Д. А. Сергеев
Одинокая женщина на пустынном пляже
ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СМЕРТЬ
Андриан и Анжелика
Анжелика сидела в кресле, откинув голову назад, и падавший из окна свет вечернего морозного солнца оттенял морщинки у её глаз. Андриан, присев на край дивана, перебирал пачку купленных утром газет и журналов. Ей исполнилось пятьдесят, а ему пятьдесят пять. Впрочем, оба они всегда выглядели моложе своих лет и старались, как говорится, быть в форме, поэтому окружающие, как правило, давали им лет на семь-восемь меньше, чем было на самом деле. На Севере в их годы можно уже выходить на пенсию, хотя большинство предпочитают продолжать работу лет до шестидесяти. Но с тех пор, как в авиакатастрофе, возвращаясь с летнего отдыха, погибла их дочь вместе с внучкой, они чувствовали себя потерянными. Жизнь дала трещину. По сути никого из близких людей у них уже не осталось. За десятилетия жизни на Севере работа утомила и опостылела так же, как долгие, сумеречные и морозные зимы. И они вышли на пенсию, намереваясь перебраться на жительство куда-нибудь южнее, да всё откладывали, поскольку никак не могли окончательно определиться с местом переезда.
Сначала им трудно было отвлечься от мыслей о погибших близких, о падающем самолёте, о том, как там всё происходило, и что чувствовали погибающие люди в тот момент. Они часто смотрели на висевший над диваном большой фотоснимок, присланный дочерью со своего последнего курорта. На нём дочь вместе с малышкой была запечатлена на фоне синего спокойного моря и высоких пальм с раскидистыми кронами. Потом навязчивые мысли о погибающем самолёте отпустили их, но взамен осталась лишь тягучая, звенящая пустота.
― Знаешь, ― сказала она, прервав затянувшееся молчание. ― Хорошую жизнь мы с тобой прожили, в ней было столько интересного и даже потрясающего. А теперь нас ждёт старение, болезни, ощущение бессмысленности существования и одиночество вдвоём. А потом кто-нибудь из нас и вовсе останется один…
― Что делать, ― ответил он, ― это всё, конечно, печально, но неизбежно.
― Не хочется смиряться с неизбежностью, ― продолжала она. ― Вот, если бы можно было, как в той присказке, прожив хорошую совместную жизнь, умереть в один день, причём в счастливый день, с выражением радости на лице.
― Да, это была бы замечательная смерть, но, к сожалению, она из области фантазий, ― решил завершить тему Андриан.
― Почему? В конце концов, всё зависит от людей. ― Она подняла голову со спинки кресла и внимательно посмотрела на него.
― Ты говоришь о добровольном уходе, но, по-моему, это ужасно. Тем более, где взять этот счастливый день?
― Создать его самим. ― Она снова посмотрела на него пронизывающим взглядом и, заметив его озадаченность, усмехнулась. ― Всё! Забудь, я пошутила.
― Нет почему, в этом есть какое-то рациональное зерно. ― Вдруг оживился он. ― Представляешь: берег моря, золотой песок, на который, шурша, накатывает лёгкий морской бриз. На фоне синего неба над волнами, широко расставив крылья, парят белые чайки. У самой воды рядом стоят два шезлонга, на которых полулежат мужчина и женщина.
― Да очень романтично и красиво, ― тихонько засмеялась она. Вот оно подходящее место для идеальной смерти. Это небо, море, чайки будет последним, что они увидят в свой последний момент.
― …Они открывают плоскую металлическую флягу с заранее заготовленным смертельным снадобьем и, таинственно переглянувшись, по очереди делают по несколько глотков…
― А кто первый? ― пытаясь свести разговор к шутке, усмехнулась она.
― Неважно, ведь они вдвоём всё решили. Впрочем, мужчина может уступить первенство даме, ― тоже пошутил он.
― Вот-вот, ― снова засмеялась она, погрозив пальцем. ― А сам испугается и останется жить…
― Ну, это было бы уж слишком!.. ― тоже рассмеялся он.
С тех пор, как произошло крушение самолёта они шутили и смеялись крайне редко, и, если даже, расслабляясь на какое-то время, делали это, то довольно коротко. А потом их снова накрывала тоскливая тишина, и, они, понимая состояние друг друга, грустно переглядывались. Той зимой стояли сильные морозы, часто за тридцать градусов, а то и до сорока. На улицу в такие дни они не выходили, и их обоих донимала хандра.
― Помнишь, мы говорили об идеальной смерти на берегу моря? ― иногда вспоминала она и начинала рассуждать о том, что, в принципе, это не такая уж крамольная и бессмысленная идея. ― Важны последние ощущения жизни, то, что мы видим в последнее мгновение, с чем покидаем этот мир. В этот момент нет ни прошлого, ни будущего. Есть только он, этот единственный и неповторимый миг ухода. Всё остальное уже нереально и теряет всякий смысл.
― Да, ― соглашался он. ― Это как занавес в конце захватывающего спектакля со счастливым концом.
― И при этом никто никого не оставляет в этом мире доживать в одиночестве.
Такие разговоры носили сначала абстрактное, затем сослагательное, а потом всё более реальное и практическое содержание. Так вызревает неожиданно возникшая идея преступления, к которому сначала люди, кажется, совершенно не готовы, а после привыкают к мысли о его возможности, которая в итоге превращается в идею фикс, и её носителей уже трудно, а то и невозможно отговорить от совершения задуманного.
Преддверие
И вот однажды настал день, когда они были полностью готовы. Сначала с холодной деловитостью решали куда лучше поехать и выбрали экзотические субтропики. Оформляя путёвку в турбюро, словно, оставив себе путь к отступлению, взяли, как обычно в таких случаях, билеты туда и обратно. Затем долго и тщательно обсуждали, во что одеться в торжественный момент. Вариант с купальными костюмами они сразу отбросили. Представлять, как с пляжа под пристальным вниманием толпы и под комментарии очевидцев выносят два полуобнажённых трупа, было тяжело, к тому же это выглядело как-то неприлично. Отмели они и лёгкий спортивный стиль одежды. В столь важный и неповторимый момент надо быть одетыми торжественно и в то же время феерично.
Она купила дорогое, длинное, белого цвета, слегка облегающее тело платье, которое очень шло к её всё ещё стройной фигуре. Она пришила к нему пониже плеча искусственный ярко-красный цветок, а в волосы решила вставить заколку, украшенную несколькими мелкими, но такими же красными цветками. Он выбрал себе чёрный костюм из тонкой, льющейся ткани, чтобы не было жарко, а также белую рубашку со стоячим воротничком и красного цвета галстук-бабочку. Она взяла белые туфли на высоком каблуке, а он чёрные, узконосые, лакированные. Они конечно понимали, что будут выглядеть на пляже вызывающе, но им и хотелось в тот момент быть такими яркими, впечатляющими, удивляющими и запоминающимися. Дома они примеряли свои наряды. Стоя рядом перед большим зеркалом, они взялись за руки и сначала вопросительно посмотрели на своё отражение, а потом одобрительно друг на друга. Кажется, всё было готово. Оставалось снадобье.
― …А ты кого травить собрался? ― вопросом на вопрос ответил ему старый приятель, ветеринар Георгий. ― Я ведь, знаешь, тоже не могу вот так запросто направо и налево яды раздавать.
― Да, видишь ли, дикие собаки развелись там… на окраине, где я люблю походить на лыжах. Прошлый раз еле ноги унёс. Одежду на мне разодрали. А представь, себе, что там ребёнок проходить будет. Поэтому и решил я прибегнуть к столь радикальным мерам.
― Ну, зачем тебе делать это самому? Тоже мне, палач собачий. Обратись в городскую администрацию или прямо в службу по отлову бродячих псов.
― Ну, ты же знаешь, как у нас всё долго делается. Да псы меня просто сожрут, пока эта служба их отловит. Ну, я тебя по старой дружбе прошу: сделай доброе дело.
― Ладно, чёрт с тобой! ― Георгий пошёл к стеклянному шкафу с какими-то пакетиками, колбочками и баночками, что-то куда-то отсыпал и, вернувшись, протянул ему небольшой полиэтиленовый пакетик с белым порошком. ― На, держи, друг животных, ― сказал он. ― Растворишь в воде. Да, потом расскажешь, как подействовало.
― Обязательно расскажу, со всеми подробностями, ― улыбнулся в ответ Андриан.
― Ну, давай, до встречи, отравитель.
― Прощай, дружище, ― ответил Андриан, скрываясь за дверью.
Распрощавшись с приятелем, Георгий почему-то долго ещё стоял неподвижно, с таким лицом, будто забыл на прощанье что-то сказать или спросить.
Отвезти их в аэропорт взялась старая подруга Анжелики ― Ольга, женщина, хотя и в возрасте за сорок, но при этом весьма современная, всегда ухоженная и одетая по моде.
― Домчу вас ― не хуже любого таксиста, ― сказала она, глядя, как подруга с мужем укладывают вещи в багажник её автомобиля. ― Вы, когда обратно?
Андриан и Анжелика переглянулись и оба промолчали.
― Так, когда возвращаетесь? ― повторила Ольга свой вопрос.
― Шестнадцатого, ― ответил Андриан. ― Обратный билет у нас на шестнадцатое.
― Завидую я тебе, подруга, ― сказала Ольга, когда они ехали в машине. ― Уже сегодня ты сможешь искупаться в море. Может, даже и позагорать успеешь. А мне до отпуска ещё три месяца. Позвони мне, когда устроитесь, расскажешь, какой отель, какая погода, ― попросила она.
― Да, конечно, ― ответила Анжелика.
― Что-то я не пойму: вы чего такие замороженные, будто и поездке не рады? Поссорились, что ли? ― удивилась Ольга.
― Нет, что ты, мы давно не ссоримся. Просто не очень любим дальние перелёты, ― постаралась улыбнуться Анжелика.
― Я понимаю, ― сказала Ольга, и на её лице появилось выражение сочувствия. ― Ну, не знаю, что пожелать вам в дорогу. Морякам в таких случаях желали попутного ветра, или семь футов под килем. Одним словом, успешной вам дороги и хорошего отдыха.
Парус на горизонте
Почти две недели они просто отдыхали, наслаждаясь остатками подаренной им жизни: плавали в море, загорали, ели южные плоды, сидели в кафе и ресторанах, катались на катамаране. И всё это время не говорили о причине своего приезда. Им не хотелось лишний раз напоминать себе о своём плане, а, может, обоим было страшно касаться этой темы. Но они знали, что в конце отдыха сделают задуманное, потому что твёрдо так решили, и назад дороги нет. Они не струсят, не дезертируют, иначе потом в минуты невзгод будут укорять себя за слабость и непоследовательность, за то, что в нужный момент проявили малодушие и в будущем уже вряд ли решатся на такой шаг. Лишь иногда, когда их взгляды пересекались, в них улавливалось какое-то затаённое беспокойство, но они тут же отводили глаза.
― Сегодня четырнадцатое, ― сказал как-то Андриан, сидя в шезлонге после очередного заплыва в море. ― Послезавтра ― день отлёта.
― Послезавтра ― это на самолёте, ― уточнила Анжелика, ― а по настоящему мы улетаем завтра.
Она посмотрела ему в глаза тёплым, но каким-то грустным, даже болезненным взглядом, и ему стало жаль её.
― Мы ещё можем… ― начал было он.
― Не можем, ― сказала она, отведя взгляд. ― Мы всё решили. Так надо. И это будет здорово!
Он молча взял её руку и сжал в своей ладони.
Последний день отдыха они старались больше быть вдвоём и чаще молчали. В их душах шла какая-то глубинная потаённая работа, перестройка восприятия окружающего мира и своего места в нём, осмысление предстоящего таинства, подготовка к часу икс. Вечером они долго гуляли по берегу моря, глядя на последний в их жизни оранжевый закат, а потом долго не ложились спать.
И вот настал намеченный день. Утро было ясным и тихим, а море спокойным и задумчивым. Они решили позавтракать, чтобы не покидать этот мир с чувством голода. Всё должно было навевать покой. Они не сразу оделись в свои торжественные наряды ― побоялись за завтраком ненароком брызнуть на них кофе. А после завтрака они переоделись.
Многие люди на пляже сразу обратили внимание на необычную пару уже немолодых людей, одетых, словно, на свадебное торжество или для какой-нибудь богатой вечеринки. Они чинно, даже торжественно шли по песку, в который глубоко проваливались нелепые в данном случае острые шпильки женских туфлей, что мешало женщине идти, и она крепко держала мужчину под руку.
Они подошли к самой кромке воды и остановились. Двух шезлонгов с вечера оставленных там, уже не было, их убрали. Это внесло некоторый диссонанс в их настрой.
― Ничего, я сейчас, ― как можно спокойнее сказал Андриан, вернулся к началу пляжа и попросил местную обслугу поставить шезлонги у воды. Женщина в это время стояла одна, ни на кого не глядя, погружённая в свои мысли. Он вернулся, и они ещё несколько минут вместе пристально вглядывались в морскую даль, будто пытаясь там что-то разглядеть.
― Сядем? ― спросил он, когда принесли шезлонги, и они медленно присели.
― Давай последний раз подышим морским воздухом, поглядим на море и подумаем о нас и о вечном, ― попросила она.
Они откинулись на спинки сидений и долго были молчаливы и неподвижны.
― Вот и всё, ― сказала она, приподнимаясь, и опуская ноги на песок.
Он сделал то же самое. Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом молча обнялись и поцеловались.
― Пора, ― сказал он и достал из нагрудного кармана пиджака небольшую плоскую металлическую фляжку. Она уставилась на этот сосуд, как заворожённая. Он медленно, стараясь не суетиться, открутил крышку, и, застыв с флягой в руке, стал смотреть на море, где на горизонте появился белый парус.
― Дай сначала мне, ― сказала она, протянув руку.
Он, плотно сжав флягу, отрицательно покачал головой.
― Ну, пожалуйста, ― попросила она. ― Я так хочу.
Он разжал руку, отдавая ей металлический сосуд.
