Annotation
Велико разнообразие опубликованной литературы о Д.И. Менделееве — нашем замечательном земляке, уроженце Тобольска, но чаще всего публикации о нём ограничиваются обзором его научных трудов, деятельности в Санкт-Петербурге, в центральной России и за рубежом. Сибирские и уральские фрагменты биографии ученого менее всего известны и обобщены. Книга восполняет имеющийся пробел и посвящена его многолетним связям с Сибирью, жизни, работе и экспедиционной деятельности на Урале и в Зауралье. Обращено внимание на состояние и проблемы сохранения памяти об учёном. Публикация может служить путеводителем по экспозиции памяти Д.И. Менделеева в музее Истории науки и техники Зауралья, не одно десятилетие действующей в Тюменском индустриальном университете. Публикация представляет собой переработанное, расширенное и дополненное издание 1986 года. Книга задумана и реализована для широкого круга читателей, в первую очередь — для студентов и профессорско-преподавательского состава средних и высших учебных заведений.

Виктор Ефимович Копылов
ЗАВЕТНЫЙ МИР Д.И. МЕНДЕЛЕЕВА

(сибирские и уральские страницы жизни и памяти)



На обложке: Д.И. Менделеев в Кушве, фрагмент коллективного фото А.И. Кочешева, 1899 г. Цветная обработка чёрно-белого изображения принадлежит Сметанину М.А. (1954–2014), г. Кушва. Фон лицевой стороны обложки книги занят видами Тобольска (с художественных почтовых открыток 1900–1906 гг.).
На четвёртой странице обложки размещён тюменский вид реки Туры, станции Тура, железнодорожных путей и тупика, на котором стоял вагон Д.И. Менделеева.
С почтовой открытки, изданной т-вом А.И. Соколовой. Тюмень, 1905 г.
На авантитуле: Д.И. Менделеев. Нижний Новгород, фотоателье А.О. Карелина, 15 мая 1880 г.
Автор выражает искреннюю благодарность ректору Тюменского индустриального университета Новосёлову Олегу Александровичу за финансовую поддержку издания книги







Предисловие


Проявления человеческой сущности крайне многообразны. Это и разум, и воля, и характер, и эмоции, и труд, и общение. В каждом человеке не меньше тайн, чем во Вселенной. Поэтому чрезвычайно трудно изучить и представить для широкой публики мир любого человека, будь то пространный описательный текст о нём или его графическое изображение. Более того, становится, казалось бы, почти невыполнимым описание мира или даже отдельных фрагментов биографии человека-гения. Вот почему заслуживает поддержки и уважения любое усилие, способствующее новому взгляду на известные факты из жизни Дмитрия Ивановича Менделеева.
Работа В.Е. Копылова — одна из таких попыток, позволивших по-иному оценить особенности некоторых фрагментов инженерной и научной биографии ученого, и предложить читателю свою версию осмысления некоторых деяний гениального человека, его заветный мир. Решимость на дополнительное прочтение биографии Д.И. Менделеева соседствует у автора с намерениями пройти по многим местам его жизни и деятельности. С середины минувшего века В.Е. Копылов стремился своими глазами увидеть Сибирь, Урал, Зауралье и заграничные края и места, в которых побывал в своих многочисленных путешествиях неугомонный Д.И. Менделеев. Хронологически получилось так, что современный автор заглянул в прошлое через столетие, если не более. Нередко в поисках ему хватало одной подробности для воссоздания всего исторического фона, имеющего отношение к судьбе Д.И. Менделеева. Здесь, конечно, играла роль и специальность В.Е. Копылова, проработавшего много лет на производстве в горнодобывающей промышленности России, его опыт преподавательской, научной и административной деятельности, большой жизненный и творческий путь. Можно добавить, что автор книги — увлеченный собиратель раритетов по истории науки и техники.
Всё вместе взятое позволило В.Е. Копылову отразить в собранном им материале о Д.И. Менделееве многое из сведений, упущенных другими биографами, проанализировать авторским взглядом достижения ученого, собрать редкий фактологический материал и новые фотодокументы. Немаловажно, что автор, своевременно оценивая имеющиеся обстоятельства, отваживается на защиту достижений Д.И. Менделеева в мировой науке, его вклада в развитие промышленности России. Многие ошибочно полагают, что благодаря величию учёного защита его имени в наше время не нужна. Монография В.Е. Копылова в очередной раз убеждает читателя: ещё как необходима!
Книга В.Е. Копылова о Д.И. Менделееве, учёном и педагоге, общественном деятеле, почетном гражданине города Тобольска — заново переработанный и дополненный вариант первого её издания (Копылов В.Е. Менделеев и Зауралье. Тюмень: ТГУ, 1986. 112 с.). После выхода учебного пособия для студентов Тюменского индустриального института прошла треть века. Тематика обновлённой монографии содержит несколько узловых направлений: Д.И. Менделеев на Урале, в Зауралье и в Сибири; его деятельность на пользу промышленности и науки России; увлечения ученого; русский гений в памяти сибиряков и уральцев. Содержание книги дополняют фотографии Д.И. Менделеева, почтовые художественные открытки конца XIX — начала XX века с видами мест пребывания учёного в России и за рубежом, а также фотографии, выполненные автором книги при посещении им мест, когда-то увиденных и описанных самим Д.И. Менделеевым.
На мой взгляд, почитатели таланта Д.И. Менделеева, благодаря новому прочтению в книге В.Е. Копылова отдельных фрагментов биографии учёного, получат для себя дополнительную возможность высочайшей оценки таланта нашего великого сибиряка.
Несколько слов о самом авторе. Профессор, доктор технических наук В.Е. Копылов — один из создателей Тюменского индустриального института, первого технического вуза для нефтегазовой индустрии Тюменской области и Западной Сибири, основатель высшего инженерного нефтегазового образования в Тюмени. Можно много рассказывать о педагогической деятельности профессора Копылова, о сотнях и сотнях его выпускников вуза — инженеров нефтяного профиля, которые осваивали легендарный Самотлор в Тюменской области, Заполярье, Восточную Сибирь и другие месторождения нефти и газа России и мира.
Заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, профессор ТюмИУ (ТюмГНГУ) Ковенский И.М.



От автора




В любой науке, включая историческую, при желании можно найти множество неосвоенных научно-исследовательских тем с полузабытыми именами, загадками, «белыми» пятнами с их противоречиями и разночтениями. Работа над ними доставляет мне удовлетворение выработкой собственной точки зрения на то или иное событие, на личностную оценку характеров моих героев. Пусть и с неизбежными в таком случае субъективными суждениями. Неслучайно же ироничный скептик Бернард Шоу в подобной ситуации утверждал свою позицию в следующих словах: «Когда вы читаете биографию человека, помните, что правда никогда не годится для опубликования». Зная Бернарда Шоу и его тягу к преувеличениям всех тонкостей жизни, можно до хрипоты спорить о справедливости высказываний такого рода, но, согласитесь, в них что-то есть, что заставляет либо задуматься, либо быть осторожным, особенно в категорических оценках тех или иных фактов истории или отдельных личностей.
В феврале 1984 года общественность России и всего мира отмечала 150-летие со дня рождения русского учёного, химика и экономиста, уроженца Тобольска Д.И. Менделеева (1834–1907). Имея к этому времени солидный объём публикаций о нашем земляке, я попытался обобщить имеющийся материал и опубликовать его к знаменательному юбилею в виде учебного пособия для студентов технического вуза (ил. 1). К сожалению, по ряду организационных и финансовых причин публикация состоялась только два года спустя, по тем временам мизерным тиражом (500 экземпляров), при далёком от совершенства качестве печати [1]. Тем не менее, книгу заметили и оценили не только в Тюмени, но и в Петербурге [3], в столичных вузовских кругах (А.Г. Дубинин, приложение 1).
С тех пор на протяжении трёх десятилетий мои папки с материалами о Д.И. Менделееве постоянно пополнялись. Отдельные результаты находок обнародовались во многих журнальных и газетных изданиях Москвы, Санкт-Петербурга, Тюмени и Челябинска, в периодической печати других городов и в монографиях автора (приложение 2). К 175-летию Д.И. Менделеева в 2009 году я намеревался переиздать книгу с существенными дополнениями. Но интенсивная работа над очередным томом «Окрика памяти» [2], в котором, кстати, продолжились публикации моей Менделеевианы, не позволила взяться за хлопоты по переизданию. И только теперь, а это конец 2014 года, я пытаюсь реализовать свою мечту. Тянуть с её осуществлением больше нельзя: я и так умудрился пережить Д.И. Менделеева более чем на 10 лет…


Любой просмотр рукописного или печатного наследия Дмитрия Ивановича Менделеева даёт заинтересованному исследователю неизменные поводы для размышлений и открытий. Итогом их становятся новые, ранее не замеченные или просто проигнорированные факты, способные в очередной раз пополнить копилку Менделеевианы. Не стал исключением и предлагаемый читателю материал, в котором под несколько иным взглядом, чем раньше у других отечественных исследователей, повествуется о поездке Д.И. Менделеева по уральским и родным местам летом 1899 года.
При обдумывании плана книги я долго размышлял о вариантах размещения материалов. Логика подсказывала необходимость компоновки их в хронологической последовательности и в соответствии с чередованием событий в биографии Д.И. Менделеева. Но тогда исчезал элемент значимости отдельных, наиболее важных, уральских и сибирских вех деятельности учёного, особенно в 1890-х годах. Пришлось остановиться на смешанном варианте, включая произвольное размещение разделов, возможно, на взгляд читателя — субъективное.
Как и в учебном пособии 1986 года издания, основная цель публикации книги осталась прежней — дать студентам технических вузов основы знаний биографии гения русской науки. Вот почему я счёл необходимым вновь вернуться к предисловию первого издания. При его прочтении следует учитывать, что оно создавалось в годы существования СССР, и в нём сохранена стилистика изложения, характерная для тех лет. Кроме того, понадобилось внести в текст некоторые добавления, отражающие современные реалии в жизни, науке и технике.
Перечень иллюстраций принят сквозным по всей книге, а номера использованной литературы — самостоятельные по каждому параграфу. В большинстве случаев документы публикуются без вмешательства в стилистические особенности написания дат, имен, географических названий. Даты в тексте приводятся до 31 января 1918 года по старому стилю, а с 1 февраля 1918 года — по-новому. В конце книги помещены приложения, а также список публикаций автора по названной теме.
И последнее. Однажды кто-то малоприятно упрекнул меня в излишних поучениях за счет злоупотребления эпиграфами в предыдущих моих публикациях. Не могу согласиться с этим. Что такое эпиграф? Это методический и авторский приём, с помощью которого предпринимается попытка заманить читателя хотя бы на первые 2–3 абзаца текста. Кто-то, соблазнившись, возможно, прочтёт и больше. Эпиграфы не поучают, а лишь ненавязчиво намекают о сути изложения последующего материала. Они служат некоторым кратким введением в главу, оставляя читателю свободу самому искать смысл в неожиданности изложений тех или иных мыслей. А уж какие поучительные интонации увидит сам читатель в эпиграфе — это дело вкуса, ума и воспитанности каждого в отдельности. Сошлюсь, наконец, на авторитетное мнение Проспера Мериме, которому приписывают следующие слова: «Меткий афоризм даёт порой более яркое представление об эпохе, чем десятки научных исследований».
Кроме того, содержание подборок эпиграфов в тексте книги таково, что они принадлежат только одному человеку — Д.И. Менделееву. В любой его научной работе можно встретить массу самых оригинальных мыслей и высказываний, каждое из которых так и просится в эпиграф. Достаточно вспомнить хотя бы его россыпь высказываний о промышленности России: «Если видно впереди мерцание зари общего мира и правомерного распределения возможного для стран и людей благополучия, то не иначе, как через посредство той же промышленности». Или: «Если ввозные пошлины требуют жертв в ценности, то эти жертвы уравновешиваются приобретением производительной силы, которая обеспечивает нации на будущее время не только бесконечно большую сумму материального богатства, но, кроме того, и промышленную независимость на случай войны». Такого обилия высказываний в работах Д.И. Менделеева, которые достойны применения, как эпиграфа, мне не приходилось встречать в отечественной и зарубежной литературе, даже в публикациях учёных мирового уровня, корифеев науки. В моём представлении, Д.И. Менделеев как мастер эпиграфа являет нам ещё один штрих своего великого таланта, перед которым я склоняю свою голову.
Каждая эпоха рождает своих кумиров, не будем забывать об этом. Как и о том, что история достижений инженерной техники и науки в Зауралье неотрывна от общероссийской, да и мировой истории науки. А пока, следуя драматургу М. Шатрову, «войдем в работу, еще не зная и не имея ответа» на занимательные загадки биографии великого человека, рождённого в нашем крае.
Литература. 1. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев и Зауралье. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 1986. 121 с. 2. Копылов В.Е. Окрик памяти: [в 5 кн.]. Тюмень: Слово, 2000–2009; Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 6. Тюмень: Титул, 2014. 415 с. 3. Окрепилов В.В., Доценко В.Д. Дмитрий Иванович Менделеев. Учёный, метролог, педагог. СПб.: Аврора-Дизайн, 2014.328 с.


Воспитание историей
(из введения к изданию «Менделеев и Зауралье» с дополнениями)


Процесс становления инженера в высшем учебном заведении включает на равных правах как обучение, так и воспитание. Обучить человека инженерным навыкам сравнительно несложно. Житейский опыт подсказывает, что подавляющая часть абитуриентов, успешно оставившая позади вступительные экзамены, уверенно заканчивает ВУЗ и получает диплом с соответствующей предметной квалификацией инженера той или иной отрасли знания и промышленного производства.
Сложнее обстоят дела с воспитанием молодых людей. Воспитывать труднее, чем обучать. Главная причина здесь в следующем: молодые умы часто сами ставят для себя жесткие границы своей пытливости. Раздвинуть эти границы — значит решить одну из самых сложных вузовских задач: воспитать у студентов чувства патриотизма и любви к Родине, к месту, где человек родился. Давно замечено, что у современной молодежи необыкновенно обострено чувство исторической точности в оценке фактов и событий минувшего. Использовать эту особенность молодого человека в воспитательных целях — насущная необходимость. Способов решения задач воспитания существует множество, и они тем эффективнее, чем разнообразнее применяемые средства. Одно из них, наиболее действенное, это приобщение молодежи к фактам истории своей страны, своей области, города или местности, где ты работаешь, учишься или живешь, к истории своей профессии, техники, вуза, дающего тебе знания, к жизни и деятельности выдающихся людей своего края, к памятникам истории и культуры, к истории своей семьи, наконец.
Кто из замечательных людей, его земляков, прославил свою родину в науке, технике своими ратными подвигами или в борьбе за экономическое процветание своей страны? Испытал ли молодой человек чувство удовлетворения от процесса поиска или просто узнавания отдельных исторических фактов, пусть даже местного значения? Уже из ответов на такие вопросы можно составить представление о степени воспитанности юноши или девушки. Гордость за свой край прививает им нравственную оседлость, что немаловажно для Сибири, ее экономики.
В наше время — время необыкновенных успехов науки и техники, казалось бы, бессмысленно обращать внимание на их истоки в прошлом. В самом деле, только во вторую половину нашего века, за время жизни одного поколения, человечество обзавелось информацией, превышающей по объему знания многих веков. Достаточно вспомнить хотя бы успехи астрономии и космонавтики: за минувшие полвека пытливое человечество узнало о Вселенной и Солнечной системе много больше, чем за всю историю человечества. Мы увидели диски звезд, научились оценивать наличие планет вокруг них. Скоро ближайшие из них будут видны в усовершенствованные телескопы так же, как смотрятся в обычные телескопы Марс, Венера и дальние планеты семьи Солнца.
С близкого расстояния автоматические межпланетные станции наблюдали Юпитер и Сатурн с их спутниками. Открыты кольца Нептуна. Сфотографированы не только спутники далеких планет, но и поверхности некоторых из них, например, Титана или астероидов Штейнца и Лютеция, ядра кометы Галлея, гейзеры Энцелады и многое другое. Человечество отважилось на столь дерзкие исследования планет как бурение скважин на Луне, Венере и Марсе и даже на поверхности ядра кометы Чуримова-Герасименко. Люди Земли впервые в истории человечества с близкого расстояния увидели кандидатов на карликовые планеты Цереру и наиболее удалённый от нас загадочный объект Солнечной системы Плутон с его не менее таинственными спутниками.
И все же… Прошлое техники надо знать, изучать, восхищаться умом, находчивостью наших предшественников, учиться у них, чтобы еще больше ценить настоящее и приближать будущее. Надо также помнить, что в истории науки и техники не раз появлялись тупиковые направления, развитие и реализация которых стали возможными только спустя века. А сколько раз переоткрывались давно известные факты и достижения! Так что изучение истории и техники — это и экономическая целесообразность, и необходимость. Приведу один очень характерный пример.
На Южном Урале, вблизи города Усть-Катав, до сих пор сохранилась узкоколейная железная дорога, связывающая Усть-Катав и карьер с рудой бурого железняка. Дорога имеет более чем столетний возраст. Рельсы были прокатаны в 1875 году на Саткинском заводе. Термообработка, технология которой не выяснена до сих пор, была такова, что твердость металла достигала значений искусственно созданного твердого сплава. Во время войны такие рельсы использовались на местном заводе для изготовления резцов к токарным станкам. Несмотря на более чем столетнюю, достаточно интенсивную, эксплуатацию, рельсы почти не имеют следов износа или наклепа на рабочей поверхности. Загадка? Да еще какая!
Подсчитано, если бы в наше время удалось уменьшить износ рельсов по стране хотя бы на пять процентов, то экономия на них обеспечивала бы металлом такую стройку, как БАМ. Вот вам пример, когда сведения по истории приобретают не отвлеченное, а прикладное значение и способны дать ключ к экономии.
Наши предшественники, говоря об отношении людей к истории и древностям, которые всем нужны, одним пусть больше, другим — меньше, весьма четко определяли степень их воспитанности: «уважение к истории есть признак истинного просвещения». В начале 1980-х годов мне довелось побывать в городе Кыштыме Челябинской области. Меня познакомили с местным краеведческим музеем, который занимал помещения в знаменитом «Белом доме». Когда-то в нем размещался хозяин заводов Кыштымского горного округа, а позже, в конце XIX столетия, управляющий заводами П.М. Карпинский — колоритная личность в истории уральского горного дела и металлургии. К ней несколько позднее мы ещё вернёмся. После революции в доме поселились дети. Была школа, а затем педагогическое училище. На уроке химии в химическом кабинете школы один из учеников спросил учительницу: «Правда ли, что в Белом доме останавливался Дмитрий Иванович Менделеев?». Молоденькая учительница в растерянности ничего не могла сказать определенного. Хорошо еще, что она обещала, не стесняясь своего незнания, выяснить подробности и рассказать о них на следующем уроке. Каково же было ее удивление, а потом и учеников всего класса, когда с моим участием выяснилось, что кабинет химии с висящей на стене периодической таблицей элементов и портретом Д.И. Менделеева располагался в комнате, которую посещал, будучи гостем П.М. Карпинского, сам Д.И. Менделеев. Это произошло в 1899 году при поездке учёного по уральским заводам.
Нетрудно вообразить, насколько более сильным было бы эмоциональное воздействие рассказа учительницы на умы учеников, если бы изложение химии с самого начала учитывало посещение автором периодического закона их родного города и дома, где шли занятия. Такова цена незнания истории. Признаюсь, мысль о создании учебного пособия родилась у автора именно там, в Кыштыме, благодаря описанному случайному событию.
И у нас в Тюмени многие из вчерашних школьников затрудняются ответить на вопрос о замечательных людях тюменского края. Как-то мне довелось беседовать с группой абитуриентов. На вопрос, почему они поступили именно в Тюменский индустриальный институт, один из присутствующих на беседе вчерашний школьник ответил, что выбор института оказался для него чисто случайным. С товарищем по классу они поступали в МГУ, но одному из них не повезло, и он вынужден был вернуться в Тюмень с намерением поступить в местный технический вуз. Как он завидовал своему другу: учеба в Москве, общение с известными учеными, музеи, памятники, современная наука и культура… А в Тюмени?..
Вот тут-то и выяснилось, что о замечательных людях-сибиряках абитуриент не имел ни малейшего представления. Как были удивлены и он, и все присутствующие, когда услышали, что Останкинская телевизионная башня в Москве — детище инженера Н.В. Никитина, уроженца Тобольска. Что выдающийся ученый с мировым именем наш земляк Д.И. Менделеев — уроженец Тобольска, а логарифмические таблицы В.М. Брадиса, хорошо знакомые каждому школьнику, составлены им, когда он проживал в Тобольске. Ещё один сибиряк, Б.П. Грабовский, родившийся в Тобольске, в конце 1920-х годов создал, задолго до зарубежных разработок, первую в мире полностью электронную систему телевидения, предварившую современную. Перечень можно продолжать ещё долго. Уверен, после подобной беседы молодые люди совсем другими глазами посмотрели бы на родной город, на институт, в стенах которого им предстояло провести пять учебных лет и, убежден, зависть к москвичам наверняка бы поубавилась…
Известный советский литературовед Виктор Шкловский как-то сказал замечательные слова: «Торопитесь узнать прошлое, иначе ваша собственная жизнь покажется вам одним мгновением». К ним хотелось бы добавить высказывание академика А.П. Александрова в бытность его президентства в Академии наук СССР: «Информация о событиях минувшего <…> представляет не только познавательный интерес, она, как генетический код, во многом определяет грядущее». Здесь уместно будет добавить и другую замечательную и во многом неожиданную оценку истории, озвученную И.М. Снегирёвым — авторитетным профессором Московского университета из XIX столетия: «История предлагает нам образцы такой духовной силы, которые ничуть не уступают произведениям искусства».
Жизнь и деятельность людей, творческими достижениями которых гордились и современники, и потомки — богатый источник неиссякаемого интереса и непрерывных размышлений не только для исследователей, но и для любого развитого и любознательного человека, будь то инженер, ученый, руководитель производства. Весьма важно развивать этот интерес еще в стенах вуза, чтобы, вступая в производственную деятельность, будущий инженер не оказался бы в числе тех, о которых говорят, что руководитель, не заботящийся о сохранении истории и старины и не принимающий современный музейный бум, еще не подошел к поре своей личной и государственной зрелости. А может и вообще никогда к ней не приблизится… Без знания и анализа прошлого своего ремесла, того дела, которому человек решил посвятить свою жизнь, невозможно продвижение вперед, маловероятно стратегическое мышление. Не стоит надеяться, что для нормальной производственной деятельности будет достаточно одного узкого инженерного кругозора.
Высказанные мысли о влиянии исторического мышления на становление инженерной личности с высокими гражданскими чувствами, с любовью к родному краю и его славному прошлому заставили автора обратиться к деятельности нашего великого земляка, уроженца города Тобольска — Д.И. Менделеева. О нем написано множество книг и статей. Все они посвящены общему освещению жизненного пути ученого, либо отдельным направлениям его научной и просветительской деятельности и насыщены, в основном, общеизвестными подробностями биографии, имеющими отношение к годам работы в столице империи. Среди них в самом кратком изложении упомяну некоторые, имеющие отношение к первым годам после кончины Д.И. Менделеева.
Наиболее ранними работами стали статьи А.Г. Архангельского «Д.И. Менделеев, его научная и общественная деятельность» (Изд. Ф. Фёдорова, Брянск, май-июнь 1907 г.) и томичей В.П. Вейнберга и В.П. Орлова «Из воспоминаний о Дмитрии Ивановиче Менделееве как лекторе», «Жизнь Д.И. Менделеева, как учёного и учителя, и значение его трудов для химии (лекция)» (Томск: Изд. С.П. Яковлева, 1909). В Казани в 1911 году вышла из печати лекция приват-доцента А. Бродского «Д.И. Менделеев как учёный — опыт характеристики» (Казань: Изд. И.Н. Харитонова, 1911). В самые первые годы советской власти удалось издать немногие работы о Д.И. Менделееве. Можно привести здесь публикацию ученика Менделеева Л.А. Чугаева «Дмитрий Иванович Менделеев. Жизнь и деятельность» (Изд-во химико-техническое, Ленинград, 1924) и пособие для рабочих библиотек А. Розенблюма «Менделеев» (Киев, Госиздат, 1929). Издательская деятельность получила некоторое оживление накануне 25-летия со дня кончины и 100-летия со дня рождения Д.И. Менделеева. Так, вышел из печати сборник статей «Памяти Д.И. Менделеева» (Ленинград: НТИ «Ленхимсектор», 1932) и несколько книг к юбилею учёного. Среди них — популярная в своё время книга П.В. Слетова и В.А. Слетовой 1933 года выпуска из серии «ЖЗЛ» [3], а также публикация В. Георгиевского [4]. Нельзя не упомянуть публикацию знатока биографии Д.И. Менделеева М.Н. Младенцева, предварившую в последующие годы печать подробнейшей сводки событий жизни великого учёного «Д.И. Менделеев» (М. — Л.: АН СССР, 1937). Наконец, накануне Великой отечественной войны писатель А.К. Виноградов (1888–1946) сдал в набор художественно-документальную повесть «Хроника Малеванских». В ней автору удалось на основе материалов о Д.И. Менделееве и его современниках осмыслить историю идеи подземной газификации углей и ярко воспроизвести непростой уровень взаимоотношений в семье гения химии. Начало военных действий 1941 года отодвинуло выход книги из печати на 1943 год [5]. Тогда же, в военные годы, в Свердловске вышла полузабытая теперь книга В.В. Данилевского «Д.И. Менделеев и Урал» [6]. Полезное издание, к сожалению, носило явный уклон в сторону изучения экономики промышленности Урала и чисто научного анализа задач экспедиции. Автор мало рассказывает о самой поездке учёного, его связях с Уралом и Сибирью. Известная мне самая ранняя рецензия на эту книгу только подтверждает мою оценку [7].



Из откликов на кончину Д.И. Менделеева за рубежом особо необходимо отметить статью-некролог в приложении к американскому популярному научно-техническому журналу «Scientific American» [1] (ил. 2). Некролог появился 9 марта 1907 года, или буквально через месяц после печального события. Статья под псевдонимом «Инженер», занявшая почти всю большеформатную страницу журнала, начинается со слов: «Великий российский химик Дмитрий Иванович Менделеев скончался в Санкт-Петербурге 2 февраля в возрасте 73 лет. Профессор Менделеев считался необычайно оценённым среди передовых химиков и учёных своего времени, его имя уважалось всюду по цивилизованному миру». Полный текст некролога в переводе с английского помещён в приложении № 6.
Спустя год после кончины Д.И. Менделеева русский профессор П.И. Вальден (1863–1957), будущий академик Петербургской АН, опубликовал о нём в Германии в 1908 году на немецком языке первый и наиболее полный к тому времени биографический очерк (журнал «Berichte der deutschen chemischen Geselschaft, 1908, III, 2»). В 1923 году в Праге отпечатали малоизвестную в наше время брошюру, выпущенную российским эмигрантом В.Б. Станкевичем [2].
Если перешагнуть с обзором публикаций о Д.И. Менделееве в наше время, то можно наблюдать непрекращающийся интерес средств зарубежной информации к личности и научным трудам русского химика. Так, в монографии Роберта Адлера, изданной в США и посвящённой биографиям 35 наиболее выдающихся деятелей науки всех времён и народов [11], Д.И. Менделееву не только уделено пристальное внимание, но его портрет вынесен на суперобложку книги наряду с Марией Кюри и Гульямо Маркони (ил. 3). В этом отношении таким корифеям, как Аристотель, Галилей, Эйнштейн и другим, пришлось уступить нашему соотечественнику почётное и видное место. Высочайший уровень признания таланта Д.И. Менделеева в США мне хотелось бы дополнить высказыванием американского физика, лауреата Нобелевской премии 1951 года Гленна Сиборга (1912–1999), участника феноменальных исследований по синтезу тяжёлых элементов. Он писал: «Мы, американские учёные, были горды и счастливы тем, что могли возвеличить его имя, назвав элемент 101 менделеевием».
На фоне этого, казалось бы, изобилия публикаций о Д.И. Менделееве отдельные биографические сведения, не имеющие связи с европейской Россией, к сожалению, остаются для читателей, включая зарубежных, малоизвестными. В первую очередь, это относится к описаниям детских лет Д. Менделеева в Тобольске и его окрестностях.
Очень мало опубликованных материалов о поездке Д.И. Менделеева по Уралу и Зауралью в 1899 году, когда он посетил многие города и селения с объектами горнозаводской промышленности и свою родину — Тобольск, и по многим другим эпизодам биографии Д.И. Менделеева, особенно уральского и сибирского содержания. Бедностью или полным отсутствием сибирских сведений отличаются перечисленные выше самые первые публикации о Д.И. Менделееве, а о его путешествии на Урал и в Сибирь в них не сказано ни слова. Бедна уральскими подробностями упомянутая монография П.В. Слетова и В.А. Слетовой. Некоторым исключением стала интересная книга писателя из Подмосковья Валентина Старикова (1939–2011) [9]. Её выпустили в Средне-Уральском книжном издательстве к 150-летию Менделеева. Немногие книги о Д.И. Менделееве столь ярко освещают жизненный путь ученого, как эта и, к большому моему удовлетворению, она содержит «уральский» и некоторый «сибирский» материал. В.И. Стариков сам побывал в некоторых местах маршрута Д.И. Менделеева, кроме главного — на его родине. Может, поэтому Тобольску 1899 года, когда Д.И. Менделеев посетил этот город, уделено самое скромное внимание, буквально несколько строк, да и те содержат досадные и явные ошибки. Чего стоит, например, помещённый В. Стариковым «вид» Тобольска: какой-то уральский завод с прудом и плотиной (?). Ничего подобного в Тобольске никогда не было и нет. К сожалению, книга страдает и от других ошибочных сведений. Так, автор с сомнительными подробностями описывает встречу Д.И. Менделеева в 1899 году в речном порту Перми с агентом химического завода в
Елабуге Н.И. Михайловым. Всё бы можно было воспринять всерьёз, если бы В. Стариков оказался осведомлённым о кончине владельца завода П.К. Ушкова за год до этого события. Тогда бы Михайлов не стал передавать приветы высокому гостю от умершего хозяина завода… Этот эпизод В. Стариковым описан в следующем диалоге.


— Ну, как там Пётр Капитонович? — спросил о его хозяине Д.И. Менделеев.
— Да вроде всё в порядке, заводские дела идут хорошо, Дмитрий Иванович. Он Вам нижайший поклон прислал.
Такого диалога быть не могло. На самом деле Н.И. Михайлов встречал Д.И. Менделеева на пристани в Перми в согласии с телеграфным извещением, присланным ему из Елабуги сыном П.К. Ушкова и наследником его промышленных производств. Д.И. Менделеев по этому поводу писал в своём отчёте следующим образом. «На пароходе нас встречал <…> приветливейший Николай Иванович Михайлов, местный торговый агент химических заводов П.К. Ушкова, которому по телеграфу сообщил о нас Н.П. Ушков».
Д.И. Менделеев знал о печальном событии в судьбе своего друга, он опубликовал в одной из газет некролог.
Справедливости ради укажем, что с середины 1980-х годов и до наших дней другие биографы Д.И. Менделеева уделяли его сибириаде некоторое внимание в монографиях, изданных в различных издательствах России. Для примера укажу летопись жизни Д.И. Менделеева [8] и сборник воспоминаний о нём, составленный А.А. Макареней (1930–2015) и Н.Г. Карпило (1938–2009) (Макареня А.А., Карпило Н.Г., Филимонова И.Н. Менделеев Д.И. в воспоминаниях современников. М.: Атомиздат, 1973. 272 с.). Упомянув имя Александра Александровича Макарени, не могу не сказать о нём доброе слово и о нашем благотворном общении с ним в Тюмени и Тобольске на протяжении более 18 лет. Профессор А.А. Макареня (ил. 4) — автор множества работ о Д.И. Менделееве, включая ряд монографий о нём, а общий список публикаций превышает более 400 названий [10]. В 1954–1972 годах как знаток биографии великого учёного А.А. Макареня исполнял обязанности директора музея-архива Д.И. Менделеева в Ленинградском университете. В 1988 году по приглашению тоболяков приехал в Зауралье из Ленинграда, оставив на долгие годы родной город ради того, чтобы территориально приблизиться к родине своего кумира Д.И. Менделеева и насколько возможно обогатить свои знания новыми находками и сведениями о великом сибиряке. В первые дни пребывания в Тюмени, по дороге в Тобольск, по инициативе гостя мы встретились с ним в моём кабинете в музее Истории науки и техники при ТИИ. С тех пор моя папка под названием «А.А. Макареня» постоянно заполнялась перепиской с профессором: письма, записки и поздравительные открытки с неизменным «любящий вас…». Не скрою, ознакомление Александра Александровича с моей книгой «Д.И. Менделеев и Зауралье», вышедшей из печати двумя годами раньше приезда А.А. Макарени, несколько изменила планы моего гостя. Оказалось, что и на периферии не только чтут своего великого земляка, но и делают попытки раздвинуть границы известного из его биографии, казалось бы, досконально изученной. Но с присущим всем ленинградцам необыкновенным чувством такта он никогда не позволял себе видеть во мне своего соперника. Скажу ответственно: многолетняя работа А.А. Макарени в вузах Тобольска и Тюмени принесла нашему краю огромную пользу, а педагогическая и общественная деятельность Д.И. Менделеева, на исследовании которой сосредоточил своё основное внимание профессор, засверкала новыми и яркими красками [13].
Завершая краткий обзор публикаций минувшего столетия, укажу ещё несколько работ, отпечатанных уже в новом веке. Из последних книг интересна публикация по истории имения Д.И. Менделеева Боблово под Клином, написанная авторами А.В. Максимовым (Кострома) и В.А. Потресовым (Москва) [15]. Ниже нам предстоит более тщательный её анализ. Тобольской биологической станцией РАН к 175-летию Д.И. Менделеева подготовлен и отпечатан в Москве юбилейный сборник статей [16]. Печатный труд более подробно, чем любые другие издания на затронутую тему, освещает тобольские эпизоды жизни Д.И. Менделеева.



Из наиболее поздних изданий необходимо отметить обстоятельный и с глубоким знанием материала труд из серии книг «ЖЗЛ». Его подготовил к печати в 2010 году М.Д. Беленький [17]. Отдельными его фрагментами и фактами, откровенно признаюсь, я приятно просветился впервые. К сожалению, всё, что имеет отношение к поездке Д.И. Менделеева по Уралу и к себе на родину в Тобольск, в книге описано скупо и малоинтересно. Достаточно сказать, что из 472 страниц текста Уралу уделено всего пять. При работе над книгой М. Беленький явно не располагал сибирскими материалами. Более того, судя по ошибкам в тексте, Тобольск он не посещал и мало представляет себе масштабы сибирских пространств. Трудно не сделать такое заключение, когда столь отдалённые друг от друга города, как Далматово, Акмолинск или Ялуторовск оказываются у автора чуть ли не пригородами Тобольска. Вызывает отторжение такая оценка столицы гигантской губернии, как «город стоял посреди тайги», или «о губернском прошлом (?) напоминали только гимназия, Софийский собор да два (?) дома, именовавшиеся дворцами <…> Были ещё остатки (? моё недоумение) кремля <…> они просто стояли сами по себе».
Д.И. Менделеев любил поездки. По нескольку раз в год он странствовал как по родной стране, так и по зарубежью — отличительная черта биографии великого человека и, по всей вероятности, мощная стимуляция научной деятельности. В путешествиях, вдалеке от столичной суеты, от недоброжелательных и равнодушных петербургских чиновников, он отдыхал душой, находил сочувствие, уважение и внимание. В поездках он непременно знакомился с состоянием горнодобывающей промышленности в России и за рубежом. Он изучал бакинское и грозненское нефтяное дело, донецкий каменноугольный бассейн возле Юзовки, добычу железной руды в Орловской губернии и серы в окрестностях Петровска и даже в рудниках Сицилии. Его интересовала подземная разработка соли, например, в польской Величке и в Донбассе около Артёмовска.
Итогом регионального путешествия Д.И. Менделеева на Урал в Пермскую губернию в июне-июле 1899 года стало обширное исследование, изданное им в 1900 году с целью ознакомления широкой публики с уральской металлургией и ее топливной базой. Эта книга под названием «Уральская железная промышленность в 1899 году» стала своеобразной энциклопедией уральской горнозаводской промышленности на рубеже двух веков. Она — непревзойденный до сих пор рассказ самого автора и его спутников о своем путешествии. Книга настолько интересна и необычна, что с ней необходимо ознакомиться каждому студенту — уральцу или сибиряку, будущему специалисту горного дела. Воспользоваться ею лучше в первоначальном издании (ил. 5), в котором нет идеологических купюр, столь досадных для двенадцатого тома сочинений Д.И. Менделеева, изданного АН СССР в 1949 году.
Впрочем, с недавнего времени возможности ознакомления с этим печатным трудом существенно расширились. В Екатеринбурге в 2006 году издательство «Аква-Пресс» при финансовом содействии производственного объединения «Уралвагонзавод» в Нижнем Тагиле предприняло удачную попытку факсимильного воспроизведения издания книги 1900 года [14] (ил. 6). Поражает общее количество иллюстраций, из которых 36 — это чертежи и зарисовки, а также необычный для нашего времени щедрый тираж книги — 3000 экземпляров. По сути, книга впервые после издания 1900 года издана без купюр с множеством фотографий и рисунков и с полными текстами 41 документального приложения, которыми снабдили Д.И. Менделеева уральские заводчики. В конце книги, как ещё одно независимое приложение, в чёрно-белом изображении помещена картина известного художника первой половины XIX столетия П.П. Веденецкого (1791–1857) под названием «Вид Черноисточинского завода на Урале. 1836». По заданию заводчика А.Н. Демидова П. Веденецкий в 1830-[годах предпринял поездку на Урал и сделал несколько картин с изображением заводских панорам, включая завод в Черноисточинске (ил. 7). Для меня, уроженца Черноисточинска, до боли в сердце было приятно видеть с детства знакомую панораму заводского посёлка, место родительского дома рядом с заводом и вид окрестностей с уральским горным хребтом на горизонте.


В наше время работа П. Веденецкого хранится в Государственном русском музее. Каких-либо пояснений выбора для книги именно этой картины у Д.И. Менделеева в книге нет. Этот завод вблизи Нижнего Тагила ни Менделеев, ни его помощники не посещали. Есть, правда, упоминание о заводе в одном из разделов книги, написанном К. Егоровым. Возможно, вид завода вдохновил Д.И. Менделеева по той простой причине, что он отображал типовой уральский пейзаж с прудом, плотиной при ней и с заводскими цехами. Впрочем, как лауреат Демидовской премии, Д.И. Менделеев этим поступком пожелал напомнить читателю, откуда и когда, благодаря Акинфию Демидову, начинался горнозаводской Урал и, в частности, Черноисточинский завод — с 1729 года. Следуя Д.И. Менделееву как редактору книги, издатели факсимильного труда в остроумном повторе поместили изображение завода на обложке книги в виде медной накладной пластины с рельефным рисунком (ил. 8). К сожалению, необходимые пояснения к рисунку отсутствуют, если не считать упоминание дизайна, созданного ООО «ЭНТ».
Упомяну ещё одно издание, в котором в выборочном порядке освещается содержание отдельных глав из книги «Уральская железная промышленность», написанных самим Д.И. Менделеевым, а не его соавторами [12]. К сожалению, и на сей раз в книге не обошлось без неприятных купюр. В частности, полностью изъяты все фотографии и рисунки. В отдельной к сборнику статье справедливо указывается на недопустимость купюр при издании работ классиков. Но вот парадокс: несмотря на справедливость замечания, составители сборника тут же, себе противореча, произвольно сокращают текст. Вызывает недоумение название сборника. Всё, что в нём воспроизведено, давно и широко известно, и не только узким специалистам.
К истории можно относиться по-разному, но её нельзя забывать, пусть она будит воображение людей будущих поколений и, в первую очередь, пусть тревожит память населения России имя Дмитрия Ивановича Менделеева! И здесь я не могу не отвлечь внимание читателя необходимым для себя авторским погружением в моё далёкое прошлое, с которого всё и началось.



Впервые с именем Д.И. Менделеева мне довелось встретиться в детстве, когда в 1941 году началась война с Германией. В наш уральский шахтёрский посёлок под названием Лёвиха, в котором проживали мои родители, хлынул поток эвакуированных людей с западных районов страны. Среди них оказалась прослойка необычайно эрудированных учителей химии, русского языка, математики и физики, покинувших Ленинград, Псков, Воронеж и Москву. Они внесли в обучение и формирование нашего мировоззрения столь необычную и живительную струю, что она оставила незабываемый след на всю жизнь. От них-то мы — школьники 3–6 классов — и получили прежде неведомые нам сведения о пребывании в наших краях таких знаменитостей как Александр Гумбольдт, Пётр Симон Паллас и Д.И. Менделеев. Особенно запомнились рассказы учительницы химии из Ленинграда, выпускницы университета, насыщенные подробностями посещения Менделеевым соседнего с Лёвихой Нижнего Тагила, обследования учёным музея этого города, горы Высокой и заводских производств. Мне, несколько лет прожившему в этом городе в своём детстве, все эти места были хорошо знакомы в той мере, которой обладают все любознательные мальчишки раннего возраста.
Непрекращающийся интерес к судьбе Д.И. Менделеева в студенческие годы в Свердловске у меня не только не затих, но наоборот усилился благодаря тем возможностям, которые давал молодому человеку крупный город с его высокой культурой, богатыми библиотеками и музеями. К некоторому разочарованию, музеи столицы Урала не располагали сколь-либо крупными экспозициями или выставками, рассказывающими об уральских эпизодах жизни Д.И. Менделеева. Как ни прискорбно, но и вообще в России мои попытки в более поздние годы отыскать приличный музей памяти Дмитрия Ивановича в других городах страны, включая Москву и Ленинград, принесли мне ещё большее разочарование. Не буду отрицать, отдельные, чисто ведомственные экспозиции, существуют в Политехническом музее в Москве. Пользуются известностью музей-архив Д.И. Менделеева при Санкт-Петербургском университете и в бывшей палате мер и весов. Скромная экспозиция развёрнута на родине учёного в краеведческом музее Тобольска. В НИИ Истории науки и техники при Тюменском государственном нефтегазовом университете, теперь индустриальном университете, много лет экспонируется достаточно полная выставка памяти великого земляка. И всё же так и хочется в очередной раз произнести: «За державу обидно!». Фундаментальным музеем Д.И. Менделеева с отдельным зданием и с надёжным государственным статусом страна себя обделила.



Вспоминается в связи с этим моё посещение музея Николо Теслы в Белграде в 1979 году во время семейной туристической поездки в тогда ещё единую и не разделённую Югославию. В центре столицы для музея памяти национальной гордости сербов отдан четырёхэтажный особняк с характерной для XIX века архитектурой и роскошным интерьером. Один этаж занимают фондохранилища, другой предназначен для научных сотрудников, а два нижних целиком занимает музей гениального учёного. Музей концентрирует сведения о Тесле со всех концов мира и, в первую очередь, из США — второй родины изобретателя. Где-то, помнится, читал, что во время бомбёжек Белграда военным лётчикам европейской коалиции было дано указание сохранить в целости музей Теслы. Надо полагать, не без влияния общественности США, которая так же, как и в Сербии, справедливо считает Н.Теслу своим национальным героем.
Точно такое же впечатление произвело на меня посещение Музея естественной истории в Милане летом 1982 года. Там, как и в Белграде для Н. Теслы, из многочисленных зданий всемирно известного хранилища древностей целый корпус отдан под музей Леонардо да Винчи. С некоторым изумлением и с неожиданностью для себя при осмотре залов я обнаружил, что основной упор экспозиций сосредоточен не на показе художественного творчества итальянского гения, а на его технические достижения. Только позже сообразил, что живопись Леонардо рассредоточена по другим хранилищам Европы, а потому музей естественной истории в Милане поставил для себя задачу пропаганды имени знаменитого уроженца города в иной форме. Так получилось, что осмотр музея совпал у меня с празднованием в Милане 500-летия приезда в город великого труженика эпохи Возрождения. Что только не придумали итальянцы, чтобы отпраздновать замечательное событие как можно красочнее! Везде висели транспаранты с именем Леонардо, в книжных магазинах продавались переиздания трудов великого художника, конструктора и учёного. Я отдал последние свои лиры и приобрёл тогда несколько книг с трудами Леонардо по технике, включая томики карманного формата.
Прошлое необходимо знать не только для того, чтобы правильно соотносить роль и поступки отдельных людей, но и нации в целом. Не зря говорится, что народ, позабывший свою историю, не может иметь будущего. Как, впрочем, и отдельный его представитель, если он не испытывает необычное и особое волнение, когда приходит в дом, где жил когда-то великий человек, или держит книгу, которую он сам читал и делал заметки на полях её страниц, или идет по земле, где он, великий человек, бывал когда-то. Только уважение к истории и знание её делают человека гражданином.
Связи с Уралом, Зауральем и Сибирью поддерживались Д.И. Менделеевым на протяжении всей его жизни. Обо всем этом в наиболее полном объеме, чем прежде, рассказывает предлагаемое читателю учебное пособие. Подготовка пособия была бы невозможна без энергичной, добросовестной и заинтересованной помощи сотрудников музея Истории науки и техники Зауралья при Тюменском индустриальном институте И.А. Завьяловой, О.А. Зубаревой, к.и.н. Е.Н. Коноваловой и заведующего фотолабораторией и музеем А.Е. Лыткина. В последующие годы к этим именам присоединились сотрудники НИИ Истории науки и техники Тюменского индустриального университета и музея того же названия Н.Л. Антуфьева, М.В. Почежерцева, А.К. Щёкотов, к.и.н. Т.М. Исламова, Д.А. Лыткин, З.Ш. Мавлютова, А.П. Маргулис. Всем им, а также работникам Тобольского музея-заповедника, Свердловского (теперь Екатеринбургского), Уфалейского, Кыштымского, Менделеевского (Татарстан), Тюменского краеведческих музеев, ректорам Томского политехнического и, в 1980-х годах, Ленинградского горного институтов, служащим государственных архивов Тобольска, Тюмени, Томска, Свердловска-Екатеринбурга, Перми, Казани, Нижнего Тагила и Челябинска — сердечная благодарность автора. Особую признательность за внимание к просьбам и запросам выражаю старейшему краеведу города Кыштыма Ивану Павловичу Устинову, Нине Георгиевне Карпило — заведующей архивом музея Д.И. Менделеева при Ленинградском университете, а также заведующей Билимбаевским краеведческим музеем А.П. Петуховой-Дудиной. Не могу не отметить феноменальную отзывчивость на мои просьбы со стороны к.и.н. Н.И. Загороднюк из Тобольска.
Наконец, есть необходимость в следующем замечании, которое следует учитывать при чтении текста книги. За время существования первого инженерного вуза в Тюмени — Тюменского индустриального института — его название менялось трижды: ТИП (1963–1993), ТГНГУ (Тюменский государственный нефтегазовый университет, 1993–2016), ТИУ (Тюменский индустриальный университет, 2016).
Литература. 1. Scientific American. Supplement. № 1627. march 9. 1907. NY. vol. LXIII. 2.Станкевич В.Б. Менделеев, великий русский учёный. Прага, 1923. 201 с. 3. Слетов П.В., Слетова В.А. Д.И. Менделеев. М.: Журнал. — газет. об-ние, 1933.184 с. (Жизнь замечательных людей. Сер. биографий. Вып. 4); 4. Георгиевский В. Д.И. Менделеев. Жизнь и деятельность. М.-Л.: Госхимтехиздат, 1934. 5. Виноградов А.К. Хроника Малеванских. М.: ОГИЗ, 1943. 6. Данилевский В.В. Менделеев и Урал. Свердловск: ГИЗ, 1944. 7. Финкельштейн Н. Менделеев и Урал // Урал. рабочий. — 1944. - 5 окт. 8. Добротин Р.Б., Карпило Н.Г., Керова Н.С., Трифонов Д.Н. Летопись жизни и деятельности Д.И. Менделеева. Л.: Наука, 1984. 531 с. 9. Стариков В.И. Д.И. Менделеев. Свердловск: Сред. — Урал. кн. изд-во, 1984. 256 с. (Сер. «Наши земляки»).10.Библиография трудов профессора А.А. Макарени. Омск: Изд-во Ом. пединститута, 1994. 43 с. 11. Robert Adler. Science First. - USA, New Jersy, 2002, 232 s. 12. Неизвестный Менделеев. Избранные произведения в двух томах. Т. 1 / Обществен. благотворит. фонд «Возрождение Тобольска». Тобольск, 2003. 448 с. 13. Кабакова В. Он считает себя учеником Менделеева // Тюм. курьер. — 2005. - 23 июня; Суслова Е. Вслушиваться в жизнь // Тюм. изв. — 2005.-23 июня. 14. Менделеев Д.И. Уральская железная промышленность. 1899. Екатеринбург: Аква-Пресс, 2006. 874 с., 276 ил., с картой горнозаводского Урала. 15. Максимов А., Потресов В. Боблово и его обитатели. 1865–1920. М.: Пальмир, 2008. 216 с. 16. Д.И. Менделеев и Тобольск: сб. ст. / сост. А.А. Валитов, Н.И. Загороднюк. М.: Наука, 2009. 160 с. 17. Беленький М.Д. Менделеев. М.: Молодая гвардия, 2010. 472 с.



