Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
ВИКТОР ГОРБАЧЕВ. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КОНСТАНТИН ЯКОВЛЕВИЧ! К 80-ЛЕТИЮ К. Я. ЛАГУНОВА
В моей домашней библиотеке, – как, полагаю, и многих других тюменцев, есть полка, отведенная под книги Константина Яковлевича Лагунова. Но моя «лагуновская полочка» особая, ибо почти все томики здесь – в ярких обложках и в картонных «самиздатовских» – с дарственными надписями автора. Последний, по хронологии, автор Константина Яковлевича – на титульном листе издания, вышедшего к 75-летию писателя и вместившего два его романа «Добыча дьявола» и «Абсурд»: «Другу Виктору Горбачеву – мы много лет в одной упряжке, в единой связке...» Как недавно это было и как давно...
Знакомы мы были с Константином Яковлевичем многие годы. Я, естественно, читал его книги, мы сталкивались и на северных тропах, и здесь в Тюмени на различных совещаниях – заседаниях: кивали друг другу, обменивались парой фраз – но и только. А вот открыл я для себя по-настоящему этого замечательного писателя и прекрасного человека, начал действительно работать с ним в единой связке лишь на истечении суматошных перестроечных лет.
Это были не лучшие годы в длинной уже тогда творческой жизни писателя Константина Лагунова. Все вокруг вибрировало, шла переоценка прошлого, и одновременно уже началось отторжение того нового, что совсем вчера под восторженный митинговый рев стало приходить на смену этому прошлому. Константин Яковлевич, который всегда остро реагировал на все происходящее вокруг него, вибрировал в унисон со страной. Он мучительно копался в своем прошлом, коря себя – как и полагается нормальному русскому писателю – за существующие и несуществующие грехи, пытался осмыслить происходящие перемены, которые разочаровывали его все в большей и большей степени, с тревогой размышлял о будущем.
Все это рвалось наружу – к людям, к читателю. Но вот парадокс: цензуру, от которой Константину Яковлевичу доставалось столько синяков и шишек, вроде отменили и свобода слова – через край. Но донести это свое слово до читателя писателю оказалось намного сложнее, чем прежде: опубликовать написанное стало почти неразрешимой проблемой. На ладан задышали все подряд литературные журналы и альманахи, которые первыми в свое время представили российскому читателю наиболее известные романы и публицистику Лагунова – «Так было», «Ордалия», «Больно берег крут», «Красные петухи», «Бронзовый дог», «Нефть и люди» и др. А чтобы издать отдельной книгой, надо было изыскать такую сумму, о которой и говорить не приходилось.
Оставалось одно окошко, через которое Константин Яковлевич мог общаться с читателем, причем читателем массовым – газета. Опыт такого сотрудничества – прежде всего с «Тюменской правдой» – у него был, но еще до моего прихода в эту газету в качестве ее редактора. И только спустя десять лет это сотрудничество возобновилось по полной программе.
Свою книгу-исповедь «Пред Богом и людьми», которую Константин Яковлевич в сентябре 1991 года принес в редакцию «Тюменки», сегодня читать тяжело – настолько безжалостно по отношению к самому себе обнажена здесь душа человека, теряющего не только свое прошлое, но и свое будущее.
«Прозрев, я понял: дорога, на которую толкнула меня судьба, вела не к храму, а в преисподнюю... Но я не в силах ответить на захлестнувший мне горло вопрос: куда теперь-то мы идем? Куда и зачем?
Пусто на душе.
И вокруг пусто...
Кумиры низринуты.
Пророки поруганы.
Ни цели вокруг, ни пути...»
Вообще-то не только читать, но и публиковать это было страшновато: «центристов» тогда было еще мало, были, в основном, непримиримые радикалы – «коммуняки» и «дерьмократы». И тех и других писатель задевал за самые больные места – как отреагируют на это читатели газеты?