Она взяла флягу из его рук и медленно, словно боясь расплескать, поднесла ко рту. Он, не мигая, смотрел на неё. Ему хотелось закричать «Нет!» и выхватить у неё из рук снадобье. Но он не мог в последний момент разрушить то магическое мгновение, о котором они мечтали, много говорили и столько к нему готовились. Она резко запрокинула голову и поспешно, будто опасаясь передумать, сделала, как и договаривались, четыре глотка. Затем также резко протянула флягу ему. Он какое-то время не брал сосуд, словно размышляя, и вдруг увидел в глазах её испуг. Стряхнув с себя, овладевшее им оцепенение, он решительно взял флягу и тоже сделал четыре быстрых глотка, после чего бросил сосуд на песок.
― Всё будет, как надо, ― успокаивающе сказал он ей, после чего они оба, полулёжа, расположились на стоявших вплотную друг к другу шезлонгах. Потом он, нащупал её ладонь, они крепко сжали друг другу руки, и некоторое время молча смотрели на растущий у горизонта парус, словно шедшая под ним лодка, должна была их забрать.
― Вот и всё, ― сказала она. ― Не бойся. Всё уже сделано. Думай об этом море, этих чайках, обо мне и о том, как мы с тобой, прожив столько замечательных лет вместе, уходим в один день, как и хотели.
Катастрофа
Сначала всё было спокойно, он даже, как будто, начал впадать в дремоту. Но вдруг ему стало невыносимо жарко. Потом грудь сдавило, все мышцы напряглись. В следующее мгновение ему сделалось холодно, и он начал биться в конвульсиях. Кровь ударила в голову и тут же отхлынула, в ушах зашумело, а в глазах всё потемнело и поплыло. Колышущаяся поверхность моря вдруг заняла вертикальное положение, а потом всей своей необъятной массой обрушилось на него. Он больше не чувствовал её руку. Где она?! Море вдруг превратилось в густой тёмно-зелёный туман, сквозь который был виден уходящий женский силуэт в длинном белом платье. Он бежал следом, звал её, просил подождать. Но она всё удалялась, периодически исчезая из виду, пока, наконец, не исчезла совсем. А туман вдруг почернел и скрыл всё вокруг. Нет, это уже не туман. Это тёмная ночь на каких-то пустынных городских задворках. Может она здесь? Он бежал по улице и всё звал её, крича до хрипоты, но всюду была лишь пустота и тишина. Вдруг он спиной ощутил надвигающуюся опасность, и, оглянувшись, увидел бегущую за ним стаю огромных собак со светящимися глазами. Он бежал во весь опор прямо по улице, с обеих сторон ощетинившейся сплошными заборами. В самом её конце горел одинокий фонарь, и Андриан бежал к нему, как летит на свет лампы ночной мотылёк, хотя понимал, что этот фонарь его не спасёт. Но больше бежать было некуда. И, наконец, оказавшись у фонаря, он увидел под ним тёмную согбенную фигуру, облачённую в длинную одежду вроде балахона. Когда он приблизился, фигура обернулась, и на него посмотрело бледное, изрытое глубокими морщинами и обрамлённое длинными седыми волосами лицо старухи.
― Ты не должен возвращаться! ― закричало оно резким трескучим голосом. ― Не должен! Слышишь, не должен!
Бежать дальше не хватало сил. Он буквально задыхался, а собаки были уже совсем рядом. «Это конец», ― подумал он, и в голове всё закружилось, а затем непроглядный мрак поглотил и его, и старуху, и фонарь, и улицу, и собак.
Андриана мутило, ломило, корчило, и хотелось кричать, однако не было сил разомкнуть уста. Никогда ещё он не чувствовал себя так ужасно. Но постепенно мучившая его злая сила отступила, и он начал приходить в себя. Наконец, в глазах стало проясняться. Он увидел белый потолок и светлые стены, ощутил дискомфорт в правой руке. На мгновение ему почудилось, будто он всё ещё держит за руку свою жену, или она держит его за руку, но, скосив глаза, обнаружил возле себя только капельницу, от которой к нему тянулась гибкая прозрачная трубка, а рядом ― мужчину и женщину в белых халатах. «Какой ужас, я не умер!» ― обожгла его страшная мысль.
― Где она? ― только и смог произнести он.
― Там куда ты её отправил! ― с раздражением в голосе ответила женщина.
Мужчина посмотрел на неё неодобрительно и спокойно сказал:
― Её нет. И уже не будет.
Весь мир провалился в тартар. Она умерла. Её нет. И больше не будет. Никогда не будет. А я жив. Я убил её, а сам буду жить. Один. Где же идеальная смерть? Где?!
― Как же так!? ― закричал он, пытаясь подняться и сорвать с руки трубку капельницы. ― Этого не должно быть!
Врач, наваливаясь на него, схватил его за руки и крепко прижал их к кровати.
― Прекратите истерику! ― жёстко сказал он. ― Иначе вас придётся связать!
― Ну, хорошо! Я не буду. Отпустите меня, ― после нескольких секунд неравной борьбы сдался Андриан. ― Почему я жив?
― Сердце крепкое, ― отпуская его, ответил врач. ― И вообще здоровье хорошее.
― Я не учёл! ― в отчаянии воскликнул Андриан. ― Мне нужна большая доза!
― Вам нужен покой и отдых, ― сказал врач. ― А ещё вам необходимо пообщаться с психологом. И учтите: ваша палата находится под видеонаблюдением.
После этого тяжкое сумеречное существование в больничной палате прояснялось и обретало связь с окружающим миром лишь на короткие встречи с кем-нибудь из посетителей, которые словно вырывали его из липкого душного пространства собственного подсознания. И всякий раз было такое ощущение, будто его извлекают на свет из тёмного гроба, в который положили, не дождавшись окончательной смерти. В эти мгновения ему хотелось закричать: «Оставьте меня в покое! Опустите обратно! Дайте спокойно умереть!». Но и после того, как он возвращался обратно в свой гроб, смерть не наступала.
Возвращение
При первом посещении перед глазами Андриана появился мужчина, лица которого из лежачего положения он сразу не узнал из-за непривычного ракурса. Сам же незнакомец не спешил представляться, и Андриан долго, прищурившись, всматривался в пришедшего, пока не узнал в нём своего старого приятеля.
― Георгий, ― тихо, полувопросительным тоном произнёс он.
― Ну, хорошо, что узнал, ― ответил ветеринар. ― Я пришёл сказать тебе всего два слова: сволочь ты!
Сказав это, Георгий развернулся и вышел прочь. Потом приходила подруга жены Ольга.
― Живой? ― холодно спросила она.
― Кажется да, ― сухо ответил он.
― Ну, а чувствуешь себя как? ― несколько оттаяв, поинтересовалась Ольга.
― Никак, ― бесцветным отрешённым голосом ответил он. ― Страшно…
― Ну, давай поправляйся, ― также тихо и сухо сказала она и, покопавшись в своей оранжевой сумочке, достала оттуда и вложила ему в ладонь что-то непонятное на ощупь:
― Это тебе.
Когда она вышла, он приподнял ослабевшую руку и увидел на ладони знакомую заколку для волос с красными цветками. Грудь ему сдавило, горло сжалось, захотелось заплакать навзрыд, как бывало в детстве, но слёз не было, и голос пропал. Изо рта вырвался лишь невнятный хрип, закончившийся протяжным подвыванием, вроде того, что когда-то издавала ползущая по дороге собака, которую на его глазах сбил автомобиль.
Анжелика была жестока с ним так же, как и Георгий. Он слишком долго отлёживался, и её похоронили без него. Его участием пренебрегли. Впрочем, может так и лучше. Он не смог бы вынести похорон. Он не мог видеть её мёртвой. Он помнил её живой и красивой, там, у моря, в белом платье с красным цветком. Но когда он вспоминал это, невольно в памяти всплывал и тревожный взгляд, которым она посмотрела на него, когда он стал медлить с принятием яда. И от этого взгляда больно простреливало в груди.
― Ну, вот, похоже, нам уже намного лучше! ― сказала женщина лет сорока в светлом жакете, присаживаясь на стул возле его кровати.
С трудом выкарабкиваясь из вязкой тины своего сумеречного состояния, Андриан сначала не понял, кому стало лучше, и почему этой женщине было плохо.
― …И это естественно, ― продолжала она, ― потому что, в конце концов, всё плохое когда-нибудь заканчивается, и начинается новая жизненная полоса.
― Вы кто? ― спросил Андриан, пристально вглядываясь в лицо женщины и изо всех сил тщетно напрягая память.
― Я Валентина Ивановна, психолог по профессии, но, надеюсь, что с вами мы станем просто хорошими друзьями.
Однако Андриан уже не слышал её. Застывший взгляд его был прикован к яркой брошке в виде цветка на её жакете.
― Что-то не так? ― спросила она.
― Снимите цветок, ― коротко сказал он.
Женщина бегло осмотрела себя.
― Ах, эту брошь?
Она быстрым движением отстегнула цветок, и на секунду задержала его в руке, словно раздумывая, что с ним делать.
― Выбросьте его! ― приказал Андриан.
― Хорошо, ― улыбнувшись, сказала женщина, будто речь шла о какой-то обычной и совершенно пустяшной просьбе.
Она, приподнимаясь со стула, повернулась в сторону открытого окна, подняла руку над головой, как обычно делают женщины, когда хотят что-нибудь бросить и, коротко прицелившись, довольно метко попала брошью в оконный проём.
Это действие настолько удивило Андриана, что в голове у него окончательно прояснилось, и он даже попытался приподняться.
― Лежите-лежите, ― остановила его психолог, наклоняясь к нему и прикладывая раскрытую ладонь к его груди. ― Вам ещё рано вставать, хотя вы видите, что всё идёт к лучшему. Вот, вам уже и капельницу не ставят.
Андриан впервые обратил внимание, что больше не связан с капельницей. «Да, ― подумал, он. ― Я выжил и выздоравливаю. А что дальше? Как быть дальше? Как?!». При этих мыслях перед глазами его вдруг возник пляж, море, чайки и два трупа на шезлонгах. Он увидел это сначала как бы со стороны моря, а потом сверху, с высоты парящей над водой чайки. Анжелика была в белом длинном платье с красной розой, а он в чёрном костюме и красном галстуке-бабочке. У неё было бледное безжизненное лицо. А он сначала тоже выглядел мёртвым, а потом вдруг открыл глаза.
― Я вижу, вы немножко притомились, ― сказала Валентина Ивановна.
Но не думайте, что я сегодня буду донимать вас какими-то расспросами и задушевными беседами. Наверное, для первого раза хватит и того, что мы с вами познакомились. Не правда ли? ― женщина приветливо улыбнулась, поднимаясь со стула.
Андриан, преодолевая сопротивление подушки, попытался утвердительно кивнуть головой. Когда психолог вышла, он сумел подняться с постели и осторожно встал на ноги. Они были очень слабыми и с трудом удерживали вес его тела. Но, он всё же, словно космонавт, выходящий из корабля в открытый космос, плавно отделился от кровати и тихонько двинулся к двери. В коридоре было пусто. Пройдя по нему метров десять, Андриан увидел справа стеклянную дверь, за которой психолог о чём-то говорила с его лечащим врачом. На её жакете снова красовалась выброшенная в окно брошка в виде цветка. Он хотел незаметно пройти мимо стеклянной двери. Но у него закружилась голова, он опёрся руками о стену, но тут подвели слабые ноги, и он медленно сполз по стене на пол…
Следователь
Когда же Андриан вновь пришёл в себя, то, осмотревшись по сторонам, обнаружил на тумбочке у кровати большое красное яблоко, взял его в руку и медленно, словно заново постигая вкус, откусил.
― Послушайте, я еле пробился к вам, ― сказал, входя в палату следователь, о визите которого несколько ранее его предупредил врач. ― Думал вы тут в предсмертном состоянии. А вы ничего ― яблоки кушаете. У меня знаете, сколько ещё дел в работе?! Поэтому давайте обстоятельно, но конкретно и по существу изложим суть произошедшего. Согласны?
― А у меня есть выбор? ― риторически спроси Андриан.
― Нет, ― признался следователь. ― Но будет хорошо, если мы достигнем полного взаимопонимания, и вы не будете ничего утаивать.
― Нечего мне утаивать, да и ни к чему.
― Вот и прекрасно!
Следователь был из молодых, хватких и в меру циничных представителей нового поколения, приверженного рациональному отношению к жизни.
Андриан сухо и кратко, стараясь, отречься от всяких эмоций, чтобы не провалиться ненароком в свои видения, рассказал, как они с женой хотели красиво уйти из жизни, и что из этого получилось. Но к концу рассказа он всё же вновь увидел море, парящую чайку и с высоты птичьего полёта ― два шезлонга. На одном из них лежала она, мертвенно бледная, но с открытыми глазами, а другой был пуст.
― Ну, а яд, который во фляге был, вы где взяли? ― сквозь шум морского прибоя донёсся голос следователя.
― Что?..
― Я спрашиваю, яд для отравления, где раздобыли?
― Не помню.
― Что, всё помните, а про яд нет?
― У меня частичная амнезия.
― Странно, ваш доктор мне про это ничего не говорил.
― Я это от него скрыл.
― Ну, вот, видите, значит, вы не совсем откровенный человек. А ведь я должен вам верить. Ну, что, будем писать, что вы отказываетесь отвечать на вопрос?
― Пишите, что хотите.
― Послушайте, ну, зачем нам эти туманные места в протоколе? Здесь всё должно быть ясно, как солнечный день.
― Ладно, скажу откровенно, но не для протокола: я не хочу подводить одного хорошего человека, который абсолютно ни в чём не виноват. Он просто не знал, зачем мне на самом деле нужен был этот яд. И потому на ваш вопрос я не буду отвечать ни при каких обстоятельствах.
Следователь какое-то время внимательно смотрел на него, словно пытаясь понять, насколько тот непоколебим в своём решении.
― Есть вариант, ― наконец сказал он. ― Давайте напишем, что яд раздобыла ваша жена, а, где она его взяла, вы не в курсе. И к этому вопросу можно будет не возвращаться.
― Вы хотите, чтобы я свою вину переложил на мою умершую жену?
― Да поймите вы: ей уже абсолютно всё равно, а вот вашему хорошему человеку ― нет. Да и вам, я думаю, тоже. Напишем и забудем. Никому эта деталь будет не нужна.
В это время Андриан видел, как за спиной следователя, они с женой в своих торжественных нарядах чинно шли по жёлтому пляжному песку, и при этом у них обоих были безжизненные лица с закрытыми глазами.
― Вот, пожалуйста, подписывайте!