ГЛАВА 1. Д.И. МЕНДЕЛЕЕВ И СИБИРЬ


Время и забвение — близкие и жестокие родственники. К счастью, они бессильны там, где как можно чаще напоминает о себе их благородная сестра под именем Память. Справедливости ради стоит заметить, что не всегда благородство Памяти признаётся теми, кто нашёл в жизни немало разочарований, неудач и предательств. Достаточно вспомнить слова знаменитого романса «Ямщик, не гони лошадей!», авторство слов которого приписывают Николаю фон Риттеру: «И память, мой злой властелин, всё будит минувшее вновь…».
Благородная Память постоянно нуждается в заботе и уважении тех, кто заинтересован в преемственности поколений, и кто понимает важность тесной связи времён. К сожалению, только с возрастом люди начинают ценить то, над чем до поры до времени даже не задумываются. В этом, кстати, состоит коренное различие молодости и зрелости человека. Как свидетельствует мой многолетний опыт общения со студенческой молодёжью и чтения курса по истории науки и техники, студенты 17-18-летнего возраста редко ценят прошлое и большей частью живут настоящим в ожидании будущего, забывая, насколько короток срок нашего пребывания на Земле. Психологически они не готовы к восприятию исторического прошлого. Им кажется, что у них впереди, по меньшей мере, 100 или ещё больше лет… Увы! И я когда-то думал так же в годы своей молодости. К большому сожалению, прошлое, включая недавнее, стремительно уходит из жизни человека. Как тут не согласиться со знаменитой комедийной артисткой эстрады Кларой Новиковой: «Время летит, аж шляпу сдувает!». Для тех же студентов, как довелось убедиться, 1960-1980-е годы минувшего столетия — невообразимая давность. Что тогда можно сказать, например, о XIX или, не приведи Господь, XVIII веке? Тем более важно напомнить юности срок нашего пребывания на грешной планете словами популярной песни: «Есть только миг между прошлым и будущим…». Не менее важно внушить подрастающему поколению необходимость беречь доброе отношение к прошлому, собирать имена творцов науки и культуры, сохранять память о свершившихся незаурядных событиях, как и предметы старины, особенно технического направления. Особо хочу подчеркнуть — имена творцов. Истории без людей, с их былыми устремлениями и достижениями, в стремительном потоке времени не уцелеть. Проследим же и мы, отворяя двери сибирской истории, оценки памяти и трудов Д.И. Менделеева со стороны сибирского научного и гражданского сообществ, как при жизни великого сибиряка, так и много позже после его кончины.

Редкости сибирских хранилищ памяти


В одном из трудов Д.И. Менделеев писал: «Сам я сибиряк, думаю даже, что в будущем азиатской России суждено играть немалую роль в мире». Ученый жил не только надеждой на будущее, но и по мере своих сил способствовал приближению этой поры. Выдающийся учёный России был убежденным сторонником изучения и освоения Сибири, особенно ее северных, малообжитых территорий со стороны Северного Ледовитого океана [10]. По этому поводу он высказывался следующим образом: «Между множеством мирных дел, предстоящих России, ей не следует забывать мирную победу над полярными льдами». Ученый сотрудничал с адмиралом С.О. Макаровым в его усилиях покорения Арктики с помощью ледокола «Ермак», мечтал побывать на Полюсе. Учитывая выявленные недостатки ледокола «Ермак», Д.И. Менделеев сам спроектировал совершенный корабль, более приспособленный к борьбе с полярными льдами. В кабинете Д.И. Менделеева при университете Санкт-Петербурга хранится папка документов от 27 ноября — 3 декабря 1901 года под названием «Об исследовании Северного Полярного океана». В ней, кроме докладной записки на имя министра С.Ю. Витте от 14 ноября, нашлись два чертежа продольного и поперечного разрезов корабля-ледокола, собственноручно составленные Д.И. Менделеевым, вместе с 36 страницами расчётов объёма палуб и других вычислений. По этим чертежам (ил. 9) в 1969 году под руководством А.И. Дубравина удалось построить макет ледокола (ил. 10). В опытовом судостроительном бассейне, также выстроенном по предложению Д.И. Менделеева, прошли испытания простейшей модели судна с обнадёживающими результатами.



Малоизвестный факт из жизни Д.И. Менделеева был обнаружен в дневнике легендарного тобольского губернского агронома Н.Л. Скалозубова (1861–1915) [7]. В марте 1900 года он совместно с предпринимателем из Кургана А.Н. Балакшиным (1844–1921) побывал в Санкт-Петербурге и посетил Д.И. Менделеева. Во время беседы неожиданно появился известный полярный исследователь барон Э.В. Толль (1858–1902). Менделеев прервал разговор с земляками и долго обсуждал с Толлем оснащение судна «Заря», выбранного для путешествия, которое тот затеял. Исследователь готовил полярную экспедицию в Восточную Сибирь с целью поиска в море Лаптевых загадочной Земли Санникова, которая, как предполагалось, находилась к северу от архипелага Новосибирских островов. С нескрываемым удивлением описывал Скалозубов внимание, с каким учёный слушал Толля и какие советы ему давал с таким знанием деталей сурового климата Ледовитого океана, будто сам заранее обдумывал точно такое же путешествие в Сибирь. Среди них — изучение верхних слоёв атмосферы с помощью воздушного шара и современной аппаратуры и даже совет по выбору бичевы для шара, обработанной химическим способом с помощью замачивания в растворе уксуснокислого глинозёма с тем, чтобы он меньше намокал. Тут и совет по изучению почв по методике Докучаева, и даже рекомендации по сохранению от влаги табака. Сигнализацию Менделеев рекомендовал сделать в виде ацетиленовых горелок. Свет от них можно увидеть вёрст за 100. А если найдётся Земля Санникова, то от неё и до Полюса Земли недалеко.
— На Полюс можно попасть, можно! — возбуждённо произносил учёный. — Не был бы занят в этих комиссиях, сам бы отправился…
В память о многолетней работе по планированию освоения северных сибирских территорий России в честь Д.И. Менделеева назван один из подводных хребтов в центральной части Ледовитого океана. Хребет тянется от острова Врангеля вдоль Сибирских берегов на полторы тысячи километров. Он открыт в 1949 году советской высокоширотной экспедицией. Крайне необычным проявлением памяти и уважения к Д.И. Менделееву как специалисту по Арктике стал выпуск почтовых марок частной почтой островов Анжу в Новосибирском архипелаге. Почтовое отделение обслуживает поселение, военный городок и аэродром на острове Котельный. Все они размещены на территории радиусом 30 километров. На марках помещён портрет Д.И. Менделеева.
Задолго до уральской поездки 1899 года, в которой Д.И. Менделеев посетил свою родину, наш великий земляк постоянно обращался к Сибири в своих публикациях и выступлениях, в письмах родственникам и к адресатам-сибирякам. А в одной из своих последних книг, написанных перед кончиной («Заветные мысли»), Д.И. Менделеев весьма четко определил свое отношение к удаленным от центра России местам: «Окраины больше нужны для центра, чем многие полагают…». К таким окраинам, в великом будущем которых у Д.И. Менделеева не было каких-либо сомнений, он относил Урал и Сибирь. Интерес к Уралу и Сибири, кстати, Менделеев проявил ещё в юношеские годы.
Достаточно вспомнить его первые самостоятельные работы, такие как «Описание Тобольска в историческом отношении» и «О школьном образовании в Китае». Кроме того: «Об ископаемых растениях», студенческая публикация «Химический анализ ортита из Финляндии» (1854) и мн. др. Но наиболее примечательная из них — рецензия начинающего учёного на двухтомник русского геолога, лауреата двух Демидовских премий, генерал-майора корпуса горных инженеров, легендарного исследователя Северного Урала (1847–1850) Э.К. Гофмана (1801–1871): «Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой» [1]. Меня восхитила смелость молодого Д. Менделеева, когда он отважился взяться за рецензию на работу опытнейшего и с непререкаемым авторитетом геолога. Неслучайно многие биографы отмечают две важнейшие особенности творчества Д.И. Менделеева: энциклопедизм и нацеленность на наиболее трудные и глубокие задачи естествознания своего времени. И в дальнейшем эта важнейшая особенность его творчества — политематичность — постоянно проявляется в трудах ученого. Одно деятельное участие Менделеева в энциклопедическом словаре Брокгауза-Эфрона чего стоит! Не выдерживают критики попытки отдельных отечественных авторов искать разнообразие тематики в творчестве Менделеева как способ дополнительного заработка. Менделеев всегда работал только над темами, которые его интересовали и терпеть не мог навязывание их извне.
Позволю себе краткое отступление, касающееся упомянутого реферата-рецензии Д.И. Менделеева «Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой». Пространная публикация, выполненная 23-летним начинающим учёным с учётом уровня его знаний о родной Тобольской губернии, поразила меня высочайшей эрудицией автора. В статье Менделеев повествует о природе Полярного Урала, предсказывает его блестящее будущее за счёт открытия месторождений полезных ископаемых и руд. Молодой человек показывает уверенное владение основами и терминологией исторической геологии («древнейшие осадочные горные породы эпох перми, силура и девона»), перечисляет горные породы и минералы («граниты, гнейсы, порфиры и змеевики, подверженные метаморфизму сланцы, песчаники, известняки и глины»). Наверное, неслучайно в 1865 году Петербургское минералогическое общество избрало Д.И. Менделеева своим постоянным членом. На 20 страницах текста рецензии встречаются авторские отступления с рассуждениями о мощи и силе науки, о значении в наблюдениях теории и опыта, о важности обобщений фактов. Нередки отклонения от основного содержания с рассуждениями философского толка. Читая сочинение, с трудом веришь, что его написал человек, делающий первые шаги в науке, а не умудрённый опытом университетский профессор. Два примера. «Одни наблюдения не приводят к хорошим выводам, и то только тогда, когда они весьма подробны и тщательны. Но все опытные, столь важные для науки исследования, и все выводы приобретают цену и значение лишь тогда, когда утверждаются многочисленными наблюдениями». Или: «Мощь и сила науки — во множестве фактов. Цель — в обобщении этого множества и возведение их к началам»; «В строгую науку входят только те истины, которые имеют двойное или тройное основание из мира опытов и наблюдений». Наконец: «Собрание фактов и гипотез — это ещё не наука, оно есть только преддверие её, но преддверие, мимо которого нельзя прямо войти в святилище науки». На фоне этих замечательных высказываний более чем скромно звучит самооценка Д.И. Менделеевым своих ранних публикаций «как компилятивных» (Архив Д.И. Менделеева. Автобиографические материалы: сб. док. Л., 1951. С. 44).




Разнообразие направлений творчества ученого, его уникальная способность почти одновременно интересоваться несколькими различными вопросами, проявились в период деятельности с 1856 по 1869 гг., в течение которого шла напряженная работа, закончившаяся выдающимся открытием Периодического закона. Так, 9 сентября 1856 года в университете прошел диспут по магистерской диссертации Д.И. Менделеева, тогда ещё одессита, об удельных объёмах. А менее чем через полтора месяца оппоненты слушали другую диссертационную работу молодого учёного как соискателя «на право лекций»: «Строение кремнезёмистых соединений». Оппонентам, удивлённым ураганом научной мысли, ничего не оставалось, как не только признать итоги исследований блестящими, но и рекомендовать перевод Д.И. Менделеева в университет на должность приват-доцента по кафедре химии. Не пора ли сделать напрашивающийся (для кого-то спорный) вывод о том, что разнообразие тематики, развивающее мышление и, одновременно, углублённое изучение узконаправленного вопроса благоприятно влияют на получение неординарных результатов?
Будучи сибиряком-патриотом, Д.И. Менделеев не уставал убеждать общественные и правительственные круги в необходимости интенсификации изучения природных богатств сибирских территорий, в первую очередь — полезных ископаемых и сырья для промышленности. Как знаток нефтяных дел он обращал внимание на уральскую и сибирскую нефть, по просьбе уральцев анализировал пробы нефти. Образцы нефти были доставлены учёному промышленником из Оренбурга С.Н. Назаровым. Тот в поисках нефти в 1880–1881 годах пробурил несколько скважин глубиной до 250 метров в актюбинском районе. В одном из отчетов Д.И. Менделеев писал: «…в России <…> открыты нефть на Печоре, и в Самарский губернии, и в Сибири Западной, и Восточной». Упоминая Печору — западный склон Урала, учёный имел в виду результативные поиски нефти сибирским купцом М.К. Сидоровым на Ухте (ил. 11, снимок сделан с буровой вышки). Всё это свидетельствует о внимании ученого к любым новым сведениям и к расширению информации о географических районах с наземными признаками нефти.
Буровые работы на Урале и в Сибири с целью поисков нефти начались ещё при жизни Д.И. Менделеева. С 1879–1892 годов стали известны признаки нефти из поисковых скважин в северной части Сахалина. Образцы нефти в 1886–1890 годах неоднократно подвергались исследованиям в Санкт-Петербурге в Русском техническом обществе, членом которого состоял Д.И. Менделеев, и в лаборатории Горного института [13]. Эти сведения через столичную периодическую печать или путём общения с коллегами были доступны Д.И. Менделееву. Знакомился он и с публикацией энтузиаста сахалинской нефти отставного лейтенанта флота Г.И. Зотова (1851–1907) [6]. Итогом этих далёких от столицы исследований на самых восточных окраинах страны стало возникновение с конца 1920 годов нефтепромыслов Охи на Северном Сахалине (ил. 12). При жизни Д.И. Менделеева проявления нефти удалось обнаружить в окрестностях Петропавловска-на-Камчатке. На берегах озера Байкал в 1902–1907 годах в скважинах, пробуренных до глубины 350 метров, были вскрыты озокеритовые слои, пропитанные нефтью. Тогда же в устье реки Баргузин пятью неглубокими скважинами было вскрыто несколько газоносных пластов в третичных отложениях. На рубеже XIX и XX столетий разведочное бурение скважин на нефть с более чем скромными результатами началось в Южно-Минусинской впадине. Оно было организовано фирмой братьев из семейства Нобель.


Как часто происходит с великими учеными с широчайшим полем научных интересов, Д.И. Менделеев не замыкался в узком кругу однажды и навсегда избранных исследовательских тем. Наоборот, смена занятий и тематики способствовала достижению научных успехов в самых разнообразных отраслях знаний, даже весьма далеких от химии. Так, среди множества научных увлечений Д.И. Менделеева немалое место занимала проблема происхождения нефти. Предложив, с точки зрения химика, неорганическую теорию происхождения нефти, по терминологии ученого — минеральную гипотезу, в которой нефть считалась продуктом природной химии, глубинного тепла и высоких давлений в недрах земной коры, он навсегда связал свои интересы, уже как инженер-нефтяник, с планетой Земля, ее недрами.
Д.И. Менделеев высказывал по этому поводу следующие мысли. «Эта гипотеза — минеральная. Она в духе плутонистов. И плутонисты, и нептунисты — теоретики. Практики часто думают, что им нет дела до теорий. Это большая ошибка. Особенно такое видно в геологических вопросах. Только тогда, когда теория образования каменной соли и соляных ключей стала ясна, только тогда практическое дело добычи дешевой соли было решено, только тогда стали понимать, куда надо направиться, где необходимо рыть, чтобы добыть легче всего крепкие растворы и самую каменную соль. Так и в нефтяном вопросе. Важнейшее дело — добыча, ныне в потемках, роют по каким-то приметам, много труда часто идет напрасно, не знают куда направиться. И почти никакой руководящей идеи в направлении бурения не имеется».
Неорганическая теория происхождения нефти имеет ограниченное количество сторонников, и споры неоргаников и органиков не прекращаются более века. А началось всё с дискуссии Д.И. Менделеева и русского геолога Г.Д. Романовского, побывавшего на нефтепромыслах САСШ в 1865 году. Романовский обстоятельно ознакомился в САСШ с нефтяной геологией Пенсильвании и опубликовал свои американские дорожные впечатления в трёх номерах «Горного журнала» за 1866 год [2]. Авторитетный геолог считал себя приверженцем органического происхождения нефти и был солидарен с американскими специалистами, когда писал: «Почти все геологи Соединённых Штатов согласны с тем, что происхождение пенсильванского, вирджинского и огайского горного масла есть результат разложения преимущественно растительных веществ, а равно и низших животных, обитавших в период среднедевонской формации». Таким образом, Менделеев, как один из лидеров неорганической теории, выступал оппонентом Романовского. Скорее всего, именно по этой причине Менделеев в своей книге о поездке в САСШ ссылку на Г.И. Романовского не даёт, кроме единственной в разделе, написанном не самим Д.И. Менделеевым, а его помощником Н.Г. Егоровым. Да и та носит лишь общий характер: есть такая статья, и ничего другого. Передача главы Егорову произошла не только потому, что Менделеев не считал себя специалистом по вопросам геологии, но и его нежеланием вступать в полемику с Г.И. Романовским по происхождению нефти. Мало ли что… Не случайна же и вызывает недоумение одна из фраз Менделеева на странице 55 первого издания книги [3]. Фраза, возможно, пропущенная им из-за редакционного недосмотра и противоречащая изложенной концепции неорганического происхождения нефти, звучит так: «Нефть, конечно, образовалась из останков животных и растений, прежде живших».
Д.И. Менделеев активно участвовал в выпуске томов энциклопедии Брокгауза и Ефрона. В статье «Нефть», опубликованной в сороковом томе (1897 г.), рассказывается о бурении скважин в САСШ, описаны конструкции скважин из обсадных железных труб. Не забыт и российский опыт строительства буровых скважин, пробуренных ударно-канатным способом в Баку, а также А.Н. Новосильцевым — на берегах Кубани к северу от Новороссийска. Вместе с тем, конкуренция со стороны владельцев колодцев, недоверие к новому способу добычи нефти через скважины принесли ученому немало огорчений. Однако, постепенно, поэтапно возрастая, бурение стало вытеснять старый колодезный способ.
В общей сложности Д.И. Менделеевым по проблемам нефтяного дела в России XIX столетия подготовлено свыше 65 научных публикаций [14], включая статьи в словаре Брокгауза и Ефрона. Вне всяких сомнений, работы и хлопоты Д.И. Менделеева по проблемам нефти в России оказали стимулирующее влияние на развитие этой отрасли промышленности. Как итог: ещё при жизни учёного Россия к началу XX столетия по добыче нефти вышла на первое место в мире (ил. 13). И только к началу Первой мировой войны уступила первенство САСШ (та же иллюстрация).
Благодарная Сибирь, не оставаясь в долгу перед Д.И. Менделеевым, выдающимся учёным, хранила и хранит память о своем сыне. Так, сибирскими пионерами признания научных заслуг Д.И. Менделеева стали иркутяне. Еще в 1888 году Общество врачей Восточной Сибири избрало Д.И. Менделеева в свои почетные члены. Ему был выдан соответствующий диплом. Документ представляет собой бланк, обрамлённый растительной вязью, и с текстом: «Диплом. Общество врачей Восточной Сибири в городе Иркутске избрало профессора Дмитрия Ивановича Менделеева своим почётным членом. Иркутск, 2 сентября 1888 года». Перед началом текста в документе помещена эмблема Общества.
После иркутян налаженные узы дружбы с великим учёным бережно сохранили томские деятели науки и образования. Они посылали Д.И. Менделееву свои научные труды. До сих пор печатные издания томичей хранятся в библиотеке при музее-архиве Д.И. Менделеева в главном университете бывшей столицы России. Одними из первых на кончину великого ученого откликнулись профессора П.П. Орлов (1909), а в 1910 году и Б.П. Вейнберг (1871–1942) — ученик Д.И. Менделеева. Первый из них опубликовал свою речь, произнесенную 20-го января 1908 года на заседании Общества естествоиспытателей и врачей при Томском университете, а второй опубликовал знаменитые воспоминания о Д.И. Менделееве как лекторе. Сборы от продажи книг, по желанию авторов, поступили в фонд учреждения научно-исследовательского Менделеевского института в Петербурге. Обе книги были изданы в Томске. Сибиряки принимали деятельное участие во всех Менделеевских съездах. В протоколе заседания Общества естествоиспытателей и врачей за подписью председателя профессора А.А. Кулябо оставлена такая запись: «Своим могучим умом Д.И. Менделеев глубоко проник в таинства природы и совершил такой гигантский подвиг, далеко подвинув человечество на пути познания, что его имя должно быть поставлено наряду с именами Галилея, Ньютона, Лавуазье, Дарвина и Томсона».


Томичи — близкие родственники Д.И. Менделеева, братья и сестра, многие годы вели интенсивную переписку со своим младшим братом, постоянно держали его в курсе сибирских событий. Нередко эти письма настигали Дмитрия Ивановича в зарубежной поездке, и свою тоску по родине он высказывал в своих ответных посланиях. Вот характерные строки из его писем. «Меня сильно порывает быть в Сибири, и, может быть, как-нибудь через географическое общество удастся там побывать…» (И.И. Менделееву). «Хорошо бы <…> на следующее лето мог бы я приехать к вам» (из Гейдельберга родным в Томск, 1860 г.). «…Только что написал письмо к своим в Сибирь» (Ф.Н. Лещевой, 1859 г.). «…Оно и выходит, что в Сибири-то, может быть, теплее, чем в Петербурге, чем в Неаполе <…> все кажется, что будь в Сибири, еще бы теплее стало <…> Простите, что вместо теплой Италии все разговоры веду о своем возвращении — оно у меня теперь из ума не выходит» (ей же, из Шамони).
Не забывала Дмитрия Ивановича периодическая печать Сибири. Так, газета «Восточное обозрение» (Иркутск, 1887, 2 апреля, № 13–14) сообщала: «24 марта 1887 года профессор Д.И. Менделеев прочитал публичную лекцию в пользу обучающихся в Петербурге сибиряков. Весь доход от платных сборов ученый безвозмездно передал распорядительному комитету, который через печать выразил Д.И. Менделееву искреннюю признательность».
Широко освещал ход работы уральской экспедиции «маститого профессора» в 1899 году Томский «Сибирский вестник». Газета сочла необходимым отпечатать рекомендации «почтенного ученого» из его отчета о поездке. В 1901 году газета «Сибирская жизнь», издаваемая в том же Томске П.И. Макушиным с 1897 года, подробно описывала предложения Д.И. Менделеева по реформе школьного образования. Позже, спустя три года, в связи с 70-летием ученого, газета впервые в Сибири поместила на своих страницах подробные биографические сведения о знаменитом сибиряке за подписью «профессор Михайленко» [8]. В статье поместили портрет Дмитрия Ивановича, обстоятельную характеристику его научной деятельности и фотографии Тобольска. Там же некий Сибирцев, выпускник Петербургского университета, намного раньше Б.П. Вейнберга напечатал свои воспоминания о вступительных лекциях Д.И. Менделеева в столичном университете.
Разносторонность интересов учёного поражает всякого, кто знаком с теми или иными научными трудами Д.И. Менделеева, многие из которых продолжают служить для Урала и Сибири и в наше время. Так, современные сибиряки и уральцы, бывая на досуге в сосновых лесах своего края, наверняка обращали внимание на необычный промысел работников лесного хозяйства: подсочку деревьев с целью добычи живицы. Мало кто знает, что привычная картина лесного пейзажа появилась в средних широтах России сравнительно недавно и, что самое интересное, не без косвенного участия Д.И. Менделеева. События, приуроченные к концу 1920 годов, развивались следующим образом. В Казани к этому времени получила энергичное развитие научная школа химии фосфорорганических соединений, созданная и руководимая академиком Александром Ерминингельдовичем Арбузовым (1877–1968). Ещё в годы учёбы в Казанской гимназии будущий академик при изучении школьного курса химии по собственной инициативе ознакомился с университетским учебником «Основ химии» Д.И. Менделеева, вовсе не предназначенным для гимназий. Гимназиста, а позже студента Казанского университета, поразила щедрая способность гениального автора книги разбрасывать в бесчисленных примечаниях к тексту ценнейшие мысли, догадки и постановки нерешённых научных задач. Среди них в каждом переиздании учебника Д.И. Менделеев уделял повышенное внимание так называемой живице. Обратимся для примера к учебнику, отпечатанному четвёртым изданием в 1881 году [4]. Почему я обратился именно к этому изданию? Да просто потому, что книга украшает мою домашнюю библиотеку и находится под рукой. На четверти страницы под номером 400 помещён текст, имеющий отношение к живице, или растительной сере, вытекающей из трещин и надрезов коры хвойных деревьев. При перегонке живицы с водой под воздействием водяного пара образуется два важных для промышленности вещества: скипидар, или терпентинное масло, и канифоль — смола дерева. Краткое упоминание о живице в учебнике — одно из первых в творчестве Д.И. Менделеева, если не считать его воспоминания детства, когда мальчику в кедровой роще под Тобольском доводилось лакомиться так называемой «серкой». Позже в одном из томов энциклопедии Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона [5] Д.И. Менделеев посвятил живице уже 7 страниц! Из текста следовало, что количество выделяемой деревом смолы зависит, оказывается, от климатических условий. Д.И. Менделеев пишет: «…в тёплых климатах хвойные породы отличаются значительно большей смолистостью, нежели в холодных. Деревья, произрастающие на сухой почве, более смолисты, нежели растущие на влажной. В наибольших количествах живица добывается во Франции, преимущественно, из приморской сосны, и в Америке». Поскольку средняя, а тем более северная полоса России, не обладает столь удобными для воспроизводства живицы природными условиями, её извлечение считалось невыгодным, и сырьё почти целиком приобреталось за рубежом. Подсочка в России считалась явлением, скорее, побочным. В непромышленных масштабах подсочку на основе французской технологии использовали в частных лесах трёх губерний: Вологодской, Архангельской и Олонецкой. В казённых лесах она не допускалась, а в Предуралье и в Сибири её вообще не было. В конце статьи Д.И. Менделеев высказывал убеждение, что «…с течением времени Россия с её громадными хвойными лесами станет не ввозить, а выпускать за границу свои продукты живицы».
Под влиянием этих публикаций академик А.Е. Арбузов в 1926 году поставил задачу принципиальной проверки возможности получения живицы в стране в промышленных масштабах и в условиях сурового российского климата. Для исследовательских и полевых опытных работ в окрестностях Казани он привлёк своего 23-летнего сына Бориса (1903–1991), в будущем, как и его отец, академика химии (1953). Итогом четырёхмесячных работ под руководством отца стала уникальная разработка Б.А. Арбузовым технологии и техники добычи живицы в промышленных масштабах, избавившая страну от поставок из-за рубежа. К началу 1940 годов СССР вышел на второе место в мире по производству живицы путём оригинального способа подсочки, избавившего хвойные леса от порубки. Оба академика, А.Е. и Б.А. Арбузовы, не скрывали влияния на характер своих исследований идей Д.И. Менделеева, считая его своим учителем [11, 15]. Неслучайно Б.А. Арбузов, лауреат множества государственных и академических премий, включая премию имени Д.И. Менделеева (1947 год), Герой социалистического труда, директор академических НИИ, деятель высшего химического образования страны и непременный участник менделеевских съездов, вспоминал: «В химию я пришёл из леса, от смолистой сосны» [12]. В кабинете академика неизменно присутствовал портрет Д.И. Менделеева, а в собрании личной библиотеки — труды учёного, включая «Основы химии» и тома упомянутой выше энциклопедии.
Так что, уважаемый читатель, когда будете на природе в окрестных сосновых лесах и увидите там подсочку с металлическим конусом для сбора живицы, знайте — это не только детище Б.А. Арбузова, но и, косвенно, Д.И. Менделеева. В менделеевской экспозиции музея Истории науки и техники при Тюменском индустриальном университете мы бережно храним образец подсочки с конусом-приёмником (ил. 14).
Ещё несколько характерных примеров использования в России и в Сибири научного наследия учёного. При посещении Тобольска в 1899 году учёный вместе с губернским лесничим А.А. Дуниным-Горкавичем (1854–1927) обследовал лесные запасы Тобольского Севера для оценки топливного резерва, необходимого металлургическим заводам Урала. Собирая материал о лесах Урала и Зауралья, Д.И. Менделеев поначалу хотел ограничить свои исследования сбором необходимых статистических сведений чисто экономического характера. Наблюдения спилов деревьев натолкнули мысль ученого не только на использование существующей методики оценки прироста древесины, но и на ее творческое развитие. При этом Менделеев применил малознакомую местным специалистам по лесу математическую методику подсчёта объёмов топлива. В своей книге он, как итог долгих размышлений, приводит собственную методику подсчета объемов деревьев с использованием дифференциального исчисления (ствол дерева — параболоид вращения около вертикальной оси, а «сбег» — уменьшение диаметра дерева с высотой, есть производная этих величин).
Овладев методикой подсчета годового прироста, Д.И. Менделеев передал её лесным специалистам, и на равных, как и в Тобольске, беседовал с лесничими Тюмени, Билимбая и Верхнего Уфалея. Всюду для подтверждения своей методики он просил сведения по обмерам стволов и образцы контрольных срезов деревьев. В 1954 году АН СССР по инициативе и настоянию почетного академика и знатного зауральского полевода из города Шадринска Т.С. Мальцева были собраны в единый том труды Д.И. Менделеева по сельскому хозяйству. По словам самого Т.С. Мальцева, подтверждение своей идеи о безотвальной обработке почвы он нашел в одной из работ великого ученого. Д.И. Менделеев писал: «Что касается до числа паханий, то очень многие впадают в ошибку, полагая, что чем больше раз вспахать, тем лучше».
Не чем иным, как заботой о рациональном районировании Сибири, стала работа Д.И. Менделеева о нахождении центра России. Для этого он математически обосновал неизбежность перемещения на восток центра населенности России, вычислил географический центр поверхности страны, включая центр территории России, пригодный к заселению, и мн. др. Ниже мы более подробно расскажем об этом замечательном событии в биографии учёного.
Наиболее тесные связи Д.И. Менделеев сохранял с родными краями, с милым его сердцу Тобольском, не забывал годы своего обучения в гимназии. В 1889 году он приветствовал земляков телеграммой в связи с вековым юбилеем этого учебного заведения города. «Многих веков процветания родной гимназии душевно желаю. Профессор Менделеев», — таков её текст. Газета «Сибирский листок» от 18 февраля 1899 года с гордостью сообщала об избрании Д.И. Менделеева членом-корреспондентом Парижской академии наук. А в июле того же года «Сибирский листок» извещал своих читателей о присвоении ему Тобольской городской думой звания Почётного гражданина города Тобольска. Д.И. Менделеев регулярно получал труды Тобольского краеведческого музея, изучал их, встречался в Санкт-Петербурге с авторами статей этого популярного сибирского научного сборника. Нет необходимости говорить о том, насколько потрясены были земляки великого учёного известием о его кончине. Редакция газеты «Сибирский листок» от 25 января 1907 года и автор статьи под инициалами «Н.С.» в проникновенных словах некролога писали: «Умер Д.И. Менделеев… Могучий, красивый, таинственный дуб, царящий над местностью там, куда вы привыкли уходить от суеты повседневной жизни, чтобы набраться новых сил, он успокаивал ваши нервы, вы сжились с ним, казалось, он бессмертен. Но вот однажды вы пришли, и дуба нет, его сломала буря. Сердце сжалось. Вас он не питал, не грел, но нам было приятно его существование, вы гордились своим дубом…Менделеев умер».


В феврале 1922 года, в 15-ю годовщину смерти Д.И. Менделеева, в Томском отделении Всероссийского химического общества состоялся вечер, посвященный его памяти, с участием Б.П. Вейнберга. Томичи не остались в стороне и в дни столетнего юбилея Д.И. Менделеева в 1934 году. В Большой химической аудитории Томского индустриального (позже — политехнического) института состоялась научная конференция. С воспоминаниями о Д.И. Менделееве выступила В.Н. Наумова-Широких, достаточно близко знакомая с учёным.
В конце 1920 годов в Новосибирске Д.И. Менделееву было уделено скромное внимание на странице третьего тома «Сибирской советской энциклопедии», выпускавшейся в Новосибирске [9]. К сожалению, часть содержания статьи лишена объективной оценки личности Д.И. Менделеева, насыщена интонациями государственной идеологии, характерной для тех лет, предвзята и сурова. Суровость эта в основном относится не к естественнонаучной деятельности, а к философским убеждениям ученого. Вот как они критически озвучены: «ненаучные идеи центрографизма»; «убеждённый сторонник промышленного капитализма»; «предшественник теории организованного капитализма <…> при котором неизбежно притупление противоречий капитализма и его мирное перерастание в нечто вроде социализма»; «консервативный мечтатель»; «великорусский национальный шовинист, считающий Сибирь только русской страной», и другое, нечто подобное.
Широка в Сибири географическая составляющая Менделеевианы. Уже упоминалось дно Северного Ледовитого океана с хребтом Менделеева. Имя учёного присвоено висячему леднику в ущелье реки Каракол и пику Менделеевец (4182 метра высотой) в Киргизии. На острове Кунашир в южной части гряды Курильских островов на берегу пролива Лаперуза в пределах посёлка Южно-Курильск есть действующий вулкан Менделеева, переименованный с японского (Раусу-даке) в 1946 году (ил. 16), [16]. Последний раз вулкан оживал в 1880 году ещё при жизни Д.И. Менделеева. У подножия вулкана действуют фумаролы с горячими источниками, на склонах растут горный кедр и бамбук. Высота вулканического конуса составляет 888 метров. Вулкан относится к особо охраняемым территориям и считается памятником природы и, соответственно, памятником великому сибиряку. Там же на Кунашире вблизи вулкана работает аэропорт Менделеево.
В Комсомольске-на-Амуре Хабаровского края есть посёлок Менделеева. На реке Таз в Тюменской области установлены два памятных знака с именем и портретом Д.И. Менделеева в точках «Центра государства Российского», а также обелиск на берегу озера Виви в Эвенкии, как центр новой России (подробности — ниже). Во многих сибирских городах, включая Тобольск и Тюмень, Ханты-Мансийск, Нижневартовск, Ялуторовск и Сургут, Иркутск, Томск и Омск, а также в Новосибирске, Хабаровске, Владивостоке и в Ленинске-Кузнецком есть переулки, улицы и проспекты, носящие имя Д.И. Менделеева.
Имя Д.И. Менделеева многократно использовалось в названиях сибирских именных кораблей и судов науки, торговли и военно-морского флота. Самый первый из таких судов появился в Сибири в 1939 году. Семипалатинский судоремонтный завод построил грузопассажирский одноэтажный пароход «Академик Менделеев». Известно позорное отторжение кандидатуры Д.И. Менделеева при баллотировании учёного в Императорскую Академию наук. Сибиряки, то ли по незнанию событий, то ли в пику тогдашним академикам, по-своему решили многолетний спор, и решительно присудили Д.И. Менделееву заслуженное академическое звание… Пусть и не в виде диплома, а только в названии корабля, что не менее почётно. Речной корабль имел паровую машину мощностью 400 л.с. Длина корпуса достигала 60 метров. Каюты и палубы вмещали до 400 пассажиров. В движение судно приводилось двумя боковыми гребными колёсами. Пароход был приписан к Нижне-Иртышскому пароходству и работал на Иртыше по маршрутам Омск — Черлак — Тура — Семипалатинск. Плавал также по реке Конде. Спустя 25 лет со времени постройки (1964) судно списали.
Наибольшей известностью из кораблей науки пользуется научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», до недавнего времени принадлежавшее Институту океанографии имени П.П. Ширшова Академии наук СССР, затем — Российской Академии (ил. 17). Корабль построили на верфи в Висмаре (ГДР) в 1968 году. Основным местом приписки корабля стали Владивосток и Находка. За время работы в составе флота Академии наук СССР и РФ, а это 1969–1980 годы, «Дмитрий Менделеев» совершил 52 рейса и прошел по научным маршрутам свыше миллиона миль. В одном из рейсов судно достигло точки южного магнитного полюса в Антарктиде. Научный коллектив собрал ценные материалы, внесшие значительный вклад в познание Мирового океана. К началу нового века судно «Дмитрий Менделеев» за четверть века выработало свой технический ресурс, и 8 мая 2001 года завершило последнее плавание. В моей коллекции почтовых раритетов сохранился почтовый конверт, отправленный с корабля в США 30 ноября 1979 года с автографом капитана судна А.П. Свитайло и почтовым штемпелем порта Находка (та же ил. 17). Пусть хотя бы этот скромный и случайно сохранившийся сувенир напоминает нам, сибирякам, о его вещественной принадлежности к научно-исследовательскому судну с именем великого Д.И. Менделеева.
Необычайно интересна судьба наиболее старого по возрасту и по присвоению имени Д.И. Менделеева судна «Менделеев» (ил. 18). Корабль как грузовой пароход построили в 1920 году на верфи «Merchant Shipbuilding Со» в Бристоле, штат Пенсильвания, США. Изначально он именовался как «Япалага» («Yapalaga») и носил это название до 1940 года. Затем, до марта 1945 года именовался как «Beauregard». В марте 1945 года судно, принятое советской закупочной комиссией, получило имя «Менделеев». Корабль с котлотурбинной силовой установкой мощностью 3000 л.с. вошел в состав Дальневосточного морского пароходства. Скорость передвижения составляла 10,5 узла в час. До начала военных действий СССР и Японии судно числилось в составе ТОФ в качестве транспорта. В августе 1945 года он получил военное снаряжение в составе 102-мм пушки и семи пулемётов, включая крупнокалиберные. Экипаж и корабль участвовали в Южно-Сахалинской операции и на Курилах. Базировался в бухте Южно-Курильска. Есть основания полагать, что на рождение названия вулкана Менделеева оказало влияние имя корабля, стоявшего на рейде по соседству. Множество любых названий рождаются по какой-то аналогии или как ассоциация с чем-то увиденным, услышанным или узнанным. Без опасения ошибиться, можно утверждать, что название вулкана Менделеева ассоциировалось с именем судна, чёткая надпись на борту которого и величественный вид вулкана воедино соединились в воображении моряков. Так и родилось имя вулкана, а год спустя, в 1946 году, название вулкана утвердилось официально. В июне 1947 года судно перевели на баланс Балтийского морского пароходства. В июне 1969 года корабль вывели из эксплуатации, исключили из списков судов Минморфлота и передали «Главвторчермету» для демонтажа и разделки на металл. В своё время Д.И. Менделеев тяжело переживал унизительный проигрыш Россией войны с Японией в 1905 году. Надо полагать, победа России над Японией в 1945 году, с реваншем через 40 лет и с причастностью к нему корабля его имени, были бы восприняты им с удовлетворением.


Эстафета присвоения имени Д.И. Менделеева судам, применительно к речному флоту, продолжилась на верфях Тюменского судостроительного завода. В начале 1950 годов здесь приступили к сооружению серии судов типа «буксир-толкач» с паровой машиной мощностью 300 л.с. и бортовыми гребными колёсами по типовому проекту № 732. Одно из них в 1956 году получило имя «Д. Менделеев» (ил. 19). Пароход, позже ставший теплоходом, обслуживался командой из 27 человек. После перевода парового двигателя на дизельный мотор команда сократилась втрое. Один из теплоходов этого типа под названием «Капитан» в 1964 году впервые буксировал баржи с промышленной сибирской нефтью из Усть-Балыка (ил. 20). Не символично ли, применительно к былым и неослабевающим интересам Д.И. Менделеева к сибирской нефти, озвучено это событие? В музее Тюменского индустриального университета хранится макет буксира (ил. 21), изготовленный умельцами судоремонтного завода в Тюмени на Мысу. Долгое время макет судна принадлежал музею этого завода, но после пожара в Доме культуры, уничтожившего значительную часть редчайших экспонатов, макет усилиями сотрудников вузовского музея удалось спасти.
Замечу, с 1933 года по Волге плавал буксир по имени «Менделеев». Его построили в Камышине по сходному с упомянутым проекту, но под номером его предшественника — 730. Внешне корабли почти неразличимы. В годы войны с Германией «Менделеев» снабжал по Волге войска, оборонявшие Сталинград. Там и затонул при бомбёжке.
По свидетельству тюменских туристов, в своё время переданному мне устно, в 1980-х годах по Балтийскому и Северному морям курсировал океанский пассажирский корабль «Менделеев», приписанный к порту в Лондоне. Теплоход вмещал до 2000 пассажиров. Туристам запомнились слова помощника капитана — англичанина: «Мы с величайшим уважением относимся у великому русскому учёному». Судьбу корабля установить мне не удалось.


В наше время с лета 2015 года в строй действующих военно-морских судов на Чёрном море вошел быстроходный катер класса «Мангуст» под названием «Дмитрий Менделеев» (ил. 22), не имеющий по ряду параметров аналогов в мире. Катер будет курсировать под Севастополем и Новороссийском. В задачи катера входят охрана морской границы и таможенная проверка. Кстати, название катера выбрано неслучайно. Ведь Дмитрий Менделеев не только создал знаменитую периодическую таблицу, но и помог в разработке таможенной политики России (помните его «Таможенный тариф»?). Новейшее судно оснащено современным оборудованием и, при необходимости, может разгоняться до 50 узлов, или около 90 километров в час.
Литература. 1. Менделеев Д.И. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой // Журнал М-ва народ. просвещения. — 1857. - № 3. 2. Романовский Г.Д. О горном масле вообще и о североамериканской нефти в особенности // Гор. журнал. 1866. — Т. II, III. - № 3, 7, 8. С. 473–506, 101–124, 233–262. 3. Менделеев Д.И. Нефтяная промышленность в североамериканском штате Пенсильвания и на Кавказе. СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1877. XVI +304+1 лист с картой, два приложения. 4. Менделеев Д.И. Основы химии. 4-е изд., СПб.: Тип. В. Демакова, 1881, 1160 с. 5. Менделеев Д.И. Живица и её переработка // Энциклопедический словарь. Т. 22. Е-Ж. СПб., 1890. С. 908–914. 6. Зотов Г.И. Нефть на Сахалине. Сахалинский календарь и материалы изучения острова Сахалина. Типограф. Южно-Сахалинска, 1895; Рыжков А.Н. Из истории сахалинской нефти // Известия ВУЗ. Нефть и газ. — 1964. - № 12. — С. 122–124. 7. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. И-147. Оп. 2. Д. 20. Л. 16–20. (Дневник Н.Л. Скалозубова). 8. Михайленко. Дмитрий Иванович Менделеев. К 70-летию со дня рождения // Сиб. жизнь. — 1904. — 25 янв. 9. Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск: ОГИЗ, 1932. Т. 3. С. 391–393. 10. Волкова Т. Д.И. Менделеев и Арктика // Вестник знания. — 1938. - № 6. — С. 5–8; Волкова Т. Д.И. Менделеев и проблема Арктики // Сов. Арктика. — 1941. - № 6. — С. 62–68. 11. На вопросы газеты о самых первых и любимых учителях отвечает Б.А. Арбузов // Комсомолец Татарии. — 1964. - 24 мая. 12. Арбузов Б.А. Я в химию пришёл из леса, от смолистой сосны… // Комсомолец Татарии. — 1964. - 24 мая. 13. Панфилов И.Ф. Трудная нефть. Южно-Сахалинск, 1976. С. 7–11. 14. Пархоменко В.Е. Д.И. Менделеев и русское нефтяное дело I АН СССР. М., 1957. С. 256–259. 15. Кореева Н.С. Д.И. Менделеев в жизни академиков А.Е. и Б.А. Арбузовых // Материалы всероссийской научной конференции «VIII-е Ушковские чтения». Менделеевск, 2014 г. С. 86–88. 16. Кунашир: вулкан Менделеева // Спящая красавица И www. moya-planeta/ru.