Но книга была все же практически без каких-либо правок в пяти или шести номерах газеты опубликована, и отреагировали на нее читатели хотя и ожидаемо неоднозначно, но чрезвычайно бурно. Месяца полтора – изо дня в день – в редакцию шли пачки писем – откликов: ни до, ни после этого я такой читательской реакции ни на одну из публикаций «Тюменской правды» не наблюдал. Писателя клеймили за отступничество и обвиняли в консерватизме, ругали за трусость и хвалили за смелость, но для Константина Яковлевича все это было как глоток свежего воздуха после приступа удушья. Мне кажется, что именно с этого момента он начал выходить из состояния душевного кризиса.
И именно с этого времени Константин Яковлевич снова стал постоянным автором газеты. Он регулярно готовил для «Тюменки» публицистические статьи, посвященные, как правило, насущным вопросам нравственно – этического плана. И эти острые, яркие, предельно искренние публикации вновь и вновь вызывали всплеск читательских эмоций. Помимо этого мы (еще до наступления лучших для Константина Яковлевича времен – а такие времена все же наступили) успели опубликовать в дюжине номеров газеты чуть ли не целиком новый его роман «Юродивый» (в отдельном издании «Иринарх»), кое-что из детской прозы.
Но чаще всего Константин Яковлевич заходил в мой редакторский кабинет не по делу, а, как говорится, «на огонек» – просто поговорить, излить душу, посоветоваться о чем-то. Обычно он предварительно звонил, обговаривал время встречи, но иногда приходил без предупреждения – но в любом случае я откладывал все свои дела и мы разговаривал! о чем угодно – о политике, об экономике, о ситуации в области и стране, о судьбах отечественной культуры. Мне кажется, что в начале 90-х Константин Яковлевич замысливал большой, многоплановый роман о жизни сибирской глубинки эпохи перестройки и начала реформ и очень интересовался тем, что представляла из себя в те времена региональная элита. Я по роду службы общался с местными политиками, и с нарождающимися бизнесменами, и с переживающими не лучшие времена «командирами производства». А писатель буквально вытаскивал из меня информацию о них, возможно, Константин Яковлевич не прочь был продолжить в новом романе некоторые сюжетные линии «Завтрака на траве».
Я тоже не оставался внакладе: у меня был определенный дефицит «низовой» информации – с утра до ночи на работе, на каких-то совещаниях и заседаниях, оглянуться окрест было некогда. Константин Яковлевич этот дефицит существенно восполнял: было удивительно, как человек с почти нулевым зрением так четко видит и представляет себе окружающий его мир, как чувствует настроения людей, знает, чем живет и старшее поколение, и молодежь. Впрочем, к этому времени Лагунов уже начал работать в Тюменском госуниверситете, где организовал отделение журналистики. И конечно, знал, о чем думает, на что надеется сегодняшняя молодежь.
Константин Яковлевич, как правило, приносил мне «на пробное чтение» начальные главы своих новых работ, я, со своей стороны, достаточно часто советовался с ним по поводу спорных газетных материалов. Мы доверяли друг другу, потому что если не во всем, то все же в очень многом сходились в своих симпатиях и антипатиях, в оценке тех или иных людей, в оценке тех или иных событий, которые происходили в стране и в нашей области. При достаточно большой разнице в возрасте, при совершенно разных характерах и житейских привычках – я разгильдяй и неряха, он – аккуратист и педант, мы были близки духовно. Прямо на картонной обложке одной из самиздатовских книг Лагунова (были и такие, две из них тоже хранятся на моей лагуновской полочке) рукою автора написано: «Товарищу по оружию, брату по духу – Виктору Горбачеву». Для меня это посвящение – как медаль, выданная за то, что я все же успел сделать что-то хорошее и нужное в своей уже теперь длинной журналистской жизни.
Как жаль, что замечательного писателя и замечательного человека Константина Лагунова уже нет сегодня с нами. И как хорошо, что он с нами всегда.
С днем рождения Вас, Константин Яковлевич!