Следователь сунул ему исписанный лист бумаги, под который была подложена чёрная папка. В другой руке он держал ручку. Андриан замялся, потом медленно взял ручку и сказал:
― Я делаю это не для того, чтобы свою вину переложить на неё, а лишь потому, что не хочу подвести одного человека…
― Да понял я, понял! Вы всё правильно делаете, так будет лучше для всех, ― нетерпеливо подбодрил следователь.
И Андриан, почти не глядя, чиркнул свою подпись в указанном месте.
― Вот и замечательно, приятно иметь дело с умным и честным человеком, ― сказал следователь, засовывая протокол в папку. ― Да, кстати, вам очень повезло, что вы оставили в номере предсмертное письмо, и что написано оно рукой вашей жены. А то, попробуй разберись, знала она, чем вы её поите, или нет. Всякое бывает. Иной решит покончить с жизнью, так ещё и своих близких с собой прихватить норовит, чтоб не одному на тот свет отправляться. Ну, да ладно, всего вам доброго. Выздоравливайте.
Вот Андриан и Анжелика снова сидят на пляже. «Пора», ― говорит она. Он засовывает руку во внутренний карман, пытаясь достать металлическую фляжку, но её там нет, а карман оказывается бездонным, и рука проваливается в него едва ли не до плеча. Наконец он что-то нащупывает в пустоте и, вытащив из-под пиджака чёрную папку следователя, с удивлением на неё смотрит.
Неизбежность судьбы
― Ну, вот мы с вами встретились ещё раз, ― слегка улыбаясь, сказала Валентина Ивановна. На этот раз она была одета в жёлтую блузку и тёмную юбку.
― Что-то долго вас не было, ― ответил Андриан.
― Как вам спится? Бессонницей не страдаете?
Он неопределённо пожал плечами, видимо, не желая отвечать.
― А что вам снится?
― Море.
― Вы знаете, я тоже иногда во снах вижу море. А каким оно вам снится?
― Очень реальным.
― В каких цветах?
― Да всё обыденно: море синее, песок жёлтый, чайки белые…
― …А небо ясное?
― По-разному. Чаще ясное, иногда розовое, закатное.
― И вы там плаваете один?
― Обычно я сижу на берегу.
― Один?
― Как правило, вдвоём.
― Это грустные сны?
― Скорее тоскливые и тревожные, иногда страшные. А вам как море снится?
― Чаще серым. У меня редко бывают цветные сны. А вот скажите, не бывает у вас так, что граница между сном и явью стирается, и вы не сразу можете понять, это ещё сон или уже нет.
― А у вас бывает?
― Я первой спросила.
― Да нет, я вполне отличаю сон от действительности. Кстати, не могли бы вы бросить в окно свою блузку?
― Вам не к лицу такие шутки, тем более в нынешнем положении. Скажите лучше, вот, когда во снах вы там сидите, ну, на пляже, с вами или вокруг вас что-то происходит?
― Вы обещали, что мы с вами будем друзьями.
― Мне кажется, что у нас это неплохо получается. Разве нет? ― снова приветливо улыбнулась Валентина Ивановна.
― Может, и да, только не надо ходить вокруг да около того, что вас интересует. Да, я постоянно вижу во снах свою жену, и часто вижу её мёртвой, впрочем, так же, как и себя. Наверное, это не нормально.
― С учётом пережитого вами потрясения, это нормально, и это пройдёт, как проходит всё в этой жизни.
― …Включая саму жизнь, ― добавил Андриан.
― Да. И она проходит сама по себе, своим чередом. Так есть ли смысл её торопить? Скажите, ведь вы второй раз уже не решились бы на такой шаг? ― слегка наклоняясь к нему, доверительно спросила Валентина Ивановна.
― Сказка, не состоялась, ― после некоторого раздумья ответил он, ― как минимум, для меня.
― О чём сказка?
― Сказка о красивой совместной смерти в один счастливый день.
― А вы не задумывались о неизбежности судьбы? Не зря ведь в народе говорят: «От судьбы не уйдёшь». Может быть, ― психолог снова слегка наклонилась и понизила голос, ― вы не умерли не потому, что у вас здоровое сердце и вообще крепкий организм?
― А почему же?
― Потому, что вам не суждено умереть сейчас и таким образом. Может, вы ещё чего-то не сделали в этом мире, что должны были сделать, и что вам ещё предстоит.
Андриан почувствовал усталость и увидел, как за растворившейся в воздухе стеной палаты, в море недалеко от берега колыхалось что-то светлое. Присмотревшись, он увидел, что это была она, Анжелика в своём нарядном платье. И волны играли её телом, словно куклой.
― У вас голова не болит? ― спросила Валентина Ивановна, глядя ему в глаза.
― Немного.
― Вы опять утомились, ― сказала она, поднимаясь со стула. ― Я попрошу медсестру, чтобы вам дали что-нибудь от головной боли. Скажите, когда вас выпишут, вы будете иногда ко мне заходить?
― Вы приглашаете меня к себе домой?
― Нет, пока что в рабочий кабинет.
― Да-да, я забыл: друзей всегда приглашают в рабочий кабинет.
― Вот вы опять шутите!
― …И это, конечно же, хорошо! ― продолжил он.
― Да не сердитесь вы, ― улыбнулась она. ― И вот ещё что: вам в этом году, да и в следующем, пожалуй, не стоит ездить отдыхать на море. Не поедете?
― Да что я там забыл?!
― Вот и прекрасно.
В новой жизни
― Что ж, ― сказал доктор, провожая его, ― что могли, мы сделали, остальное будет зависеть от вас.
― Спасибо доктор, но мне кажется, что в моём случае ни от кого уже ничего не зависит.
― Напрасно, вы нагоняете на себя мрачное настроение. Я видел, вас посещали друзья. Значит не всё так беспросветно.
― Ах, да, Георгий и Ольга. Мне кажется, они жестоки ко мне, хотя, наверное, это вполне оправданно.
― Что ж, все мы иногда бываем жестокими, можно сказать, с самого детства. Разве вы никогда в детстве бабочек не мучили?
― Да нет, наоборот, ― ответил Андриан. ― Я им крылья раскрашивал и бисером оклеивал.
― Ну, это другое дело, ― улыбнулся доктор, оценив злую иронию пациента. ― Впрочем, к своим друзьям вы не справедливы. Именно эти люди, что вас навещали, насколько я слышал, сыграли немалую роль в вашем возвращении на родину и в похоронах вашей жены. Так что не держите зла в душе.
― И вновь жениться не торопитесь, ― добавила медсестра.
Доктор взглянул на неё с укоризною и слегка тронул пациента за плечо. ― Думаю, всё у вас образуется.
И началась его новая жизнь в одиночестве. В квартире было пусто, все знакомые вещи казались мёртвыми, бессмысленными, да и сама квартира производила впечатление чего-то из прошлой жизни. Ничто не привлекало его взгляда, не вызывало радости. И он часто сидел перед включенным телевизором, не понимая того, что происходит на экране. Дважды его вызывали в милицию, а потом вдруг оставили в покое. Кажется, дело закрыли. А, может, и нет. Впрочем, это его совершенно не интересовало.
На улицах города Андриан чувствовал себя призраком, гуляющим среди живых. Он смотрел на всё отстранённым, отсутствующим взглядом, и происходящее вокруг казалось старой кинохроникой, тем, что было давно, и чего уже не должно быть.
Первым делом он пошёл на кладбище и без труда нашёл указанный Ольгой участок. Могила Анжелики представляла собой традиционный холмик с деревянной табличкой, на которой были написаны данные умершей. По дороге к кладбищу он купил небольшой букет цветов. У могилы уже лежали свежие цветы, и стояла женщина в пальто и шляпке. Это была Ольга.
― Пришёл? ― холодно спросила она, увидев Андриана и, пристально оглядев его, уже с сочувствием в голосе добавила. ― Весь с лица сошёл.
Он подошёл и положил цветы на могилу.
― Ты уж извини, что хоронили без тебя, ― сказала она. ― Было неизвестно, когда ты выкарабкаешься, выкарабкаешься ли вообще и как будешь себя чувствовать.
― Я понимаю, ― сказал он.
― Надо будет памятник заказать. Поищи там у себя подходящую фотографию.
Он молча кивнул.
― Ладно, пойду я, ― сказала Ольга и удалилась.
А Андриан всё стоял, смотрел на могилу и не испытывал никаких эмоций. Ему не верилось, что она там. Он помнил её живой на солнечном пляже. И оттуда она ушла в неизвестность.
Ночью Андриан проснулся, оттого, что ему почудилось, будто в квартире он не один.
― Кто здесь?! ― громко спросил он. Окружавшая его тьма не ответила. Он осторожно поднялся с кровати, машинально надел лежавший на прикроватной тумбочке халат, в котором он теперь всегда ходил по квартире, будучи уверенным, что к нему никто не придёт, и включил свет. Анжелика сидела в кресле, положив локти на колени, и в руках держала свои белые туфли. Он не испугался и даже не удивился, словно знал и давно ждал, что она придёт.
― Ты сломал мои каблуки, ― обиженно сказала она, протягивая вперёд руки с туфлями.
― Я не ломал, ― растерянно ответил он, но Анжелика, молча, с укоризной продолжала показывать ему сломанные туфли.
― Я могу их починить, ― сказал Андриан. ― Обязательно починю! Вот увидишь…
― А ещё ты забрал мою красивую заколку. Зачем? Она так подходила к этому цветку. ― И Анжелика стала расправлять красный цветок на платье.
― Заколку я верну! ― воскликнул он. ― Она действительно идёт к этому наряду. Сейчас…
Андриан подскочил к столу, суетясь, открыл ящик, вытащил оттуда заколку с красными цветками и, обернувшись, протянул её жене, но так и застыл с протянутой рукой ― в комнате, кроме него, никого не было.
― Боже мой! Я схожу с ума, ― сказал он. ― У меня шизофрения или что-то в этом роде.
Но в последующие дни никаких галлюцинаций у него не было. Сначала он успокоился. А потом вдруг стал жалеть, что она больше не приходит к нему в его видениях.
В один из серых, тяжёлых вечеров, Андриан купил бутылку конька и подумал, что если он её выпьет, то ему станет легче. Придя домой, он даже не стал переодеваться, а лишь снял верхнюю одежду, порезал кусок затверделого сыра, который пару дней назад забыл положить в холодильник и, усевшись за стол, распечатал бутылку.
Действительно, сначала его как-то отпустило. Горячащая жидкость, словно живая вода, пробуждала его к жизни, делала окружающее более реальным и ярким. Постепенно он выпил почти всю бутылку, и когда осталась недопитой лишь с полбокала, встал и, заметно покачиваясь, с интересом стал обходить комнату. Взгляд его остановился сначала на висевшей на стене фотографии дочери с внучкой, а потом на снимке, где они были вместе с женой, стоявшем в рамке на комоде. Тут-то на него и нахлынуло цунами терзающих чувств ― тоски, вины, отчаянья и собственного бессилия. «Нет, пожалуй, не стоило пить», ― подумал Андриан и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу, чтобы как-то переключить свои мысли. Однако там уже стемнело и, по сути, были видны почти одни огни.
За спиной ему почудился не то шум, не то быстрое движение. Он застыл, прислушиваясь, а потом медленно обернулся.
― Живёшь один… ― констатировала Анжелика, проходя в комнату и обводя её любопытным взглядом. ― Пожалуй, я бы тоже ещё пожила, ― и, словно оправдываясь, она добавила: «Ну, хоть немножечко».
Она медленно прошла к столу, села на стул и резко повернувшись к нему сказала:
― А ты меня убил!
― Нет! ― выкрикнул он, бросаясь к ней. ― Ты же помнишь, мы делали это вместе, чтобы, как в сказке, уйти в один день, чтобы у нас была красивая смерть!
― Смерть некрасивая, ― грустно сказала она. ― К тому же, даже если люди умирают вместе, каждый уходит в своё небытие.
― Я думал… Мы думали, что так будет лучше.
― …И ты отравил меня, ― она взяла со стола бокал с недопитым коньяком, сквозь него посмотрела на мужа, а потом, наклонив сосуд, тонкой струйкой вылила на стол остаток напитка, после чего отпустила бокал, и он звонко упал на стол, но не разбился. ― Вот так. А сам остался жить.
И она, как нашкодившему ребёнку, погрозила ему пальцем.
― Не мучай меня, ― попросил он. ― Я и сам знаю всё, что ты можешь мне сказать, но не надо…
Тут Андриану сделалось нехорошо. В висках застучало, голову пронзила сильная боль, в глазах стало рябить, и он повалился на пол.
Он не знал, сколько времени находился в бессознательном состоянии, но когда пришёл в себя, у него всё ещё болела голова. Андриан с трудом приподнял её, и первым, что увидел, были незнакомые мужские туфли у кресла. Он поднял голову выше. В туфлях оказались ноги в чёрных джинсах. Он с трудом поднялся, сначала встав на одно колено, а потом во весь рост.
― Хотя и сволочь ты, ― сказал сидевший в кресле Георгий, ― но мне всё равно тебя жаль. К тому же я теперь чувствую себя твоим соучастником. Как, однако, ты меня подставил! Никогда не прощу! Но всё же тебе нужна моя помощь.
― И чем ты можешь мне помочь?
― Во-первых, ты неважно выглядишь. Думаю тебе надо принять лекарство. Вот возьми, ― он достал из кармана пакетик.
― Это для собак или для лошадей? ― со злой иронией в голосе полюбопытствовал Андриан.
― Для идиотов! ― разозлился Георгий.
― Ты как вошёл? ― едва заметно улыбнувшись в ответ на раздражение Георгия, спросил Андриан и в знак примирения взял у него лекарство.
― Так у тебя дверь открыта! Отсюда могли вынести всё, включая тебя. Сначала я, честно говоря, испугался, увидев тебя на полу. А потом посмотрел, ты спишь. Хотел растормошить, но решил подождать. Подумал: не велик барин, доспит и так.
― И долго ждал?
― Нет, с полчаса. Здорово тебя разморило!
― Она приходила, ― перебил Андриан, уже не слушая гостя.
― Кто? Куда?
― Она. Сюда. Вот здесь сидела, ― Андриан нервным жестом указал рукой на стул у стола. ― И я говорил с ней, как сейчас с тобой.
Георгий встал из кресла и подошёл к столу.
― Ну, ещё бы! ― сказал он, глядя на пустую бутылку из-под коньяка, опрокинутый фужер и ещё до конца не высохшую влагу на столе.
