тоже разговаривает со мной. И тоже на этом же языке.
— Слушай, Антон, а может, ты тоже медведь, а не человек вовсе? Ты же знаешь язык, на котором разговаривают медведи…
— Может, и медведь, — улыбнулся Антон. В памяти почему-то всплыло странное словосочетание Абу Дубб… Кто-то когда-то так называл его в прошлой жизни. Но кто и почему, он по-прежнему не помнил.
— А может, это особенный язык? Его знают и люди, и звери. Если они хотят общаться и слышать друг друга, — добавила медведица.
— Не знаю, — задумчиво сказал он. — Но иногда мне кажется, что все это происходит со мной во сне, а не наяву. И когда я проснусь — сразу все вспомню.
— Так и будет. Вот увидишь, Медведь.
С тех пор он ходил в лес к Маше очень часто. И всегда приносил ей угощение. Она очень аккуратно ела и потом благодарно кивала головой.
Однажды Аленка увидела его на опушке вместе с Машей и рассказала об этом отцу.
— А ты у нас медведь настоящий, — удивлялся Володя. — Все мужики наши эту медведицу боятся, а ты с ней дружить вздумал. Год назад у нее медвежонка забрали, заказ был от зоопарка московского. Так она потом на людей кидаться стала, ее даже пристрелить хотели, но пожалел я ее.
— А медвежонок? — затаил дыхание Антон.
— Что медвежонок? — не понял Володя.
— Медвежонок сейчас где?
— Так в зоопарке живет. Это хороший зоопарк. Там за зверями ухаживают, кормят хорошо, заботятся о них. Я там был. Сам видел.
— Ну, слава богу, — выдохнул Антон.
С тех пор как он встретил Машу, многое в его жизни изменилось. Он все реже стал ходить в овраг к старому дереву, зверь, живущий внутри, стал послушнее и тише.
— Наберись терпения, Медведь, не спеши. Ты обязательно все вспомнишь! — подбадривала она его. И где-то внутри он чувствовал уверенность — так оно и будет. Просто еще не пришло время.
Ему действительно стало легче, и теперь свои тренировки он перенес за сарай, где к перекладине прицепил мешок, туго набитый сеном. Он лупил его каждый день до изнеможения и чувствовал, что очень медленно начинает возвращаться к самому себе. И пусть пока он ничего не вспомнил, но что-то важное уже происходило.
На следующий день после разговора с Володей он пошел на опушку, где обычно встречался с медведицей. Он не был сентиментальным, однако так хотелось принести ей хорошие вести.
— Машенька, Машуня, умница моя… — Антон мысленно звал Машу, надеясь, что она его услышит и придет. — Машенька моя… приди, я тебе расскажу про твоего медвежонка…
Захрустели ветки, и Маша показалась из-за кустов.
— Ты знаешь что-то про моего сынка?
— Да. Я знаю, что он жив. Он живет в Москве, в зоопарке. Там его кормят и о нем заботятся. Там действительно хорошее место. Володя там был, своими глазами видел. Он сам мне вчера рассказал об этом.
— Ох, Антон… неужели это правда? Спасибо тебе, — в глазах медведицы блеснули слезы.
Антон достал из карманов несколько яблок. Он знал, что для Маши это любимое лакомство.
— Да, Машуня, это правда, правда. И я очень рад, что принес тебе эту весть. Ты помогаешь мне. И я рад, что могу помочь тебе. А еще я вот и вкусненького тебе принес…
Маша аккуратно ела яблоки и, как обычно, благодарно кивала головой.
— Эх, Антон, я всегда знала, что люди бывают разные. Есть злые, но есть и хорошие. Но ты, Антон, не совсем человек. Теперь я это точно знаю. Ты медведь, ты думаешь, как медведь, понимаешь наш язык и нашу медвежью душу… И я верю, что очень скоро ты все вспомнишь и найдешь свою маму. Она ведь тоже ждет тебя и очень волнуется…
Очень скоро и Аленка, и Володя, а за ними и Нина стали называть его Медведем.
А когда о странной дружбе медведицы и человека узнали по всей округе, это имя и вовсе приклеилось к нему. Теперь уже данное ему людьми.
Постепенно он привык жить в лесу, помогать Володе в работе, а Нине — по хозяйству. Его здоровье полностью восстановилось, понемногу он начал даже разговаривать, но по-прежнему ничего не помнил.
Время шло, и осень сменила лето, а скоро должна была прийти суровая таежная зима.
Однажды осенним вечером они с Аленкой занималась: она читала ему рассказ, а он должен был писать под ее диктовку. Он очень старался. Почему-то именно письмо давалось ему крайне тяжело. И еще он все время норовил написать слово наоборот — слева направо. Сначала Аленку это даже веселило, но в последнее время она делала ему замечания сухим, строгим, учительским голосом.
— …у нее были светлые волосы, голубые глаза и очень русское имя — Маша… — диктовала Аленка. — Пиши, Антон, русское имя Маша, — добавила по слогам.
Антон внимательно писал и вдруг почувствовал резкое головокружение. Боль появилась в затылке, как будто его ударили чем-то холодным и твердым. Она была настолько сильной и настолько неожиданной, что он согнулся пополам. Сознание начало уплывать.
— Ох… — только и смог он сказать.
— Антон, что с тобой? — Аленка кинулась к нему и успела подхватить, прежде чем его обмякшее тело опустилось на пол.
Она суетилась вокруг, принесла мокрое полотенце, потом нашатырь, побежала звать родителей, которых, как назло, поблизости не оказалось. Но он ничего этого не видел.
Где-то там, на грани сознательного и бессознательного, ему улыбалась девушка на фотографии. Светлые волосы, голубые глаза… Кажется, ее тоже звали Маша… Маша Осинцева. Кто она? Кем он ей приходится?
Потом провал… и затем два ярких пятна света… фары приближающейся машины… до деревни осталось 50 км… скоро я приеду…
Он пришел в себя от резкого запаха нашатыря.
— Антон, Антон… ну же… — Аленка хлопала его по щекам, в ее глазах застыли страх и ожидание.
— Почему? — спросил он, с трудом выдавливая из себя слова.
— Что почему? — спросила Аленка, прикасаясь к нему холодными руками. В ее глазах он заметил слезы.
— Почему ты так испугалась? — говорить было очень трудно. — Подумаешь, обычный обморок…
— Но ты же сильный. Ты очень сильный. С тобой не может случиться обычный обморок. И ничего не может… — заикаясь начала говорить Аленка. — Но я очень боюсь. Я помню, как отец привез тебя из лесу. Ты был очень слаб тогда… Я очень боялась, что ты умрешь… а теперь я боюсь, что ты снова заболеешь… Но еще больше я боюсь, что однажды ты все вспомнишь… и уедешь отсюда насовсем.
— Зачем бояться? Почему? — продолжал он выдавливать из себя слова, дышать стало немного легче. — Ты права, я сильный. Со мной ничего не может случиться.
— Но… ты можешь уехать отсюда, насовсем… а я останусь… — Аленка резко поднялась. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, Антон… Я же люблю тебя, понимаешь? — добавила тихо и, развернувшись, выбежала на улицу.
Несколько минут он продолжал сидеть на полу, неподвижно глядя в одну точку. В голове было пусто и тихо. Как после бури. В сердце тоже.
Он медленно поднялся с пола и пошел в комнату, где теперь жил. Сел на кровать.
«Вот так номер! — подумал он. — Она ведь ребенок совсем! Зачем это мне? Еще этой проблемы не хватало!» — накатила волна раздражения.
Посмотрел на полку, где стоял его талисман — маленький плюшевый медвежонок Миша, единственное, что связывало его с забытым и незнакомым прошлым.
— Привет, друг, — обратился он к медвежонку мысленно, подавив вздох, — у меня тут ситуация дурацкая… Посоветуй, что делать… если можешь…
Медвежонок смотрел на него внимательно и немного укоризненно:
— А ты действительно так долго ничего не замечал?
— Нет. А что я должен был заметить?
— Ну, как минимум, то, что Аленка смотрит на тебя влюбленными глазами.
— Нет. Я не замечал… думал, что она как подруга, как сестра, как учительница… Знаешь, она хорошая, но меня совсем не притягивает… Она же ребенок, совсем ребенок. И как быть? Не дай бог, Володя или Нина узнают… Уходить отсюда придется. А куда я пойду? Я не помню кто я и откуда. Или все же уйти? Куда? Что делать?
— А ты сам как думаешь?
— Я в замешательстве. В полном замешательстве. Знаешь, сегодня я увидел девушку, когда был без сознания. Я вспомнил — ее зовут Маша Осинцева. Почему-то ее имя, как гвоздь в моей голове. Почему? Кто она, друг? Скажи. Ведь это девушка из моего прошлого… Кто она? Сестра, жена, подруга?
Взгляд медвежонка стал суровым:
— Я не могу ничего тебе сказать. Ты все должен вспомнить сам. Это судьба. Но не нужно обижать Аленку. Она хорошая. Очень хорошая и добрая.
— Да, я знаю, знаю. Она хорошая. Но я ничего не могу ей сказать. Я ее не люблю. Я ее не хочу даже! Я вообще ее не воспринимаю… Она ребенок… Что мне делать? — Антон начал злиться.
Но медвежонок не ответил. Он вообще замолчал. Кажется, ему тоже стало обидно за Аленку…
Антон достал старые тряпки, обмотал костяшки пальцев и пошел в овраг к старому дереву.
— Хух… ненавижу… — рычал он, ударяя снова и снова по твердому стволу. Зверь внутри злился, метался и истекал кровью на сбитых пальцах…
Мокрый и потный, он вернулся в дом. Нины и Володи по-прежнему не было. Аленка подошла, не поднимая глаз, подала полотенце:
— Баня еще теплая. Сходи… — и, отвернувшись, ушла в горницу.
Он шел в баню, продолжая чувствовать злость. И только вылив
на себя ведро холодной воды, почувствовал, что зверь внутри притих и успокоился.
На следующий день Антон взял яблок, хлеба и сыра и пошел на опушку. Оставалась только медведица. Больше посоветоваться ему было не с кем.
— Маша, Машенька… Где ты, моя красавица, моя умница? Я пришел к тебе в гости… Мне так нужен твой совет. Ведь ты же женщина, хоть и медведица… Машуня, посоветуй мне, как посоветовала бы своему медвежонку… Ведь моей мамы рядом нет. Как мне быть? Что делать теперь? Мне так противно и неловко…
Медведица пришла не сразу. Потом она, как обычно, аккуратно взяла угощение и в благодарность кивнула ему головой.
— Маша, Машенька, скажи, что мне делать? — спрашивал он ее мысленно.
— Расскажи, что случилось, Медведь.
Антон рассказал все события предыдущего дня.
Медведица долго смотрела на него похожими на темные бусины глазами, потом ответила:
— Медведи всегда поступают честно. Они нападают только тогда, когда им угрожает опасность и когда нужно спасать жизнь. Ты настоящий медведь, ты примешь правильное решение и сделаешь все по-честному. Будь честным. В первую очередь с собой. А потом с теми, кто рядом. Ты все решишь сам. Я знаю. Я уверена в этом. Ты мудрый, Медведь. Именно так я сказала бы своему медвежонку…
Он поднял руку и погладил Машу по голове.
— Спасибо, Машуня. Ты права, я все решу сам. Именно так. Сам!
— Мне пора… — сказала Маша, собираясь уходить, — теперь мы долго не увидимся. Скоро начнется зима, выпадет снег и я лягу спать. Но весной я приду к тебе снова. Мы обязательно встретимся. И ты мне расскажешь все, что ты за это время решил и как поступил. И я, как мама, всегда смогу тебя понять. А теперь я ухожу. До весны. Удачи тебя, мой Медведь.
…Аленка стояла на крыльце и как будто дожидалась его. Увидев Антона, она быстро подошла и, не поднимая глаз, сказала:
— Забудь все, что я сказала вчера. Ничего не случилось. Никто ничего не знает и никогда не узнает. Клянусь. Давай просто жить. Как раньше. Ладно? — и, не дождавшись ответа, развернулась и торопливо пошла в дом.

Часть 3
Обычное егерское дело

Однажды зимним днем случилась череда событий, которые раз и навсегда изменили течение таежной жизни егеря и его семьи. А также самого Антона.
Дело было так. Володя с утра поехал объезжать угодья. Антон остался дома, помогать Нине и Аленке. Было очень много дел, а кроме того, нужно было нарубить дров и истопить дом. На улице было очень холодно — под тридцать градусов.
Он работал не покладая рук. Аленка незаметно наблюдала за ним.
С того осеннего вечера, когда она внезапно объяснилась ему в любви, ничего не изменилось. Они все жили так, как раньше, а Аленка делала вид, что и разговора такого не было. Родители ни о чем не догадывались.
Однако сам Антон стал присматриваться к ней. Аленка была невысокого роста, хрупкая и тонкокостная, совсем еще ребенок. Несмотря на эту хрупкость, имела сильный дух и упорство. Она заочно окончила институт и была по специальности ветеринарным врачом. Постоянно жила в тайге и во всем помогала отцу.
В их доме постоянно кто-то жил. Аленка часто находила в лесу раненых зверей и приносила их домой. Это было очень странно, но звери ее слушали. Не брыкались, не кусались и не убегали от нее. Она разговаривала с ними как-то по-особенному, и они принимали помощь и лечение из ее рук.
Рядом с домом был выстроен специальный сарай, где она их селила, ухаживала, пока они полностью не выздоравливали. Потом снова отпускала их в лес, на волю.
Брат Коля звал Аленку докторшей Айболитом, а сарай возле дома — звериной больницей.
У Аленки была светлая, тонкая, прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали жилочки вен, и легкий румянец на щеках. Мягкие пушистые волосы и большие голубые глаза.
С Антоном она вела себя почти так же, как раньше, лишь сам Антон мог заметить подчеркнутую деловитость и легкую сухость ее тона. Она незаметно отстранилась, как будто защищаясь от него.
Однако каждый вечер она продолжала с ним заниматься: учила писать, читать и правильно говорить, часто вслух читала романы или рассказывала ему стихи:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя…
А иногда в свободное время Володя доставал гитару. Оказывается, он очень прилично играл. Долгими зимними вечерами они сидели у печки и пели все вместе:
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Очень скоро Антон начал повторять за Аленкой стихи и подпевать за Володей песни. Постепенно он привык. Ему было хорошо рядом с этими людьми, они стали ему близкими и родными. Стали его семьей.
И только иногда во сне он видел яркое солнце и совсем другие незнакомые места. Песок… горячий песок… А еще заплаканное лицо пожилой незнакомой женщины. Она тянула к нему руки: «Антон, где ты?» — спрашивали ее глаза. Потом картинка резко менялась, а в голове, как гвоздь, появлялось имя — Маша Осинцева.
Кто она такая, Антон не помнил. Но была в этом имени какая-то незавершенность.
…В этот день исполнился ровно год с тех пор, как Володя нашел его в лесу полуживого и замерзшего. За это время Антон очень изменился. Его вряд ли можно было бы узнать. Так же, как и Володя, он стал носить бороду и длинные волосы, которые стягивал в хвост. В тайге это было очень удобно.