Соколовы, Тверь: Удомля — Млево


Покорение Сибири династией Менделеевых, подобно Ермаку, начиналось с европейской России. В частности, в родословной Д.И. Менделеева немалое место и роль отводится тверским корням. Уже по одной этой географической особенности история корней династии заслуживает пусть краткого, но поучительного её освещения.
В любых научных, технических или предпринимательских направлениях деятельности людей всегда находится кто-то, кто по праву предков, по дарованию, по уровню знаний или предприимчивости занимает главенствующую и общепризнанную ступень первенства вне зависимости от официального положения этого человека (помните «гамбургский счёт»?). Имена этих умелых людей, без которых история не мыслится, как и яркие следы их трудов, будь то старинные фабрики, мельницы, дорожные или водные сооружения, памятники общей и деловой культуры, заслуженно, а не из конъюнктурных соображений входят в историю. Родословная Д.И. Менделеева богата такими людьми и берёт начало с Вышнего Волочка, а если точнее — с Удомли и деревень Млево (от слова «мель, мелкий») на восточном берегу реки Мста, Касково и Тихомандрицы на речке того же названия.
Короткая и мелкая речушка неспешно вытекает из озерка Наволок и впадает в озеро Удомля. В прошлом Тихомандрицкий погост, расположенный в двух километрах от северной оконечности озера Удомля, относился к Вышневолоцкому уезду Тверской губернии, а ныне это Удомельский район Тверской области. Тихомандрица — родина отца Д.И. Менделеева Ивана Павловича. Здесь в местной церкви во второй половине XVIII столетия служил священником Павел Максимович Соколов. Известен интересный факт местной истории. Прихожанами церкви были дворяне Аракчеевы — родители будущего знаменитого в истории России графа А.А. Аракчеева (1769–1834), в будущем — генерала от артиллерии. По эпиграмме А.С. Пушкина: «всей России притеснитель, губернаторов мучитель…». Из биографии графа известно, что первые уроки письма и арифметики ему преподносил П.М. Соколов. Известно, что в те времена в глубинках России самыми грамотными людьми были служители церкви. Когда в 1783 году пришло время поступать в кадетский корпус Санкт-Петербурга, благословение на службу Царю и Отечеству А. Аракчеев также получил от Соколова.
У П.М. Соколова в семье было четыре сына. По семейной традиции отец определил их в Тверскую духовную семинарию. Как было принято в среде духовенства, по окончании семинарии все они записались на разные фамилии. Исключения допускались только для представителей дворянства. Старший, Тимофей, сохранил родительскую фамилию — Соколов. Младший, Иван Павлович, будущий отец Дмитрия Ивановича, взял фамилию Менделеев. Сам Д.И. Менделеев предполагал, что происхождение фамилии связано с недюжинными способностями своего деда, который однажды очень выгодно выменял свои сапоги, да так, что восхитил этим помещика по соседству. Прозвище деда, житейски присвоенное ему помещиком, подсказало младшему сыну выбор фамилии из сочетания двух слов: «мену делать». Впрочем, существует и другая версия происхождения фамилии, озвученная братом Д.И. Менделеева Павлом Ивановичем. По этой версии упомянутый помещик, известный в округе как непревзойдённый махинатор по обмену лошадьми, дал повод выбрать соответствующую по звучанию фамилию. Таким образом, по отцу родословная Дмитрия Ивановича Менделеева идет от Соколовых.
Места предков с молодых лет влекли к себе Дмитрия Ивановича. Ещё в студенческие годы в летние каникулы 1852–1854 годов юный Дмитрий посетил село Млево, где в своём доме проживала двоюродная сестра Е.Т. Соколова. У молодого Менделеева в то время обострилось кровохарканье, и деревенский воздух помог юноше вернуть здоровье перед занятиями в вузе. Позже, вероятно, по тем же соображениям укрепления здоровья, Д.И. Менделеев облюбовал земли к югу от Удомли под дачу в деревне Боблово в окрестностях Клина. На стене сельского дома в Млево, сохранившегося до наших дней, в 1988 году в дни проведения здесь первого Менделеевского праздника установлена мемориальная доска. Её текст: «В этом доме летом 1852 года жил и работал выдающийся русский учёный-химик Дмитрий Иванович Менделеев». С 1998 года, со времени работы очередных Менделеевских чтений, у ворот старинного сельского кладбища в Красково установлен памятный знак с текстом: «На рубеже веков здесь стояла Покровская церковь, священником которой был Павел Максимович Соколов, дед учёного Д.И. Менделеева». В Удомле есть школа им. Д.И. Менделеева под руководством директора Т.Ф. Разиной. При школе создан Менделеевский музей. В 2016 году учебное заведение отмечает своё 25-летие.
Сведения о тверских корнях семьи Менделеевых мне удалось узнать, кратко обобщить и с достаточной степенью надёжности уяснить судьбу предков великого учёного благодаря заочному знакомству с замечательными людьми из Твери и Удомли. Мне приятно упомянуть в этом повествовании эти имена: доктора химических наук, профессора Тверского госуниверситета Юрия Григорьевича Папулова (год рождения 1935) и энтузиаста по сохранению памяти семьи Менделеевых в тверских краях директора Удомельской общеобразовательной школы Татьяны Фёдоровны Разиной. Хочу также отметить чуткость тверчан, их удивительную отзывчивость на мои запросы и просьбы выслать в Тюмень опубликованные ими работы и материалы Менделеевских чтений [2, 3]. Детство Ю.Г. Папулова, выпускника МГУ 1958 года, специалиста по теории групп и графов, по компьютерному моделированию применительно к проблемам химии, прошло в старинном селе Знаменском под Ирбитом. В молодости, обучаясь в аспирантуре МГУ, ему приходилось встречаться с такими корифеями мировой и отечественной науки как Нильс Бор, с академиками Л.Д. Ландау, Н.Д. Зелинским и Н.Н. Семёновым. Будучи с ним коллегами по Российской академии естествознания, мне приятно отметить, что РАЕН наградила нас одинаковыми знаками отличия: Золотой медалью им. В.И. Вернадского, «Золотая кафедра России» и «Основатель научной школы».
Как ведущий специалист-химик, Ю.Г. Папулов, наш земляк по рождению (город Троицк Челябинской области) и по образованию (Ирбит, школа № 1), не ограничивается только преподаванием в университете, но и проводит большую работу по увековечению памяти Д.И. Менделеева, курирует Менделеевские чтения в Удомле. Когда я делал попытки более подробно ознакомиться с биографией Ю. Папулова, то с наслаждением прочитал его любимое изречение: «Не важно, что происходит, важно, как мы к этому относимся» [1].
Литература. 1. Папулов Ю. Верю в математического бога // Вече Твери — 2000. - 1 июля. 2. Разина Т.Ф. Д.И. Менделеев и Удомельский край. Удомля, 2009. 41 с. 3. Папулов Ю.Г., Лебедев Н.М. Химики России на тверской земле / Тверь: Изд. гос. ун-та, 2013. 148 с.

Место рождения — Тобольск



Сибирские архивы располагают документом о рождении великого русского ученого-сибиряка Д.И. Менделеева. Так, в Тобольске хранится метрическая книга Градотобольской Богоявленской церкви за 1834 год. На пожелтевшей странице в графе о родившихся младенцах записано: «…генваря двадцать седьмого дня Тобольской гимназии директора — надворного советника Ивана Павлова Менделеева от законной его жены Марии Дмитриевой родился сын Дмитрий…». Глава семьи, отец Дмитрия Ивановича, по праву директора гимназии занимал флигель во дворе здания учебного заведения. Здесь и родился будущий ученый. Здание сохранилось до сих пор (ил. 23). На его стенах за минувший век трижды менялась мемориальная доска и тексты на ней. Содержание текстов, о которых мы поговорим несколько позже, следовало меняющейся конъюнктуре либо появлению дополнительных или уточняющих сведений.
На формирование личности Дмитрия Менделеева оказало окружение людей и родственников не только со стороны отца Соколова-Менделеева, но и по семейной линии матери Марии Дмитриевны, в девичестве Корнильевой. История нашего края тесно связана с тобольской династией Корнильевых. Поэтому размещение кратких сведений о ней в нашем повествовании можно считать вполне уместным. Будет также небезынтересным описание детских лет и начала юношеского периода сибирской жизни будущего учёного, начальных путей и обстоятельств, которые вели юношу к вершинам науки и к феноменальным открытиям.

Имя на бутылке
Предпринимательские заслуги самых первых Корнильевых — казаков — известны из далёкого XVII столетия. Они наладили торговлю с Китаем, возили товары и пушнину в Москву, блистали вином и хлебом на Ирбитской ярмарке. Прадед Д.И. Менделеева по матери был родоначальником печатного дела в Сибири, располагая частной типографией (В.Я. Корнильев, 1789). В типографии были отпечатаны первые сибирские книги: «Краткое показание о бывших как в Тобольске, так и во всех сибирских городах и острогах с начала взятия Сибирского Государства воеводах, губернаторах и прочих чинах, и кто они именно и в каких городах были, и кто какой город строил и когда, писанное в Тобольском доме архиерейском, 1792 года». А также «Краткое описание болезни, в Сибири называемой ветряною или воздушной язвой, с показанием простых и домашних врачебных средств от оной, собранное из разных о сей болезни имеющихся известий, Тобольского наместничества правящим должность доктора, коллежским асессором и штаб-лекарем Иваном Петерсоном» (1791 г.). Типография даже выпускала гербовую бумагу с водяными знаками «ВК», обозначающими инициалы её хозяина. Сын В.Я. Корнильева Дмитрий Васильевич ещё при жизни отца взялся за руководство типографией, был издателем и составителем «Исторического журнала» в Тобольске, отличался образованностью и начитанностью. Он организовал издание первого за Уралом периодического литературного журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» (1789–1791 г.), обладал богатой библиотекой, которая целиком перешла в семью Д.И. Менделеева. Его дочь Мария (ил. 24) стала супругой учителя Тобольской гимназии И.П. Менделеева — отца Д.И. Менделеева (ил. 25).


В экспозиции музея Истории науки и техники Зауралья при Тюменском индустриальном университете хранится осколок четырёхгранной бутылки-штофа из зелёного стекла. Он передан на хранение в музей известным в Тюмени специалистом по истории музыкальной культуры в городе, а в прошлом моим студентом, канд. ист. наук М.С. Яблоковым. Малоприметный на вид экспонат интересен тем, что вблизи горлышка размещена круглая стеклянная нашлёпка диаметром около трёх сантиметров, на которой в три строки читается рельефный текст из наплавленной струи стекла: «Тобольскъ. Карнильевъ. 1804» (ил. 27). Фамилия Корнильева написана через «а». Скорее всего, это следствие ошибки, допущенной стеклодувом, либо норма произношения того времени. Впрочем, Василий Дмитриевич — родной брат Марии Дмитриевны Менделеевой, проживавший в Москве, подписывался так же: через «а». Простая бутылка, точнее — только её часть, рождает множество необычных ассоциаций и заветных дум! Держишь её в своих руках, и твоё приобщение к событиям давней истории становится настолько явным, что, кажется, бутылка ещё сохраняет тепло стекловаренной печи и рук мастера-стеклодува.
Дата выпуска бутылки, отлитой на заводе за 30 лет до рождения Д.И. Менделеева, свидетельствует, что в начале XIX века продукция шла на продажу под патронатом Дмитрия Васильевича Корнильева — деда Д.И. Менделеева.
Фабрика в больших объёмах выпускала бытовую посуду из некачественного зеленого стекла. По сведениям из номеров «Тобольских губернских новостей» за 1890-й год, белая глина доставлялась на фабрику из Камышлова, а вот песок, поташ и природные краски («болотный мергель») использовались местные. Интересна в газете характеристика фабрики. Она имела девять деревянных строений: гуту, гончарную, слесарную и материальную мастерские, кузницу, кирпичный сарай, поташный завод и склады. К сожалению, до сих пор отсутствует каталог изделий фабрики, объединяющий все известные музейные хранилища её продукции. Главным для Менделеевых считались объёмы выпуска изделий, так как только от них зависело благополучие производства. Существует свидетельство, что в конце 1830-х — начале 1840-х годов Менделеевы отправляли на продажу в Екатеринбург и на ярмарку в Ирбит до 25 тысяч единиц различной посуды. Сопровождал обозы И.П. Менделеев. Из писем того времени известно высказывание М.Д. Менделеевой: «посуду класть некуда», что создавало постоянные трудности по сбыту продукции. И только благодаря настойчивости и энергии Марии Дмитриевны производство стекла едва-едва не переходило грань убыточности.

Аремзянская стекольная фабрика работала в основном на местных низкосортных песках и поэтому выпускала посуду только из зеленого бутылочного стекла. Образцы продукции, выставленные в Тобольском краеведческом музее, подтверждают подобное заключение. Такое мнение сохранялось до лета 1958 года. В этот год в окрестностях Верхних Аремзян проводились геологические изыскания песков для стекольной промышленности. Выбор места поисков не был случайным: сырьё для корнильевской фабрики добывалось в долине реки Аремзянки ещё два века назад. Следы стеклодувного производства в селе Верхние Аремзяны и сейчас можно обнаружить в бывших свалках на крутом берегу в логу речки Аремзянки. Начальник геологического отряда Н. Мизинов, не имея материалов прошлых лет, обратился с расспросами к местным жителям. Они показали ему участок косогора, куда многие десятилетия заводчане вывозили битую бракованную посуду (ил. 29).
Выкопали шурф и в нем обнаружили много самого разного битого стекла. Каково же было удивление геологов, когда кроме осколков ожидаемого зеленого стекла нашлись фрагменты голубого, розового, красного цветов и даже бусы! Другими словами, фабрика как будто бы готовила художественные изделия. С другой стороны, почему вся эта «художественность» оказалась в браке? По всей вероятности, массового изготовления художественных изделий не было, а попытки их получения завершались браком. Немаловажно, что в других местах находки бус не были отмечены. Следовательно, вопреки изредка высказываемому мнению, фабрика никогда не выпускала художественные изделия, кроме единичных или чисто экспериментальных поделок типа бус и ёлочных игрушек для узкого семейного торжества.
Из-за временной потери зрения глава семьи Менделеевых Иван Павлович оставил должность директора Тобольской гимназии. Небольшой стекольный заводик стал единственным источником материальной поддержки семьи. Многочисленное семейство, в котором маленький Митя был семнадцатым по рождению и самым младшим, вынуждено было в летние месяцы постоянно переезжать в село Верхние Аремзяны под Тобольском, а осенью, на зиму, возвращались в город и жили в доме, оставленном семье зятем Марии Дмитриевны — Я.С. Капустиным. Незаметно подошли годы учебы. В гимназию Диму определили рано: семи лет. С 1841 по 1849 г. он — ученик семиклассной Тобольской гимназии, и в силу малолетства дважды вынужден был пройти курс первого класса. По свидетельству племянницы Д.И. Менделеева Н.Я. Капустиной-Губкиной, опубликованному в томской газете «Сибирская жизнь», мальчик не отличался прилежностью в учёбе и домашние задания делал только по строгому приказанию матери или под приглядом старших сестёр [5]. В семье его помнят очень живым ребёнком, привыкшим на воле к деревенскому образу жизни. Становясь старше, он, по воспоминаниям сестёр, любил собирать на кухне обслугу в лице кучера, повара, лакея и дворника и «проповедовал» им свои знания, полученные им накануне в гимназии. «Будущий знаменитый профессор, увлекающий впоследствии тысячные аудитории слушателей, которые на всю жизнь сохраняют память об его горячих образных лекциях, учился тут среди простых людей умению трогать сердца и передавать ясно, что знал», — писала Н. Капустина-Губкина.
Подвижный и общительный, Митя не был мальчиком-паинькой. Как-то, уже в преклонные годы, Д.И. Менделееву нездоровилось, болели кости и мышцы, всего ломало. Чтобы легче было переносить боль и успокоить семью, он с улыбкой вспоминал: «Точно так же ломало меня всего, когда я был еще гимназистом, после драки на мосту в Тобольске с купцами». Существует легенда, не имеющая, впрочем, каких-либо подтверждений, что гимназист Д. Менделеев участвовал в дуэли с использованием самодельных пистолетов.
В школьные годы Митя Менделеев много путешествовал по окрестностям Тобольска, бывал в известном Иоанновском монастыре (ил. 30), что в нескольких верстах от города, любил географию. В краеведческом музее Тобольска хранится «Краткий атлас Российской империи», изданный в 1837 году департаментом народного просвещения для уездных училищ. Атлас принадлежал брату Д.И. Менделеева Павлу. Нет сомнения, что по тому же атласу учился и Митя, раскрашивая от руки учебные карты.

Впервые я посетил село Верхние Аремзяны более тридцати лет тому назад в морозный февральский день 1984 года. Тогда в Тобольске на Менделеевском проспекте по случаю 150-летия со дня рождения нашего великого земляка открывали памятник Д.И. Менделееву. После торжеств я выехал в село. Запущенная деревня оставила у меня удручающее впечатление. Вот как тогда же прозвучало горестное письмо жителей посёлка в редакцию одного из популярных центральных журналов [11]: «Нет дороги до Тобольска, нет телефона, даже сельсовет в 1979 году перевели в другое село, заросли грязью. С 1932 года школа носила имя Д.И. Менделеева, то же — библиотека, а сейчас всё забыто». А вот что пишет сам журналист М. Поспелов, побывавший в селе: «Сейчас в Верхних Аремзянах живёт 160 человек, добраться туда трудно. Сельский клуб здесь возник недавно, на фундаменте сгоревшей в 1974 году церкви. В школе — небольшой стенд, но нет портрета Д.И. Менделеева. Рассказывают, что в селе был гипсовый памятник Менделееву, стоявший на центральной улице. Развалился, реставрировать его не стали. По случайной находке — старом школьном штампе с именем учёного (на новом отсутствует) подтвердилось название школы. Его исчезновение, как и со школьной вывески, произошло в 1970-х годах».
С 1984 по 2015 год в Верхней Аремзянке произошли крупные изменения к лучшему. Но об этом будет рассказ впереди.

Открытие памятника Ермаку в Тобольске
Глубокие впечатления детства часто остаются в памяти человека, формируя интересы более поздних «взрослых» лет, определяя линию поведения в различных жизненных обстоятельствах, влияя на отдельные шаги и судьбу человека в целом. В памяти о детстве у Дмитрия Менделеева остались два ярких события. Это участие в пятилетнем возрасте с матерью, братьями и сестрами в праздничной церемонии открытия памятника Ермаку в Тобольске в 1839 году, запомнившееся на всю жизнь, и поездка с матерью в Омск. В одном из писем дочери Екатерине, в семью Капустиных в Омск 25 августа 1839 года, она сообщала: «…Не лишила своих детей удовольствия видеть открытие памятника Ермаку. Княгиня Горчакова с Фон-Визиной приехала также к памятнику и увидела меня в коляске со всеми детьми моими…». Имя Ермака, покорителя Сибири, сопровождало великого ученого всю жизнь: с открытия памятника Ермаку в Тобольске до сооружения первого в мире мощного ледокола «Ермак», рождение которого без содействия Д.И. Менделеева было бы невозможно. Есть основание предполагать, что и название ледоколу было дано не без участия Д.И. Менделеева. Дело в том, что «Ермак» с самого начала планировался как средство освоения Северного морского пути в целях оживления торговли и развития отдаленных районов Сибири. Имя Ермака, полученное ледоколом, символизировало второе — экономическое покорение Сибири, ставшее актуальным к концу XIX века.

Материалы о Ермаке Д.И. Менделеев собирал всю жизнь. Любопытный факт: в папке материалов, подготовленных Дмитрием Ивановичем для книги по итогам поездки на Урал, названной «О переустройстве уральских казенных горных заводов» и хранящейся в архиве ученого, имеется отдельный лист со следующей записью: «Давно казаков сотня, при царе Иване с Ермаком татаров раздвигали, и Руси ходы открывали, а ныне — лёд Макаров с «Ермаком». В том же архиве хранится дневник отца Д.И. Менделеева, в котором подробно описана биография Ермака Тимофеевича. В одном из альбомов, хранящихся в музее-архиве при СПбГУ, имеется фотокопия с гравюры. На ней изображен Ермак Тимофеевич в военных доспехах. Внизу помещено его имя, написанное рукой Д.И. Менделеева: «Ермакъ Тимофеевичъ». Будучи на родине в Тобольске в 1899 году, Д.И. Менделеев при осмотре экспозиций губернского музея обратил внимание на историческое собрание карт губернии, на изделия стеклянного завода в Аремзянке и особо — на коллекцию портретов Ермака. Их в музее накопилось более десяти, причём работы самых разных художников: акварели, графика и чеканка. Один из портретов поступил в музей из Нижнего Тагила. Для своей книги, посвящённой итогам поездки по Уралу, Д.И. Менделеев воспользовался местной фотографией памятника, выполненной М. Уссаковской (ил. 31).
Здесь, в музее, Дмитрий Иванович рассказал Н.Л. Скалозубову, губернскому агроному, принимавшему высокого гостя, об упомянутом выше письме своей матери, хранящемся в архиве ученого. Документ подтверждал участие 5-летнего Мити Менделеева в торжествах по случаю открытия памятника «Покорителю Сибири Ермаку. 1581». Его автором стал знаменитый А. Брюллов, а реализовали проект в мраморе в 1835–1839 годах уральские мастера из Горного Щита Н. Комаров и Г. Пермикин. К сожалению, торжественный акт открытия монумента фотографией обойден, поскольку её рождение и открытие памятника произошли в один и тот же год, а первые фотографы Тобольска заявили о себе только в 1852–1864 годах. История оставила нам имена пионеров сибирской фотографии из Тобольска [22]. Среди них — И.Ф. Лисицын (1852, портретная съёмка) и П.С. Паутов (1864 год, виды Тобольска). П.С. Паутов, кстати, учился в Тобольской гимназии вместе с Д.И. Менделеевым. Будучи сверстниками, они хорошо знали друг друга. Тот и другой в юности увлеклись фотографией, но Паутов сделал это несколько раньше. Главной заслугой П.С. Паутова считается издание в 1864 году фотоальбома с видами Тобольска [2]. Он же оставил нам первый фотопортрет П.П. Ершова [19]. Фотоальбом Паутова представляет необыкновенный интерес в том отношении, что он не только показывает Тобольск полуторавековой давности, но и демонстрирует утраченные уголки городской архитектуры. Среди раритетов — первый в истории снимок памятника Ермаку 1864 года (ил. 32) на Чукмановском мысу. Те, кто знаком с современным изображением этой удивительной достопримечательности города, могут заметить, что она мало соответствует представлению, столь привычному для нашего времени. Роскошная каменная ограда с чугунной решеткой, беседка и танцевальная площадка со сценой для духового оркестра, сторожка, цветник и сад, оранжерея и теплица, два каменных столба при входе к памятнику — всё это утрачено. Как, впрочем, и пропавшее чугунное литьё у основания монумента, которое можно видеть на одной из ранних фотографий памятника, исполненной тобольчанином Ф. Ляхмайером в 1880 году (ил. 33).


К сожалению, жизнь памятника оказалась невероятно короткой для мемориальных сооружений — всего 17 лет. Судить о нем теперь можно только по фотографиям, неожиданно ставшим уникальными. Мы к ним ещё вернёмся.
В наше время наиболее заметная попытка возрождения скульптурного облика Ермака на родине Д.И. Менделеева и в местах сибирской славы атамана была предпринята в Тобольске в 1949–1954 годах минувшего столетия. Тюменский скульптор Алексей Иванович Клюкин (1923–1977) создал скульптурный портрет покорителя Сибири (гипс под бронзу) в несколько ином решении, чем изображение Ермака у знаменитого М.М. Антокольского (1843–1902). Клюкин отошел от трафаретного изображения удалого Ермака с богатырской силой и русской смелостью, а попытался показать не столько покорителя Сибири, сколько атамана русской вольницы и обычного русского воина с довольно скромными доспехами и вооружением. Конечно, работа Антокольского как шедевр общепризнан, но работа Клюкина — это наше, сибирское явление в скульптуре. Ермак Клюкина много лет исполнял роль доминанты в ермаковском зале Тобольского краеведческого музея в одной из комнат архиерейского дома на территории кремля (ил. 34). После перевода экспозиций в новое помещение Ермак «охраняет» вход в музей. А.И. Клюкин исполнил в Тюмени прекрасный бюст легендарного разведчика Н.И. Кузнецова, установленный в сквере сельхозакадемии, и памятник лауреату премии Нобеля академику И.П. Павлову во дворе областной больницы.

Менделеевы в Омске
Д.И. Менделеев и его родители с семьёй имели достаточно тесные связи с Омском. В Омском областном архиве хранятся любопытные менделеевские документы. Они отображают метеорологические наблюдения, «…чинимые при Тобольской губернской гимназии за месяц генваря 1832 года». Записи и подпись сделаны рукой И.П. Менделеева — отца Дмитрия Ивановича. Интересно, что в записях Менделеева-старшего за ноябрь того же года сохранилось свидетельство наблюдателя о северном сиянии в Тобольске, начавшемся с полуночи и продолжавшемся до самого утра. Иван Павлович многократно бывал в Омске. Последняя его поездка в этот город состоялась в августе 1847 года. Он привозил в семью Капустиных своего сына Павла, окончившего гимназию. М.Д. Менделеева писала по этому поводу своей дочери: «Август 1847. Я имела возможность исполнить общее желание всех мне близких к сердцу и устроить поездку к вам моего Ивана Павловича и Паши». В Омске П.И. Менделеев жил и работал всю свою сознательную жизнь. Повзрослев, Павел Иванович сочувственно и трогательно проявлял внимание и заботу о самом младшем из их семьи, особенно в трудные для юного студента Дмитрия дни. Дружба двух братьев длилась долгие годы. Они часто переписывались. Здесь же в Омске жила сестра Д.И. Менделеева Екатерина Ивановна. Она с середины 1839 года была в замужестве за советником Главного управления Западной Сибири и зятем Менделеевых Я.С. Капустиным.


По сведениям из книги [8], подготовленной к печати племянницей Д.И. Менделеева Н.Я. Губкиной (урождённой Капустиной), Мария Дмитриевна Менделеева дважды побывала в гостях у дочери в Омске. Так, в письме к Екатерине от 20 января 1840 года она сообщала о своих планах побывать в городе, навестить семью Капустиных с естественным намерением как матери ознакомиться с обустройством новобрачных: «Мысленно переношусь к вам и, если всё будет хорошо, к 10 числу, быть может, и увидимся, хочу взять с собой Митю. Прошу только не хлопотать и не думать о тесноте комнат, иначе мне будет казаться, что мой приезд стеснит и вас». Поездка с Митей состоялась в феврале 1840 года. О пребывании матери и сына Менделеевых Н.Я. Губкина-Капустина не только упоминает, но и описывает домашние сцены с участием шестилетнего Мити, в частности, игру в карты. Семейная поездка из Тобольска в Омск в конце зимы 1840 года осталась в памяти Димы Менделеева на всю оставшуюся жизнь. Нелёгкий путь в кибитке по заснеженным дорогам Сибирского тракта лежал через Вагай (северный), Голопутово, Абатское, Тюкалинск и далее к Омску. Так что эти селения вполне могут претендовать на места, когда-то посещённые будущей знаменитостью. На въезде в Омск Мария Дмитриевна обратила внимание сына на монументальные въездные ворота с крупными буквами над въездной аркой: «Тоболскія 1791» с указанием года строительства (ил. 35). В системе крепостных укреплений Омска с 1763 года упоминаются четверо ворот: Омские, Тарские, Тобольские и Иртышские, (Колесников А. Ворота Тарские // Омская правда. — 1991. - 4 июля). Омские ворота выходили на юго-запад и связывали крепость с Ильинской слободой и с мостом через Омь. Ворота разобраны в 1936 году, а Иртышские — в начале минувшего века. Тарские ворота имели выход на север и считались самыми оживлёнными. Через них служилые люди въезжали в город со стороны Тары и Тобольска.


К нашему времени сохранились только Тобольские ворота. В своём первоначальном обличии они на многие десятилетия стали символом города, но к середине прошлого века ворота обветшали настолько, что в 1959 году были разобраны. Город лишился одной из своих достопримечательностей — историко-архитектурного памятника XVIII столетия. В 1991 году ворота восстановили на прежнем месте. К сожалению, новодел, как часто происходит, по ряду архитектурных деталей и по планировке интерьера заметно отличается от оригинала.
В городе Менделеевы остановились в доме Капустиных. До недавнего времени в районе бывшего Мокринского форштадта (ил. 36) сохранялся запущенный особняк Капустиных (ил. 37). Сейчас это район на правом берегу реки Оми вблизи впадения реки в Иртыш, за Домом туриста по бывшей улице Баррикадной, 37 (теперь — Щербакова) и по соседней — Сенной. Фотография досталась мне благодаря любезности B.C. Вайнермана — научного сотрудника Омского литературного музея имени Ф.М. Достоевского. Как видно из снимка, двухэтажный особняк Капустиных, утопающий в зелени, выглядел для XIX столетия весьма внушительно: два балкона со шпилями, резные наличники многочисленных окон. Так что опасения Марии Дмитриевны по части «тесноты комнат», о которых она упоминала в письме к старшей дочери, звучат в интонации иронии, допустимой в семейной переписке. Скорее всего, после 1991 года бревенчатое сооружение подверглось разрушению, несмотря на табличку на углу здания, извещающую путника о том, что сооружение — памятник архитектуры и охраняется (?) государством…
Следующую поездку в Омск М.Д. Менделеева спланировала с надеждой на свидание с первой внучкой Машенькой (родилась в середине 1840 года), но из-за её скорой кончины в самом раннем младенчестве поездка не состоялась. На похоронах первенца Капустиных тобольскую семью Менделеевых представлял Иван Павлович. В письме от 15 июля Мария Дмитриевна, подавленная печальным известием о кончине малютки, пишет дочери: «В полной мере разделяю с вами горесть о разлуке с ангелом Машечкой. Я совершенно уверена, что Господь утешит меня ещё именем бабушки, и я снова приеду к вам в Омск и порадуюсь за вас». Выделенные мною жирно слова подтверждают как приезд М.Д. Менделеевой в Омск в начале 1840 года, так и связанные у неё надежды на появление на свет в семье Капустиных внучек или внуков, о которых так мечтала Мария Дмитриевна. Надежды М.Д. Менделеевой на поездку в Омск возобновились с появлением на свет второй внучки Ольги (21 октября 1841 г.) и третьей Авдотьи (1842). Помешало нездоровье. В письме от 31 декабря 1842 года она сообщает дочери Екатерине: «… С первого дня рождества я почувствовала нездоровье и кружение в голове, вот неделя прошла, и не могу решиться выехать». И только летом 1844 года такая поездка наконец состоялась: «17 августа 1844 года. Тобольск. Любезнейшие мои Яков Семёнович, Катенька с Олей и Дуней!.. Я с материнской любовью поехала к вам, с любовью провела у вас время и с той же любовью рассталась с вами… Мои внучки Оля и Дуня всегда перед глазами, и я не умею изъяснить чувств радости, что увиделась с вами и с ними». К сожалению, я не могу утверждать, что Мария Дмитриевна и на сей раз предприняла поездку вместе с сыном Дмитрием. Вероятность такого события достаточно велика: сын подрос, и если мать рискнула взять с собой малолетнего сына в зимнюю поездку 1840 года, то почему бы его не взять с собой снова, да ещё и летом, когда Дима был свободен от занятий в гимназии?


Любопытна такая деталь взаимоотношений внучат и самой бабушки. В одном из писем М.Д. Менделеева в конце 1840-х годов пишет: «Мне не нравится, когда мои внучата называют меня бабушкою, а не бабинькою. Бабушка — это для сторонних, а родную бабушку я всегда называла бабинькою». Судьба лишила М.Д. Менделееву возможности снова увидеться с горячо любимыми ею внуками. В письме к дочери в июле 1847 года Мария Дмитриевна делится с нею: «Часто с грустью вспоминаю я моё свидание с Олей и Дуней. Скоро исполнится четыре года, как мы расстались, и одному Богу известно, увидимся ли когда-либо». Увы, не довелось…

Село Коктюль
По свидетельству современников, М.Д. Менделеева неоднократно посещала с детьмиЯлуторовск, наведывая там старшую дочь Ольгу. Когда читаешь эти два слова «с детьми», то возникает предположение, а не посещал ли в школьном возрасте Митя Менделеев Ялуторовск на юге Тобольской губернии и по дороге к нему — соседнее село Коктюль? Такие основания существуют и заслуживают внимания. Известна же семейная поездка Менделеевых в Омск в 1840 году, когда Мите исполнилось 6 лет. Родители Д.И. Менделеева в годы его детства приезжали в Ялуторовск и Коктюль неоднократно. Так, Иван Павлович в июне 1839 года посетил Коктюль в поисках качественной глины для Аремзянской фабрики, а Мария Дмитриевна в январе 1842 года навестила в Ялуторовске больного зятя И.П. Медведева, а затем присутствовала на его похоронах. «Ныне внезапный приезд мой к ним, — писала она дочери в Омск, — был одним только стремлением материнских чувств отдать последний долг сыну и спасти горестную дочь. В доме остался после уплаты долгов по Коктюлю один целковый». В этой поездке М.Д. Менделеева детей с собой не брала, что следует из её письма в Тобольск из Ялуторовска: «Пашенька и Митенька, родные мои, как я соскучилась об вас!»
Очередная поездка Марии Дмитриевны в Ялуторовск состоялась в начале лета 1848 года с намерением навестить дочь в Ялуторовске, только что вторично вышедшую замуж, и познакомиться с условиями её быта. Время поездки зависело от окончания младшим сыном учебного года в гимназии — середины июня. Пока шли сборы в дорогу, в Аремзянке произошла трагедия: 27 июня сгорела фабрика. Смирившись с неизбежным и довольствуясь тем, что отпали летние хлопоты по её содержанию, Мария Дмитриевна спланировала поездку к дочери. Тогда-то, скорее всего, в первой половине июля, и состоялось кратковременное путешествие вместе с сыном в Ялуторовск через Коктюль. В немалой мере отъезду из Тобольска в разгар сибирской жары способствовала и вспышка холеры в городе. Отбытие больше походило на бегство от опасности заражения коварным недугом: показательный факт, свидетельствующий о высокой вероятности поездки оставшихся в Тобольске членов семьи в Коктюль. Какая мать, уезжая, оставит родное дитя в охваченном эпидемии городе?
Увы, каких-либо документальных свидетельств о поездке Марии Дмитриевны с сыном в Коктюль и в Ялуторовск мне встречать не приходилось, но кто знает, может они еще появятся в будущем. Известно лишь, что Иван Павлович Менделеев вместе с сыном Пашей навещали Ялуторовск и Коктюль во второй половине 1840-х годов. А пока приходится довольствоваться немногим, и в некоторой степени досадным обстоятельством: один из коротких с односторонней застройкой переулков (не улиц!) Ялуторовска, пусть и символически, сохраняет память о Д.И. Менделееве и о пребывании в городе его семьи. Переулок на плане города 2007 года располагается на пересечении с улицей Ворошилова со стороны Сибирского тракта.
Читателю полезно ознакомиться с некоторыми фрагментами истории этих двух примечательных населённых мест на юге Тобольской губернии. Нити судьбы семьи Менделеевых неразрывно с ними связаны. В Коктюле с 1723 года работал первый в Сибири стеклоделательный завод, основанный тобольскими дворянами Петром и Яковом Матигоровыми. Выбор места для фабрики в живописном селе, расположенном в двадцати верстах от Ялуторовска вниз по течению Тобола, первоначальными её владельцами определялся значительными запасами здесь качественного кварцевого песка. Завод пережил этапы взлёта и падений производства, пока в 1804 году за его возрождение не взялся тобольский купец С. Пиленков [26]. Владелец завода соорудил в селе плотину, перегородив речку Увариш. Образовался солидный пруд, вода которого шла на нужды завода. Чистейший кварцевый песок в изобилии находили в окрестностях села. Часть плотинки и пруда сохранились до нашего времени (ил. 38). Пиленков наладил выпуск белого листового стекла и хрустальной посуды. С 1825 года владение завода перешло к тобольскому мещанину И.П. Медведеву (1792?-1842). Медведев много времени уделял работе завода, обеспечению его заказами, расширил производство и стал выпускать зеркальную продукцию и фаянс. Мануфактура кроме фабрики стекла включала два поташных завода, хрустальный и фаянсовый цехи, мельницу и кожевню. Комбинат предоставлял работу сотням местных жителей. Стеклозавод процветал, давал немалый доход владельцу и пополнял местную и государственную казну. Удачливый владелец предприятия был замечен властями и удостоен правительством золотой медали на Аннинской ленте.
Проживая в Ялуторовске, И. Медведев близко сошелся со ссыльными декабристами. Через семью Менделеевых в Тобольске Медведев пересылал в Центральную Россию письма декабристов, что позволяло избежать цензуры, жестко установленной властями. Широким жестом Медведев поддержал инициативу декабристов по открытию в Ялуторовске ланкастерских школ для мальчиков и девочек. Купец пожертвовал и перевез в Ялуторовск из Коктюля два готовых бревенчатых сруба для будущих школ. Один из них по согласованию с протоиереем С.Я. Знаменским соорудили в ограде Сретенского монастыря. Днем открытия школы стало 6 августа 1842 года. К сожалению, открытие в 1846 году мужского училища, как и женской школы, прошло без участия И.П. Медведева: купец тяжело заболел еще в 1841 году и не дожил до этого долгожданного события.


Совсем недавно удалось уточнить время кончины И.П. Медведева. Так, весной 2007 года музей декабристов в Ялуторовске пополнился интересным экспонатом, найденным местными жителями почти случайно на территории ЗАО «Тюменьвтормет» [25]. Находка оказалась массивной надгробной плитой из литого чугуна весом до 100 килограммов и размером 60 на 100 сантиметров. Плита обрамлена растительным орнаментом по периметру (ил. 39). После очистки плиты от земли и грязи стало возможно чтение рельефной надписи. Она гласила: «Здѣсъ погребено тѣло Ялуторовскаго купца Ивана Петровича Медвѣдева, скончавшагося 4 генваря 1842 года».
Для истории края важна такая деталь. Еще по Тобольску знаменитые семьи Корнильевых, Медведевых и Менделеевых были дружны. Теснота семейных связей укрепилась после того, как старшая сестра Л.И. Менделеева 19-летняя Ольга Ивановна (1815–1866) с 1834 года стала супругой И.П. Медведева. Медведевы жили в Ялуторовске по соседству с декабристом И.И. Пущиным, другом А.С. Пушкина. После кончины И.П. Медведева в 1842 году Ольга Менделеева вдовствовала до весны 1847 года. Завод в Коктюле, оставшийся без внимания хозяина, стал ветшать. Снизился объем заказов, рабочие долгое время оставались без оплаты труда. Положение завода стало настолько тревожным, что для спасения предприятия М.Д. Менделеева была вынуждена выделить своей дочери О.И. Медведевой какую-то сумму средств, несмотря на то, что сама находилась в кругу долговых обязательств. Мария Дмитриевна присутствовала на похоронах И.П. Медведева в Ялуторовске и вскоре увезла дочь, 27-летнюю вдову, в Тобольск в родительский дом.
В Тобольске Ольга познакомилась с одним из членов Южного общества декабристов ссыльным Н.В. Басаргиным, который в то время проживал в Омске и служил в канцелярии Пограничного управления. После 10-летней каторги в Чите и Петровском заводе, поселений в Туринске и Кургане он кратковременно оказался в Тобольске. Знакомство Ольги Ивановны с Басаргиным завершилось в 1847 году её вторым браком, и семьи Менделеевых и Басаргиных таким образом породнились. Женитьба дала Н. Басаргину возможность просить у властей разрешения на переезд из Омска в Ялуторовск, по месту проживания супруги. В городе он получает скромную должность писаря земского суда, как, впрочем, и хлопоты по содержанию стекольного завода, владелицей которого по наследству считалась Ольга Ивановна.
Таким образом, дальнейшая судьба стеклозавода в Коктюле с 1848 года связана с именем декабриста Н.В. Басаргина (1800–1961), которому вплотную пришлось заняться заботами о предприятии. Стали повседневными семейные поездки в Коктюль в собственный дом. Вместе с мужем Ольга Ивановна делала попытки возродить завод, но отсутствие у них хозяйственного опыта с каждым годом только ухудшало положение, и дела на фабрике не улучшались. Производство душила конкуренция со стороны других, более удачливых производителей стекла на юге Тобольской губернии. Вскоре семья Басаргиных отошла от владения заводом. Он был продан и, по слухам, новые владельцы купцы Злоказовы перевезли оборудование в соседний Заводопетровск.


Н.В. Басаргин изучал историю Сибири, слыл её знатоком, особенно в вопросах освоения и промышленного развития этого края. В оценке потенциала Сибири он был близок к идеям Д.И. Менделеева, особенно по строительству железных дорог. По воспоминаниям современников, располагал аналитическим умом и деятельной натурой. Как родственник, он проявлял трогательную заботу о молодом Дмитрии Менделееве и, несомненно, оказал существенное влияние на формирование личности будущего учёного. Известны письма Н.В. Басаргина Дмитрию в Тобольск из Ялуторовска. При посещениях губернского города он интересовался учебой мальчика. Когда Д. Менделеев стал студентом Главного педагогического института, Басаргин душевно поздравил юношу с этим торжественным событием и поддерживал юношу материально. А позже, при окончании вуза в 1855 году, давал ему советы по выбору предстоящей работы.


В письмах Д.И. Менделееву Н.В. Басаргин называл себя старшим «братом». Об участии этой семьи в устройстве судьбы юного Д.И. Менделеева, их трогательной заботе о нём свидетельствует одно из писем, отправленное из Ялуторовска в Петербург и датированное 8 июля 1855 года. «Поздравляю тебя, мой друг Митенька, с блистательным окончанием твоего экзамена и ученья. Мы от всей души порадовались за тебя. Прими мой искренний привет. Если тебе предложат остаться в Петербурге еще на год с тем, чтобы потом держать экзамен на магистра и быть преподавателем в университете, пожалуйста, не отказывайся. Это может быть основанием самой прекрасной для тебя будущности. Теперь же и ты несколько привык к петербургскому климату, и при некоторой осторожности и воздержанной жизни я не думаю, чтобы здоровье твое пострадало. Насчет средств не беспокойся, к 200 рублям серебром, которые ты получишь, мы по возможности можем тебе уделить на этот год рублей сто серебром и, если будет нужно, и поболее. При расчетливой и скромной жизни тебе этого на год, авось, достанет. Впоследствии же, когда разбогатеешь, ты и сам можешь быть полезен своей семье. Когда ты получишь степень магистра, то, если будет надобно, можешь выпросить себе место в Киевском, Харьковском или Казанском университетах. Одним словом, там, где климат будет благоприятнее для твоего здоровья. Твой брат, Н. Басаргин».
Столь же тепло, как и Николай Васильевич, относилась к молодой поросли семьи Менделеевых, особенно к Дмитрию Ивановичу, и Ольга Ивановна. Старшая сестра опекала его советами, ограждая юношу от дурного влияния столичной среды, помогала ему материально. Так, в упомянутом письме имеется приписка Ольги Ивановны: «Нам не совсем желетельно, чтобы ты получил, как прежде писал, место в Симферополе. Там совсем не для учения, да и, признать, чтобы тебя не увлекло ратное дело, в котором ты пользы никакой не принесёшь, а между тем испортишь всю свою будущность». Напомню, что в Крыму шли военные действия по обороне Севастополя. Не эти ли мудрые советы стали руководящей звездой для 21-летнего молодого человека, выбравшего тот жизненный путь, который привёл его в столичный университет, в науку и к великому открытию?
Д.И. Менделеев, как всякий прилежный семьянин, бережно хранил в домашних альбомах снимки своих близких людей и родственников. Эта тема увлечения нашего учёного-земляка заслуживает отдельного рассмотрения. Здесь я затрону только фрагмент той её части, которая имеет отношение к Зауралью. В частности, в одном из семейных альбомов Д.И. Менделеева хранятся фотографии старшей сестры Ольги (ил. 40) и её супруга Н.В. Басаргина (ил. 41). Фотографии интересны не только тем, что оба супруга — жители Ялуторовска и Коктюля, но и рукописными текстами под снимками. Подписи сделаны рукою Д.И. Менделеева. На одной из фотографий памятная подпись гласит: «Ольга Ивановна Басаргина, урождённая Менделеева, умерла в 1865, сперва была замужем за И.П. Медведевым». На другом снимке написано: «Николай Васильевич Басаргин, бывший декабрист, умер в 1861».
Басаргины оставались в Ялуторовске до 1857 года. Затем уехали в Центральную Россию. После кончины мужа в 1861 году Ольга Ивановна возвратилась в Сибирь, присоединившись в Омске к семье родственников. Здесь она и скончалась в 1865 году. В наше время память о Н.В. Басаргине возрождена в названии одной из улиц Коктюля.
В становлении мировоззрения будущего ученого огромная роль принадлежит многолетней дружбе родителей и с другими ссыльными декабристами, проживавшими в Тобольске, Ялуторовске, Туринске, Кургане и в других городах Сибири. Менделеевы в Тобольске постоянно общались со ссыльными декабристами М.А. Фонвизиным, И.А. Анненковым, С.М. Семеновым, П.Н. Свистуновым, П.С. Бобрищевым-Пушкиным, а в Ялуторовске — с М.П. Муравьевым-Апостолом и И.Д. Якушкиным. Сын декабриста И.А. Анненкова Владимир был школьным товарищем Мити Менделеева. Мать Дмитрия Ивановича, подобно зятю И.П. Медведеву, способствовала нелегальной переписке декабристов, проживавших в разных городах Западной Сибири. Посредничество позволяло миновать государственную почту и цензурные проверки. Мария Дмитриевна находилась в особо близких дружественных отношениях с Натальей Дмитриевной Фонвизиной — образованной и самоотверженной женщиной. Н.Д. Фонвизина поехала в Сибирь вместе со своим мужем и разделила с ним горькие годы ссылки. При встречах с Менделеевыми она рассказывала о своей жизни в Петербурге, где встречалась с А.С. Пушкиным и, как гласит легенда, стала прообразом Татьяны Лариной. Вспоминала скитания в Забайкалье и по Сибири вместе с мужем, в прошлом боевым генералом, героем Отечественной войны 1812 года. Вместе с тем дружба с декабристами не обошла семью Менделеевых неприятностями. Так, глава семьи И.П. Менделеев, оставивший должность директора гимназии из-за потери зрения, после удачной операции на глазах так и не смог восстановиться на прежней работе. Власти не простили ему вольнодумство.
Несомненно, сочувствие родителей декабристам, впечатления детства и первых юношеских лет, складывающиеся под воздействием общения с передовыми людьми того времени, на всю жизнь оставили в душе Д.И. Менделеева глубочайшее уважение к деятельности ссыльных зачинателей русского освободительного движения. Основы их мировоззрения, уважение к простым людям, к труду, без которых не может быть становления человека как личности, прочно заняли ум юноши.

* * *
…Нечастые встречи с моими читателями не обходятся без неожиданных вопросов, в частности, таких: как рождаются темы и каким образом происходит создание текста того или иного параграфа? Что самое трудное в работе? Погружаясь воспоминаниями в глубины сочинительского ремесла, приходится признавать, что для меня самое трудное — найти интригующее начало изложения, и найти его в таком виде, чтобы оно пришлось прежде всего самому по душе. Мучительные поиски начальных фраз или абзаца иногда занимают неделю-две, а то и месяц и больше. Все это время дело не двигается с места, а страданиями от безделья и угрызений совести доводишь себя до изнеможения. Наконец в какой-то будничный день и в совершенно случайной обстановке в уставшем мозгу мелькнет это заветное начало. Ну а дальше, как говорится, дело техники. Опостылевший компьютер, вновь ставший милым помощником, захватывает тебя в свои объятия, приходит ощущение эйфории от желания закрепить в тексте новые факты, при возможности — чувства, и стремление изложить знания в тексте. Так было и в начале работы над разделом под названием «Коктюль». Не поверите, в течение более полутора десятков лет я неоднократно усаживал себя за стол, чтобы хоть что-то изложить на эту давно выбранную тему. Ничего не получалось, приходилось бросать начатое: все было не то… Пока наконец не пришло в голову простое понимание ситуации: нелогично и скоропалительно высказывать предположения о посещении тех или иных мест моим героем, но при этом самому там ни разу не побывать. Так что же: в путь? В путь!


Пожалуй, стоит начать с памятного дня 25 сентября 1991 года. Он выдался необыкновенно солнечным и по-летнему теплым, даже жарким. Как и большинство сибиряков, до самозабвения люблю я эту очаровательную прелесть бабьего лета с его багряным пожаром осиновых рощиц и яркой желтизной берез, еще не успевших сбросить лиственный наряд. Только самое начало лета в конце мая — начале июня, с монотонным, но прекрасным, свеже-ярко-зеленым нарядом деревьев, может поспорить с великолепием красок сентябрьской природы. Наша экспедиционная группа из трех человек и с болонкой Гаврюшей — любимцем хозяина — на юрком «Жигули-07» мчится по Сибирскому тракту Ялуторовск-Ярково в село Коктюль. Там, по слухам, еще сохранились остатки старинного стеклоделательного завода. В те годы я интенсивно собирал материалы и побывал на местах почти во всех бывших стеклоделательных заводах юга Тобольской губернии: в Аремзянке под Тобольском, в Батенях и Духовке близ Исетска, в Боровлянке — теперь в Курганской области. Наступила очередь Коктюля и по соседству с ним — Заводопетровска. Где-то на окончании второго десятка километров от Ялуторовска — районного центра — сворачиваем по проселочной дороге в сторону Тобола. Это сейчас через реку построен солидный железобетонный мост. А тогда, в начале девяностых, в летнее время через Тобол устанавливали понтонную переправу. Берега Тобола, настолько крутые, что сцепление моего жигуленка дымилось, как баня по-черному, а двигатель, недовольный неумелостью водителя, то есть меня, в преодолении подъемов ревел так, что не уступал по децибелам трактору ДТ-54, работавшему по соседству на вспаханном поле. Все эти яркие картины четвертьвековой давности до сих пор напоминают мне ту незабываемую поездку. Для полноты картины добавьте сюда езду по колыхающемуся понтону и ругань хозяина встречной телеги. Тот, недовольный моей медлительностью, нетерпеливо, но дисциплинированно пережидал нерадивого водителя, следуя предписаниям дорожного указателя по части очередности проезда.
Быстро промелькнула дорога сквозь редкую березовую рощу, и за ней открылась панорама долины речки Увариш с деревянными домиками Коктюля на правом ее берегу (ил. 42). Увариш — приток реки Белой, а она впадает в Тобол. Сразу же при въезде в поселок бросилась в глаза уютность поселения: много зелени, пруд, две плотины, водокачка с распределительными водоколонками. Многие улицы покрыты асфальтом. За рекой высится смешанный лес, по рассказам селян — с обилием грибов и ягод.
Коктюль… Откуда такое необычное название? У первой встречной жительницы села пытаюсь узнать ответ.
— Коктюль? Так это же «Красивое село»! У нас все это знают.
Не могу ручаться за подлинность расшифровки названия села, но слова человека, несомненно, влюбленного в родную деревню, понравились мне настолько, что я надолго оставил какие-либо уточняющие попытки изменить эту расшифровку. Надолго, но не окончательно. Обратившись недавно к филологам, выяснил, что начало названия села — кок в переводе с тюркского означает голубой, красивый, а тюль — это народность, заселившая эту местность. Так что жители «красивого села» — люди вполне грамотные, хорошо информированные и знающие историю родного поселения. Горжусь ими.
Любой поиск в деревенских условиях приносит пользу только после долгих разговоров и бесед со старожилами. Так произошло и на этот раз. На противоположном берегу Увариша без особых хлопот нашлось место бывшего стеклозавода (ил. 43). Подтверждением правильности месторасположения завода стали многочисленные находки остатков стеклянных изделий и черепков. Они стали экспонатами музея Истории науки и техники Зауралья (ил. 44).
От жителей деревни удалось узнать и другую новость. Оказывается, почти рядом с заведением И.П. Медведева стоял небольшой заводик фарфоровых изделий. Кому он принадлежал и какова его судьба — установить не удалось. Знаю только, что на его месте позже работала смолокурня. От нее ничего не осталось.


