Сборник Владимира Фалеева навеян горячей заинтересованностью поэта за судьбы Родины и современников. Герой его книги — обличитель косности, приспособленчества, иждивенчества. Он остро ощущает пульс времени, периода переоценки духовных ценностей, и желает видеть современников в ряду тех, кому ненавистны ложь, зависть, стяжательство. Как и прежде, многие строки посвящены родному краю — Тюменщине, истокам беззаботного детства, любви к отчему дому, тихим вечерам, неповторимости сибирских пейзажей.

Владимир ФАЛЕЕВ
СВЕТЛЫЙ ПОЯС АФРОДИТЫ

стихи


Об авторе


Поэтическая биография Владимира Фалеева (В. Фалея) началась с «кощунственного любопытства…» В феврале 1963 года «Сибирские огни» напечатали подборку его стихов, где было одно с названием «Любопытство»:
Так учат, тревожась,
Много лет:
Про это знать можно,
Про это — нет.
А мир в прищуре,
Спешу напиться,
Его кощунственным любопытством.

В том же 1963 году, в марте, в Тюмени вышел сборник стихов поэта «Любопытство». Вот это «кощунственное любопытство» молодого автора совпало с «исторической кампанией» борьбы с формализмом, которую объявил Н. С. Хрущев. Тогда же «Тюменская правда» увидела в его стихах «буржуазные извращения», которые «рядовой читатель» не понимает. Она советовала поэту и критикам глядеть на мир «широко открытыми глазами», а не в прищур… Ей вторил «Тюменский комсомолец», апеллируя к «небесным сферам», вопрошая: «Как может поэтишка позволять себе такое..?» «Небесные силы» услышали «голос масс», стихи поэта были «проработаны» на пленуме областных богов. «Сигнал» полетел в Москву. Газета «Труд» (4.04.1965) предупредила всех читателей, что «озорство лирического героя» В. Фалея — очень опасное… Дальше — больше. «Комсомолка» высказалась так: «И можно было бы только приветствовать четкость позиции молодого автора, если б в другом месте ему не вздумалось заявить: «Вот стихов моих лотерея!» (13.10.1965). Радея за чистоту идеологического кинжала, критик добавлял: героя начинают буквально раздирать противоречия, он мучительно пытается найти соответствие «идеальных» и «просто хороших» людей в жизни.
Позвольте, вправе спросить мы, а как же быть с такими героями, которых автор прославляет в стихах «От имени поколения»? Это странное раздвоение, непостижимую противоречивость мы часто ощущаем в умах и характерах его героев.
«Непостижимость противоречивости» поэта стало уделом критиканства секретаря Правления СП РСФСР Л. Татьяничевой на одном из пленумов и нашла отражение в предложенной ею резолюции: «Пора практически решать…» То бишь: решать поэта и его творчество. Однако в 1969 году Госкомиздат СССР, обозревая более четырехсот сборников поэзии, выпущенных в РСФСР в 1967 году, обнаружил всего лишь три идеологически прочных книги: «Осколки», «Этюды» поэтов из разных городов, и сборник Владимира Фалея…
Что и говорить, лирика поэта «дерзкая», «крестьянская», «ненужная народу», как писали о ней, резала слух, будоражила нервы, вводила в транс тех, о ком он однажды сказал:
Мы жили, как в плену
У наших стукачей,
У наших палачей,
У собственных речей…


Артур ЧЕРНЫШОВ


* * *

Ты — курица, а Я — яйцо.
Ты — оболочка; Я — причина;
Я потаенное лицо,
Характер, скрытый под личной.
Ты — корень, ветка, ствол, листва,
Слезинка на дрожащем веке,
Убийство, руки, голова,
Суды и тяжбы, и наследство…
Ты — юноша, а Я — твой Код,
Твое заданье на цветенье,
За кругом круг, за годом год
Я вывожу тебя на сцену;
Марионетка и актер —
Ты бойко исполняешь роли:
Мудрец, царек, пастух, шофер…
Но я твой генератор воли.
Я сею вас во все края,
Коровы, комары, людишки,
Я — Семя Ваше, Логос вышний,
Вы — суетная жизнь моя.



* * *

Когда гнетет бессонница,
Гуляю под луной,
И слышу: кто-то гонится
По улице за мной;
Шмыгну другой тропинкою,
Затихну на ходу, —
Шагами торопливыми
Шуршит листва в саду.
Он прячется за ветками,
Крадется и следит,
Дешевой сигареткою
Из-за угла дымит.
Как режиссер невидимый,
Толкнув меня в комедь,
Отнюдь не безобидную
Плетет интригу-сеть
И дружеской неверностью,
И рухнувшей мечтой,
И сплетнями соперников,
И просто ерундой…
О сети паутинные!
Какой я фантазер…
Подлунная таинственность
Крадется, словно вор…



* * *

Я не знаю имени и отчества,
Может, старец, может, молодец,
Выйдя из ячейки одиночества,
Бродит по окрестностям хитрец;
И в страстях горят учреждения,
Что ни день — то паника и взрыв!
И бежит из пламени сомнения
В стороны разбитый коллектив.



* * *

Ох, на голову время катится,
Листопад, снегопад…
Ваше сиятельство обстоятельство,
В чем же я виноват?
Вечерами приятели
Заходили в наш сад,
Ваше сиятельство обстоятельство,
В чем же я виноват?
И плоды там проклятые
На деревьях висят,
Ваше сиятельство обстоятельство,
В чем же я виноват?
Их кусали как святотатцы
У ночного огня.
Ваше сиятельство обстоятельство,
Пощадите меня.



* * *

День надежды не остудит,
С верою уснешь:
Переловят, пересудят,
Перестанет дождь;
Перельют реку за гору,
Морем наградят;
Всех окрест, кто с нами в ссоре,
Переубедят!
Перекурят, пересеют,
Перевеют снег,
Перекрасят, переселят,
Перемелют век…



* * *

Прагматисты ели, пили
С думой о беде,
Утописты утопили
Истину в вине.
Ох, подымется орава
Бурей меж границ
На кровавую расправу
С бандой небылиц.



* * *

Борода ты, моя борода,
Лезет в зеркало, черная сила,
Как крапива и лебеда,
Чем засеяно пол России…
Распушив усов хохолок,
Царь боярина стриг ухмылкой:
Мол, за веник — гони налог,
А за щеточку — наша милость.
Иноземцев за нюх и чих
Благодарствуя без умолку,
Позаимствовали у них
Бакенбарды и эспаньолку.
Нам судьбою лицо дано,
Хоть и мода за нас в ответе,
Переменная, как в кино,
Постоянная — в партбилете.
Подстригает, бреет сама…
Государыня гулевая
Отрубала вихры ума
Вкупе с буйными головами.
Возглашал бородатый бас
Благоденствие барскому роду,
Зажигало рабочий класс
Время огненною бородкой.
Борода моя, дикий рок,
Перед зеркалом время трачу,
Оставляя Европы клок,
Брею каждый день азиатчину…



* * *

Я построю аппарат
Из идей, как из частей,
Чтоб сильнее во сто крат
Сделать коллектив людей.
Инстинктивную бесстыдность
Кукол в платья наряжу,
На вершину пирамиды
Президента посажу, —
Он — Донской иль Македонский,
Смазку делает чинам,
И машину исполкома
Чистит, чинит только сам.
В штате кукол все по рангам,
Не раздут, не мелок штат,
Медяки идей тираном
Вождь не бросит в аппарат.
Вот модель для управленья
Из идей, как из частей,
Как учебник населенью,
Как игрушка для детей.



* * *

Из глубины истории
Выходят лики гениев,
А прочие которые —
Сырье для размножения.
Вот ястреб и палач
На гребне волн-оваций
На стыке государств
В краю цивилизаций.
Он пал на высшей скорости,
Оставя крик и злость,
Но эхо дружным хором
Лжецу отозвалось…



* * *

Оппозиция жаре,
Клевер в поле опалившей,
Дом на угли обратившей
В деревеньке на горе.
Оппозиция горам,
Тем, что тучи собирают,
Жезлом молнии сверкают,
Но дождя не гонят нам.
Оппозиция богам…
Как о них жестоко спорят!
Проклинают или молят,
Закрывают старый храм…
Оппозиция мышам,
Шайкам жуликов и кастам,
Тем, что зданье государства
Подгрызают по углам.
Оппозиция — во мне,
Я совсем себя не знаю.
Кто главенствует над нами
В яви жизни и во сне?



