Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
Н. Э. ШИШКИН. ПУБЛИЦИСТИКА КОНСТАНТИНА ЛАГУНОВА: ПОКУШЕНИЕ НА МИФ
Миф о покорении Тюменского Севера был одной из значительных глав богатой советской мифологии. Он складывался из романов, повестей, очерков, газетных выступлений, посвященных феномену тюменской нефти. Нужны были рапорты о новых рекордах нефтедобычи, о трудовых подвигах, которые, согласно публицистическому штампу того времени, «совершает советский народ под мудрым руководством коммунистической партии в суровых условиях северной природы».
Е. Добренко называл три основных социокультурных кода социалистического реализма: код героя, код протагониста власти и код врага. Все они легко обнаруживают себя в северных очерках К. Лагунова.
_«Все_социалистические_герои_обладают_неизменной_способностью_к_совершению_чудес._Сами_эти_чудеса_воспринимаются_в_этом_как_реальность –_подвиг»_[18 - Там же. С. 149.]_._
Люди – главное богатство Севера, без которого гигантские запасы нефти и газа так бы и остались лежать в недрах земли. Этот постулат красной нитью проходит через все очерки К. Лагунова, большинство которых – портретного характера. Производственные очерки, не посвященные конкретному человеку, также содержат по нескольку полнокровных, с любовью выписанных героев, освоителей Северного края, не считая коротко, вскользь упомянутых персонажей – не из-за авторского пренебрежения, а исключительно из-за нехватки места. Иначе, без сомнения, каждый очерк перерастал бы в густо населенный роман. Каждый трудяга – северянин заслуживает внимания, считает писатель, и на деле доказывает это. Не только начальники всех рангов и партийные активисты становятся героями в лагуновских очерках. Наравне с ними представлены водители, буровики, словом, рабочие руки Севера.
Герои Лагунова – беззаветно преданные делу люди, презирающие праздность, бросающие дерзкий вызов трескучим морозам и колючим ветрам. Их портреты – это портреты былинных богатырей, привлекательных грубой, первозданной мужской красотой. Например, управляющий трестом «Мостострой-2» В. Бахтин из очерка «Мост» – «тяжеловесный, будто из гранита высеченный... Лицо у Бахтина – обветренное, до густой красноты прокаленное непогодами, с чертами скульптурно выпуклыми и резкими. Лицо работяги»[19 - Урал. 1976. № 12. С. 15.]. Жены героев Севера – милые, улыбчивые женщины, понимающие и принимающие бешеный трудовой темп и адские нагрузки мужей. Дети героев – под стать отцам – целеустремленные труженики, идущие по родительским стопам. Вся жизнь героев Лагунова – почти житие. Они святые коммунистической мифологии. Подобную аналогию проводил Ю. Черниченко, разбирая деревенскую публицистику: «Штудируя... сельские очерки, я легко узнавал сборные детали, из которых монтировались жития веков пятнадцать подряд. Как эти изложницы достались атеистам – неведомо...»[20 - Черниченко Ю. Очерк про очерк // Новый мир. 1985. № 1. С. 175 – 191.]. Очерки Лагунова складывались в один величественный собирательный портрет покорителя Севера, героя того времени: непогрешимого, беззаветно преданного делу партии и производства.