― Она считает, что я её убил.
― Да это ты так считаешь! И, честно говоря, отчасти прав.
― Ладно, мне одного психиатра хватит. Что там, во-вторых?
― В каком смысле?
― Ну, ты сказал, во-первых надо выпить лекарство. А во-вторых что? Я же знаю, что ты не только с этим пришёл.
― А, во-вторых, тебе нельзя целыми днями сидеть одному, а то неизвестно кто ещё может явиться. Поэтому есть такой план. Я беру небольшой отпуск, и мы с тобой на недельку едем на юг, к морю: искупаемся, позагораем, походим по ресторанам, ночным клубам или куда там ещё?..
― Я? К морю? Загорать?
― Ну, конечно! Оно ещё не остыло.
― Да-а, конский знахарь, ― Андриан неожиданно засмеялся мелким нервным смехом, ― ты точно не психолог. Но, может быть, именно поэтому я и поеду с тобой, чёрт тебя побери! Может, мне действительно как раз туда и надо!
Видения на пляже
Они взяли номер на двоих. Целыми днями валялись на пляже, купались в море и в открытом бассейне, сидели в кафе ― словом, делали всё, что делают в таких случаях отдыхающие на юге. Георгию казалось, что Андриан как-то оттаял, стал спокойнее и общительнее, и это его радовало. Андриан боялся, что Георгий будет слишком навязчиво опекать его и надзирать за ним. Но ничего этого не происходило, они отдыхали просто как старые друзья, и это успокаивало Андриана.
Однажды вечером они сидели в баре, слушали музыку и болтали на какие-то отвлечённые темы. Незаметно они здорово набрались, и Андриан почувствовал себя, как говорится, не в своей тарелке. К нему вдруг вернулось то ощущение параллельного существования с остальным миром, которые не покидало его сразу после возвращения из больницы. Он смотрел на всё, словно из небытия, словно тело его сидело в кафе, а сам он находился где-то в стороне. Он медленно поднялся из-за стола.
― Что? Уже уходим? ― спросил Георгий.
― Нет-нет. Я просто выйду на воздух. Как-то мне не очень хорошо. Я скоро вернусь.
Георгий проводил его немного встревоженным взглядом, но остался сидеть за столом.
Андриан вышел на воздух, насыщенный звуками ночного курорта ― музыкой, голосами, отдалённым шумом моря, трелями цикад и запахами южных растений. Этот воздух не охлаждал, а ещё более пьянил, и Андриан решил пройти к морю. На берегу было почти безлюдно, но довольно светло от окон расположенного поблизости отеля и уличных фонарей. Андриан пошёл вдоль моря и вскоре, уйдя в сторону от отеля, оказался на совершенно пустынном и почти тёмном берегу, где ему не так докучал шум отдыхающих. Вдруг из-за небольшого облака выплыла невероятно большая яркая луна, и море засеребрилось, заиграло барашками пенных волн, с лёгким шорохом выкатывающихся на песок.
Андриан от неожиданности даже наклонил голову и прищурился. Когда же он вновь посмотрел на пляж, то увидел невдалеке на мелководье что-то большое, похожее на хвост самолёта. С той стороны доносились женские голоса и детский смех. Андриан медленно направился туда и обнаружил, что в воде у самого берега действительно располагался хвост самолёта, а чуть дальше на берегу, наклонившись на бок, лежал фюзеляж авиалайнера, зарывшийся в песок одним крылом. Вокруг были разбросаны сумки, тряпки и ещё какие-то вещи. У фюзеляжа молодая женщина играла с маленькой девочкой. Андриан подошёл ещё ближе и узнал в них свою дочь и внучку. Теперь он уже не сомневался, что это был сон. «Это я уже сплю в своём номере и вижу сон», — подумал он, силясь вспомнить, как вернулся в отель. Чуть ближе спиной к нему стояла Анжелика, которую он, безусловно, узнал, даже не видя её лица. Она резко обернулась.
― Вот видишь, мы теперь вместе, и только тебя с нами нет, ― сказала она.
― Но вы же мёртвые, ― ответил он, чувствуя пробегающий по спине холодок.
― Мёртвые… Живые… ― задумчиво сказала она. ― Разница лишь во времени.
― Как во времени? ― только и смог спросить он, чувствуя всё усиливающееся головокружение, и повалился на песок.
Когда он приподнял голову, никакой луны над морем не было, как не было ни разбитого самолёта, ни дочери с внучкой, ни Анжелики.
― Нет, это я не в номере. Это я так напился, что, как свинья, валяюсь на пляже, ― сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. ― Впрочем, свиньи вряд ли валяются на пляжах.
Он снова осмотрелся и увидел, что вдоль пляжа по направлению к нему движется тёмная фигура, вокруг которой происходит какое-то движение. Всмотревшись, он понял, что это идёт человек в сопровождении нескольких крупных собак. Когда фигура приблизилась, она неожиданно остановилась и обернулась к нему. Андриан увидел лицо той самой старухи, что была в его первом видении после принятия яда. Её собаки злобно скалились и сверкали глазами.
― Ты всё-таки вернулся, сволочь?! ― грозно спросила она, и собаки стали медленно двигаться в его сторону.
Андриану хотелось побежать, но он понимал, что псы догонят его в три прыжка. Он медленно попятился к воде, словно надеясь найти защиту у моря. Старуха посмотрела куда-то мимо него и, подняв руку, указала пальцем в сторону воды. Андриан оглянулся и увидел недалеко от берега уходящий вдаль светлый силуэт. Не отрывая глаз от него, он пошел следом, не замечая, что уже идёт по воде, доходящей ему до колен. Силуэт медленно таял вдали.
― Анжелика! Анже… ― закричал он, оступаясь и падая в воду. ― Анжелика!
Она остановилась и обернулась к нему. На этот раз лицо её ничего не выражало, и она смотрела словно сквозь него. Андриан вдруг увидел, что мелководье вокруг усеяно покачивающимися на волнах мертвецами. От ужаса у него перехватило дыханье.
― Разница лишь во времени, ― неожиданно повторила Анжелика сказанную ранее фразу.
И сразу после этих слов все утопленники встали на ноги и поднялись из воды. Андриан вскрикнул, попятился назад, но оступился и упал на спину, на мгновение погрузившись с головой. Вода освежила его, и, поднявшись на ноги, он уже не увидел ни Анжелики, ни оживших мертвецов.
― Господи, я точно схожу с ума! ― воскликнул он.
― What are you up to? ― донеслось с берега.
Андриан сначала замер на месте, а потом резко обернулся. Старухи с собаками на берегу уже не было, а вместо неё там маячил мужской силуэт.
― Что? ― растерянно спросил Андриан. ― Что вы сказали?
― Что вы там делаете? ― вопросом на вопрос ответил мужчина на довольно внятном русском с небольшим иностранным акцентом. — Зачем вы купаетесь в одежде?
Осознав нелепость своего положения, Андриан, разбрызгивая воду вокруг себя, быстро направился к берегу, но, выходя на сушу, всё же опасливо шарахнулся в сторону от незнакомого человека.
― Вы, наверное, много выпили? ― спросил тот.
Судя по фирменной одежде, это был сотрудник отеля, скорее всего, какой-то охранник.
― Да-а… Перебрал… Освежился немного, ― невнятно пробормотал Андриан и, развернувшись почти побежал в сторону отеля.
Шторм
― Чёрт нас дёрнул так набраться! ― сказал на следующий день Георгий за завтраком. ― Это, конечно, я виноват. Но ты, дружище, меня здорово испугал: исчез неизвестно куда, а потом пришёл мокрый с головы до ног. Ну, кто же в одежде плавает? Пожалуй, пить нам больше не стоит. И дай мне слово, что больше не будешь никуда исчезать и лезть в море одетым.
― Ладно, ― после некоторого молчания, ― сказал Андриан. ― Но и ты обещай, что не будешь читать мне нотаций, если ты мне друг, а не воспитательница.
― Хорошо ― хорошо, договорились, ― согласился Георгий. ― Но всё же позволь мне иногда давать тебе советы, раз уж ты втянул меня в свою историю. И ещё, я думаю, нам неплохо было бы развеяться, съездить, наконец, на какую-нибудь экскурсию, например, посмотреть какие-то исторические памятники. Тебе это интересно?
― Очень. С детства люблю всё историческое, ― с некоторой иронией в голосе поддержал приятеля Андриан.
И снова отдых пошёл без эксцессов. Они ездили на экскурсию, катались на лошадях и снова купались в море, загорали. Андриан был спокоен, иногда даже весел, бывал и задумчивым, погружённым в свои мысли, но в целом вёл себя обычно, не вызывая никаких тревог у своего друга. Единственный раз он удивил и несколько озадачил Георгия, когда в одном из местных магазинов купил огромную куклу, нечто вроде знаменитой Барби с нарядами для переодевания и набором косметики для неё.
― Подарок, ― объяснил он в ответ на любопытствующий взгляд Георгия.
― Кому, если не секрет? ― не удержался тот от вопроса.
― Пока секрет, ― уклончиво ответил Андриан.
В один из последних дней они загорали у воды на шезлонгах. Сняв тёмные очки и щурясь от яркого солнца, Георгий развернул позаимствованную у кого-то из вновь прибывших туристов российскую газету.
― Сегодня уже четырнадцатое число, ― сказал он. ― Послезавтра мы улетаем.
― Послезавтра ― это на самолёте, ― ответил его друг, полулёжа в шезлонге и неотрывно глядя в морскую даль, где на горизонте маячил большой белый парус.
― А на чём же ещё? ― недоумённо усмехнулся Георгий.
Следующим, на редкость ненастным вечером, войдя в номер, Георгий заметил, что Андриан, что-то поспешно убрал за тумбочку. Георгий прошёл в комнату, снял ветровку и бросил её на свою кровать.
Андриан в это время стал вдруг куда-то собираться, надел белую рубашку, и чёрный пиджак, отчего стал смотреться довольно презентабельно.
― Куда это ты в такую погоду?
― Да я здесь, по корпусу прогуляюсь.
― А нарядился зачем?
― Мало ли: вечер, много красивых женщин…
― Ну, ты даёшь, старик!
Андриан ушёл, а Георгий направился было к окну, глянуть, не начался ли дождь.
Случайно взгляд его упал на лежавшую на полу за тумбочкой коробку из-под куклы, которую, видимо, так спешно спрятал от него приятель. Он поднял её, раскрыл и увидел, что куклы в ней не было, а лишь беспорядочно лежала кукольная одежда и косметические принадлежности. «Странно», ― подумал он, и, положив на место коробку, подошёл к окну посмотреть на улицу:
― Дождя нет, ― удовлетворённо констатировал он и увидел, что справа, за шторой на подоконнике что-то лежит.
Он отодвинул штору ― там лежала кукла. Её глаза приятель закрасил какими-то белилами, видимо, чтобы она казалась спящей. Но от этого они стали выглядеть жутковато: бельма без зрачков. На кукле было длинное белое платье, к которому на груди был приколот красный цветок, явно не подходивший по размеру кукле и её наряду, а в её волосы была вставлена такая же несоразмерная заколка для волос с мелкими красными цветами.
― Вот чёрт! ― воскликнул Георгий. ― Я дурак!
Он бросился к двери, по пути захватив лежавшую на кровати ветровку, и, выскочив из номера, помчался по длинному коридору гостиницы.
На ходу надевая галстук-бабочку, Андриан торопливо шёл в сторону моря, но не на пляж, а правее, где вдоль берега тянулась каменная гряда. В голове его проносилось множество мыслей и образов, и незаметно для себя он периодически начинал говорить вслух:
― Да, я дал слово Георгию. Но что ему моё слово? Что мне от этого слова? И что мне все их слова? Кто мне все они? Кто я им всем? Пусть оставят меня в покое, тем более, что меня уже нет!
― Андриан! Где ты?! Остановись! ― мечась по пустынному пляжу, кричал Георгий. ― Подожди меня! Слышишь?!
― К чёрту всё! ― твердил Андриан, спотыкаясь о камни, но не останавливая своего стремительного движения.
Море гудело и бешено билось о берег, разбрасывая множество обдававших его брызг. Вот оно вздыбилось тёмной зеленоватой массой, превращаясь в густой клубящийся туман, который стал затягивать в свои объятия неожиданно возникшую перед ним Анжелику. Он схватил её за руку.
― Не отпускай меня! ― сказала она, но её рука выскальзывала из его ладони, и она погружалась в туман, исчезая из вида.
― Андриан! Где ты?! Отзовись! ― кричал Георгий, не останавливая бега. ― Послушай меня!
Море с грохотом билось о берег, выплёскиваясь на камни и стекая с них множеством водопадов.
― Не отпускай меня! ― просила Анжелика, и её узкая мокрая ладонь вновь выскальзывала из руки Андриана.
― Андриан! Стой! ― в отчаянии кричал Георгий, останавливаясь и беспомощно оглядываясь по сторонам.
― Не отпускай меня! ― повторяла Анжелика, проваливаясь в чёрно-зелёный сумрак.
― Я сейчас! ― кричал Андриан, взбираясь на высокие камни, громоздящиеся над самой водой.
― Не отпускай!.. ― ещё доносилось откуда-то из мрака.
― Я уже… ― сказал он и шагнул к краю камня.
Застыв на месте, он посмотрел вниз на бушующую под ним морскую стихию и отпрянул назад.
― Ну! ― воскликнул он. ― Давай же!
Он снова шагнул к краю и вновь отпрянул. Море в очередной раз ударило в берег, словно из ведра окатывая его водой.
― Не-ет! ― протяжно закричал он. ― Господи, я не могу!
Слёзы брызнули из его глаз. И к нему с особой ясностью пришло чёткое осознание всего произошедшего с ним, словно спала с глаз мутная пелена, искажавшая окружающий мир, и всё, что долгое время казалось продолжением болезненного бреда или просто кошмарным сном, вдруг предстало перед ним во всей своей жестокой реальности.
― А-а-а! ― вырвался из его груди протяжный вопль. ― А-а-а!
И он, крича, зарыдал, сотрясаясь всем телом от ужаса осознанного и ощущения безысходности.
Со стороны могло показаться, будто взобравшийся на камни человек, пытается перекричать прибой. Впрочем, никто всего этого не видел и не слышал. А человек на камнях ещё долго продолжал кричать, обливаясь слезами, пока силы не покинули его, и он обессиленно упал на колени, закрыв ладонями лицо.