* * *

Бегу тропой, закутанной
В кукушкины леса.
Свежа туманом утренним
Воронья полоса.
Ах, с верхотуры солнышко
Под ноги на песок,
Жжет из ракиты совестью
Синицын голосок.
Привет! Поля просторные,
Столица Тюлькино!
Избушки по пригорочку
Торопятся давно…
Куда? Колхоз барахтался
Тут в сорняках полей
Да и отдал за тракторы
Заезжанных коней.
Всех оптом, до единого,
Да с киселем дорог;
За телик с холодильником
Амбар и погребок;
За овощ магазинную
Артельный огород;
Обрядами старинными
Выплачивая долг.
Но до войны лошадная
Повольничала — жуть!
Мостом замагистралена
В автобусный маршрут.
Как вздыбленная дикая
Сибирская река
В бетонный лаз протиснула
Среди лесов бока.
Я здесь… Поля пшеничные,
Родимое окно…
Ты самая столичная,
Деревня Тюлькино!



БОБЕР

Гладь реченьки искрится
Огнями янтаря.
В лесу бобер с бобрихой
Да с выводком бобрят.
Хозяин у запруды
Полешки тащит в дом.
Роскошная супруга
Тропу метет хвостом.
Хитер бобер, хитер бобер,
Брюшко на солнце греет.
Хитер бобер, хитер бобер,
Охотники хитрее.
Горит цветами лето.
А бобр, как эгоист —
Жена не в женсовете
И сам не активист,
В богатой черной шубе
Купается в воде,
Плывет бобренок шустрый —
С иголочки одет.
Хитер бобер, хитер бобер,
Лови его скорее!
Хитер бобер, хитер бобер,
Охотники хитрее.
Кусты, трава у хаты,
Зарос бобровый двор,
А жил здесь обыватель —
Загадочный бобер.
Никто не мутит воду,
Пуглива тишина.
В бобровой шубе модной
Охотничья жена.
Хитер бобер, хитер бобер,
Ищи его скорее!
Хитер бобер, хитер бобер,
Охотники хитрее.



* * *

На моду сердится сатира,
А той сатире тыщи лет.
В музее хитрая секира,
В кармане бойкий пистолет.



* * *

Мчится поп на мотоцикле,
И транзистор на груди.
Мы к такому не привыкли,
Что-то ждет нас впереди…



* * *

Комсомольцы, коммунисты,
Слышали приказ?
Бейте протекционистов,
Как враждебный класс!
Эта банда с тайной связью
Погубила Рим…
Ставят сети, ловят разом
Белый пар и дым…



* * *

Брат по классу!
Что-то редко ходишь в массы,
Что-то часто ходишь в кассу…
Брат по классу!



* * *

Зачем же людям ночь дана?
Задумался дедуня:
В окошке круглая луна,
Ему кряхтеть и думать…
Зачем бабусе ночь дана?
Скребутся мыши-жулики…
И с кочергой в углу она
Стоит на карауле.
Зачем мужчине ночь дана?
Ласкать жену… как будто…
Но почему ж всю ночь она
Кричит и бьет посуду?
И старой деве ночь дана:
Поет в окошко песни,
А почему грустна она, —
И утром неизвестно.
Мальцу в кроватке ночь дана,
Свистит, как суслик, носом,
Хотя бы он во время сна
Не задает вопросов.
Зачем девчонке ночь дана?
В саду с юнцом гуляет,
А для чего, хотите знать,
Сама еще не знает.
Ну и ребятам ночь дана!
Я парень был не промах.
И у меня была луна,
Я ночевал не дома.



ГОСТЬ

Поклон, хозяин! Явства
Выкатывай на стол!
Блины и четверть квасу,
Горчицу, хлеб и соль.
А можно и жаркое,
Да стопку натощак…
И птицу, ты ж охотник,
Да рыбу, ты ж рыбак!
А к чаю чашку меду,
Вон ульи за окном!
Укропу с огорода,
И песню над столом.
Хозяюшка-стряпуха,
Подай-ка пироги,
Да музыку для уха,
Да пляску для ноги.
А ну для глазу — дочку!
А ну скорей поднос!
Ах, знать бы — в узелочке
Сам праздник вам принес…



* * *

Дуэлей нет — какая ложь!
Ты зол и я сердит.
И если ты вперед убьешь,
За гробом не ходи!
Да не вплетайся ты, горох,
В венки прощальных слов,
Пляши и пой, как скоморох,
Что мне не повезло!



БОГИНЯ ГЕБА

Богиня Геба в январе
Моим часам дала движенье
И каждый год в календаре
Ко мне идет на день рожденья.
А сколько музыке звучать
И в вальсах листьями кружиться,
И снегом под ноги ложиться,
И засыпать, и воскресать?
А музыка все ввысь и ввысь,
То рождеством, то отпеваньем,
Чтоб заронить какой-то смысл
В бессмысленность существованья…



ПОЭТ

Мутант! Эстрадный Мефистофель!
Меняя слово-оболочку,
О неизбежной катастрофе
Библейским голосом пророчит.
В могилах страшные событья,
Играют волки в зоосадах, —
Но заряжает пистолеты
К дуэли режиссер за кадром, —
Она — финал по ходу пьесы,
Судьбой начертанной в пустыне,
Чтобы поэт нашел Дантеса,
Чтоб за Дантеса мстил Мартынов,
Чтобы повесить в «Англетере»,
Чтоб застрелило наважденье,
Чтоб умер от разрыва сердца,
Когда связали полотенцем;
Чтоб лирика на нарах в миртах
В роскошном лагере почила,
Чтоб непокорного в квартире
Жена подушкой задушила…
Отравой, медом или водкой
Селекция найдет когда-то
Поэтов мирную породу
Для кресел с рифмой депутатской.
Не зря же классик в зал колонный
Вступает розов, как младенец, —
Но в ночь в метафорных пеленках
Родился на задворках гений,
Дитя рылеевского духа,
В детсадике играет в кубики,
И он уже тревожит ухо
Разбойной неразумной публике;
Те стихотворные поступки
Сокрыты богом в хромосомах,
И эту истину простую
Не спрячешь в сумашедшем томе.
Ах, мысли носятся зигзагами
Как пчелки в воздухе за медом,
Как женщины в универмаге
За туфлями французской моды…
Ну что же делать? Воля рока!
Есть неподкупные орбиты,
Есть неподвластные событья, —
Поэтов темные уроки…




РОК — 86
Памяти героев Чернобыля
26 апреля 1986 года.

* * *

Снова тучи надо мною
Собралися в тишине:
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне…
А. Пушкин


1
.

В ночь машины взбунтовались,
Череп здания взорвали, —
Лопнул, как орех…
Ураганный дух могучий
Плюнул в небо сгустком тучи.
Музыка для всех!
Рок-н-ролл волной эфира
Окатил голов пол-мира,
Заплясал в лесах;
Вязы, ивы, сосны, ели
Вдруг завыли, словно волки,
 Нагоняя страх.
Рок-реактор жаром дышит.
Шесть героев пеной с крыши
Огненный язык
Заливают, остужают.
Роты цепью окружают
Лучеметный рык.
Злоба раненого зверя
Проникает в окна, двери.
Хлещет рок-н-ролл.
Эскадрильи самолетов
Бомбы кварца сыплют в глотку,
Чтобы он умолк.
По дворам и по дорогам
Замелькали руки, ноги;
Паника машин.
Ангелы воздушной пыли
Всю Европу всполошили:
В небе — черный Джинн!
Но две тысячи поэтов
Мчались к морю тем же летом
Волны изучать:
Глубину, температуру,
Позы девичьей фигуры,
Годные в печать…


2
.