_«Однако_пантеон_героев_заведомо_узок_для_реализации_социалистической_модели_социума._Герой,_воздействуя_на_читателя,_сам_испытывает_постоянное_воздействие_на_себя_извне,_и_этот_внешний_фактор_неистребим_на_каждом_новом_уровне:_на_массу_влияет_протагонист_власти,_воплощающий_в_себе_«коллективный_разум»_и_«волю_партии..._Нарушение_этой_модели_практически_невозможно...»_[21 - Добренко Е. Указ. соч. С. 149 – 150.]_._
Советский миф невозможен без присутствия в нем коммунистической партии, ее руководящей и вдохновляющей роли. Героям северных очерков К. Лагунова никогда не было легко. Величайшая самоотверженность, воспетая писателем, служила эталоном гражданской преданности своему делу. Примечательно, что на первом месте оказывается их трудовая закваска, а уже потом – принадлежность к партии. Величественная пирамида советского мифа дает трещину. Но полностью исключить «ум, честь и совесть» из повествования о беспримерной стройке советского народа было немыслимо – власть диктовала свои правила игры, свои законы творчества. К. Лагунов открыто признавал, что с исчезновением и осуждением Сталина не сгинула сталинская система: «Осталось и постыдное холуйство интеллигенции и, конечно же, мастеров слова – писателей. Как униженно лакействовали они (и я), как холуйски заискивали перед небожителями на терроре вознесшегося партийного Олимпа»[22 - Лагунов К. Пред Богом и людьми. Тюмень, 1993. С. 211.]. Однако в северной теме у Лагунова не так легко отыскать цветистые дифирамбы в адрес партии как некой абстракции, высшей силы, довлеющего над всем божества. Это связано, как признает сам писатель, с переломом в его духовной сути, который вызвало «бесстыдное, беспримерное в отечественной истории хищническое разграбление природных богатств Сибири»[23 - Там же. С. 149.]. Оттого на отрезках текста, заключающих в себе необходимую дозу партийного славословия, автор переходит на язык социалистических газетных штампов, словно соблюдая положенный этикет. Так, послесловие к очерку «Мост», сообщающее, что сдача нового железнодорожного пути через Обь – «замечательный подарок XXV съезду нашей партии»[24 - Лагунов К. Мост // Урал. 1975. № 12. С. 5.], решено в стиле газетной информации, жанра максимально стандартизированного.
_«Демонология_тоталитарной_культуры_беспредельна:_в_принципе,_на_каждого_героя_есть_враг_(без_врага_герой_не_раскроет_себя_в_своей_героической_сути)._Характерно,_что_враги_обладают_такой_же_титанической_силой_разрушения,_какой_герой_наделен_для_созидания..._Модель_этого_противостояния_не_ограничивается_простым_столкновением,_ибо_в_задачу_героя_входит_мобилизация_массы_на_борьбу_с_врагом –_передача_«энергии_созидания»_[25 - Добренко Е. Указ. соч. С. 150.]_._
В литературном наследии К. Лагунова противостояние «герой – враг» предстает в двух вариантах: «человек – человек» и «человек – природа». Поле развертывания первого – романы писателя, с непримиримыми конфликтами идейных противников. Столкнуть аналогичных противников в документальном очерке – значило разжечь очень крупный скандал. Позволь себе автор назвать гремящего на весь Союз начальника Главтюменьгеологии Ю. Эрвье, Героя Соцтруда и лауреата Ленинской премии, прозвищем для «внутреннего пользования» Папа Юра, прибавить к нему эпитет «малограмотный» (как в постперестроечном эссе «Пред богом и людьми»), да привести несколько примеров самоуправства или экологического беспредела – в самом благоприятном для автора случае материал просто похоронили бы, не допустив до публикации. Людские конфликты в очерках вполне типичны, но уровень, на котором они разворачиваются, далек от эшелонов власти, представленных в романах. Образы стяжателей, «бывалых», приехавших на Север за длинным рублем, все эти «Профессора» и «Бати», прикрываемые бюрократами, «уголовно – бичевой мусор», лжеромантики в очерках присутствовали – безымянными типажами, мальчиками для идеологического битья. Они в конце концов терпели поражение, и торжествовали настоящие герои, презирающие наживу, болеющие за дело, проповедующие сплоченность рядов и взаимовыручку. Примечателен в этом плане рассказ о первых днях в бригаде молодого идеалиста Александра Козлова[26 - Лагунов К. На стыке северных ветров // Урал. 1978. № 5. С. 96-110.]. Трудовой запал парня встретил резкое неприятие со стороны коллег и бригадира по прозвищу Профессор, так как наращивание темпов вело к уменьшению зарплаты. Козлова «подставили» и травили, зажимали внедрение его изобретений. Но все-таки справедливость побеждает – всегда в северных очерках К. Лагунова. Без борьбы нет жизни, нет подвига. Поэтому противник необходим, но он обязательно будет укрощен – пусть это человеческие пороки или экстремальные природные условия.