О. К. Лагунова
ВИКТОР ГОРБАЧЕВ. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КОНСТАНТИН ЯКОВЛЕВИЧ! К 80-ЛЕТИЮ К. Я. ЛАГУНОВА
В моей домашней библиотеке, – как, полагаю, и многих других тюменцев, есть полка, отведенная под книги Константина Яковлевича Лагунова. Но моя «лагуновская полочка» особая, ибо почти все томики здесь – в ярких обложках и в картонных «самиздатовских» – с дарственными надписями автора. Последний, по хронологии, автор Константина Яковлевича – на титульном листе издания, вышедшего к 75-летию писателя и вместившего два его романа «Добыча дьявола» и «Абсурд»: «Другу Виктору Горбачеву – мы много лет в одной упряжке, в единой связке...» Как недавно это было и как давно...
Знакомы мы были с Константином Яковлевичем многие годы. Я, естественно, читал его книги, мы сталкивались и на северных тропах, и здесь в Тюмени на различных совещаниях – заседаниях: кивали друг другу, обменивались парой фраз – но и только. А вот открыл я для себя по-настоящему этого замечательного писателя и прекрасного человека, начал действительно работать с ним в единой связке лишь на истечении суматошных перестроечных лет.
Это были не лучшие годы в длинной уже тогда творческой жизни писателя Константина Лагунова. Все вокруг вибрировало, шла переоценка прошлого, и одновременно уже началось отторжение того нового, что совсем вчера под восторженный митинговый рев стало приходить на смену этому прошлому. Константин Яковлевич, который всегда остро реагировал на все происходящее вокруг него, вибрировал в унисон со страной. Он мучительно копался в своем прошлом, коря себя – как и полагается нормальному русскому писателю – за существующие и несуществующие грехи, пытался осмыслить происходящие перемены, которые разочаровывали его все в большей и большей степени, с тревогой размышлял о будущем.
Все это рвалось наружу – к людям, к читателю. Но вот парадокс: цензуру, от которой Константину Яковлевичу доставалось столько синяков и шишек, вроде отменили и свобода слова – через край. Но донести это свое слово до читателя писателю оказалось намного сложнее, чем прежде: опубликовать написанное стало почти неразрешимой проблемой. На ладан задышали все подряд литературные журналы и альманахи, которые первыми в свое время представили российскому читателю наиболее известные романы и публицистику Лагунова – «Так было», «Ордалия», «Больно берег крут», «Красные петухи», «Бронзовый дог», «Нефть и люди» и др. А чтобы издать отдельной книгой, надо было изыскать такую сумму, о которой и говорить не приходилось.
Оставалось одно окошко, через которое Константин Яковлевич мог общаться с читателем, причем читателем массовым – газета. Опыт такого сотрудничества – прежде всего с «Тюменской правдой» – у него был, но еще до моего прихода в эту газету в качестве ее редактора. И только спустя десять лет это сотрудничество возобновилось по полной программе.
Свою книгу-исповедь «Пред Богом и людьми», которую Константин Яковлевич в сентябре 1991 года принес в редакцию «Тюменки», сегодня читать тяжело – настолько безжалостно по отношению к самому себе обнажена здесь душа человека, теряющего не только свое прошлое, но и свое будущее.
«Прозрев, я понял: дорога, на которую толкнула меня судьба, вела не к храму, а в преисподнюю... Но я не в силах ответить на захлестнувший мне горло вопрос: куда теперь-то мы идем? Куда и зачем?
Пусто на душе.
И вокруг пусто...
Кумиры низринуты.
Пророки поруганы.
Ни цели вокруг, ни пути...»
Вообще-то не только читать, но и публиковать это было страшновато: «центристов» тогда было еще мало, были, в основном, непримиримые радикалы – «коммуняки» и «дерьмократы». И тех и других писатель задевал за самые больные места – как отреагируют на это читатели газеты?