После Коктюля наша поездка продолжилась в соседний Заводопетровск. О ней, этой поездке, мне в свое время довелось подробно изложить в одной из своих работ [19]. Скажу лишь, что с интересом осмотрел стеклозавод, пруд с плотиной из вековых лиственниц, старинные купеческие кирпичные дома и магазины. Интересна история фабричного поселка. Материалы о нем собраны в школьном музее, где, среди прочего, хранятся и стеклянные изделия минувших веков. В их числе и поделки из Коктюля.

* * *
Брат и сестры Д.И. Менделеева росли, разъезжались по другим городам, обзаводились семьями. Ушел из жизни отец, в Аремзянке сгорел стекольный завод. После окончания сыном учебного 1848–1849 года уже ничто не могло удерживать Марию Дмитриевну в Тобольске, и она вчетвером, вместе с дочерью Елизаветой, сыном и семейным служителем навсегда оставляет город. На свой страх и риск решительная женщина отваживается на труднейшую по тем временам поездку в кибитке в Центральную Россию, чтобы младший сын смог продолжить там образование. Перед тем как покинуть Тобольск, М.Д. Менделеева отрезает любые возможности возвращения на родину и через юриста оформляет документ об отказе на владение землёй в селе Верхняя Аремзянка. Оригинал юридического обоснования отказа от собственности хранится в Тобольском архиве. Аттестат представляет собой написанный юристом от руки семистраничный текст, в конце которого стоят подписи Марии Дмитриевны и её 16-летнего сына, чем, собственно, он и интересен. Когда в 1899 году Д.И. Менделеев посещал Аремзянку, селяне интересовались: не собирается ли «его превосходительство» заняться возвращением собственности, принадлежащей ему по наследству, и получили отрицательный ответ.
Путь в Москву пролегал по старинному Сибирскому тракту через деревни, прилегающие к Тоболу и Туре. Перед Тюменью путники перебрались на пароме на правый берег Туры и по старой песчаной дороге достигли Тюмени. Этот тюменский участок дороги востребован и в наше время. По молодости лет, будучи заядлым автолюбителем, я хорошо помню этот тракт с далёких 1960-х годов, когда он не был заасфальтирован, а в окрестностях деревни Субботино вся немногочисленная автомобильная Тюмень наслаждалась обилием белых грибов. Тракт проходит от деревни Криводаново к Субботино и далее к областному центру. Вскоре Менделеевы оставили позади Тюмень с её многочисленными куполами церквей. Не доезжая до Тугулыма, путники остановились на ночёвку в деревне Лучинкино в знаменитом до недавнего времени «Доме декабристов» — заезжем месте путешественников и ямщиков.

Дом декабристов в Лучинкино
О современности и прошлом села Лучинкино с легендарным «Домом декабристов» следует рассказать особо. Село лежит недалеко от границы Тюменского района со Свердловской областью. Сейчас оно подчинено Тугулымскому райсовету упомянутой области, а когда-то, до двадцатых годов минувшего столетия, входило в состав обширного Тюменского округа. Село как село, разве что приток Пышмы речка Альба, вдоль которой, как водится, протянулись в одну улицу деревенские дома, привлекает путника тем особым природным уютом, без которого деревня — не деревня.
Через Лучинкино в прошлом проходил знаменитый старинный Сибирский тракт, основанный ещё при Екатерине II, с вековыми берёзами вдоль обочин. Теперь он используется только для местных нужд, а новая «московская» заасфальтированная дорога прошла мимо села через безлесный холм, поближе к железной дороге. Когда-то в поездках по асфальту в сторону Тугулыма с холма, что недалеко от станции Кармак, хорошо было видно Лучинкино, а в нём — высокое двухэтажное деревянное здание, гордо возвышающееся в центре села над всеми другими строениями. Свороток на Лучинкино асфальтирован, и тому, кто сидит за рулём, трудно отказаться от соблазна посетить село, что я и сделал ранней весной в далёком теперь 1991 году. Машина уходит влево от шоссе, и через несколько минут необычное здание по улице Трактовой, 22/24 предстаёт перед взором путешествующего (ил. 45).
А ехать сюда стоило! Шестистенное крестовое двухэтажное здание совершенно необычно для Зауралья по архитектуре. Такие сооружения больше характерны для селений по Северной Двине, которыми любуешься в альбомах о русском севере и Беломорье или в книгах о юности М.В. Ломоносова. Высокие потолки, хозяйственные службы первого этажа (второй — жилой), мощная крыша с коньком, напоминающим нос деревянной морской ладьи — отличительные особенности редкостной архитектуры в лучших традициях плотницкого искусства мастеров из северодвинского Приморья. Поражают изяществом вспомогательная винтовая лестница, идущая с первого этажа в жилую верхнюю половину дома, балкончик с объёмным балясником из точёных деревянных перил, тонкие резные украшения.
На протяжении XIX века солидная и дорогая постройка, выстроенная старообрядческой семьёй с глубокими северорусскими корнями, попеременно служила то молитвенным домом или постоялым двором как местом отдыха ямщиков и арестантов, то таможенным пунктом. Дом сложен из вековых лиственниц и стоит уже не менее полутора столетий, а может и больше. Местные жители утверждали, что на конструкциях крыши до недавнего времени сохранялась дата постройки, согласно которой возраст её составлял более 170 лет. В 1986 году дом обследовали участники экспедиции Свердловского архитектурного института [14, 15]. По свидетельству старожилов, один из екатеринбургских архитекторов, проявив похвальную инициативу, нашёл возможность провести радиоуглеродный анализ на сроки спила деревьев, из которых сложен дом [21]. Оказалось: год строительства — 1802. Несколько смущает чрезмерная, а потому сомнительная точность даты, но важно другое: дом построили много раньше декабрьского восстания 1825 года в Санкт-Петербурге. Архитекторы-реставраторы восстановили как внутреннюю планировку дома с погребом-ледником и хлебной печью, так и план замкнутого двора-каре, вымощенного деревянными плахами. С улицы во двор вели арочные ворота для проезда гужевого транспорта. В глубине двора существовала калитка для выхода к реке. Двор окружали хлебный амбар, сенник, конюшня и птичники. В низине у реки стояла «чёрная» баня.
Среди селян бытует легенда, что здесь в 1826 году останавливалась на пути в сибирскую ссылку партия декабристов. Согласимся: вероятность пребывания в нём декабристов, пусть и кратковременного, необычайно высока, если не стопроцентная. Вот с тех пор и называют постройку «Домом декабристов» с той степенью осторожности, которая была возможна при царствовании Николая I. Надо полагать, тут побывали не только декабристы, но и петрашевцы, и Ф.М. Достоевский: кого только не видела сибирская каторжная дорога!..
В «декабристском» доме когда-то располагался сельсовет, затем оборудовали склад зерна — на радость мышей, немало попортивших в доме своими зубами полы и перегородки. Местные энтузиасты мечтали организовать здесь музей народного быта. Не свершилось… Многие годы за домом ухаживала и боролась за его сохранение тюменская художница Оксана Сечко. Каждое лето она приезжала сюда с мольбертом, селилась в доме и работала до первых снежных мух. Так случилось, что наши с ней квартиры в Тюмени оказались не только в одном доме, но и в одном подъезде. Только этажи были разные. Перед сменой места жительства в мае 1993 года Оксана подарила мне свой рисунок Дома декабристов (ил. 46) с наказом продолжить защиту исторической реликвии. Увы, как и Оксане, мне это не удалось… Там же на рисунке показано размещение комнат по этажам. Интересно, в каком из помещений ночевала семья Менделеевых?


Уже к 1991 году (год фотографирования) дом стал почти бесхозным. Зимой его содержать было трудно, а летом сюда заселялись тюменские дачники. И, как все временные жители, они не берегли здание, которое с каждым годом всё больше разрушалось. Сгнили изгородь и дворовые постройки. Находясь на самой окраине Свердловской области, в глухом углу, село перестало пользоваться должным вниманием свердловчан. Казалось, вблизи села расположена Тюмень — богатый центр Тюменской области, полумиллионный город, но и у него не дошли руки до памятника, стоящего на «чужой» территории. Жаль! Как мне хотелось, чтобы мы, обладатели превосходного музея декабристов в Ялуторовске, обратили внимание и на Дом декабристов в Лучинкино, договорились бы с соседями в Тугулыме и на паях сохранили бы исторический и архитектурный памятник. Опубликовал было свой призыв в местной газете, но отклика не дождался…
Приходили в голову и «крамольные» мысли: а не перенести ли Дом декабристов в «столичный» Тюменский район! Не может быть, чтобы не нашлись на это средства, при желании, конечно. Проявили же надлежащую инициативу власти соседнего с нами Туринска и сделали всё от них зависящее, чтобы город стал не менее «декабристским», чем знаменитый Ялуторовск. Увы! В конце 1990-х годов до меня запоздало дошла скорбная весть: от памятника истории и архитектуры ничего не осталось. И дело не только в том, что он обветшал. Как рассказывают, на земельном участке, где дом размещался, началось строительство кирпичного особняка. И это всё объясняет… Дом продали частному лицу. Новый владелец разобрал верхний этаж, сделав сооружение одноэтажным, и перестроил кладку лиственничных брёвен. Снаружи новодел облицевали кирпичом. Сейчас, когда я пишу эти строки, одноэтажный новодел снова бесхозен, кирпичная кладка дала трещины, дом погибает и в новом обличии. На стене висит табличка, извещающая путника о продаже сооружения. Гибнет и сама деревня. Если к началу XIX века в Лучинкино проживало более 500 человек, то по переписи 2010 года — всего 35…

* * *
Ну а мы продолжим следить за движением в Европу семьи Менделеевых. Отдохнувшие в Лучинкино путники, взбодрённые причастностью места отдыха и ночёвки к истории декабристского движения, продолжили поездку по «сибирке» дальше через Тугулым в сторону деревни Марково. На пути в десятке вёрст от Тугулыма повозка остановилась возле высокого столба-тумбы. Это был знаменитый межевой столб с табличками «Россия» с западной стороны, и «Сибирь» — с восточной. Вне сомнения, встреча с мемориалом не могла уйти из памяти юного Дмитрия Менделеева. Но, вот, в каком виде предстал столб перед путешественниками? Тут нам, читатель, без подробного анализа событий не обойтись.

Межевой столб «Россия — Сибирь»
Межевой столб на бывшем рубеже Пермской и Тобольской губерний в районе деревни Марково и станции Юшала, вблизи современной границы Талицкого и Тугулымского районов Свердловской области, на трассе Екатеринбург — Тюмень не понаслышке известен не одному поколению краеведов Свердловска-Екатеринбурга, Тугулыма и Тюмени. Единственный в своем роде, он не менее знаменит в сравнении с его многочисленными собратьями (их более 30!), разбросанными вдоль всего Уральского хребта и символизирующими условную границу Европы и Азии. Не будет лишним заметить, что административная граница между упомянутыми губерниями в былые времена намного не совпадала с нынешней. Достаточно сказать, что современный пограничный столб между Свердловской и Тюменской областями на холме вблизи деревни Мальцево, мимо которого по новой асфальтированной дороге проезжает каждый, кто спешит на запад в Европу, отстоит от старого столба на заброшенной «Сибирке — Владимирке» более чем на три с лишним десятка километров к востоку.
В середине XIX столетия на единственном в этих местах пути в Европу миновать памятное сооружение было невозможно. Может, поэтому о столбе существует множество легенд, повествующих о тяжкой судьбе ссыльных людей и каторжников, сотни тысяч которых прошли мимо этой символической межи — Сибирской грани. Старый межевой столб описан во многих воспоминаниях знаменитых путешественников XIX века. В первую очередь следует упомянуть широко известную работу американского путешественника Дж. Кеннана [6, 7]. Как, впрочем, и путевые записки писателя В.Г. Короленко [9]. Можно также вспомнить популярнейшую у читателей XIX столетия книгу «Живописная Россия», опубликованную издательством М.О. Вольфа в 1884 году [4], и многие другие работы [3, 17, 18, 20, 24]. В некоторых из перечисленных публикаций имеются либо рисунки столба, либо достаточно подробное его словесное описание.

К сожалению, мне ни разу не попадалась фотография памятного сооружения. Редко имелись либо рисунки его, либо отпечатки в книгах второй половины XIX века с гравюр по дереву. Поначалу отсутствие фотоснимков вызывало понятное недоумение, поскольку фототехника второй половины XIX века вполне позволяла оставить для истории важные фотодокументальные свидетельства. Неужто предусмотрительный Джордж Кеннан, хорошо осведомленный о достижениях техники своего времени, не воспользовался фотоаппаратом? Его мать, к слову, состояла в родстве со знаменитым Сэмюэлем Морзе, изобретателем телеграфа и азбуки его имени, а отец управлял телефонной конторой [16]. Так что успехи американской фотографии с применением походных фотокамер Джорджа Истмена системы «Кодак», повсеместно входившие в моду по всему миру, ему не были в новинку. И действительно, удалось выяснить, что Дж. Кеннан вместе со своим помощником Джорджем Фростом в путешествии по Сибири постоянно пользовались фотоаппаратом [13]. Увы, я забыл, что в 1880-х годах печатать фотографии на страницах газет и книг еще не умели. Вот почему Кеннан вынужденно поместил в книге только гравюры, составленные по фотоснимкам Фроста. Но Фрост, как художник, внес при оформлении графических рисунков элементы воображения и творчества. Так, по фотографии межевого столба Фрост, под впечатлением услышанного о его судьбе, не только воспроизвел сам столб, сохранив его размеры и внешний вид, но и оживил гравюру толпой ссыльных и солдат-охранников (ил. 47). Таким образом, изображение самого столба полностью соответствует его реальному виду. Эту находку, вполне заменяющую фотографию, я высоко оцениваю.
О книге Дж. Кеннана с впечатлительным описанием и двумя рисунками столба в ее тексте мне приходилось писать ранее [19]. Путевые наблюдения о своей поездке по Сибири Кеннан впервые опубликовал на страницах журнала «Сенчури» еще в 1888–1889 годах. Сведения о межевом столбе он получил от В. Короленко, с которым познакомился в 1886 году, и включил их в свою книгу. Отдельной книгой журнальные очерки вышли из печати в Нью-Йорке в 1891 году. Мало кто знает, что редчайший, если не единственный оригинал книги первого издания на английском языке у нас в Сибири хранится в музее Минусинска. Его прислал основателю музея Н.М. Мартьянову сам Дж. Кеннан.
В отличие от характеристики столба Дж. Кеннаном, повествовательная часть упомянутой книги Короленко, касающаяся межевого сооружения, менее известна. По объему она невелика, вот почему я решился поместить ее здесь почти целиком. «Подъехали мы к тому месту, где на грани стоит каменный столб с гербом, в одну сторону к Пермской губернии, в другую — к Тобольской. Это и есть начало Сибири. Здесь наш длинный кортеж остановился. У всех зашевелилось в душе особое чувство, как будто эта грань пролегла по каждому сердцу. Женщины сошли с телег и стали собирать у дороги цветы. Кое-кто захватывал горсточку родной земли. Вообще, все казались несколько растроганными».
Когда удается разрешить какую-либо проблему, неизменно возникают новые вопросы, нередко куда более сложные, чем первоначальные, и с не меньшими недоумениями и странностями. Вот что странно: во всей этой публицистике обнаруживается полное отсутствие каких-либо сведений о начале сооружения памятника и времени его активного, до разрушения, существования. И вообще: задавался ли кто-либо выяснением надежных подробностей истории столба? Кроме того, мало кто обратил внимание, что на гравюре в упомянутой «Живописной России», а это 1884 год, межевой столб не стоит в одиночестве, их два! А это уже что-то совсем новое и необычное (ил. 48). Чтобы попытаться найти ответ, невольно напрашивающийся, давайте мысленно по известным публикациям проследим судьбу столба на протяжении XIX столетия и начала минувшего века.
Вспомним дневниковые записи Александра Гумбольдта 1829 года и его поездку из Екатеринбурга в Тюмень. Несмотря на самые тщательные записи любых сколько-либо существенных событий, у Гумбольдта нет ни малейших упоминаний о столбе. Объяснение простое: столба как такового просто не существовало. Сдвинем масштаб времени на полвека вперед. Вспомним также, что в 1879 году В.Г. Короленко проезжал мимо столба и свои впечатления изложил Кеннану. И здесь возникают малообъяснимые странности. Шесть лет спустя, в 1885 году, Дж. Кеннан совершает в Тюмень поездку по маршруту Короленко. Друг Кеннана и соратник по путешествию художник Фрост с завидной тщательностью дважды фотографирует столб, а затем переносит снимок на гравюру. Но столб на его рисунках присутствует в единственном числе! Более того, Кеннан в тексте книги, изданной в России на русском языке в 1906 году, о столбе-двойнике даже не вспоминает. Куда исчез второй столб, который вместе с тремя мужчинами в непринужденных позах четко просматривается в «Живописной России», изданной всего лишь на год раньше поездки Кеннана?
В свое время мне довелось напечатать в Тюмени объемистую книгу об истории фотографии в Тобольской губернии [22]. В ней удалось собрать и опубликовать множество старинных фотографий XIX века, начиная с самых первых из них, снятых с конца 1850-х годов, включая самые древние — в дагеротипном исполнении. Среди ранних энтузиастов сибирской фотографии из Тюмени можно назвать Ф.С. Соколова и К.Н. Высоцкого. В Тобольске творили любители нового вида светописи П.С. Паутов, Я.Я. Фиддерман, Ф. Ляхмайер и другие. Так вот, все фотографии, помещенные в «Живописной России», например, памятник Ермаку (фото Ляхмайера), мне известны, установлены их авторы, а главное — сроки их съемок. Фотографирование для «Живописной России» производилось, скорее всего, где-то на рубеже 1864–1872 гг. По известной нам причине воспроизведение фотографии на страницах печати в те годы было возможно только через гравюру с приемлемой для того времени точностью повторения снимка.

Кстати, в «Живописной России» подпись под гравюрой выглядит более чем странно: «Пограничный столб между Европой и Сибирью» (?). Европа, как известно, закончилась к западу от Екатеринбурга в районе современного Первоуральска. Там-то и стоит знак «Европа — Азия», о нём у нас ещё предстоит разговор впереди. А как же быть с отсутствием сведений о двойном столбе у Кеннана? Я долго ломал голову над этим вопросом, пока не ознакомился со странностями перевода книги Кеннана на русский язык, как с английского 1906 года в издательстве С.Н. Салтыкова [7], так и с немецкого — того же 1906 года (издатель М. Пирожков [6]). Так вот, в переводе с английского упоминаний о двойном столбе вообще нет. А в переводе на русский язык с немецкого, обозначенном на обложке как «перевод с немецкого без всяких сокращений», сведения о двойном столбе присутствуют! Читаем текст: «По левой стороне большой сибирской дороги стоят два столба. Один кирпичный отштукатуренный, под железной крышей и украшенный флюгером, обозначающим границу Пермской губернии, а другой деревянный — границу Тюменского округа, то есть Сибири». Надо полагать, при сокращении текста книги и при редактировании варианта перевода издатель Салтыков принял во внимание, что к 1906 году столба на «сибирке» уже не было, и, стало быть, упоминание о нем излишне. Таковы последствия «вольного» перевода текстов с одного языка на другой.
О двух столбах упоминает в своей книге «300 верст по рекам Западной Сибири» учитель и путешественник А. Павлов [3]. Он пишет в 1878 году: «В 69 верстах от Тюмени в сторону Екатеринбурга сибирскую границу отмечает более чем скромный памятник из двух столбов. Один каменный, другой деревянный с гербами двух смежных губерний. Надписей на этих столбах много, хотя слова «Сибирь» не написано. Столбы, однако же, покрыты сплошь такими изречениями, которые напоминают это роковое для многих слово. На русском, польском, немецком и других языках здесь выражена скорбь о покинутом отечестве, прощание с ним, то боязнь за новую жизнь «в стране метелей и снегов», то проклятия, то просто поручение какого-нибудь сибирского бродяги, пробирающегося на родину: «будешь в таком-то руднике, передай поклон Фильке Иванову», «прошел я Сибирь благополучно» и т. д. Эти надписи сделаны ссыльными, идущими из года в год десятками тысяч мимо убогих столбов». В работе, подготовленной Б. Тучиным [10], мне встретились нацарапанные на известковой поверхности столба другие записи-крики измученных и осиротелых людей: «Иван из Кары прошел 12 августа…», «Здрастуй Расея пращай Сибир», «Мария не забывай меня…».
О двух столбах упоминает и журналист К.М. Станюкевич. Он их видел по дороге в ссылку в Томск. В очерке «В далекие края» он писал: «Вот она, наконец, и граница Сибири. Два столба, один каменный, другой деревянный с гербом Тобольской губернии, указывают въезд в страну, «где мрак и холод круглый год». Надписи на столбе подчас трогательные, но не имеют, однако, безобразности надписи над Дантовым адом: «Оставь надежды навсегда». Напротив, юмор русского народа выразился и в этих, иногда своеобразных надписях: «Поминай как звали», «Кланяйтесь в Нерчинске товарищам», «Ищи ветра в поле», «До свидания, Сибирь-матушка!».
Сколько времени они, эти два столба, стояли совместно, с большой точностью сказать трудно. Бесспорно одно: сначала соорудили временный деревянный столб на бревенчатом основании. Кругом болото. Дерево — материал недолговечный, и столб обветшал. Время жизни дерева в болотистой местности не превышает трёх — четырёх десятков лет. Следовательно, строительство деревянного столба относится к 1840-м годам. Власти, скорее всего из Тюменского приказа о ссыльных, быстро поняли, что знак межи имеет не только административно-географическое, но и эмоциональное значение. Он оказывал на проходящих мимо арестантов очень сильное психологическое воздействие, будил в человеке многие добрые чувства: прощание с родиной и тоску по ней, надежду на возможное возвращение и нередко раскаяние о проступке, ставшем поводом для ссылки. Вот тогда-то рядом с ним решили поместить более долговечное сооружение из камня. В тот краткий промежуток времени, когда старый деревянный столб еще был цел, а новый каменный уже построен, и сделал местный фотограф столь необычный снимок, использованный авторами «Живописной России». Я даже полагаю, что на фотографии изображены последние мгновения жизни деревянного столба. Это заключение следует из некоторых особенностей гравюры-снимка. Здесь три человека изображены в рабочей одежде. Один из них сидит на основании деревянного столба, опираясь рукой на лучковую пилу, и всем своим видом демонстрирует свои намерения по сносу столба. Впрочем, не исключено, что на снимке показаны работы по завершению кирпичной кладки каменного монумента. Приходится сожалеть, что на гравюре за счет естественной потери четкости фотографического изображения невозможно прочесть текст на круглой табличке. Вероятно, указано начало территории Тюменского округа.
У меня не оставалось ни малейших сомнений, что гравюры (деревянная резьба по готовому снимку), сделанные во времена, когда фотографии еще не умели переносить в текст книги, вырезаны на основе подлинных фотографий, а не по рисунку. Кстати, если сравнивать гравюру в «Живописной России» с рисунком Фроста, то нетрудно заметить, что в реальности столб выглядел несколько скромнее. Так, вершина столба на гравюре не имеет замысловатых и округленных углов и форм. Скорее всего, художник позже кое-что додумал на рисунке по собственной инициативе.
Что касается судьбы каменного столба, то его жизнь оказалась короткой. В многотомном описании России Семенова-Тянь-Шанского в XVI книге по Западной Сибири упоминаний о столбе как монументальном сооружении уже нет. По-видимому, в 1907 году, когда издавался том энциклопедии, столба как единого и целостного сооружения, исключая развалины, уже не было. Местные старожилы вспоминают, что к 1930-м годам от столба остался только небольшой, по высоте не более метра, кирпичный остов. Путники использовали его как обеденный стол.
На изложенных фактах описание событий с памятным дорожным и пограничным знаком не заканчивается. Мой интерес к межевому столбу двух губерний вблизи Юшалы родился в середине 1960-х годов. Как-то в начале лета в очередной раз мне захотелось посетить, как вариант отдыха, букинистический магазин на улице Республики возле кинотеатра «Темп». Мой приезд на работу в Тюмень в 1964 году ознаменовался не только удивлением от изобилия продуктовых и мебельных магазинов, чего начисто были лишены уральцы, но и необыкновенным, к сожалению — кратковременным, богатством букинистической торговли. Тогда-то вне всякой конкуренции я и приобрел книгу Дж. Кеннана «Сибирь и ссылка». Заинтересовавшись историей памятного знака, стал изучать дореволюционные карты с изображением границы двух губерний и пересечения ее старым Сибирским трактом. Здесь, на пересечении, с точностью до сотни или меньше метров, и следовало ожидать находку остатков столба. К сожалению, по причинам разного рода занятости первую поездку на место удалось совершить только в октябре 1986 года. И первая, и последующие попытки поиска оказались «комом первого блина». Хотя, как выяснилось позже, я проходил мимо бывшего расположения столба буквально в нескольких метрах. Возможно, мои неудачи были связаны с тем, что я почему-то полагал, будто столб должен был стоять на правой стороне тракта, если смотреть в сторону Тюмени, по направлению движения колонны ссыльных. А столб-то стоял на левой! И металлический щуп, которым мне довелось воспользовался для прощупывания кладки кирпича, я не догадался перенести на противоположную сторону Сибирки. Когда я понял, что краткими по времени наскоками проблему не решишь, мне благоразумно пришло в голову передать тему поисков местным краеведам из Тугулыма. Они-то, в первую очередь энтузиаст поиска, знаток Тугулымского края Л.Т. Поротников, и нашли остатки кирпичного основания столба под слоем земли и хвороста. Это произошло 6 мая 2003 года, или спустя 17 лет после начала моих поисков. Дальнейшие события проходили уже без моего участия. Тугулымцы-энтузиасты не только обнаружили остатки столба, но и, проявив похвальную инициативу и настойчивость, установили на асфальтированном шоссе Екатеринбург — Тюмень между 250 и 251 километрами указатель «Граніца Россія — Сібирь», направленный в сторону столба. На месте находки соорудили внушительный столб-новодел с тремя гербами и прорубили от указателя просеку таким образом, чтобы с асфальта в удалении около полукилометра можно было видеть новый столб.


Л.Т. Поротников стал первооткрывателем еще одного памятного места, о котором я даже и не подозревал. В нескольких десятках метров от столба он обнаружил насыпь идеально круглой формы диаметром 15–18 метров. Края земляной насыпи возвышались над протоптанной тропой до метра или несколько меньше (ил. 50). По периметру насыпь окопана глубокой канавой, кроме небольшого участка шириной 2–3 метра со стороны тракта — вход на площадку. В беседе с Поротниковым мы пришли к заключению, что эта площадка служила местом сосредоточения во время привала наиболее опасных преступников: стражники могли надежно наблюдать за поведением арестантов во избежание возможного побега. Старожилы вспоминают, что в более поздние времена на площадке стояла печь для разогрева пищи.
При встрече с Л.Т. Поротниковым я высказал сожаление о том, что на кирпичном столбе отсутствует табличка с указанием имени Поротникова как первооткрывателя и настойчивого энтузиаста по восстановлению памятного места. Тугулымцы и тюменцы не оставили без внимания и мои заслуги в инициативе поиска. Моё участие как «знаменитого краеведа» и «тюменского профессора» отражено в публикациях [8, 9, 13] и в документальном фильме Т. Тепышевой и Н. Тоболкиной «Молчаливый свидетель» студии ГТРК «Регион-Тюмень», показанном по телевидению в 2005 году.
Итак, в каком же виде наблюдали Менделеевы знаменитый межевой столб? Не менее справедлив и другой вопрос: а был ли столб в 1849 году, когда Менделеевы покидали Сибирь? Не боясь совершить ошибку, могу уверенно заключить, что деревянный столб, тогда ещё новёхонький, в 1849 году стоял на «Сибирке», и семья Менделеевых его наблюдала. Могут спросить: а почему нигде в воспоминаниях Д.И. Менделеева не встречается упоминание о столбе? Может, потому, что в юности с её необычайно избирательной памятью всё не запомнишь?
Минуя цепочку других бесчисленных деревень с остановками и отдыхом в незнакомых местах, сибиряки прибыли в Екатеринбург. В памяти 15-летнего Мити Екатеринбург сохранился как город, грандиознее которого ему не приходилось видеть. Дымили кузницы и заводы. У въезда в город — шлагбаум с железными орлами на двух каменных столбах. Запомнилось и необычное для сибирских равнин расположение города по бесчисленным холмам. По Сибирскому тракту (теперь — улица Декабристов) путники проехали мимо высокого лесистого холма, справа от дороги, на котором располагалась обсерватория и с которого открылась панорама гряды невысоких, набегающих друг на друга Уральских гор. Мог ли предполагать будущий ученый, что спустя пятьдесят лет он снова будет на этом холме как почетнейший и долгожданный гость, и будет принят радушно, приветливо и почтительно? Далее путь следовал по каменному мосту через Исеть, торговую часть города. Не могу сказать, была ли у Менделеевых на постоялом дворе ночёвка в городе. Скорее всего, была, поскольку усталость от дороги неминуемо клонила путников ко сну и отдыху. При дальнейшем движении кибитки на запад на выезде из города путешественники наблюдали справа от дороги Верх-Исетский завод с прудом. Показались первые признаки загородного уральского пейзажа: скалы рядом с дорогой; прямой, как указка, мачтовый сосновый лес, совсем не такой, как в Сибири; журчащие на склонах гор ручьи; любовно оструганные скамейки возле родничков.


Через сорок с лишним верст последовала граница «Европа — Азия» с очередным для путников памятным столбом. Столб, первый на Урале, воздвигнут в память посещения этих мест императором Александром II и существовал здесь с 1846 года. Его соорудили на три года раньше проезда наших путешественников. Сведений Д.И. Менделеева о его встрече в 1849 году, тогда только выпускника гимназии, с памятным знаком на границе двух континентов мне встречать не приходилось. И только спустя полвека, уже
всемирно признанным учёным, он, возможно, вспомнит, следуя мимо памятного знака, что-то своё и сокровенное из той, уже далёкой и невозвратимой юности. Но об этом событии у нас ещё предстоит разговор впереди.
Тема уральского пограничного столба между Европой и Азией была интересна не только путешественникам, впоследствии опубликовавшим воспоминания, но и художникам, побывавшим в этих местах, включая и тех, кто трудился за рубежом. В поисках сведений об уральском и тугулымском столбах мне довелось ознакомиться с картиной «Прощание с Европой» польского художника Александра Аврома Сохачевски (1843–1921). Основная тема картины — прощание польских ссыльных каторжан, участников Варшавского восстания 1863 года, с родиной и Европой возле столба на границе Европы с Азией (ил. 51). Ссыльные поляки в своих воспоминаниях с болью писали: «Это граница земли, крови, слез, проклятий и скитальчества».
А. Сохачевски, активный участник восстания, был арестован и осуждён на казнь. Позже казнь заменили 20-летней каторгой в Сибири. Сохачевски два десятилетия провёл в Усолье-Сибирском и в Иркутске. Освободившись в 1884 году, он уехал в Мюнхен, где получил художественное образование и посвятил себя в основном теме сибирской ссылки. В 1895 году художник впервые выставил свою работу на выставке в Лондоне. Грандиозная картина размером 3,7 на 7,4 метра имела оглушительный успех. В других местах демонстрация картины сопровождалась под изменёнными названиями: «На границе Сибири» или «На границе Азии». Очевидно, этим подчёркивалась причастность сюжета либо к столбу возле Тугулыма, либо к знаменитому уральскому столбу возле Екатеринбурга. Горы на горизонте как будто подтверждают уральскую особенность картины. Вместе с тем картина, надо полагать, писалась художником по памяти. Поскольку Сохачевски прошёл этапом как мимо уральского, так и сибирского столбов, то на картине столб выглядит как синтез двух изображений, каждый из которых не похож на прототип. Подозреваю, что изображение столба не обошлось без влияния гравюры из книги Дж. Кеннана. Таким образом, картина в некотором смысле становится памятником двух граней: урало-азиатской и сибирской. Существовал, кстати, вариант картины с другим, менее впечатляющим сюжетом и столбом, похожим скорее на верстовой столб, чем на реальное сооружение. Можно не соглашаться с графическим описанием местности и видом столба, военным убранством и снаряжением охранников, изображённых художником, но атмосфера грусти и уныния в рядах ссыльных передана в картине превосходно. Молва свидетельствует, что в одном из ссыльных, стоящих справа от столба, художник изобразил себя.
Передохнув у знаменитого столба, семья Менделеевых простилась с Азией. Впереди внизу под горою дымил Шайтанский завод, а через десяток верст показался и Билимбай с рекою Чусовой, сплавным хозяйством и заводом невдалеке. Дорога в Европу после Урала стала намного доступнее и многолюднее, с множеством поселений и возможностью комфортабельного, с оговорками, дорожного отдыха.

* * *
В Москве матери, дочери и сыну Менделеевых пришлось пережить почти годичное пребывание у родственников, затем — переезд в Санкт-Петербург и наконец, после нервных хлопот и ожидания Дмитрий Менделеев в 1850 году становится студентом Главного педагогического института. Существуют разные интерпретации перебора юношей разных учебных заведений. Университет отпал по законодательным основаниям, медико-хирургическая академия — вследствие непереносимости анатомического театра, а Главный педагогический институт, в котором обучался отец Дмитрия, выбран по семейной традиции. Впрочем, теми, кому по любому предлогу позарез хочется в очередной раз унизить Д.И. Менделеева, выдвигают и банальную причину. Суть её в том, что «…поскольку определённого призвания юный Менделеев в себе ещё не ощущал, вуз перебирался в соответствии с материнскими амбициями, в порядке их убывания. Говоря современным языком — рейтинга <…> и по поговорке «нет дороги — иди в педагоги» [27].
Очень сомнительна столь уничижающая оценка крайне малого фрагмента судьбы человека. Все люди рождаются разными, включая умственные, способностями в начальном возрасте. Пятилетний малыш-вундеркинд может решать сложные логические задачи, а его сверстник, наоборот, не в состоянии справиться даже с простыми задачами. Но где-то к 13–15 годам способности молодых людей выравниваются. Тугодум нередко становится блестящим аналитиком и генератором нетривиальных идей и решений, а бывшему вундеркинду отстаётся мыслить откровенными штампами. Каждому своё…
История должна быть благодарна М.Д. Менделеевой за ее необыкновенную уверенность в своем сыне, в его особом предназначении, ради которого она бросила в Сибири все свои дела и близких людей. Спустя год Мария Дмитриевна, надорвав здоровье, скончалась в Петербурге в возрасте 60 лет. Захоронение замечательной женщины принадлежит Литературным мосткам на Волковском кладбище. Вскоре, в начале 1852 года, ушла из жизни и сестра Елизавета. Семнадцатилетний Дмитрий остался почти сиротой, если не считать брата и сестёр, удалённых от столицы на пару тысяч вёрст. С другой стороны, именно теперь начался новый этап жизни юноши в столице империи, после начального — в Сибири. Он ознаменовался завершением формирования личности и характера зрелого учёного.
Становление личности человека в юности, применительно к любой деятельности, а в области науки и техники — в особенности, определяется многими жизненными факторами. Из них решающая роль влияния возлагается на участие в судьбе юноши наставника и учителя. Для молодого Д. Менделеева таким учителем стал выдающийся русский химик-органик, профессор Петербургского университета Александр Абрамович Воскресенский (1809–1880).

Уроженец Торжка, он окончил духовную семинарию и в 1832 году поступил в Главный педагогический институт. Тот самый, который через два с половиной десятилетия окончил и Д.И. Менделеев. Интересно было бы проследить реакцию современных критиков Менделеева на это совпадение. Неужто и А.А. Воскресенский, будущая знаменитость России, поступил в этот вуз по принципу «нет дороги — иди в педагоги»? Для читателя полезно знать, что Главный педагогический институт размещался в тех же зданиях, что и университет. Более того, занятия в институте вели профессора университета, и качество обучения, приравненного к университетскому уровню, было наивысшим. Так, курс химии вёл упомянутый А.А. Воскресенский, минералогии — С.С. Куторга, зоологии — академик Ф.Ф. Брандт и другие.
А.А. Воскресенский, доктор философии (1839 г.), член-корреспондент РАН (1864), ректор университета (1863–1867), воспитал блестящую плеяду учеников. Среди них кроме Д.И. Менделеева — слушатели лекций Вознесенского в педагогическом институте Н.Н. Бекетов и Н.А. Меншуткин, П.П. Алексеев, Н.Н. Соколов и многие другие русские химики (ил. 52). Надписи с именами участников снимка, кстати, сделаны рукою Д.И. Менделеева. Методика преподавания А.А. Воскресенского предусматривала для начинающих студентов большую долю самостоятельности при решении практических задач. Как говорили тогда, использовался метод «вольного эксперимента». Так, во время учёбы в институте Д. Менделеев по заданию профессора С.С. Куторги провёл анализ минерала ортита и железистой минеральной краски из Восточной Сибири. Свои первые научные опыты и теоретическое обсуждение результатов с использованием учения об изоморфизме Менделеев опубликовал в небольшой статье: крупное достижение для студенческого возраста. Не случайно А.А. Воскресенский дал согласие на оппонирование как магистерской диссертации Д.И. Менделеева (тема «Удельные объёмы»), так и кандидатской работы на право чтения лекций («Строение кремнеземных соединений»).


Для характеристики А.А. Воскресенского как учёного и педагога стоит привести высказывание о нём Д.И. Менделеева. Он писал: «Принадлежа к числу учеников Воскресенского, я живо помню ту обаятельность безыскусственной простоты изложения и то постоянное наталкивание на пользу самостоятельной разработки научных данных, какими он вербовал много свежих сил в области химии». Д.И. Менделеев в 1880 году опубликовал некролог, посвящённый памяти своего учителя. Россия чтит имя А.А. Воскресенского. Ему отведены страницы БСЭ и Российского энциклопедического словаря, почтовая служба СССР выпустила в 1959 году к 150-летию замечательного педагога (1809–1880) марку с портретом выдающегося учёного. Биографические сведения о нём и его библиографию хранит всезнающий интернет.
Для изучения ранних фрагментов биографии Д. Менделеева представляют интерес сохранившиеся портреты юного Дмитрия, особенно самые первые, имеющие отношение к его студенческой поре. Любая фотография, особенно старая, имеет неповторимую судьбу и своё очарование. Просмотр фотодревности не только пробуждает память, но и рождает немало вопросов. Фотография, сделанная С.Л. Левицким, является таким снимком, пожалуй, единственным, на котором юноша снят без бороды. Став студентом высшего учебного заведения, Менделеев пожелал, а, скорее, согласился на уговоры матери и сестры побывать в фотосалоне по случаю торжественного события. Правда, тут же возникает очередной вопрос: почему тогда неизвестен групповой семейный снимок с участием Марии Дмитриевны, сестры Елизаветы и Дмитрия?
Портрет юноши сохранился не в виде фотографии, а как акварель художника М.Б. Белявского (1908–1959), исполненная где-то в середине 1950 годов по снимку 1850 года (ил. 53). Мне не приходилось встречать в публикациях о Д.И. Менделееве сведений о судьбе этого самого раннего фотоснимка. Но вот спустя век, он каким-то образом оказывается в руках художника, и рождается акварель по фотографии, которую мало кто видел и видел ли вообще. Спрашивается, почему понадобилась акварель, если была возможность обойтись обычным снимком, доступным для размножения? Наконец, где хранится исходная фотография, её оригинал?
Ответы начнём искать, исходя из даты съёмки — 1850 [12]. Кое-где указывается, впрочем, 1855 год, что, возможно, ошибочно, поскольку речь идёт о 17-летнем Дмитрии, но в 1855 году ему был уже 21. По ряду признаков Д. Менделеев снялся в пору первого двухлетнего курса обучения в Главном педагогическом институте. Об этом в первую очередь свидетельствует «безбородость» снимка: студентам ношение бороды по принятым законам моды того времени, мягко говоря, не приветствовалось. Вспомним также, что в 1850 году технология фотографирования переживала расцвет самого начального этапа съёмок по методу дагеротипии, когда изображение формировалось слоем светочувствительного серебра, нанесённого на полированную пластинку гальваническим способом. Тогда можно предположить, что фотография Д. Менделеева представляла собой металлическую посеребрённую пластинку, у которой негатива для тиражирования снимка не было, размножить его было невозможно. Отсюда и возникла необходимость в акварели. Но остаётся без ответа, может быть, главный вопрос: а где сейчас находится редчайший дагеротип — уникум и раритет истории, не затерялся ли он после того, как побывал в руках художника? Находка дагеротипа стала бы ценным дополнением музейной коллекции менделеевских экспонатов. Наконец, где в Санкт-Петербурге могла состояться съёмка? К началу 1850-х годов в столице существовало единственное фотоателье с технологией дагеротипии, принадлежащее одному из пионеров российской фотографии С.Л. Левицкому. Ателье размещалось неподалёку от Казанского собора. Скорее всего, именно здесь и состоялась съёмка.
Если же фотография относится к 1855 году, что для меня сомнительно, то вероятность находки обычного на бумажной основе оригинала достаточно велика, поскольку в 1855 году технология фотографирования была совершенно другой — двухступенчатой (негатив, позитив) и отличалась от дагеротипной. Она позволяла тиражирование снимков. И в том, и в другом варианте предположений остаётся уверенность, что художник М.Б. Белявский держал в руках оригиналы, и сохраняется надежда на их удачный поиск.
Литература.1. Паллас П.С. Описание растений Российского государства / пер. с нем. В.Ф. Зуева. Тобольск: Тип. В. Корнильева, 1792. 241 с. 2. Паутов П.С., Голодников К.М. Альбом Тобольских видов. Тобольск: Тип. Тобол. губ. правления, 1864. 24 с. 3. Павлов А. Очерки и заметки из скитаний по берегам Туры, Тобола, Иртыша и Оби: 300 верст по рекам Западной Сибири / изд. И.И. Игнатова. Тюмень: Tun. К.Н. Высоцкого, 1878. 164 с. 4. Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении / под ред. П.П. Семенова. Т. 11. Западная Сибирь. СПб.-М.: Изд. Тов-ва М.О. Вольф, 1884. С.79. 5. Из воспоминаний родных о детстве и ранней юности Д.И. Менделеева, проведённых им в Сибири // Сибир. жизнь. — 1904. - № 22. 6. Кеннан Дж. Сибирь, Т. 1 / пер. с нем. СПб.: Изд. М.В. Пирожкова, 1906. — С. 20–24. 7. Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Т. 1. / пер. с англ. З.Н. Журавской. СПб.: Изд. С.Н. Салтыкова, 1906. С. 39–42, 8. Семейная хроника в письмах матери, отца, брата, сестёр, дяди Д.И. Менделеева и воспоминания о Д.И. Менделееве его племянницы Н.Я. Губкиной I распорядит. ком. 1-го Менделеев. съезда. СПб., 1908. 237 с. 9. Короленко Г. История моего современника. [Кн. 3 и 4]. М.: Госиздат, 1948. С. 128. 10. Тучин Б. Хроника Томского университета. Новосибирск, 1980. 22. 11. Поспелов М. Менделеевские Аремзяны // Огонёк. — 1984. — № 3. — С. 28–29. 12. Добротин Р.Б., Карпило Н.Г. и др. Летопись жизни и деятельности Д.И. Менделеева. Л., 1984. С. 36. 13. Ковалев В., Ермолаева Л. В Сибирь за правдой // Енисей. — 1986. - № 3. — С. 71–78. 14. Коротких В. Дом декабристов в Лучинкино // Урал. рабочий. — 1982. -15 апр. 15. Долгов А. Чудо-хоромы // Архитектура. — 1987. - № 6 (646).16.Девятков В. Американец в Сибири // Тюм. правда. — 1988. — 27 марта. 17. Черданцев И. Каменный столб на перекрестках судеб // Сел. новь (Талица, Свердлов. обл.). — 1991. — 20 дек. 18. Грушевая Р. Столбов на России немало // Знамя труда (Тугулым, Свердлов. обл.). - 1997. - 11 янв. 19. Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 3. Тюмень, 2002. С. 36–41; Копылов Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 208–213. 20. Киров Н. Последнее прости // Веси. — 2003. - № 2. — С. 12–13. 21. Красницкая Ю. Деревянная сказка Урала — Новый Град (Екатеринбург). — 2003. - № 415. 22. Копылов В.Е. Былое светописи. У истоков фотографии в Тобольской губернии. Тюмень: Слово, 2004. 864 с. 23. Земля Тюменская (из собраний государственных музеев области): Альбом. Екатеринбург, 2004. С. 48. 24. Тепышева Т.Н. Пограничный столб на грани Сибирской // Тюм. область сегодня. — 2006. - 9 дек. 25. Шестакова Н. Интересная находка // Явлутор — городок: Ист. — краевед. альманах. Ялуторовск, 2007. Вып. 2. С. 163–165. 26. Морочковская Л.Г., Конькова А. История села Коктюль Ялуторовского района Тюменской области. Первый стекольный завод в Сибири // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2014. Ч. 1. С. 398. 27. Дмитриев И.С. Диалог с эпохой // Природа. — 2009. — № 1. — С. 10.