Во всей красе на страницах очерков развертывается второй вариант конфликта – человек против природы, не торопящейся расставаться со своими богатствами. Масштабные картины северного производства бросаются в глаза обстановкой, максимально приближенной к фронтовой. Об этом автор напоминает постоянно. В очерке «Мост» особенно ощутимо это сравнение. Оно звучит в словах героев: « – И тут фронт, – оборвал Бахтин. – Возьмем восьмую – тогда отоспимся»[27 - Лагунов К. Мост. С. 20.]. «Возьмем» – словно речь идет не об опоре моста, а о занятой противником высоте. Оно звучит в словах автора, описывающего настрой коллектива: «...люди работали самоотреченно, как воевали. Им всем была нужна одна победа... И ради нее они были готовы на все»[28 - Там же.].
Как мы видим, налицо все составляющие социалистического мифа о труде, по Е. Добренко – «главном государственном культе». Однако наряду с ними – постоянные попытки выйти за очерченные властью и ее идеологами рамки.
Неустроенный быт северян – одна из основных тем очерков К. Лагунова. Продолжая сравнение, приведенное писателем, можно сказать, что тема быта стала его Россинантом в «долгой, изнурительной и безнадежной войне с ветряными мельницами»[29 - Лагунов К. Пред Богом и людьми. С. 217.]. Так или иначе, но проблема быта затрагивалась в каждом выступлении писателя. Другие, не краснея, выдавали победные пассажи, вроде такой панорамы Нижневартовска: город «поражает воображение впервые прибывших сюда людей. Взгляду открываются широкие проспекты и улицы, микрорайоны, застроенные домами со всеми удобствами»[30 - Островский Н.Г. Масштабы северной стройки // Октябрь. 1976. № 8. С. 161.]. К. Лагунов, даже после резкого неприятия его очерка «Нефть и люди», не мог скрывать очевидную правду колоссального отставания темпов развития социальной инфраструктуры от нефтедобывающего производства. Эта тема осталась бастионом, который он не сдал под давлением официальной линии, настойчиво повторяя: «...растет жилищный дефицит от года к году и может стать прямо-таки угрожающим... Нехватка жилья плодит временщиков, продолжает текучку, подрывает моральные устои, разрушает семью, влияет на социально – психологический микроклимат»[31 - Лагунов К. Субботний день Василия Васильевича // Урал. 1974. № 1. С. 130-136.]. Не уставая описывать бедственное положение нефтяников и их семей, ютящихся в балках: «...на 12 квадратных метрах вагончика, пусть и утепленного, с телевизором и электричеством, трудно разместить семью с малышом... Никаких удобств балок не имеет. Даже вода привозная. Устроить же малыша в детсад – задача чрезвычайно трудная. Занятия в школах ведутся в три смены. В 1977 году в Нижневартовске имелось втрое меньше, чем положено по нормам, жилья, мест в школах, детских садах и яслях, коек в больницах и т. д. Словом, те же боли и те же обиды, что и 15 лет назад, когда только начиналось освоение тюменского нефтяного и газового Севера. А почему? Да потому что не все ошибки прошлого учтены»[32 - Лагунов К. На стыке северных ветров. С. 97.].
Отдельный, весьма показательный пример писательского «бунта» – извлечение из забвения имени геолога Виктора Васильева, начальника первой геологоразведочной экспедиции 1934 года, которое развеяло миф о послевоенных «первопроходцах», таковыми не являвшихся, присвоивших себе почетное право считаться первыми. «Должен покаяться... и я в своих очерках и статьях начинал историю Западно-Сибирской нефтяной провинции с послевоенных лет», – сожалел писатель в «Свадебном марше»[33 - Лагунов К. Свадебный марш. Свердловск, 1984. С. 44-45. ]. Обнаружив в 1969 году в архивах карты и другие документы с пометкой «Совершенно секретно», составленные Васильевым, К. Лагунов опубликован о нем очерк в местной печати, удивляясь, как мог этот человек пропасть из вида. Оказалось, что Васильев жив, работает в Москве, в министерстве газовой промышленности и не ищет славы. А в 1973 году, во время встречи нефтяников с артистами, Васильев, уже перенесший два инфаркта, умер прямо на трибуне в самом начаге своего выступления.