Рок-реактор — свет природы —
Так заговорил с народом:
— Я не зря восстал!
Сам я музыку играю,
Сам со смеху помираю,
Всех зову на бал!
Эй, пляшите, звери, птицы!
Пойте, пьяные девицы!
Ты куда, енот?
Вижу гнезда, норы, тропы!
Ой, друзья, со смеху лопнул
Толстый мой живот!
Украина золотая…
Белоруссия родная,
Не брани меня.
Я не бог, но всеж в трех лицах…
Бунт в ежовых рукавицах,
Музыка огня.
Гей, кокетка с эмбрионом,
Гей, бутылка с самогоном,
Забегайте в круг!
Зубы в дыме никотинном,
Мозг в кружковой паутине
Гибельных наук.
Гей, троцкисты, уклонисты,
Ловкачи, волюнтаристы,
Кукурузный культ!
Все сюда! Герой, мошенник,
И затейник, и отшельник,
Все равны — все Нуль!
Что ты лаешь, пес-философ?
Пять томов гав-гав вопросов!
Что ни том, то дом!
Сыну — дача, дочке — дача,
Даже внучке злой собачке
С красным языком.
Кто читает — тоже лает,
Задом, бегая, виляет
Сучкой брешет в зал;
А один профессор буйный
У студентов, на трибуне,
Сам себя кусал!
Я ваш демон, голый стержень,
Фатум крахов неизбежных,
Я — четвертый блок!
Город, речка, огороды…
Ночью сонному народу
Я задал урок.
Я реакция на тупость,
 Хороните тайно трупы,
Мне-то не соврешь!
Кто сулил для миллионов
Рай вселенский гегемонный?
Луч мой — в сердце нож!
Вот с трибуны и с экрана
С орденами ветераны
Лупят в грудь себя,
Как фашистов, мол, разбили,
Да геройский ум пропили,
Торжества любя…
Ноги вправо, руки влево,
Физик рок танцует с Евой,
Похоронный рок…
Рок в воде и в атмосфере,
В слепоте и глупой вере.
Кто ж у вас пророк?
Вот бригада гегемонов
Водку хлещет, блок бетонный
Сляпав кое-как.
Излученью — фунт презренья,
Берег. Пляска. Вод теченье.
Я свищу, как рак.
Пастухи овечек съели,
А в отчет частушки спели:
На волков — поклеп.
А министр, как Мефистофель,
Бросив танки в катастрофу,
Закричал: гоп! гоп!
Ражий генерал Совмина
Стол директорский для сына
Двинул в институт,
А сноха ему родила
Ночью двойню; два дебила
В дедушку растут.
Что ж, вихляйтесь в роко-танце,
Трактора, машины, танки,
Чтоб захоронить…
Вам догматы диамата
Залепили уши ватой,
Некого винить.
Пляской рока вам засеять
Украину и Россею…
Сыпьте деньги в фонд!
Фонд кретинов институтов,
Алкашей и проституток,
Всесоюзный шмон…
Муравьями, комарами
Налетайте, ройте яму,
Клейте саркофаг;
Похоронен я в анкетах,
Но вернувшись с того света,
Сам составлю акт.
Обесценив деньги в кассах,
Я инфляционной пляской
Оголю обман.
Загребаю золотишко
Я клешнею со сберкнижки.
Цоб-цобе, Госплан!
Расплясались не на шутку.
Что ж пугаетесь рассудка?
Сталин — первый рок.
Расстреляли вашу веру
Не отцы — миссионеры,
А судьбы пролог.
Нет, не дура диктатура,
Но родство номенклатуры,
Как уранный зев…
Воля революционера
В форме милиционера, —
Всенародный гнев…
Заливайте реки ядом,
Шейте сапоги для склада,
Я не фараон.
Храм с гробницей — песня князю…
Я ж разбойник Стенька Разин,
Мой не вечен сон.
Четвертован в сгусток мяса,
В яме я кровавой массой…
Прах, молва и тень.
Но в избе, в цеху, в конторе,
И на Волге, и на море,
Я бессмертный ген.
Вот беременная дева
Ген восстания и гнева
В животе несет;
В нем века, судьба народа;
Вон истошный крик свободы
Грудь уже сосет…
Массы ложью не прокормишь,
Только сытые покорны,
Слышал, фарисей?
Месть голодных и бездомных —
Вот теория погромных
Книжек и речей!
Вы не слепы и не глухи,
Я пока жужжу, как муха,
Еретик, дурак.
Но мозги у вас, как реки,
Плыть хотят варягом в греки.
Кто ж у вас варяг?
Может, Гришин иль Кунаев —
Красный бай из краснобаев?
Кто же им помог
Съесть коров и слопать хлопок?
Вам «ура» кричать да хлопать…
Встану — зреет срок!
………………………………..
Рок при званьях, при больницах,
Скоростях и заграницах;
Атомный огонь
В плясках города, деревни,
Ген безумный разоренья,
Рок — куда ни тронь…
Вы причем? — Вам приказали,
Тут пропили, там списали,
Намотали срок…
Мыши, кошки бюрократы!
На фонарь аристократов!
Рок — народный блок!


3.

В мавзолее храпит животное.
Усыпили его!
Как удава, волной азотною.
В сновидениях год.
Закопать бы. Да крепкий памятник…
Ох, очнется уран…
Из берлоги зверь — будет паника.
Что предвидишь, Госплан?
Дверь бетонная, как картонная,
В стену стукнул, чихнул…
Мощь кишок его многотонную
Стережет караул.
В коммуналке я — воля вольная! —
Затворившись для грез,
Слышу: ломится мысль разбойная
Стенькой Разиным в мозг.
Вам, мыслители-длогожители,
Электронная жизнь;
В доме техники вычислительной
Чахнет мой анархизм.
Лучше лагерь, забор с колючками,
Площадя баррикад!
Вы наукой меня замучили,
Я хочу в Петроград!
Изобрел бы компьютер лучше я,
Чем япан-фирмачи,
Да в башке моей революция
Марсельезой звучит.
На Луну летят или к Марсу там…
Где же интернационал?
Беглый каторжник в бочке с парусом
Плыть зовет за Байкал.
Да, бездетен я; детям ситчик бы
Или домик купить…
Нет, желаю княжной персидскою
День-тоску утопить…
Осень. Яблоки, словно лампочки,
Затухают в садах,
В зерных братушка, в листьях лапушка,
В норах, в избах, прудах…
Крутит роторы мощь уранная,
Запряженная смерть.
Не природа ли нами ранена?
Огрызнулась, как зверь.
Ох, лазутчики, ох, шпиончики,
Ой ушел диверсант…
Нам по карточкам, по талончикам
Привезет провиант.
Я очнулся… Страна великая!
Рок на службе у нас!
Чья же воля беду накликала?
ТАСС не скажет тотчас…
Мы, рабочие, коммунисты ли…
Всполошился народ:
Наша зоркая воля к истине
Всех от рока спасет.
Входят в светлый зал философии
Тыщи лысых голов,
Ловят рты еще пылесосами
Пыль заразную слов.
В мягком кресле профессор-мумия
Спит — пожизненный трон!
Душит цензор рукой, не думая,
Горло масс — микрофон.
Над Чернобылем веник-дождичек…
Смоет нечисть весна?
Спит реактор. А мы заложники
У священного сна.
Спят, как дети в пеленках, атомы,
Спят в снарядах ракет,
Спят летучие, спят крылатые,
Спит война без побед.
В смехе музыки, в крыльях пламени
Все мгновенно сгорит,
Все что прыгает, все что плавает,
Все что в небе летит.


1987, апрель


ВОДЯНОЙ

Стояли чувства, как вода,
а под водой — мои невода,
а у воды — голосов толчея,
а в неводах — мала ячея,
а над водой — переспевший зной,
а я молодой еще водяной,
а я шепчу тебе на ушко,
а я поманю тебя лопушком,
и наготой осыпая зной,
ты бросишь тело ко мне на дно,
и будет встреча бедой беда,
и будешь рвать мои невода;
не верь, что мышцы твои сильны,
поверь, что косы твои длинны,
и ты, как рыба, в моих руках,
и пена волн на твоих сосках,
обволоку я тебя, как дым…
О, не шути с молодым водяным!


1964


УКРАДЕННАЯ НОЧЬ

Мы горячий клубок
Чувств, безумья и плоти,
Эти губы мои, эти плечи твои.
Уплывает в туман
Безвесельная лодка.
И твоя красота
Нам одна на двоих.
Липнет белая хмарь,
Опадая росою.
Звук неистовый, дерзкий
Возник над водой, —
То петух, как горнист,
Голосистой трубою
На сарайном шесте
Затевает отбой.
Зыбкий трепет талины
Выводит на берег,
Где застыл силуэт
Полусонной избы,
Где маячат реально
Скрипящие двери.
Мы украли бездумную
Ночь для любви.
Проникаем в ограду
По лунной дорожке,
Припадают ушами
К ногам лопухи.
Пусть луна, как старуха,
Стоит под окошком,
Пробудившись, орут
Женихи-петухи!