П.П. Ершов — учитель и наставник Дмитрия Менделеева



Знаменитый автор известной и любимой на протяжении более полутора веков всей грамотной Россией сказки о «Коньке-Горбунке» Петр Павлович Ершов (1815–1869, ил. 54) — уроженец села Безруково близ Ишима, оставил неизгладимый след в истории культуры Зауральского края, да и всей России. Помещённый здесь его портрет-гравюра — наиболее ранний, когда-либо встреченный в печатных изданиях. Основой гравюры стал фотоснимок П. Ершова, исполненный тобольским пионером фотографии П.С. Паутовым в 1862–1864 годах [11]. По отзывам близких людей и родных из семейного окружения портрет весьма схож с обликом поэта в его последние годы жизни. Оригинал фотографии много лет хранился у наследницы омской семьи П. Паутова и его внучки Екатерины Григорьевны Бейман (1885–1989), в девичестве — Паутовой. Она известна в Омске как талантливый школьный методист и автор статей в журнале «Биология в школе». Оставляю для себя, или для моих последователей, надежду найти в архивах Е.Г. Паутовой-Бейман оригинал первого фотоснимка П.П. Ершова. Обширный архив Е.Г. Бейман хранится в музее народного просвещения в Омске.
Впервые гравюра с автографом П.П. Ершова была опубликована на авантитуле редкой книги 1872 года [1], отпечатанной в Санкт-Петербурге вскоре после кончины поэта и при жизни Д.И. Менделеева (ил. 55). В начале 1870-х годов полиграфическая техника не обладала современными возможностями, поэтому обходилась отпечатками с дорогостоящих, но высокого качества гравюр. Как видно из снимка (правый нижний угол), в те далеко не простые времена даже размещение гравюры требовало «дозволения» цензуры… Автор книги, текст воспоминаний которой подготовил университетский сокурсник П. Ершова А.К. Ярославцов, может считаться наиболее объективным исследователем биографии поэта, учителя словесности и просветителя. Монография ценна тем, что значительный её объём занят письмами П.П. Ершова своим корреспондентам в Питере и его рассказами о себе. Иллюстрации книги содержат не только гравюру портрета П. Ершова, но и образцы его почерка на примере записи одного из стихотворений поэта. Поскольку тематика настоящей книги более всего тяготеет к связям двух великих тоболяков, я помещаю здесь другой более ранний образец почерка: письмо П.П. Ершова из Тобольска Д.И. Менделееву в Санкт-Петербург от 13 августа 1858 года (ил. 56). П.П. Ершов, в частности, пишет (в сокращении): «Ваше письмо, уважаемый Дмитрий Иванович, доставило мне много отрадных минут. Оно напомнило мне Петербург и интересные личности, которые по разным разностям стали и мне представляться уже в тумане прошедшего… Улыбнитесь, если угодно, но я все-таки хочу принадлежать к оптимистам или к тем добрякам, которые не потеряли еще веру в лучшее, которые охотно объясняют дело со светлой его стороны или, за неимением ее, расцвечивают темную… Ради ваших атомов, из которых всё и в которых всё, не скупитесь дарить меня вашими письмами… Благодарю вас за сообщенные мне новости, некоторые из них действительно для меня новы… Душевно уважающий вас П. Ершов».


Работа А.К. Ярославцова не раз служила подспорьем для исследователей жизни П.П. Ершова, переиздавалась в наше время, но её первое издание считается раритетом. В дальнейшем изложении я буду постоянно пользоваться сведениями из неё, занимающей почётнейшее место в собрании старинных книг моей домашней библиотеки. Нет сомнения, что публикация А. Ярославцова была известна Д.И. Менделееву, и он владел её содержанием.
Большинству читателей П.П. Ершов известен только как автор одного, пусть и замечательного произведения, впервые прозвучавшего, кстати, когда его автору-студенту исполнилось всего 19 лет. Стало быть, оно написано было, по крайней мере, годом раньше. Неспециалистам вряд ли известно, что поэтические публикации, драмы, эпиграммы, солидное эпистолярное наследие Ершова занимают страницы внушительного тома объемом более 30 печатных листов. В 1986 году мне довелось побывать в Иркутске и приобрести там отпечатанный в Восточно-Сибирском книжном издательстве один из самых полных к тому времени сборник трудов нашего великого земляка [7] с комментариями В.Г. Уткова — известного исследователя биографии П.П. Ершова [3, 7]. Кроме литературной деятельности Ершов много полезного сделал на ниве народного просвещения, открывал новые школы, творчески, а не по форме инспектировал их работу, уделял внимание совершенствованию программ школьного образования.
Годы обучения Д.И. Менделеева в Тобольской гимназии (1841–1849) совпали с расцветом педагогической деятельности П.П. Ершова как учителя русской словесности, а затем, с 1844 года — инспектора гимназии. Таким образом, есть основания утверждать, что Ершов стал первым учителем и наставником будущего ученого с мировым именем. Интонации осторожности в утверждении «…есть основания…» вызваны тем, что в последнее время в некоторых публикациях ставится под сомнение вероятность события, при котором Дима Менделеев имел возможность слушать на уроках в гимназии лекции П.П. Ершова: чтение лекций в обязанности инспектора не входило. Следовательно, полагают они, Ершов не мог быть учителем Д. Менделеева. Такое мнение, в частности, содержится в интервью доцента из Ишимского педагогического института Т. Савченковой [14]. Она утверждает, что с 1844 года, когда Ершов получил повышение по службе и стал инспектором гимназии, он перестал вести занятия. Привожу дословный фрагмент этого интервью. «…Имени Петра Павловича в числе гимназических преподавателей, упоминаемых Менделеевым в автобиографии, не находим. По всей видимости, Ершов не был учителем Менделеева, так как с 1844 года занимал место инспектора гимназии и свою дисциплину — русскую словесность и логику — передал А.В. Плотникову, который вёл её с 1844 по 1863 год». Ссылка на автобиографию — на самый краткий из возможных биографических документов — выглядит довольно странно: мало ли кто-то и что-то не упоминает в своих автобиографиях. В ней, к примеру, Менделеевым не указывалось неоднократное посещение П. Ершовым своей семьи. Но значит ли это, что он её никогда не посещал? Тогда что же происходило на самом деле?

Обратимся к одному из писем П.П. Ершова от 22 июля 1843 года. Он пишет: «Я тот же старший учитель словесности, как и прежде, с той только разницей, что титул «благородия» переменил на «высокоблагородие»: в июле утверждён коллежским асессором. <…> Ожидаю представления в надворные. <…> Служба много уносит у меня времени, то в классных занятиях, то в частных». И ещё (18 ноября 1843): «Генерал-губернатор представил меня в инспекторы Тобольской гимназии с оставлением при классе словесности и с полными окладами жалования по обеим должностям». Выделенный мною текст подтверждает, что и после перехода на новую должность П.П. Ершов сохранил учительскую должность и продолжал вести занятия с гимназистами, включая и тех, кто учился вне гимназии. Не будут же платить человеку за работу, которую он не совершал! И почему бы не допустить, что курс словесности могли вести два преподавателя?
Имеется ещё один любопытный документ, о котором писал В.Г. Утков [5]. В Тобольске в государственном историко-архитектурном музее-заповеднике сохраняется тетрадь, скомпонованная П.П. Ершовым. Обложка экспоната собственноручно озаглавлена им как «Сочинения учеников Тобольской гимназии за 1847–1848 годы». В тетради собраны 11 прозаических и стихотворных сочинений лучших гимназистов. Подобные подборки обычно делаются в тех случаях, когда преподаватель гордится своими просветительскими результатами, и ему хочется сохранить выдающиеся итоги своего учительского труда. Следовательно, и в эти упомянутые годы П.П. Ершов проводил занятия с гимназистами. Добавлю, что у П.П. Ершова учились и старшие дети Менделеевых, а это уже элемент опосредованного влияния на членов семьи, включая самых младших.
Миф о великом сказочнике, при котором отвергается влияние П.П. Ершова как учителя на формирование будущего учёного, дополняется утверждением, возникающим в умах некоторых, с позволения сказать, учёных мужей, что Ершов не мог быть автором «Конька-Горбунка». Особенное усердие в отрицании авторства П.П. Ершова проявила в 2004 году парламентская газета [10]. Автор «сенсации», некий Козаровецкий, приводил в статье «неопровержимые документы» в пользу А.С. Пушкина как автора сказки. Будто бы сам великий поэт придумал мистификацию с именем юного П. Ершова, а если участие Ершова имело место, то только в том, что текст после переделок и вставок стал много хуже, чем у А.С. Пушкина, и только тогда сказка «перестала быть собственно пушкинской». Как итог «исследования» прозвучал призыв восстановить пушкинский текст, а на обложку «Конька-Горбунка» поместить портрет А.С. Пушкина вместо самозванца П.П. Ершова.
Д. Менделеев занимался в гимназии неровно. Известен единственный школьный документ об окончании юным Дмитрием «курса наук», так как архив гимназии, представляющий большую научную ценность, к сожалению, погиб в годы Гражданской войны. Аттестат молодого Менделеева подписал «исправляющий должность директора гимназии и училищ Тобольской губернии, инспектор, коллежский советник Петр Ершов». Знаменательное событие произошло 14 июня 1849 года. Из аттестата между прочим следует, что по русской словесности (сочинения и славянская грамматика, история русской литературы, теории слова и поэзии, словесных произведений и красноречия) молодой выпускник гимназии имел «достаточные» познания. В переводе на современные критерии — удовлетворительную оценку: средний балл пятнадцатилетнего Дмитрия Менделеева был равен 3,22. Впрочем, этому и не следует удивляться, так как основной задачей гимназии тех лет было воспитание у выпускников «любви к религии, престолу и Отечеству». Для достижения этой цели гимназический режим обучения и воспитания предусматривал наблюдение за образом мыслей и поведением учащихся, строгие физические наказания провинившихся, изучение мертвых языков типа латинского и штудирование Закона Божьего. Не случайно в зрелые годы Д.И. Менделеев, вспоминая школьные радости, к самым памятным из них относил сожжение гимназистами учебников латинского языка на знаменитом Панином бугре неподалеку от гимназии (ил. 57).

Все, кто знаком с научными трудами Д.И. Менделеева, конспектами его лекций, составленными слушателями по столичному университету, знают, насколько иногда тяжеловесными бывали словесные обороты ученого. Надо полагать, учитель русской словесности П.П. Ершов еще в ученические годы Дмитрия Менделеева заметил эту особенность речи своего ученика. Только высокой требовательностью к нему можно объяснить «достаточную» оценку знаний. Этой требовательностью, а вместе с тем передачей своим ученикам необыкновенного владения П.П. Ершовым народным русским говором (вспомните «Конька-Горбунка») можно объяснить феноменальное явление, которое можно встретить только в трудах Д.И. Менделеева. На их страницах читатель постоянно встречает образные и мудрые народные выражения. Нередко попадается сочный сибирский говорок и постоянно — необычная манера изложения своих мыслей, которая резко отличалась от привычного стиля академических опусов других авторов.
Одним из важнейших качеств настоящего учителя молодежи всегда считалось умение наставника не столько передать учащимся те или иные, пусть и важнейшие, факты, события и сведения, сколько приучить их к самостоятельному мышлению и к творческому, без схоластики, поиску знаний. Немаловажно также умение учителя выявить среди учащейся массы те индивидуальности, которые еще в гимназические годы открывали зачатки будущей незаурядности. Этими замечательными качествами в полной мере владел П.П. Ершов. Не о том ли уже в зрелые годы сам Ершов писал в одном из своих стихотворений.

Я много думал и учился,
Натуры тайны я постиг,
Кто умным, кто глупцом родился,
Я ощупью узнаю вмиг.
Нам всем фортуна насадила
На череп множество примет,
Лишь разгадать их — в этом сила,
В ком будет прок, в ком прока нет.


Все исследователи творчества Менделеева единодушно признают несомненное влияние личности П.П. Ершова как на формирование интеллектуального багажа будущего светоча науки, так и на его будущие представления о педагогических идеях и направлениях обучения. Более того, влияние Ершова сказалось на воспитании Менделеева сильнее, чем на других учеников, еще и потому, что Ершов тесно связан и признан семьей Менделеевых с ученических лет. Стало быть, общение молодого Менделеева продолжалось со своим учителем и за порогом гимназии. На основании личного ученического опыта Дмитрий Иванович в труде «Заметки о народном просвещении в России» писал следующие примечательные строки: «В отношении умственного и волевого развития учеников, стремления их к дальнейшему высшему образованию и запасу сведений, спрашиваемых в жизни, все зависит, по моему крайнему мнению, в наибольшей мере от качества преподавателей, их примера, их любви к делу…».
Вспомним, что и П.П. Ершов в 1842 году работал над сочинением «Мысли о гимназическом курсе», в котором, на основании своего педагогического опыта, предлагал пути исправления недостатков гимназического образования. Но о том же самом и Д.И. Менделеев на исходе жизни писал в своих сочинениях! Не случайно же Д.И. Менделеев считается крупнейшим теоретиком образования, включая высшую школу. А мы вот вновь вынуждены слышать, что П.П. Ершов не мог оказать какого-либо влияния на своего ученика…
Когда я набирал на компьютере названия трудов П.П. Ершова «Мысли о гимназическом курсе» и Д.И. Менделеева «Заметки о народном просвещении…», мне пришла в голову «крамольная» для нашего времени и для руководящих органов просвещения России мысль. Суть её сводится к вопросу: а как бы посмотрел Д.И. Менделеев, как, впрочем, и П.П. Ершов, на пресловутый ЕГЭ, захлестнувший стиль обучения в современной средней школе? Я как-то по случаю более внимательно, чем прежде, осмотрел картину известного художника Николая Богданова-Бельского (1868–1945) под названием «Устный счет», написанную в 1895 году, при жизни Д.И. Менделеева (ил. 58). Картина хранится в Третьяковской галерее. Художник изобразил реальную личность — учителя, члена-корреспондента Императорской АН, известного профессора биологии и математики Московского университета С.А. Рачинского (1833–1902) и его задумчивых учеников, до отрешенности, целиком поглощённых решением задачи на уроке арифметики в трёхклассной сельской школе конца XIX века. С. Рачинский в своё время оставил в университете кафедру и возглавил сельскую школу в своём родовом имении Татево, что в Смоленской губернии [12]. Вглядитесь в картину. На классной доске видна задачка для устного счета как сумма квадратов последовательности цифр от 10 до 14, поделённая на 365. Чему равен итог?

Я — профессор, доктор технических наук, награждён настольной медалью Вильгельма Лейбница от имени Европейского научно-производственного консорциума в Брюсселе за успехи в области физико-математических наук. Тем не менее прочитал я эту задачку и понял, что современный профессор без счётного калькулятора ее в уме не решит. А деревенские школьники XIX века решали! И решали потому, что школьная программа арифметики предусматривала знание приёмов приближённых вычислений, устного и быстрого счёта, совершенно не схожих с теми, которые используются в современной школе при решении письменных задач на бумаге. Тех приёмов и знаний из теории чисел, о которых, боюсь сказать, не знают современные выпускники педагогических институтов и университетов — будущие учителя. Приёмов, которые не ставили самоцелью приёмы устного счёта, но способствовали развитию гибкости мышления, умению выделять главное, расчленяя проблему счёта на отдельные составляющие. Разумеется, взрослому человеку, утратившему с возрастом эластичность счётных способностей в уме, с неисчислимыми возможностями современных счётных машин и компьютеров устный счёт не нужен. Но для развития умственных способностей растущего подростка он абсолютно необходим. В школах минувших двух веков запоминание стихотворений и таблицы умножения, как и устный счёт, считались необходимыми условиями гармоничного развития молодого мозга учащихся. Не случайно, что С.А. Рачинский издал учебное пособие, в котором он изложил 1000 задач для устного счёта.
Мне запомнились два характерных эпизода из воспоминаний племянницы Д.И. Менделеева Н.Я. Капустиной-Губкиной [2]. Её мать, Екатерина Ивановна, старшая сестра Д.И. Менделеева, в замужестве — Капустина, рассказывала Надежде Яковлевне о посещении Омска Марией Дмитриевной Менделеевой вместе с шестилетним сыном Дмитрием в 1840 году. Чтобы занять ребёнка, Е.И. Капустина иногда играла с Митей в модную тогда игру «тинтере» или в «палки». В пасьянсе главным условием выигрыша считалось умение быстро считать в уме. И шестилетний Митя, будущий учёный, всегда обыгрывал свою сестру. Другое её же воспоминание относится к тем годам, когда она помогала Дмитрию Ивановичу в выполнении счётных работ в Палате мер и весов. Капустина-Губкина писала: «Помню, раз ему нужны были какие-то перемножения на многозначные цифры, и он предложил мне делать их наперегонки — он и я, и пока я делала два, он сделал семь умножений». Как видим, устный счёт, усвоенный в раннем детстве, помог, а скорее не помешал Д.И. Менделееву стать не только успешным вычислителем и высокообразованным человеком, но и выдающимся учёным.
А задачку С.А. Рачинского с устным счётом я всё-таки решил, упорно и умышленно не желая воспользоваться карманным калькулятором. Для чего в кои-то веки пришлось вспомнить уроки элементарного школьного курса. Чтобы не писать формулы, которые способны отпугнуть читателя, перейду к словесным пояснениям. Итак, довольно необычный для третьеклассников пример устного счёта на школьной доске выглядит следующим образом:


Для нашей задачки, в соответствии с подзабытыми школьными уроками, квадраты сумм первых трёх чисел равен сумме квадратов остальных двух плюс удвоенное произведение первого числа на второе. Далее следует элементарная арифметика. Раскладываем все числа в квадрате на сумму 10, 10+1, 10+2, 10+3 и 10+4. Получим 5 раз по 10 в квадрате, или 500. Прикидываем, что квадраты чисел 1+4+9+16 равны 30. Тогда удвоенное умножение на последовательность сумм (в скобках): 2х(10+10х2+10хЗ+10х4) даёт сумму 200. Итоговый результат составляет 500+30+200 = 730. Делим его на 365 и получаем искомый результат — 2 (!). Не уверен, что мой способ наилучший, есть, вероятно, и другие, более простые, чем предложенный. Так, в замечательной книге уральского учителя Д.С. Фраермарка [4] даётся более простой путь решения, но главное, пожалуй, в другом: чтобы в уме провести все эти расчёты, надо много знать и немало потрудиться. Всем этим подготовленные ученики С.А. Рачинского обладали в достаточной степени. Могут ли с ними соперничать современные учащиеся? Утвердительный ответ у меня не получается…
Когда-то русское классическое образование считалось лучшим в мире. Но после реформ современного Министерства образования России становится тревожно за судьбу молодого поколения, которому будет передана эстафета будущего развития страны.
ЕГЭ все ругают и даже не стесняясь в оскорбительной форме называют его ЯГА. Существует и другая издевательская байка по отношению к этой форме контроля знаний. Беседуют двое выпускников школы, успешно сдавшие ЕГЭ по химии.
— Не могу понять, — говорит один из них, — почему в таблице Менделеева йод имеется, а зелёнки нет?
Мало кто помнит, что в 1960-х и в начале 1970-х годов были в нашей стране в системе высшего образования точно такие же чудовищные попытки с вариантом перевода контроля знаний из области размышлений в разряд экзаменов-гаданий. Только называлось это ноу-хау «программированным обучением». Так называемые контрольно-испытательные машинки типа КИСИ имели варианты ответов — нажми на любую клавишу и, возможно, угадаешь, который из них правильный. То же самое происходит и сейчас, только трёх-четырёхвариантные вопросы внесены не на карточки в машинке, а на контрольные листы. Сколько преподаватели вузов потратили усилий на изменение программ и на составление вопросников, а администрации вузов — денег на пресловутые контрольные машинки! Мучились несколько лет, пока министерство под давлением вузовской общественности не признало наконец вред своего нововведения. И вот: перенесли это «новшество» в среднюю школу, но с другим названием. Умеем же мы наступать на грабли бесчисленное количество раз, но не делаем попыток учитывать прошлый печальный опыт. Не говорю уже о том, что процедура приёма ЕГЭ унизительна как для учителей, которым доверяют обучение, но лишают этого доверия при контроле знаний, так и для самих экзаменующихся. Можно вспомнить мудрое высказывание Д.И. Менделеева, как будто специально адресованное нашему времени: «Без доверия к учителю учение не может давать добрых плодов». Оценка работы учителей по результатам экзаменов возмущала Д.И. Менделеева. «Конечно, проверка учителей необходима, — говорил он, — но её следует проводить на стадии отбора учителей, как личностей, так и профессионалов». А что мы видим в наше время? Придумали для экзаменов массу ограничений на современную оргтехнику, для надзора за экзаменующимися не прочь использовать полицию, а телевизионный подгляд за школьниками уже вошёл в оскорбительную норму. Не пора ли отправить в Государственную Думу запрос на закон о защите на экзамене чести и достоинства школьников, подобно закону о защите чести и достоинства верующих?..
Вернёмся к П.П. Ершову и Д.И. Менделееву. Покинув гимназию, Д.И. Менделеев оставил добрую память о своем учителе и сохранил с ним до конца его жизни тесные дружественные, а затем и родственные связи. Общение учителя и ученика через переписку продолжалось и тогда, когда Д.И. Менделеев уже работал и жил в Петербурге. Благодарный ученик способствовал переизданию «Конька-Горбунка». Родственники Д.И. Менделеева вспоминают, что он, желая
сохранить память о своем земляке, увлечённо коллекционировал различные выпуски этой книги, и у него скопилась неплохая подборка популярной сказки, изданной в разные годы в России и за рубежом. В библиотеке учёного при Петербургском университете хранится даже японское издание, а русское собрание сказки завершается ее 19-м изданием за 1902 год.
Постоянно помнил своего ученика и учитель. История сохранила отдельные фрагменты их переписки. Известно письмо П.П. Ершова Д.И. Менделееву от 4 мая 1863 года, в котором он сообщает: «Вчера я имел удовольствие получить письмо Ваше, добрейший Дмитрий Иванович, и спешу поздравить Вас, равно и милую Феозву Никитишну, с новорожденной. Дай Бог, чтобы она была постоянно Вашею радостью и утешением. И мне тоже в светлые дни Пасхи послана радость бумагою о столь долго ожидаемой пенсии. Благодарю Вас, Дмитрий Иванович, за содействие Ваше в получении её мною. Без Вашей справки в Департамент, а может, и настояния, я до сих пор жил бы ожиданиями». Д.И. Менделеев считал для себя необходимым информировать учителя из далекой провинции о столичных новостях и, несмотря на занятость, хлопотал о назначении пенсии Ершову, способствовал переизданиям «Конька-Горбунка» и оплате его автору гонорара со стороны нерадивых столичных издателей.
В феврале 1869 года, незадолго до кончины, П.П. Ершову из Санкт-Петербурга в Тобольск было отправлено приглашение на юбилейный акт университета. Без боязни впасть в ошибку могу утверждать, что эта инициатива не обошлась без участия Д.И. Менделеева. Насколько П.П. Ершов был тронут этим приятнейшим известием, можно узнать из книги А.К. Ярославцова: «Слава Богу! Меня не забыли <…> и вспомнили в торжественный праздник университета, где я так был счастлив!». К сожалению, письмо с приглашением пришло в Тобольск уже после завершения торжеств, и возможностью поездки в столицу П.П. Ершову воспользоваться не удалось.
Позволю себе некоторое отступление от основной темы. Мой опыт работы свидетельствует, что в любых поисках существует своеобразный пласт событий, над разгадками которых приходится биться годами без каких-либо реальных результатов. Эти события постоянно тревожат мой «процессор», но до сих пор не удаётся довести их прояснение до логического конца. Того самого, когда остаётся сделать последний шаг: стыковку разработки готовой темы с читателем. Нечто подобное случилось и с темой по П.П. Ершову. Давно занимаюсь поисками малоизвестных сведений о Д.И. Менделееве, причастных главным образом к его семейным связям в Тобольске, и меня долгое время терзала мысль: успела ли дойти до учителя весть о величайшем научном достижении его бывшего ученика — открытии закона периодичности элементов? Знаменательное событие и кончина П.П. Ершова почти совпали по времени: весна и осень 1869 года. Хронология здесь следующая. 17 февраля 1869 года (1 марта по новому стилю) Д.И. Менделеев разослал отпечатанные листки с «Опытом системы элементов…» многим отечественным и зарубежным учёным и коллегам. 6 марта на заседании РХО Н.А. Меншуткин-старший от имени Д.И. Менделеева сделал сообщение на основании содержания листка. Сам Менделеев не смог этого сделать, так как по договору с Н.В. Верещагиным, братом известного художника, вынужден был взять отпуск в университете и выехать в Бежецкий уезд по обследованию производства молочных продуктов. В середине марта вышел в свет второй выпуск учебника Менделеева «Основы химии» с приложением текста «Опыта системы…». Тогда же «Опыт системы…» опубликовали в Германии в «Журнале практической химии», т. 100, вып. 4. Наконец, 18 (30) августа 1869 года — дата кончины П.П. Ершова. Успела ли за пять месяцев дойти до Тобольска весточка о достижении ученика, успехом которого высокообразованный словесник мог бы гордиться?
Отдадим должное П.П. Ершову: он всю жизнь занимался самообразованием и следил за достижениями науки и техники не только в области словесности. В своё время меня немало поразили фразы П. Ершова в одном из писем в Санкт-Петербург от 13 июля 1866 года [1, с. 191–192]. Он писал своему корреспонденту: «Не сердись, что на большие твои письма я отвечаю лоскутками. Ей-Богу, писать для меня такая комиссия, что только желание иметь от тебя весть заставляет браться за перо. То ли дело разговор! Может быть, изобретательный ум придумает какой-нибудь далёкослышный рупор, и тогда я буду день и ночь разговаривать с вами». Письмо это совпало со временем, когда в инженерных кругах России, Европы и Америки интенсивно обсуждалась проблема телефона — прибора для передачи человеческого голоса на расстоянии по проводам. Спустя несколько лет проблема была решена. Несомненно, в Тобольске следили за реализацией этой мечты, и П.П. Ершов знал о достижениях и неудачах инженерного сообщества. Почему бы не допустить, что и проблемы в области химии также интересовали Ершова. Из воспоминаний тобольского художника М.С. Знаменского (1833–1892), например, известно, что при встрече с ним за чашкой кофе 26 октября 1862 года П.П. Ершов живо интересовался достижениями и новинками фотографии, включая стереоскопическую съёмку [11].
Разумеется, необходима корректирующая оговорка. Д.И. Менделеев работал над усовершенствованием своего закона вплоть до 1871 года, и признание открытия пришло не сразу: скептиков и ревнивцев было предостаточно. Только после опубликования Менделеевым в ноябре-декабре 1870 года предсказания свойств неизвестных науке элементов Дмитрий Иванович обрёл всемирную славу. Замечу, что в средней школе России тогда не было сильной традиции в преподавании химии, учебники заметно отставали от новейших достижений, да и школьные преподаватели относились к новинкам как к высокой и далёкой от жизни академической науке. Тем не менее хочется надеяться, что весточка из Питера о гениальной работе Д.И. Менделеева успела порадовать тобольских учителей, как и самого П.П. Ершова, но прямых доказательств этого события я не имею.
Мое давнее увлечение П.П. Ершовым началось, как и по многим другим темам, с поисков художественных почтовых открыток с портретами писателя. Особенно ценными в своей коллекции я считаю те из них, которые изданы в конце XIX или в самом начале XX века, то есть относятся к временам, наиболее близким как к периоду жизни писателя, так и к последним годам жизни Д.И. Менделеева. Кроме того, немало усилий и времени пришлось потратить на поиски открыток тех же лет, посвященных сюжетам «Конька-Горбунка». Наибольший интерес представляет красочная серия, включающая более трех десятков открыток с иллюстрациями фрагментов сказки, выполненная в 1897–1907 годах по цветным рисункам художника А.Ф. Афанасьева (1850–1920). Впервые его работы по «Коньку…» опубликовал в 1897 году юмористический журнал «Шут», а спустя десятилетие их использовало издательство «Ришаръ» в Санкт-Петербурге (ил. 59) при услугах типографии Товарищества Р. Голике и А. Вильборга (ил. 60). Красочной серией почтовых открыток с рисунками Афанасьева почти в полном составе располагает музей Тюменского индустриального университета.

В интересной работе В.Г. Уткова (1912–1988), целиком посвященной судьбе сказки П.П. Ершова [3], автор дает рисункам А.Ф. Афанасьева сдержанно-одностороннюю оценку. С ней трудно согласиться. Утков трактует работу Афанасьева как образец народной сатиры, не более, в которой автор «не сумел постичь всей глубины образа Иванушки и раскрыть в иллюстрациях сокровенный смысл» сказки. Много лет я проверял эту несправедливую оценку на детях, включая и своих, и могу сказать, что «глубина образа» и «сокровенный смысл» их мало интересовали. Более всего их внимание привлекали занимательный и закрученный сюжет, легкое стихотворное, в хореическом стиле, изложение, запоминающееся без труда, и образный язык. Вспомните А.С. Пушкина: «Этот Ершов владеет русским стихом как своим крепостным мужиком». Дети запоминали сказку с первого чтения и не без помощи талантливых рисунков А.Ф. Афанасьева.
Хореическим, как говорят специалисты, размером стиха в русской литературе, кроме А.С. Пушкина и П.П. Ершова, владели немногие. Среди них знаменитый поэт А.Т. Твардовский со своей поэмой «Василий Тёркин». Как вспоминал сам поэт, в детстве под влиянием отца он зачитывался ершовским «Коньком-Горбунком».
Самыми первыми иллюстраторами «Конька-Горбунка» стали в 1856 году художник по дереву Р. Жуковский и гравёр Л. Серяков. Для четвёртого издания сказки они подготовили семь рисунков. В советские годы «Конька-Горбунка» иллюстрировали многие художники, работы которых использовались при печати книг и почтовых открыток. Можно назвать имена Ю.А. Васнецова (1938 г.) — народного художника РСФСР; Д. Моора (ил. 61, 1945 г.), В. Куприянова (1957), Т. Королёва (1975), В. Павловой (1989) и др.
Увлекаясь творчеством П.П. Ершова, коллекционируя материалы к его знаменитой сказке, нельзя не мечтать о посещении тех мест в нашем крае, которые связаны с нелегкой судьбой великого поэта. В первую очередь здесь следует упомянуть село Безруково-Ершово, родину сказочника. Предлагаемый ниже материал, сохранившийся мною в личном архиве, был написан в далеком феврале 1981 года, другими словами, в те мои времена, о которых П.П. Ершов писал однажды в одном из своих писем: «Когда у меня не было еще ни одного седого волоса, а на голове не сияло солнце». Текст родился после моего посещения Ишима, села Безрукова и его школы с замечательным музеем, посвящённым П.П. Ершову. Впечатления от поездки были настолько памятными и яркими, что статья родилась буквально в течение одного вечера. К сожалению, ее публикация по ряду причин в то время состоялась только в сокращенном газетном варианте [6], а позже, в расширенном изложении, в краеведческом альманахе «Коркина Слобода» из Ишима [8], а также в сборнике [9]. Думается, в качестве личного юбилейного вклада, приуроченного к прошедшему 200-летию со дня рождения П.П. Ершова, а это минувший 2015 год, публикация материала не окажется излишней.




* * *
«…Наверное, каждый замечал, что воспоминание о каком-либо явлении или событии, рассказанное другими людьми, не воспринимается столь ярко, как увиденное самим. От Тюмени до Ишима дорога неблизкая, три с лишним сотни километров, но из них хорошего автомобильного шоссе — асфальта чуть больше половины пути. Может быть, поэтому до сих пор не довелось побывать в городе, крупнейшем после областного центра и Тобольска. Без определенной цели трудно решиться и собраться даже на загородную поездку, а тут, как ни говори, расстояние, и приличное.

Давно и настойчиво приглашал меня посетить педагогический институт его ректор, давний коллега Н.И. Толмачев. Накануне отъезда пришлось прочитать об Ишиме все, что оказалось под рукой. У немцев есть изречение: «Wenn jemand eine Reife tut, dann kann er was erzӓhlen» («Кто путешествует, тому есть что рассказать»). Действительно, побывав в Ишиме, я узнал, что в городе жили декабристы А.И. Одоевский и В.И. Штейнгейль. В свое время В.И. Штейнгейлем, единственным декабристом — уроженцем Урала, было подготовлено «Статистическое описание Ишимского округа». Сто лет назад в Ишиме три долгих года ссылки провел писатель-народник Г.А. Мачтет. Но, пожалуй, больше всего взволновала другая новость: неподалеку от Ишима в деревне Безруково 22 февраля 1815 года родился наш великий сказочник и поэт Петр Павлович Ершов (1815–1869).
Желание увидеть Безруково, испытать острое чувство причастности пусть не к событиям, а хотя бы к месту, дорогому для Ершова, было настолько сильным, что откладывать поездку в Ишим под разными предлогами стало невозможно.
Шесть часов автомобильной езды по заснеженному шоссе, и мы в Ишиме. Гостиница, обед на скорую руку, снова автомобиль и, пока еще не стемнело, торопимся за город по старому Сибирскому тракту на запад от Ишима. Вот и Безруково. Впрочем, с 1969 года, когда в Тюменской области готовились к столетию со дня смерти П.П. Ершова, деревня получила новое название — Ершово, сохранив старое лишь за железнодорожным разъездом на линии Тюмень — Омск.
В конце февраля в засыпанное сибирскими снегами Безруково приходит первое дыхание близкой весны. Солнце светит ярко, и в поле, что начинается сразу за околицей, на освещенных обочинах дорог и тропинок появляются ледяные пузырчато-ноздреватые щетки — корки снега. Округляются снежные глыбы, кое-где обнажается черная земля, вывороченная осенью. А там, где нет теней и солнце светит весь день, на ветвях вербы, несмотря на февраль, лопаются почки, обнажая свои бутоны с жемчужным отливом, когда смотришь на них вблизи, и белоснежным как хлопок — при взгляде издалека…
Село как село, таких много в Сибири, но вот школа — особенная, каменная, двухэтажная, недавно выстроенная взамен деревянной. В саду — скульптурное изображение Иванушки и Конька-Горбунка. Школьников немного — всего семьдесят, девять учителей, все с высшим образованием. С любовью оборудованные кабинеты, кинопроекторы, современная мебель, чистота.
Мы часто упрекаем школу за то, что в последние годы многое в программе обучения, особенно математики, усложнилось и было оторвано от жизни. Ученики разбираются в теории множеств с загадочными математическими обозначениями и символами, но с трудом вычисляют площади фигур, едва справляются с несложными алгебраическими выкладками. А вот в литературе, кажется, все наоборот: много недосказанного, немало упрощенного, школярского. Не раз будучи в местах, связанных с судьбой великих писателей, с грустью убеждаюсь, что некоторым учителям и в голову не приходит начать изучение их творчества с посещения школьниками заветных и дорогих русскому человеку мест.
«Конька-Горбунка» все читают с малых лет, но редко кто из родителей или учителей догадается рассказать любознательному малышу, что «дядя Ершов» жил, трудился, умер и похоронен у нас на сибирской земле. Впечатление на детей от такого сообщения заметно влияет на их взросление, они другими глазами смотрят на сказку, безадресно до этого прочитанную…
Опытные служители музеев знают одну опасную особенность своих экспозиций и стендов: пойти на поводу у экспонатов, увлечься их необычностью, редкостью, броским внешним видом, иногда — в стиле ретро. Итог — пышность выставки, нагромождение раритетов, которые в перенасыщенной совокупности и броскости либо не трогают душу посетителя, либо, что чаще всего, утомляют его. К Ершовской школе эти упреки отношения не имеют. Одна просторная комната целиком отведена музею П.П. Ершова.

Здесь много изданий произведений поэта, в том числе дореволюционных. Только знаменитая сказка «Конек-Горбунок» представлена более чем семнадцатью книгами, выпущенными в разные годы. Их присутствие на выставке — результат коллекционного и пытливого творчества одной из учительниц школы. Много фотокопий с редких снимков. Тщательно, со вкусом оформленные стенды всесторонне отображают главные этапы жизни поэта. Посетитель увидит здесь и другие, менее известные поэтические работы П.П. Ершова: «Осенние вечера», «Сузге», драматический анекдот «Суворов и станционный смотритель», «Фома-кузнец», отдельные стихотворения. В школе проводятся Ершовские чтения. К открытию музея среди учащихся объявили конкурс на лучшую эмблему. Предполагается расширить тематику экспозиции, привлечь материалы о писателях и поэтах Ишимского края.
О рождении и детстве П.П. Ершова известно немного. Все, что было написано о нём, касается в основном его жизни в Петербурге и Тобольске. О деревне Безруково — лишь несколько строчек. И немудрено: здесь ничего памятного не сохранилось не только о П.П. Ершове, но и о тех далеких временах начала девятнадцатого века, когда родился поэт. Утрачена деревенская церковь — своеобразный памятник выдающемуся уроженцу, к проектированию, строительству и финансированию которой был причастен при жизни П.П. Ершов (ил. 62). Храм обветшал уже к концу 1950-х годов, а в 1969 году был разобран. В сборнике поэзии П.П. Ершова «Конек-Горбунок. Стихотворения», изданном в серии «Библиотека поэта» (Ленинград, 1976), во вступительной статье И.П. Лупановой удачно описаны первые после рождения дни будущего поэта. Цитату стоит привести почти полностью. «…Ребенок готовился разделить судьбу троих своих предшественников: слабенькие, болезненные дети рождались у Павла Алексеевича и Ефимии Васильевны, умирали, не успев даже принять крещения. И этот, едва взглянув на свет, уже зашелся в припадке. И тогда отчаявшиеся родители вспомнили о старинном поверье: ребенка нужно «продать» нищему, чтобы тот, уходя, забрал с собой его «хворь». Искать «покупателя» долго не пришлось: немало бродяг утаптывало снега Сибирского тракта, на котором стояло Безруково. За медный грош «унес» один из них болезнь новорожденного. Так воистину сказочно началась биография будущего автора «Конька-Горбунка». Благословив Петра Ершова на жизнь, сказка зашагала рядом с автором по русской земле».
П.П. Ершов не забывал свою родину, хотя большую часть жизни — с 1836 года до смерти в 1869 году посвятил милому его сердцу стольному Тобольску. Разве что первые 8 лет провёл с родителями в Омске, Петропавловске и в Берёзово, (ил. 63). Будучи смотрителем народных училищ Тобольской губернии, в 1858 году он побывал в Ишиме (вспомните: «…знать, столица та была недалече от села…») и посетил родную деревню. Надо полагать, в ишимские края П.П. Ершов приезжал с хорошим настроением: за год ему удалось открыть две женские школы — в Ишиме и в Тюмени.
Совершенствование народного образования в родных краях, открытие и расширение школ приносило Ершову большое моральное удовлетворение. В какой-то мере оно облегчало душу, снимало тяжесть служебных неудач и обид, семейных огорчений. А они непрерывно сопровождали П.П. Ершова как в карьере, так и во взаимоотношениях с окружающими его людьми. В 1862 году Ершов получает далеко не добровольную отставку от всех его официальных дел. По слухам — за связи и переписку с петрашевцами. Событие это хорошо известно, но мало кто обращает внимание на то, что отставку получил 47-летний, сравнительно молодой чиновник. Даже любимое детище поэта «Конек-Горбунок» с первых же изданий принесло Ершову немало хлопот. Критики усматривали крамолу во всем.


Вот как звучал предвзятый отзыв рецензента по случаю выхода в свет в 1840 году третьего издания книги: «Основная мысль сказки — тупость, тунеядство и праздность есть самый верный путь к человеческому счастью». Тиски государственной цензуры до сих пор поражают воображение. Без согласования с автором издатель меняет стихотворную основу настолько, что ее не узнает сам Ершов. Так, фразу «До оброков ли нам тут? А исправники дерут» цензор заменил на менее политизированную: «А коль не урожай, так хоть в петлю полезай!». Только после смерти Николая I был разрешен выпуск сказки в первоначальном авторском прочтении.
Да что там цензура! Сибирский авторитет областник Г. Потанин в одной из своих работ («Областническая тенденция в Сибири», Томск, 1907) о деятельности П.П. Ершова отозвался следующей пренебрежительной фразой: «Всю жизнь он потратил на педагогическую деятельность в Тобольске, оставив по себе память в очень ограниченном кругу». Читаешь такое и диву даешься непониманию важности народного просвещения, даже если бы П. Ершов ничего и не сделал в русской литературе. Признаться, когда я впервые прочитал эти строки Потанина, то уважение к нему, бытовавшее в моем сердце ранее, улетучилось.
В одном из писем В. Стефановскому в январе 1865 года П.П. Ершов писал: «Па Коньке-Горбунке воочию сбывается русская пословица: «Не родись ни умен, ни пригож, а родись счастлив». Из письма к А.К. Ярославцову (6 августа 1852): «Ради Бога скажи мне, за что такая немилость к «Коньку»? Что в нем такого, что могло бы оскорбить кого бы то ни было?».
Разрываясь между литературным призванием и обязанностями чиновника, Ершов по окончании университета и по возвращении в Тобольск из Санкт-Петербурга поначалу не находил себе места. Из письма своему другу в столицу империи В.А. Треборну (Тобольск, 26 сентября 1844): «Муза и служба — две неугомонные соперницы, не могут ужиться и страшно ревнуют друг друга. Муза напоминает о призвании, о первых успехах, об искусительных вызовах приятелей, о таланте, зарытом в землю, и прочее. А служба — в полном мундире, в шпаге и шляпе — официально докладывает о присяге, об обязанностях гражданина, о преимуществах оффиции. Из этого выходит беспрестанная толкотня и стукотня в голове, которая отзывается и в сердце».
Медленно и неотвратимо уходили поэтические порывы, трудно писалось… Разве что на эпиграммы еще хватало духу. Так, в 1863 году Тобольск посетил новый губернатор А.И. Деспот-Зенович. После встречи с ним, надо полагать, малоприятной, Ершов в сердцах молниеносно сочинил следующую эпиграмму:

Тебя я умным признавал,
Ясновельможная особа,
А ты меня с глупцом сравнял…
Быть может, мы ошиблись оба?


Все чаще Ершов ловил себя на мысли о том, что, читая хорошие, но чужие стихи с удачными выражениями и меткими словами, он становился способным лишь на получение определенного настроения от стихотворения в целом, на его оценку, а не на создание чего-либо своего и лучшего. В те годы он жаловался В.А. Андронникову на трудное одиночество.

Ты просишь на память стихов,
Ты просишь от дружбы привета…
Ах, друг мой, найти ли цветов
На почве ненастного лета?


И ещё:

Враги умолкли — слава Богу,
Друзья ушли — счастливый путь.
Осталась жизнь, но понемногу
И с ней управлюсь как-нибудь…


Нередко в своей жизни человек ощущает этап, наступивший вчера-сегодня, когда он понимает, что закончилось что-то очень важное: детство, юность, обучение в университете. Позади — расставания с близкими и людьми, любимой работой, с хорошим когда-то здоровьем. Становится настолько грустно, что не по-книжному, не по толковому словарю он узнает настоящую цену сладковато-томительной и по-своему прекрасной болезни — ностальгии. П.П. Ершов в те годы переживал нечто подобное. Только иногда на его душу наплывало радужно-счастливое настроение. Он с упоением читал любимые и вновь открываемые для себя стихи, любовался природой, встречными женщинами. С возрастом, увы, эти наплывы приходили все реже и реже… Как их сохранить надолго? Чем стимулировать? Не эти ли вопросы приходят на ум каждому, особенно в зрелые годы?
Открытие музея П.П. Ершова в школе села его имени — событие знаменательное. Музей, несомненно, станет приметным очагом культуры в селе. Но ему необходимы помощь и внимание, в первую очередь от коллег из Тобольска, городской музей которого располагает многочисленными документами о П.П. Ершове. Их копии не только украсили бы школьный музей, но и подняли его научно-познавательное значение.
Безруковский период жизни П.П. Ершова, особенно посещение деревни в конце пятидесятых годов XIX века, наименее изучен. Было бы неплохо хозяевам музея школьникам попытаться собрать у себя все, что возможно. Наверное, в этом трудном деле наибольшую помощь может оказать переписка П.П. Ершова с уроженцем Тобольска великим русским ученым-химиком Д.И. Менделеевым и его женой, падчерицей Ершова, Ф.Н. Лещевой. По времени годы переписки и поездок в Ишим совпадают. Архив Д.И. Менделеева хранится в Ленинградском университете и содержит весьма ценные сведения о последних годах жизни поэта.
Некоторое отступление от основного текста. Интересное прошлое и завидная литературная судьба Ишима — города поэтов и учёных — напоминают мне множество других известных имен. Так, в 1771 году здесь побывал академик Петр Симон Паллас со своими учениками. Он посетил также окрестные селения: Вагай, Омутинское, Абатское, Заводоуковск. Спустя полвека (1829 год) город встречал Александра Гумбольдта. Он приехал в Ишим в сопровождении ссыльного декабриста С.М. Семенова для наблюдения Венеры на диске Солнца. В городе жил и учился будущий инженер-строитель Останкинской телевизионной башни Н.В. Никитин. Здесь родились и учились многие знаменитые спортсмены, прославившие спорт России. Вспомните хотя бы гимнаста Бориса Шахлина и рекордсменку мира по конькам Римму Жукову. Из Ишима вышли такие научные знаменитости, как Г.Н. Папулов — доктор геолого-минералогических наук, знаток геологии Полярного Урала; Л.И. Огнев — один из ведущих ученых-атомщиков в Арзамасе-16; астрофизик А.Г. Косовичев, в честь которого названа малая планета «Косовичея»; Ю.С. Верлинский — пионер выращивания «пробирочного» эмбриона человека, теперь — гражданин США и директор института генетики в Чикаго, и мн. др. Поиск местных краеведов, несомненно, расширит и обогатит этот перечень. А сколько Ишим дал литературных имен! Приходится сожалеть, что для сохранения в памяти поколений этих и других имен в городе до сих пор сделано мало, не организован краеведческий музей, для начала хотя бы на правах народного. Яркая жизнь литераторов и знаменитых тружеников науки прошлого могла бы послужить хорошим примером в патриотическом воспитании молодежи».

* * *
К статье 1981 года необходимы некоторые комментарии, учитывающие те изменения, которые произошли в стране, Ишиме и в Безруково-Ершово за последнюю треть века. Сведения о селе, возможно, сейчас звучат иначе, чем прежде. Ишим соединён с областным центром асфальтированной магистралью общероссийского значения, обзавёлся городским музеем. До сих пор площадку перед школой в Безруково с 1965 года украшает сохранившаяся скульптура Конька-Горбунка из железобетона (ил. 64). Автором скульптуры стала Л. Кремлёва. К сожалению, насколько мне известно, не в лучшую сторону изменилось положение школьного музея: он занимает уголок в физкультурном зале, и его пополнение экспонатами почти прекратилось. И тем не менее я решил почти ничего не менять в повторе давнего материала с единственной целью: передать читателю авторские впечатления и настроения начала 1980-х годов, свое восхищение историей Ишима — старинного города, во многом к лучшему изменившегося за последние два-три десятилетия.
Так, с 2006 года в городе создан Культурный центр им. П.П. Ершова, под который администрацией города отдано помещение бывшей школы по улице Советской, 30. На стене одноэтажного здания установлена мемориальная доска с текстом: «Здесь находилось женское училище, открытое в 1859 году при участии П.П. Ершова, автора сказки «Конёк-Горбунок». Город щедро потратился на многие памятные сооружения, столь важные для сохранения и популяризации истории Приишимья. На том же здании культурного центра с 2009 года рядом с мемориальной доской помещён барельеф П.П. Ершова с окружающими его героями легендарной сказки. Тут же стоит Иван со своим верным Коньком. К 200-летию А.С. Пушкина в 1999 году во дворе второго корпуса педагогического института установили скульптурную группу «Ершов и Пушкин».