Очерк «Нефть и люди», история с Васильевым, «бытовые» баталии – первые попытки покушения на миф. Они не в силах были значительно поколебать внушительную пирамиду советской мифологии, но дали К. Лагунову право выступить с резкими критическими материалами после крушения Системы, пе попадая при этом в разряд конъюнктурных «перевертышей», которых сам писатель всегда презирал. Пафос, оценки К. Лагунова «до» и «после» на первый взгляд могут производить впечатление диаметрально противоположных. В действительности это не так. Они страницы одного, цельного публицистического эпоса. И критика, пусть неполная, ограниченная, пресекаемая командными окриками, высказанная «до», требовала едва ли не больше гражданского мужества, чем бесцензурные статьи и очерки, увидевшие свет «после».
Сноски
18
Там же. С. 149.
19
Урал. 1976. № 12. С. 15.
20
Черниченко Ю. Очерк про очерк // Новый мир. 1985. № 1. С. 175 – 191.
21
Добренко Е. Указ. соч. С. 149 – 150.
22
Лагунов К. Пред Богом и людьми. Тюмень, 1993. С. 211.
23
Там же. С. 149.
24
Лагунов К. Мост // Урал. 1975. № 12. С. 5.
25
Добренко Е. Указ. соч. С. 150.
26
Лагунов К. На стыке северных ветров // Урал. 1978. № 5. С. 96-110.
27
Лагунов К. Мост. С. 20.
28
Там же.
29
Лагунов К. Пред Богом и людьми. С. 217.
30
Островский Н.Г. Масштабы северной стройки // Октябрь. 1976. № 8. С. 161.
31
Лагунов К. Субботний день Василия Васильевича // Урал. 1974. № 1. С. 130-136.
32
Лагунов К. На стыке северных ветров. С. 97.
33
Лагунов К. Свадебный марш. Свердловск, 1984. С. 44-45.
О. К. Лагунова
Н. Э. ШИШКИН. ПУБЛИЦИСТИКА КОНСТАНТИНА ЛАГУНОВА: ПОКУШЕНИЕ НА МИФ
Миф о покорении Тюменского Севера был одной из значительных глав богатой советской мифологии. Он складывался из романов, повестей, очерков, газетных выступлений, посвященных феномену тюменской нефти. Нужны были рапорты о новых рекордах нефтедобычи, о трудовых подвигах, которые, согласно публицистическому штампу того времени, «совершает советский народ под мудрым руководством коммунистической партии в суровых условиях северной природы».
Е. Добренко называл три основных социокультурных кода социалистического реализма: код героя, код протагониста власти и код врага. Все они легко обнаруживают себя в северных очерках К. Лагунова.
_«Все_социалистические_герои_обладают_неизменной_способностью_к_совершению_чудес._Сами_эти_чудеса_воспринимаются_в_этом_как_реальность –_подвиг»_[18 - Там же. С. 149.]_._
Люди – главное богатство Севера, без которого гигантские запасы нефти и газа так бы и остались лежать в недрах земли. Этот постулат красной нитью проходит через все очерки К. Лагунова, большинство которых – портретного характера. Производственные очерки, не посвященные конкретному человеку, также содержат по нескольку полнокровных, с любовью выписанных героев, освоителей Северного края, не считая коротко, вскользь упомянутых персонажей – не из-за авторского пренебрежения, а исключительно из-за нехватки места. Иначе, без сомнения, каждый очерк перерастал бы в густо населенный роман. Каждый трудяга – северянин заслуживает внимания, считает писатель, и на деле доказывает это. Не только начальники всех рангов и партийные активисты становятся героями в лагуновских очерках. Наравне с ними представлены водители, буровики, словом, рабочие руки Севера.