Одинокая женщина на пустынном пляже
ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СМЕРТЬ
Андриан и Анжелика
Анжелика сидела в кресле, откинув голову назад, и падавший из окна свет вечернего морозного солнца оттенял морщинки у её глаз. Андриан, присев на край дивана, перебирал пачку купленных утром газет и журналов. Ей исполнилось пятьдесят, а ему пятьдесят пять. Впрочем, оба они всегда выглядели моложе своих лет и старались, как говорится, быть в форме, поэтому окружающие, как правило, давали им лет на семь-восемь меньше, чем было на самом деле. На Севере в их годы можно уже выходить на пенсию, хотя большинство предпочитают продолжать работу лет до шестидесяти. Но с тех пор, как в авиакатастрофе, возвращаясь с летнего отдыха, погибла их дочь вместе с внучкой, они чувствовали себя потерянными. Жизнь дала трещину. По сути никого из близких людей у них уже не осталось. За десятилетия жизни на Севере работа утомила и опостылела так же, как долгие, сумеречные и морозные зимы. И они вышли на пенсию, намереваясь перебраться на жительство куда-нибудь южнее, да всё откладывали, поскольку никак не могли окончательно определиться с местом переезда.
Сначала им трудно было отвлечься от мыслей о погибших близких, о падающем самолёте, о том, как там всё происходило, и что чувствовали погибающие люди в тот момент. Они часто смотрели на висевший над диваном большой фотоснимок, присланный дочерью со своего последнего курорта. На нём дочь вместе с малышкой была запечатлена на фоне синего спокойного моря и высоких пальм с раскидистыми кронами. Потом навязчивые мысли о погибающем самолёте отпустили их, но взамен осталась лишь тягучая, звенящая пустота.
― Знаешь, ― сказала она, прервав затянувшееся молчание. ― Хорошую жизнь мы с тобой прожили, в ней было столько интересного и даже потрясающего. А теперь нас ждёт старение, болезни, ощущение бессмысленности существования и одиночество вдвоём. А потом кто-нибудь из нас и вовсе останется один…
― Что делать, ― ответил он, ― это всё, конечно, печально, но неизбежно.
― Не хочется смиряться с неизбежностью, ― продолжала она. ― Вот, если бы можно было, как в той присказке, прожив хорошую совместную жизнь, умереть в один день, причём в счастливый день, с выражением радости на лице.
― Да, это была бы замечательная смерть, но, к сожалению, она из области фантазий, ― решил завершить тему Андриан.
― Почему? В конце концов, всё зависит от людей. ― Она подняла голову со спинки кресла и внимательно посмотрела на него.
― Ты говоришь о добровольном уходе, но, по-моему, это ужасно. Тем более, где взять этот счастливый день?
― Создать его самим. ― Она снова посмотрела на него пронизывающим взглядом и, заметив его озадаченность, усмехнулась. ― Всё! Забудь, я пошутила.
― Нет почему, в этом есть какое-то рациональное зерно. ― Вдруг оживился он. ― Представляешь: берег моря, золотой песок, на который, шурша, накатывает лёгкий морской бриз. На фоне синего неба над волнами, широко расставив крылья, парят белые чайки. У самой воды рядом стоят два шезлонга, на которых полулежат мужчина и женщина.
― Да очень романтично и красиво, ― тихонько засмеялась она. Вот оно подходящее место для идеальной смерти. Это небо, море, чайки будет последним, что они увидят в свой последний момент.
― …Они открывают плоскую металлическую флягу с заранее заготовленным смертельным снадобьем и, таинственно переглянувшись, по очереди делают по несколько глотков…
― А кто первый? ― пытаясь свести разговор к шутке, усмехнулась она.
― Неважно, ведь они вдвоём всё решили. Впрочем, мужчина может уступить первенство даме, ― тоже пошутил он.
― Вот-вот, ― снова засмеялась она, погрозив пальцем. ― А сам испугается и останется жить…
― Ну, это было бы уж слишком!.. ― тоже рассмеялся он.
С тех пор, как произошло крушение самолёта они шутили и смеялись крайне редко, и, если даже, расслабляясь на какое-то время, делали это, то довольно коротко. А потом их снова накрывала тоскливая тишина, и, они, понимая состояние друг друга, грустно переглядывались. Той зимой стояли сильные морозы, часто за тридцать градусов, а то и до сорока. На улицу в такие дни они не выходили, и их обоих донимала хандра.
― Помнишь, мы говорили об идеальной смерти на берегу моря? ― иногда вспоминала она и начинала рассуждать о том, что, в принципе, это не такая уж крамольная и бессмысленная идея. ― Важны последние ощущения жизни, то, что мы видим в последнее мгновение, с чем покидаем этот мир. В этот момент нет ни прошлого, ни будущего. Есть только он, этот единственный и неповторимый миг ухода. Всё остальное уже нереально и теряет всякий смысл.
― Да, ― соглашался он. ― Это как занавес в конце захватывающего спектакля со счастливым концом.
― И при этом никто никого не оставляет в этом мире доживать в одиночестве.
Такие разговоры носили сначала абстрактное, затем сослагательное, а потом всё более реальное и практическое содержание. Так вызревает неожиданно возникшая идея преступления, к которому сначала люди, кажется, совершенно не готовы, а после привыкают к мысли о его возможности, которая в итоге превращается в идею фикс, и её носителей уже трудно, а то и невозможно отговорить от совершения задуманного.
Преддверие
И вот однажды настал день, когда они были полностью готовы. Сначала с холодной деловитостью решали куда лучше поехать и выбрали экзотические субтропики. Оформляя путёвку в турбюро, словно, оставив себе путь к отступлению, взяли, как обычно в таких случаях, билеты туда и обратно. Затем долго и тщательно обсуждали, во что одеться в торжественный момент. Вариант с купальными костюмами они сразу отбросили. Представлять, как с пляжа под пристальным вниманием толпы и под комментарии очевидцев выносят два полуобнажённых трупа, было тяжело, к тому же это выглядело как-то неприлично. Отмели они и лёгкий спортивный стиль одежды. В столь важный и неповторимый момент надо быть одетыми торжественно и в то же время феерично.
Она купила дорогое, длинное, белого цвета, слегка облегающее тело платье, которое очень шло к её всё ещё стройной фигуре. Она пришила к нему пониже плеча искусственный ярко-красный цветок, а в волосы решила вставить заколку, украшенную несколькими мелкими, но такими же красными цветками. Он выбрал себе чёрный костюм из тонкой, льющейся ткани, чтобы не было жарко, а также белую рубашку со стоячим воротничком и красного цвета галстук-бабочку. Она взяла белые туфли на высоком каблуке, а он чёрные, узконосые, лакированные. Они конечно понимали, что будут выглядеть на пляже вызывающе, но им и хотелось в тот момент быть такими яркими, впечатляющими, удивляющими и запоминающимися. Дома они примеряли свои наряды. Стоя рядом перед большим зеркалом, они взялись за руки и сначала вопросительно посмотрели на своё отражение, а потом одобрительно друг на друга. Кажется, всё было готово. Оставалось снадобье.
― …А ты кого травить собрался? ― вопросом на вопрос ответил ему старый приятель, ветеринар Георгий. ― Я ведь, знаешь, тоже не могу вот так запросто направо и налево яды раздавать.
― Да, видишь ли, дикие собаки развелись там… на окраине, где я люблю походить на лыжах. Прошлый раз еле ноги унёс. Одежду на мне разодрали. А представь, себе, что там ребёнок проходить будет. Поэтому и решил я прибегнуть к столь радикальным мерам.
― Ну, зачем тебе делать это самому? Тоже мне, палач собачий. Обратись в городскую администрацию или прямо в службу по отлову бродячих псов.
― Ну, ты же знаешь, как у нас всё долго делается. Да псы меня просто сожрут, пока эта служба их отловит. Ну, я тебя по старой дружбе прошу: сделай доброе дело.
― Ладно, чёрт с тобой! ― Георгий пошёл к стеклянному шкафу с какими-то пакетиками, колбочками и баночками, что-то куда-то отсыпал и, вернувшись, протянул ему небольшой полиэтиленовый пакетик с белым порошком. ― На, держи, друг животных, ― сказал он. ― Растворишь в воде. Да, потом расскажешь, как подействовало.
― Обязательно расскажу, со всеми подробностями, ― улыбнулся в ответ Андриан.
― Ну, давай, до встречи, отравитель.
― Прощай, дружище, ― ответил Андриан, скрываясь за дверью.
Распрощавшись с приятелем, Георгий почему-то долго ещё стоял неподвижно, с таким лицом, будто забыл на прощанье что-то сказать или спросить.
Отвезти их в аэропорт взялась старая подруга Анжелики ― Ольга, женщина, хотя и в возрасте за сорок, но при этом весьма современная, всегда ухоженная и одетая по моде.
― Домчу вас ― не хуже любого таксиста, ― сказала она, глядя, как подруга с мужем укладывают вещи в багажник её автомобиля. ― Вы, когда обратно?
Андриан и Анжелика переглянулись и оба промолчали.
― Так, когда возвращаетесь? ― повторила Ольга свой вопрос.
― Шестнадцатого, ― ответил Андриан. ― Обратный билет у нас на шестнадцатое.
― Завидую я тебе, подруга, ― сказала Ольга, когда они ехали в машине. ― Уже сегодня ты сможешь искупаться в море. Может, даже и позагорать успеешь. А мне до отпуска ещё три месяца. Позвони мне, когда устроитесь, расскажешь, какой отель, какая погода, ― попросила она.
― Да, конечно, ― ответила Анжелика.
― Что-то я не пойму: вы чего такие замороженные, будто и поездке не рады? Поссорились, что ли? ― удивилась Ольга.
― Нет, что ты, мы давно не ссоримся. Просто не очень любим дальние перелёты, ― постаралась улыбнуться Анжелика.
― Я понимаю, ― сказала Ольга, и на её лице появилось выражение сочувствия. ― Ну, не знаю, что пожелать вам в дорогу. Морякам в таких случаях желали попутного ветра, или семь футов под килем. Одним словом, успешной вам дороги и хорошего отдыха.
Парус на горизонте
Почти две недели они просто отдыхали, наслаждаясь остатками подаренной им жизни: плавали в море, загорали, ели южные плоды, сидели в кафе и ресторанах, катались на катамаране. И всё это время не говорили о причине своего приезда. Им не хотелось лишний раз напоминать себе о своём плане, а, может, обоим было страшно касаться этой темы. Но они знали, что в конце отдыха сделают задуманное, потому что твёрдо так решили, и назад дороги нет. Они не струсят, не дезертируют, иначе потом в минуты невзгод будут укорять себя за слабость и непоследовательность, за то, что в нужный момент проявили малодушие и в будущем уже вряд ли решатся на такой шаг. Лишь иногда, когда их взгляды пересекались, в них улавливалось какое-то затаённое беспокойство, но они тут же отводили глаза.
― Сегодня четырнадцатое, ― сказал как-то Андриан, сидя в шезлонге после очередного заплыва в море. ― Послезавтра ― день отлёта.
― Послезавтра ― это на самолёте, ― уточнила Анжелика, ― а по настоящему мы улетаем завтра.
Она посмотрела ему в глаза тёплым, но каким-то грустным, даже болезненным взглядом, и ему стало жаль её.
― Мы ещё можем… ― начал было он.
― Не можем, ― сказала она, отведя взгляд. ― Мы всё решили. Так надо. И это будет здорово!
Он молча взял её руку и сжал в своей ладони.
Последний день отдыха они старались больше быть вдвоём и чаще молчали. В их душах шла какая-то глубинная потаённая работа, перестройка восприятия окружающего мира и своего места в нём, осмысление предстоящего таинства, подготовка к часу икс. Вечером они долго гуляли по берегу моря, глядя на последний в их жизни оранжевый закат, а потом долго не ложились спать.
И вот настал намеченный день. Утро было ясным и тихим, а море спокойным и задумчивым. Они решили позавтракать, чтобы не покидать этот мир с чувством голода. Всё должно было навевать покой. Они не сразу оделись в свои торжественные наряды ― побоялись за завтраком ненароком брызнуть на них кофе. А после завтрака они переоделись.
Многие люди на пляже сразу обратили внимание на необычную пару уже немолодых людей, одетых, словно, на свадебное торжество или для какой-нибудь богатой вечеринки. Они чинно, даже торжественно шли по песку, в который глубоко проваливались нелепые в данном случае острые шпильки женских туфлей, что мешало женщине идти, и она крепко держала мужчину под руку.
Они подошли к самой кромке воды и остановились. Двух шезлонгов с вечера оставленных там, уже не было, их убрали. Это внесло некоторый диссонанс в их настрой.
― Ничего, я сейчас, ― как можно спокойнее сказал Андриан, вернулся к началу пляжа и попросил местную обслугу поставить шезлонги у воды. Женщина в это время стояла одна, ни на кого не глядя, погружённая в свои мысли. Он вернулся, и они ещё несколько минут вместе пристально вглядывались в морскую даль, будто пытаясь там что-то разглядеть.
― Сядем? ― спросил он, когда принесли шезлонги, и они медленно присели.
― Давай последний раз подышим морским воздухом, поглядим на море и подумаем о нас и о вечном, ― попросила она.
Они откинулись на спинки сидений и долго были молчаливы и неподвижны.
― Вот и всё, ― сказала она, приподнимаясь, и опуская ноги на песок.
Он сделал то же самое. Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом молча обнялись и поцеловались.
― Пора, ― сказал он и достал из нагрудного кармана пиджака небольшую плоскую металлическую фляжку. Она уставилась на этот сосуд, как заворожённая. Он медленно, стараясь не суетиться, открутил крышку, и, застыв с флягой в руке, стал смотреть на море, где на горизонте появился белый парус.
― Дай сначала мне, ― сказала она, протянув руку.
Он, плотно сжав флягу, отрицательно покачал головой.
― Ну, пожалуйста, ― попросила она. ― Я так хочу.
Он разжал руку, отдавая ей металлический сосуд.
Она взяла флягу из его рук и медленно, словно боясь расплескать, поднесла ко рту. Он, не мигая, смотрел на неё. Ему хотелось закричать «Нет!» и выхватить у неё из рук снадобье. Но он не мог в последний момент разрушить то магическое мгновение, о котором они мечтали, много говорили и столько к нему готовились. Она резко запрокинула голову и поспешно, будто опасаясь передумать, сделала, как и договаривались, четыре глотка. Затем также резко протянула флягу ему. Он какое-то время не брал сосуд, словно размышляя, и вдруг увидел в глазах её испуг. Стряхнув с себя, овладевшее им оцепенение, он решительно взял флягу и тоже сделал четыре быстрых глотка, после чего бросил сосуд на песок.
