Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова






НИКОЛАЙ ФРОЛОВ. ОН ЖИЛ ЗАБОТОЙ О ПИШУЩЕЙ МОЛОДЕЖИ


В моей библиотеке мало чего нет из написанного им в разные годы, напечатанного в последние десятилетия в газетах и журналах. Я дорожу подаренными Константином Яковлевичем книгами с автографами, дружескими, неподдельно искренними. Я готов поделиться ими, если они станут экспонатам и, надеюсь, будущего музея писателя. Естественно, автографы сопровождались короткими и продолжительными беседами с Константином Яковлевичем.

Первая такая беседа состоялась в самом начале 1980-х годов, когда я, будучи начинающим деканом только что открытого филологического факультета в Тюменском госуниверситете, активно пробивал идею открытия кафедры журналистики. Среди журналистов мне удалось добиться такой поддержки благодаря Б. Сюбаеву, который меня частенько приглашал читать лекции по культуре речи на журналистских семинарах. Дело с открытием журналистской специализации продвигалось черепашьими шагами из-за боязни партийных клерков позвонить в ЦК КПСС и испросить полагавшегося тогда разрешения и согласия на оформление специализации. Знакомые лекторы в обкоме КПСС посоветовали мне обратиться за помощью к главе Тюменской писательской организации К.Я. Лагунову.

Конечно, перед звонком и полученным согласием на встречу с писателем я перечитал и захватил с собой только что вышедший в то время роман «Больно берег крут». Помнится, встретились мы в какой-то комнате обкома партии, сама встреча была короткой и продуктивной. Моя идея была поддержана и, пожалуй, оказалась пророческой: через несколько лет К.Я. Лагунов стал заведовать кафедрой журналистики. Воодушевленный, я спешно оказался в кабинете секретаря областного комитета КПСС Г.Д. Лутошкина, который сделал мне тактичное замечание, что без предварительной консультации и записи в апартаменты областных секретарей обычно не пропускают. На этот раз все сложилось очень удачно: Г.Д. Лутошкин выслушал меня, позвонил в ЦК КПСС и получил согласие, а я – право на оформление соответствующих документов. Уже на выходе из здания обкома партии я снова встретил Константина Яковлевича, доложил о благополучном исходе дела. Прозвучало: «Молодец!» С того времени наши контакты стали постоянными.

Работая заведующим кафедрой, Константин Яковлевич, по моим наблюдениям, настолько сумел заинтересовать и сплотить вокруг себя студенческую творческую молодежь, что, кажется, на что-нибудь другое у него и времени не оставалось. Он напоминал заботливую наседку, вокруг которой копошатся желторотые, но амбициозные цыплятки. Видеть это моим коллегам доставляло немалое удовольствие. Говорили, что кто-то в этом деле ему завидовал и чернил. Всякое бывает. Только надо было замечать очевидные плоды просвещения, вызревавшие в книжках учеников.

К Константину Яковлевичу я относился как к умудренному жизненным опытом старшему коллеге по работе, общественным позициям, отношению к происходящим событиям. Мы особо и не спорили, а сверяли часы. Правда, Константином Яковлевичем все воспринималось болезненней, экспрессивнее и обоснованней, так как рушили то, что он сознательно строил.

Это был удивительно несгибаемый и скромный, трудолюбивый и доброжелательный человек. Жаль, что такие добрые души очень рано уходят из жизни. С Константином Яковлевичем Лагуновым общалось много людей, но с каждым он имел особый микроклимат общения, каждому он дарил доброе слово. С ним легко и очень просто работалось, на него было непросто сетовать. «Виной» тому, видимо, являлась черта его характера – естественность реакции на все мелочи жизни, постоянство убеждений и опора на жизненный опыт.