Герои Лагунова – беззаветно преданные делу люди, презирающие праздность, бросающие дерзкий вызов трескучим морозам и колючим ветрам. Их портреты – это портреты былинных богатырей, привлекательных грубой, первозданной мужской красотой. Например, управляющий трестом «Мостострой-2» В. Бахтин из очерка «Мост» – «тяжеловесный, будто из гранита высеченный... Лицо у Бахтина – обветренное, до густой красноты прокаленное непогодами, с чертами скульптурно выпуклыми и резкими. Лицо работяги»[19 - Урал. 1976. № 12. С. 15.]. Жены героев Севера – милые, улыбчивые женщины, понимающие и принимающие бешеный трудовой темп и адские нагрузки мужей. Дети героев – под стать отцам – целеустремленные труженики, идущие по родительским стопам. Вся жизнь героев Лагунова – почти житие. Они святые коммунистической мифологии. Подобную аналогию проводил Ю. Черниченко, разбирая деревенскую публицистику: «Штудируя... сельские очерки, я легко узнавал сборные детали, из которых монтировались жития веков пятнадцать подряд. Как эти изложницы достались атеистам – неведомо...»[20 - Черниченко Ю. Очерк про очерк // Новый мир. 1985. № 1. С. 175 – 191.]. Очерки Лагунова складывались в один величественный собирательный портрет покорителя Севера, героя того времени: непогрешимого, беззаветно преданного делу партии и производства.
_«Однако_пантеон_героев_заведомо_узок_для_реализации_социалистической_модели_социума._Герой,_воздействуя_на_читателя,_сам_испытывает_постоянное_воздействие_на_себя_извне,_и_этот_внешний_фактор_неистребим_на_каждом_новом_уровне:_на_массу_влияет_протагонист_власти,_воплощающий_в_себе_«коллективный_разум»_и_«волю_партии..._Нарушение_этой_модели_практически_невозможно...»_[21 - Добренко Е. Указ. соч. С. 149 – 150.]_._
Советский миф невозможен без присутствия в нем коммунистической партии, ее руководящей и вдохновляющей роли. Героям северных очерков К. Лагунова никогда не было легко. Величайшая самоотверженность, воспетая писателем, служила эталоном гражданской преданности своему делу. Примечательно, что на первом месте оказывается их трудовая закваска, а уже потом – принадлежность к партии. Величественная пирамида советского мифа дает трещину. Но полностью исключить «ум, честь и совесть» из повествования о беспримерной стройке советского народа было немыслимо – власть диктовала свои правила игры, свои законы творчества. К. Лагунов открыто признавал, что с исчезновением и осуждением Сталина не сгинула сталинская система: «Осталось и постыдное холуйство интеллигенции и, конечно же, мастеров слова – писателей. Как униженно лакействовали они (и я), как холуйски заискивали перед небожителями на терроре вознесшегося партийного Олимпа»[22 - Лагунов К. Пред Богом и людьми. Тюмень, 1993. С. 211.]. Однако в северной теме у Лагунова не так легко отыскать цветистые дифирамбы в адрес партии как некой абстракции, высшей силы, довлеющего над всем божества. Это связано, как признает сам писатель, с переломом в его духовной сути, который вызвало «бесстыдное, беспримерное в отечественной истории хищническое разграбление природных богатств Сибири»[23 - Там же. С. 149.]. Оттого на отрезках текста, заключающих в себе необходимую дозу партийного славословия, автор переходит на язык социалистических газетных штампов, словно соблюдая положенный этикет. Так, послесловие к очерку «Мост», сообщающее, что сдача нового железнодорожного пути через Обь – «замечательный подарок XXV съезду нашей партии»[24 - Лагунов К. Мост // Урал. 1975. № 12. С. 5.], решено в стиле газетной информации, жанра максимально стандартизированного.