А вообще, здесь была совершенно другая жизнь, совсем не такая, как в городе или даже в деревне. Со своим особенным ритмом, со своими радостями и печалями.
Иногда Володя с семьей ездил в город за покупками. Антон ездил с ними только один раз. В городе ему не понравилось: много машин, людей, толчея и шум. Он чувствовал себя здесь чужим. Хотя смог понять: в своей прошлой, забытой жизни он жил в городе. Это знание пришло внезапно и прочно осело в его голове. Да, он жил в городе. Но это был совершенно другой город, так не похожий на Новосибирск. О своем открытии он никому не сказал. Даже своему маленькому медвежьему другу.
«Еще не время. Вот вспомню еще что-то, тогда и поговорю с Мишей или с Володей», — убеждал он себя.
Володя тоже не любил город, поэтому и выбрал себе работу егеря. Нина была похожа на него. Ей нравилась тайга. Она никогда не жаловалась на скуку, на тяжести и лишения таежной жизни. Как и Аленка.
Исключение составлял только Коля. Все лето он жил в тайге и помогал отцу, а осенью уезжал учиться в интернат.
Каждый раз, приезжая на каникулы, он сетовал, что в тайге скучно, а дома даже телевизора нет.
У Володи и его семьи действительно не было телевизора. А даже если бы они его купили, он был бы бесполезен: телевизионный сигнал в тайге был настолько слаб, что телевизор нормально работать не мог.
Так и жили они. Дружно, но нелегко. Терпели неудобства, но находили позитивные и светлые мгновения каждый день.
И в этот день все было, как обычно. Каждый занимался своим делом.
— Антон, собирайся, мне нужна твоя помощь, — Володя внезапно вернулся из леса, его тон был сдержан, а вид мрачен.
— Что-то случилось? — спросил Антон.
— Случилось? Ну да, случилось… Обычное егерское дело… Браконьеры. Сейчас у зверей густой и красивый мех. Они приезжают в тайгу отстреливать белок, лис, куниц, а заодно и других зверей. Кто подвернется. Настоящая беда. Убивают жестоко и много. Часто ставят капканы, страшные большие капканы, которые ломают зверям лапы. Когда зверь попадает в капкан, они добивают его по голове, чтоб мех не повредить. Я, когда объезд делал, видел в лесу следы. И еще соседа встретил, егеря из соседнего лесничества. Он сказал, что приехала к нам братва столичная пострелять. А заодно и денег подзаработать. Беспредельничают по-черному.
— Я готов, — Антон по-прежнему оставался немногословен. С тех пор как речь к нему вернулась, он говорил мало, больше любил слушать других. Или свои собственные мысли. Которые по-прежнему были на другом языке. Он понимал этот язык хорошо. Но общался на нем только мысленно. И только с собой и с медведями. Иногда ему приходило в голову поговорить об этом с Володей, да все как-то не складывалось.
Вместе они вышли на улицу и направились к «Бурану».
Лес притих в тревожном ожидании, как будто приготовился что-то слушать или наблюдать. В морозном воздухе лишь иногда слышалось тихое шуршание покрытых инеем веток да покачивание еловых лап в снегу. Серые тучи накрыли небо над тайгой плотной «крышкой». И казалось, что даже воздух пропитался напряжением, ожиданием и тревогой.
Что-то происходило в окружающем мире. Совсем незаметное, но очень значимое и весомое.
Всю дорогу молчали. Каждый думал о чем-то своем.
Антон был спокоен, однако чувствовал, что зверь внутри проснулся. Он сидел и ждал подходящего момента, чтобы выйти наружу. Появилось легкое напряжение в теле, но он усилием воли расслабился и успокоился.
Они долго ехали по заснеженному лесу, прежде чем увидели следы снегоходов, сломанные ветки и брошенные окурки на снегу. Потом услышали выстрелы.
— Быстрее! — Антон снова напрягся. Зверь приподнялся и приготовился к прыжку.
— Нет, мы должны подъехать незаметно, — Володя был опытным егерем. Он приглушил мотор, а потом и вовсе заехал за кусты и остановил снегоход:
— Идем пешком. Выстрелы совсем рядом. Они недалеко.
Несколько минут они шли тихо, аккуратно ступая по снегу.
Вскоре среди деревьев показалась небольшая поляна. На ней
они увидели такую картину: большая рыжая лиса металась, пытаясь освободить лапу, попавшую в капкан. К ней приближался невысокий коренастый парень с большой толстой палкой в руках. На другом конце поляны двое других тащили по направлению к снегоходу, спрятанному в кустах, окровавленное тело молодой косули.
— Стой! — крикнул Володя и кинулся к ним. — Стоять, кому сказал! Документы! Разрешение на охоту! Сейчас охотничий сезон закрыт!
— Мужик, ты чего? — парни остановились и бросили тушу косули на снег. — Чего ты кричишь? Мы ее нашли… не мы убили. Вот ехали по лесу, ехали, а тут косуля лежит подстреленная. Решили забрать. Не пропадать же добру.
— Это вы все в полиции расскажете. И ружья им свои заодно отдадите. Охота закрыта. Вы браконьеры. За это срок полагается, — Володя медленно приближался к ним.
Антон оставался стоять немного в стороне. Заметив какое-то движение на другом конце поляны, он резко повернулся и увидел, что парень, который шел к лисе, застрявшей в капкане, вдруг остановился, вскинул ружье и прицелился прямо в Володю. Зверь внутри почувствовал опасность, собрался и встал в полный рост…
Он не успел ничего подумать. Наверное, это был просто инстинкт…
«Медведи нападают только тогда, когда им угрожает опасность…»
Настоящее звериное рычание разорвало тишину, а затем прозвучал короткий стальной хлопок выстрела.
Человек с ружьем на другом конце поляны как будто приподнялся на цыпочки, а затем плавно стал оседать на землю.
Володя остановился и повернулся к нему:
— Антон… Антон, это ты? Это ты сделал?
— Он хотел тебя убить, — очень спокойно и ровно сказал Антон, как будто убивать людей было для него обычным делом. А потом вдруг добавил несколько слов на языке, который постоянно звучал в его голове.
Услышал свой собственный голос и вздрогнул. Сердце забилось часто-часто. То ли от совершенного поступка, то ли от звука собственного голоса, произносящего незнакомые, но почему-то очень родные звуки…
Зверь внутри торжествовал, человек же был в полной растерянности.
«Я убил его?» — пронеслось в голове.
— Эй, егерь… Мы… мы хотим договориться… — вдруг подал голос один из браконьеров.
Володя повернулся к ним, а Антон продолжал стоять с ружьем в руках, пытаясь понять, что же он сделал. Потом медленно опустил ружье на снег и пошел по направлению к лежащему телу.
Стрелял он метко. Очень метко. Поэтому сомнений в том, что случилось с человеком, который сейчас лежал перед ним на земле, никаких не было. Красное пятно растекалось по снегу, окоченевшие руки продолжали сжимать винтовку.
— Он мертв… — Антон как будто наблюдал за собой со стороны. Он слышал свой собственный голос и не узнавал его.
Антон-медведь был доволен, он выиграл этот бой. Антон-человек был в состоянии шока. Первый раз в жизни он убил… убил человека. Осознание приходило не сразу, а постепенно, накрывая горячей волной по позвоночнику. Он почувствовал, как по спине потекли ручейки пота…
— Слушай, мужик, — выступил вперед один из браконьеров, — друг твой человека сейчас убил. На наших глазах. Ему тюрьма светит.
И прежде чем он успел сказать что-то еще, Антон оказался рядом с ним. Еще мгновение — и браконьер с разбитым носом оказался на земле.
— Вот и хорошо. Тюрьма так тюрьма, — хмуро сказал его зверь. — Хоть за одного гада, хоть за двух. Поэтому прибью и тебя сейчас тоже…
— Эй, не надо, слышь, не надо, — браконьер вытирал рукавом нос, пытаясь подняться, — не бей… я ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу…
— И тебе тоже светит тюрьма, — хмуро добавил Володя, заметив на руках парня татуировки, которые обычно бывают у тех, кто побывал в местах лишения свободы, — тем более что ты там уже бывал. Только освободился и снова туда охота? Вы браконьеры. Оказали сопротивление при задержании. Случайно своего застрелили. Я егерь, работу свою делаю. А ты зачем в лес полез? Да еще из мест заключения недавно… Как думаешь, кому поверят? Мне или тебе?
— Ну и гнида ты… — браконьер все никак не мог встать.
Антон снова подался к нему.
— Не… не надо, — тот закрыл лицо рукой, — не бей… больно…
— Не нужно ругаться, пожалуйста, — вмешался второй браконьер заискивающим тоном. — Может, разойдемся полюбовно? Мы сейчас уезжаем. Все это, — он показал на тушу косули, — оставляем тебе… И никому ничего. Друг твой на воле. И мы на воле тоже. Никто ничего не видел и ничего не слышал… Идет? Давай, егерь, решай…
Несколько минут Володя думал.
Антон же в это время как будто выключился. Мысленно он был совсем в другом месте.
Он видел жаркое солнце пустыни, а потом зал суда… Почему-то он стоял на трибуне и говорил оправдательную речь… самому себе, потому что в качестве и прокурора, и адвоката, а также обвиняемым был один человек — он сам…
— А как же друг ваш? — услышал он как сквозь сон голос Володи.
— А он нам совсем не друг. Это водитель. Он из местных. Мы его за деньги наняли.
— Ладно… — выдохнул Володя. Решение далось ему непросто. — Косулю забирайте. И никто никого не видел, никто ничего не слышал… Мотайте отсюда. Быстро, пока я не передумал.
Браконьеры подхватили тушу и поспешили к своему снегоходу. Володя подошел к Антону, обхватил его за плечи и с силой тряхнул:
— Ну что делать будем, герой? Человека ты убил… Антон! Ты меня слышишь? Антон! — и он снова тряхнул его за плечи.
— Знаю я, — Антон как будто вынырнул откуда-то и вдруг почувствовал огромную усталость. Она навалилась на плечи, а потом медленно заполнила каждую клеточку его тела. Хотелось лечь и уснуть. Немедленно. Прямо здесь. Казалось, что каждая минута растягивалась до бесконечности. Он мотнул головой и почувствовал, что зверь внутри успокоился и окончательно затих.
Раздался звук отъезжающего снегохода. Это спешили уехать браконьеры, пока егерь не передумал.
Антон продолжал стоять, находясь в ступоре, а Володя подошел к убитому и начал обыскивать карманы его одежды. Из внутреннего кармана он достал немного денег и водительское удостоверение.
— Медведкин Иван Михайлович, — прочитал вслух. — Прости, друг! Ты сам виноват…
А потом они долго рыли снег и замерзшую землю. Рыли ножами и саперными лопатками, которые всегда были у Володи с собой. Прошло несколько часов, прежде чем небольшая яма была готова. Здесь они его и похоронили.
Все это время работали молча. Когда закончили, Володя достал фляжку с водкой, которую он всегда брал с собой в тайгу. Сам пить не стал, но протянул Антону:
— Выпей. За упокой раба Божьего Ивана… убиенного… — и эти слова были так непривычны в устах Володи.
Антон выпил. Напиток обжег ему гортань, он закашлялся.
И вдруг перед глазами всплыла странная картина: темная ночь, кабина грузовой машины и сосредоточенное лицо Ивана… того самого Ивана, которого они вместе с Володей только что похоронили.
«Кажется, я встречал его в своей прошлой жизни…» — подумал он, но больше ничего вспомнить не мог, как ни старался.
«А может, мне это только кажется… стресс все-таки», — поднес фляжку ко рту и глотнул еще раз.
Под воздействием алкоголя тело налилось горячей тяжестью.
Он протянул фляжку Володе:
— А ты?
— Я не… мне нельзя…
— Почему?
— Да… так… Нельзя и все. Свою цистерну в жизни уже выпил. Ладно, поехали… поздно уже. Лису нужно освободить из капкана. Аккуратно только, смотри, чтоб не укусила. Аленке ее увезем, у нее лапа сломана, она сейчас в лесу не выживет. Давай, быстрее!
— Да, я сейчас, — Антон поднялся и пошел по направлению к капкану.
— Слышь, Медведь! — крикнул ему вслед Володя. Антон остановился и повернулся.
— Заруби на носу. Никому. Ничего. Никогда. Сегодня ничего не было. Браконьеры драпанули, мы их не догнали. Только спасли лису. И все. Понял?
— Понял. А как же браконьеры? Они никому не скажут?
— Уверен, что не скажут. Видно же, что ребята на зоне уже побывали. Они туда совсем не хотят снова. Ладно, стрелок, поехали, пора…
Так у них с Володей появилась общая тайна.
Вернулись они поздно. Привезли с собой больную лису, и Аленка сразу кинулась ей помогать: покормила, обработала и завязала лапу, унесла в свой звериный сарай.
«Удивительно, — думал Антон, глядя на то, как Аленка суетится рядом с лисой. — Животные ее слушают, как будто она понимает их язык. А может, она понимает тот язык, на котором я думаю и разговариваю с медведицей Машей и своим плюшевым другом? Интересная она, эта Аленка».
Однако совершенный поступок не шел у него из головы. И это вытесняло все другие мысли и чувства.
«Неужели я сделал это?! Я убил человека…»
Вспомнились слова молитвы, появилась потребность обратиться к Богу.
Он часто вспоминал Бога и часто разговаривал с ним про себя. В такие минуты память снова приоткрывалась и он видел себя маленьким мальчиком, стоящим в храме.
«Господи Иисусе Христе», — всплывало в голове.
«Значит, там, в прошлой жизни, я был христианином», — думал он. И от этого на душе становилось тихо, спокойно и тепло.
Как-то он спросил Володю, верит ли он в Бога.
— Верить-то верю, как не верить, — отвечал Володя. — Здесь в тайге без веры нельзя. Но в церковь никогда не ходил, молитвы не читал. Не приучен. Да и не умею. Пионером был, комсомольцем. Потом, когда в армии служил, в партию вступил. В Ленина верил… А где он сейчас тот Ленин? — и Володя горестно вздыхал. — А Бог… Наше поколение не знало его. Вот и я не знаю…
Самому Антону верить было необходимо. Потому как был в его душе такой уголок, который наполнялся светом молитвы и поддерживал его всегда. И это делало жизнь особенной, осмысленной, важной.
Сейчас после всего, что случилось, ему хотелось снять груз с души, исповедаться и раскаяться. Но как это сделать, он не знал. Не помнил.
Он чувствовал, что не сможет справиться сам. Хотелось побыть наедине, подумать и в молитве попросить поддержки у Бога.
Он оделся и собрался пойти на опушку, туда, где летом встречался с медведицей Машей. В последний момент что-то вспомнил, вернулся в дом и взял с собой своего маленького плюшевого Мишу.
— Антон, ты куда? Уже темно, на улице очень холодно… Сегодня ночью до сорока градусов! — крикнула ему вслед Аленка.