Писать о П.П. Ершове можно много. Упомяну только о самых ранних проявлениях внимания к памяти П.П. Ершова. И прежде всего серию картин тобольчанина П.П. Чукомина, которыми художник в 1936–1937 годах создал замечательный образ поэта. В серию входят работы «П.П. Ершов у Пушкина», «П.П. Ершов пишет сказку «Конёк-Горбунок» и «П.П. Ершов сочиняет стихи». Меня удерживает от расширенного перечня памятных мест и сооружений сознание, что немало сведений о них опубликовано различными авторами и исследователями из Центральной России, Урала и Сибири. Сохранению памяти о П.П. Ершове много сделали пытливые поисковики из состава сотрудников краеведческого музея и Культурного центра Ишима. Серия публикаций о П.П. Ершове помещена в номерах и на страницах краеведческого альманаха из Ишима «Коркинская Слобода», в Ишимской энциклопедии [13]. Издана книга-летопись о П.П. Ершове, [15] и альбом ершовских мест [17].
В Тобольске имя П.П. Ершова носит драматический театр. К сожалению, многое оказалось утраченным. Так, в городе до недавнего времени был известен жилой дом П.П. Ершова (ил. 65). Вещественное свидетельство, причастное к имени великого земляка, к началу 1990-х годов не имело крыши, представляя собой голые стены с пустыми глазницами окон, а в наше время от здания остался лишь фундамент. Не сберегли тобольчане и памятник П.П. Ершову (скульптор В.М. Белов), установленный на мраморный постамент в июле 1972 года в центре Подгорной части города в сквере на пересечении улиц Мира и Ершова (ил. 66). Материалом памятника автор избрал медь. В 1990-х годах на дефицитный материал бюста, как и на чеканку медной полосы с сюжетами из «Конька-Горбунка», польстились современные варвары. На Завальном кладбище с восьмидесятых годов XIX столетия сохраняется мраморный памятник поэту со следующим текстом: «Петру Павловичу Ершову — автору народной сказки «Конек-Горбунок». Родился в 1815 году, февраля 22 дня. Скончался в 1869 году, августа 18 дня» (ил. 67). Памятник также не избежал потерь: прежде над крестом возвышалась фигурка ангела. Она сохранилась в запасниках краеведческого музея. Поэтому вероятность восстановления памятника до первоначального состояния достаточно высока.


Большое оживление принесли Ишиму и Тобольску подготовка и проведение 200-летнего юбилея поэта, который с размахом отпраздновали эти два города летом 2015 года [16]. Ишим обзавёлся солидным памятником П.П. Ершову работы скульптора С.Г. Полегаева из Москвы, (ил. 70). На постаменте скульптуры размещены сюжеты прославленной сказки. В марте 2013 года ОАО «Ростелеком» присвоило имя П.П. Ершова станции сотовой связи. Появилась соответствующая событию мемориальная доска. К сожалению, за обилием праздничных сооружений как-то в стороне осталось село Ершово… На праздник пригласили дальних родственников из разных уголков России (Москва, Санкт-Петербург, Уфа, Петропавловск-Камчатский и др.), из ближнего и дальнего Зарубежья (Италия, Япония — из Осаки и США — из Калифорнии). Доцент университета города Осаки Такаюки Мураками, изучающий русскую литературу, поведал, что в Японии существует более 50 различных изданий с переводами на японский язык «Конька-Горбунка» и снят мультфильм. Гости посетили Тобольск, в Тюмени — музейный комплекс имени И.Я. Словцова и побывали в музее Истории науки и техники при ТИУ, ознакомились с памятной экспозицией, посвящённой П.П. Ершову. В книге почётных посетителей музея праправнучка П. Ершова Алла Ранская, правнучка Зоя Кузьменко и праправнук Герман Гладков оставили тёплую запись. А. Ранскую, бывшую жительницу Иркутска, а теперь гражданку США, обрадовала в музее встреча с книгой о П.П. Ершове 1872 года издания под авторством Ярославцова. Гостья, у которой собрана обширная коллекция книг о «Коньке-Горбунке» на различных языках мира (более ста экземпляров, включая издание в Австралии), поделилась с нами такими впечатлениями: «Я увидела в Тюмени замечательный музей, и хочется вернуться сюда ещё раз. Здесь есть великолепный стенд, посвящённый Ершову. Больше всего меня заинтересовала обложка книги Ярославцова. Эту книгу я заказывала дважды из разных университетов США, но все издания приходили без обложки. Наконец здесь, в Тюмени, я смогла её увидеть». Приятно было узнать, что, оказывается, в далёкой Тюмени можно увидеть то, чего лишены Соединённые Штаты…
В Тобольске в 2008 году народным художником России М.В. Переяславцем созданы скульптурные группы с несколькими сценами знаменитой сказки: Конька-Горбунка и П.П. Ершова с книгой и пером Жар-птицы в руке (ил. 71), Конька-Горбунка и его хозяина Ивана-дурачка, царя с троном, пробующего ногой кипяток в котле, и «чудо-юдо Рыба-Кит» с фонтаном и художественной подсветкой [16]. Они украшают городской ландшафт и сквер П.П. Ершова. Можно лишь сожалеть, что во всех скульптурных композициях, как в Тобольске, так и в Ишиме, отражается только главное поэтическое достижение П.П. Ершова. Но его заслуги перед Сибирью не ограничиваются созданием знаменитой сказки. Он многое сделал для народного просвещения в Тобольской губернии. Он, наконец, был учителем Д.И. Менделеева. Увы, скульпторы не смогли всё это отразить и увековечить в своих монументальных созданиях. Разве что новая мемориальная доска, появившаяся недавно в Тобольске на стене здания старой гимназии, скрасила этот недочёт (ил. 72). Доску подарил городу московский художник Олег Турган. Текст доски гласит: «В этом здании с 1825 по 1830 год учился, с 1836 года служил преподавателем, с 1844 года — инспектором, а с 1857 года — директором Тобольской губернской гимназии поэт, автор сказки «Конёк-Горбунок» Пётр Павлович Ершов». В верхней части доски над портретом указаны годы жизни П.П. Ершова: 1815–1869, а внизу под портретом помещён автограф поэта. Правый нижний угол доски заполнен дарственным текстом художника.


Литература.1. Ярославцев А.К. Павел Петрович Ершов, автор сказки «Конёк-горбунок». СПб.: Тип. В. Демакова, 1872. 212 с. 2. Губкина-Капустина Н.Я. Семейная хроника в письмах матери, отца, брата, сестёр, дяди Д.И. Менделеева. СПб., 1908. С. 181, 188. 3. Утков В.Г. Дороги «Конька-Горбунка». М.: Книга, 1970. 144 с. 4. Фаермарк Д.С. Задача пришла с картины. М.: Наука, 1974. 160 с. 5. Утков В.Г. Гражданин Тобольска. Свердловск: Сред. — Урал. кн. изд-во, 1979. 144 с. 6. Копылов В.Е. Ершов в Ершове // Тюм. правда. — 1981. - 24 мая. 7. Пётр Ершов. Сузге: Стихотворения, драматические произведения, проза, письма. Иркутск: Вост. — Сиб. кн. изд-во, 1984. 464 с. (Сер. «Литературные памятники Сибири»). 8. Копылов В.Е. Ершов в Ершове // Коркина Слобода. Ишим. — 2000. — № 2. — С. 107–118. 9. Копылов В.Е. Ершов — учитель Д.И. Менделеева // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 3. Тюмень, 2002. С. 29–36. 10. Козаровецкий А. Секреты книжной полки. Добру молодцу урок // Парламент. газета. — 2004. — 26 нояб. 11. Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 57–61, 378–380. 12. Чаурина С. Устный счёт. Беседа по картине Н.П. Богданова-Бельского. // Искусство. — 2006. - № 2. 13. Савченкова Т.П. Ершов Пётр Павлович // Ишимская энциклопедия. Тюмень, 2010. С. 158–159. 14. Савченкова Т.П. Ершов и Менделеев: новое и малоизвестное / сайт интернета «Тюмень Медиа»: портал СМИ Тюменской области, 30 марта 2012. 15. Савченкова Т.П. П.П. Ершов. Летопись жизни и творчества (1815–1869). Ишим, 2014. 608 с. 16. Бабаева С. Год литературы в Тюменской области пройдёт под именем Петра Ершова. // Комсомол. правда в Тюмени. — 2015. — 24 февр. 17. Савченкова Т., Крамор Г. По Ершовским местам: альбом «Лирико-историческая экскурсия» / Культур. центр им. П.П. Ершова. Ишим, 2015. 110 с. 18. Савченкова Т. «Столица та была недалече от села»: наш земляк Пётр Ершов // Град-столица. Ишим, 2015. С. 165–187.

Д.И. Менделеев и Сибирский университет


Д.И. Менделееву принадлежит несомненная заслуга в открытии и в становлении первого в Сибири томского университета, и там же, в Томске — технологического института. Задолго до окончательного решения центральных российских властей об открытии университета в Сибири Менделеев познакомился с будущим ректором Томского университета В.М. Флоринским (1834–1899). Как ровесники по рождению, годам и по одному и тому же месту детства (Зауралье: Тобольск, Далматово), они тесно сблизились и ещё в 1860-х годах обсуждали проблемы высшего образования в Сибири. В процессе обсуждения они пришли к убеждению о возможности заинтересовать правительственные круги идеей открытия Сибирского университета. В 1877 году Менделеева включили в состав комиссии при Департаменте народного просвещения. Мне почему-то думается, возможно, я ошибаюсь, но Д.И. Менделеев, согласившись на участие в работе над проектом положения о вузе, в переходный период, когда окончательное место расположения университета ещё не было утверждено, тайно в душе имел виды на родной Тобольск… Увы, о несостоявшемся до сего времени в Тобольске Сибирском университете можно говорить только как о несбывшейся мечте.
А с чего всё начиналось, какие шаги русской общественности сопутствовали приоритетным для сибирского высшего образования решениям правительства России? Как оказалось, хронология событий на фоне XVIII–XIX веков выглядит необычайно пёстрой, а применительно к Тобольску — как драма. Немногие города России постигла незавидная судьба, которую история даровала городу Тобольску. Поначалу город, как столица огромнейшей территории от Урала до Камчатки, процветал, но ко второй половине XIX века роль Тобольска скатилась до провинциального поселения. Сколько замечательных инициатив со стороны правительства страны и просто предприимчивых людей по освоению Сибири и примыкающих к ней морей начиналось с Тобольска в XVIII столетии! А чем же памятным стал для Тобольска XIX век, начиная с его середины и далее? В итоге неблагоприятных обстоятельств Тобольск на многие десятилетия лишился тех благ цивилизации, которые дают городам мощный импульс развития, включая не только состояние промышленности и торговли, но и уровни культуры и образования.
Меня многие годы мучительно занимал недоумённый вопрос: почему столь влиятельное в истории России место, как Тобольск, во все времена, впрочем, и сейчас, оказывалось лишённым университетского статуса? Собирая по крупицам самый разрозненный по архивам и старым публикациям материал, удалось в частичной мере получить ответ на поставленный вопрос. Первая предварительная публикация по затронутой проблеме появилась у меня в 2010 году как выступление на одной из конференций в Тобольске [9]. С тех пор материалы пополнились дополнительными сведениями, с которыми я и делюсь с читателями.
После открытия в январе 1755 года первого в России Московского университета русское образовательное сообщество Центральной России со времён Екатерины II неустанно работало на развитие университетской сети на пространстве всего государства, включая районы отдалённых окраин, особенно Сибири. К сожалению, по причинам политического и хозяйственного порядка XVIII век оказался невероятно скупым на открытие высших учебных заведений. И это происходило в стране, отстававшей от Европы, кроме всего прочего, из-за отсутствия достаточно широкой и образованной прослойки людей, особенно в провинции. Только в самом начале XIX века появился Дерптский (Тартуский) университет (1802 год), затем Вильнюсский (1803) и Харьковский с Казанским (1804). Внушающая уважение столь щедро брошенная властью горсть решений, способствующих повышению образовательного уровня населения, оставляет, однако, в душе некоторое недоумение, если не горечь: университеты открывались в районах с преимущественно нерусским населением. Создаётся малоприятное впечатление, что университеты в первую очередь создавались для успокоения интеллигенции из среды инородцев, готовых к иномыслию и бунтам (не приведи Господь!). Даже в столице империи сначала открыли педагогический институт, только позже, в 1819 году, ставший университетом. Как можно предполагать, свершившееся неординарное событие произошло не без влияния и под давлением «вольнодумной» прослойки молодого поколения дворянства, массово побывавшего в Западной Европе после поражения Наполеона в 1812 году. На фоне этих событий стоит ли удивляться отсутствию внимания правительства к университетскому образованию на территории восточнее Урала?
Между тем проблемные вопросы Сибирского университета на протяжении более века периодически волновали сибирское общество, включая такие его умы, как сибиряки Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин и Д.И. Менделеев. Высокой заинтересованностью в университетских кадрах отличался сибирский губернаторский корпус (М.М. Сперанский, П.М. Капцевич, А.И. Дюгамель, Н.Г. Казнаков), а также передовые представители сельского хозяйства, чаеторговцев и золотопромышленников. К сожалению, по самым разным причинам столь же перманентно полезные общественные инициативы теряли остроту и сходили со сцены истории [3]. Да и среднее народное образование в Сибири, в первую очередь через гимназии и училища, не было способно к выпуску достаточного количества учащихся из местного населения, которые могли бы заполнить аудитории университета. Поэтому идея учреждения университета, молодые выпускники которого, преимущественно сибиряки по месту рождения, могли бы остаться для работы в Сибири, неоднократно глохла. Пока же те немногие из сибиряков, кто имел возможность получить высшее образование путём смены жительства и переезда в Центральную Россию, рассчитывали только на пеший «ломоносовский» способ приобщения к образованию. В Сибирь, за редкими исключениями, они не возвращались. Достаточно вспомнить судьбу нашего великого земляка и «невозвращенца» Д.И. Менделеева.
Впервые мнение о необходимости учреждения Сибирского университета было официально высказано в 1803 году [5]. Тогда в Правительственном своде законов под номером 20597 и в Сборнике постановлений по Министерству народного просвещения (т. 1, с. 15) среди городов империи, в которых предполагалось открыть университеты, значился Тобольск. Кроме него упоминался Великий Устюг — город, когда-то процветающий и во многом, как и первая столица Сибири, познавший горечь печальной судьбы в водоворотах своей истории. Документы, по сути, декларировали только намерения правительства («по мере способов, какие найдены будут к тому удобными»), но не реальные шаги. Похвальную инициативу подхватил известный уральский промышленник Павел Григорьевич Демидов (1738–1821) — действительный статский советник и представитель известной в России и Европе династии. П.Г. Демидов предвидел будущую значимость Сибири для России. Отсюда — неминуемая потребность удалённого края в людях с высшим образованием и в высшем учебном заведении. Он предложил свои финансовые услуги и пожертвовал значительный капитал на устройство университета в Тобольске. Частично капитал разместился в кредитных учреждениях, на проценты от которого Демидов предполагал содержать 14 пансионеров — будущих студентов университета. Общая сумма пожертвований, солидная по тем временам, составила 89 тысяч рублей. К сожалению, инициатива Демидова оказалась несколько преждевременной, поскольку Тобольск не располагал гимназией. Её открыли только 12 марта 1810 года на базе народного училища, и пожертвование частично ушло в пользу этого нового образовательного учреждения, а также на… обустройство Московского университета (?). В память о заслугах П.Г. Демидова на Урале в недрах горы Высокой был найден и назван его именем минерал демидовит. В моей коллекции почтовых миниатюр XIX столетия хранится конверт, адресованный одному из поздних представителей династии Демидовых и внуку П.Г. Демидова Павлу Петровичу Демидову (1839–1886), князю Сан-Донато (ил. 75). Пусть он, конверт 1877 года, хранившийся когда-то в семье Демидовых, напомнит читателю о заслугах знаменитой династии в становлении высшего образования в Сибири. Кстати, под Нижним Тагилом до сих пор существует и функционирует железнодорожная станция Сан-Донато, названная так в честь одного из Демидовых, а также в память престижного титула этого промышленника, дарованного ему благодарной Италией.


Вновь проблема сибирского вуза была озвучена в 1823 году. В те годы сибирские учебные заведения подчинялись Казанскому учебному округу. Попечитель его М.Л. Магницкий при поддержке генерал-губернатора Западной Сибири П.М. Капцевича в рапорте от 20 марта на имя царя ходатайствовали об открытии в Сибири университета. Обоснование просьбы состояло в том, «чтобы иметь на месте образованных чиновников и врачей, родившихся в Сибири <…> привыкших к тамошнему климату. И не ожидающих с нетерпением окончания положенного для казённо-кoiтныx воспитанников срока, чтобы оставить столь отдалённый край и возвратиться в европейскую Россию, но любящими Сибирь как свою родину, где они — в кругу семейном и где служба для них приятна».
Некоторое отступление от основной темы с любопытным сравнением. Когда в 1963–1964 годах местные власти добивались открытия в Тюмени нефтяного вуза, обоснования «дерзких» инициатив звучали почти точно так же. А первому ректору профессору А.Н. Косухину и мне — основателям Тюменского индустриального института — в Министерстве образования России, явно не заинтересованном в открытии высшего учебного заведения в «медвежьем» углу страны, оставалось, как и в XIX столетии, вновь доказывать, как нам казалось, общеизвестные истины о преимуществах набора абитуриентов из местных выпускников школ.
В рапорте Магницкого указывалось на «недостаток нравственных начал в сибирском населении, недостаток в крае просвещённых чиновников и на невозможность сибирякам, по бедности, получать образование в университетах европейской России». Поначалу предлагалось организовать вуз в одном из южных районов с двумя факультетами: юридическим и медицинским. Подчинение вуза относилось к Министерству народного просвещения, а в хозяйственном отношении — к местному Главному управлению в Тобольске как административному центру Сибири на основном пути из России на Восток. Воспитанников университета предлагалось содержать за казённый счёт. Приближалось окончание царствования Александра I, а новый государь Николай I, напуганный событиями 1825 года, посчитал ссыльную Сибирь с её вольнодумцами — декабристами и каторжанами — не готовой к статусу территории с народным университетом.

Более того, посчитал основание вуза в столь неспокойном и малонадёжном крае опаснейшей химерой. Переписка по университету, как и более поздняя попытка авторитетного министра народного просвещения А.С. Норова уговорить с тем же намерением императора в 1856 году, закончились ничем. Абрам Сергеевич вскоре был вынужден уйти в отставку.
В 1857–1865 годах к проблеме устройства университета в Тобольске подключился почётный гражданин Михаил Константинович Сидоров (1823–1887), красноярский купец первой гильдии и один из богатейших, уважаемых и образованнейших сибирских деятелей, знаток природы сибирского и европейского Севера (ил. 76). Редчайший почтовый конверт с портретом М.К. Сидорова отпечатан по инициативе Русского географического общества и оргкомитета выставки «Полярфилэкс-95» в 1995 году. Сидорову принадлежит открытие первого в Сибири месторождения графита и нефти на реке Ухте. Старшее поколение тюменцев помнит, что в низовьях реки Таз в своё время существовал посёлок-пристань Сидоровск, названный в память об этом человеке-патриоте. К нашему времени от посёлка остался только памятный знак (ил. 77). Он представляет собой стойку из двух металлических труб, увенчанную символической шкалой компаса со стрелками стран света. На стойке укреплена трёхгранная призма. На одной из граней помещён текст: «Памятный знак установлен в честь 125-летия со дня основания села Сидоровск (1863–1988) 28 августа 1988 г.». На другой грани написано: «Село Сидоровск (бывшая Сидоровская пристань) названо в честь патриота и исследователя Севера Михаила Константиновича Сидорова (1823–1887)». Промышленная деятельность М. Сидорова была сосредоточена на севере Тобольской губернии и в низовьях Енисея. Поэтому выбор университетского центра в Тобольске с предполагаемым открытием там физико-математического и естественно-научного отделений был крайне выгоден этому предпринимателю.
Как следует из материалов архива РАН, М. Сидоров предложил правительству, казалось бы, заманчивые услуги. В докладной записке от 2 декабря 1857 года на имя министра народного просвещения А.С. Норова (копия — в архиве автора) Сидоров «благосклонно» просил Его Превосходительство принять свои пожертвования, чтобы «содействовать к образованию нужных Сибири учёных людей, преимущественно технологов и медиков». Два десятка своих сибирских золотых приисков и графитовых рудников на Енисее и Нижней Тунгуске Сидоров был готов отдать на организацию университета, справедливо полагая, что молодёжь четырёхмиллионного населения Сибири крайне нуждается в высшем образовании. Общие пожертвования от работы приисков оценивались до полумиллиона рублей. Эту сумму предполагалось вложить в пятипроцентные государственные билеты, и доходы с них пошли бы на содержание университета. Дополнительно для университета М.К. Сидоров предлагал ежегодную сумму в 10 тысяч рублей на оплату учебных пособий. Для геолого-минералогического музея будущего вуза Сидоров подарил два крупных самородка золота [1, 2]. Вес одного из них составлял 5 фунтов и 38 золотников, а другого — 3 фунта и 43 золотника. Подарок долгое время хранился в Тобольске в сейфе Главного управления, но когда ходатайство об открытии университета в городе было отклонено, золото отправили в Омск на «благотворительные нужды» [2]. По слухам, самородки после кончины М. Сидорова оказались в правлении Алтайских заводов. Бесхозность, как общеизвестно, неизменно и повсеместно рождает коррупцию, и о дальнейшей судьбе щедрого подарка дальновидного купца можно только гадать… Увы, условия передачи приисков, предложенные Сидоровым, правительство не устроили, дело спустили на тормозах.


Благотворительность мецената, кстати, распространилась и на будущий Томский университет. В 1872 году, как водится для М. Сидорова — несколько преждевременно, купец принёс в дар будущему вузу крупную коллекцию сибирских древностей «с надеждою, что этот первый во всей Сибири университет явится очагом, вокруг которого станет развиваться сибирская система народного образования».
К строительству Сибирского университета имеет прямое отношение и другое известное в истории Сибири имя иркутского купца I гильдии, мецената, золотопромышленника, мореплавателя и путешественника Александра Михайловича Сибирякова (1849–1932). На обустройство и нужды университета им пожертвовано 100 тысяч рублей. С 1904 года он — почётный член Императорского Томского университета. Портрет мецената установлен в Музее книги этого учебного заведения. Имя А. Сибирякова носит остров в Карском море при входе в Енисейский залив, названный так в 1878 году Н.А. Норденшельдом (1832–1901).
К 1860-м годам общественно-политическое и промышленное значение Тобольска как бывшей столицы Сибири упало, и город, оказавшийся вне транспортных путей после перевода Главного управления в Омск, утратил первенствующее значение. Что редко случается в России во все времена, а в Сибири — впервые, власти позволили решить назревшую проблему размещения университета путём общественного обсуждения и добровольного голосования. В дискуссии о месте университета состязались четыре города: упомянутые Тобольск и Омск, а также Иркутск и Томск. К обсуждению подключились печать, общественные учреждения и отдельные авторитетные деятели, руководство городов Тобольска, Тюмени и Томска, Иркутска и Мариинска, Барнаула, Енисейска, Верхнеудинска и Нерчинска. Тюмень и Омск подали голос за Омск, остальные, кроме Тобольска, остановились на Томске. Истинное благородство проявила общественность Иркутска, отказавшись от своих претензий, хотя до обсуждения проблемы настойчиво добивавшаяся своего права на университет. Омск, несмотря на столичный статус, отпал как город чиновников и военных. Тобольск, как и раньше, заявил свой голос на сибирский университет у себя, но с оговоркой: если большинство сибирских городов Тобольск не поддержит, то город «присоединится к мнению меньшинства», коим и остался в единственном числе. В итоге многолетней тяжбы, волокиты и споров выбор пал на торговый и промышленный Томск, стоящий на пересечении почтового тракта и речного судоходного пути. Следует отметить щедрость томских властей и меценатов города, заметно повлиявших на окончательное решение в пользу города. Томск отдал под университет наилучший участок городской земли, а меценаты выделили на нужды учебного заведения 25 тысяч рублей на устройство клиники и 9 тысяч — на здание библиотеки. Щедрость, на которую другие сибирские города поскупились. Звёздным часом для этого города стал 1888 год, когда наконец-то Сибирь обзавелась Сибирским Императорским университетом, пусть пока и с единственным факультетом — медицинским.
Вернёмся к роли Д.И. Менделеева в становлении университетского образования в Сибири. В 1876 году томский городской голова Е.И. Королев обратился к Д.И. Менделееву, уроженцу Сибири, с предложением о совместных шагах по организации Сибирского университета в городе Томске. Учитывая острую конкуренцию на открытие университета среди претендентов из нескольких сибирских городов, томичи рассчитывали на авторитет известного ученого и, как показали дальнейшие события, они не ошиблись в выборе. Год спустя директор департамента Министерства народного просвещения просил Д.И. Менделеева принять участие в работе комиссии министерства по обсуждению проектов планов и чертежей будущего здания Сибирского университета.
В работе комиссии по становлению сибирского университета огромная роль принадлежит профессору медицины Василию Марковичу Флоринскому (ил. 78). Известна его статья в журнале «Новое время», в которой авторитетный профессор обосновал выбор сибирского города и размещение университета в пользу Томска, исключив все другие сибирские города, несмотря на их настойчивые заявки. Как следует из воспоминаний В.М. Флоринского, будущего ректора Томского университета и попечителя Западно-Сибирского учебного округа, ещё за десять лет до открытия вуза он вместе с Д.И. Менделеевым наметил структуру расположения аудиторий и кабинетов главного корпуса будущего университета. Флоринский взял на себя хлопоты по медицинскому факультету, а Менделеев — по физико-математическому [8].
Д.И. Менделеев был знаком с В.М. Флоринским ещё с начала работы в Петербургском университете. В 1868 году Флоринский вместе с химиком А.П. Бородиным, по «совместительству» русским музыкальным деятелем и композитором, настояли на том, чтобы Менделеев восполнил недостаток русских учебных руководств по аналитической химии. Молодой учёный засел за составление учебника, и результатом его, как и итогом многочисленных обобщений, стало открытие Периодического закона. Так что друзьям Д.И. Менделеева по праву принадлежит тот первый инициативный толчок, благодаря которому Менделеев вошел в когорту выдающихся учёных мира.


В январе 1878 года правительственная комиссия с участием Д.И. Менделеева и В.М. Флоринского, профессоров Петербургского университета и архитекторов выработала рекомендацию о строительстве первого в азиатской России университета. Российский император Александр II подписал 16 мая того же года повеление: «Разрешить учреждение Императорского Сибирского университета в городе Томске». Основателем университета, или, как говорили тогда — устроителем, заслуженно считается В.М. Флоринский, на плечи которого как председателя строительного комитета легли все хозяйственные хлопоты — с закладки здания 26 августа 1880 года и до его завершения. На торжестве закладки он, в частности, сказал: «Страна без образования всегда останется некультивированной, первобытною страною. Не время, не прирост населения дают народу умственный и культурный рост, а наука, разливающая животворные лучи свои во все слои и сферы народной жизни, <…> и университет — великая нравственная сила, питомник разума, источник умственного света. Не оживлённое образованием население сотни лет может оставаться на одном уровне примитивной культуры». Устроители позаботились об автономном водоснабжении и газовом освещении, которое с 1891 года заменили электрическим, одним из самых ранних в Сибири. Строительство здания в Загородной роще завершилось в 1885 году. Организация первого в Сибири университета вошла, казалось, в завершающую фазу (ил. 79). Однако по ряду организационных причин и неурядиц открытие вуза состоялось только три года спустя.
Первым ректором университета на стадии строительства назначили было ученика Д.И. Менделеева Н.А. Гезехуса [4]. Правда, выбор оказался малоудачным, ректорствовал он недолго и вскоре возвратился в Петербург. В Томске в большей мере чем ректор Гезехус оставил добрую память о себе как первый профессор и организатор кафедры физики. В музее университета до сих пор хранятся резонатор Гельмгольца, изобретённый им в 1862 году, струнный электрометр, прибор, демонстрирующий взаимодействие магнитного и электрического полей, и другое. Они были привезены Гезехусом в Томск из Германии, куда ректора командировало Министерство просвещения для обмена опытом. После отъезда Гезехуса в столицу управлять вузом пришлось В.М. Флоринскому. Объявление об открытии Императорского Томского университета ректор профессор В.М. Флоринский торжественно произнёс 22 июля 1888 года в актовом зале вуза (ил. 80) в присутствии профессорской кооперации и местных властей [10].
В.М. Флоринский и Д.И. Менделеев были ровесниками, родились почти одновременно в феврале 1834 года. Их дружба и сотрудничество длились десятилетиями. Как тот, так и другой взаимно и высоко оценивали место каждого в русской науке и в университетском образовании. Когда после 30-летней выслуги профессорского срока Д.И. Менделеев, несмотря на полноту сил и неутомимую энергию, был вынужден уйти из университета в отставку, В.М. Флоринский 26 декабря 1892 года оставил в своём дневнике следующую запись: «Таких людей не следовало бы лишать кафедры потому только, что они прослужили узаконенный срок. Пускай бездарность очищает дорогу другим, но Менделеевых у нас очень и очень немного. Такому профессору было бы достойно и праведно установить через 30 лет содержание, а не подчинять его общему порядку нового устава на равных с бесполезными стариками. Но в нашем министерстве не привыкли относиться досконально к каждому факту, общая шаблонная форма гораздо удобнее для канцелярской работы». Удивительные слова и мысли, не потерявшие актуальность и в наше время…

1. Новое здание Тобольской гимназии, открытое В.М. Флоринским. С почтовой художественной открытки, изданной М. Уссаковской. Тобольск, 1902 г.

Местом рождения В.М. Флоринского стало село Фроловское Юрьевского уезда Владимирской губернии. Родился будущий профессор в семье дьякона местной церкви. В конце 1837 года семья переехала в Шадринский уезд Пермской губернии в село Пески под Далматово, где глава семьи получил место священника. Детство Васи, как и детские годы Димы Менделеева, прошли на фоне природы Зауралья, среди холмов и каменистых берегов рек, в зарослях плодово-ягодного сада, который впервые в этих местах разбил при церкви отец Василия. В зрелые годы В. Флоринский вспоминал: «Под влиянием здешней природы и обстановки совершилось моё физическое и духовное развитие. Пескам я обязан почти всем лучшим задаткам моей дальнейшей жизни». В 1843 году Василия приняли в Далматовскую духовную семинарию, программа обучения которой предусматривала начальное образование в течение пяти лет. Ту самую семинарию, которую, спустя много лет, окончил изобретатель радио А.С. Попов. Оба они, кстати, позже продолжили обучение в Пермской духовной семинарии. В Далматово помнят своих знаменитых земляков. Местная газета «Далматовский вестник» не однажды с гордостью о них писала. Можно посмотреть, например, выпуски от 29 марта 2009: «Имя А.С. Попова в истории Далматово»; и от 24 декабря 2011: «О родном крае в книгах». С 1853 года В.М. Флоринский — студент медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге. После завершения обучения Флоринского оставили при академии для дальнейшего совершенствования в науках. Последовали стажировки за рубежом, защита докторской степени, заведование кафедрой в Казани и, наконец, томская эпопея. В 1884 году следует назначение на должность попечителя Западно-Сибирского учебного округа. Под ведомством В.М. Флоринского оказалась огромная территория. Он много ездил по городам Западной Сибири, дважды бывал в Тобольске, где под его наблюдением было выстроено новое каменное здание мужской гимназии (ил. 81). В Яуторовске он присутствовал при вводе нового здания уездного училища.
По характеристике современников, В.М. Флоринский обладал необыкновенной работоспособностью и разносторонностью интересов. Владел в свободной форме немецким, французским и английским языками. Член многих российских и зарубежных научных обществ, включая УОЛЕ в Екатеринбурге. Имел звание почётного гражданина Томска. Вместе с тем окружение В.М. Флоринского отмечало консерватизм профессора, его нетерпимость к инакомыслию. Так, в 1888 году, в год открытия императорского университета, пользуясь властью попечителя, он способствовал закрытию томской оппозиционной газеты «Сибирская жизнь», которую выпускал известный сибирский просветитель П.И. Макушин. Причиной закрытия стали «вредное направление» содержания и сотрудничество с группой ссыльных корреспондентов. Как ректор он излишне усердствовал в университете по расширению воцерковлённости студентов, ввёл кураторство священнослужителей в студенческих группах и общежитиях. Случайно ли, что именно это поколение вольнодумного студенчества, заражённое недовольством властями, пополняло радикальные круги социал-революционеров, а в революции 1917 года занимало командные посты?


В 1898 году В.М. Флоринский подаёт прошение об отставке, готовится к переезду в Казань в родной университет, с которого началась его успешная карьера. Во время пребывания в столице империи он скончался от сердечного приступа. Похоронен в Казани.
Современный национальный исследовательский Томский государственный университет располагает студенческими стипендиями имени Д.И. Менделеева и В.М. Флоринского. Заслуги Д.И. Менделеева, почётного профессора университета с 1904 года, в становлении университета отражены учреждением в 2008 году медали «Дмитрий Иванович Менделеев» с портретом учёного (ил. 82). Награда вручается работникам вуза за высокие достижения в научной деятельности.
Д.И. Менделеевым было оказано содействие молодому университету в оснащении его лабораторий приборами и оборудованием. Он послал в Томск многих своих талантливых учеников. И здесь сказался огромный авторитет ученого: поручения учителя были для его учеников обязательными. Продолжительное переселение в Сибирь, оторванную от столицы тысячами километров, в те годы считалось событием исключительным, добровольцев почти не было. Пример подал племянник Д.И. Менделеева, магистр физики Федор Яковлевич Капустин. Вместе со своей супругой Августой Капустиной-Поповой, сестрой изобретателя радио А.С. Попова, он не побоялся променять блестящие петербургские возможности и карьеру на службу в далеком Томске. Молодой учёный станет одним из первых сибирских профессоров. В одной из экспедиционных поздок он впервые в мире по идее А.С. Попова (!) использовал его радиоаппарат — грозоотметчик для регистрации электромагнитного излучения Солнца. Радиоприёмник переносной конструкции, собственноручно изготовленный Поповым в декабре 1895 года и приспособленный для экспедиционных условий, до сих пор хранится в ещё одном музее Томского университета — истории физики (ил. 83). К слову, в том же музее хранится упрощенная конструкция первого приёмника А.С. Попова, изготовленная в Киеве в 1912 году (ил. 84).

14 марта 1896 года последовало правительственное постановление об организации в Томске технологического института (ил. 85). В Томск, по предложению Д.И. Менделеева, выехали молодые, подающие надежды ученые Е.Л. Зубашев, Н.М. Кижнер и Д.П. Турбаба, Е.В. Бирон и Я.И. Михайленко — продолжатели учения Д.И. Менделеева в области физической химии, ставшие впоследствии известными русскими и советскими учеными. Д. Турбаба, например, написал несколько учебников, переведённых за рубежом. Он изучал составы минеральных вод и воды сибирских озёр. В шестом издании «Основ химии» её автор, кстати, указывает на важность исследований Д. Турбабы для получения «дальнейших и, возможно, точнейших новых наблюдений, собрание которых требует много времени и внимания». Физикохимик Е. Бирон известен обнаружением новой закономерности в области периодического изменения свойств элементов. Все они поддерживали связи с Д.И. Менделеевым, вели интенсивную переписку. В январе 1904 года Д. Турбаба подготовил директору института докладную записку с предложением об избрании Д.И. Менделеева почетным профессором института, что и было подтверждено решением ученого совета. Несколько дней спустя, 4 февраля 1904 года, институт получил от Д.И. Менделеева на имя первого ректора вуза благодарственное письмо: «Его превосходительству Е.Л. Зубашеву. Многоуважаемый Ефим Лукьянович! Великий почет и сердечный привет Томского технологического института до глубины души тронули меня как природного сибиряка. От всего сердца благодарю Вас и прошу передать мою благодарность членам Совета института. Операция глаза, недавно удачно мне произведенная, не позволяет еще, однако, лично писать и выразить мою глубочайшую признательность. Душевно преданный Вам Д. Менделеев». Письмо с автографом доныне находится в библиотеке института в фонде редких книг и рукописей (ил. 86).
В музее института установлен портрет Д.И. Менделеева, подаренный А.И. Менделеевой (Поповой) осенью 1904 года, и написанный ею специально для сибирского вуза по заказу ректора Е.Л. Зубашева в связи с 70-летием Д.И. Менделеева, а также по случаю избрания его первым почётным членом института (ил. 87). Массивная и впечатляющая картина в позолоченной раме имеет высоту 1,2 метра. В большую химическую лабораторию института в мае 1905 года был заказан другой портрет ученого, а позднее — бюст Д.И. Менделеева для вестибюля вуза. Портрет Менделеева в графике выполнил местный томский преподаватель и архитектор З.А. Рокачевский. Он учился в Академии художеств вместе с женой Д.И. Менделеева Анной Ивановной, неоднократно виделся с ученым, что и позволило ему создать портрет с хорошим внешним сходством, но не лишённый элементов подражательства применительно к известным фотопортретам Д.И. Менделеева (ил. 88). Работа З.А. Рокачевского до сих пор хранится в Большой химической аудитории Томского политехнического института.

В моей коллекции почтовых открыток с автографами известных научных деятелей начала минувшего столетия до недавних пор хранилась часть томской переписки Н.М. Кижнера со своими коллегами. Посчитав, что хранение переписки окажется более уместной в Томске, я передал открытки одному из влиятельных коллекционеров этого города А. Казачкову. В одном из номеров томского краеведческого альманаха «Сибирская старина» А. Казачков, со ссылкой на меня — бывшего владельца и «крупного коллекционера Тюмени», дал описание фрагмента этой коллекции открыток, связанных с именем почётного члена АН СССР химика Н.М. Кижнера [6].
Проследим теперь: каким образом на фоне общесибирских событий решалась судьба высшего образования в Тобольске? Первым таким учебным заведением город обзавёлся только в 1916 году. Инициатором этого события стал директор народных училищ Тобольской губернии в 1906–1917 годах Г.Я. Маляревский (1867–1932, Харбин). Им стал учительский институт (но не университет!) с трёхлетним сроком обучения и с естественно-географическим, физико-математическим и словесно-историческим отделениями. Несмотря на громкий статус института, учебное заведение больше соответствовало положению училища. Дефицит учительских кадров в губернии вынудил руководство института принимать на первый курс будущих учащихся с низким уровнем образования. К лету 1919 года в институте обучались 52 слушателя и состоялся первый и единственный выпуск учителей. Известна групповая фотография выпускников физико-математического отделения, хранящаяся в Тобольске в фондах музея Истории образования Тюменской области [7].
В советское время первым высшим заведением в Тюмени с 1930 года стал педагогический институт, ныне — Тюменский государственный университет. Недавно бывший Тобольский педагогический институт имени Д.И. Менделеева стал структурным подразделением этого университета. Но можно ли считать, что Тобольск наконец-то стал университетским городом? Вопрос, утвердительный ответ на который я пока не нахожу…
Высшее инженерное образование в Тобольске связано с основанием в городе филиалов тюменских индустриального и инженерно-строительного институтов в 1970-х годах.
Литература. 1. Арх. Алтайс. горного правления. Ф. 3. Оп. 4. Д. 5408. Л. 1а. (Сидоров М. О хранении в бухгалтерии двух золотых самородков, пожертвованных купцом Сидоровым для музея будущего Тобольского университета. 14 ноября 1863 — 4 декабря 1865 г.). 2. Арх. Гл. упр. Зап. Сиб. (Сидоров М. В бухгалтерию Главного управления Западной Сибири. 9 сентября 1865 г. (выписка из документа, фонд М.К. Сидорова, Л. 6., архив автора). 3. [Об устройстве университета в Тобольске] // Санкт-Петербургские ведомости. — 1869. - № 284. — С. 1159–1160. 4. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев и Зауралье. Тюмень, 1986, С. 13–16. 5. Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных по истории Сибири (1032–1882). Сургут, 1993. С. 219. 6. Казачков А. Автограф Кижнера // Сибирская старина. Томск. — 1995. - № 9. — С. 27–29. 7. Школа Тобольской губернии в XVIII — начале XX веков: хрестоматия. Т. 1 / сост. Н.И. Загороднюк, Г.К. Скачкова. Тюмень, 2001. С. 28–29, 201–202, 208. 8. Д.И. Менделеев и В.М. Флоринский у истоков Томского университета / сост. С.Ф. Фоминых и др. Томск: ТомГУ, 2009. 92 с. 9. Копылов В.Е., Антуфьева Н.Л. Неосуществлённая мечта (об организации Сибирского университета в Тобольске) // Судьбы Романовых в судьбе Сибири: тез. Международ. науч. форума. Тобольск, 2010, 9-11 сент. Тобольск, 2010. С. 11. 10. Славься, университет! Иллюстрированные страницы истории ТомГУ. Томск: Изд-во ТомГУ, 2014. 320 с.


«Центр поверхности государства Российского»




Именем Д.И. Менделеева в Сибири названы многие объекты промышленности, культуры и просвещения. Среди них — месторождение нефти на юге Тюменской области неподалёку от Тобольска, улицы в некоторых городах, посёлок железнодорожников под Тобольском и мн. др. Разумеется, далеко не все места, связанные с пребыванием Менделеева, отмечены мемориальными досками или другими знаками уважения, почитания и памяти. К их перечню только в Тобольске можно отнести деревню Верхние Аремзяны, бывшие здания губернского музея и дворянского собрания, сад Ермака, Иоанновский монастырь, пристрой к Михайло-Архангельской церкви, где в 1840–1848 годах проживала семья Менделеевых. Будем надеяться, что со временем они не будут обделены вниманием тоболяков.
Менее известен памятник в верховьях реки Таз. Его судьба — это элемент географической специфики сибирской Менделеевианы и усилий учёного по районированию России. События развивались следующим образом. Во время пребывания в Тобольске в 1899 году в музее Тобольского Севера Д.И. Менделеев подробно ознакомился со старинными картами губернии и Сибири. Именно тогда у него родилась мысль о необходимости вычисления географического центра России. Того самого, который в начале 1930-х годов в «Сибирской советской энциклопедии» идеологами советского времени был охарактеризован как продукт «ненаучных идей центрографизма». Впрочем, критика «центрографизма» Д.И. Менделеева началась ещё при жизни учёного. Он писал: «…Я приложил немало труда к отысканию центра населённости и центра поверхности России, вовсе не смущаясь тем, что завзятые практики спросят меня: да к чему же прямо-то служит определение центра населённости? Ответ мой короток и прост. Истина сама по себе имеет значение без каких-либо вопросов о прямой пользе. Польза есть дело суровой человеческой необходимости, а познание долей истины есть дело свободной человеческой любознательности… Польза придёт, отыщется без призыва, если истина будет находиться сама по себе, сама для себя».
Известны воспоминания тобольского промышленника и хорошего знакомого Д.И. Менделеева А.А. Сыромятникова. Он рассказывал о пребывании учёного в 1899 году в родном городе. Во время своего визита в тобольский дом Корниловых, в котором остановился Д.И. Менделеев, Сыромятников застал гостя вместе со Н.Л. Скалозубовым и А.Я. Гордягиным за тщательным изучением старинных тобольских карт. Д.И. Менделеев интуитивно, уже в Тобольске, почувствовал возможное нахождение центральной географической точки России в пределах северо-востока территории Тобольской губернии.
Статистические расчёты равновесной точки, символизирующей центр российского государства, учёный построил несколько лет спустя во время работы в 1905 году над вторым разделом книги «К познанию России» как дополнением к «Заветным мыслям». Вместе со своим сыном Иваном, тогда студентом математического факультета Санкт-Петербургского университета, Д.И. Менделеев разработал оригинальную методику математического анализа [1]. Учёный собственноручно выполнил необходимые вычисления применительно к той конфигурации карты России, которая существовала в те времена, и, решив задачу, убедился в своей правоте: центр поверхности империи располагался в междуречье Оби и Енисея к юго-западу от Туруханска в верховьях реки Таз, а это территория Тобольской губернии. Определив центральную точку в верховьях реки Таз, что находится на территории Тюменской области примерно на широте Березово, ученый уточнял ее географическое нахождение притоками Таза Оккальгаром и Большим Ширтом.
После кончины Д.И. Менделеева интерес к географическому центру России надолго заглох, пока в 1920 году картографическим отделом высшего геодезического управления ВСНХ не был издан атлас карт «Природа и хозяйство России» [2]. Музей Истории науки и техники ТИУ располагает таким атласом. Во втором выпуске атласа, посвящённом населённости страны, на картограмме под номером 25 и с названием «Районы населённости России в 1920 году» центральная координата страны чётко обозначается в центре карты в виде звёздочки с цифрой 1 внутри неё (ил. 89). Внизу карты отдано должное внимание автору вычисления координат центра — Д.И. Менделееву. С тех пор последующие упоминания об этом центре идут на убыль, вплоть до 1930 года, когда Сибирская советская энциклопедия политически наделила поиски центра как попытки «ненаучного центрографизма».
Такая оценка в условиях идеологической борьбы надолго задержала экспедиционную активность специалистов-географов, направленную на изучение и описание неординарной координаты и символа страны на её карте. Кого-то не смущало, и кому-то за державу не было обидно, что географические центры территорий обозначены на местности памятными знаками в таких странах как США, Бразилия, Италия, Польша и Венгрия, Испания и Австралия. Только в 1974 году Географическое общество и журнал «Огонёк» выступили с инициативой пересчёта координат центра с помощью ЭВМ с учётом новых географических реалий и новой после России страны — СССР [3, 4]. По сравнению с началом XX века, когда над проблемой работал Д.И. Менделеев, к 1970 годам конфигурация СССР на картах заметно изменилась. Журнал призвал энтузиастов к организации экспедиции. Был даже разработан проект памятного обелиска из титана в виде развёрнутого и упруго изогнутого ветром странствий паруса с текстом «Центр территории СССР» и флагштоком [5]. Увы, дальше намерений дело не продвинулось.

Год спустя за организацию экспедиции взялась редакция журнала «Радио» [6]. В мае 1975 года москвичи, участники первой реальной научной экспедиции к центру страны, вылетели на вертолёте из Нижневартовска в Красноселькупский район. По известным координатам вертолёт завис над вожделенной точкой, оказавшейся посреди топкого болота. Лётчик отказался приземляться и, ссылаясь на неизбежную, но допустимую ошибку вычислений координат, предложил поискать островок суши где-то поблизости. Что и было сделано после того, как на землю сбросили пустую бутылку с запиской, и когда на бугре рядом с болотом нашлись несколько заброшенных изб, оставленных аборигенами-селькупами. Обустроившись, столичные путешественники развернули радиостанцию с позывным U30R, голос которого зазвучал в радиоэфире на всю планету. Казалось бы, точка посещена, открыта, освоена в географическом отношении, но по возвращении в Москву итоги экспедиции не были своевременно опубликованы. Упоминание понятия «Центра» в то время подлежало запрету перестраховщиками от цензуры, которые боялись, что выверенные координаты точки могут быть использованы «врагом» для уточнения карт. И это произошло тогда, когда вся поверхность Земли полностью стала контролироваться изображениями со спутников!
Однако политическая обстановка внутри страны в семидесятые годы всё же во многом отличалась от пятидесятых. И через год энтузиасты из Нижневартовска предприняли попытку установить первый памятный знак. Сама по себе точка Центра СССР не представляет собой что-либо примечательного. Более того, она — центральная часть заболоченного, заросшего и топкого озера. Может, поэтому попытки установить там памятный обелиск не оборачивались успехом, пока в 1976 году по инициативе любителей истории из Нижневартовска в точке центра сбросили с вертолёта в топкое болото титановый обелиск-стелу с шаром на цепи. Как и в предыдущей экспедиции, вертолётчики не решились на посадку.
Ниже следует хронология дальнейших попыток отражения на местности знаменательных точек, вычисленных как по методике Менделеева (Центр России), так и с помощью ЭВМ (Центр СССР). В августе 1983 года редакция журнала «Турист» по совету географа тюменца Б. Бакланова, действительного члена Географического общества СССР, изучавшего в свое время перечисленные районы, организовала научно-спортивную экспедицию на реку Таз в обозначенные географические точки. Группа энтузиастов из 11 человек состояла из врачей, инженеров, ученых, журналистов, этнографов.