_«Демонология_тоталитарной_культуры_беспредельна:_в_принципе,_на_каждого_героя_есть_враг_(без_врага_герой_не_раскроет_себя_в_своей_героической_сути)._Характерно,_что_враги_обладают_такой_же_титанической_силой_разрушения,_какой_герой_наделен_для_созидания..._Модель_этого_противостояния_не_ограничивается_простым_столкновением,_ибо_в_задачу_героя_входит_мобилизация_массы_на_борьбу_с_врагом –_передача_«энергии_созидания»_[25 - Добренко Е. Указ. соч. С. 150.]_._
В литературном наследии К. Лагунова противостояние «герой – враг» предстает в двух вариантах: «человек – человек» и «человек – природа». Поле развертывания первого – романы писателя, с непримиримыми конфликтами идейных противников. Столкнуть аналогичных противников в документальном очерке – значило разжечь очень крупный скандал. Позволь себе автор назвать гремящего на весь Союз начальника Главтюменьгеологии Ю. Эрвье, Героя Соцтруда и лауреата Ленинской премии, прозвищем для «внутреннего пользования» Папа Юра, прибавить к нему эпитет «малограмотный» (как в постперестроечном эссе «Пред богом и людьми»), да привести несколько примеров самоуправства или экологического беспредела – в самом благоприятном для автора случае материал просто похоронили бы, не допустив до публикации. Людские конфликты в очерках вполне типичны, но уровень, на котором они разворачиваются, далек от эшелонов власти, представленных в романах. Образы стяжателей, «бывалых», приехавших на Север за длинным рублем, все эти «Профессора» и «Бати», прикрываемые бюрократами, «уголовно – бичевой мусор», лжеромантики в очерках присутствовали – безымянными типажами, мальчиками для идеологического битья. Они в конце концов терпели поражение, и торжествовали настоящие герои, презирающие наживу, болеющие за дело, проповедующие сплоченность рядов и взаимовыручку. Примечателен в этом плане рассказ о первых днях в бригаде молодого идеалиста Александра Козлова[26 - Лагунов К. На стыке северных ветров // Урал. 1978. № 5. С. 96-110.]. Трудовой запал парня встретил резкое неприятие со стороны коллег и бригадира по прозвищу Профессор, так как наращивание темпов вело к уменьшению зарплаты. Козлова «подставили» и травили, зажимали внедрение его изобретений. Но все-таки справедливость побеждает – всегда в северных очерках К. Лагунова. Без борьбы нет жизни, нет подвига. Поэтому противник необходим, но он обязательно будет укрощен – пусть это человеческие пороки или экстремальные природные условия.
Во всей красе на страницах очерков развертывается второй вариант конфликта – человек против природы, не торопящейся расставаться со своими богатствами. Масштабные картины северного производства бросаются в глаза обстановкой, максимально приближенной к фронтовой. Об этом автор напоминает постоянно. В очерке «Мост» особенно ощутимо это сравнение. Оно звучит в словах героев: « – И тут фронт, – оборвал Бахтин. – Возьмем восьмую – тогда отоспимся»[27 - Лагунов К. Мост. С. 20.]. «Возьмем» – словно речь идет не об опоре моста, а о занятой противником высоте. Оно звучит в словах автора, описывающего настрой коллектива: «...люди работали самоотреченно, как воевали. Им всем была нужна одна победа... И ради нее они были готовы на все»[28 - Там же.].
Как мы видим, налицо все составляющие социалистического мифа о труде, по Е. Добренко – «главном государственном культе». Однако наряду с ними – постоянные попытки выйти за очерченные властью и ее идеологами рамки.