— Пусть идет, — понимающе сказал Володя, — ему нужно побыть одному.
«Моя медведица Маша сказала, что медведи могут нападать только тогда, когда им угрожает опасность. Опасность угрожала Володе. Я не хотел стрелять, но если бы я этого не сделал, Иван выстрелил бы в Володю…»
Он пришел на опушку и опустился на землю возле старой сосны. Прислонился спиной к ее стволу и закрыл глаза.
Несколько минут сидел, чувствуя, как крепчает мороз, как мерзнут лицо и руки, как начинает коченеть тело.
Однако он продолжал сидеть, чувствуя твердое прикосновение соснового ствола к своей спине и ощущая любовь и поддержку, которым делилось с ним дерево.
Минут через пятнадцать он понял, что окончательно промерз. Достал из кармана своего маленького медвежонка.
— Миша, скажи, что мне делать? Я человека убил, — обратился он к нему.
— Это судьба. За все в мире нужно платить. Человека ты не вернешь. Но поверь мне, все закономерно… Помолись за него и попроси прощения у Бога… Ты же сам этого хочешь. А он действительно выстрелил бы в Володю, если бы не ты… Нельзя отвести неизбежное…
«Что здесь правильно, а что нет? Я не знаю! — думал Антон, сидя под большой сосной. — Я спасал Володю, дорогого и близкого человека. Человека, который год назад сам спас мне жизнь. Как я должен был поступить? Что я мог сделать? Что?»
«Ничего нет ценнее, чем жизнь человеческая», — вдруг всплыло из подсознания.
«А если, спасая жизнь одного человека, ты лишаешь жизни другого? Как быть?»
Но ответа не последовало. Вместо этого в голове прозвучали странные слова: «На войне как на войне…»
И этот ответ очень понравился его зверю. Он поднял голову, повернулся внутри, заворочался. Но потом успокоился и снова затих…
Сквозь макушки сосен просвечивало темное глубокое небо, наполненное миллионами точек-звезд. Морозный воздух обжигал легкие, а на лес опускалась легкая дымка. Мороз крепчал.
Антон сидел на опушке, прямо на снегу. Его сознание скользило по самому краю. Он снова и снова пытался понять и переосмыслить все случившееся.
Он сильно замерз, но не мог пойти в теплый дом. Что-то держало его здесь, на опушке.
«Холодно… пора уходить», — он попытался встать.
Вдруг почувствовал резкую боль в голове, как будто его затылок ударился о твердый обледеневший камень… Он глубоко вздохнул и попытался расслабить застывшее тело. Ему это удалось с трудом. Особенно замерзли ноги, он их совсем не чувствовал.
В какое-то мгновение его сознание скользнуло вниз… и вдруг перед его глазами появилась картина: зимняя сибирская ночь, лесная дорога, он идет по этой дороге, его ноги очень замерзли, прямо как сейчас… А там, впереди, стоит тот самый Иван… Иван, которого он сегодня убил. Он не один. Рядом с ним еще какой-то человек. Они курят недалеко от большой машины, застрявшей в сугробе. Курят и смотрят на него.
Он ухватился за кончик этого воспоминания и попробовал, как нить, потянуть его на себя, чтобы вспомнить хоть что-то еще. Но подсознание снова захлопнулось, как дверь на сквозняке.
Одно он понял точно, и это понимание постепенно переросло в уверенность: с Иваном они встречались раньше. В той прошлой, далекой жизни, которая осталась за пределами его памяти.
Он продолжал стоять, пока не понял, что совсем не чувствует тела, оно окончательно замерзло.
Лес молчал, только похрустывали на морозе сосновые ветки, качаясь под легким ветром. Медведица Маша крепко спала в своей берлоге, а маленький плюшевый Миша просто молчал, предлагая ему самому все вспомнить и утверждая, что нельзя отвести неизбежное. Он все вспомнит. Обязательно вспомнит. Когда придет время. Но пока это время еще не наступило…
Антон развернулся и, с трудом перебирая замерзшими ногами, пошел к дому.
Володя сидел за столом. Перед ним стояла початая бутылка водки. Впервые за то время, пока Антон жил в этом доме, он увидел подобную картину.
— Садись, Медведь, выпьем, — сказал Володя не совсем трезвым голосом.
— Володюшка, не надобно. Не пей! — как-то жалобно попросила Нина. — Ты потом сызнову начнешь… Тебе же пить нельзя ни капли.
Антон не понимал, что происходит. Его телу было холодно, душе — тягостно… Он подошел к столу и тоже налил себе водки в стакан. Залпом выпил. Потом взял со стола бутылку и протянул ее Нине:
— Убери…
— Эй, что значит убери? Ты че командуешь, Медведь? А ну-ка на место поставь, баба-дура, — сказал Володя, повернувшись к Нине. — Я сказал! — его язык еле ворочался, с трудом проговаривая слова.
— Почему тебе пить нельзя? — спросил Антон, обращаясь к Володе.
Тот не ответил. Вместо него ответила Нина:
— Пил он раньше. Ох и пил! Запойный был… Потом в городе лечился. Много раз. Коль сейчас пить начнет — не остановишь. Нельзя ему.
— Но ты же всегда с собой фляжку с водкой возишь? — снова обратился Антон к Володе.
— Дак то ж так, для пущей надобности: протереть что иль к ране приложить… Он ее не пьет, — снова ответила за мужа Нина.
— А сегодня выпить надо… Обязательно! — вмешался Володя, с трудом выговаривая слова. — Причина у нас…
— Причина? Какая? Ты же сам сказал — браконьеры… обычное дело. Или я чего-то не знаю? — Нина продолжала допрос.
— Володя… — Антон почувствовал, как напряглось все его тело, — пошли выйдем… — и, подхватив Володю под руки, потянул его на улицу.
— Ты же сам сказал, что это наша тайна, — Антон говорил громким шепотом, — наша тайна… и ты никому не скажешь.
— Не скажу… — Володин язык заплетался, он медленно сползал в пьяную полудрему.
— Это наша тайна, понял? — Антон тряс Володю за плечи, но тот уже провалился в пьяный сон. Подхватив под руки, Антон втянул его в дом и, не замечая укоризненного взгляда Нины, опустил на кровать.
— Ох, беда, беда! — причитала Нина. — Напился Володюшка… Как жить-то будем?
— Нина! — позвал Антон. — Тихо! Замолчи! Не нужно…
— Я-то замолчу… А жить-то как будем? А? Может, скажешь? Ты ж у нас все знаешь, Медведь?
— Не бойся, — сказал он тихо, но твердо. — Не будет он пить больше. Обещаю я.
Нина затихла и пристально посмотрела прямо ему в глаза. Он выдержал это, наблюдая, как недоверие, наполнявшее ее взгляд, уступило место огоньку надежды. И когда он почувствовал, что она окончательно успокоилась, развернулся и снова вышел на улицу.
«Я человека убил… Что же мне делать? Как с этим жить? А может, пойти в полицию и все рассказать?» — пришла в голову мысль. Он почувствовал своего «внутреннего прокурора», который всегда обвинял. Зверь внутри него зашевелился и приподнял голову, недовольный его выбором.
«Хорошо. Придешь в полицию и скажешь: “Я Антон, Медведь. Живу в лесу, ничего о себе не помню. Я человека убил. Но этот человек — браконьер, он напал первым. Я защищался. Защищал жизнь друга. Я не виновен”. Так что ли?» — спросил странный насмешливый голос «внутреннего адвоката».
«А хотя бы и так. Совершил преступление и должен понести за него наказание!» — продолжал настаивать внутренний голос.
«А что есть наказание? Посадят в тюрьму. И что? Убитый человек от этого не воскреснет, а моя жизнь будет сломана… Искупление должно нести урок, а не разрушение…»
Он стоял на морозе, уже совсем промерз и устал от этого внутреннего самокопания, когда услышал шум возле Аленкиного звериного сарая.
— Антон, — позвала его из темноты Аленка. — Холодно! Иди сюда!
Он повернулся и пошел на звук ее голоса.
— Мороз крепчает. Замерзнешь, — продолжала она.
Он сделал несколько шагов и зашел в сарай. Он весь был устелен сеном, на полочке стояла свеча, наполняя помещение теплой пеленой полумрака.
Несколько минут он молчал, чувствуя, как отходит от холода тело, как мягко обволакивает полумрак и тепло…
— Как тут лиса поживает? — его голос разорвал плотную пелену тишины. Он посмотрел на загон, в котором сидела, скрутившись клубком, большая рыжая лиса, спасенная ими сегодня от верной смерти.
«Володю спас… лису спас… а человека убил…» — снова пронеслось в голове. Но больше ничего он подумать не успел. Теплые Аленкины ладони коснулись его лица, она обняла его за шею, а потом поднялась на цыпочки и очень нежно, но как-то по-детски поцеловала его в губы.
Большой зверь заворочался внутри и проснулся… Он почувствовал свою силу, свою мужскую медвежью силу… Больше думать и анализировать он ничего не мог.
«Что ты делаешь?! Опомнись!» — кричал голос внутри.
Но медведь был сильнее. Намного сильнее. И эта девушка, которую он обнимал, принадлежала только ему. Он зарычал от удовольствия и вместе с Аленкой опустился на душистый стог сена…

Часть 4
Зачем в тайге паспорт

Возьми, — Володя протянул ему конверт, — теперь ты гражданин России…
— Что это? — Антон взял конверт и заглянул внутрь.
— Это твой паспорт.
— Паспорт? Неужели он нашелся? Где?
— Нашелся… как бы не так, — мрачно пошутил Володя. — Он не нашелся… он появился.
— Я ничего не понимаю, — Антон достал паспорт из конверта, открыл и прочитал: — Медведкин Антон Михайлович. Это я что ли?
— Ты, ты…
— А как?..
— Не спрашивай, — Володя почесал затылок, — хотя… Заплатил я деньги в паспортном столе, договорился там. Документы поменял. Помнишь того мужика, что ты пристрелил?.. Проверил я. Он одинокий, родственников нет никаких, нигде не светился, не судился. Короче, чистый… Вот договорился… имя поменяли в документах везде — и все. Теперь у тебя есть паспорт.
— А зачем мне паспорт? Тем более чужой… Ты же сам говорил, что в тайге паспорт не нужен.
Володя вздохнул, видно, что этот разговор давался ему нелегко:
— Ну, мало ли что…
— Например что? Ну, Володя, говори…
— Да… мать наша ругается. Каждый день меня пилит. Говорит, вам с Аленкой жениться нужно. А как без паспорта жениться? Никак.
— Жениться? Зачем? — Антон никак не мог понять, что хочет ему втолковать Володя. Володе же было очень неловко и как-то не по-мужски говорить на эту тему.
— Да не знаю я. Отстань! — Володя развернулся и быстрым шагом ушел прочь.
Они разговаривали во дворе. Только-только пришла весна, начал таять снег, солнце было ярким и теплым. Воздух благоухал свежестью и чистотой.
Антон какое-то время стоял на месте, потом вернулся в дом. Сел на кровать, взъерошил волосы.
Медвежонок Миша сидел на прежнем месте — на полке возле кровати. Он посмотрел на него, а потом спросил:
— Объясни мне, друг, что хотел сказать Володя?
Медвежонок несколько минут молчал:
— Он не хотел сказать. Он сказал. Тебе нужно жениться на Аленке.
— Почему? Зачем?
— Неужели ты не понимаешь?
— Нет. Не понимаю.
— Скажи: ты ее любишь?
— Я не знаю. Нет, наверное. Хотя она мне очень нравится и мне хорошо с ней.
— Вот. Тебе с ней хорошо. Еще бы. А она-то тебя любит.
— Но я не хочу жениться. Зачем?
— Неужели ты не понимаешь? И Володя, и Нина знают о вашей близости. Это для них дело чести, понимаешь? Так принято. Девушка должна выйти замуж.
— Где принято? В тайге?
— Среди людей. Неужели ты не помнишь этого?
— Нет, не помню. Глупо как-то. И что же теперь делать?
— Не знаю. Тебе самому решать…
«Да уж, решать точно нужно самому», — он понимал, что ему нужно побыть в одиночестве.
Поднялся с кровати и вышел на улицу. Потом подумал и пошел на опушку леса, где обычно встречался с медведицей Машей.
«Она скоро проснется, и мы с ней встретимся. Она обязательно посоветует мне что-то дельное», — думал он, направляясь к старой сосне.
Опустился на уже по-весеннему рыхлый снег, спиной прислонился к родному дереву, закрыл глаза. Он чувствовал смятение, а в голове была полная неразбериха. Обижать никого не хотелось, но и принимать решение вопреки самому себе он тоже не мог.
Наверное, он уснул, а может, просто провалился в небытие. Перед глазами вновь появились незнакомые места, жаркое солнце, выжженная земля. Потом он увидел женщину. Ее лицо было таким невыносимо родным, что сердце сжалось в комок. Кто она? Антон по-прежнему не помнил…
Она стояла, протянув к нему руки:
— Антон… Антон… Ты жив? — он видел на ее лице, искаженном мукой, слезы.
— Я жив… не плачь! — хотелось крикнуть ему, но как он ни напрягался, не мог произнести ни звука.
Потом лицо женщины вдруг изменилось. Он увидел, что она держит на руках младенца. Присмотрелся внимательно и узнал Деву Марию. Теперь он сам протянул к ней руки:
— Матерь Божья, — вырвалось из груди. — Что делать? Скажи…
— Скажу, сынок… — он почувствовал мягкое тепло в сердце. — Прости себя сначала. Сам себя прости. А потом в храм сходи. Исповедуйся. Тут недалеко источник есть целебный. Но мало кто про него знает. Иди в лес и построй рядом с источником небольшой храм или часовню… Я благословляю тебя на этот труд. Ты искупишь все, а я приду к тебе туда и принесу благодать… И твое сердце навсегда станет свободным. А потом все вернется… Все обязательно вернется… И все случится в свое время…
Ему стало так хорошо и уютно на душе от этих слов, что он расслабился. Но вдруг он увидел перед собой еще одну женщину… Светлые волосы, светлая кожа… и имя Маша… Маша Осинцева… Кто она? Он по-прежнему не помнил. Но имя стучало тупой болью в голове, и от этого внутри снова шевелился зверь.
Когда он очнулся, понял, что просидел на опушке несколько часов. Солнце уже село, и в лесу царил полумрак.
Он сбросил оцепенение и прислушался к себе. Зверь приподнял голову.
— Кто она, эта Маша Осинцева? Кто? — спросил он сам себя вслух. — Надоела, — добавил сквозь сомкнутые губы и плотно сжал кулаки.
«…построй там небольшой храм или часовню…» — вдруг прозвучало эхом в голове.
И в это самое мгновение он почувствовал внутри себя три части… Первая — это зверь, который жил в нем: Антон-медведь, вторая часть — он сам, Антон-человек, и третья часть та, что стремилась к Богу: Антон-душа…
Человек находился посередине между той силой, что тянула его вниз, но помогала выжить — его животной природой, и той силой, что поднимала его вверх и помогала верить — его божественной сутью. Остаться без них он не мог, потому что его человеческое существование имело смысл только в соединении воедино природы зверя и величия духа. Иногда кто-то из них брал верх. И Антон-человек погружался полностью в эту часть, исследуя новое пространство. Мир зверя он знал хорошо. Пришло время познакомиться с миром духа.
