Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
АНДРЕЙ ТАРХАНОВ. НАСТАВНИК
В литературное сообщество Тюменской областной писательской организации я вступил в 1963 году с выходом в свет своего первого поэтического сборника «Первая завязь».
Господи! Как я радовался! Мне, наивному, восторженному, казалось, что теперь-то наверняка исполнятся все мои мечты. А как иначе! – я держу в руках свою собственную книжку стихов. Надо заметить, что в то время издание каждой книги являлось культурным событием на областном уровне. А молодой автор сразу становился общественно значимой фигурой в своем селенье или городе. Так высок был тогда авторитет писателя.
Вместе со мной чувствовали себя именинниками молодые авторы Федор Чурсин, Владимир Фалей, Петр Амелин. Их сборники также появились на прилавках книжных магазинов Тюмени, с которыми областное издательство работало в тесном дружеском контакте.
Крестным отцом моей книжки стал Константин Яковлевич Лагунов, руководитель писательской организации той поры. Я, признаться, был искренне удивлен, когда он однажды, пригласив меня для разговора, сказал:
– Пора тебе, Андрей, свою книжку стихов иметь. Понравились твои новые подборки стихов в альманахе, в «Тюменской правде».
– А не рано, Константин Яковлевич?
– Когда стихи пишутся по вдохновению ярко и своеобразно – не рано... А бывает и поздно...
– Согласен, Константин Яковлевич... Мне сейчас вдруг названье книжки пришло... «Березонька».
Лагунов помолчал, вздохнул:
– Видишь ли, таких названий на Руси было много... А что, если – «Первая завязь»?
Теперь задумался я.
– Ладно. Думай. Иди в издательство, к Зое Игнатьевне Михеевой. Я позвоню ей.
Так родилась моя «Первая завязь».
Константин Яковлевич не формально, а по-отечески следил за творчеством молодых авторов. Ряды их росли. Прибавлялось хлопот и забот и Лагунову. Один крайне нуждался в квартире, второй – в трудоустройстве. Третий оказался по пьянке в медвытрезвителе. Требовалось срочное вызволение, пока дело не дошло до суда. Все эти многочисленные житейские вопросы своих подопечных Константин Яковлевич непринужденно брал на свои плечи. И добивался своего. Помогал авторитет маститого писателя.
Помнится, осенью 1964 года вернулся со службы армейской хантыйский поэт Микуль Шульгин, тогда еще Иван Иванович.
– Домой мне никак не добраться, Константин Яковлевич, – говорил поэт. – Грязь. Дождь. Навигация закончилась.
А жил Шульгин у черта на куличках, в деревеньке под Мужами, на границе двух автономных округов.
– Ну и чем я тебе могу помочь? – спрашивает Лагунов.
– Устроить здесь, в Тюмени, на работу.
– Думаешь это так просто, – скептически улыбнулся Константин Яковлевич. – У тебя какое образование?
– Учился вместе с Тархановым в Ленинградском педагогическом институте имени Герцена, на геофаке, – уклончиво ответил Шульгин.
– Ты закончил его или нет?
– Да... немного нет, – замялся Микуль.
– Так сколько курсов закончил – то?
– Три, – лихо соврал поэт.
Ну, три что-то значит, – успокоился в какой-то своей мысли Лагунов. – Устроиться по твоей профессии непросто. В Тюмени мест нет, это точно... Ты где остановился?
– У Ивана Григорьевича.
– Живи пока там. Я позвоню вам.
Иван Григорьевич Истомин, классик ненецкой литературы, привечал всех северян. Благодаря Лагунову, он получил пятикомнатную квартиру для своей многочисленной семьи в центре Тюмени, напротив старинной гостиницы «Заря». И мы, командировочные северяне, обустроившись в «Заре», сразу шли в гости к знаменитому земляку.
Шульгина Константин Яковлевич устроил преподавателем географии в поселок Винзили, что под Тюменью.
Трудно перечислить имена молодых авторов, – столько их много, – которых Лагунов наставил на добрый путь, помог в житейских проблемах, освятил своей доброй, великодушной улыбкой.
Вы вечно в нашей памяти, Константин Яковлевич. И нам вечно будет не хватать Вас, потому что в трудные минуты жизни оглянешься вокруг, а верного, великого Человека нет рядом.