Неустроенный быт северян – одна из основных тем очерков К. Лагунова. Продолжая сравнение, приведенное писателем, можно сказать, что тема быта стала его Россинантом в «долгой, изнурительной и безнадежной войне с ветряными мельницами»[29 - Лагунов К. Пред Богом и людьми. С. 217.]. Так или иначе, но проблема быта затрагивалась в каждом выступлении писателя. Другие, не краснея, выдавали победные пассажи, вроде такой панорамы Нижневартовска: город «поражает воображение впервые прибывших сюда людей. Взгляду открываются широкие проспекты и улицы, микрорайоны, застроенные домами со всеми удобствами»[30 - Островский Н.Г. Масштабы северной стройки // Октябрь. 1976. № 8. С. 161.]. К. Лагунов, даже после резкого неприятия его очерка «Нефть и люди», не мог скрывать очевидную правду колоссального отставания темпов развития социальной инфраструктуры от нефтедобывающего производства. Эта тема осталась бастионом, который он не сдал под давлением официальной линии, настойчиво повторяя: «...растет жилищный дефицит от года к году и может стать прямо-таки угрожающим... Нехватка жилья плодит временщиков, продолжает текучку, подрывает моральные устои, разрушает семью, влияет на социально – психологический микроклимат»[31 - Лагунов К. Субботний день Василия Васильевича // Урал. 1974. № 1. С. 130-136.]. Не уставая описывать бедственное положение нефтяников и их семей, ютящихся в балках: «...на 12 квадратных метрах вагончика, пусть и утепленного, с телевизором и электричеством, трудно разместить семью с малышом... Никаких удобств балок не имеет. Даже вода привозная. Устроить же малыша в детсад – задача чрезвычайно трудная. Занятия в школах ведутся в три смены. В 1977 году в Нижневартовске имелось втрое меньше, чем положено по нормам, жилья, мест в школах, детских садах и яслях, коек в больницах и т. д. Словом, те же боли и те же обиды, что и 15 лет назад, когда только начиналось освоение тюменского нефтяного и газового Севера. А почему? Да потому что не все ошибки прошлого учтены»[32 - Лагунов К. На стыке северных ветров. С. 97.].
Отдельный, весьма показательный пример писательского «бунта» – извлечение из забвения имени геолога Виктора Васильева, начальника первой геологоразведочной экспедиции 1934 года, которое развеяло миф о послевоенных «первопроходцах», таковыми не являвшихся, присвоивших себе почетное право считаться первыми. «Должен покаяться... и я в своих очерках и статьях начинал историю Западно-Сибирской нефтяной провинции с послевоенных лет», – сожалел писатель в «Свадебном марше»[33 - Лагунов К. Свадебный марш. Свердловск, 1984. С. 44-45. ]. Обнаружив в 1969 году в архивах карты и другие документы с пометкой «Совершенно секретно», составленные Васильевым, К. Лагунов опубликован о нем очерк в местной печати, удивляясь, как мог этот человек пропасть из вида. Оказалось, что Васильев жив, работает в Москве, в министерстве газовой промышленности и не ищет славы. А в 1973 году, во время встречи нефтяников с артистами, Васильев, уже перенесший два инфаркта, умер прямо на трибуне в самом начаге своего выступления.
Очерк «Нефть и люди», история с Васильевым, «бытовые» баталии – первые попытки покушения на миф. Они не в силах были значительно поколебать внушительную пирамиду советской мифологии, но дали К. Лагунову право выступить с резкими критическими материалами после крушения Системы, пе попадая при этом в разряд конъюнктурных «перевертышей», которых сам писатель всегда презирал. Пафос, оценки К. Лагунова «до» и «после» на первый взгляд могут производить впечатление диаметрально противоположных. В действительности это не так. Они страницы одного, цельного публицистического эпоса. И критика, пусть неполная, ограниченная, пресекаемая командными окриками, высказанная «до», требовала едва ли не больше гражданского мужества, чем бесцензурные статьи и очерки, увидевшие свет «после».
Сноски
18
Там же. С. 149.
19
Урал. 1976. № 12. С. 15.
20
Черниченко Ю. Очерк про очерк // Новый мир. 1985. № 1. С. 175 – 191.
21
Добренко Е. Указ. соч. С. 149 – 150.
22
Лагунов К. Пред Богом и людьми. Тюмень, 1993. С. 211.
23
Там же. С. 149.
24
Лагунов К. Мост // Урал. 1975. № 12. С. 5.
25
Добренко Е. Указ. соч. С. 150.
26
Лагунов К. На стыке северных ветров // Урал. 1978. № 5. С. 96-110.
27
Лагунов К. Мост. С. 20.
28
Там же.
29
Лагунов К. Пред Богом и людьми. С. 217.
30
Островский Н.Г. Масштабы северной стройки // Октябрь. 1976. № 8. С. 161.
31
Лагунов К. Субботний день Василия Васильевича // Урал. 1974. № 1. С. 130-136.
32
Лагунов К. На стыке северных ветров. С. 97.
33
Лагунов К. Свадебный марш. Свердловск, 1984. С. 44-45.