Он тряхнул головой и пошел по направлению к дому.
Аленку он встретил во дворе. Она кормила собак, которые жили в их угодьях.
— Антон, где ты был? Я волновалась. Скажи, все в порядке? — спросила она обеспокоенно.
— Да, все хорошо. Аленка, а где у вас тут церковь есть?
— Церковь? Какая церковь?
— Православная. Далеко?
— В деревне есть. Но я там ни разу не была. А тебе зачем?
— Мне нужно срочно туда поехать. А ты в Бога веришь, Аленка?
— Верю конечно. Я даже крещеная. Бабушка тайком от родителей меня крестила. Давно. Но в семье не принято об этом говорить, да и в церковь мы не ходим. А зачем тебе?
— Исповедаться хочу и благословения попросить.
— Благословения? Для чего?
— Есть у меня два важных дела. Во-первых, храм хочу построить.
Здесь, в лесу, возле источника. Небольшой храм во имя Пресвятой Богородицы. А во-вторых, жениться на тебе.
Аленка покраснела:
— Ты так сказал, потому что родители тебя достали, да?
— Нет. Не поэтому.
— А почему? Я же знаю, ты меня не любишь…
— Да… ты права. Я не умею врать, — он горько улыбнулся. — Мне очень хорошо с тобой, но любовь… Может, я не знаю, что это такое? Может, мужчине важно что-то другое? Или я вообще не умею любить?
— А может, где-то там, в прошлой жизни, у тебя есть любимая девушка или жена?.. — продолжила Аленка.
— Моя прошлая жизнь осталась в прошлом, — отрезал Антон. — Сейчас в моей жизни есть ты. Я обещаю, что буду тебя уважать, заботиться о тебе и быть всегда рядом. Хочешь быть со мной, Аленка? Решай, прямо сейчас.
— Я очень этого хочу! — выдохнула она.
— Тогда ты должна знать обо мне все. Хорошее и плохое.
— Я и так все про тебя знаю.
— Нет. Не все. Вернее, ты ничего про меня не знаешь. Я сам про себя ничего не знаю. Я не помню кто я и откуда, но в моей голове постоянно крутятся слова на незнакомом языке. Я знаю этот язык очень хорошо. Лучше, чем русский. На этом языке я разговариваю с медведицей Машей, а еще… со своим плюшевым Мишей.
— С каким плюшевым Мишей? С игрушкой?
— Да. С ней. Но не думай, я не сумасшедший. Медвежонок мне отвечает.
— Я не думаю. Я знаю, что ты прав. Со мной тоже звери разговаривают, и деревья, и лес… Никто не верит, но я-то знаю.
— Слушай дальше. Ты должна об этом знать. Я… человека убил.
Аленка приняла эту новость спокойно:
— Расскажи, если хочешь.
— Да. Хочу. Ты должна знать.
И он подробно рассказал ей обо всем.
— Поэтому мне в церковь нужно. Исповедаться.
— Хорошо. Я скажу родителям, и мы поедем в церковь. Нужно — значит нужно. А что мне все рассказал — это хорошо. Я никому никогда не скажу. Я за тебя и в огонь пойду и в воду, — Аленка смотрела на него широко распахнутыми синими, как небо, глазами, — я умру за тебя, если скажешь…
Антон не слушал. Он смотрел и думал, какая у нее белая тонкая кожа, какие воздушные и светлые волосы, какая ладная и точеная фигурка… Странно, что раньше он этого не замечал.
Местный священник оказался очень приятным и доброжелательным. Он выслушал Антона внимательно. О чем они разговаривали и что происходило за стенами церкви, никто не знает, но после посещения храма Антон стал спокойнее, собраннее и увереннее в себе.
К великой радости Нины вскоре они с Аленкой поженились. А потом, по настоянию Антона, венчались в церкви.
В комнате, которую Нина с Володей выделили молодым, вскоре появились иконы, а рядом с кроватью на тумбочке теперь всегда лежала Библия.
Время шло. Весна незаметно растворилась в лете. В тайгу пришло тепло. Природа расцвела, наполнилась силой и жизнью.
— Володя, у меня к тебе разговор есть, — обратился Антон как-то утром к Володе, когда они завтракали, сидя за столом.
— Говори, — Володя повернулся к Антону.
— Знаешь, я обещание дал…
— Обещание? Какое?
— Обещание храм построить.
— Храм? Какой храм?
— Ну, небольшую часовню или храм рядом с нашим источником. Батюшка говорит, что источник этот целебный.
— Источник и вправду целебный, — задумчиво проговорил Володя, — на себе не раз проверял… А кому ты пообещал сделать это?
— Даже не знаю, как сказать. Богородице обещал. Мысленно. Батюшке местному обещал. Самому себе. Да какая разница? Нужно мне это сделать и все! Баста! Поможешь?
— Ну что ж, хорошее дело… Хоть я и не верующий, но крещеный…
— А почему не верующий? — спросил Антон.
— А бог его знает, — сказал Володя, и оба засмеялись.
— Наверное, ты верующий, — предположил Антон, — просто сам об этом не знаешь.
Володя улыбнулся, но улыбка была невеселой и немного вымученной:
— Знаешь, меня как раз наш источник от пьянки спас… — Володя тяжело вздохнул. — Ничего не помогало. Пил я безбожно после армии. Я ж в Афгане служил. Тяжко было, вот и пил. Никак не мог бросить. Да и не хотел, наверно. Лечился, кодировался. И снова пил. А потом забрел однажды в чащу, попил воды — и как отрезало. Если б кто из мужиков рассказал — я б не поверил… Но было-то со мной.
— Вот и батюшка говорит, что источник этот целебный. Если там выстроить деревянную часовню и купель, люди туда будут приезжать помолиться, попить воды целебной и омыть тело… Может, поможет вода целебная еще кому-то так же, как помогла тебе…
— Правду говоришь. А помочь-то я чем могу?
— Давай вместе начнем дело это. Сам я не осилю.
— Тут и вдвоем не сладить… Ладно, поговорю с мужиками местными, может, и придумаем чего.
Сказано — сделано. Собрались все «лесные люди», поговорили, посоветовались и решили: будем строить.
Небольшую часовню во имя Пресвятой Богородицы поставить решили недалеко от целебного источника, а рядом с источником — купель.
Местный батюшка вдохновил своим благословением, жители окрестных деревень деньги собрали, чтоб строительство начать. И закипело дело.
Маленькая часовня строилась быстро. Каждый из строителей, работая абсолютно бесплатно, чувствовал радость и ощущение важности своей работы.
Антон отдавался работе полностью. Он ездил в город, закупал строительные материалы, встречался с властями, улаживал юридические формальности. Оказывается, он очень хорошо умел это делать.
А вечерами, вернувшись домой, он торопился быстро сделать все домашние дела, а затем брал яблоки, сыр и хлеб и шел на опушку леса, чтобы встретиться со своей любимой подругой — медведицей Машей.
— Маша, Машенька, красавица моя, где ты? Приходи, я вкусненького тебе принес. Это я, твой Медведь.
И Маша выходила из-за кустов, аккуратно брала угощение и благодарно кивала головой.
— Хорошее ты дело делаешь, Медведь, — мысленно говорила она ему. — Может, в людях больше хорошего проснется. Больше сострадания и любви. Ведь так много в них жестокости…
— Я очень надеюсь на это, Машенька… Но я должен рассказать тебе историю, которая случилась со мной зимой. Я, Машенька… человека убил…
И он рассказал ей все, что с ним случилось. А также про то, как получил он паспорт Ивана.
— До сих пор мне это покоя не дает. Хоть и исповедовался я.
— Ох, Медведь, забудь. Придет день, и ты поймешь, почему случилось так, а не иначе. Ты же веришь в Бога. А значит, на все воля Божья. И даже на то, что ты сделал, воля его… Неужели ты думаешь, что может что-то случиться без его согласия?
— Знаю я, Машуня, знаю. Но, а как же: не убий? Я же заповедь нарушил, согрешил, — Антон задумался, а потом добавил: — Это мне покоя не дает.
— Но ведь ты не хотел убивать. Неумышленно это совершил. И ты раскаялся. Учись прощать себя, сынок. Да, оступился. С кем не бывает. Но ты исповедался. Вот часовню строишь. Все правильно. И не нужно чувствовать себя виноватым. Вина разъедает душу, как уксус. Живи и делай то, что ты делаешь. А жизнь обязательно поступит с нами по справедливости. Но, кажется мне, сынок, что-то мучает тебя еще. Так?
— Так, Машуня. Так. Все чудятся мне две женщины. Одна пожилая. Плачет и зовет меня. Я не знаю, кто она, но чувствую, что она мне близкая и родная. Я слышу ее боль. А вторая… вторая просто есть. Ее зовут Маша. Так же, как и тебя. Она меня злит. Очень. Но я не помню, кто она такая.
Медведица посмотрела на него как-то по-особенному:
— А может, та… пожилая — это твоя мама?
— Мама? — Антон даже удивился такому простому предположению.
— Да, мама, — подтвердила медведица. — Ты уехал так же, как мой медвежонок уехал от меня. Но я его помню и люблю. Может, твоя мама ничего о тебе не знает, она очень волнуется, поэтому плачет… Она тебя ищет и ждет.
— Мама… — Антон пробовал это слово на вкус, произносил его с разными интонациями, — мама…
И вдруг в какой-то момент он понял. Откуда-то из глубины сердца пришла уверенность: да, это его мама!
— Мама, — произнес он вслух. — Но я ничего не помню! Кто она, где живет, как ее зовут? Как я могу ее найти? — он почувствовал себя в тупике.
— Ты обязательно найдешь ее, — успокаивала его Маша. — Ведь ты же настоящий медведь. Ты сильный, настойчивый, честный. Ты обязательно найдешь к ней дорогу…
А на следующее утро Антон вместе с Володей снова шли к часовне. Строительство подходило к концу, приближался тот день, когда последний гвоздь будет забит и часовня будет открыта.
Мужики работали с энтузиазмом, объединенные одним общим делом. И даже странным казалось то, что за все время строительства никто не пил. Как будто они дали негласное обещание друг другу или кому-то еще, хотя ни разу не обсуждали этого. И вообще, разговаривали мало, больше работали.
Антона уважали и называли не иначе как Медведь. Он был на стройке главным. Оказалось, что он разбирается в разных вещах. Например, у него очень хорошо получалось общаться с представителями власти и различных других организаций. Он обладал умом и удивительным чутьем. Просматривал сам все документы и договоры. А еще он имел огромную силу и не гнушался любой работы. Поэтому среди строителей он стал авторитетом, лидером.
И ему все мужики очень нравились, он легко находил с ними общий язык.
Но был все же один человек, который вызывал в нем странные и противоречивые чувства.
Звали этого человека Витек. Он был из деревенских, тех, кто пришел помогать строить храм. Деревень в округе было две: Березовая и Покровка. Витек был из березовских.
Что заставило его прийти на стройку, сказать трудно. Верующим он не был. Работать не любил, зато очень любил крутиться на глазах и быть в центре событий.
Может, причиной тому послужил факт, что о странном строительстве в лесной чаще узнали в Новосибирске и прислали съемочную группу подготовить сюжет для новостей. «Засветиться по телику» для некоторых деревенских было очень значимым событием. Возможно, именно поэтому Витек и оказался на стройке.
Антон часто наблюдал за этим парнем. Иногда у него возникало странное чувство, что этого человека он где-то видел раньше. Но память по-прежнему хранила от него свои тайны, скрытые за тяжелой кованой дверью.
Однажды, когда мужики расположились на обед, Антон обратил внимание на Витька, который отошел в сторону и достал из кармана телефон. Телефон явно был очень дорогой, и это не вязалось с внешним видом самого Витька, вечно задерганного, неопрятно и бедно одетого.
«Интересно, откуда? Откуда у него такой дорогой телефон?» — подумал Антон и сам удивился своим мыслям.
Оказывается, он хорошо разбирается в марках телефонов. Наверное, и еще во многом.
«И все-таки очень хочется знать, кто я и почему я здесь… Что я умею или умел в той, прошлой жизни? Где я жил? Чем занимался? Где я работал и что любил делать?»
В последнее время он часто чувствовал внутри много каких-то знаний, но никак не мог понять каких и зачем они ему. Иногда неожиданно всплывали кусочки воспоминаний, и он понимал, что знает или умеет и то, и это, и еще что-то… Забытье возвращало ему память, как будто отдавало старые долги. Очень медленно и неохотно.
«Сколько мне понадобится лет, чтобы все вспомнить? Пять? Десять? Или больше?» — думал он, глядя на Витька, который сидел в стороне и играл на телефоне в какую-то игру.
Ответить на этот вопрос он не мог.
Зато после таких исследований самого себя у него возникало ощущение, что он переходит реку по тонкому льду. Ступает осторожно-осторожно, но лед предательски хрустит под ногами и только он успевает сделать следующий шаг, как на том месте, где он только что стоял, образуется полынья. Появлялось ощущение опасности, и зверь внутри поднимал голову. В последнее время он научился его усмирять через дыхание. Он садился и начинал ровно и глубоко дышать. И зверь успокаивался. Тогда он начинал напрягать память. Но она по-прежнему молчала, а сердце ждало. Оно готово было ждать вечность. Лишь бы вспомнить. Лишь бы найти самого себя.
Иногда в минуты отчаяния он снова и снова спрашивал своего медвежонка Мишу:
— Скажи мне, друг, когда я смогу все вспомнить? Ведь так мучительно жить в неведении… Сколько для этого мне понадобится лет?
Обычно медвежонок отвечал одинаково. И крайне неохотно. А последний раз неожиданно сказал:
— Не так долго, как ты думаешь. Но всему свое время… Наберись терпения и жди. Нельзя отвести неизбежное…
А тем временем часовня была достроена. В один из дней она была освящена местным батюшкой.
Сюжет показали по телевизору, и очень скоро в часовню стали приезжать и приходить люди. Они были не только из окрестных деревень, но и из Новосибирска и других городов. Говорили, что само место, на котором была построена часовня, и сам источник обладают целебной силой.
Поэтому каждый сюда приходил за чем-то своим. Кто-то просил о помощи, кто-то приносил слова благодарности, кто-то поправлял здоровье. Но были и те, кто приезжал просто из любопытства. Их Антон научился отличать по скучающим лицам и пустым глазам.
Антон ходил к часовне каждый день. Он просыпался до восхода солнца и, пока Аленка еще спала, шел к источнику. В любую погоду он обливался ледяной водой и обращался к Пресвятой Богородице:
«Помоги мне, Матерь Божья, вспомнить, кто я такой и откуда. Помоги мне найти мою маму. Как ее зовут? Где она живет? Прости мне все мои грехи, совершенное убийство прости. Спасибо тебе за все. За Аленку, за мою медведицу Машу. За тех людей, что рядом. И особенно за этот великий и прекрасный лес… Я дышу вместе с ним, я живу вместе с ним…»
Богородица смотрела на него с иконы и как будто повторяла слова маленького медвежонка:
— Скоро, скоро ты все вспомнишь… Не торопись… всему свое время.