ОЖИДАНИЕ

Берег, как подушка,
Толща синевы…
Рядится избушка
В кружево листвы.
Тих чернильный омут,
Полнозвучна высь.
Крест по голубому
Вышивает стриж.
Скачущие лодки
Свадебной гурьбой,
Девушка-молодушка
С белою фатой.
Я сегодня светел
Больше, чем она,
На душе трепещет
Чудная струна.
Брошусь на солому,
Руки — крылья, вдох…
Облаку на кромку
Вознесусь как бог.
Рад закувыркаться
Озорным стрижем,
Только бы дождаться
Милой за стожком.



ИСПОВЕДЬ

Черемуха за колодцем,
Щебетанье на ветках.
В деревеньку за солнцем
Я приехал на лето.
С черной антиобщественной,
С колючею бородою,
С грядки рву угощенья,
Мою в бочке с водою.
В огороде печальная
Мама передо мной:
«Слух о тебе не кончается,
Крутишь с чужой женой…»
Лишь бы не шуры-муры,
Свадьбу б на скору руку.
Лупит словом скорлупку,
Учит своей науке.
Жую хрустящие овощи,
Жарю лопатки зноем,
Где же любовь попроще?
Подешевле ценою?
После строгой беседы
Колени в саду подогну,
Черемухе исповедаюсь:
— Отпусти вину…



ПОТЕРЯ

Матушка на крылечке
Дочку поучала:
—  Береги, дочка, честь,
А дочка молчала.
За рекою бор кукушкой
На берег кликал,
Расстилая на опушке
Скатерть с земляникой.
Он в малиннике заречном
Мазал сором губы
И накидывал на плечи
Полу хвойной шубы,
Хохотал, играя в прятки,
Хоронясь за кочкой
И ложился под лопатки
Жареным песочком.
Не сыскать, какою тропкой
В зарослях бродила,
И, доверясь, за ольхою
Что-то обронила.
У крылечка мать встречала
Глупую девчонку:
—  Не горюй, что потеряла,
Береги внучонка…



ВИДЕНИЕ

Отсверкали байкальские камни,
Опустел соловьиный утес.
И легли расстоянья меж нами
Перестуком вагонных колес.
Золотые кудрей водопады,
Голубые расщелины глаз.
Я нашел два бесценнейших клада:
 Красоту и прощания час.
И увез я твою беззаботность,
Но не взять мне рыдающих плеч…
Ты — явленье судьбы мимолетное,
Ты — видение бесконечное…



МАЙСКИЙ ДРУГ

Майский друг, скворушка,
На московском дворике,
Ты о чем печалишься?
Не горюй, пожалуйста!
Я тебе — полянку,
А ты мне — веснянку,
Я тебе — зернышко,
А ты мне — перышко…
Летел без передыха.
О чем же затужил?
И ты свою скворчиху
В скворечник поселил.
Зубцы стены да звезды,
В сиянье купола!
Порхают тени грозных
Под сводами Кремля.
Свистай, очисти душу!
И я с тобой спою:
Далекую избушку
Вовек не разлюблю…



СУДЬБА

Пахло в избе печеным,
Сухо было во рту.
Поцеловав девчонку,
Я шагнул в темноту.
В каждую что ль влюбляться
До окончания дней?..
Сразу, как обручами,
Душу сковала мне.
Сетью снижались звезды,
Криком гнался петух.
Где-то за огородом
Я перевел дух.
Таял голос в тумане,
Всхлипывал у реки.
Тени, грозя, вздымали
Острые кулачки.
Шею петлею клятвы
Сжала до хрипоты.
Стану покорным братом,
Будь же сестрой и ты!
Прыгнул на дальний поезд,
Бросил за годом год…
Вышел на тропку поля —
Боже! Она идет…



ОМУТ

Гуляние парадное
В аллее фонарей,
Плескание нарядами
Под воркотню мужей.
Смех брызгами под липами,
Слов чинный хоровод.
Ты грустную улыбочку
Выносишь из ворот.
От близости нечаянной
Охватит тело дрожь.
С колечка обручального
Слепящий луч стряхнешь.
За жестом ненамеренным
Расслышится на миг
Смятенный и растерянный,
Невыраженный крик.
Летят колечки локонов.
Молчанье на губах.
О, знаками-намеками
Утешу ли тебя!
Супруг уводит под руку —
Покорная жена.
И как на сцене поднята
Над крышами луна.
От волн людского гомона
С запретною тоской
Сбегу к речному омуту
Со светлою струей.



ОХОТНИК

Душа моя подранком в камышах кричит,
А стужа застекляет озерные ключи.
По селезню не стрелы, не дроби дымный
                                                  залп —
Я сам себя изранил об острые глаза.
Их юная хозяйка Аленушкой в лесу
Печально заплетает тяжелую косу.
—  Возьми меня в ладони, согрей мое крыло,
В ограде тонких пальцев уютно и тепло.
Кольцо на безымянном в сиянии лучей;
—  Сними его, Алена, примерить поскорей.
Я выбросил колечко в озерное окно,
И утопил печали на илистое дно.
Душа моя вспорхнула над гладью ледяной,
А я вошел на берег — охотник молодой.



ЗАРОКИ

Заветы, наказы, зароки…
Смирять не хочу естества,
Бегу за случайным намеком,
Сулящим хмельные слова.
О, ночи кромешные недра!
Кощунствуя миг пережить,
Тревожные сполохи неба,
Неистовый шепот во ржи.
Чтоб глянув лукаво и строго,
Смущенных застигла луна
И вывела нас на дорогу
Под именем муж и жена.



ПОБЕГ

Лишь затрубит тревожно
В зените солнца рог,
Ты выметнешь в окошко
Сиреневый платок.
В разбойной гуще сада
Родится дерзкий свист,
Нас будет ждать в ограде
Оплаченный таксист.
Из комнат правил тесных,
Забыв платок в окне,
С семейных поднебесий
Ты свергнешься ко мне.
И мы, как партизаны,
В машине прошмыгнем
К кипению вокзала
С пожитков узелком.
Бежим! Нам ночь на сборы.
А завтра в два часа
Рванется поезд скорый
В счастливые леса.
Готовы полустанки
Встречать, готов билет…
Кукушек ликованье
Погонится во след.



СПЯТ МАЛЫШКИ

Все сначала не начать…
Патефон с пластинкой
Не посадит нас опять
К зареву лучины.
Те ж калитка и крыльцо
В лунных света струях.
Не топить в лице лицо —
В море поцелуев.
Тополь крышу перерос.
Спят в сенях детишки.
В драме горестной без слез
Я четвертый лишний.
Разминулись у ворот
При пожаре ночи.
Берегу двадцатый год
Вышитый платочек.
Спят малышки — не мои…
Мы о чем гадаем?
Неужели у любви
Молодость вторая?



ЖАР-ПТИЦА

Ах любовь, в трудный год
Не беги в хоровод,
А спеши на завод,
Где жар-птица живет!
И курлычет она,
Озаряя крылом,
Чтобы взмыть из окна
В облака журавлем.
Приручай — не сожжет,
За порог — да урок,
Трепыхнет — отряхнет
Золотое перо.
В нем сокровища свет,
Сад, машина и дом
И вишневая ветвь
 С игруном-соловьем.



ГРАМОТА ЗВЕЗД

Помнишь свеченье берез?
Клятвы в ту ночь скреплены
Строгою грамотой звезд,
Круглой печатью луны.
Помнишь, ласкался ручей,
Сумрак играл соловьем?
Ныне в горластых грачей
Почки палят за окном.
Тесен больничный забор,
Стоны и грусть в городьбе,
В белых халатах сестер
Выйдут березы к тебе.
Ждет бугорок полевой,
Дятел гремит в барабан,
В роще целебной травой
Снова настоен туман.
Мчатся колеса к крыльцу,
Лунный просеется дождь.
Пригоршней свежесть лицу
Из родника зачерпнешь!



РОМАШКА

В белой рубашке
Желтая луна.
Ах, чашечка-ромашечка,
Просыпь семена!
Посей у дорожки,
Забрось на лужок
И мне под окошки
Плетеный кружок.
Я стану цветочек
Водой поливать,
Мотивы, как дочке,
В саду напевать:
Качайся в ладошках,
Баюшки-бай,
Цвети, моя крошка,
Людей исцеляй!
Но скажет с досадой
Мамаша не зря:
— В твоем полисаде,
А дочка — моя!