― Всё будет, как надо, ― успокаивающе сказал он ей, после чего они оба, полулёжа, расположились на стоявших вплотную друг к другу шезлонгах. Потом он, нащупал её ладонь, они крепко сжали друг другу руки, и некоторое время молча смотрели на растущий у горизонта парус, словно шедшая под ним лодка, должна была их забрать.
― Вот и всё, ― сказала она. ― Не бойся. Всё уже сделано. Думай об этом море, этих чайках, обо мне и о том, как мы с тобой, прожив столько замечательных лет вместе, уходим в один день, как и хотели.
Катастрофа
Сначала всё было спокойно, он даже, как будто, начал впадать в дремоту. Но вдруг ему стало невыносимо жарко. Потом грудь сдавило, все мышцы напряглись. В следующее мгновение ему сделалось холодно, и он начал биться в конвульсиях. Кровь ударила в голову и тут же отхлынула, в ушах зашумело, а в глазах всё потемнело и поплыло. Колышущаяся поверхность моря вдруг заняла вертикальное положение, а потом всей своей необъятной массой обрушилось на него. Он больше не чувствовал её руку. Где она?! Море вдруг превратилось в густой тёмно-зелёный туман, сквозь который был виден уходящий женский силуэт в длинном белом платье. Он бежал следом, звал её, просил подождать. Но она всё удалялась, периодически исчезая из виду, пока, наконец, не исчезла совсем. А туман вдруг почернел и скрыл всё вокруг. Нет, это уже не туман. Это тёмная ночь на каких-то пустынных городских задворках. Может она здесь? Он бежал по улице и всё звал её, крича до хрипоты, но всюду была лишь пустота и тишина. Вдруг он спиной ощутил надвигающуюся опасность, и, оглянувшись, увидел бегущую за ним стаю огромных собак со светящимися глазами. Он бежал во весь опор прямо по улице, с обеих сторон ощетинившейся сплошными заборами. В самом её конце горел одинокий фонарь, и Андриан бежал к нему, как летит на свет лампы ночной мотылёк, хотя понимал, что этот фонарь его не спасёт. Но больше бежать было некуда. И, наконец, оказавшись у фонаря, он увидел под ним тёмную согбенную фигуру, облачённую в длинную одежду вроде балахона. Когда он приблизился, фигура обернулась, и на него посмотрело бледное, изрытое глубокими морщинами и обрамлённое длинными седыми волосами лицо старухи.
― Ты не должен возвращаться! ― закричало оно резким трескучим голосом. ― Не должен! Слышишь, не должен!
Бежать дальше не хватало сил. Он буквально задыхался, а собаки были уже совсем рядом. «Это конец», ― подумал он, и в голове всё закружилось, а затем непроглядный мрак поглотил и его, и старуху, и фонарь, и улицу, и собак.
Андриана мутило, ломило, корчило, и хотелось кричать, однако не было сил разомкнуть уста. Никогда ещё он не чувствовал себя так ужасно. Но постепенно мучившая его злая сила отступила, и он начал приходить в себя. Наконец, в глазах стало проясняться. Он увидел белый потолок и светлые стены, ощутил дискомфорт в правой руке. На мгновение ему почудилось, будто он всё ещё держит за руку свою жену, или она держит его за руку, но, скосив глаза, обнаружил возле себя только капельницу, от которой к нему тянулась гибкая прозрачная трубка, а рядом ― мужчину и женщину в белых халатах. «Какой ужас, я не умер!» ― обожгла его страшная мысль.
― Где она? ― только и смог произнести он.
― Там куда ты её отправил! ― с раздражением в голосе ответила женщина.
Мужчина посмотрел на неё неодобрительно и спокойно сказал:
― Её нет. И уже не будет.
Весь мир провалился в тартар. Она умерла. Её нет. И больше не будет. Никогда не будет. А я жив. Я убил её, а сам буду жить. Один. Где же идеальная смерть? Где?!
― Как же так!? ― закричал он, пытаясь подняться и сорвать с руки трубку капельницы. ― Этого не должно быть!
Врач, наваливаясь на него, схватил его за руки и крепко прижал их к кровати.
― Прекратите истерику! ― жёстко сказал он. ― Иначе вас придётся связать!
― Ну, хорошо! Я не буду. Отпустите меня, ― после нескольких секунд неравной борьбы сдался Андриан. ― Почему я жив?
― Сердце крепкое, ― отпуская его, ответил врач. ― И вообще здоровье хорошее.
― Я не учёл! ― в отчаянии воскликнул Андриан. ― Мне нужна большая доза!
― Вам нужен покой и отдых, ― сказал врач. ― А ещё вам необходимо пообщаться с психологом. И учтите: ваша палата находится под видеонаблюдением.
После этого тяжкое сумеречное существование в больничной палате прояснялось и обретало связь с окружающим миром лишь на короткие встречи с кем-нибудь из посетителей, которые словно вырывали его из липкого душного пространства собственного подсознания. И всякий раз было такое ощущение, будто его извлекают на свет из тёмного гроба, в который положили, не дождавшись окончательной смерти. В эти мгновения ему хотелось закричать: «Оставьте меня в покое! Опустите обратно! Дайте спокойно умереть!». Но и после того, как он возвращался обратно в свой гроб, смерть не наступала.
Возвращение
При первом посещении перед глазами Андриана появился мужчина, лица которого из лежачего положения он сразу не узнал из-за непривычного ракурса. Сам же незнакомец не спешил представляться, и Андриан долго, прищурившись, всматривался в пришедшего, пока не узнал в нём своего старого приятеля.
― Георгий, ― тихо, полувопросительным тоном произнёс он.
― Ну, хорошо, что узнал, ― ответил ветеринар. ― Я пришёл сказать тебе всего два слова: сволочь ты!
Сказав это, Георгий развернулся и вышел прочь. Потом приходила подруга жены Ольга.
― Живой? ― холодно спросила она.
― Кажется да, ― сухо ответил он.
― Ну, а чувствуешь себя как? ― несколько оттаяв, поинтересовалась Ольга.
― Никак, ― бесцветным отрешённым голосом ответил он. ― Страшно…
― Ну, давай поправляйся, ― также тихо и сухо сказала она и, покопавшись в своей оранжевой сумочке, достала оттуда и вложила ему в ладонь что-то непонятное на ощупь:
― Это тебе.
Когда она вышла, он приподнял ослабевшую руку и увидел на ладони знакомую заколку для волос с красными цветками. Грудь ему сдавило, горло сжалось, захотелось заплакать навзрыд, как бывало в детстве, но слёз не было, и голос пропал. Изо рта вырвался лишь невнятный хрип, закончившийся протяжным подвыванием, вроде того, что когда-то издавала ползущая по дороге собака, которую на его глазах сбил автомобиль.
Анжелика была жестока с ним так же, как и Георгий. Он слишком долго отлёживался, и её похоронили без него. Его участием пренебрегли. Впрочем, может так и лучше. Он не смог бы вынести похорон. Он не мог видеть её мёртвой. Он помнил её живой и красивой, там, у моря, в белом платье с красным цветком. Но когда он вспоминал это, невольно в памяти всплывал и тревожный взгляд, которым она посмотрела на него, когда он стал медлить с принятием яда. И от этого взгляда больно простреливало в груди.
― Ну, вот, похоже, нам уже намного лучше! ― сказала женщина лет сорока в светлом жакете, присаживаясь на стул возле его кровати.
С трудом выкарабкиваясь из вязкой тины своего сумеречного состояния, Андриан сначала не понял, кому стало лучше, и почему этой женщине было плохо.
― …И это естественно, ― продолжала она, ― потому что, в конце концов, всё плохое когда-нибудь заканчивается, и начинается новая жизненная полоса.
― Вы кто? ― спросил Андриан, пристально вглядываясь в лицо женщины и изо всех сил тщетно напрягая память.
― Я Валентина Ивановна, психолог по профессии, но, надеюсь, что с вами мы станем просто хорошими друзьями.
Однако Андриан уже не слышал её. Застывший взгляд его был прикован к яркой брошке в виде цветка на её жакете.
― Что-то не так? ― спросила она.
― Снимите цветок, ― коротко сказал он.
Женщина бегло осмотрела себя.
― Ах, эту брошь?
Она быстрым движением отстегнула цветок, и на секунду задержала его в руке, словно раздумывая, что с ним делать.
― Выбросьте его! ― приказал Андриан.
― Хорошо, ― улыбнувшись, сказала женщина, будто речь шла о какой-то обычной и совершенно пустяшной просьбе.
Она, приподнимаясь со стула, повернулась в сторону открытого окна, подняла руку над головой, как обычно делают женщины, когда хотят что-нибудь бросить и, коротко прицелившись, довольно метко попала брошью в оконный проём.
Это действие настолько удивило Андриана, что в голове у него окончательно прояснилось, и он даже попытался приподняться.
― Лежите-лежите, ― остановила его психолог, наклоняясь к нему и прикладывая раскрытую ладонь к его груди. ― Вам ещё рано вставать, хотя вы видите, что всё идёт к лучшему. Вот, вам уже и капельницу не ставят.
Андриан впервые обратил внимание, что больше не связан с капельницей. «Да, ― подумал, он. ― Я выжил и выздоравливаю. А что дальше? Как быть дальше? Как?!». При этих мыслях перед глазами его вдруг возник пляж, море, чайки и два трупа на шезлонгах. Он увидел это сначала как бы со стороны моря, а потом сверху, с высоты парящей над водой чайки. Анжелика была в белом длинном платье с красной розой, а он в чёрном костюме и красном галстуке-бабочке. У неё было бледное безжизненное лицо. А он сначала тоже выглядел мёртвым, а потом вдруг открыл глаза.
― Я вижу, вы немножко притомились, ― сказала Валентина Ивановна.
Но не думайте, что я сегодня буду донимать вас какими-то расспросами и задушевными беседами. Наверное, для первого раза хватит и того, что мы с вами познакомились. Не правда ли? ― женщина приветливо улыбнулась, поднимаясь со стула.
Андриан, преодолевая сопротивление подушки, попытался утвердительно кивнуть головой. Когда психолог вышла, он сумел подняться с постели и осторожно встал на ноги. Они были очень слабыми и с трудом удерживали вес его тела. Но, он всё же, словно космонавт, выходящий из корабля в открытый космос, плавно отделился от кровати и тихонько двинулся к двери. В коридоре было пусто. Пройдя по нему метров десять, Андриан увидел справа стеклянную дверь, за которой психолог о чём-то говорила с его лечащим врачом. На её жакете снова красовалась выброшенная в окно брошка в виде цветка. Он хотел незаметно пройти мимо стеклянной двери. Но у него закружилась голова, он опёрся руками о стену, но тут подвели слабые ноги, и он медленно сполз по стене на пол…
Следователь
Когда же Андриан вновь пришёл в себя, то, осмотревшись по сторонам, обнаружил на тумбочке у кровати большое красное яблоко, взял его в руку и медленно, словно заново постигая вкус, откусил.
― Послушайте, я еле пробился к вам, ― сказал, входя в палату следователь, о визите которого несколько ранее его предупредил врач. ― Думал вы тут в предсмертном состоянии. А вы ничего ― яблоки кушаете. У меня знаете, сколько ещё дел в работе?! Поэтому давайте обстоятельно, но конкретно и по существу изложим суть произошедшего. Согласны?
― А у меня есть выбор? ― риторически спроси Андриан.
― Нет, ― признался следователь. ― Но будет хорошо, если мы достигнем полного взаимопонимания, и вы не будете ничего утаивать.
― Нечего мне утаивать, да и ни к чему.
― Вот и прекрасно!
Следователь был из молодых, хватких и в меру циничных представителей нового поколения, приверженного рациональному отношению к жизни.
Андриан сухо и кратко, стараясь, отречься от всяких эмоций, чтобы не провалиться ненароком в свои видения, рассказал, как они с женой хотели красиво уйти из жизни, и что из этого получилось. Но к концу рассказа он всё же вновь увидел море, парящую чайку и с высоты птичьего полёта ― два шезлонга. На одном из них лежала она, мертвенно бледная, но с открытыми глазами, а другой был пуст.
― Ну, а яд, который во фляге был, вы где взяли? ― сквозь шум морского прибоя донёсся голос следователя.
― Что?..
― Я спрашиваю, яд для отравления, где раздобыли?
― Не помню.
― Что, всё помните, а про яд нет?
― У меня частичная амнезия.
― Странно, ваш доктор мне про это ничего не говорил.
― Я это от него скрыл.
― Ну, вот, видите, значит, вы не совсем откровенный человек. А ведь я должен вам верить. Ну, что, будем писать, что вы отказываетесь отвечать на вопрос?
― Пишите, что хотите.
― Послушайте, ну, зачем нам эти туманные места в протоколе? Здесь всё должно быть ясно, как солнечный день.
― Ладно, скажу откровенно, но не для протокола: я не хочу подводить одного хорошего человека, который абсолютно ни в чём не виноват. Он просто не знал, зачем мне на самом деле нужен был этот яд. И потому на ваш вопрос я не буду отвечать ни при каких обстоятельствах.
Следователь какое-то время внимательно смотрел на него, словно пытаясь понять, насколько тот непоколебим в своём решении.
― Есть вариант, ― наконец сказал он. ― Давайте напишем, что яд раздобыла ваша жена, а, где она его взяла, вы не в курсе. И к этому вопросу можно будет не возвращаться.
― Вы хотите, чтобы я свою вину переложил на мою умершую жену?
― Да поймите вы: ей уже абсолютно всё равно, а вот вашему хорошему человеку ― нет. Да и вам, я думаю, тоже. Напишем и забудем. Никому эта деталь будет не нужна.
В это время Андриан видел, как за спиной следователя, они с женой в своих торжественных нарядах чинно шли по жёлтому пляжному песку, и при этом у них обоих были безжизненные лица с закрытыми глазами.
― Вот, пожалуйста, подписывайте!