Иногда он останавливался, глядя на икону, слушая шелест лесных деревьев. Останавливался и чувствовал самого себя. В такие минуты он прислушивался к тому, что лилось из сердца, просто наблюдая весь этот процесс, не пытаясь в него вмешаться или остановить.
«Я Антон. Я чувствую в себе три силы, которые, объединяясь воедино, создают меня. Это три очень разные силы. Но они не могут существовать во мне по отдельности. А я не могу существовать без них.
Я Антон. Медведь. Зверь. И эта часть меня сильна и жестока. В ней много агрессии и злости. Но мой зверь просыпается тогда, когда мне нужна его огромная сила, когда нужно защищать то, что дорого, и отстаивать свои позиции. Мой зверь может убить. Но он никогда не нападает первым. Он беспощаден к врагам и всегда защищает близких. Мой зверь дает мне здоровье, желание жить и бороться. Это сила земли и сила природы.
Я Антон. Человек. Я знаю, что есть добро и зло, что есть справедливость. Я умею слушать лес и разговаривать с деревьями. Умею понимать, дружить. Со мной можно пойти и на охоту, и в разведку. Я никогда не предам, потому что умею ценить все настоящее. Это сила моего сердца.
Я Антон. Дух, душа. Я чувствую потребность идти путем духа. Готов служить высшему идеалу — Богу. Это наполняет мою жизнь смыслом и состраданием. Я понимаю, что только через сострадание я могу полностью реализовать и раскрыть себя. Это сила той божественной искры, что живет внутри…»
А лес шумел, наполняя его тело покоем и повторяя следом за ним: «…внутри… смотри… внутри…».

Часть 5
Маша и Медведь

Прошло полтора года с тех пор, как он жил в егерском хозяйстве. Золотой сентябрь начался новым сезоном охоты. Осень раскрашивала деревья разноцветными красками, превращая лес в невероятное, сказочно красивое место. Она навевала ностальгию и легкую печаль и, обрывая золотые листья с берез, напоминала о том, что все в этом мире бренно. И хотя дни были по-летнему жаркими и солнечными, легкая, почти незаметная изморозь на опавших листьях по утрам была весточкой новой скорой зимы. Очередной суровой таежной зимы…
Володя с Антоном, как обычно в это время, наводили порядок в хозяйстве. Кроме того, регулярно выезжали в лес. Открывался сезон охоты на лосей и косуль. Нужно было тщательно следить за множеством приезжих, которые желали поохотиться.
Антон не любил это время. Ему было жаль зверей, но охота в это время разрешалась законом и его задача заключалась только в том, чтоб многочисленные охотники не переходили рамки дозволенного.
В этот день он проснулся рано и, как обычно, пошел к часовне. Было еще совсем темно. Первые лучи солнца несмело пробивались сквозь тучи, но совсем не проникали в лесную чащу, и от этого создавалось впечатление чего-то волшебного, нереального.
— Здравствуй, Богородица, — обратился он к иконе, помещенной над входом в часовню. Он всегда здоровался с ней, и ему казалось, что она ему отвечает.
Пошел в купальню, набрал полное ведро воды, разделся…
В голове вдруг родились слова на незнакомом языке. Теперь он мог легко перевести их на русский.
«Приготовься! Скоро в твою жизнь придет самум!»
Что такое самум и почему к нему нужно готовиться, он не знал. Вернее, наверное, знал, однако совсем не помнил. Но только в сердце проснулась тревога. Совсем незаметная, но постоянная и изматывающая.
Он взял ведро и поднял его над головой. Еще мгновение — и ледяная родниковая вода коснулась его тела.
«Самум — это ветер. Ядовитый ветер в пустыне. Мельчайшие частицы песка поднимаются в воздух и двигаются вместе с воздушной массой. Этот ветер несет смерть…»
Несколько минут он стоял голый, с ведром в руках.
«Откуда я это знаю? Пустыня. Опять пустыня. Ведь я постоянно вижу женщину с заплаканными глазами, а рядом песок, выжженная земля, пустыня… Значит, я там был. Или жил? Нужно спросить у Володи, где в России есть пустыня. Может, там и есть мой дом…»
Он продолжал стоять, потом наклонился и поставил ведро:
«Самум — это ветер пустыни… Почему я должен к нему готовиться? Неужели он может прийти сюда, в тайгу?»
«Нет… не в тайгу, — прозвучало в голове, — в твою жизнь. Самум придет в твою жизнь…»
Он ничего не понял, но тревога усилилась.
Когда он вернулся в дом, Аленка еще спала. Он тихонько прошел мимо кровати, взял в руки своего плюшевого медведя и снова вышел на улицу.
— Скажи, друг, — обратился к нему. — Почему я вспомнил про самум? Это место, где я раньше жил? Я жил в пустыне?
— В пустыне, — ответил ему медвежонок.
— Это далеко отсюда?
— Далеко. Очень далеко.
— А как я здесь оказался?
— Скоро ты все узнаешь… — ответил медвежонок. Впрочем, так он отвечал всегда.
— А самум? При чем тут самум?
— Ни при чем. Он, как любой ветер, просто случается. И несет с собой перемены… И тебе тоже…
Он вернулся в дом и увидел Володю, который пил чай, сидя за столом.
— Садись, — позвал он Антона.
Антон сел, тоже налил себе чаю.
Володя шумно прихлебывал, откусывая большие куски хлеба с вареньем, с наслаждением ел:
— Послушай, Медведь, — он допил чай и потянулся за чайником, чтоб налить себе снова. — У нас сегодня охотники будут на участке. Нужно присмотреть за ними. А мне в деревню поехать нужно. Кое-какие документы там забрать. Да и в магазин Нина собралась. Говорит, все продукты уже закончились.
— Хорошо, Володя, не волнуйся, я присмотрю за ними.
— Присмотри… ты ж сам знаешь. За ними глаз да глаз нужен…
— Обязательно присмотрю. Езжай спокойно.
— Вот и ладненько, — Володя с облегчением выдохнул.
Охотников было человек десять. Они использовали старую как
мир тактику. Несколько человек шумели и загоняли зверей прямо на стрелков, которые стояли на номерах через равные промежутки, перекрывая зверю путь.
Антон слышал в лесу шум, значит, охота началась. Он подождал какое-то время, а потом решил подойти поближе, посмотреть хоть издалека, что там происходит. Ведь охота была разрешена не на всех зверей, а только на лосей и косуль.
Он пошел на шум к месту недалеко от опушки, на которой всегда встречался со своей медведицей Машей, и немного углубился в лес.
Увидел в кустах одного из стрелков, который стоял на номере. Он напряженно ждал, пока загнанный зверь не появится на поляне. Антон присмотрелся и узнал того самого Витька, который приходил из деревни Березовой на строительство храма.
«У него еще телефон модный, дорогой был», — почему-то вспомнилось ему.
Витек был напряжен, он ждал. Ему было важно не промахнуться. Послышались выстрелы, значит, «зверь пошел». Антон заметил, как напрягся Витек, как вскинул он ружье…
А затем Антон услышал шум сломанных веток и топот звериных ног.
Что случилось в следующее мгновение, он не мог детально воспроизвести, поскольку действие разворачивалось стремительно.
Кусты раздвинулись, и из лесной чащи на поляну выбежала большая и красивая медведица. Это была Маша.
Вероятно, она пришла на опушку, потому что ждала встречи с Антоном, и случайно попала в загон.
Антон увидел, что Витек прицелился…
И в это самое мгновение он почувствовал все три своих начала. Почувствовал из глубины сердца… Антон-зверь, защищаясь, нападал… Антон-человек спасал то, что дорого… Антон-дух встал на путь сострадания и самопожертвования…
Горячая волна наполнила тело, поднимая его над землей…
— Не-е-ет… — он выскочил из своего укрытия и, прикрывая Машу собственным телом, бросился на Витька. Прогремел выстрел.
Правое плечо обожгло острой болью, он почувствовал, что рубашка сразу стала влажной.
«С Машей все в порядке», — мелькнуло в голове. Затем сырая и вязкая темнота открыла свои объятия и поглотила весь окружающий мир…
«Самум пришел…» — всплыло на самом краешке сознания и потухло.
В это время Аленка закончила готовить обед и вышла на улицу. Она ждала, когда родители вернутся из деревни, а Антон — из леса.
Она стояла на крыльце и прислушивалась. Где-то совсем недалеко, на опушке, прозвучало несколько выстрелов. Странное волнение поднялось в ее груди.
«Хоть бы Антон скорее вернулся, хоть бы с ним все было хорошо», — ее любящее сердце всегда было рядом с мужем. Больше она ничего подумать не успела. Сухой хлопок выстрела вдалеке — и она почувствовала резкую боль в правом плече. Как будто пуля ранила ее.
«Антон! Что-то случилось с Антоном!»
Первой мыслью было бежать на опушку.
«А вдруг ему нужна помощь, медицинская помощь?» — она вернулась в дом и, чувствуя боль в плече, собрала в пакет вату, бинты и кое-какие медикаменты и поспешила на крыльцо.
В этот момент она увидела, что из лесной чащи прямо по направлению к дому бежит большая медведица. Та самая медведица Маша, с которой дружил ее Антон.
Аленка стояла как вкопанная и смотрела, как та приближалась к дому. Медведица остановилась совсем недалеко и подняла на нее глаза.
Аленка посмотрела в эти глаза и поняла — с ее любимым точно случилась беда.
— Антон! — крикнула она. — Маша, скажи, где Антон?
Медведица кивнула головой в сторону леса, как будто поняла вопрос, а затем развернулась и побежала обратно. Аленка кинулась за ней.
«Быстрее! Быстрее! — звучало в висках. — Только бы успеть, только бы с ним все было хорошо…»
Он лежал лицом вниз. Его тело было неподвижным. Золотые листья, опавшие с деревьев, постепенно становились красными.
— Антон! Антон! — она прикладывала ухо к его груди, щупала пульс.
Она суетилась, накладывала повязку, чтобы остановить кровотечение, но привести в сознание его никак не могла. Аленка чувствовала свою полную беспомощность и растерянность.
Все это время медведица стояла рядом. Иногда она подходила ближе, наклонялась над Антоном и лизала его лицо, потом отходила снова.
— Антон! Пожалуйста, не умирай! — по щекам Аленки текли слезы.
И вдруг она почувствовала мягкое тепло. Оно коснулось ее сердца и разлилось по телу. Аленка подняла глаза к небу.
— Господи! — вырвалось из ее груди. — Помоги… Я никогда не просила тебя, Господи!.. Я не умею молиться и никогда до встречи с Антоном не ходила в храм. Но я всегда верила в тебя и знала, что ты есть. И ты любишь нас всех, детей своих… Господи! Спаси его! Спаси моего любимого!
Она стояла на коленях на ковре из желтых листьев. Ее руки были перепачканы кровью. Рядом умирал ее любимый и родной муж… А она не могла ничем ему помочь, только просить Бога о помощи и прощении…
— Скажи мне, Господи, что я должна сделать, чтобы он жил? Я сделаю все… — и она снова заплакала.
— Не плачь, — услышала она вдруг голос в своей голове. — Он будет жить. Он настоящий медведь. Он обязательно выживет. И вернется. К тебе. И ко мне тоже.
Аленка даже растерялась. Она не поняла, кто с ней разговаривает. А потом, подняв глаза, встретилась со взглядом медведицы.
— Он выживет, — говорили эти глаза, — жизнь всегда поступает с нами по справедливости. Все медведи в это верят… И ты поверь, пожалуйста…
Аленка продолжала смотреть Маше в глаза.
— Его в больницу нужно. Срочно! — услышала она снова в своей голове. Затем медведица осторожно попятилась назад, развернулась и быстро скрылась в лесной чаще.
— Аленка, доченька! Антон! Где вы? Что случилось? — прямо через поляну к ним бежал Володя, за ним еле успевала Нина.
— Папа, папочка, Антон ранен! Его срочно нужно в больницу! — Аленка кинулась к отцу.
В это самое мгновение она заметила, что на поляне есть еще один человек. Он лежал за кустами, недалеко от того места, где был Антон. Лежал и стонал. Ружье валялось неподалеку.
— Помогите, — позвал он слабым голосом.
— Что с тобой? Что с Антоном? Что тут случилось? — спросил Володя, подходя к Витьку.
— На меня эта бешеная медведица напала, — торопясь говорил Витек. — Лапой как даст! Я и улетел. Упал. А встать не могу. Наверное, перелом.
— А Антон? Что случилось с Антоном? Это ты его?
— Дак то нечаянно я… Он сам выскочил, когда я эту бешеную медведицу хотел пристрелить.
— Тебя бы самого, гад, пристрелить, — сквозь зубы сказал Володя.
…А где-то там, на самом краю сознания, на той самой черте, что разделяет жизнь и смерть, зимним вечером в большой грузовой машине ехали трое: водитель Иван, Антон и третий — тот самый Витек, который только что хотел убить его Машу…
Острая боль привела его в сознание. Он открыл глаза и увидел себя в машине. В Володином «Жигуленке». Рядом сидела заплаканная Аленка. А еще рядом с ним сидел… Витек.
— А я тебя вспомнил, — через силу сказал Антон. — Это вы с Иваном тогда, зимой…
— Антон, молчи, пожалуйста. Тебе нельзя говорить, — Аленка умоляюще подняла на него глаза.
Он замолчал, но пристально посмотрел в глаза Витьку. Там он увидел панический страх и узнавание.
— Турист, это ты что ли? Как же так? Живой… А я думал… Знаешь, Иван-то того… пропал, — заикаясь заговорил Витек.
— Так это тот изверг, что в лесу тебя тогда бросил? — грозно начал Володя.
И это было последнее, что он слышал, прежде чем снова потерять сознание.
«Маша, Маша, радость наша…» — звучала детская песенка где-то совсем рядом.
Антон открыл глаза. Палата реанимации, но он в палате не один. Рядом на кровати маленькая девочка, а с ней на стуле женщина, тихо напевающая песню.
— Кто здесь? — спросил он.
Женщина встала, подошла:
— Ну что, герой, очнулся? — спросила она. На ней был белый халат и шапочка. Наверное, доктор.
— А я где?
— В больнице, конечно. Тебе вообще повезло, можно сказать, что ты в рубашке родился, Антон Михайлович. Чудом ты жив остался. Пуля прошла навылет, но при этом не повредила ни один из жизненно важных органов. Да и помощь тебе оказали быстро. Семья у вас дружная. Сильно волнуются за тебя. Там, в коридоре ждут. Позвать?
— Позовите… А девочка эта… Что с ней?
— Уже, слава богу, все хорошо… но тоже с того света вернулась, бедняжка. Водитель пьяный сбил.
— Ее Маша зовут?
— Маша. Мария Сибирцева. Детдомовская.