ГОЛАЯ РЕЧЬ

Над лунной водою
Курится парок,
Журчит за листвою
Любви монолог:
«Хочу быть красивой
В дохе дорогой,
Не купишь — не любишь,
Найдется другой;
Хочу быть в оправе,
Сверкать, как алмаз,
В росинках и травы
Приятней для глаз.
Я — свет, я — желанье,
Купи — и владей,
А нет, так гуляет
Немало парней!..»
Над лунной водою
Курится парок,
Замолк над водою
Любви монолог.
Одеждой для счастья
Нельзя пренебречь,
Но как беззащитна
Раздетая речь!..



ЛИЦО АФРОДИТЫ

1.

Лицо Афродиты в уборе волос,
В листве изумрудного сада,
Ей румянит щеки мороз,
Точит зрачки взгляда.
Ее ваяют скульптор, поэт,
Портрет застекляют в раме,
Для Афродиты сравнений нет, —
Это ж моя мама!
Я ее ветвь, ее росток,
Частица ее ресницы,
Уносит ветер меня на восток,
К самой китайской границе.
Я возвращаюсь, как в школьный класс,
Где изучают палочки,
Черпаю всплески глубоких глаз,
Целую корявые пальцы.
В путь провожала пятого сына…
Никто не хлопал в ладоши…
С утра заправлялась, как машина,
Работала, словно лошадь.
Вцепилась корнями в осиновый дом,
В огород, в сенокосы.
Чтоб исполнить родительский долг
По повелению космоса.


2.

Тыщи лет в завязке ищут
Мудрецы разгадку жизни!
Тайна кодов Афродиты
Непонятна и доныне!
Я — еще почти ребенок,
Я — уже почти мужчина,
Я — веселье эмбриона
По космической причине!


3
.

Я в себе засекречен
До скончания лет…
Вон иконы, портреты,
А познания нет!
Пусть поэты играют
 В словеса, в чудеса,
Разнарядки и сметы
На небес голоса.
Голос мой засекречен,
Голос мой запрещен!
Изувечен и вечен
Этот строгий закон.
Я забыл, что рождался
Из воды и огня,
Что уже возвращался
Сам себя хороня.
По какой же программе,
По какой же судьбе
Я избрал себе маму
В деревенской избе?
Я — младенец бесценный,
Голос мой прозвенит…
Повитуха, как цензор,
У кроватки стоит.



БОГ ВСЕСИЛЬНЫЙ ТРИЕДИНЫЙ…
Не веровал я в троицу доныне:
Мне бог тройной казался все мудрен;
Но вижу вас и, верой одарен,
Молюсь трем грациям в одной богине.
А. Пушкин

Бог всесильный триединый —
Сын, Отец и Дух Святой —
В зале храма на картинах,
На иконе золотой.
В Иудейском Вифлееме
Жил Иосиф в старину,
Возмужал, настало время
Заиметь ему жену;
Обручился он с Марией,
Пригласил ее домой, —
Только раньше на перине
Побыл с нею дух святой,
Дав невинное зачатье.
Зол Иосиф. Но во сне
Шепчет ангел: «Не печалься,
Дух сходил к твоей жене,
Он ее не тронул чести,
Ведь имеет тонкий вкус,
Как родит мальца невеста,
Назови его Исус.»
Дух, Иосиф и Мария,
На троих сообразив,
Помирились, сговорились
Дело ссоры сдать в архив.
Но о том волхвы прознали
Да Креститель Иоанн.
И молву они погнали
По дорогам разных стран…
О Мария! Ты хотела
Только мужа обмануть,
Но толкнула бабья смелость
Миллионы в темный путь.
Скоро время подоспело
К появленью малыша,
Глядь: младенец розов телом,
В теле — разум и душа.
А потом — распяли личность,
А потом — за веком век,
Если кто-то не троичен,
Тот проклятый человек.
Так с Никейского собора
И до просвещенных дней
Споры жгут, взрывая порох,
Что троичен мир людей.
Сам апостол Павел, Гегель
И его наследный друг
Триединою шеренгой
В Академии Наук.
И толмачит муж ученый
С сединою в волосах:
Мир стоит на трех законах,
Как земля на трех китах.
Верил я: в томов могиле
Сгинет троица. Но зря.
Ведь и мой источник силы
Те же три богатыря…
О Мария! Ты хотела
Только мужа обмануть,
Но толкнула бабья смелость
Миллионы в темный путь…




БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ

Борьба за власть — и яд, и выстрелы,
И оголтелое вранье.
Борьба за Власть! А не за истину.
Чего ж ты хочешь от нее?




ГЛУПЫЙ ВАРЯГ

Истину — шепотом,
Ложь — прокричать,
В баснях Эзопа
Привольно молчать.
Глупый варяг
Скочевряжил проект
Строить барак
В ожидаемый век.



АГЕНТ НЕБЕС

В клетке моя программа,
Клетка — мой дом,
Вы меня позвали сами,
И я — рожден!
Ген-улыбка, ген-печали
И убийца-ген…
Неужели вы не знали:
Я — небес агент.
Все я вижу, все я знаю,
В склоках разберусь,
Я эфир и мирозданье,
Я Китай и Русь.
О глаза у вас, как щелки,
И тюрьма в мозгу…
Я всезнающий пришелец,
Вижу и могу…



ГОЛОС РАЗУМА…

Кто ж из нас мракобес?
То ль с умом? То ли без?
Со своим иль с чужим?
Ох, вопрос растяжим.
Голос разума! Чей?
Твой иль мой? Отвечай!
Разберись, казначей,
А потом обличай…



ЗНОЙ

У березы полушалок на плечах,
А у тополя фуражка набекрень,
Застоялись в огородных лопухах,
Уронили руки-тени на плетень.
Бью челом вам, хозяева!
Листвой
Поседели, как в поле рожь,
Наценяет лето тучи в небесах,
Дефицитен июньский дождь.
Иссушает вас инфляция жары,
А меня тоски суховей
Гнал в деревню сквозь горящие боры
Молоком пить туманы полей.
Над болотом вьется чад,
Обмелела Пышма-река,
Самолеты над лесом рычат.
Гонит улочка тощего телка.
Как же тут в саду молодеть,
Прятать в листьях качан головы?
Я в ограде брюзжу, как дед,
Тронув желтые макушки травы.
Если зной заливает луга,
Бригадир, как сатирик, злой,
Как же мне скирдовать стога
Из сгоревшего сена слов?
Авторучка моя — не комбайн,
Кто задаст руке моей темп?
Как испечь метафор каравай?
Заготовить мясо поэм?



ПЧЕЛКА

Пчелка в форточку влетела,
Лихо в сахарницу села,
Огляделась — светлый зал,
Кто же лапушку послал?
Угощайся, свет-девица,
Пей из чашки хоботком,
Вот варенье — что ж стыдиться,
Будешь с полным кузовком.
Ох, мала, а как слониха,
Ждет гостинцев улей-дом.
Зацветет в полях гречиха
И расплатишься медком.
Ела, ела — растолстела,
Замахала — недосуг.
Глядь — к обеду подоспело
Вместе с нею сто подруг;
За стеклом гудят — бранятся.
На дворе еще апрель,
Где ж мне сахару набраться
На голодную артель!



СТОН

Я взял с собой лужайку
С мычанием коров,
Заречные пейзажи
С симфонией лесов,
И скирды сенокосных
Хозяйственных лугов,
И шепоток колосьев
До третьих петухов.
Мы лузгали частушки
У клуба под гармонь,
Июльские кукушки
Гадали нам в ладонь.
И вечером чудесным
Над заревым прудом
Я обещал невесте
Тенистый сад и дом.
Уехал, обещая
Большой семье уют,
Строкою воплощался
В дорогу на Сургут.
Топтал чужую местность,
Бетоном вязких слов
Ложился беззаветно
В фундаменты мостов.
Под жерновами строек
Пятнадцать лет ходил,
Горячим хлебом строчек
Читателей кормил.
Мне дарит парк столетний
Листвою детский шум,
Срывает южный ветер
С березняка костюм.