О. К. Лагунова
АНДРЕЙ ТАРХАНОВ. НАСТАВНИК
В литературное сообщество Тюменской областной писательской организации я вступил в 1963 году с выходом в свет своего первого поэтического сборника «Первая завязь».
Господи! Как я радовался! Мне, наивному, восторженному, казалось, что теперь-то наверняка исполнятся все мои мечты. А как иначе! – я держу в руках свою собственную книжку стихов. Надо заметить, что в то время издание каждой книги являлось культурным событием на областном уровне. А молодой автор сразу становился общественно значимой фигурой в своем селенье или городе. Так высок был тогда авторитет писателя.
Вместе со мной чувствовали себя именинниками молодые авторы Федор Чурсин, Владимир Фалей, Петр Амелин. Их сборники также появились на прилавках книжных магазинов Тюмени, с которыми областное издательство работало в тесном дружеском контакте.
Крестным отцом моей книжки стал Константин Яковлевич Лагунов, руководитель писательской организации той поры. Я, признаться, был искренне удивлен, когда он однажды, пригласив меня для разговора, сказал:
– Пора тебе, Андрей, свою книжку стихов иметь. Понравились твои новые подборки стихов в альманахе, в «Тюменской правде».
– А не рано, Константин Яковлевич?
– Когда стихи пишутся по вдохновению ярко и своеобразно – не рано... А бывает и поздно...
– Согласен, Константин Яковлевич... Мне сейчас вдруг названье книжки пришло... «Березонька».
Лагунов помолчал, вздохнул:
– Видишь ли, таких названий на Руси было много... А что, если – «Первая завязь»?
Теперь задумался я.
– Ладно. Думай. Иди в издательство, к Зое Игнатьевне Михеевой. Я позвоню ей.
Так родилась моя «Первая завязь».
Константин Яковлевич не формально, а по-отечески следил за творчеством молодых авторов. Ряды их росли. Прибавлялось хлопот и забот и Лагунову. Один крайне нуждался в квартире, второй – в трудоустройстве. Третий оказался по пьянке в медвытрезвителе. Требовалось срочное вызволение, пока дело не дошло до суда. Все эти многочисленные житейские вопросы своих подопечных Константин Яковлевич непринужденно брал на свои плечи. И добивался своего. Помогал авторитет маститого писателя.
Помнится, осенью 1964 года вернулся со службы армейской хантыйский поэт Микуль Шульгин, тогда еще Иван Иванович.
– Домой мне никак не добраться, Константин Яковлевич, – говорил поэт. – Грязь. Дождь. Навигация закончилась.
А жил Шульгин у черта на куличках, в деревеньке под Мужами, на границе двух автономных округов.
– Ну и чем я тебе могу помочь? – спрашивает Лагунов.
– Устроить здесь, в Тюмени, на работу.
– Думаешь это так просто, – скептически улыбнулся Константин Яковлевич. – У тебя какое образование?
– Учился вместе с Тархановым в Ленинградском педагогическом институте имени Герцена, на геофаке, – уклончиво ответил Шульгин.
– Ты закончил его или нет?
– Да... немного нет, – замялся Микуль.
– Так сколько курсов закончил – то?
– Три, – лихо соврал поэт.
Ну, три что-то значит, – успокоился в какой-то своей мысли Лагунов. – Устроиться по твоей профессии непросто. В Тюмени мест нет, это точно... Ты где остановился?
– У Ивана Григорьевича.
– Живи пока там. Я позвоню вам.
Иван Григорьевич Истомин, классик ненецкой литературы, привечал всех северян. Благодаря Лагунову, он получил пятикомнатную квартиру для своей многочисленной семьи в центре Тюмени, напротив старинной гостиницы «Заря». И мы, командировочные северяне, обустроившись в «Заре», сразу шли в гости к знаменитому земляку.
Шульгина Константин Яковлевич устроил преподавателем географии в поселок Винзили, что под Тюменью.
Трудно перечислить имена молодых авторов, – столько их много, – которых Лагунов наставил на добрый путь, помог в житейских проблемах, освятил своей доброй, великодушной улыбкой.
Вы вечно в нашей памяти, Константин Яковлевич. И нам вечно будет не хватать Вас, потому что в трудные минуты жизни оглянешься вокруг, а верного, великого Человека нет рядом.