— А сколько ей лет?
— Недавно пять исполнилось. Так твоих звать или нет?
— Зовите, зовите…
Докторша вышла, и уже через минуту в палату быстро вошла Аленка:
— Антон… дорогой мой, любимый… ну и напугал ты нас… — она наклонилась и нежно поцеловала его в щеку.
— Не волнуйся. Я же обещал, что всегда буду рядом с тобой. И буду. Ты же знаешь, медведи честные и обещаний не нарушают. Я же настоящий медведь. А еще меня в лесу ждет Маша. Мне нужно очень ее увидеть, прежде чем она ляжет спать.
— Увидишь. Обязательно. Но пока тебе нужно побыть в больнице.
— Да, я знаю. Но я быстро поправлюсь, — он попробовал улыбнуться.
Девочка на соседней кровати заворочалась во сне.
— Давай потише, — улыбнулся Антон. — Машу разбудим.
— Да, давай. Бедный ребенок. Тут в больнице все ее жалеют. Родители погибли, когда она совсем крошкой была. Родных никого нет. Растет в детдоме, так еще и пьяный водитель чуть насмерть не задавил. А ты? Скажи, как ты?
— Нормально я, не волнуйся, Аленка, — и он одной рукой притянул жену к себе.
Она притихла, прижавшись к нему, а потом вдруг сказала:
— А кстати, знаешь, у Витька перелом позвоночника оказался в нескольких местах. Врачи говорят, что ходить он вряд ли теперь сможет, наверное, инвалидом останется.
Антон промолчал. Он вдруг ясно вспомнил тот день. Поездку с таксистом. И большую машину, которую тот остановил. Вспомнил Ивана с Витьком и как ходил отдавать куртку. Он даже вспомнил аэропорт. И то, что он туда прилетел. Но вот откуда — вспомнить не мог.
Он лежал тихо и неподвижно, боясь спугнуть наплывшие воспоминания, пытаясь выхватить хоть что-то еще.
Аленка подумала, что он уснул. Она наклонилась и снова нежно его поцеловала. И был этот поцелуй таким родным и приятным, что Антон расслабился и действительно нырнул в забытье.
А уже через несколько дней его перевели в обычную палату, опасность миновала. Он восстанавливался на удивление быстро. Но тело было еще очень слабым. Он много лежал и много думал, все чаще возвращаясь мыслями к той морозной ночи, которую вспомнил. Но поскольку помнил по-прежнему не все, хотелось восстановить истинную картину давних событий.
Ему пришла в голову мысль: надо найти Витька, ведь он тоже здесь, в больнице, и расспросить его обо всем, что тот знает.
На следующий день он пошел по больнице, осторожно заглядывая в палаты.
Витька нашел быстро. Тот очень испугался, увидев его:
— Я не виноват… ни в чем перед тобой не виноват… — начал он заикаясь.
— Рассказывай, — Антон подвинул стул и сел рядом с кроватью.
— Что рассказывать? — Витек по-прежнему заикался.
— Все. С самого начала. Как ты меня чуть не убил второй раз — я прекрасно помню. Расскажи, как это было в первый раз.
— Я не убивал… не хотел… ты сам…
И Витек начал рассказ о событиях той ночи, а Антон вспоминал, как будто фонариком высвечивал кусочки мозаики из темноты. К концу рассказа в голове Антона были восстановлены все события того вечера, которые сложились в одну картину. Но вот откуда он прилетел? И зачем? К кому? Эти вопросы по-прежнему остались без ответа.
— А документы мои где? Куда дели? — спросил устало.
— Дак сожгли… следы-то прятать надобно было. Вот у меня только телефон твой и остался. Но я вернуть могу! — Витек его явно боялся. Тем более что Антон уже поправился, а сам Витек теперь был беззащитным и слабым.
— Ладно. Оставь. Тебе и так Маша за меня отомстила…
— Какая Маша? Не было никакой Маши. Была большая бешеная медведица… Она на меня всей своей тушей навалилась. Жаль, что пристрелить ее не успел.
— Заткнись! — Антон наклонился низко. — Заткнись, мразь! Еще раз увижу тебя в лесу — пристрелю, как твоего дружка Ивана. И никто тебя, падаль, в тайге не найдет. Понял? И молись Богу, что инвалид ты теперь, иначе прямо сейчас прибил бы…
— Не трогай меня! — Витек поднял руки. Его лицо скривила гримаса страха. — Я на помощь звать буду!..
— Ага… зови. Тебе теперь никто не поможет. Сам себе ты подписал приговор. Я тебя везде достану.
— Нет! Нет! Не достанешь. Меня суд будет судить по закону за причинение тебе телесного вреда. А я на суде скажу, что ты мне угрожал.
— А заодно расскажешь на суде, как вы с дружком обобрали меня и бросили зимней ночью в лесу без сознания, на верную смерть…
В это время в палату заглянула медсестра:
— А, вот вы где, Медведкин. Вам на процедуры пора.
— Ладно, — Антон встал, — живи. Свидимся. Молись Богу, пока время есть.
Когда он вышел, Витек долго смотрел ему вслед, а потом горько, по-детски заплакал. А ночью у него внезапно остановилось сердце. Врачи были в недоумении: как такое могло случиться? Молодой, здоровый организм… И только одна старая медсестра, накрывая простыней тело Витька, сказала:
— Видно, весь свой ресурс парень израсходовал. Всю свою жизнь на пустяки растратил. Ничего себе не оставил…
Когда он вернулся, в палате было тихо. Антон подошел к кровати, лег спиной к входу. Никого не хотелось видеть. На душе бушевала буря. Было тяжело в груди, он не мог нормально дышать. Болело сердце.
«Вот он и пришел… самум. Только легче от этого не стало. Кто я? Откуда приехал сюда и зачем? Не помню. Жаль, даже Миши со мной нет. Поговорить не с кем. А так охота. Эта ярость, которая поднялась внутри, только разбередила рану, но не помогла понять и вспомнить».
Он закрыл глаза и начал медленно дышать. Так он теперь усмирял своего зверя. Еще один вдох и выдох… И вдруг сердцу стало легче. Как будто с груди сняли тяжелый камень. Он понял, что простил… И Ивана, и Витька, и самого себя…
«Я Антон, я дух, душа… Я иду путем Христа, а значит, путем любви и сострадания. Я никого не жалею, ибо жалость есть качество гордыни и противопоставления… Я сострадаю и прощаю. Прощаю и отпускаю… Через сострадание я очищаю свою душу, свое сердце.
Да, в моей жизни много испытаний. Но на все воля Божья. Я знаю, что не по силам не дается. Значит, у меня много силы… Я Антон, я дух, душа, Божья искра… я все могу. Ибо во мне сила Бога».
В это время кто-то легко прикоснулся к его спине. Он повернулся и увидел маленькую Машу. Она начала выздоравливать и ее тоже перевели из реанимации в палату. Она очень привязалась к Антону, поэтому сразу пошла по больнице его искать, хотя и была еще крайне слаба.
— Маша! Машенька! Зачем ты встала? Тебе же нельзя! — Антон повернулся к ней и взял за худенькие плечи.
— Я искала тебя, Медведь, — сказала Маша с той непосредственностью, на которую способны только дети.
— Почему ты меня искала?
— Ну как? — искренне удивилась она. — Ты сказку знаешь про Машу и Медведя? Так ты же мой Медведь. Я тебя искала-искала и наконец-то нашла…
Антон-человек почувствовал в горле ком. Он молча притянул Машу к себе, крепко обнял.
— А как ты узнала, что я твой Медведь? — спросил тихо.
— А я всегда это знала. Знала, что где-то есть мой Медведь… как в сказке… Мой папа… — добавила девочка.
— Папа… — повторил Антон.
Перед глазами вдруг появилось лицо той самой пожилой женщины, которая в его видениях плакала и звала к себе. Его мамы. А рядом появилась еще одна фигура — пожилого мужчины с грустными и добрыми глазами в домашнем костюме.
— Папа… — еще раз повторил Антон.
— Да, папа. Ты же мой папа? Скажи, Медведь. Да? — спросила Маша.
Комок снова перекрыл горло. Он сделал над собой усилие, сглотнул:
— Да, Машенька. Я твой Медведь. Я твой папа.
Девочка промолчала, только уткнулась ему в грудь лицом и затихла.
Антон-человек глубоко вздохнул и тоже затих.

Часть 6
Абориген

Новость о его решении усыновить маленькую Машу Аленка приняла как должное. Оказывается, она и сама об этом думала с тех пор, как услышала в больнице историю девочки.
Володя отнесся к решению молодых спокойно. А вот Нина метала громы и молнии:
— Нет! Вы только на него посмотрите! Решил он! Надо же! Решальщик главный! Он все сам решать может! Зачем ему советоваться со старшими? Вместо того чтоб самим детей рожать, они найденыша в мой дом хотят привести…
Первой не выдержала Аленка:
— Нет, мама, не в твой дом, а в наш, общий. Хотя, если пошел такой разговор, мы с Антоном в деревню уедем. Там дом снять — не проблема. Устроимся на работу и будем там жить. И тебе мешать не будем.
Такого поворота событий Нина не ожидала:
— В какую деревню?! — кричала она. — Ты смотри на нее, какая умная! Кто тебя туда отпустил? Разрешил тебе кто?
— А мне ничье разрешение не нужно. Только мужа. А он со мной сразу согласится, если узнает, что ты против Маши.
Нина замолчала. Ее переполняли негодование и злость, но она чувствовала, что если все это выйдет наружу, она может лишиться дочери навсегда.
Точку в разговоре поставил Володя. Он долго слушал препирающихся женщин, а затем сказал:
— Все! Хватит! Маша будет жить с нами. Я так решил. А в этом доме я главный. Или кто-то считает по-другому? — и он повернулся в сторону Нины.
Спорить с мужем Нина не стала, хотя затаила в душе обиду.
Процедуру усыновления было решено начать, как только Антон вернется из больницы.
Он уже почти выздоровел, но доктор считал, что ему необходимо еще какое-то время побыть в больнице, чтобы окрепнуть.
Время шло. Золотые листья полностью осыпались с деревьев. Осень торопилась завершить свои дела и длинными ночами напоминала о том, что скоро, совсем скоро снова наступит зима.
Маленькая Маша совсем поправилась и ее выписали. В день выписки она пришла к Антону:
— Мне грустно, Медведь…
— Почему, малыш? Не грусти. Скоро я выйду из больницы и заберу тебя к нам.
— А ты и правда меня заберешь?
— Правда. Обещаю.
— Честно-честно?
— Честное медвежье.
— Как это — честное медвежье? — Маша заулыбалась.
— Это значит самое-самое честное…
— Хорошо. Я буду тебя ждать.
— Я приду. Обязательно приду за тобой.
— А я увижу тебя в окно и побегу навстречу…
— Да, Машенька, так все и будет…
А потом Маша уехала. Он ходил по больничному коридору и чувствовал себя очень одиноко. В теле поднялось напряжение и необъяснимое, невероятное волнение.
«Что происходит со мной?» — думал Антон.
«Может, какая-то опасность?» — спрашивал Антон-медведь.
«А может, предчувствие?» — не мог успокоиться Антон-человек.
«Или испытание?» — продолжал Антон-дух.
Он не мог объяснить, что с ним происходит, но все тело сжалось, как будто приготовилось к прыжку. Сначала он дышал, потом читал молитвы, но все никак не мог успокоиться. Ноги сами понесли в холл, где обычно собирались больные, чтобы по телевизору послушать последние новости.
Он никогда туда не ходил. Жизнь в лесу выработала привычку обходиться без телевизора.
Но напряжение не покидало. Он чувствовал, что ему нужно живое присутствие других людей рядом. Поэтому он и пошел туда, в холл, к людям.
По телевизору как раз шли новости. В холле собралась почти вся больница. Когда он вошел, услышал голос диктора и окончание фразы, которую тот только что произнес:
— …на берегах Персидского залива. Столкновения с курдами продолжаются на северной территории Ирака…
А затем пошла запись репортажа. Вдруг Антон услышал речь. И прежде чем переводчик перевел сказанное, до него дошло — он понимает… Понимает этот незнакомый язык, который звучал сейчас с экрана. Понимает без перевода.
Это тот самый язык, на котором он думал, на котором он разговаривал с медведями и с самим собой… Это был его родной язык, впитанный с молоком матери.
— Джумхурия-аль-Иракия, — повторил он вслух. И от звука собственного голоса почувствовал небывалый всплеск адреналина внутри. Тело напряглось, обливаясь холодным потом. А затем, как файлы в компьютере, в его голове начали всплывать воспоминания. Еще… еще… и еще…
Мама, папа, братья и сестры, родной город Багдад, пустыня… Вот университет, общежитие. И смешное прозвище Абу Дубб… Потом суд, трибуна и его выступление в защиту обвиняемого. Он вспомнил свое имя, имена родителей, братьев и сестер, домашний адрес и даже номер сотового телефона мамы…
Воспоминания теснились в его голове, торопились, наползали друг на друга, а потом наконец-то занимали свое место.
В какой-то момент он почувствовал, как закружилась голова, заломило в висках. Весь мир остановился и замер в ожидании. Как будто затаив дыхание. Но ему не хотелось больше думать и вспоминать. Потому что сразу он вспомнил все. И эта новость принесла ему такую невыносимую радость и такую невероятную боль одновременно, что он просто обессилел.
Повернулся и медленно пошел к себе в палату.
«Нужно маме позвонить, сказать, что я жив и здоров», — подумал устало.
Все остальное вдруг показалось таким мелким и неважным. Он лег на кровать и от огромного перенапряжения сразу погрузился в забытье.
…Прошло две недели. За это время многое изменилось в жизни Антона и его семьи. Здоровье полностью восстановилось, и его выписали из больницы.
Он дозвонился своим родителям в Багдад. Они были очень счастливы узнать, что он жив, и с нетерпением ждали его обратно.
Теперь он знал ответы на все вопросы, которые мучили его раньше. Единственный вопрос, на который он по-прежнему не мог ответить: как и почему он оказался в России. Но сейчас это его совсем не волновало. Самым важным стало возвращение домой.
Эта мысль — вернуться поскорей домой — захватила его полностью. Он как будто не замечал всего, что происходит вокруг: грустные, заплаканные глаза Аленки; медведица, которая приходила уже дважды и ждала его на опушке, но он так и не пришел к ней; пылившийся в углу маленький плюшевый медвежонок Миша.
А еще маленькая девочка по имени Маша, которая каждый день выглядывала из окна спальни детского дома на дорогу и ждала…
— Документы лучше делай на свой российский паспорт, — советовал Володя, — быстрее будет.
— Да, да, ты прав, — Антон очень торопился. — Там, в Ираке, разберусь. Главное — побыстрее вернуться домой… А там все решим.
Володя молчал, только закуривал и уходил на улицу.
Первой не выдержала, как всегда, Нина. Когда документы уже были почти готовы и вещи собраны, она внезапно завела разговор:
— Вот уж правду люди говорят: сколько волка ни корми, он в лес смотрит. Вот и с тобой, зятек, так вышло. Говорила я Володе, ненадежный ты человек, найденыш. Таким и оказался.