Но книга была все же практически без каких-либо правок в пяти или шести номерах газеты опубликована, и отреагировали на нее читатели хотя и ожидаемо неоднозначно, но чрезвычайно бурно. Месяца полтора – изо дня в день – в редакцию шли пачки писем – откликов: ни до, ни после этого я такой читательской реакции ни на одну из публикаций «Тюменской правды» не наблюдал. Писателя клеймили за отступничество и обвиняли в консерватизме, ругали за трусость и хвалили за смелость, но для Константина Яковлевича все это было как глоток свежего воздуха после приступа удушья. Мне кажется, что именно с этого момента он начал выходить из состояния душевного кризиса.
И именно с этого времени Константин Яковлевич снова стал постоянным автором газеты. Он регулярно готовил для «Тюменки» публицистические статьи, посвященные, как правило, насущным вопросам нравственно – этического плана. И эти острые, яркие, предельно искренние публикации вновь и вновь вызывали всплеск читательских эмоций. Помимо этого мы (еще до наступления лучших для Константина Яковлевича времен – а такие времена все же наступили) успели опубликовать в дюжине номеров газеты чуть ли не целиком новый его роман «Юродивый» (в отдельном издании «Иринарх»), кое-что из детской прозы.
Но чаще всего Константин Яковлевич заходил в мой редакторский кабинет не по делу, а, как говорится, «на огонек» – просто поговорить, излить душу, посоветоваться о чем-то. Обычно он предварительно звонил, обговаривал время встречи, но иногда приходил без предупреждения – но в любом случае я откладывал все свои дела и мы разговаривал! о чем угодно – о политике, об экономике, о ситуации в области и стране, о судьбах отечественной культуры. Мне кажется, что в начале 90-х Константин Яковлевич замысливал большой, многоплановый роман о жизни сибирской глубинки эпохи перестройки и начала реформ и очень интересовался тем, что представляла из себя в те времена региональная элита. Я по роду службы общался с местными политиками, и с нарождающимися бизнесменами, и с переживающими не лучшие времена «командирами производства». А писатель буквально вытаскивал из меня информацию о них, возможно, Константин Яковлевич не прочь был продолжить в новом романе некоторые сюжетные линии «Завтрака на траве».
Я тоже не оставался внакладе: у меня был определенный дефицит «низовой» информации – с утра до ночи на работе, на каких-то совещаниях и заседаниях, оглянуться окрест было некогда. Константин Яковлевич этот дефицит существенно восполнял: было удивительно, как человек с почти нулевым зрением так четко видит и представляет себе окружающий его мир, как чувствует настроения людей, знает, чем живет и старшее поколение, и молодежь. Впрочем, к этому времени Лагунов уже начал работать в Тюменском госуниверситете, где организовал отделение журналистики. И конечно, знал, о чем думает, на что надеется сегодняшняя молодежь.
Константин Яковлевич, как правило, приносил мне «на пробное чтение» начальные главы своих новых работ, я, со своей стороны, достаточно часто советовался с ним по поводу спорных газетных материалов. Мы доверяли друг другу, потому что если не во всем, то все же в очень многом сходились в своих симпатиях и антипатиях, в оценке тех или иных людей, в оценке тех или иных событий, которые происходили в стране и в нашей области. При достаточно большой разнице в возрасте, при совершенно разных характерах и житейских привычках – я разгильдяй и неряха, он – аккуратист и педант, мы были близки духовно. Прямо на картонной обложке одной из самиздатовских книг Лагунова (были и такие, две из них тоже хранятся на моей лагуновской полочке) рукою автора написано: «Товарищу по оружию, брату по духу – Виктору Горбачеву». Для меня это посвящение – как медаль, выданная за то, что я все же успел сделать что-то хорошее и нужное в своей уже теперь длинной журналистской жизни.
Как жаль, что замечательного писателя и замечательного человека Константина Лагунова уже нет сегодня с нами. И как хорошо, что он с нами всегда.
С днем рождения Вас, Константин Яковлевич!