У ЛАРЕЧНОГО ОКНА

Пережили мини-юбки,
Макси-дождь и макси-гром.
В полушалках, полушубках
Макси-снег переживем.
Белой вьюгой — голой бабой
Лыжники обольщены.
Хворь — сезонную забаву
Прочихаем до весны.
Мужики, как на собранье.
У ларечного окна
Ритуально обсуждают
Эпидемию вина.
И расплескивая фразы,
Лгут, прищуривая глаз:
— Вот зараза так зараза,
На морозе в самый раз…



ЗОЛОТЫЕ ПОГОНЫ

В изжеванной шляпе
Сутулый, нахохлясь,
У клумбы гуляет
Мужик малохольный.
Я ахнул: «Да ты ли?»
Дрожащий, похмельный.
Его ль золотые погоны
Погоны блестели,
Его ль зеркалами
Сверкали ботинки;
И девушки, кланяясь,
Шли по тропинке.
С военной арены
Под всхлипы и клики
Входил он в деревню
Как праздник великий.
Сын старца Вавилы
Блистал орденами,
Застолье слепил
Озорными зубами.
Так что же случилось?
Не знаю, не знаю…
О как ты безжалостно
Время над нами.



БАХУС

Бахус без рубахи
В мороз перед гурьбой
Куражится, бабахаясь
В сугроб головой.
Ничком да ползком,
Да ух! — в перепляс.
—  Что же ты позоришь
Работающий класс?
—  А я безогородний
Сирота Руси!
Вознесусь свободно
На небеси!
Посыпались комья:
—  Шагай, проспись!
С путевкой профкома
Хоть в космос вознесись.
И руки будто ветви,
Выбросил к лучам.
Березкой у кювета
Машет облакам.



ЗДРАВСТВУЙ, САНЬКА!
Александру Долгих

Здравствуй, Санька! Встречай бродягу!
Ноги — в дом да попотчуй ладком
Самодельно-подпольной брагой
Да застольно-раздольным баском.
Бесенятами заселил
Печь, закуточки в доме,
Каждому волосы навихрил
Из пшеничной соломы.
Я челомкну в щеки хозяйку.
Выселяй карапузов на свет!
Знать, не выродится крестьянство
В здешней местности сотню лет.
В родословной — рабочий сын,
Рыцарь лугов и поля!
Медно-проволочные усы
И стальные мозоли.
Что ж качаешь зачесанно-рыжую
Шапку нерадостных дум?
С завистью зыркают ребятишки
На мой французский костюм.
Сам завидую их наивности
И тоскую во сне
Вон по той, по овсяной гриве,
Что метется в окне.
Подарила нам школа веру
В звон заводских цехов…
Ты заслушался, гордый и дерзкий,
Пением петухов.
Класс наш выводком разлетелся.
Эх, на линейку бы в сад
Скликать ровесников оголтелых
С гомоном их ребят.
Блеск орденов, а на женах — наряды.
За ручку б деток вели.
А ты — перед ними, как на параде,
С колонной великой семьи!
Брюки-вьюки, пиджак не моден, —
Разве это печаль?
Тебе педсовет за отличные годы
Вручит золотую медаль.
Что же хохочешь ехидно и странно?
Грянем песнь над столом,
Чтоб стирались вредные грани
Меж городом и селом.



ПОГОНЯ

Толкусь на вокзале и еду,
Утюжа колесами тракт,
Гонюсь, как охотник, по следу
За зверем по прозвищу — факт.
О, факты! — в прыжках по ухабам,
В слезах мужика из села:
В райцентре сдуревшая баба
Тройняшек ему родила.
И в том, что в автобусе душном
Пытают его мужики:
—  Похожие, чай, как зверушки?
—  Такие, как я русаки.
И в том, что во мраке таежном
Заглох быстролетный мотор.
Я лучший знаток бездорожья
В округе на тысячу верст.
Я видел крестьянка в фуфайке
Рожала под вспышки звезды!
Но это неглавные факты,
А главные — там, впереди!



ПЫЛИТ ДОРОГА

Пылит дорога
От жары, от ветра,
От прыганья
Разогнанных колес.
За пышным платьем
Приозерной вербы
Мелькают ноги
Голые берез.
Я ухожу
На берег.
И машинный
С обочины
Напоминает рев
Хрипение
Плывущих крокодилов
И фырканье
Взбешенных кабанов.
Ведут меня
Медсестрами осины
Лужаечной
Прохладе на осмотр,
И с шепотом
Склоняются вершины,
И знойный
Заслоняют небосвод;
Баюкают
Вдали от магистрали.
Эмбрионально
Скорчившись в стогу,
Я вновь лечу
Куда-то в самосвале
Разогнанном
И спрыгнуть не могу…



СТАРУШКИ

Под защитою ограды,
В холодке, в тени грибка
С перемигами играют
Три старушки в дурака.
На погост вчера подружку
Провожали все пешком,
А сейчас святую душу
Обсуждают шепотком.
Две военных передряги
По цехам перемогла,
От заезжего бродяги
Инженера родила;
Тасовала карт колоду,
С козырями на руках
Опасалась в непогоду
Очутиться в дураках.
Не зажжет уж свет в окошке:
Суета, мечты — в былом…
По-девически в ладошки
Прыскают беззубым ртом.
О, как много в знаках, в жестах,
В речи праздной и живой
Кроткой мудрости житейской
И смиренья пред судьбой.



У БАЙКАЛА

В кой-то век судьбой пригреты
Восседаем на лугу
С головою горсовета
На байкальском берегу.
Где-то мраморную гору
Долбят, пилят на мосты;
Выгоняют свистом вора
Из чердачной тесноты;
Поезд ухнул в сопках где-то,
Гривой выметнул дымок.
От воды кисейным светом
Отгорожен городок.
Светофоры не мигают,
Постовые не свистят,
В дымке ангелы шагают,
Души в облаке парят.
Ни обвалов, ни пожаров,
Ни чумазых горняков,
Ни толкучек за товаром
У палаток и лотков.
Поплавки съедая взглядом,
Воду удилищем бьем,
Да про беглого бродягу
Песню грустную поем.
День, рожденный гулом, гиком,
В гору едет без страстей.
Председатель с постным ликом
Расскучался без людей.
Под колесами дорога
Серой галькой шебуршит
Да луна козлиным рогом
Над ущельями блестит.
У кювета — силуэты.
Гурт машин, команда: «Стой!»
Это верные приметы
Шумной воли городской.



ГАДАНИЕ

Геолог, эх, геолог,
Загадочно живешь,
Любимую глаголом
За неверность жжешь.
Она ль тебя забыла?
Кукушкой в дом звала,
Пока слеза обиды
Ей душу не прожгла.
Запри ее покрепче,
Чтоб свету — лишь в окне.
Пусть имя твое шепчет
И молится луне.
Иль выведи к опушке
Да в ноги повались:
— Лети, моя кукушка,
Куда душа велит…




ЧУДОВИЩЕ

И то у нас в развале,
И там у нас развал!
Вы все голосовали?
И я голосовал!
Чудовище приходит
С железным кулаком
И делает погоду,
И учиняет гром…


1970


НАРОДНИКИ

Народники ушли в народ,
Неся в умы переворот,
Будя крестьянские дворы,
Где в избах спали топоры.
Какие солнечные грезы
Познал у Зимнего дворца,
В царя прицелясь, Каракозов,
Моля империи конца!
В какие звездные высоты
Самоввергался дух живой,
Чтобы шагать на эшафоты
И в горный каторжный забой.
И те мятежные событья
Душой охватные едва,
Кружась, с ветвей саморазвитья
Не опадают, как листва.



УСТРОЙСТВО НА РАБОТУ

Поморив с часок меня у входа,
Взглядом поклевав мое лицо,
Подмигнул директор: — Чей ты родом?
Накатай-ка, братец, житие…
Не святой… Ах, сладкая морока,
Зацепивши краешек стола,
Броситься к журчащему истоку,
Где тебя мамаша родила.
Продан был в сибирское селенье
Мой отец мальчонкой за коня,
Убежав, фамилию, как флейту,
Прихватил украдкой для меня;
Сорок лет она ему звучала,
Бегала по улицам сама,
На фронтах, на фермах воевала
И замолкла в роще у холма.
Той дорожной кличкою одетый,
В дом врасти корнями не могу,
Сто квартир сменил на белом свете,
И куда — неведомо — бегу.
Сеют в поле — я умею сеять.
Мне родня — машина и станок…
Самолеты курс берут на Север,
Поезда уходят на Восток.
Укоряй, директор, да не очень,
Общежитским не прельщусь жильем,
Хоть меня барачной оболочкой
Ты поймал, как бабочку сачком.
Посмотрел директор на бумагу
И услышал пенье строчек-струн.
— Ты, пожалуй, парень, не бродяга,
Ты, конечно, братец, не шатун…



ПЕРЕВЕРНУТЫЙ МИР

Ветви перевернуты
Зеркалами луж,
Я на кромке облака
Как летящий муж;
Под ногой качается
Зыбкая вода,
В глубине отчаянной
Плещется звезда;
На балконе здания
Книзу головой
Кто-то из компании
Машет мне рукой,
Кто-то вверх тормашками
Что-то мне кричит,
Из окна домашнего
Музыка звучит.
Это же над окнами
Плавает жена,
А над нею окунем
Светится луна.
Прыгну с кромки облака
К милой в океан,
Не чурайся облика —
Я от нганасан.
На Таймыре, в комнате
Из оленьих шкур
В сферы космогонии
Лазал табакур;
В дырке чума двигались
Цепи звезд-баклуш.
Я постиг религию
Перелета душ.
Распростясь с оленями,
Пребываю я
В верхнем измерении
Жизнебытия.
Звезды под заборами
Иль глаза собак…
Это ж перевернута
Вся моя судьба!



КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ СТИХОВ

Закипело, заблистало,
Тополя бросает в дрожь,
Гром из тучи-одеяла
Выколачивает дождь.
Что ж вы, тучи, закружились,
Заслонили белый свет?
Да, не так судьба сложилась,
Как мечтал в шестнадцать лет.
В узких улиц лабиринта
Разыщу ли сам себя?
Вот читаю будто книгу
Объявленья на столбах.
Дни износятся, как вещи,
Сколько выбросил во двор!
И горит в костре забвенья
Барахло обид и ссор.
Кухню, комнату с балконом
И за окнами пейзаж,
И соседку с телефоном
На любой сменю этаж.
В хмари ливня вижу город
С Красной площади стихов.
Обрывает ветер-дворник
Объявленья со столбов.
Счастья радостные даты —
Драгоценные мои —
Увезу с собой куда-то
Через бури и дожди.



МАСТЕРА

Я блуждал
В закоулках страстей,
Где охотились
На прохожих,
Где карманы
Ночных людей
Потрошил
Придорожный ножик.
Был сарай у моста
Как штаб,
Был костер
И, бросаясь на жерди,
Иступленно
Щупали баб
Опьяненным
Воображеньем.
Клокотала
Вода в котле
На рогатом шесте
Зависшем,
Обдирали
Мясо с костей,
Оплывала
Фантазия с мыслей.
Там швыряли
В варево соль
Матерщины,
По-волчьи рыгали —
Колька Короб
И Ванька Косой —
Два отпетых
Профессионала.
И однажды
Шатался мост,
Взбунтовал я
Голосом слабым:
—  Утоплюсь
Или сдохну, как пес,
Не смогу
Ни убить,
Ни ограбить.
Трепетала
Сумраком высь,
Финка глаза
Блеснула у вора:
—  Что ж, иди,
Головастик,
Учись
На судью
И на прокурора.
Отщепенцы
Крестьянских семей,
Мастера
Воровского
Искусства
Возвращались из лагерей,
Будто с высших
Учебных курсов.
Выжгла молния
Тот сарай,
Дождь склевал
Следы погорельцев.
Где же вы,
Друзья-мастера,
Академики
Мокрого дела?..



МУЗЕЙ

С заречья катящийся гром
Сады сотрясает свирепо.
О здравствуй, обветренный дом,
Старинная дедова крепость!
Раздумий целительный миг…
Скрипучий журавль у колодца
Как памятник землепроходцу,
Что сам себе плотник воздвиг.
В чащобу вломился герой,
Хоромы скрутил бесшабашно,
Палил, раскорчевывал пашню;
И сгинул на той мировой.
Но выжил засеянный род,
Не вымерла кучная юность…
Рогатый и квохчущий скот
Солдатка вручила коммуне.
И нива кормила колхоз,
И луг сенокосом работал.
А трактор, заехав, увез
С артельной усадьбы заботы.
А дом, будто древний музей,
Хранитель столетней науки,
Готовит для космоса внуков;
А я как турист у дверей.



УТРО В ДЕРЕВНЕ

Занавес ночи упал за леса,
В каждой ограде дерут голоса,
Тенорами блеют, басами мычат,
В барабаны ведер бабы стучат.
Будто на арену метателем гирь
Выходит на улицу бык-богатырь,
Ноги в чулках, а в ноздре кольцо,
Ищет кого бы пугнуть на крыльцо;
И плетью гоняя тополиный пух,
Концерт объявляет укротитель-пастух:
Стаду — на выгон, петухам — на забор,
Косарю — косу, плотнику — топор.
Улице потеху оставил он:
Рогами козлы высекают огонь.
Не мои козы, не мой огород,
Я ветвь чернозема, яблони плод,
Отломлен, отброшен, но просит душа
Свидетелем быть и садами дышать,
И слушать, как бабки с бревен ворчат,
Что мало молодки рожают внучат,
Что в стайках, в амбарах, в банях — свет,
Два праздника в неделю, а свадеб нет,
Что улица — зрелище, пестрый цирк,
Спьяну куражится мотоцикл,
И тайный вербовщик — телеэкран
Дразнит глаза мишурою стран,
И завтра меня увезет прогресс
На звонких колесах в край новых пьес,
Все сцены жизни для новых драм,
Все главные роли — нам!



В ГОСТЯХ

Опять корабелы лета
Одели листвой леса —
Надулись западным ветром
Зеленые паруса;
Березы скрипят, как мачты,
Роща — парусный флот, —
По волнам пшеничного поля
Под облака плывет.
Деревня наша, как остров,
Улица, как канал,
Два тополя, будто лодки,
Ветер к окну подогнал.
Я сам приплыл как по морю
В порт ребяческих грез,
И завтра в далекий город
Снова уйду, как матрос.
Жаль расставаться с садом.
В сердце смятенье и грусть,
Уйду я на год или на два
И, может быть, не вернусь,
А может, — не всхлипывай, мама!
Еще побываю не раз,
Но кого-то в селенье малом
Уже не застану из вас.
Не вечны… Да слез не лейте!
Тащи-ка баян, родня!
И с пляскою веселее
Гурьбой провожай меня.
Нахохлилась к буре ворона,
Качает на ветке хвост,
Ветер по полю гонит
Парусный флот берез.



* * *

Роняет волнение птица,
Круги над лужайкою вьет.
В рядах благородной пшеницы
Засел по-хозяйски осот.
Из лагеря что ли, мохнатый
Сбежал? Отоспался, как еж…
А мы-то вопили когда-то,
Что ты, пережиток, умрешь.
Топтали отрядами школы,
За чубчик таскали к меже.
Ты в сумерках крался на поле,
Желтея к рассвету уже.
Железом тебя по макушке,
В траншею — чужая трава!
Бледнел ты, как после пирушки,
А все на плечах голова.




ПРОЩАЛЬНОЕ
Александру Долгах

Соловей в кустах резвится —
Арабески шьет,
А синица-мастерица
В саду слезы льет.
Трель узорна,
Воздух пряный
В зарослях ольхи.
У реки грустит крестьянин,
Обхватив виски.
Очарован пташкой в ветках,
Внемлет не дыша.
Бьется в теле, будто в клетке,
Гордая душа,
Отчуждается бесстрашно
Прихотью мечты
И плывет над рябью пашен —
В бездну высоты.
Сашка, Сашка… В мир неблизкий
Взмыл, покинув дом.
А над речкой серебристой
Разыгрался гром.
Темнота чернее ночи,
Топот на крыльце.
Льют в сенях четыре дочки
Слезы об отце.
Отсверкало, отгремело…
Купол голубой.
Дерзость дум за чистой трелью
Ты унес с собой.
Это странно, бестолково:
Волшебство любить —
На покой березняковый
Страсти обменить.
Соловейка-подстрекатель
За море летит.
А страдалица-хохлатка
Горестно звенит.
В поле время жать пшеницу…
Ты в каком краю?
Лучше б верил ты синице,
А не соловью.