Следователь сунул ему исписанный лист бумаги, под который была подложена чёрная папка. В другой руке он держал ручку. Андриан замялся, потом медленно взял ручку и сказал:
― Я делаю это не для того, чтобы свою вину переложить на неё, а лишь потому, что не хочу подвести одного человека…
― Да понял я, понял! Вы всё правильно делаете, так будет лучше для всех, ― нетерпеливо подбодрил следователь.
И Андриан, почти не глядя, чиркнул свою подпись в указанном месте.
― Вот и замечательно, приятно иметь дело с умным и честным человеком, ― сказал следователь, засовывая протокол в папку. ― Да, кстати, вам очень повезло, что вы оставили в номере предсмертное письмо, и что написано оно рукой вашей жены. А то, попробуй разберись, знала она, чем вы её поите, или нет. Всякое бывает. Иной решит покончить с жизнью, так ещё и своих близких с собой прихватить норовит, чтоб не одному на тот свет отправляться. Ну, да ладно, всего вам доброго. Выздоравливайте.
Вот Андриан и Анжелика снова сидят на пляже. «Пора», ― говорит она. Он засовывает руку во внутренний карман, пытаясь достать металлическую фляжку, но её там нет, а карман оказывается бездонным, и рука проваливается в него едва ли не до плеча. Наконец он что-то нащупывает в пустоте и, вытащив из-под пиджака чёрную папку следователя, с удивлением на неё смотрит.
Неизбежность судьбы
― Ну, вот мы с вами встретились ещё раз, ― слегка улыбаясь, сказала Валентина Ивановна. На этот раз она была одета в жёлтую блузку и тёмную юбку.
― Что-то долго вас не было, ― ответил Андриан.
― Как вам спится? Бессонницей не страдаете?
Он неопределённо пожал плечами, видимо, не желая отвечать.
― А что вам снится?
― Море.
― Вы знаете, я тоже иногда во снах вижу море. А каким оно вам снится?
― Очень реальным.
― В каких цветах?
― Да всё обыденно: море синее, песок жёлтый, чайки белые…
― …А небо ясное?
― По-разному. Чаще ясное, иногда розовое, закатное.
― И вы там плаваете один?
― Обычно я сижу на берегу.
― Один?
― Как правило, вдвоём.
― Это грустные сны?
― Скорее тоскливые и тревожные, иногда страшные. А вам как море снится?
― Чаще серым. У меня редко бывают цветные сны. А вот скажите, не бывает у вас так, что граница между сном и явью стирается, и вы не сразу можете понять, это ещё сон или уже нет.
― А у вас бывает?
― Я первой спросила.
― Да нет, я вполне отличаю сон от действительности. Кстати, не могли бы вы бросить в окно свою блузку?
― Вам не к лицу такие шутки, тем более в нынешнем положении. Скажите лучше, вот, когда во снах вы там сидите, ну, на пляже, с вами или вокруг вас что-то происходит?
― Вы обещали, что мы с вами будем друзьями.
― Мне кажется, что у нас это неплохо получается. Разве нет? ― снова приветливо улыбнулась Валентина Ивановна.
― Может, и да, только не надо ходить вокруг да около того, что вас интересует. Да, я постоянно вижу во снах свою жену, и часто вижу её мёртвой, впрочем, так же, как и себя. Наверное, это не нормально.
― С учётом пережитого вами потрясения, это нормально, и это пройдёт, как проходит всё в этой жизни.
― …Включая саму жизнь, ― добавил Андриан.
― Да. И она проходит сама по себе, своим чередом. Так есть ли смысл её торопить? Скажите, ведь вы второй раз уже не решились бы на такой шаг? ― слегка наклоняясь к нему, доверительно спросила Валентина Ивановна.
― Сказка, не состоялась, ― после некоторого раздумья ответил он, ― как минимум, для меня.
― О чём сказка?
― Сказка о красивой совместной смерти в один счастливый день.
― А вы не задумывались о неизбежности судьбы? Не зря ведь в народе говорят: «От судьбы не уйдёшь». Может быть, ― психолог снова слегка наклонилась и понизила голос, ― вы не умерли не потому, что у вас здоровое сердце и вообще крепкий организм?
― А почему же?
― Потому, что вам не суждено умереть сейчас и таким образом. Может, вы ещё чего-то не сделали в этом мире, что должны были сделать, и что вам ещё предстоит.
Андриан почувствовал усталость и увидел, как за растворившейся в воздухе стеной палаты, в море недалеко от берега колыхалось что-то светлое. Присмотревшись, он увидел, что это была она, Анжелика в своём нарядном платье. И волны играли её телом, словно куклой.
― У вас голова не болит? ― спросила Валентина Ивановна, глядя ему в глаза.
― Немного.
― Вы опять утомились, ― сказала она, поднимаясь со стула. ― Я попрошу медсестру, чтобы вам дали что-нибудь от головной боли. Скажите, когда вас выпишут, вы будете иногда ко мне заходить?
― Вы приглашаете меня к себе домой?
― Нет, пока что в рабочий кабинет.
― Да-да, я забыл: друзей всегда приглашают в рабочий кабинет.
― Вот вы опять шутите!
― …И это, конечно же, хорошо! ― продолжил он.
― Да не сердитесь вы, ― улыбнулась она. ― И вот ещё что: вам в этом году, да и в следующем, пожалуй, не стоит ездить отдыхать на море. Не поедете?
― Да что я там забыл?!
― Вот и прекрасно.
В новой жизни
― Что ж, ― сказал доктор, провожая его, ― что могли, мы сделали, остальное будет зависеть от вас.
― Спасибо доктор, но мне кажется, что в моём случае ни от кого уже ничего не зависит.
― Напрасно, вы нагоняете на себя мрачное настроение. Я видел, вас посещали друзья. Значит не всё так беспросветно.
― Ах, да, Георгий и Ольга. Мне кажется, они жестоки ко мне, хотя, наверное, это вполне оправданно.
― Что ж, все мы иногда бываем жестокими, можно сказать, с самого детства. Разве вы никогда в детстве бабочек не мучили?
― Да нет, наоборот, ― ответил Андриан. ― Я им крылья раскрашивал и бисером оклеивал.
― Ну, это другое дело, ― улыбнулся доктор, оценив злую иронию пациента. ― Впрочем, к своим друзьям вы не справедливы. Именно эти люди, что вас навещали, насколько я слышал, сыграли немалую роль в вашем возвращении на родину и в похоронах вашей жены. Так что не держите зла в душе.
― И вновь жениться не торопитесь, ― добавила медсестра.
Доктор взглянул на неё с укоризною и слегка тронул пациента за плечо. ― Думаю, всё у вас образуется.
И началась его новая жизнь в одиночестве. В квартире было пусто, все знакомые вещи казались мёртвыми, бессмысленными, да и сама квартира производила впечатление чего-то из прошлой жизни. Ничто не привлекало его взгляда, не вызывало радости. И он часто сидел перед включенным телевизором, не понимая того, что происходит на экране. Дважды его вызывали в милицию, а потом вдруг оставили в покое. Кажется, дело закрыли. А, может, и нет. Впрочем, это его совершенно не интересовало.
На улицах города Андриан чувствовал себя призраком, гуляющим среди живых. Он смотрел на всё отстранённым, отсутствующим взглядом, и происходящее вокруг казалось старой кинохроникой, тем, что было давно, и чего уже не должно быть.
Первым делом он пошёл на кладбище и без труда нашёл указанный Ольгой участок. Могила Анжелики представляла собой традиционный холмик с деревянной табличкой, на которой были написаны данные умершей. По дороге к кладбищу он купил небольшой букет цветов. У могилы уже лежали свежие цветы, и стояла женщина в пальто и шляпке. Это была Ольга.
― Пришёл? ― холодно спросила она, увидев Андриана и, пристально оглядев его, уже с сочувствием в голосе добавила. ― Весь с лица сошёл.
Он подошёл и положил цветы на могилу.
― Ты уж извини, что хоронили без тебя, ― сказала она. ― Было неизвестно, когда ты выкарабкаешься, выкарабкаешься ли вообще и как будешь себя чувствовать.
― Я понимаю, ― сказал он.
― Надо будет памятник заказать. Поищи там у себя подходящую фотографию.
Он молча кивнул.
― Ладно, пойду я, ― сказала Ольга и удалилась.
А Андриан всё стоял, смотрел на могилу и не испытывал никаких эмоций. Ему не верилось, что она там. Он помнил её живой на солнечном пляже. И оттуда она ушла в неизвестность.
Ночью Андриан проснулся, оттого, что ему почудилось, будто в квартире он не один.
― Кто здесь?! ― громко спросил он. Окружавшая его тьма не ответила. Он осторожно поднялся с кровати, машинально надел лежавший на прикроватной тумбочке халат, в котором он теперь всегда ходил по квартире, будучи уверенным, что к нему никто не придёт, и включил свет. Анжелика сидела в кресле, положив локти на колени, и в руках держала свои белые туфли. Он не испугался и даже не удивился, словно знал и давно ждал, что она придёт.
― Ты сломал мои каблуки, ― обиженно сказала она, протягивая вперёд руки с туфлями.
― Я не ломал, ― растерянно ответил он, но Анжелика, молча, с укоризной продолжала показывать ему сломанные туфли.
― Я могу их починить, ― сказал Андриан. ― Обязательно починю! Вот увидишь…
― А ещё ты забрал мою красивую заколку. Зачем? Она так подходила к этому цветку. ― И Анжелика стала расправлять красный цветок на платье.
― Заколку я верну! ― воскликнул он. ― Она действительно идёт к этому наряду. Сейчас…
Андриан подскочил к столу, суетясь, открыл ящик, вытащил оттуда заколку с красными цветками и, обернувшись, протянул её жене, но так и застыл с протянутой рукой ― в комнате, кроме него, никого не было.
― Боже мой! Я схожу с ума, ― сказал он. ― У меня шизофрения или что-то в этом роде.
Но в последующие дни никаких галлюцинаций у него не было. Сначала он успокоился. А потом вдруг стал жалеть, что она больше не приходит к нему в его видениях.
В один из серых, тяжёлых вечеров, Андриан купил бутылку конька и подумал, что если он её выпьет, то ему станет легче. Придя домой, он даже не стал переодеваться, а лишь снял верхнюю одежду, порезал кусок затверделого сыра, который пару дней назад забыл положить в холодильник и, усевшись за стол, распечатал бутылку.
Действительно, сначала его как-то отпустило. Горячащая жидкость, словно живая вода, пробуждала его к жизни, делала окружающее более реальным и ярким. Постепенно он выпил почти всю бутылку, и когда осталась недопитой лишь с полбокала, встал и, заметно покачиваясь, с интересом стал обходить комнату. Взгляд его остановился сначала на висевшей на стене фотографии дочери с внучкой, а потом на снимке, где они были вместе с женой, стоявшем в рамке на комоде. Тут-то на него и нахлынуло цунами терзающих чувств ― тоски, вины, отчаянья и собственного бессилия. «Нет, пожалуй, не стоило пить», ― подумал Андриан и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу, чтобы как-то переключить свои мысли. Однако там уже стемнело и, по сути, были видны почти одни огни.
За спиной ему почудился не то шум, не то быстрое движение. Он застыл, прислушиваясь, а потом медленно обернулся.
― Живёшь один… ― констатировала Анжелика, проходя в комнату и обводя её любопытным взглядом. ― Пожалуй, я бы тоже ещё пожила, ― и, словно оправдываясь, она добавила: «Ну, хоть немножечко».
Она медленно прошла к столу, села на стул и резко повернувшись к нему сказала:
― А ты меня убил!
― Нет! ― выкрикнул он, бросаясь к ней. ― Ты же помнишь, мы делали это вместе, чтобы, как в сказке, уйти в один день, чтобы у нас была красивая смерть!
― Смерть некрасивая, ― грустно сказала она. ― К тому же, даже если люди умирают вместе, каждый уходит в своё небытие.
― Я думал… Мы думали, что так будет лучше.
― …И ты отравил меня, ― она взяла со стола бокал с недопитым коньяком, сквозь него посмотрела на мужа, а потом, наклонив сосуд, тонкой струйкой вылила на стол остаток напитка, после чего отпустила бокал, и он звонко упал на стол, но не разбился. ― Вот так. А сам остался жить.
И она, как нашкодившему ребёнку, погрозила ему пальцем.
― Не мучай меня, ― попросил он. ― Я и сам знаю всё, что ты можешь мне сказать, но не надо…
Тут Андриану сделалось нехорошо. В висках застучало, голову пронзила сильная боль, в глазах стало рябить, и он повалился на пол.
Он не знал, сколько времени находился в бессознательном состоянии, но когда пришёл в себя, у него всё ещё болела голова. Андриан с трудом приподнял её, и первым, что увидел, были незнакомые мужские туфли у кресла. Он поднял голову выше. В туфлях оказались ноги в чёрных джинсах. Он с трудом поднялся, сначала встав на одно колено, а потом во весь рост.
― Хотя и сволочь ты, ― сказал сидевший в кресле Георгий, ― но мне всё равно тебя жаль. К тому же я теперь чувствую себя твоим соучастником. Как, однако, ты меня подставил! Никогда не прощу! Но всё же тебе нужна моя помощь.
― И чем ты можешь мне помочь?
― Во-первых, ты неважно выглядишь. Думаю тебе надо принять лекарство. Вот возьми, ― он достал из кармана пакетик.
― Это для собак или для лошадей? ― со злой иронией в голосе полюбопытствовал Андриан.
― Для идиотов! ― разозлился Георгий.
― Ты как вошёл? ― едва заметно улыбнувшись в ответ на раздражение Георгия, спросил Андриан и в знак примирения взял у него лекарство.
― Так у тебя дверь открыта! Отсюда могли вынести всё, включая тебя. Сначала я, честно говоря, испугался, увидев тебя на полу. А потом посмотрел, ты спишь. Хотел растормошить, но решил подождать. Подумал: не велик барин, доспит и так.
― И долго ждал?
― Нет, с полчаса. Здорово тебя разморило!
― Она приходила, ― перебил Андриан, уже не слушая гостя.
― Кто? Куда?
― Она. Сюда. Вот здесь сидела, ― Андриан нервным жестом указал рукой на стул у стола. ― И я говорил с ней, как сейчас с тобой.
Георгий встал из кресла и подошёл к столу.
― Ну, ещё бы! ― сказал он, глядя на пустую бутылку из-под коньяка, опрокинутый фужер и ещё до конца не высохшую влагу на столе.
― Она считает, что я её убил.