Автором проекта и организатором экспедиции стал Н.М. Тарасов. Участники похода посвятили описанное событие 150-летию со дня рождения великого сибиряка.
По ряду организационных причин заготовленный титановый обелиск-парус «Центр территории СССР» захватить с собой не удалось. Пришлось ограничиться посещением только менделеевской точки на берегу Таза и установкой знака с известной долей приблизительности по координатам. А проблему со знаком помогли разрешить геологи, изготовившие его из связки труб нефтяного сортамента (ил. 90). На современной карте избранная точка оказалась в Красноселькупском районе неподалёку от посёлка Ратта, в полутора километрах ниже устья правого притока Таза речки Малая Ширта. На правом возвышенном берегу реки в двух километрах ниже устья реки Малый Ширт путешественники установили памятный четырехметровый знак «Центр поверхности государства Российского», как сам назвал это место Д.И. Менделеев (ил. 91). Координаты знака географического центра соответствовали вычислениям, которые впервые провёл Д.И. Менделеев для конфигурации страны 1905 года: 63 градуса, 29 минут северной широты и 53 градуса 00 минут восточной долготы.
Наверху знака установлен латунный адмиралтейский кораблик — символ города на Неве, где жил и трудился Д.И. Менделеев. В нижней части колонны приварены две медные плиты. На одной из них имеется гравировка с профилем Д.И. Менделеева и элементами периодической таблицы (ил. 92), а на другой — сведения о координатах и организаторах монтажа (ил. 93). В подписях, кроме упомянутого журнала, наличествуют Московский филиал Географического общества, Министерство геологии РСФСР и объединение «Мегионнефтегеология».
Мне уже приходилось писать о тазовском монументе в одной из книг «Окрика памяти» [7]. Там же были помещены его фотографии с памятными досками. Чёрно-белые снимки сделаны фотокорреспондентом газеты «Красный Север» Михаилом Ясинским из Салехарда. Восхищённый его фотоработами, размещёнными на страницах салехардской газеты «Красный Север», я обратился к нему с просьбой поделиться снимками памятного знака. Положительный ответ был незамедлительно получен. Вскоре М. Ясинский трагически погиб. Так что мои заметки о нём — дань памяти талантливому мастеру фотографии с его композиционным умением техники съёмок.
В 2003 году памятный знак на берегу Таза посетила экспедиция тюменского знатока природы П.С. Ситникова. К сожалению, его снимок, сделанный 20 лет спустя после экспедиции 1983 года, обнаруживает утрату одной из досок (ил. 89). Она исчезла, возможно, по той прозаической причине, что имела медную основу…
Вернёмся к Центру территории бывшего СССР, который много лет оставался «беспризорным». Его расположение на территории Красноселькупского района, а точнее — на самой южной его границе, соседствующей с Нижневартовским районом Ханты-Мансийского автономного округа, был надёжно рассчитан ещё в 1974 году профессором П. Бакутом с помощью ЭВМ. Точка находится в междуречье истоков Покольки, притока Таза, и Глубокого Сабуна — притока Сабуна и Ваха в бассейне Оби, несколько южнее границы двух автономных округов. Географические координаты места: 62 градуса 30 минут северной широты и 52 градуса 30 минут восточной долготы. В переводе на километры месторасположение Центра отстоит от ближайшего населённого пункта Корлики на 117 километров точно к северу и на 140 километров к югу от менделеевского Центра России. Речка Поколька, что в переводе на русский язык означает «Перевальная», по названию повторяет аналогичное имя другой реки на границе двух автономных округов. Здесь когда-то в старые времена существовал перевал, которым пользовались местные жители и те немногие из исследователей, кому довелось изучать эти удалённые края в XIX столетии [10]. Сама природа озаботилась тем, что расстояние между истоками Покольки и Оккынъегана на водоразделе бассейнов Оби и Енисея не превышает 7,5 километра. На этом пути всё пространство занято болотами и озёрами с протоками. Легендарный перевал облегчал аборигенам передвижение на лодках и перемещение их на восток волоком в сторону Енисея.


Приключения с центрами, кроме упомянутого посещения менделеевского знака П.С. Ситниковым, продолжились в 2006 году. Деятельные энтузиасты и патриоты России из Нижневартовска посчитали своей обязанностью возведение наконец надёжного обелиска в Центре бывшего СССР. Участники экспедиции в составе преподавателей Нижневартовского государственного гуманитарного университета (НГГУ) под руководством профессора университета Ф.Н. Рянского (1938–2008) в начале сентября отправились в верховья Глубокого Сабуна сначала по воде, а затем на вертолёте [9]. Географическая точка СССР, как водится для низменных мест Западной Сибири, вновь оказалась в зыбком болоте. Стелу с шаром, установленную здесь в 1976 году, увы, обнаружить не удалось. То ли точка Центра в 1974 году была определена на местности с большой ошибкой вычислений, то ли, что вероятнее всего, стела целиком ушла в болото. Учитывая этот печальный опыт, путешественники заранее изготовили и установили облегченную четырёхгранную трубчатую призму (ил. 94, 95), с надеждой, что она простоит продолжительное время. На боковых гранях пирамиды изображён герб России и памятный текст «Центр СССР» с координатами и эмблемой Нижневартовского университета.

Как единое государство СССР с начала 1990-х годов перестал существовать. Однако памятное место по-прежнему символизирует Центр СНГ и, кроме того, стало выполнять дополнительное, изначально не заложенное назначение — памятник стране, которой уже нет на карте.
С профессором Ф.Н. Рянским, доктором географических наук, заведующим кафедрой географии Нижневартовского университета, мне довелось встретиться в Тюмени на заседаниях одной из научных конференций. Незадолго до встречи он переселился в Нижневартовск с Дальнего Востока и побывал у меня в гостях в музее Тюменского индустриального университета, обрисовав свои научные планы по менделеевской тематике. Я подарил ему своё учебное пособие «Д.И. Менделеев и Зауралье» 1986 года издания. Он воспринял монографию, с одной стороны, с большим интересом, а с другой — с нескрываемым огорчением: он-то, по недостатку информации, рассчитывал оказаться по менделеевской тематике первооткрывателем в Тюмени… Продолжительное общение и содержательная беседа с Ф. Рянским оставили у меня самое благоприятное впечатление. К сожалению, недавно я с прискорбием узнал, что Ф.Н. Рянский трагически погиб в Нижневартовске.
Экспедиционный маршрут Ф.Н. Рянского на вертолёте не ограничился изысканием точки Центра СССР и продолжился в точку Центра России, вычисленную Д.И. Менделеевым в 1905 году. Вспомним, что знак 1984 года на каменистом берегу Таза лишь приблизительно отражал размещение менделеевского центра, и его вынужденная установка определилась только удобствами монтажа силами предшествующей экспедиции, но без учёта точности координат. Поэтому возникла необходимость выяснения на местности уточнённого положения центра. Как оказалось, менделеевский центр также находился в непроходимом болоте, в нескольких километрах от имеющегося знака на берегу Таза. Пирамида нового памятного знака копировала Центр СССР, но имела отличие за счёт портрета Д.И. Менделеева на одной из граней (ил. 96). Под портретом помещены слова, принадлежавшие учёному: «Мне бы хотелось, чтобы следы от моих жизненных усилий остались прочные на долгое время…». Как мне довелось выяснить, участники экспедиции о знаке-предшественнике на берегу Таза не были информированы, место его расположения не знали и его не посещали.

По ряду геополитических обстоятельств с начала 1990-х годов конфигурация России на географической карте в очередной раз изменилась. Сейчас, согласно новейшим академическим вычислениям, учитывающим новую географическую ситуацию, центр государства покинул пределы Тюменской области. Он переместился на восток — на север Красноярского края в плато Путорана. Это район крупного озера Виви Илимпийского района Эвенкийского автономного округа, у истока одноимённой речки — правого притока Нижней Тунгуски (ил. 97) [8]. Судя по карте, озеро, которое, как уникальное хранилище пресной воды, географы часто называют эвенкийским Байкалом, имеет крайне необычную конфигурацию. Оно вытянуто по меридиану на 90 километров при ширине всего 4 километра. К берегам примыкают лиственничные леса, путник слышит шум водопадов, видит бесконечные тундровые пространства и плоские «столовые» горы. Природа сурова, но налицо здесь необычайно выигрышный контраст, если сравнивать пейзажи Виви с болотами Таза в Тюменской области! Точка нового Центра с координатами 94 градуса 15 минут восточной долготы и 66 градусов 25 минут северной широты оказалась на безымянной возвышенности 225 на юго-восточном берегу озера, в удалении к востоку от Туруханска на 300 километров и примерно на широте Архангельска. В конце августа 1992 на холме, с которого открывается величественная панорама озера, экспедиция того же неутомимого Н.М. Тарасова и его соратников в составе 15 человек установила здесь памятный обелиск. Он представляет собой каменный конус-тур с семиметровым шпилем и с позолоченным двуглавым орлом — гербом России (ил. 98). На верхнем основании тура закреплены четыре информационные доски в виде металлических свитков. На их поверхности нанесены географические координаты центра, фамилии участников экспедиции и расчётчиков координат, дата установки тура (ил. 99). Кроме того, в постаменте замуровали капсулу с документами об открытии Центра.
Возвращение Крыма России вновь потребовало коррекцию координат Центра. Смещение его оказалось незначительным: несколько десятков метров к югу от обелиска, или много меньше допустимой ошибки вычислений. Поэтому необходимость переноса памятника отпала.

Интересно, что Д.И. Менделеев не предусматривал возможность перемещения своей точки центра государства по мере расширения владений империи. Он писал: «Так как расширений, а, тем паче, сокращений пространства России нельзя ожидать в близком будущем, то центр поверхности России, будем надеяться, сохранится и впредь на долгие времена». Налицо редкий случай, когда предвидение Д.И. Менделеева не только не сработало, но и дало откровенный сбой: из-за сокращения территории центр государства переместился не на юго-восток, как могло бы иметь место в случае расширения площади России, а на северо-восток, в сторону наименее заселённой территории страны. Впрочем, мог ли Менделеев предполагать, что его потомки спустя несколько десятилетий столь бездарно растеряют территорию прежней России?
Нам, тюменцам, не стоит огорчаться перемещением памятной и престижной точки — объекта интереса приезжих туристов за пределы нашей области. В любом случае памятные знаки у истоков Верхнего Таза остаются ещё одним свидетельством великого уважения России и западносибирцев к Д.И. Менделееву, к его памяти и к его научным трудам.
Итак, подведём итоговые сведения о географических центрах. Их насчитывается в количестве пяти единиц, считая и тот утраченный обелиск с шаром, который поглотила болотная глубь. Два из них с большой точностью отражают Центр СССР и менделеевский Центр на болотах, третий, на берегу Таза, — приблизительное расположение точки Д.И. Менделеева, и, наконец, обелиск на берегах Виви.
Насколько я могу назвать себя информированным, перечисленные мною памятные знаки, сохраняющие имя и объёмное изображение Д.И. Менделеева, или испытывающие влияние идей великого мыслителя, имеют самые восточные координаты после Уральских гор и территорий Тюменской и Красноярской областей. Далее на восток Сибири скульптурных менделеевских сооружений не существует.
Литература. 1. Менделеев Д.И. К познанию России. 4-е изд. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1906. С. 124–142. 2. Некрасов М.Н. Атлас «Природа и хозяйство России», картограмма № 25 (Районы населённости России в 1920 г.). М., 1920. 3. Гуков В. К центру территории СССР // Огонёк. — 1974. - № 14. — С. 3. 4. Тарасов Н., Бакут П. Срединная точка Родины // Вокруг света. — 1974. — № 5. — С. 17. 5. Гладкая Л. Центр поверхности государства Российского — на территории Ямало-Ненецкого АО // Ямальский меридиан. — 1992. - № 1. — С. 62. 6. Казанский И. Географический центр: нужен ли он? // Радиомир КВ и УКВ. — 2001. - № 7. — С. 8. 7. Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 1. Тюмень, 2001. С. 90. 8. Сайт http/www.centerrus.ru/ 2006 (Географический центр России). 9. Компакт-диск «Три центра — 2006» (научно-практическая экспедиция Нижневартовского государственного гуманитарного университета, посвящённая 100-летию памяти Д.И. Менделеева). Нижневартовск, 2007. 10. Копылов В.Е. Деревянная рельсовая («железная») дорога на Енисей / Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 5. Тюмень, 2009. С. 79–88.


ГЛАВА 2. МЕСЯЦ ИЗ ЖИЗНИ Д.И. МЕНДЕЛЕЕВА
(к поездке по Уралу и Зауралью в 1899 году)



Открытием периодической системы элементов Д.И. Менделеев перевернул ход истории химии, создал новый фундамент этой науки, без которого дальнейшее изучение вещества стало бы невозможным или замедленным. Но заслуги учёного, его труды и достижения в науке, его авторитет в общественных кругах не должны заслонять своеобразие его личности и характера, отношение к окружающим его людям — соратникам, сослуживцам и членам его семьи, любовь и уважение к России и к месту своего рождения, к проблемам экономики и будущего страны. Эти замечательные качества характера учёного ярко проявились в Уральской экспедиции Д.И. Менделеева летом 1899 года.
К концу XIX столетия металлургическая промышленность Урала, некогда гордость и слава России, переживала глубокий экономический кризис. Она отставала от Донбасса по темпам развития, общему объему производства и топливной базы, по технической оснащенности заводов и рудников. Обеспокоенность правительства за состояние казенных уральских заводов росла год от года. Ни ревизионные поездки высоких чиновников, ни предложения крупных заводчиков не способствовали освещению истинных причин упадка могущественного в прошлом Урала. В качестве крайней и последней меры в деле выяснения множества запутанных вопросов стало привлечение правительственными кругами известных ученых. Выбор пал на Д.И. Менделеева.
18 марта 1899 года при Министерстве финансов состоялось совещание о переустройстве уральских казенных горных заводов. Здесь была обсуждена записка Д.И. Менделеева общего содержания, подготовленная им за несколько дней до совещания. В итоге обсуждения по предложению В.И. Ковалевского директора Департамента торговли и мануфактур, Д.И. Менделееву было поручено руководство Комиссией по изучению состояния уральской промышленности. С этой даты начинается отсчет времени Уральской экспедиции с участием великого русского ученого. По сути, на Д.И. Менделеева правительство возложило, как сказали бы менеджеры нашего времени, обязанности кризисного управляющего предприятиями Урала, в составе которых насчитывалось более чем 40 единиц. Несмотря на недомогание, 65-летний учёный и патриот дал согласие на руководство задуманного правительством мероприятия. Вместе с разрешением на поездку в уральские края правительство утвердило и состав экспедиции. В ней, кроме Д.И. Менделеева, представлен профессор Петербургского университета и Технологического института минералог Пётр Андреевич Земятченский (1856–1942). Краткая справка о нём. П.А. Земятченский — выпускник Петербургского университета. По окончании обучения в вузе он был оставлен хранителем минералогического музея, в будущем — профессор кафедры минералогии. Он помогал Д.И. Менделееву в редакторской работе над статьями в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона». Основатель отечественного керамического института. В 1928 году его избрали членом-корреспондентом АН СССР. Другим помощником стал Сергей Петрович Вуколов (1863–1940). С.П. Вуколов — ученик Д.И. Менделеева по университету. Стажировался во Франции, работал в лаборатории своего учителя и участвовал в разработке нового бездымного пороха, предложенного Д.И. Менделеевым. Участник экспедиции адмирала С.О. Макарова на ледоколе «Ермак» в 1901 году при плавании корабля в Северном Ледовитом океане. Третьим участником экспедиции назначили инженера-химика младшего инспектора Константина Николаевича Егорова (1851–1921) — технолога Палаты мер и весов, выпускника Петербургского университета. Глубоко преданный Менделееву, трудолюбивый и обязательный человек, он стал надёжным помощником учёного. Прежде К.Н. Егоров, ещё по студенческим научным работам был известен учёному миру, служил в России на нескольких заводах. Вместе с Менделеевым пополнял «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», из которого известны такие его статьи, как «Уголь бурый и торф», «Уголь древесный», «Цементы» и «Эфир серный». Дмитрий Иванович ценил в нём важное качество — умение сочетать практические наблюдения с теорией. Его знания должны были пригодиться в прогнозировании рудных запасов Урала. Все участники экспедиции собирались у Дмитрия Ивановича на Забалканском проспекте, обсуждая как главные планы и задачи экспедиции, так и разные мелочи, от которых зависел её успех. Если судить о любых помощниках по наивысшей доле ответственности, которую они берут на себя за порученное дело, то Д.И. Менделеев мог быть спокойным за свой выбор: члены экспедиции получили от него самые добрые оценки.
В Палате мер и весов вместе с Д.И. Менделеевым трудился ещё один Егоров — Николай Григорьевич (1849–1919). Он, как и К.Н. Егоров, также много лет работал под началом Д.И. Менделеева — ещё с 1876 года, когда Дмитрий Иванович привлёк молодого учёного к работе над своей книгой о путешествии по Пенсильвании в САСШ. Н.Г. Егорову принадлежит глава «Исторический опыт американской нефтяной промышленности». С марта 1894 года Н.Г. Егоров — заместитель Д.И. Менделеева в Палате мер и весов. Действительный статский советник, профессор, он с 1907 года заменил Д.И. Менделеева на посту управляющего палатой. Так что двух знаменитых Егоровых не следует путать, а в Уральской экспедиции Н.Г. Егоров не участвовал.
Позже в Москве, с 29 мая 1899 года, к основной группе экспедиции присоединился секретарь уполномоченных от съезда горнопромышленников Урала молодой инженер Владимир Викторович Мамонтов (1869–1917), командированный к Д.И. Менделееву в помощь. Он, как и служитель Главной палаты мер и весов Михаил Тропников, сопровождали учёного и его коллег на протяжении всей поездки.
Озабоченный поставленной перед ним задачей, Д.И. Менделеев стал деятельно готовиться к поездке. Поначалу он решил встретиться с министром земледелия и государственных имуществ А.С. Ермоловым, который незадолго до этого побывал на Урале и мог дать полезные советы. Ермолов предложил Менделееву встретиться с главным начальником уральских заводов П.П. Боклевским, который в те дни пребывал в столице по дороге в Донецкий край. Увы, доверительная беседа, на которую рассчитывал Д.И. Менделеев, не состоялась. Боклевский намеревался ознакомиться на южнорусских железных заводах с передовыми технологиями с намерением перенести их на Урал, и поэтому ревизионная поездка Д.И. Менделеева пришлась ему не по вкусу. Он расценил её как бесцеремонное вмешательство в его производственные дела. Под видом занятости Боклевский пообещал встречу с учёным в Екатеринбурге после своего возвращения с Донбасса, и не ранее начала июля. Первоначальные планы Менделеева пришлось перестраивать. Знал бы Дмитрий Иванович заранее, что у П.П. Боклевского вообще не было намерения на встречу в Екатеринбурге, сколько времени и нервной энергии ему удалось бы сэкономить. Главного начальника Урала не смутило даже такое нарушение этики, как попытка отказа в просьбе тайному советнику Менделееву, который по рангу российских званий был старше действительного статского советника Боклевского.
В конце мая Д.И. Менделеев отправил письма заводчикам Урала с просьбой о содействии при осмотре заводов. Как всегда перед началом любой работы, были собраны многочисленные материалы об Урале — более 70 трудов по истории края, характеристикам производства, сведениям о промыслах, лесных и водных массивах. В начале июня в записной книжке Д.И. Менделеева появились три варианта маршрутов по Уралу с перечнем заводов и рудников, личное посещение которых он считал для себя обязательным. В списке значилось 25 различных мест. Во всех вариантах движение экспедиций предполагалось по железным дорогам, незадолго перед этим выстроенным: Уральская горнозаводская ветвь от Перми через Кушву и Нижний Тагил к Екатеринбургу — год завершения строительством 1878; Луньёвская тупиковая железная дорога (1878); Екатеринбург — Тюмень (1885); и наконец Южно-Уральская: Екатеринбург — Челябинск (1896).
В своей научной деятельности Д.И. Менделеев нередко добивался необычных результатов за счет применения новейших приборов и методик. Как сказали бы сейчас, за счёт инновационных технологий. Даже в часы досуга, на отдыхе, он не изменял столь прогрессивному правилу. Так, одним из первых в Петербурге он применил в качестве диктофона (современный термин) фонограф Томаса Эдисона — один из самых распространённых приборов конца XIX столетия. Впервые Д.И. Менделеев увидел этот прибор в работе на Всемирной выставке в Филадельфии в 1876 году. Тогда он не мог и предполагать, что через какое-то время сам Эдисон, преклоняясь перед талантом учёного и его заслугами в науке, подарит ему через своего торгового представителя в Санкт-Петербурге один из своих усовершенствованных фонографов с целью использования прибора как диктофона (ил. 100).
Менделеев пытался использовать фонограф при диктовке своих статей и писем. Известны воспоминания секретаря Д.И. Менделеева А.В. Скворцова о попытке надиктовки Дмитрием Ивановичем текста своей статьи [1].
— Вот послушайте, что я наговорил в фонограф на валик, — начал разговор Менделеев. Скворцов: «Я вставил резиновые трубки в оба уха и слушаю. Раздается сначала шипение, хрипение, а потом какие-то звуки, с трудом уловимые и почти неразличимые, ничего нельзя расслышать».
— Жаль вот, что фонограф нельзя использовать для записи диктовки, — сокрушался Менделеев. — Тогда и Вам было бы легче с него списывать. Ну, да ничего не поделаешь, придется бросить эту затею.
Цилиндрические валики фонографа со слоем воска, на котором игла выцарапывала звуковые дорожки подобно следу на граммофонной пластинке, сохранились в музее-архиве при Санкт-Петербургском университете. К сожалению, из-за плохой разборчивости голоса фонограф у Менделеева не прижился. Замечу, что с Т. Эдисоном, своим современником, Д.И. Менделеев встреч и контактов не искал. Эдисон первым отважился на знакомство, пусть и заочное. И, думается, не только с целью расширения в России рынка сбыта фонографов. Великих людей тянет друг к другу. В 1969 году специалисты по звукозаписи из Академии наук предприняли безуспешную попытку восстановления голоса Д.И. Менделеева среди набора восковых цилиндров. На мой взгляд, не очень усердно и настойчиво.


Но вот что примечательно. В музее ТИУ хранится миниатюрный граммофонный диск диаметром около 8 сантиметров с редчайшей записью голоса Т. Эдисона. Он напевал весёлую мелодию о маленькой Мэри. Это была первая в мире запись человеческого голоса, переведённая с валика и фольги примитивного фонографа на диск. Не досадно ли: голос американского изобретателя Т. Эдисона сохранился, а голос гения России мы запечатлеть не сумели?
Много лет меня мучает вопрос, на который так и не смог найти ответа. Если попытки сохранить голос учёного худо-бедно соотечественниками предпринимались, то почему неизвестны документальные киносъёмки живого Д.И. Менделеева? После 1895 года, когда появилось кино, техника этого новшества вполне позволяла такие опыты. Кино известно в России с 1896 года, когда в Санкт-Петербурге в саду «Аквариум» состоялся первый показ документального фильма «Прибытие поезда» братьев Люмьер. Вне сомнений, это событие стало известно Д.И. Менделееву. И, возможно, с его стороны в научных целях кино было взято на заметку. Но где искать вожделенную съёмку? Я как-то поинтересовался в интернете: были или нет документальные съёмки открытия Всемирной промышленной выставки в Париже 1 (14) апреля 1900 года. Были! Известен, например, 14-минутный немой фильм французского режиссёра Марка Аллегре. Вполне, кстати, приличный фильм с серьёзной режиссурой и операторской работой. Мне даже подумалось, а не мелькнёт ли там, в кадрах, сам Д.И. Менделеев? Фигура-то более чем заметная! Увы, Дмитрий Иванович на открытии выставки не был, он приехал в Париж только 16 (29) мая, к началу работы международного жюри, в состав которого был включён и в котором много сделал для популяризации русского павильона и для присуждения наград русским экспонатам. Но существует любопытная деталь. Правительство Франции к завершению выставки организовало торжественный приём для иностранных членов жюри, на котором присутствовал Д.И. Менделеев. Достоверно известно, что были киносъёмки этого приёма, что вполне логично для столь торжественного момента выставки. Столь же логична возможная попытка операторов фильма выделить крупными кадрами среди толпы внушительную фигуру всемирно известного учёного и перенести на плёнку «живого» Дмитрия Ивановича. Можно также вспомнить, что 17 (30) июля в Париже открылся приуроченный к выставке Международный конгресс по теоретической и прикладной химии. Д.И. Менделеев был на конгрессе в качестве вице-президента и, стало быть, сидел в президиуме. Может, и там были киносъемки? Пока, увы, поиски таких фильмов успехом не увенчались. Наш поиск продолжается, и не только по съёмкам во Франции.
Всё это относится к зарубежным событиям. Странно, но в обзорах отечественного документального кино мне не приходилось встречать даже краткие упоминания о возможных киносъёмках Д.И. Менделеева. Не нашлось энтузиаста? Операторы боялись гнева учёного, не очень-то жаловавшего пишущую и снимающую братию? А может, сказалась консервативная привычка Менделеева с трудом воспринимать отдельные технические новинки, особенно в быту? Известно же, что он отвергал домашнее электроосвещение, предпочитая ему яркий свет керосиновых ламп.
Современники Д.И. Менделеева относили ученого к тому классу исследователей, которых считают неисправимыми романтиками. Романтик в науке — это человек, удовлетворяющий собственное любопытство к природе, а не выполняющий чей-то посторонний заказ на исследование. Условие существования романтика — независимость мышления и положения в обществе. Такие люди интересуются на протяжении своей жизни многими направлениями науки и техники. Они не стесняются менять свои привязанности к той или иной теме, в изучении основных вопросов которой нашли первое или решающее звено. Разработку последующих деталей они оставляют другим. У них в научной работе нередко происходит не только смена тематики, но и специальности. Этими чертами исследователя в полной мере обладал и Д.И. Менделеев. Может быть, по этой причине Дмитрий Иванович, впервые в среде мировых ученых сформировавший смысл великого закона природы, не смог открыть ни одного нового химического элемента. Менделеев, подобно Леонардо да Винчи, за многое брался, но редко доводил начатое до логического конца, давая повод для критики своим недоброжелателям. Торопился, спешил, боясь не успеть выполнить задуманное. «Время — ртуть!» — говаривал ученый. И все же романтиков науки нет смысла упрекать в чем-либо. Каждому судьба отмеряет своё. «Чем только я не занимался в своей жизни!» — не раз писал Дмитрий Иванович. В самом деле, в списке научных трудов ученого можно встретить, кроме специфических исследований по химии и педагогике вопросы экономики, социологии, политики и науковедения. Он профессионально разбирался в метрологии, проблемах промышленности (нефть, уголь, выделка железа, изготовление взрывчатых веществ) и сельского хозяйства. Его энциклопедические познания не оставили без внимания географию, судостроение, воздухоплавание — перечень бесконечен. А постоянными и деятельными увлечениями становились коллекционирование, шахматы, изготовление чемоданов, звукозапись и фотографирование. Но вот что удивительно. Несмотря на прозвучавший выше неявный «упрек» Д.И. Менделеева по собственному адресу, в нем не слышится нотки сожаления. Да и о чем сожалеть, если только одна фотография как интереснейший и необычный химический и художественный процесс всю жизнь занимала ум и время ученого. Еще на заре фотографии Дмитрий Иванович серьезно увлекся ею и как химик, и как любитель. Он собирал фотографии всех мест, им посещённых, сам пользовался фотоаппаратом, знал и ценил стереоскопическую съемку и пользовался стереоскопом в домашних условиях. В конце шестидесятых годов в университетской квартире ученого появился стереоскоп и множество стереофотографий с изображениями Альп. К тому времени широкую известность получил изобретенный в 1849 году англичанином Дэвидом Брустером стереоскопический фотоаппарат, и сдвоенные стереофотографии заполонили витрины магазинов. Дочери Менделеева вспоминали, как в детстве они вращали валик большого напольного стереоскопа. Рассматривая в нем снимки ледников и ущелий Швейцарии, испытывали неподдельный ужас, настолько естественной выглядела пространственная глубина межгорья. Вообще, надо отметить высочайший интерес Д.И. Менделеева к новинкам техники, облегчающим работу ученого.

За полтора века истории фотографии ее технология предполагала химическое воздействие света в комбинации с бесчисленными препаратами на слой серебра или его соединений с последующим получением изображения и закреплением его на бумаге или другой подложке. Только в последнее десятилетие химия постепенно и, надо полагать, навсегда стала уступать свое место электронно-цифровому способу записи световой информации. А во времена Д.И. Менделеева фотографические процессы пока что целиком находились во власти химии. Начальное становление дагероскопии, как именовали фотографию до середины XIX века, и формирование Менделеева как химика почти совпали по времени. Вот почему тонкости процессов фотографирования волновали его не менее, чем других специалистов. В начальный период научно-педагогической деятельности ученого было время, когда он предполагал полностью отдаться химии света и даже открыть свое дело — собственную фотографию.
Санкт-Петербург начала шестидесятых годов славился фотомастерской одного из зачинателей русской светописи С.Л. Левицкого. Имя его известно ещё и тем, что только ему во времена императора Александра III была предоставлена честь фотографирования состава царской семьи. Апрельским днем 1861 года Д.И. Менделеев, тогда еще мало кому известный начинающий химик, со своим приятелем Н.П. Ильиным отправились на прогулку по Невскому проспекту. Их привлек трехэтажный особняк с внушительной вывеской: «Светопись Левицкого». Вечером в дневниковой записи Менделеев сделал характерную пометку, которую я поместил в эпиграф. На память о посещении ателье друзья обзавелись визитной карточкой с текстом: «Дагеротипное заведеніе Сергея Левицкаго въ С-Петербурге протівъ Казанского собора, домъ Имзена, входъ съ Невскаго Проспекта, 3-й этажъ, налево». Педагогическая работа, подготовка курсов лекций и учебника химии, завершившихся открытием в 1869 году Периодического закона химических элементов, не позволили молодому ученому профессионально заняться фотографией. Но с С. Левицким у Д. Менделеева установились долголетние дружеские отношения. Их совместные усилия оказали заметное влияние на развитие отечественной фотографии.
Д.И. Менделеев постоянно использует фотосъемки в семейных и экспедиционных хлопотах. Кроме фотографий собственного изготовления, Менделеев, как всякий прилежный семьянин, бережно собирал и хранил в домашних альбомах снимки своих близких людей и родственников. Эта тема увлечения нашего земляка заслуживает отдельного рассмотрения. Здесь я затрону фрагмент только той ее части, которая имеет отношение к Сибири как вполне удачный пример съёмки: свадебная фотография А.С. Поповой-Капустиной, сестры А.С. Попова, первопроходца практического радио, в традиционном платье невесты. Она с мужем Ф.Я. Капустиным прожила в Томске много лет и стала сибирячкой.
Фотографируя родственников, главным образом в летние месяцы в Боблово, Д.И. Менделеев проявляет негативы и сам печатает карточки. Приучает к технологическому новшеству сына Владимира, консультирует близких людей. Так, еще в начале 1860-х годов из далёкого Томска Менделеев получил приглашение в гости от родственной семьи Поповых. В письме содержалась просьба «помочь нам в фотографии, наш надзиратель, молодой человек, возится со снимками, да все как-то у него не ладится: то перевести на клеенку не может, то нет чистоты в рисунке. Нет ли в Петербурге какого-нибудь обстоятельного руководства по фотографии, пришли, сделай милость, да еще солей серебра и фотографической клеенки аршина два. Что будет стоить, я перешлю тебе. Твой М. Попов».


Можно добавить, что кроме фотографирования окружающих Д.И. Менделеева людей он, к счастью историков, сам любил фотографироваться, особенно в местах его бесчисленных командировок. Как обеднела бы история русской науки, не будь у него этого пристрастия! Перед началом экспедиции ее участники снялись на память о совместной работе в Петербурге в фотографии Е. Мразовской при Санкт-Петербургской консерватории Русского музыкального общества. Снимки отличаются размещением участников, причем Д.И. Менделеев, по-видимому, смущенный тем, что его, как руководителя экспедиции, настойчиво сажают или ставят в центр, потребовал фотографирования и в других комбинациях. Существуют три варианта снимка. На одном из них Д.И. Менделеев сидит в кресле, а на двух других изображён стоя: в центре снимка и справа, облокотившись о бутафорский камень. Одни и те же элементы бутафории — камни — свидетельствуют, что все фотографии были последовательно сделаны в одном и том же фотоателье (ил. 101, 102, 103). В моей коллекции имеется тонированная под сепию открытка с номером 7552, изданная типографией, скрывшейся под аббревиатурой «Б.Р.». Как удалось выяснить, некий провинциальный издатель почтовых открыток из Нижнего Новгорода под фамилией В.И. Бреев решил воспользоваться знаменитой фотографией, соблазнённый возможностью заработать на популярном портрете Менделеева. Вот и решился он выделить для своей открытки только фрагмент коллективной фотографии с участием одного Д.И. Менделеева, удалив с фотографии всех, кроме самого профессора (ил. 104). Не знаю, каким образом не менее предприимчивая Е. Мразовская реагировала на явный плагиат, но мне усечённая композиция пришлась по душе. Известны отпечатки подобных сюжетов с портретом Д.И. Менделеева в издательствах других уездных городов Центральной России. Качество таких открыток, а точнее — фотооткрыток на фотографической бумаге в чёрно-белом и в зеркальном отображениях — крайне низкое. А один из портретов смонтирован (подрисован?) таким образом, что Д.И. Менделев оказался на фоне учебной доски с химическими формулами и лабораторным шкафом (ил. 104). Среди наиболее удачных снимков Д.И. Менделеева мне пришлась по душе восхитительная работа знаменитого в своё время фотографа-профессионала из Нижнего Новгорода А.О. Карелина. Эта фотография предваряет текст книги.

Начальный период фотографии отличался многими недоработками как самого процесса получения снимка, так и техники съемки. Бывая за рубежом, путешествуя по России, Д.И. Менделеев не раз убеждался, насколько громоздкими были фотоаппараты, малопригодные для получения научной информации. Не удовлетворенный распространёнными конструкциями фотоаппаратов, Менделеев конструирует свой, более компактный. По его заказу и чертежам фотоаппарат изготовили в Англии, он и сейчас украшает экспозицию музея Д.И. Менделеева при университете Санкт-Петербурга. Попытки миниатюризации фотоаппаратов всячески поощрялись Менделеевым. Так, крупные неприятности доставлял фотографам, не связанным с работой в стационарных ателье, тяжелый и громоздкий набор кассет со светочувствительными стеклянными пластинками. В России первые попытки перехода от стеклянной подложки к гибкой и легкой прозрачной ленте предпринял петербургский фотограф И. Бондарев. Менделеев консультировал изобретателя по процессу получения «смоловидной» гибкой пленки. Когда же в 1880-х годах из Америки пришло известие о работах Истмена и его акционерного общества «Кодак» о выпуске целлулоидной пленки, Д.И. Менделеев не преминул приобрести портативный аппарат системы «Кодак-4». С его помощью стали возможны моментальные съемки в путешествиях, домашних сцен, общественных и научных событий.
Не случайно в 1899 году, когда правительство поручило Д.И. Менделееву обследование уральской железорудной и металлургической промышленности, одной из главных принадлежностей аппаратуры экспедиции стал упомянутый «Кодак» системы Истмена с кассетой на 12 снимков с возможностью перезарядки на свету: в экспедиционных условиях по тем временам преимущество неслыханное! Все участники экспедиции по указанию ее вдохновителя обзавелись новейшими по тому времени пленочными аппаратами. Каждый из участников поездки независимо друг от друга выполнял съемки в самых различных условиях, а С.П. Вуколов — даже в шахте в Кизеле при вспышке магния.
Замечу, кстати, что при подготовке в конце 1950-х годов кандидатской диссертации я столь же успешно использовал вспышки магния при съёмках в шахтах Урала стволов пробуренных скважин, вскрытых подземными горными выработками. Мало кто из горных инженеров видел, как я, конфигурацию таких стволов в поперечном сечении этих скважин в зависимости от углов наклона скважин, условий бурения и состава горных пород. Примечательным было и само направление наблюдения через видоискатель фотоаппарата: снизу вверх направлении к своду выработки [2].
По итогам экспедиции на Урал ее руководитель издал книгу «Уральская железная промышленность», насыщенную множеством фотографий, большая часть которых сделана самим Д.И. Менделеевым или его помощниками. Д.И. Менделеев отмечает, что в общей сложности в экспедиции было сделано более 200 фотографий — достижение, которое при кассетном обслуживании съемок старыми фотоаппаратами было бы делом невозможным. Вот как сам автор описывает достоинства своего фотоаппарата. «Все мы запаслись прекрасными фотографическими камерами Истмена (Kodak-Special-4), представляющими то великое удобство в путешествии, что они работают на легких гибких пластинках. В виде свертка, в каждом по 12 снимков, они удобно сменяются при полном свете и столь чувствительны, что отлично работают при моментальных съемках с рук без всякого штатива».
Многие из снимков оказались некачественными, что, к сожалению, выяснилось только в Петербурге после проявления пленок. Как ни готовься к съёмкам, но с новой, малознакомой аппаратурой, что хорошо известно фотолюбителям, надо располагать достаточным опытом управления механизмами этого сложного прибора. Интересно, что в книге о поездке на Урал Д.И. Менделеев не стеснялся помещать снимки одних и тех же сюжетов, выполненных разными фотографами, например, екатеринбургской обсерватории, или снимки границы «Европа — Азия» на дороге из Екатеринбурга в Билимбай и других мест.
О художественных достоинствах менделеевских фотографий, помещенных в книге, говорить не приходится. Но их автор и не претендует на особое внимание к своей работе. Главными для него оставались события или факты, зафиксированные на бумаге фотоспособом. Особенно много фотографировали Д.И. Менделеев и его коллеги по экспедиции в Тобольске и в поездке в знакомое с детства село Аремзянку. А при обследовании тобольской каторжной тюрьмы количество подробнейших снимков камер, коридоров, часовни и мн. др. объектов, сделанных С.П. Вуколовым, было настолько значительным, что в советском переиздании книги сочли разумным, от греха подальше, текст и все фотоиллюстрации целиком исключить. Не постеснялись подредактировать великого Д.И. Менделеева.
Там же в Тобольске Дмитрий Иванович, не обращая внимания на 65-летний возраст, поднялся по крутой лестнице колокольни кремля на второй этаж с намерением снять на пленку величественную подгорную панораму города. Вид с площадки колокольни был действительно неповторимый. Менделеев навел объектив, нажал спуск затвора и… «как назло, сломался фотоаппарат», — писал раздосадованный Менделеев. Хваленый «Кодак» перестал перематывать пленку.
В начале сентября 1982 года в один из солнечных и теплых дней «бабьего» лета мне довелось посетить Тобольск. Погода для съемок была идеальная. Вот и мне, как когда-то Д.И. Менделееву, захотелось запечатлеть панораму Тобольска с той же точки съемки с колокольни Софийского собора, где Менделеева сопровождала неудача. Поднялся на площадку, навел через оконный проём объектив своей зеркалки «Зенита» на панораму нижнего города. Нажал на спуск затвора, успев подумать, что стою там же и вижу через видоискатель то же, что и наблюдал сам Дмитрий Иванович (на тесной площадке колокольни трудно ошибиться местом) и… А дальше можно дословно повторить сказанное Менделеевым: «как назло, сломался фотоаппарат», заклинило шторку затвора. Ну прямо как у Менделеева, наваждение, если хотите — мистика, да и только! Хорошо еще, что удалось сохранить предыдущие кадры. В фотоателье М. Уссаковской, наиболее популярном в Тобольске, Д.И. Менделеев закупил коллекцию художественных почтовых открыток с видами родного города.
После рассказа об увлечениях Д.И. Менделеева, в первую очередь — фотографией, мне не хотелось бы, чтобы у читателя-сибиряка сложилось впечатление о нашем земляке как о человеке, который непрерывно занимает свое время и ум мало связанными между собой занятиями. Отсюда недалеко от заключения, что в подобной ситуации научные итоги ученого легко объявить несовершенными. Недруги Д.И. Менделеева часто пользовались этими доводами, обвиняя его в излишней разбросанности. Но вот какую объективно-исчерпывающую характеристику дал Менделееву его современник, известный русский публицист и ученый М.О. Меньшиков в статье «Памяти Менделеева», опубликованной вслед за кончиной великого энциклопедиста в 1907 году. Думается, она будет не лишней в нашем рассказе.
«Менделеев был человеком не столько настоящей, сколько будущей России. Он неустанно проповедовал, просвещал общество, выступая не только в качестве гениального исследователя, но и выдающегося профессора, публициста, техника, чиновника, государственного человека. Отрываясь от лаборатории, он писал о стекольном производстве и маслобойном деле, о технике земледелия, о муке и крахмале, о вазелине и винокурении, о химической технологии. Он ездил то в Закавказье, то в Пенсильванию изучать нефть, то в Донецкую область для знакомства с углем, мечтал с Макаровым об открытии Северного полюса. Летал на воздушном шаре и осуждал спиритизм, писал о школе для учителей и о поднятии уровня Азовского моря, погружался в таможенный тариф и в колоссальный материал переписи.
Он умел в каждую работу свою, самую трудную, вложить догадку и здравый смысл. Что же это значит? Только то, что, кроме всеобъемлющего ума, он любил Россию. Великий ученый Менделеев готов был разорвать для нее свою душу».
Задолго до отъезда основного состава экспедиции один из ее участников П.А. Земятченский заранее отправился из Петербурга на Южный Урал, в Златоуст, Бакал и Верхнеуральск. Это случилось еще 21 мая. Договорились, что встреча произойдёт в Кушве. Д.И. Менделеев выехал из Петербурга в Москву через Боблово значительно позже — 8 июня. Сбор участников поездки был назначен в Москве 13 июня.
Ко всему сказанному необходимо добавить, что среди прочих дел по обследованию железорудной промышленности Урала Д.И. Менделеев имел секретное поручение правительства по изучению мест, предназначенных для размещения дополнительных военных производств и дорог стратегического значения. Эти сведения, до сих пор неизвестные, обнаружил в архивах знаток биографии Д.И. Менделеева и мой друг из Санкт-Петербурга профессор А.А. Макареня, от которого я и получил эту устную информацию.
Литература. 1. Из воспоминаний секретаря Д.И. Менделеева А.В. Скворцова // Знание — сила. — 1952. - № 12. 2. Копылов В.Е., Саламатов М.А., и др. Технология колонкового разведочного бурения: учеб. пособие. Свердловск: Изд-во Свердлов. горн. ин-та, 1964. 96 с.

Речной маршрут экспедиции, Елабуга и Оханск




14 июня участники экспедиции в составе пяти человек, включая служителя М. Тропникова, покинули Москву и отправились на поезде в Нижний Новгород на Сибирскую пристань (ил. 105). Путешественники расположились в каютах частного комфортабельного парохода «Екатеринбург» (ил. 106). Д.И. Менделеев не впервые ступал на палубу этого судна. Спущенный в Перми на судостроительной верфи «И.И. Любимов и К°» в 1896 году, новейший речной корабль тогда же стал экспонатом Всероссийской промышленной и художественной выставки в Нижнем Новгороде. Менделееву, как председателю Комиссии экспертов выставочного жюри по отделу фабрично-заводской промышленности, удалось добиться награждения пароходской продукции Любимова: право изображать на своих изделиях государственный герб, что приравнивалось к высшей награде выставки — золотой медали. Ну а символическое совпадение названия парохода и цели путешествия в столицу горного Урала подняло настроение путников, предвещало удачный исход поездки. Сама судьба парохода оказалась незавидной. В годы Гражданской войны представители армии адмирала Колчака при отступлении от Перми в 1919 году согнали весь подконтрольный им речной флот в устье реки Чусовой в районе станции Левшино. Затем слили в реку керосин из цистерн береговой нефтебазы и подожгли корабли. Шестьдесят пять судов, вместе с «Екатеринбургом», были уничтожены огнём.
На другой день, 15 июня, для Д.И. Менделеева и его спутников началась водная часть путешествия, с отдыхом, возможностью отоспаться и с надеждой на интересные встречи и беседы в кругу пассажиров. Как и ожидалось, авторитетных собеседников оказалось немало. Так, из собеседования с доверенными и осведомлёнными лицами графа Д.И. Строганова Менделеев с удивлением узнал, что выплавка железа на некоторых уральских заводах важнейшим делом не является. Заводчиков более интересовали леса и земли, приписанные к заводам: они давали основную долю прибыли. Тогда о каком развитии металлургии, её обновлении и государственном хозяйствовании могла идти речь? Мешала развитию металлургии существовавшая десятилетиями социально-экономическая архаика с остатками помещичьих отношений, когда к заводам приписывались местные крестьяне с их сезонностью в работе на заводах. Запомнились встречи и беседы с интересным попутчиком профессором геологии Казанского университета А.А. Штукенбергом, с которым Д.И. Менделеев был знаком по совместной работе в Петербургском университете. Как знаток рудных дел Урала, А. Штукенберг передал руководителю экспедиции много полезных сведений, особенно по железным рудам. Позже по просьбе Д.И. Менделеева он написал статью для его книги. Она помещена в отчёте о поездке как приложение № 36.
Сначала путь экспедиции лежал вниз по Волге, а затем, после Богородска (теперь Камское Устье), стоящего напротив впадения Камы в Волгу, вверх по течению притока Волги. Пароход с мощной паровой машиной натуженно дрожал, преодолевая встречный напор массы камской воды. Смена пароходом режимов движения напомнила Дмитрию Ивановичу о его недавнем таком же путешествии и по тому же маршруту от Нижнего Новгорода на Волге и до Елабуги на правом берегу Камы. Дело в том, что в 1890 году Д.И. Менделеев предложил морскому и военному министерствам России усовершенствованную технологию производства пороха взамен устаревшего пироксилинового, известного в военном деле с 1832 года. Опытное производство нового пороха по инициативе учёного было решено провести в Елабуге. Если точнее — в селении Бондюга (с 1967 года — Менделеевск), расположенном в 20 верстах от Елабуги выше по Каме, на её берегу вблизи устья Тоймы. В Бондюге располагался зарекомендовавший себя с самой лучшей стороны химический завод провинциального предпринимателя П.К. Ушкова, давнего друга Д.И. Менделеева. Там же по соседству в посёлке Тихие горы стояла пристань Ушкова. Пётр Капитонович Ушков (1840–1898, ил. 107) и Дмитрий Иванович познакомились в Санкт-Петербурге ещё в 1868 году. Поводом для знакомства стало посещение Д.И. Менделеевым Парижской выставки 1867 года. На ней в павильоне России П.К. Ушков демонстрировал продукцию своего завода. Молодые люди подружились, вместе путешествовали по Европе, отдыхали в Ницце, бывали в Италии и даже спускались в шахту по добыче серы на Сицилии. Летом 1893 года, по договорённости с П.К. Ушковым, Менделеев дважды посетил его химический завод в Бондюге, заводскую контору и лабораторию (ил. 108) с целью налаживания там производства опытной партии пироколлодия — бездымного пороха, предложенного учёным.


Перед приездом именитого консультанта П.К. Ушков оперативно, в течение месяца, соорудил кирпичный цех с паровой машиной (ил. 109). Опытная партия бездымного пороха весом более 8 тонн была создана настолько оперативно, что в письме из Бондюги сыну Владимиру Д.И. Менделеев сообщал о своём хорошем впечатлении от завершения опытов: «там люди прекрасные и дело ведут скоро и ловко, а развитие завода громадно…». Неподалёку от цеха располагалось здание заводской конторы. В нём теперь размещается краеведческий музей Менделеевска (ил. 110). Цветной рисунок заимствован мною из фондов этого музея. Там же в музее хранится 4-е издание книги Д.И. Менделеева «Основы химии», первая часть, с дарственным текстом. Об этом редком автографе Д.И. Менделеева мы расскажем несколько позднее в разделе об уральских и сибирских находках менделеевских автографов.