БРАТУ

Не люди выбирают век —
Он вызывает сам любезно
Игрой таинственной из бездны.
О, не пугайся, человек!
Еще не бегал ты на службу
И не подскальзывался в лужах,
Полна, как вешняя листва,
Задорным гамом голова.
В деревне нет авторитетов,
Уже отец не даст совета
Ни окриком и ни ремнем.
Ты оставляешь сельский дом.
Желанья правят, а не фатум…
Я не выдергиваю фактов:
С лихвой колхоз и огород
Удвоили отцовский род.
А ты утрой его дерзаньем!
Ничуть не сомневаясь в том:
Эпоха для самопознанья
Пометила твой лоб перстом.
Став горожанином фартовым,
Эпоху за рога — скорей!
Но помню — рыжая корова
Тебя бодала у дверей.



ТОМАС MOP

Жил в Англии когда-то
Католик Томас Мор,
И знатный и богатый,
Мудрец и фантазер…
Не пташкой вылетала
Строка из-под пера.
Ах, книга золотая
Загадочно хитра!
В ничейном океане
На острове Нигде
Прядут не англичане
Ухмылки в бороде.
На море — не за деньги,
На пашне — не за страх.
Веселое смиренье
На праведных губах.
В порту моряк матерый
Не в сумрачном хмелю,
Не искушает совесть
Присягой королю.
…Коней стреножив резвых,
Я с книгой под стожком
Завороженно грезил
Ничейным островком.
В кустарниках синицы —
Почетный караул.
Я крайние страницы
Едва не пролистнул.
Дохнула зноем драма И
 ослепила боль…
Ах, Томас!.. Был упрямым,
Казнил его король.



МЫСЛИТЕЛИ ПЕЩЕРЫ

Не извергай, ученый бес,
О предках и о прошлом…
Мозг дикари вложили в нас
И приручили лошадь;
Они — хранители костров,
Мыслители пещеры
Сосали молоко коров
В лесах до нашей эры;
Мы, как они, зубами мох
Зажав, дымок глотаем,
А древний вездесущий бог
Под облаком витает.
Веков мифических рабы
И внуки суеверий,
Мы унаследовали быт
Их княжеств и империй.
Чья выдумка — вражда и бой?
Тюрьма и лавры славы?
Куда по улочке гурьбой
Детсадовцы шагают?
Вот яблоко, малыш, — кусай!
Вот книга — просвещайся!
Попробуй-ка придумать сам
Себе страницу счастья.



В МОСКВЕ

Сюда, где виснет пух
На крышах старины,
Нас гонит дерзкий дух
Со всех глубин страны.
Скакал я тридцать лет
До города Москвы
По знаменьям планет,
По ворожбе молвы.
Не робкая жена,
Целующая рот —
Без белого коня
На улочке не ждет.
Запахнутый в метель
Садового кольца
Я обнимаю ель
У царского крыльца.
Пронзают башни высь,
Как острия ракет,
И тянет камень вниз —
В потемки древних лет.
Я облачко нашел
Над елкой у Кремля.
На стержне колокольни
Вертится земля.
Уральские хребты
На цыпочках привстав,
Гудят: «Эй, где же ты?
Кого увидел там?»
То слушаю салют,
То голову склоня,
Задумчиво стою
У вечного огня.



ШТУКОВИНА

Великое сиденье
За шахматной доской,
Ледовое сраженье
И рукопашный бой;
Боксер, как гладиатор,
Поверженный на ринг,
Судья, как император,
Колышется над ним;
О, свет в старинном замке!
Из мрака — муж… Скандал!
С отчаянья вонзает
В соперника кинжал.
Веселое окошко
Сияет, как луна,
Играет на гармошке
И пляшет для меня.
Бегут, бегут с экрана,
Как лодки, острова,
И пальмовые страны,
И пены кружева.
О, кадры, кадры, кадры…
Не высмотреть до дна.
Щелчок — и обрывает
Все звуки тишина.
Сидел, качал ногою
До ослабленья сил.
Такую в дом сегодня
Штуковину купил.



НА ПЛЯЖЕ

Гуляю по пляжу,
Где голые формы одеты в лучей золотистую пряжу.
Где дева Наталья
Пугливо открыла и бедра и талию.
И сразу же, сразу
Мальчишка за нею гоняется зайчиком глаза.
А толстая Тонька
В упор изучает достоинства глупого Тольки.
А бабушка с дедом
Глядят друг на друга, хохочут, как дети.
Всесильны, всевышни,
Кто смуглые мышцы гимнастикой вышколил.
Я с ними с разбега
Ныряю к стрижам, к облакам в отраженную бездну.
Мы травы, мы — камни,
Живые деревья с руками-ветвями.
Мы — птицы, мы — рыбы,
Мы — море лазурного цвета, дельфиньих улыбок.
Мы голы, как числа,
Но тела ячейки заполнены воздухом здравого смысла.



СЛУЧАЙНОСТЬ

Случайность бытия
В разлуках и свиданьях…
Как в воздух — из ружья,
В кого же попаданье?
И скольких неуспех
Рассеял мимо цели?
Младенческий их смех
Не сбылся в колыбелях.
Из вечности зерном
В звон колоса ссыпаться,
Негаснущим огнем
С соломой дней общаться.
Мелькнул тревожно знак
Над холмиком унылым,
Облапил березняк
Безвестную могилу.
Что ж… Вешние цветы
Раскроют вновь пеленки,
Но там уже не ты,
А брат или сестренка.



СОЛОВЬИ

Бульканье,
Клыканье,
Дробь и раскат,
Пленьканье,
В дудку дуденье,
Трель, стукотня,
Оттолочка и свист —
Ах, соловьиное пенье!
Где навострился?
Кто заложил
Дедову память в поступки?
Певчие прадеды
Горлом его
Плещут фонтанные звуки.
Дня на уроке
Щельмец не скучал,
С книжками не кумекал,
В крохотном тельце,
Под сюртуком, —
Целая библиотека.
Самку бранит
За кокетство в кустах,
В гневе
Порывисто дышит.
В ариях злости,
Укоров и слез.
Ноты фальшивой
Не слышно!



ВОЗНЕСЕНИЕ

Щелк — склоненье, щелк — спряженье…
Из запутанных ветвей
На несбыточность блаженства
Намекает соловей;
Из кустов, тревожа воздух
Чистым звуком естества,
Заражает беспокойством
Безыскустность мастерства.
Будто шустрая девчонка
Под листвой помадит рот
Да украдкой пальцем тонким
В три колечка локон вьет;
Будто парень на мгновенье —
Ах, любовная игра! —
Потрясен прикосновеньем
Осторожного бедра.
Это сладостная мука
Слыша трель, осознавать,
Что внимали чистым звукам
Царь и воин, дочь и мать;
Перед боем и работой
В дали той, что нет конца…
И скопились эти ноты
В горле серого певца.
Щелк да щелк…
Под звон трамвая
Навевает парку грусть, —
И слезами обливаюсь,
И мечтами возношусь.



КУМУШКА-ДОРОГА

И автобусным маршрутом
Мимо кочек и берез,
И на тракторе попутном —
В заозерный леспромхоз.
Перекатывают дружно
Сосны месяц на рогах.
Сапоги мокает в лужи
Ваш покорнейший слуга.
Все мокает и мокает,
Как на свадьбу гармонист,
Катавасия такая —
Без меня не обойтись!
В ночь собака ощенилась,
Укусила молодца,
В огороде раскатились
Два предсвадебных кольца.
Стал поселок неуютным.
Лесорубам угодить —
Молодца с собакой лютой
Да с невестой помирить.
Без газетчика не могут
Отплясать. Смешно до слез.
Ах ты, кумушка-дорога,
В заозерный леспромхоз…



ПРОВОДЫ

Провожают сына в люди —
На чужой догляд:
«Что с тобой, сыночек, будет,» —
Родичи вопят.
Телом статен, костью крепок,
Жилистый в руке.
«Как тебе служится будет
В дальнем далеке?»
Из избы спешит охотник,
Хлебороб, рыбак,
Выплывает за ворота
Песня на большак.
Пляшут красные осины
У реки кадриль.
Серым шлейфом по долине
Закружилась пыль.



ВЕЧНЫЕ ГОЛУБИ

Старушка кормит глубей,
Как ангелов души своей:
Нагрянет срок — на высший суд
Ее на крыльях понесут.
Не так ли под осенний свист,
Забравшись под домашний кров,
Я верую в бумажный лист
И в голубей моих стихов…



* * *

Светлый пояс Афродиты
Для веселых и сердитых,
Для монахов и бандитов,
О святая Маргарита!
Ты и первый день творенья,
И тоска и вдохновенье,
И любовь и озаренье,
Ты и смерть и возрожденье.