— Почему ты так говоришь, Нина? — Антон как будто опомнился.
— А как я сказать могу? Володя тебя неживого в лесу нашел, мы тебе помогали, от смерти спасали. Было? Было! А ты нам в ответ чего?
— Чего? — не понял Антон.
— А ты нам вот чего… Аленка теперь вдова при живом муже… бобылка… Володька вон есть перестал. Закурил, хоть десять лет не курил. Переживает, что ты уезжаешь. Медведицу приручил… Она приходит вон на опушку, я сама видела, только тебе теперь уже не до нее. Ребенку пообещал, что заберешь ее из детдома… Маше маленькой… Она ж поди ждет тебя, надеется. А ты уже передумал. Вот и скажи, как это называется? Не знаешь? А я тебе отвечу — предательство… Самое что ни на есть предательство и подлость. Приучил к себе, приручил и бросил…
— Нина, пойми, я свою семью нашел. Они меня уже похоронили, не надеялись видеть живого. Мне нужно к ним… срочно…
— Да понимаю я. Разве я изверг какой? Но что ты нашел и что теряешь, никто не знает… Вот и подумай…
Но думать было некогда. Было только желание поскорее уехать, вернуться домой, обнять близких.
Однако уехать, не попрощавшись с медведицей, он не мог, поэтому в день отъезда все же нашел время пойти на опушку. Воздух, наполненный прохладой, напоминал, что со дня на день Маша должна будет спать.
Антон стоял на опушке, смотрел по сторонам и, как обычно, звал:
— Маша, Машенька, красавица моя. Это я, твой Медведь. Приходи ко мне. Я тебе вкусненького принес…
Медведица вышла из-за кустов, как будто давным-давно здесь ждала. Аккуратно взяла угощение, кивнула благодарно головой.
— Где ж ты был, Медведь? — спросила. — Я так долго ждала тебя. Мне же уже спать пора ложиться.
— Я все вспомнил, Маша. Кто я и откуда. Я нашел своих родителей и возвращаюсь к ним. Я очень счастлив.
Медведица посмотрела на него очень внимательно своими бусинами-глазами:
— Ну что ж, Медведь, хорошей тебе дороги. Спасибо за все. За то, что жизнь мне спас. За то, что про медвежонка моего мне весть принес. Что был рядом. Ты хороший. Ты теперь мой сынок тоже. Жаль, что уезжаешь. Но, наверное, так и должно было случиться… Знаешь, ты стал медведем, настоящим медведем. Но так и не смог стать русским… аборигеном, лесным человеком. Очень жаль. Но жизнь есть жизнь. И она всегда поступает с нами по справедливости.
— Маша… Машенька, — вдруг вырвалось у Антона. — Прости меня… я не смог. Действительно не смог. Но я вернусь к тебе, вернусь… — и добавил смущенно: — Или… всегда буду тебя помнить…
Медведица кивнула головой:
— Скоро начнется зима. Я не знаю, найду ли тебя здесь, когда проснусь. Но я буду видеть тебя в долгом зимнем сне, сынок… и где бы ты ни был, я всегда мысленно буду с тобой…
А уже через несколько долгих часов в аэропорту Багдада его встречала вся семья: родители, братья и сестры со своими семьями, друзья дома и его личные. Пришли даже соседи и просто знакомые. Родители организовали большой праздник в честь его возвращения. Все были рады его видеть. И он был рад видеть всех.
И закрутилась новая жизнь. Та, которую хорошо знал иракский парень по имени Антон и совсем не понимал сын медведицы Маши — Медведкин Антон Михайлович. Русский. Абориген. Лесной человек.
Наверное, Маша была не права, когда сказала, что он не смог им стать. Смог. Еще как смог.
Каждый день, просыпаясь, он смотрел на календарь:
«Да, сейчас в тайге уже сильные заморозки… Наверное, уже выпал первый снег. А вот сегодня ударил настоящий сибирский мороз…» И в сердце появлялась тоска.
Он умышленно затягивал время с оформлением новых документов, а родителям отвечал, что сделает это позже.
Каждый день пробовал звонить Аленке, но дозванивался редко. В тайге по-прежнему плохо проходил телефонный сигнал. Аленка всегда радовалась, когда ему удавалось до нее дозвониться. Рассказывала, что у них все хорошо. И никогда не спрашивала, когда он вернется. Просто ждала без надежды.
Время шло, и нужно было что-то решать. Срок его пребывания в Ираке как гражданина России подходил к концу. Нужно было немедленно начинать делать документы.
Этим утром, после завтрака, мама зашла в его комнату, чтобы с ним поговорить. Она села на краешек стула, поправила складки на платье:
— А где твой маленький плюшевый медведь? — неожиданно спросила. — Ведь раньше ты не ступал без него ни шагу.
— Он остался в России, — ответил Антон, сам себе удивляясь, как он мог забыть своего маленького друга.
— Значит, ты туда вернешься, — просто сказала мама.
— Почему ты так думаешь? — спросил он.
— Чувствую. Материнское сердце всегда чувствует.
Антон улыбнулся:
— А что твое сердце чувствует еще?
— То, что у тебя есть там жена, хотя ты нам об этом ничего не рассказываешь.
— Есть. А как ты догадалась?
— Я же сказала, материнское сердце. Но это же не та Маша, к которой ты тогда поехал?
— Маша? Какая Маша? Нет, мою жену зовут Аленка. Но о какой Маше ты говоришь?
— Неужели не помнишь? Хотя после всего, что с тобой случилось… Когда ты уехал, я так за тебя боялась. Как знала, что все так обернется. Но ты решил, и я не могла тебя остановить. Ты поехал к русской девушке по имени Маша Осинцева. Значит, это не она. Но видно, судьба мне иметь русскую невестку, — мама грустно улыбнулась. — Ты хоть любишь ее?
Антон не понял. Вернее, он вообще не слышал вопроса. Так вот, оказывается, почему он поехал в Россию. К невесте. Маша Осинцева. Он вспоминал это имя не раз, но никак не мог понять, кто она такая.
— Так ты любишь ее? — снова спросила мама.
— Кого? — не понял Антон.
— Свою русскую жену.
— Она меня любит. Очень. А я… я не знаю. Нет, наверное. Просто я обещал ей…
Именно в этот момент зазвонил телефон. Он услышал голос Аленки, очень слабый, прерываемый помехами. Она всхлипывала:
— Антон, Антон… Горе у нас… дом наш сожгли, мама и отец в больнице. Не знаю, выживут ли… ожоги у них сильные. Особенно у мамы… Я в сарае живу.
— Аленка! Милая моя… Как же так? Кто? Кто это сделал? Скажи… — внутри закипала ярость.
— Приезжие какие-то, браконьеры. Их отец поймал, сказал, что вы их уже ловили однажды. Он их в полицию отвез. А они там откупились и вернулись отомстить… Что мне делать, Антон?
— Жди! Я вылетаю ближайшим рейсом, — его голос приобрел твердость. Да, это было горе. Но именно в этом горе он понял раз и навсегда: его место там. И дом его тоже там. Потому что он и есть самый настоящий абориген, лесной человек, медведь, русский… Все встало на свои места.
Мама почувствовала перемену в его настроении, молча вытерла слезы и сказала:
— Я знала, что ты уедешь…
— Мама, пойми, я должен…
— Я знаю. И я тебя не держу. Просто приезжай почаще. Мы с отцом тебя очень ждем.
— Приеду, обязательно. Но сейчас я срочно должен вернуться! Я нужен там.
Мама погладила его по щеке и еле слышно добавила:
— И все-таки ты ее любишь…
Он вышел из самолета в аэропорту города Новосибирска и подумал, что зима в этом году необычно суровая. Вечерело, мороз уже стоял градусов двадцать. Видно было, что к ночи еще похолодает.
«Как там Аленка? — подумал. — Дом сгорел. В сарае, наверное, холодно. Возможно ли сейчас что-то с домом решить? Отремонтировать? Как там Володя, Нина? Хоть бы с ними все было хорошо».
Работники порта работали слаженно и быстро. Он получил багаж и направился к выходу.
«Нужно такси взять. Побыстрее бы добраться, увидеть все своими глазами», — подумал он.
Стоял и оглядывался по сторонам в поисках таксистов, которые обычно приходили к выходу и предлагали всем прилетевшим свои услуги. Сейчас их почему-то не было видно.
— Медведь, Медведь… мы здесь! — услышал он вдруг звонкий детский голос.
От неожиданности он оглянулся.
Ему навстречу бежала девочка в расстегнутом пальтишке, в сбитой на затылок шапочке.
— Медведь… мы здесь! — кричала она.
Он открыл свои объятия и поймал маленькую Машу.
— А мы с мамой Аленой тебя ждем, ждем, — тараторила она. — Мама говорит, что у тебя дела важные были, поэтому ты уехал и задержался. Поэтому она домой меня забрала сама, — девочка по-детски спешила. А потом вдруг очень по-взрослому добавила: — У нас тут беда стряслась… Хорошо, что теперь ты здесь. У нас с мамой все будет хорошо. Правда? — и она прижалась своей мягкой детской щекой к его лицу.
— Конечно будет. Обязательно. Даю тебе честное медвежье слово…
Он поднял глаза и увидел Аленку. Она стояла немного вдалеке,
смотрела на него своими огромными голубыми глазами и улыбалась. Он нежно посмотрел на нее.
«Как я по ней соскучился», — подумал он и только теперь увидел у Аленки под пальто едва заметный округлившийся живот…

Часть 7
Всему свое время

А с зимой в этом году все же повезло: она оказалась достаточно теплой и малоснежной. И это дало возможность всего за месяц построить новый дом.
Антон попросил помощи у лесных людей, у тех, с кем строил в лесу часовню. И все они откликнулись. Да и государство помогло — выделили погорельцам деньги на строительство нового дома. Иракская семья Антона тоже прислала солидную сумму. Да у него и свои сбережения были, ведь в прошлом он был солидным, высокооплачиваемым адвокатом.
Антон очень торопился с окончанием стройки. Скоро должны выписать из больницы Володю. После возвращения Антона он удивительно быстро пошел на поправку. Но главное — через два месяца Аленке время рожать.
Помогали погорельцам все — местные егеря, рабочие леспромхозов, жители близлежащих деревень. Многие слышали о пожаре и о том, что Володя с Ниной сильно во время этого пожара пострадали.
Имея деньги и помощь хороших друзей, Антону удалось невозможное — он в короткий срок полностью построил новый дом. Вот только с печкой проблема была. Печник сказал, что ее нужно летом делать. Но Антон смог решить и это: съездил в город и купил готовую металлическую печь. Работа кипела, Антон проводил на стройке все дни. А еще он по-прежнему исполнял обязанности егеря и регулярно объезжал угодья.
Все это время Антон, Аленка и Маша жили в сарае. Но они не грустили. Наоборот. Хорошие новости теперь приходили чаще. Что кризис миновал и Нина пошла на поправку. Что Володя через неделю будет дома. Что дом скоро будет достроен и они смогут переехать туда жить. А потом пришла еще одна новость. Аленка сходила к врачу, и ей сказали, что у нее будет мальчик.
Маленький плюшевый медведь по имени Миша теперь спал в одной кровати с маленькой Машей, и Антон подозревал, что она тоже мысленно с ним разговаривает, потому что с самим Антоном Миша говорил теперь очень редко.
Когда случился пожар, Маша схватила его первого, выбегая из дома. С тех пор они стали друзьями.
«У каждой Маши должен быть свой медведь, — вспоминал Антон их разговор в больнице, а потом мысленно добавлял: — У нашей Маши теперь много медведей. И я, и Миша. А еще летом я ее с тезкой-медведицей познакомлю».
Этот день был такой же, как все другие. С утра он собирался сделать плановый объезд, потом поехать в деревню купить кое-какие строительные материалы — завтра с утра должны были прийти рабочие, нужно было делать внутреннюю отделку дома.
Просыпался он рано. Ведь за день нужно многое успеть. Хотя зима по календарю уже закончилась, но в тайге по-прежнему лежал снег, по ночам крепчал мороз. Весна обычно приходила в тайгу в апреле. Сейчас уже заканчивался март, но приближение весны еще не чувствовалось.
Каждое утро Антон тренировался за сараем. Он делал различные упражнения, а затем боксировал мешок, который повесил сюда когда-то для тренировок. Теперь он помнил, что в прошлом был боксером, и всячески старался поддерживать форму.
Потом он, как всегда, шел к часовне, чтобы облиться водой. Он делал это регулярно, несмотря на холод. И только после этих «обязательных ритуалов» приступал к ежедневным делам.
В этот день он после утренних упражнений собрался и побежал к часовне, но по дороге решил сделать небольшой крюк и для разминки забежать на поляну, на которой когда-то спас медведицу Машу.
Он бежал быстро. Снега было мало и бежать было легко. Вдруг услышал крик:
— Помогите! — доносилось откуда-то со стороны. Антон остановился, прислушался.
— Помогите! — звал хриплый мужской голос. Наверное, человек уже кричал достаточно долго. Антон немного постоял, повернулся и пошел на голос.
— Эй! Кто-нибудь! Помогите!
Антон подошел ближе и увидел такую картину: большая и очень глубокая яма была кем-то вырыта как ловушка для зверей. Видимо, она была прикрыта ветками, сухими листьями и снегом и совсем не заметна. По крайней мере, для тех двоих, что находились сейчас внутри вместе с «Бураном».
Один из пленников поднял голову и увидел Антона:
— Помогите! — он протянул руки. — Пожалуйста! Третьи сутки тут сидим!
— Как вас угораздило? — спросил Антон.
— Ехали. Не заметили, — человек умоляюще смотрел на Антона.
И вдруг Антон узнал этот взгляд. Он уже где-то видел этого человека!
— А в лесу что делаете? — спросил.
— А тебе что за дело? Не ты же егерь. Местного егеря мы знаем, — и он как-то странно улыбнулся. Его друг тоже поднял голову.
Ну конечно же, Антон их знал! Это были те самые браконьеры, которых они поймали с Володей в тот день, когда он убил Ивана. В голове вдруг всплыли слова Аленки, сказанные по телефону:
«…дом браконьеры подожгли. Вы их с отцом ловили раньше…»
Антона они не узнали. Конечно, во время их первой встречи он был с бородой и длинными волосами, а сейчас гладко выбрит и коротко подстрижен.
— Помоги, друг! — сказал второй.
— Помогу… — Антон достал новый сотовый телефон, купленный в Багдаде, незаметно включил диктофон. — Только мне нужно будет за подмогой сбегать к егерю местному. Я скоро… — и он сделал вид, что собирается уходить.
— Эй, мужик, не ходи к нему. Его нет.
— Почему нет? Откуда знаете?
— Так мы и постарались. Он нам житья не давал, грозился в тюрьму посадить. А мы-то там уже были, неохота опять за решетку. Он нас в полицию сплавил, но нас отпустили. За деньги. Вот мы его дом и подожгли. Егерь в больнице. Так ему и надо, гаду.