― Да это ты так считаешь! И, честно говоря, отчасти прав.
― Ладно, мне одного психиатра хватит. Что там, во-вторых?
― В каком смысле?
― Ну, ты сказал, во-первых надо выпить лекарство. А во-вторых что? Я же знаю, что ты не только с этим пришёл.
― А, во-вторых, тебе нельзя целыми днями сидеть одному, а то неизвестно кто ещё может явиться. Поэтому есть такой план. Я беру небольшой отпуск, и мы с тобой на недельку едем на юг, к морю: искупаемся, позагораем, походим по ресторанам, ночным клубам или куда там ещё?..
― Я? К морю? Загорать?
― Ну, конечно! Оно ещё не остыло.
― Да-а, конский знахарь, ― Андриан неожиданно засмеялся мелким нервным смехом, ― ты точно не психолог. Но, может быть, именно поэтому я и поеду с тобой, чёрт тебя побери! Может, мне действительно как раз туда и надо!
Видения на пляже
Они взяли номер на двоих. Целыми днями валялись на пляже, купались в море и в открытом бассейне, сидели в кафе ― словом, делали всё, что делают в таких случаях отдыхающие на юге. Георгию казалось, что Андриан как-то оттаял, стал спокойнее и общительнее, и это его радовало. Андриан боялся, что Георгий будет слишком навязчиво опекать его и надзирать за ним. Но ничего этого не происходило, они отдыхали просто как старые друзья, и это успокаивало Андриана.
Однажды вечером они сидели в баре, слушали музыку и болтали на какие-то отвлечённые темы. Незаметно они здорово набрались, и Андриан почувствовал себя, как говорится, не в своей тарелке. К нему вдруг вернулось то ощущение параллельного существования с остальным миром, которые не покидало его сразу после возвращения из больницы. Он смотрел на всё, словно из небытия, словно тело его сидело в кафе, а сам он находился где-то в стороне. Он медленно поднялся из-за стола.
― Что? Уже уходим? ― спросил Георгий.
― Нет-нет. Я просто выйду на воздух. Как-то мне не очень хорошо. Я скоро вернусь.
Георгий проводил его немного встревоженным взглядом, но остался сидеть за столом.
Андриан вышел на воздух, насыщенный звуками ночного курорта ― музыкой, голосами, отдалённым шумом моря, трелями цикад и запахами южных растений. Этот воздух не охлаждал, а ещё более пьянил, и Андриан решил пройти к морю. На берегу было почти безлюдно, но довольно светло от окон расположенного поблизости отеля и уличных фонарей. Андриан пошёл вдоль моря и вскоре, уйдя в сторону от отеля, оказался на совершенно пустынном и почти тёмном берегу, где ему не так докучал шум отдыхающих. Вдруг из-за небольшого облака выплыла невероятно большая яркая луна, и море засеребрилось, заиграло барашками пенных волн, с лёгким шорохом выкатывающихся на песок.
Андриан от неожиданности даже наклонил голову и прищурился. Когда же он вновь посмотрел на пляж, то увидел невдалеке на мелководье что-то большое, похожее на хвост самолёта. С той стороны доносились женские голоса и детский смех. Андриан медленно направился туда и обнаружил, что в воде у самого берега действительно располагался хвост самолёта, а чуть дальше на берегу, наклонившись на бок, лежал фюзеляж авиалайнера, зарывшийся в песок одним крылом. Вокруг были разбросаны сумки, тряпки и ещё какие-то вещи. У фюзеляжа молодая женщина играла с маленькой девочкой. Андриан подошёл ещё ближе и узнал в них свою дочь и внучку. Теперь он уже не сомневался, что это был сон. «Это я уже сплю в своём номере и вижу сон», — подумал он, силясь вспомнить, как вернулся в отель. Чуть ближе спиной к нему стояла Анжелика, которую он, безусловно, узнал, даже не видя её лица. Она резко обернулась.
― Вот видишь, мы теперь вместе, и только тебя с нами нет, ― сказала она.
― Но вы же мёртвые, ― ответил он, чувствуя пробегающий по спине холодок.
― Мёртвые… Живые… ― задумчиво сказала она. ― Разница лишь во времени.
― Как во времени? ― только и смог спросить он, чувствуя всё усиливающееся головокружение, и повалился на песок.
Когда он приподнял голову, никакой луны над морем не было, как не было ни разбитого самолёта, ни дочери с внучкой, ни Анжелики.
― Нет, это я не в номере. Это я так напился, что, как свинья, валяюсь на пляже, ― сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. ― Впрочем, свиньи вряд ли валяются на пляжах.
Он снова осмотрелся и увидел, что вдоль пляжа по направлению к нему движется тёмная фигура, вокруг которой происходит какое-то движение. Всмотревшись, он понял, что это идёт человек в сопровождении нескольких крупных собак. Когда фигура приблизилась, она неожиданно остановилась и обернулась к нему. Андриан увидел лицо той самой старухи, что была в его первом видении после принятия яда. Её собаки злобно скалились и сверкали глазами.
― Ты всё-таки вернулся, сволочь?! ― грозно спросила она, и собаки стали медленно двигаться в его сторону.
Андриану хотелось побежать, но он понимал, что псы догонят его в три прыжка. Он медленно попятился к воде, словно надеясь найти защиту у моря. Старуха посмотрела куда-то мимо него и, подняв руку, указала пальцем в сторону воды. Андриан оглянулся и увидел недалеко от берега уходящий вдаль светлый силуэт. Не отрывая глаз от него, он пошел следом, не замечая, что уже идёт по воде, доходящей ему до колен. Силуэт медленно таял вдали.
― Анжелика! Анже… ― закричал он, оступаясь и падая в воду. ― Анжелика!
Она остановилась и обернулась к нему. На этот раз лицо её ничего не выражало, и она смотрела словно сквозь него. Андриан вдруг увидел, что мелководье вокруг усеяно покачивающимися на волнах мертвецами. От ужаса у него перехватило дыханье.
― Разница лишь во времени, ― неожиданно повторила Анжелика сказанную ранее фразу.
И сразу после этих слов все утопленники встали на ноги и поднялись из воды. Андриан вскрикнул, попятился назад, но оступился и упал на спину, на мгновение погрузившись с головой. Вода освежила его, и, поднявшись на ноги, он уже не увидел ни Анжелики, ни оживших мертвецов.
― Господи, я точно схожу с ума! ― воскликнул он.
― What are you up to? ― донеслось с берега.
Андриан сначала замер на месте, а потом резко обернулся. Старухи с собаками на берегу уже не было, а вместо неё там маячил мужской силуэт.
― Что? ― растерянно спросил Андриан. ― Что вы сказали?
― Что вы там делаете? ― вопросом на вопрос ответил мужчина на довольно внятном русском с небольшим иностранным акцентом. — Зачем вы купаетесь в одежде?
Осознав нелепость своего положения, Андриан, разбрызгивая воду вокруг себя, быстро направился к берегу, но, выходя на сушу, всё же опасливо шарахнулся в сторону от незнакомого человека.
― Вы, наверное, много выпили? ― спросил тот.
Судя по фирменной одежде, это был сотрудник отеля, скорее всего, какой-то охранник.
― Да-а… Перебрал… Освежился немного, ― невнятно пробормотал Андриан и, развернувшись почти побежал в сторону отеля.
Шторм
― Чёрт нас дёрнул так набраться! ― сказал на следующий день Георгий за завтраком. ― Это, конечно, я виноват. Но ты, дружище, меня здорово испугал: исчез неизвестно куда, а потом пришёл мокрый с головы до ног. Ну, кто же в одежде плавает? Пожалуй, пить нам больше не стоит. И дай мне слово, что больше не будешь никуда исчезать и лезть в море одетым.
― Ладно, ― после некоторого молчания, ― сказал Андриан. ― Но и ты обещай, что не будешь читать мне нотаций, если ты мне друг, а не воспитательница.
― Хорошо ― хорошо, договорились, ― согласился Георгий. ― Но всё же позволь мне иногда давать тебе советы, раз уж ты втянул меня в свою историю. И ещё, я думаю, нам неплохо было бы развеяться, съездить, наконец, на какую-нибудь экскурсию, например, посмотреть какие-то исторические памятники. Тебе это интересно?
― Очень. С детства люблю всё историческое, ― с некоторой иронией в голосе поддержал приятеля Андриан.
И снова отдых пошёл без эксцессов. Они ездили на экскурсию, катались на лошадях и снова купались в море, загорали. Андриан был спокоен, иногда даже весел, бывал и задумчивым, погружённым в свои мысли, но в целом вёл себя обычно, не вызывая никаких тревог у своего друга. Единственный раз он удивил и несколько озадачил Георгия, когда в одном из местных магазинов купил огромную куклу, нечто вроде знаменитой Барби с нарядами для переодевания и набором косметики для неё.
― Подарок, ― объяснил он в ответ на любопытствующий взгляд Георгия.
― Кому, если не секрет? ― не удержался тот от вопроса.
― Пока секрет, ― уклончиво ответил Андриан.
В один из последних дней они загорали у воды на шезлонгах. Сняв тёмные очки и щурясь от яркого солнца, Георгий развернул позаимствованную у кого-то из вновь прибывших туристов российскую газету.
― Сегодня уже четырнадцатое число, ― сказал он. ― Послезавтра мы улетаем.
― Послезавтра ― это на самолёте, ― ответил его друг, полулёжа в шезлонге и неотрывно глядя в морскую даль, где на горизонте маячил большой белый парус.
― А на чём же ещё? ― недоумённо усмехнулся Георгий.
Следующим, на редкость ненастным вечером, войдя в номер, Георгий заметил, что Андриан, что-то поспешно убрал за тумбочку. Георгий прошёл в комнату, снял ветровку и бросил её на свою кровать.
Андриан в это время стал вдруг куда-то собираться, надел белую рубашку, и чёрный пиджак, отчего стал смотреться довольно презентабельно.
― Куда это ты в такую погоду?
― Да я здесь, по корпусу прогуляюсь.
― А нарядился зачем?
― Мало ли: вечер, много красивых женщин…
― Ну, ты даёшь, старик!
Андриан ушёл, а Георгий направился было к окну, глянуть, не начался ли дождь.
Случайно взгляд его упал на лежавшую на полу за тумбочкой коробку из-под куклы, которую, видимо, так спешно спрятал от него приятель. Он поднял её, раскрыл и увидел, что куклы в ней не было, а лишь беспорядочно лежала кукольная одежда и косметические принадлежности. «Странно», ― подумал он, и, положив на место коробку, подошёл к окну посмотреть на улицу:
― Дождя нет, ― удовлетворённо констатировал он и увидел, что справа, за шторой на подоконнике что-то лежит.
Он отодвинул штору ― там лежала кукла. Её глаза приятель закрасил какими-то белилами, видимо, чтобы она казалась спящей. Но от этого они стали выглядеть жутковато: бельма без зрачков. На кукле было длинное белое платье, к которому на груди был приколот красный цветок, явно не подходивший по размеру кукле и её наряду, а в её волосы была вставлена такая же несоразмерная заколка для волос с мелкими красными цветами.
― Вот чёрт! ― воскликнул Георгий. ― Я дурак!
Он бросился к двери, по пути захватив лежавшую на кровати ветровку, и, выскочив из номера, помчался по длинному коридору гостиницы.
На ходу надевая галстук-бабочку, Андриан торопливо шёл в сторону моря, но не на пляж, а правее, где вдоль берега тянулась каменная гряда. В голове его проносилось множество мыслей и образов, и незаметно для себя он периодически начинал говорить вслух:
― Да, я дал слово Георгию. Но что ему моё слово? Что мне от этого слова? И что мне все их слова? Кто мне все они? Кто я им всем? Пусть оставят меня в покое, тем более, что меня уже нет!
― Андриан! Где ты?! Остановись! ― мечась по пустынному пляжу, кричал Георгий. ― Подожди меня! Слышишь?!
― К чёрту всё! ― твердил Андриан, спотыкаясь о камни, но не останавливая своего стремительного движения.
Море гудело и бешено билось о берег, разбрасывая множество обдававших его брызг. Вот оно вздыбилось тёмной зеленоватой массой, превращаясь в густой клубящийся туман, который стал затягивать в свои объятия неожиданно возникшую перед ним Анжелику. Он схватил её за руку.
― Не отпускай меня! ― сказала она, но её рука выскальзывала из его ладони, и она погружалась в туман, исчезая из вида.
― Андриан! Где ты?! Отзовись! ― кричал Георгий, не останавливая бега. ― Послушай меня!
Море с грохотом билось о берег, выплёскиваясь на камни и стекая с них множеством водопадов.
― Не отпускай меня! ― просила Анжелика, и её узкая мокрая ладонь вновь выскальзывала из руки Андриана.
― Андриан! Стой! ― в отчаянии кричал Георгий, останавливаясь и беспомощно оглядываясь по сторонам.
― Не отпускай меня! ― повторяла Анжелика, проваливаясь в чёрно-зелёный сумрак.
― Я сейчас! ― кричал Андриан, взбираясь на высокие камни, громоздящиеся над самой водой.
― Не отпускай!.. ― ещё доносилось откуда-то из мрака.
― Я уже… ― сказал он и шагнул к краю камня.
Застыв на месте, он посмотрел вниз на бушующую под ним морскую стихию и отпрянул назад.
― Ну! ― воскликнул он. ― Давай же!
Он снова шагнул к краю и вновь отпрянул. Море в очередной раз ударило в берег, словно из ведра окатывая его водой.
― Не-ет! ― протяжно закричал он. ― Господи, я не могу!
Слёзы брызнули из его глаз. И к нему с особой ясностью пришло чёткое осознание всего произошедшего с ним, словно спала с глаз мутная пелена, искажавшая окружающий мир, и всё, что долгое время казалось продолжением болезненного бреда или просто кошмарным сном, вдруг предстало перед ним во всей своей жестокой реальности.
― А-а-а! ― вырвался из его груди протяжный вопль. ― А-а-а!
И он, крича, зарыдал, сотрясаясь всем телом от ужаса осознанного и ощущения безысходности.
Со стороны могло показаться, будто взобравшийся на камни человек, пытается перекричать прибой. Впрочем, никто всего этого не видел и не слышал. А человек на камнях ещё долго продолжал кричать, обливаясь слезами, пока силы не покинули его, и он обессиленно упал на колени, закрыв ладонями лицо.