Антон еле сдержался:
— А разве из полиции просто так отпускают?
— Ну, не просто… за хорошие деньги. Там сержант есть, Капустин. Хороший мужик, сговорчивый.
— Так значит, это вы егеря того чуть не убили… Э, нет… не хочу вам помогать…
— Эй, мужик, не уходи! Еще трое суток в этой яме я не выдержу. Помоги. Мы тебе денег много заплатим и добычу отдадим, — и показал на несколько окровавленных тушек зайцев, привязанных к снегоходу. — А егерь сам виноват. Мы с ним договориться хотели сначала. Но он упертый, вот и наказали его немного. Так жив же остался…
Антон усилием воли снова сдержал себя:
— Ладно. Тогда я в деревню схожу за подмогой. Сам я вас отсюда не вытащу. Ждите! — и незаметно выключил диктофон.
Бегом добежал до дома, завел мотор Володиного «Жигуленка».
— Антон, ты куда? — сонная Аленка выглянула из-за двери сарая.
— Я скоро. Не волнуйся. Дело одно сделать нужно, — и нажал на газ.
Его путь лежал в районное отделение полиции. Именно туда он и поехал за той самой подмогой…
Чем закончилась эта история, Антон не знал. Он только передал запись начальнику полиции и провел оперативную бригаду к месту нечаянного пленения браконьеров.
И хотя сначала он хотел остаться и даже поехать в полицию для дачи показаний, но на сердце было неспокойно.
«Домой, мне нужно домой», — стучало в голове.
Он оставил все свои координаты полицейским и заторопился домой.
Как будто неведомая сила гнала его туда.
Антон-медведь чувствовал опасность…
Антон-человек — необычное волнение…
Антон-дух — близость очередного испытания…
Это было так же, как в тот самый день, когда он, не задумываясь, бросился под дуло винтовки, защищая медведицу Машу. То ли предчувствие… то ли знание…
Уже приближаясь к сараю, он позвал:
— Аленка, Маша, где вы?
Дверь резко открылась, и он увидел перепуганное лицо девочки:
— Медведь… папа… там мама Аленка помирает…
В два прыжка он оказался в сарае.
Аленка лежала на полу в луже крови. Она не могла подняться, видно было, что сильная боль скрутила ее тело.
— Аленка! Аленушка, что случилось? — он наклонился над ней.
— Не волнуйся… мне в больницу нужно, срочно. Кажется, роды начались преждевременные…
Все остальное происходило как в тумане. Он старался казаться спокойным и аккуратно вести машину, но руки предательски дрожали. Маша с Аленкой сидели на заднем сиденье «Жигуленка». Аленка иногда тихонько стонала. Антон понимал, что ей очень больно и что она героически терпит. Он тоже терпел, осознавая, что расслабляться ему нельзя.
И только когда Аленку на носилках занесли в приемный покой больницы, он смог сесть и немного снять напряжение последних часов. Он сделал все, что зависело от него. Теперь нужно было только ждать. И наверное, это и было самое трудное.
Он опустил голову и закрыл глаза. Маленькая Маша сидела рядом, тесно прижавшись к нему. В руках она держала теперь уже своего плюшевого Мишу.
Антон расслабился и, кажется, даже погрузился в забытье. Он увидел залитый солнцем летний лес. Опушку недалеко от сгоревшего дома и сосну, под которой так любил сидеть. А затем кусты раздвинулись и на опушку вышла его медведица.
— Здравствуй, сынок, — сказала она мысленно, как разговаривала с ним всегда. — Я рада, что ты вернулся. Все правильно. Так и должно было случиться. Ты снился мне зимой. Да, да, я все про тебя знаю. Крепись. Жизнь посылает нам испытания, чтобы мы стали сильнее. Тебе, конечно, досталось. Но ты верь, что, в конце концов, жизнь обязательно поступит по справедливости. Все медведи в это верят.
— Медведкин! Проснитесь, Медведкин! — его трясла за плечо медсестра.
Он открыл глаза.
— Что случилось? — спросил.
— Вас доктор хочет видеть, — медсестра была толстой и какой-то неповоротливой. Вся ее внешность была похожа на блеклые старые обои.
— Куда? Куда идти? — спросил он.
— За мной…
Она повела его по длинному больничному коридору, в котором пахло лекарством и кислым больничным супом.
— Заходите, Медведкин, — врач оказался пожилым седовласым мужчиной. — Присаживайтесь.
Антон сел. Беспокойство внутри росло.
— Это же ваш первый ребенок? — спросил доктор, внимательно разглядывая ногти на руках.
— Первый… — Антон не понимал, куда он клонит.
— Дай бог, у вас еще будут дети. А та девочка, что осталась в коридоре? Она вам кто?
— Маша детдомовская. Она наша с Аленкой приемная дочь.
— А… хорошо, — протянул доктор.
Что именно хорошо, Антон так и не понял, но больше ждать он не мог:
— Что случилось? Скажите… Что с Аленкой?
Сердце застучало быстрее. Он задержал дыхание.
Антон-человек ждал ответа. И от этого ответа зависело, сможет
ли он сделать этот самый следующий вдох или нет. Внезапно он все понял. Осознание вспышкой взорвало голову и теплой струйкой потекло в сердце. Ждать больше он не мог.
Доктор помолчал немного, а потом сказал:
— У вашей жены открылось кровотечение. Перед нами стоял выбор: спасать ее или ребенка. Мы решили спасать ее. Сейчас опасность уже позади и вы даже можете увидеть жену. Но вот ребенок… Он пока в барокамере. Но сразу вам скажу — он не выживет. Во-первых, он семимесячный, слабый… А во-вторых… будьте готовы к худшему. День-два, не больше…
— Я хочу видеть Аленку, немедленно, — он поднялся. Ноги мелко дрожали, но виду он не подал, стараясь уверенно ступать по комнате.
— Да, сейчас, — доктор поднялся.
— А Машу мою можно с собой взять?
— Да, да, конечно.
Когда они с Машей вошли в палату, увидели очень бледное Аленкино лицо с застывшими в глазах слезами:
— Антон… Машенька…
— Молчи, пожалуйста, — он подошел, наклонился и поцеловал ее в сухие губы, — молчи. Тебе нельзя разговаривать…
— Прости меня, — она сказала это тихо, едва слышно, — не уберегла я сыночка нашего…
— Нет, Аленка, не говори ничего. Сегодня говорить буду я. А ты меня, пожалуйста, послушай. Хорошо?
Аленка в ответ кивнула головой и замолчала.
— Знаешь, я понял. Сегодня я все понял, — он говорил спокойно, хотя внутри чувствовал жар и легкое напряжение. Антону-человеку очень важно было сейчас выговориться. — Давно хотел поговорить, да все никак не хватало времени. Теперь время есть. Помнишь, я обещал, что всегда буду рядом?
Аленка молча кивнула головой.
— Я чуть не нарушил это обещание, когда уехал домой. Я так обрадовался, что нашел свою семью… Да что там семью, я снова нашел самого себя… И чуть не потерял тебя и Машу. Чуть не стал обманщиком. Но ты же мне веришь, Аленка? По-прежнему веришь?
Она опять молча кивнула.
— Совсем недавно, несколько минут назад, — продолжил он, — я понял, как ты мне важна и дорога. Важнее, чем я сам. Важнее, чем весь этот мир вместе взятый. Он ничего для меня не значит… без тебя. Очень прошу… живи… Я люблю тебя…
Слова прозвучали как-то необычно громко, хотя говорил он почти шепотом.
На бледном Аленкином лице вдруг вспыхнул румянец:
— Любишь? — в ее голосе слышалось сомнение. — Наверное, это только жалость, — выдохнула она.
— Нет. Это не жалость — это любовь. Самая настоящая. Я понял это прямо сейчас, когда почувствовал, что могу потерять тебя навсегда…
Аленка расслабленно улыбнулась и закрыла глаза.
— Спасибо… — выдохнула она тихо-тихо.
Этих слов она ждала очень давно, но сейчас у нее совсем не было сил, даже чтобы радоваться.
— Идите, Медведкин, — сказал ему доктор, который все это время стоял недалеко. — Ей отдохнуть сейчас нужно и восстановиться. Скоро она поправится и все у вас будет хорошо. У вас еще будут дети. Я верю в это.
— Спасибо, доктор. Я знаю, что у нас все будет хорошо. Жизнь обязательно поступит с нами по справедливости.
И мысленно добавил: «Все медведи в это верят».
«Блеклая» медсестра повела их с Машей по длинному коридору к выходу.
Он шел молча, погрузившись в свои мысли, продолжая слышать голос доктора:
«Ребенок в барокамере… он не выживет… будьте готовы к худшему…»
А потом откуда-то снова всплыл образ медведицы. Она стояла на опушке и смотрела на него своими бусинами-глазами: «Жизнь обязательно поступит с нами по справедливости», — говорили ему эти глаза.
Выходя из больницы, его взгляд вдруг случайно упал на надпись на бейдже медсестры, которая его провожала. Что-то привлекло его внимание. Он сосредоточился и внимательно прочитал: медицинская сестра Мария Осинцева.
Поднял глаза и несколько секунд смотрел ей прямо в лицо, узнавая едва знакомые черты, а затем, не говоря ни слова, открыл дверь и вместе с Машей вышел на улицу.

Эпилог

Проснулся, как обычно, рано. Эта привычка, выработанная годами, позволяла найти немного времени лично для себя. Потом начинался день с его делами и заботами и времени как всегда не хватало.
Тихо встал, чтоб не разбудить жену, пошел в ванную. Облился холодной водой, как делал это на протяжении уже многих лет.
«Эх, сейчас бы в лес, к часовне», — подумал он.
Надел махровый халат и вышел на кухню. Стараясь сильно не шуметь, включил кофеварку и достал молоко из холодильника.
«Надо в выходные к Володе с Ниной поехать, — снова пришла мысль, — Машуню попроведать, вкусненького ей отвезти. Она ведь скучает обо мне, как и я о ней, — и улыбнулся. — К часовне сходить, у сосны старой посидеть. Мне так не хватает леса, его мощи, его силы. Нужно график работы поменять, чаще ездить в тайгу…»
Он так и остался Медведкиным Антоном Михайловичем, русским. Документы менять не стал. Регулярно ездил в Ирак к родителям, и они приезжали к нему. Сначала отца сильно расстроило его решение остаться в России, но в Ираке было очень неспокойно. А еще у Антона теперь была семья, поэтому со временем он понял сына.
Антон регулярно созванивался с родителями по скайпу. Особенно часто бабушка разговаривала с Машей. Русского бабушка не знала, но зато Маша в свои десять лет отлично разговаривала на арабском.
Маша всегда обстоятельно все бабушке рассказывала и с удовольствием отвечала на все ее вопросы. Бабушка называла ее «моя звездочка» и всегда с нетерпением ждала очередной встречи в скайпе.
Володя с Ниной по-прежнему жили в лесу. Володя продолжал работать егерем. Брат Аленки Коля закончил школу и поступил в университет. Жизнь продолжалась.
Антон стоял задумавшись, глядя в окно.
В коридоре послышались шаги. Детские босые ноги шлепали по полу.
— Медведь, привет! А я тоже уже проснулся. Хочу какао…
Он посмотрел на сына и улыбнулся снова. Максим был точной копией отца.
— Сейчас, подожди. Только тише, — и он приложил палец к губам, — маму с Машей разбудишь.
— Не-а, — сказал Максим и аккуратно залез на стул с ногами, — Машка вообще такая соня… ее невозможно разбудить. Мама в школу будит ее будит, а она спит и спит…
Антон улыбнулся, включил чайник и еще раз выглянул в окно. Весна подходила к концу. Он подумал о том, что скоро каникулы и Машу с Максимом можно будет увезти в лес к бабушке и деду. Они любили там бывать.
«Еще бы, — с гордостью думал о них Антон, — мои же медвежата. Любят лес, как и я».
Маша росла доброй, послушной девочкой, а вот у Максима в неполные пять лет характер был ого-го.
Всей семьей они жили в большой уютной квартире в центре Новосибирска.
Несколько лет назад Антон вместе с Аленкой смогли организовать собственное дело — открыли школу по изучению иностранных языков.
Школу назвали «Абу Дубб». Ее особенностью стало то, что, помимо распространенных программ по изучению английского, немецкого и других языков, в школе присутствовал экспресс-курс арабского языка. Эту методику разработал Антон лично и занятия вел сам. И действительно, курс был очень результативным.
В городе и близлежащих деревнях жило много мусульман, желающих читать Коран в оригинале. Они и стали первыми учениками Антона. Со временем пришли и те, кто собирался ехать в арабские страны в путешествие или отпуск, работать или учиться. Сейчас, чтобы попасть на курс, нужно было записаться и внести предоплату за полгода до начала обучения.
А еще Антон работал тренером в детской спортивной школе. Он тренировал будущую гордость страны — маленьких спортсменов-боксеров…
— Ну, Медведь, сделай мне какао. Я же жду, — попросил Максим.
— Сейчас, вот чайник закипит…
— Нет, — засмеялся мальчик, — не чайник… Ты неправильно говоришь, Медведь. Закипит вода в чайнике!
— Да. Ты прав. Как всегда прав, — он сделал какао и протянул сыну. — Осторожно! Горячо…
— Знаю я, — мальчик хитро прищурился, — я же опытный медведь.
Антон с улыбкой посмотрел на сына и затем снова перевел
взгляд в окно.
«Каждый мужчина в своей жизни должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына…
Каждый мужчина должен принять и усмирить своего зверя. Внутри каждого из нас есть этот зверь…
Каждый мужчина должен научиться заботиться и любить. Ведь каждый из нас человек…
Каждый мужчина должен обрести веру в Бога. Ведь в каждом живет дух, душа… И только этот путь и есть настоящий, подлинный…»
А через несколько дней на перекрестке, недалеко от дома, Антона сбила машина. Очевидцы утверждали, что за рулем была женщина и явно в нетрезвом состоянии. Но она скрылась с места аварии и найти ее так и не удалось.
Крепкий организм молодого мужчины цепко держался за жизнь. Он боролся удивительно долго. Как говорил маленький медвежонок Миша, нельзя отвести неизбежное…
А в часовню, построенную в лесной чаще, по-прежнему приезжают люди. Кто-то попросить совета или исцеления, кто-то помолиться в тишине или просто попить свежей родниковой воды. Богородица смотрит с иконы над входом в часовню нежно, по-матерински. Она поддерживает и вдохновляет. А еще напоминает о том, что в каждом из нас есть зверь, человек и Бог… Главное, любить их всех, объединять и жить в гармонии с собой. И неважно, сколько лет нам отведено на этой земле. Гораздо важнее прожить их достойно и честно. И жизнь всегда поступит с нами по справедливости. Ведь по-другому просто не может быть.
…А еще говорят, что Бог любит Троицу, а значит, у каждого из нас есть три главных шанса. В жизни. И в смерти.
«Все медведи в это верят…» И это была первая мысль Антона, когда он пришел в сознание…