Проживал учёный в Елабуге в семейном доме Ушковых, а также в Бондюге в специальном домике для приезжих инженеров и специалистов, а также на усадьбе П.К. Ушкова. На роскошной загородной вилле владельца завода Д.И. Менделеев любовался цветочной оранжереей с диковинными растениями и фонтаном. Дом в Елабуге сохранился до нашего времени, но, к моему удивлению, на здании так и не состоялось открытие памятной доски выдающемуся учёному. Из Елабуги Д.И. Менделеев приезжал в заводскую лабораторию Бондюги для консультаций. Иногда ночевал и на заводе, поскольку разбитая дорога из Елабуги при дождях становилась малопроходимой. Говорят, что приборы, которыми пользовался учёный, до сих пор хранятся в заводском музее [4]. Современный вид здания музея показан на ил. 111. С 1959 года на строении, в память о пребывании здесь учёного, установлены две памятные доски с текстом: «Бондюжский химический завод. В 1893 году здесь работал над получением пироколлодия великий русский химик Дмитрий Иванович Менделеев» (ил. 112). Текст на досках одинаков, но на второй, укрепленной позже, он на татарском языке. Там же на стене по соседству установлена охранная доска с текстом: «Памятник архитектуры. Здание конторы товарищества «П.К. Ушков и К0», 1870 г.».
В общей сложности, в Елабуге Д.И. Менделеев провёл более месяца своей жизни. Последний свой приезд к П. Ушкову он завершил на речном пароходе «Уфа», который отчалил с пристани Тихие горы в Казань. Все эти сведения мне удалось получить благодаря чуткости и вниманию к моим просьбам со стороны краеведческого музея в Менделеевске и его директора Андрея Аркадьевича Андрианова. Мне, к сожалению, не довелось посетить Елабугу, поэтому пришлось довольствоваться теми материалами, которыми щедро поделились со мною коллеги-менделеевцы.
Интересный факт из истории работы Д.И. Менделеева над пироколлодием. В знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона в статье «Менделеев» среди описаний научных достижений великого химика на первом месте стоит создание бездымного пороха, а уж затем упоминается Периодический закон. Что это: недосмотр редакции или намеренное искажение значимости достижений учёного? Не могу себе представить, чтобы Д.И. Менделеев как член редакции никак не отреагировал на такой курьёз, а точнее сказать — несправедливость.
О другом событии, связанном с работой Д.И. Менделеева над порохом в Елабуге, рассказывал С.П. Вуколов в 1934 году на юбилейном менделеевском съезде. В 1894 году из-за несочувственного и враждебного отношения Морского ведомства и влиятельных деятелей морской артиллерии к идеям учёного по бездымному пороху производство пироколлодия свернули. Д.И. Менделеев был вынужден расторгнуть отношения с Морским ведомством и отойти от пороховых дел. Перед уходом он говорил Вуколову: «Я постоянно ношу с собой в кармане прошение об отставке, чуть чего…». Тут он делал жест рукой, как бы подавая это прошение. Вуколов, неизменный помощник Д.И. Менделеева по Елабуге, продолжал: «Я вспоминаю, как сушили приготовленные партии пороха у выходных каналов калориферов. Трудность и опасность такого соседства нас не смущали. У нас рядом был сам Дмитрий Иванович!».


В наше время в Менделеевске (Бондюге) проводятся Всероссийские научные конференции «Ушковские чтения» с выпуском печатных материалов. В центре города установлен бюст Д.И. Менделеева (ил. 113). Раньше памятник стоял на территории завода вблизи краеведческого музея, потом его перенесли в город к Дому культуры имени С. Гассара.
П.К. Ушков рано, в 58 лет, ушел из жизни. Узнав о его кончине, Д.И. Менделеев отправил в редакцию газеты «Новое время» сочувственное письмо. Он писал: «…для России случилось небывалое, и не где-нибудь, а где-то там, на Каме, в Елабуге. Мне пришлось лет пять тому назад видеть на месте заводы Ушкова, и я, знавший немало западноевропейских химических заводов, с гордостью увидел, что может созданное русским деятелем не только не уступать, но во многом превосходить иноземное» [3].
Надо ли говорить, что, проплывая на «Екатеринбурге» Елабугу — родину художника-пейзажиста И.И. Шишкина (1832–1898) — и делая остановку на речной пристани этого города (ил. 114), Менделеев вспоминал незабываемые встречи с великим художником-пейзажистом, своим другом, и его щедрый презент — популярную картину «На Севере диком», написанную художником в 1891 году, — Менделеев поместил на стене своего уютного кабинета, и до наших дней она украшает интерьер музея-архива в университете Санкт-Петербурга. Кстати, почтовая служба России в 2002 году выпустила почтовую марку с изображением этой картины.

Между тем речной вояж Д.И. Менделеева и его соратников по Каме продолжался. Путешественники охотно фотографировали встречные пароходы, плоты с лесом и пристани. Многие из снимков Д.И. Менделеев поместил в 16 главе своей книги. Впереди на пути к Перми встретилось ещё немало пристаней, но, пожалуй, для Д.И. Менделеева самой памятной из них стала Оханская (ил. 115). И вот почему. Среди многочисленных хобби и научных вопросов, занимавших ум учёного, было коллекционирование минералов, а также изучение происхождения метеоритов, их химического состава. Увлечение минералогией началось у Д.И. Менделеева ещё со студенческой скамьи, когда он написал работу по изоморфизму в минералах. Можно также вспомнить статью начинающего учёного о минеральных богатствах Северного Урала [1]. В 1872 году Д.И. Менделеев передал в музей горного института в Санкт-Петербурге коллекцию минералов и окаменелостей, собранных им в Германии в окрестностях Тироля и Бонна. В её составе — семь образцов. К сожалению, с 1911 года, после переписи, коллекцию разрознили по минералогическим разделам. Имя дарителя осталась только на отдельных этикетках. До сих пор в музее кафедры минералогии Санкт-Петербургского университета хранится величественная друза горного хрусталя с рабочего стола учёного — наиболее выигрышный экспонат в витрине кварцевых находок. Рисунок этой друзы Дмитрий Иванович поместил в одном из изданий «Основ химии».
А с метеоритикой Д.И. Менделеев столкнулся после событий в августе 1887 года, когда в окрестностях Оханска, на возвышенном берегу Камы, выпал знаменитый и один из крупнейших на территории России Оханский метеорит, или, как называли его тогда, — аэролит. Не случайно заказ на его исследование поручили именно Д.И. Менделееву. Одна из первых находок фрагмента метеорита была выслана для химического анализа в Санкт-Петербург в университетскую лабораторию учёного. Менделеев с энтузиазмом взялся за анализ, привлёк для работы любознательных студентов и опубликовал подробную статью по итогам изучения необычного природного экспоната [2]. Совершенно справедливо Д.И. Менделеев считается основателем в России научной метеоритики.
Осколки небесного странника самых различных размеров и веса до сих пор хранятся во многих музеях страны: в метеоритных коллекциях РАН в Москве, на Урале в Екатеринбурге при минералогическом музее Горной академии, а также в музее Казанского университета (ил. 116), и в других местах. Замечу для непосвящённых, что траектория полёта Оханского метеорита в точности повторила след знаменитого Челябинского метеорита 2013 года. Они — космические братья.
Несмотря на более чем 10-летнюю давность космических событий в Оханске, встреча с городом и его пристанью оставила в душе путешественника приятную теплоту. На пароходе в каюте Менделеева и в прогулках по палубе в течение трех суток плавания по Волге и Каме родился наконец окончательный вариант передвижения экспедиции по Уралу. Главная особенность уточнённого плана состояла в том, что отпало намерение первоочередного посещения Екатеринбурга — столицы горного Урала. Вояж в город отложили на более позднее время из-за отсутствия на месте горнозаводского начальника П.П. Боклевского. Приоритетным направлением поездки стала узловая станция горнозаводской железной дороги города Чусового, завод при нём и тупиковая Луньёвская железнодорожная ветка на Кизел с его заводами и угольными копями.
Литература. 1. Менделеев Д.И. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой // Журнал Министерства народного просвещения. — 1857. - № 3. 2. Химическое исследование образцов Оханского метеорита // Журнал Русского физико-химического общества. — 1888. — Т. 20. — Вып. 5. — Отд. 1. — С. 513–518. 3. Менделеев Д.И. Некролог [Пётр Капитонович Ушков] // Новое время, СПб. - 1898. - 26 янв. 4. Дорфман А. «Секретная» лаборатория Менделеева. Что химик прятал в Елабуге? // Аргументы и факты. Kazan.aif.ru. - 2014. - 6 февр.

Пермь и Уральская горнозаводская железная дорога



Во второй половине дня 18 июня 1899 года 800-сильный пароход «Екатеринбург» приближался к Перми. Д.И. Менделеев со спутниками стояли на палубе, любуясь панорамой города с Камы (ил. 117). Всё пространство береговой линии занимали речные пристани, но без бросающегося в глаза хаоса строений, подобного тому, который путешественники видели в Нижнем Новгороде. В центре панорамы высились две башни архитектурной примечательности Перми — вокзала «Пермь-1» Горнозаводской железной дороги. С этого вокзала Д.И. Менделееву и его помощникам предстояла месячная поездка по железным дорогам Среднего и Южного Урала с целью обследования уральской железнорудной промышленности. Задание было правительственным, и петербуржцы во главе с 65-летним ученым рассчитывали на внимание и понимание властей на протяжении тех часов, не превышающих по времени и суток, которые запланировал для Перми Д.И. Менделеев.


Так оно и случилось. Местная газета «Пермские губернские новости» извещала читателей о визите высоких гостей. Редакция писала: «На днях профессор Д. Менделеев предпринимает с научной целью поездку для исследования минеральных богатств уральского района, причём посетит Тюмень, Верхотурье, Кушву и др., а также Богословские заводы вновь организованного общества «Ермак» [1]. На другой день, накануне прибытия комиссии, та же газета оповещала (в газетной редакции): «К командировке проф. Менделеева. Как мы уже сообщали, с Высочайшего соизволения управляющий Главною палатою мер и весов, тайный советник проф. Менделеев командирован в Пермскую губернию для изучения современных естественных и экономических условий металлургической промышленности на Урале. Проф. Менделеева, ожидающего на днях в Перми, сопровождают: проф. Санкт-Петербургского университета Земятченский, помощник начальника научно-технической лаборатории морского министерства Вуколов и инженер-технолог Егоров».
По соседству с этой краткой заметкой, будто предполагая в скором времени конфликт Менделеева и Боклевского, помещено следующее газетное уведомление: «Командировка П.П. Боклевского. Находившийся по делам службы в Петербурге главный начальник уральских заводов действительный статский советник П.П. Боклевский, по словам «Уральского горного обозрения», командирован, с Высочайшего соизволения, на юг России для осмотра металлургических заводов и горных промыслов Донецкого района. Возвращение госп. главного начальника на Урал ожидается к июлю месяцу».
На пристани правительственную комиссию встречал начальник Пермского (Мотовилихинского) пушечного завода С.А. Строльман, полицейские чины и торговый агент химического завода наследников П.К. Ушкова в Елабуге Н.И. Михайлов. Некоторые сведения об этих людях не помешают нашему изложению. Благодаря Строльману и его профессиональным качествам Мотовилихинский завод стал мощным предприятием России. Служение стране этого труженика было по достоинству оценены даже в советское время. Много лет он работал преподавателем индустриального техникума в Перми. Строльман выжил в годы репрессий, несмотря на то, что его дочь Ольга венчалась с В.О. Каппелем — известным деятелем белого движения в Сибири. Скончался С.А. Строльман в 1937 году. При встрече Строльман пригласил Менделеева на завод в Мотовилихе — пригороде Перми. Однако из-за краткости пребывания в городе Д.И. Менделеев вынужден был отказаться от посещения, но направил туда К.Н. Егорова и С.П. Вуколова. Строльман сопровождал гостей по всему заводу, включая здание управления с библиотекой и заводским музеем (ил. 118).


Там же, на пристани, к Д.И. Менделееву обратился чиновник особых поручений Горного управления в Екатеринбурге Н.А. Салорёв (1832–1908). Он, выпускник Горного института в Санкт-Петербурге, служил на ряде уральских заводов, управлял Невьянским горным округом. Ко времени приезда Д.И. Менделеева на Урал исполнял «особые поручения» горного начальника П.П. Боклевского. От Салорёва Д.И. Менделеев узнал, что министром земледелия и госимуществ А.С. Ермоловым чиновник назначен сопутствовать экспедиции. Как показали дальнейшие события, Салорёв оказался не только случайным попутчиком, но и тайным осведомителем («особые поручения»?) екатеринбургского горного начальства. Последствия такого осведомительства принесли Д.И. Менделееву немало огорчительных минут.
Не успели гости в доме Михайлова распаковать чемоданы, как к ним приехал пермский губернатор, генерал-лейтенант Д.Г. Арсеньев. Д.И. Менделеев был приятно удивлен тем, что губернатор, не считаясь с субординацией, первым поспешил к высокому гостю. Впрочем, по военному чину Д.И. Менделеев, как тайный советник, также был генерал-лейтенантом. Как оказалось, в прошлом Арсеньев был слушателем лекций учёного во время обучения в кадетском корпусе.
Весь последующий день Д.И. Менделеев посвятил визитам и встречам с представителями местной интеллигенции. Посетители С.А. Иверонов, управляющий Пермской казённой палатой, и С.В. Иванов, управляющий Контрольной палатой, сообщили профессору немало полезных сведений о горном и металлургическом деле на территории всей губернии. Записная книжка Д.И. Менделеева стала интенсивно заполняться необходимыми сведениями. Позже в оставшуюся световую часть дня столь же полезными стали встречи с такими профессионалами, как управляющий имениями графа Строганова С.Н. Конюхов и учёный-лесовод, археолог Ф.А. Теплоухов (1845–1905).
С лесоводом Фёдором Александровичем Теплоуховым (ил. 119) Д.И. Менделеев на протяжении своей уральской поездки встретится ещё раз при посещении Билимбая, поэтому будет уместным рассказать об этом человеке более подробно [5]. Его отец, Александр Ефимович Теплоухов, также лесовод, работал главным лесничим и хранителем лесного хозяйства у графов Строгановых, вёл учёт документации по сбыту продукции и служебную переписку. Сын пошел по стопам отца после завершения обучения в Тарандской королевской лесной академии в Саксонии и в Петровско-Разумовской лесной и сельскохозяйственной академии в Москве в 1872 году. С 1875 года занимал должность главного лесничего Ильинского имения Строгановых в Пермской губернии (ил. 120). Научной общественности России он известен трудами по археологии, по флоре Алтая и по окрестностям Ильинского. Ему принадлежит открытие нового вида фиалки. Знакомство с Д.И. Менделеевым у него давнее, ещё по встречам на конференциях и съездах в Санкт-Петербурге. Менделеев получил от Ф.А. Теплоухова много полезных советов по лесоустройству и по статистике лесов Пермской губернии.


В тот же вечер Д.И. Менделеев успел принять корреспондента екатеринбургской газеты «Урал». Как писала газета, в беседе Д.И. Менделеев заявил: «Трудно мне в мои годы совершить в короткое время путешествие по территории не меньше целой Франции; и готов был бы отступного дать, чтоб не ехать, и интерес большой, и голова моя, слава Богу, все еще, как губка, способна впитывать впечатления и сообщения, да вопрос-то первостепенной государственной важности». И все эти хлопоты трудоголик Менделеев одолел в течение первого дня визита в Пермь!
Наутро ученый побывал в доме у губернатора. Старинный особняк, построенный в конце 1820-х годов по проекту выдающегося уральского архитектора И.И. Свиязева — основоположника промышленной архитектуры на Урале, поражал воображение посетителей роскошным наружным видом (ил. 121) и богато отделанным интерьером. Дополнительная встреча с губернатором Д.И. Менделееву понадобилась не как визит вежливости, а для того, чтобы воспользоваться обещанными Д.Г. Арсеньевым сведениями по экономике Урала. Губернатор передал свою озабоченность нехваткой в крае специализированных учебных заведений, включая высших, с подготовкой инженеров горнометаллургического профиля. Затем Менделеев посетил Контрольную (ил. 122) и Казенную (ил. 123) палаты, Загородный сад с ротондой (ил. 124). Все эти менделеевские места расположены вокруг центральной части улицы Сибирской (теперь ул. К. Маркса), главной в городе. Здание Контрольной палаты располагалось на углу Монастырской (Орджоникидзе) и Сибирской улиц. Сейчас здание перестроено и сохранилось частично. К почти полному перечню памятных мест следовало бы добавить также пристань и вокзал «Пермь-1».


Упомянув ротонду, рождение которой в 1824 году обязано тому же И.И. Свиязеву, я вспомнил, что в 1829 году Пермь посетил Александр Гумбольдт. Он побывал в ротонде в Загородном саду, сделал здесь астрономические наблюдения и вычислил точные географические координаты центра города. Выдающийся учёный попытался было организовать здесь и магнитометрические измерения, но время поджимало, надо было спешить на восток к Уральскому хребту. Несмотря на дефицит времени, берлинская знаменитость успела-таки обратить внимание на замечательные геологические особенности окрестностей Перми. По возвращении в Европу Гумбольдт в письме к шотландцу Мурчисону, который собирался в путешествие по России, посоветовал обратить внимание на необычные природные отложения горных пород. Мурчисон выделил эти пласты и назвал их «пермскими» с соответствующим выделением в геологическом времени системы «пермского периода». Не боясь ошибиться, полагаю, что о событии, связанном с посещением ротонды Гумбольдтом, Д.И. Менделеев был оповещён. Не случайно же, посетив Екатеринбург, Менделеев намеревался провести магнитометрические наблюдения на территории уральской обсерватории. Там же, в Загородном саду, Д.И. Менделеев посетил здание общественного собрания, расположенного по соседству с ротондой (ил. 125). Благодаря заботе и вниманию Н.И. Михайлова, гость плотно пообедал и послушал духовой оркестр.
Особая надежда возлагалась руководителем экспедиции на встречу с управляющим железной дорогой А.М. Повалишиным (1837–1904) и на его содействие в получении сведений о железнодорожных перевозках, в особенности топлива, металлов и хлеба. Управление дороги размещалось там, где с 1953 года находился техникум железнодорожного транспорта. В конце прошлого столетия еще не было второго здания, стоящего напротив (ул. Горького, 1), выстроенного много позже и повторяющего особенности главного корпуса. Поэтому имеется полная уверенность в том, какое здание было посещено Д.И. Менделеевым.
Конечно, кроме интереса к зданию появляется желание выяснить размещение кабинета А.М. Повалишина, в котором побывал Д.И. Менделеев. К сожалению, установить это довольно трудно, так как здание неоднократно перестраивалось внутри. Существует лишь одно косвенное свидетельство: А.М. Повалишин любил вникать во многие подробности жизни железнодорожного узла при вокзале «Пермь-1», наблюдая за движением поездов из окна своего кабинета. Это могло иметь место, если кабинет располагался ближе к торцу здания, обращенного к реке, а окна находились со стороны вокзала (ил. 126).
Алексей Михайлович Повалишин руководил управлением в 1893–1904 годах, до своей кончины. Он пользовался большим авторитетом среди рабочих и нередко при их конфликтах с администрацией безоговорочно становился на сторону первых. Управляющего отличали щедрость, душевная доброта и общедоступность. Сослуживцы отмечали, что ни до него, ни после железная дорога не знала более уважаемого руководителя.

Визит к A.M. Повалишину оказался весьма удачным. Управляющий дорогой не только оказал полное содействие и проинформировал Д.И. Менделеева о графике работы железной дороги на всей территории Урала, но и выделил ученому и сопровождающим его лицам (7 человек, включая служителя и железнодорожного кондуктора) собственный специальный служебный вагон с отдельными купе и обеденной комнатой. Вагон мог останавливаться на любой станции по желанию руководителя экспедиции, а затем следовал по выбранному маршруту с попутным поездом. Полностью отпадали заботы о билетах (они были закуплены заранее), хлопоты о багаже, отдыхе и охране имущества.
Как только Д.И. Менделеев возвратился в дом Михайлова, его посетили активисты Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ) и директор Алексеевского реального училища М.М. Дмитриевский (ил. 127). Дмитриевский информировал Менделеева о деятельности училища и его горного отделения, недавно переведённого из Красноуфимска. Попутно директор вызвался сопровождать гостей по их уральскому маршруту, для чего несколько позже прибыл к Д.И. Менделееву в Кушву. Однако в силу производственной необходимости от сопровождения ему пришлось отказаться, и он возвратился в Пермь.
Вечером 19 июня А.М. Повалишин встретил Д.И. Менделеева на вокзале «Пермь-1» и провел участников экспедиции к ожидавшему их в тупике служебному вагону. Их радушно принял хозяин вагона кондуктор Дмитрий Запольский, предусмотрительно командированный на всю поездку заботливым управляющим железной дорогой. «Без обязательного содействия Алексея Михайловича, — писал позже Д.И. Менделеев, — наша экспедиция не могла бы много выполнить из того, что удалось. Великую помощь оказал и кондуктор Запольский, все время остававшийся с вагоном. Усердный, сметливый и неутомимый, он оберегал покой наш, понимая, что он нам надобен в пути не меньше вагона и не меньше исполнения возложенного на нас поручения. Приедешь измученный, а тут тотчас самовар на столе, и все к нему у Запольского готово и припасено».

Служебный вагон прошел с экспедицией по всему Уралу. В ожидании Д.И. Менделеева он стоял в тупиках станций Чусового, Кизела, Гороблагодатской, Нижнего Тагила, Екатеринбурга, Тюмени, многих южноуральских городов. В последний раз Д.И. Менделеев провел свой отдых в доме на колесах на станции Златоуст.
В своей книге «Уральская железная промышленность», выпущенной в 1900 году, Д.И. Менделеев, «усталый донельзя», тепло отозвался о Перми и ее тружениках. «Вообще же в те сутки, которые мы провели в Перми, — писал Д.И. Менделеев, — мне пришлось узнать такое количество просвещённейших местных деятелей, не по книжкам, а самостоятельно вникших в тонкости экономических отношений края и страны, что я не только не встречал ни разу ничего подобного в столь короткий срок, но, признаюсь, никак и не ожидал когда-либо встретить, хотя я довольно мыкал по свету…». В книге он поместил фотографии железнодорожного моста через Каму, незадолго до приезда ученого пущенного в строй, виды Мотовилихи и цехов завода, тупиков железнодорожных путей станции «Пермь-1» с «персональным» вагоном и кондуктором возле него.
В 1986 году я работал над книгой о Д.И. Менделееве [3]. Основное содержание этой работы включало поездку ученого по Уралу в 1899 году. Обнаружилось, что мои представления о Перми, которую посетил Д.И. Менделеев, крайне недостаточны, особенно при попытке сопоставления менделеевских мест старого города и Перми 1986 года. А без тщательного знакомства с ними начинать работу над книгой не было смысла. Спонтанно пришло решение о срочном вояже в город, и, долго не раздумывая, я купил железнодорожный билет на маршрут Тюмень-Екатеринбург-Кунгур-Пермь. Через 12 часов поздним вечером мой поезд остановился на перроне вокзала «Пермь-2». Память воссоздала панораму перрона моей студенческой поры, когда в 1953 году посетил Пермь по дороге на нефтяной промысел в Полазну. Здесь, в этом старинном посёлке, расположенном в 40 километрах к северу от Перми, я проходил производственную практику на сооружении почти «морских» буровых вышек, оказавшихся в воде при заполнении Камского водохранилища [5]. А позже, год спустя, после окончания Свердловского горного института, я здесь побывал, сопровождая студентов в их производственной практике, будучи преподавателем родного вуза. Город посетил по делам службы с целью организации студенческих практик на пермских нефтепромыслах и для привлечения производственных инженеров к руководству дипломным проектированием и к рецензированию студенческих работ. Поселился в гостинице «Центральная» напротив оперного театра.
Ниже читателю предлагается материал, подготовленный мною в том далеком 1986 году. Итак, я в Перми. Наутро полюбовался с высокого берега реки панорамой Камы и в течение нескольких дней стал осуществлять намеченный план обследования менделеевских мест, так или иначе связанных с именем учёного. К перечню мест в первую очередь я отнёс пристани, вокзал горнозаводской ветки, здания бывшего управления железной дороги, реального училища, контрольной и казённой палат и резиденцию губернатора. Заглянул в здание авиационного техникума по улице Луначарского, 24, в котором при Менделееве размещалось реальное училище. Поднялся на этажи по четырём пролётам лестницы с подпорными чугунными столбами, решетками перил и ступенями. На каждом этаже перила имели свой оригинальный рисунок. Прошелся по коридорам с арочными потолками. Вспомнил, что в 1899 году здесь учился будущий маршал Б.М. Шапошников.
После праведных трудов отдохнул на скамейке возле знаменитой по именам А. Гумбольдта и Д. Менделеева ротонды в городском саду, сделал её снимок. В том самом саду на улице Сибирской, который при Менделееве звался Загородным. Мне повезло с погодой: было солнечно, но, несмотря на вершину лета, без зноя. День оказался воскресным, парк — многолюдным, а в ротонде под открытым небом для отдыхающих в саду посетителей работала выставка книг. Оставив паспорт, выбираешь книгу и отдаёшься чтению в тени деревьев. Потом спустился с высокого берега Камы на набережную, осмотрел старинное здание вокзала «Пермь-1», оставив на память его фотографию (ил. 128).
У знакомого пермского филокартиста, уважаемого коллеги, выменял целый комплект почтовых открыток начала минувшего века с изображением всех только что перечисленных мною городских мест Перми. Более того, у него же обзавелся дореволюционными открытками с видами Горнозаводской железной дороги, часть из которых я покажу читателю.
Незабываемые итоги поездки по возвращении в Тюмень я с самыми добрыми намерениями постарался отразить в статье, которую отправил в Пермь в областную газету «Звезда» с пожеланиями устранить несправедливость и с рекомендациями по установке памятной доски на сохранившемся здании горнозаводского вокзала. Каково же было мое изумление, когда я получил из редакции отказ в публикации с откровенно безграмотной мотивировкой. Его стоит привести здесь, чтобы показать степень ужасающей самонадеянности некоторой части журналистов, встречающихся и по сей день, их нежелания вникать в необходимые подробности. Что в этой истории больше: невежества, отсутствия интереса к собственному прошлому, которое оказало честь городу редким эпизодом — посещением города русским гением?
«01.12.1986. Уважаемый товарищ Копылов! К сожалению, публикация вашего материала «Менделеев и Пермская железная дорога» не представляется возможной. Наши краеведы после изучения архивных материалов пришли к выводу, что Менделеев не проезжал по Пермской горнозаводской дороге, он ехал в Екатеринбург южной дорогой. Извините за задержку с ответом. Шла реорганизация отделов» [2]. Другими словами, по мнению журналистов, Менделеев добирался до Екатеринбурга через <…> Кунгур (?). Но «южную» дорогу построили только в 1909 году, после кончины Д.И. Менделеева. Не было необходимости заниматься «изучением» архивов. Достаточным оказалось бы прочтение книги Менделеева «Уральская железная промышленность…», в которой подробно описывалось посещение городов и заводов, расположенных по горнозаводской ветке. Отвергнутую редакцией «Звезды» статью я решил с некоторыми сокращениями поместить здесь в книге, почти ничего в ней не меняя, чтобы сохранить колорит того времени.
«…Минувшим летом по делам службы мне довелось побывать в Перми после 35-летнего перерыва. Тогда, треть века назад, в мои студенческие годы, город был знаменит строительством Камского моря, мощной гидроэлектростанции, нефтяным бумом в Краснокамске и в Полазне, заполнением Камского водохранилища, на глади которого, как на Каспии, появились кусты почти «морских» нефтяных вышек. Мне их приходилось строить.
И вот новая встреча. Город, особенно в районах новостроек, стал неузнаваемым, с современными зданиями нестандартной архитектуры. Помолодела набережная Камы, понравились музеи города. И не только краеведческий музей и картинная галерея, широко известные за пределами Перми, но и более скромные ведомственные, с любовью и вниманием оформленные местными краеведами-энтузиастами. Среди них особо хочется упомянуть музей горнозаводской железной дороги в главном здании техникума железнодорожного транспорта (ул. Горького, 2). Он был открыт в 1981 году к столетию старейшего на Урале учебного заведения и славится богатейшими материалами о строительстве вокзалов, станций и мостов первенца уральских железных дорог — Горнозаводской ветки. С неослабевающим интересом смотрятся сведения о знаменитых выпускниках, среди которых особо выделяется имя космонавта В.П. Савиных, окончившего техникум в 1960 г.
Знакомство с экспонатами сочетается с увлекательным рассказом директора музея и его основателя Владимира Петровича Абрамова — знатока и весьма эрудированного хозяина разносторонней экспозиции. Нарастающее при осмотре любопытство рождает множество вопросов. Тут же, без промедления, следуют исчерпывающие по содержанию ответы либо открываются дверцы шкафов-запасников и оттуда извлекаются фондовые материалы, не менее интересные и редкие. Наконец, исчерпав почти весь вопросник записной книжки, обращаюсь к Владимиру Петровичу с последним и наиболее важным для меня, приезжего, вопросом, ради ответа на который и было предпринято посещение музея.
Дело в том, что мне по сердцу пришлось бережное отношение пермяков к сохранению старинной части областного центра. Я был поражен обилием мемориальных досок (на некоторых зданиях — не по одной!), обилием, которого не встретишь, пожалуй, ни в одном уральском городе. Не забыты деятели инженерного и военного корпусов (изобретатель радио А.С. Попов, основатель дуговой электросварки Н.Г. Славянов, горный инженер И.Н. Глушков, маршал Б.М. Шапошников), культуры (С.П. Дягилев, А.П. Гайдар) и др. Отражены события науки и техники, исторического прошлого Прикамья. По мере знакомства со всем этим, когда идешь по улицам старой Перми, в душе нарастает чувство благодарности к тем, чьими трудами и заботами бережно хранится ИСТОРИЯ.
Но вот незадача: мне, удивленному обилием самых разнообразных мемориальных досок в исторической части города, что-либо о Д.И. Менделееве ничего обнаружить не удалось. Увы, пребывание всемирно известного русского ученого в Перми летом 1899 года забыто не только здесь, в музее, но и во всех других памятных менделеевских местах города. За несколько дней работы в городе мне удалось посетить все эти дома и сооружения. К радости моей, многие из них оказались либо в полной сохранности, либо с незначительными перестройками, но нигде нет даже скромной мемориальной доски… Недоумение и заставило меня обратиться по этому поводу к экскурсоводу.
— Какими материалами располагает музей о посещении Д.И. Менделеевым, великим сибиряком-тоболяком, Перми, о его визите в управление бывшей Пермской железной дороги, в здании которого сейчас находятся техникум и его музей? Какими подробностями поездки Д.И. Менделеева по Горнозаводской железной дороге обогатит экскурсовод память своего гостя?
Ответом стало молчание…
Вклад пермяков в сохранении памяти о великом ученом пока намного уступает значимости события: визита в город человека с мировым именем. Есть, правда, малозаметная улочка в Мотовилихинском районе, носящая имя Менделеева, но даже скромная туристическая схема города о ней не упоминает. Можно еще назвать помещение областного правления Всесоюзного химического общества им. Д.И. Менделеева, о чем извещает указатель на ул. К. Маркса. И это всё… Между тем многие уральские города бережно хранят память об их посещении Д.И. Менделеевым. Мемориальные доски имеются в Кушве, Екатеринбурге, Тюмени, Тобольске, Верхнем Уфалее, Кыштыме. Пора иметь ее и в Перми. Наилучшее место для установки доски лучше всего могут определить сами пермяки. На мой взгляд, это здание техникума железнодорожного транспорта и железнодорожный вокзал «Пермь-1».
В завершение путешествия в Пермь и для полноты впечатлений я повторил в те июньские дни 1986 года маршрут Д.И. Менделеева по Горнозаводской железной дороге от Перми до Верхне-Чусовских Городков, тогда ещё не затопленных Камским морем, до Екатеринбурга и Тюмени с остановкой в Нижнем Тагиле. В своё время я был немало удивлён известием, что изыскательские работы, предшествующие строительству дороги, в 1871–1872 годах проводились елабужским купцом П.К. Ушковым — другом Д.И. Менделеева. Заинтересованность купца в строительстве дороги объяснялась тем, что ему для промышленного производства на своём химическом заводе в Бондюге (серная кислота, хромпик и прочее) требовались колчеданные руды. Для этой цели Ушков имел в аренде Спасский серноколчеданный прииск на территории современной Верхней Туры вблизи Кушвы. Более чем уверен, что в дни пребывания в Кушве, о чём речь впереди, Д.И. Менделеев не без благодарности вспоминал инициативу своего друга, благодаря которой стало возможным железнодорожное перемещение экспедиции с достаточной степенью комфортности. После завершения строительства в 1878 году железную дорогу, первую на Урале, стали поначалу называть Пермско-Тюменской. Однако в связи с задержкой строительства тюменского участка дороги это название не привилось. Горнозаводская дорога связала единой и надежной транспортной сетью заводы и шахты Западного и Восточного склонов Урала от Перми до Чусового, Нижнего Тагила и Екатеринбурга. Дорога пересекла Уральский хребет, а в том месте, где находится условная граница Европы и Азии, строители установили памятный знак из двух металлических столбчатых рам по обе стороны дороги. Когда пассажирский поезд приближается к нему, все пассажиры толпятся у окон вагонов, стараясь не пропустить торжественный момент смены континентов. В наше время горнозаводская ветка входит в состав Свердловской железной дороги.
Надо заметить, что продолжительное время пермяки, как и уральцы в Екатеринбурге — Свердловске, к главенству в управлении Уралом относятся с большой долей взаимной ревности, поскольку губернская Пермь убеждена, что её лишили столицы Урала несправедливо. Как, впрочем, и к случайному событию по части названия дороги — Свердловской вместо Пермской. Случайность объясняется тем, что после Гражданской войны в Перми не оказалось подходящего здания под управление дороги. Имевшиеся были разрушены в боях за город. Вот и выбрали Екатеринбург — Свердловск, тем более что архитектура старого городского вокзала в Свердловске почти в точности копировала здание вокзала «Пермь-1».
Много десятилетий прошло со времени посещения Д.И. Менделеевым Перми. Почти треть века исполнилась моему визиту 1986 года в этот город. Что же изменилось и сохранилось памятного в Менделеевиане Перми как с 1899 года, так и с 1986-го, или за минувшие треть века? Прежде всего следует рассказать о том, что ещё в 1914 году, или вскоре после кончины учёного, на железнодорожной ветке Пермь-Котлас, только что законченной строительством, станцию Савино и примыкающий к ней посёлок переименовали в Менделеево. В наше время станция располагается в Карагайском районе Пермской области. Знаменательное событие, посвящённое пребыванию Д.И. Менделеева на Западном Урале, вызывает, однако, некоторое недоумение, поскольку здесь Д.И. Менделеев никогда не был. С другой стороны, присвоение имени Менделеева населённому пункту на территории России было самым первым из всех многочисленных последующих переименований. Много позже россыпь менделеевских мест на карте страны стала для нас насыщенной настолько, что она вызывает у бесчисленных поклонников таланта Д.И. Менделеева понятное и законное удовлетворение от внимания, которое уделяет страна своему великому сыну. Но первое переименование — есть первое!

Улицы Менделеева имеются в городах Краснокамске и в Березниках. В самой же Перми памяти Д.И. Менделеева и памятным уголкам города уготовлен самый скромный удел. В микрорайоне Голованово появилась улица Менделеева, но исчез переулок того же названия в Мотовилихе. В здании федерального бюджетного учреждения «Государственный региональный центр стандартизации, метрологии и испытаний в Пермском крае», размещённом на улице Бочарникова, в мае 2012 года в рамках празднования Всемирного дня метрологии состоялись презентация и открытие бюста Д.И. Менделееву (ил. 129). Бюст установили в овальном проёме стены на одной из лестничных площадок внутри производственного корпуса. На основании бюста размещено высказывание учёного: «Облегчимъ же и на нашемъ скромномъ поприщѣ возможность всеобщаго распространенія метрической системы, и черезъ то посодеѣствуемъ в этомъ отношеніи общей пользѣ и будущему желанному сближенію народовъ. Д.И. Менделеевъ». Автор скульптуры остался для меня неизвестным. Скорее всего, он — один из работников учреждения. Мне бюст пришелся не по нраву: мягко говоря, менделеевское содержание характера и неугомонность натуры учёного, выглядевшего необычайно усталым, просматриваются в работе скульптора с трудом… В целом рождается грустное заключение: с памятью о Д.И. Менделееве в городе не густо, но и на том спасибо, поскольку другой памяти культурные и научные круги Перми придумать не удосужились.
Литература. 1. Пермские губернские ведомости. — 1899. — № 126. - 127. - 16, 17 июня. 2. Ответ редакции газеты «Звезда», 1 декабря 1986 г., архив автора. 3. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев и Зауралье. Тюмень, 1986. 121 с. 4. Письмо Пермского краеведческого музея, 7 февр. 1987 г., с благодарностью за присланную книгу о Менделееве Д.И., архив автора. 5. Волынская Т.С., Волгарева Л.А. Коми край в документах // Звезда (Пермь). - 1990. - 27 февр. 6. Копылов В.Е. Второй концерт Сен-Санса для фортепиано с оркестром // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 277–283.

Чусовой и Кизел



Суточный график пребывания Д.И. Менделеева в Перми, очерченный самим руководителем экспедиции, оказался превышенным на несколько часов. Впрочем, сожалений о его нарушении учёный нигде не высказывал. И это понятно: тот объём информации, который удалось раздобыть в первый по-настоящему рабочий день и который оказался столь необходимым для формирования первоначальных впечатлений и выводов, оправдывал любые задержки. Знакомство с городом, с его европейским видом и ухоженными улицами (ил. 130) оставили в памяти Д.И. Менделеева самые благоприятные впечатления, несмотря на кратковременность визита. Впереди путешественников ждали новые открытия.
Из столицы Западного Урала путешественники выехали вечером 19 июня. А пока, обдумывая в вагоне за вечерним чаем торопливые строки текста в своей записной книжке, Д.И. Менделеев едет в своем вагоне на восток к горам и заводам Урала через станцию Камарихинскую мимо Верхне-Чусовских и Нижне-Чусовских Городков, бывшей вотчины Строгановых. Дмитрий Иванович не мог не знать, что именно отсюда, из Нижне-Чусовских Городков, началась знаменитая экспедиция атамана Ермака, поддержанная Строгановыми. К концу XIX столетия там ещё сохранялись некоторые строения, причастные к судьбе этой примечательной династии (ил. 131). С другой стороны, мог ли Д.И. Менделеев, много времени и внимания отдавший изучению нефтяной промышленности России, предполагать, что здесь, по соседству, спустя ровно 30 лет будет открыта первая уральская нефть в старинном русском селе Верхне-Чусовские Городки? Что короткая железнодорожная ветка соединит станцию «Уралнефть» (каково название!) с Горнозаводской железной дорогой? Что соль Камская через тех же Строгановых приведёт потомков Д.И. Менделеева к нефти Верхней Камы? Впрочем, о ней, верхнекамской нефти, речь ещё впереди.


Небольшое отвлечение от основного текста. Не мистика ли, что во многих местах России и за рубежом, в которых по тем или иным поводам побывал при жизни Д.И. Менделеев, будущие поколения геологов открывали нефть? Можно назвать эти географические точки. Начнём с Тобольска, в окрестностях которого имеется Менделеевское месторождение и целый нефтеносный район в Увате. Посетил учёный Елабугу, и в 1958 году скважиной № 15, заложенной ещё в 1954 году, было открыто крупное Бондюжское месторождение. Между прочим, не без участия инженеров-нефтяников первого выпуска Свердловского горного института 1954 года. К этому выпуску причастен и автор. Позже перечень мест добычи нефти пополнился Красноборском и Усть-Иком. Город Елабуга обзавёлся нефтегазодобывающим предприятием «Прикамнефть». То же самое произошло с Осой на Каме и Пермью (Верхне-Чусовские Городки, Краснокамск, Полазна), а также с Поволжьем (Самара, Жигули). Даже в зарубежье природа щедро «разместила» нефть и газ в «менделеевских» местах: Абердин и Эдинбург в Шотландии, окрестности Парижа и Лондона. Отличились и окрестности курорта Биарриц на юго-восточном побережье Бискайского залива на юге Франции, вблизи испанской границы: Парантис (нефть) и Лак (газ). Здесь Д.И. Менделеев отдыхал на местном курорте. Разумеется, всерьёз относиться к подобного рода впечатляющим совпадениям нельзя, но не задуматься о них как-то не получается… Во всяком случае, факты любопытные.
Упомянув Париж, мне вспомнился забавный английский анекдот из «шотландской» серии, который мне пришлось услышать в Лондоне на газовом конгрессе в 1976 году. Эта серия чем-то напоминает нашу добродушную серию про чукчей. Так вот, шотландец приехал в Париж, увидел Эйфелеву башню и подумал: «Молодцы французы, если всерьёз взялись за разведку нефти бурением». Спустя десять лет этот путешественник вновь оказался в столице Франции и с удивлением среагировал на пейзаж с «вышкой» Эйфеля: «Ого! Видать нефть находится на большой глубине, если до сих пор французы до неё не добрались». Сами французы, в частности, их туристические фирмы, на открытие нефти под Парижем, которое произошло несколько лет назад, откликнулись на рекламных страницах путеводителей и проспектов следующим проявлением юмора: «Господа, спешите посетить Париж, пока нефтяники не испортили экологию города!».
К середине ночи 20 июня кондуктор Д. Запольский обратил внимание Д.И. Менделеева и его спутников на дымы и огни Чусовского завода Камского акционерного общества (КАО). Город Чусовой — это бывшая пристань Камасинская в нижнем течении реки Чусовой — конечный этап самого опасного транспортного пути барж и барок по реке Чусовой. Только в 1899 году, когда в этих местах побывал Д.И. Менделеев, о камень «Разбойник» на Чусовой разбились 23 баржи, погибло более 100 сплавщиков. Вскоре железнодорожный состав проехал по солидному мосту через реку и остановился на станции (ил. 132). Вагон отцепили от состава поезда и перевели его на тупиковую Луньевскую железнодорожную ветку, построенную в 1878 году (ил. 133) [1]. Остаток ночи путники провели в вагоне. Рано утром маршрут продолжился на север в сторону Кизела — столицы западноуральского угля. Поначалу дорога шла по берегу Вильвы, притоку Чусовой, а затем, миновав горный тоннель, поезд оставил позади мост через Усьву. Станция Усьва славилась крупнейшими углеобжигательными печами и отпуском древесного угля для всей металлургии Урала. Печами владели наследники П.П. Демидова, князя Сан-Донато.


Далее поезд следовал между холмов и берегов уральских рек. Сам Д.И. Менделеев в следующих словах описывал эту фазу путешествия, сравнивая уральские виды с пейзажами Пенсильвании, в которой он побывал в 1876 году. «…Это холмы и обрывы, настоящий хребет [лежит] вёрст за 70 к востоку от линии, но он мало заметен, как Аллеганы в Северо-Американских Соединённых Штатах». Близость каменноугольного района ощущалась по бесчисленным грузовым встречным поездам с вагонами, заполненными углем. На одном из участков пути вблизи рудника Губахи путники наблюдали клубы дыма, выходящего из-под земли. Это был знаменитый губахинский пожар подземных каменноугольных пластов, потушить который долго не удавалось. Ещё раньше при посещении шахт Донбасса Д.И. Менделеев обдумывал и высказывал идею подземной газификации каменного угля. Вот и сейчас, проехав Губаху, он снова решил реанимировать свои мысли, но применительно к новому району. Впрочем, об этом — чуть позже.
Там же, наблюдая копи Губахи, Д.И. Менделеев вспомнил, что ещё в 1882 году на Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве пермский кораблестроитель И.И. Любимов, ранее нами уже упоминавшийся, демонстрировал Менделееву бюст Ермака, изваянный из глыбы каменного угля, добытой здесь, в Губахе. Имя И.И. Любимова напомнило Менделееву о себе ещё и тем, что строительство железной дороги, по которой следовала комиссия, шло под покровительством этого энергичного представителя деловых кругов Перми.

20 июня около полудня поезд с экспедиционным вагоном прибыл на вокзал Кизела (ил. 134). В городе путешественникам предстояло знакомство с чугунолитейным заводом и каменноугольными копями, принадлежавшими княгине Е.Х. Абамелек, урождённой Лазаревой (1832–1904). Вагон остановили в тупиках станции. Ещё в пути на одной из станций высокого гостя прямо в вагоне встретил известный в промышленных кругах Урала управляющий Кизеловским горным округом и заводом с угледобывающими копями горный инженер В.Н. Грамматчиков. В записной книжке этот эпизод изложен Д.И. Менделеевым в следующих словах: «По дороге к нам сел милый управляющий Кизелом Василий Николаевич Граматчиков» (у Менделеева — с одним «м»).
Я не считаю себя знатоком содержания четырёх записных книжек Д.И. Менделеева, содержательно заполненных учёным в его поездке по Уралу. Записи, сделанные наспех, без оглядки на возможное их чтение посторонними людьми, без малейшей попытки «приглаживания» текста или его редактирования, с трудным подбором только необходимых слов, которые хоть как-то фиксируют мысль, читаются с невероятным трудом. Один крайне неразборчивый почерк Д.И. Менделеева чего стоит! Нередко перо учёного мечется между понятной нетерпеливостью оставить на бумаге краткое изложение нового факта, и нежеланием тратить время на отбор точных слов. Отсюда — частое использование чисто народных словечек, сокращение фразы за счёт слов неинформативного содержания. Образец таких записей находится в одном из эпиграфов к настоящему параграфу. Интересны и такие записи, которые Д.И. Менделеев по различным поводам не стал включать в отчёт о поездке и в книгу об уральской промышленности. Например, молодого инженера В.В. Мамонтова, сопровождавшего экспедицию, Д.И. Менделеев снисходительно называет «студентом». Всё это вместе взятое с неожиданной стороны характеризуют личность путешественника. К записным книжкам мы ещё не раз вернёмся при изложении текста.

Остановимся подробнее на обследовании Д.И. Менделеевым завода и угольных копей в Кизеле, в котором путешественники провели двое суток. Потраченное время ушло на осмотр города (ил. 138), его завода и каменноугольных копей. Профессор отправился на завод (ил. 139) вместе с Грамматчиковым. Предприятие, расположенное в долине реки Кизел у плотины пруда, имело четыре домны и работало на бурых железняках местного Артемьевского рудника. Д.И. Менделееву сообщили, что, несмотря на бедность руд и малопроизводительные домны, завод обеспечивал высокий выход чугуна. Посещение завода и знакомство с новинками техники и технологии (применение электродвигателей, коксование углей и др.) оставило у гостя приятное впечатление. Затем по узкоколейной железной дороге путники проехали вдоль берега реки Кизел в район копей «Княжеских» (ил. 140). Менделеев побывал в наклонной штольне, где осмотрел простирание и падение угольного пласта, а также механизмы подъемника и водяного насоса. Кроме осмотра завода и угольных копей Д.И. Менделеев ознакомился с последствиями подземного пожара угольных пластов в одной из копей и с интересом выслушал сообщение дежурного горного инженера об этом событии. В отличие от Губахи, пожар здесь удалось быстро потушить. Интересен приём, использованный местными инженерами: о погасшем пожаре они стали судить на основании показаний термометра, который опускали в пласт через трещины и щели. Природный процесс, который учёный изучал в Донбассе и наблюдал в Губахе, подтверждал его мысли о возможности искусственной газификации угля под землёй с далеко идущими выводами о пользе его для многих отраслей промышленности.



«Горение угля под землёй, — говорил Д.И. Менделеев, — происходит как в генераторе при малом, ограниченном доступе воздуха. Давайте пробурим в пласте несколько отверстий. Один из них назначим для вдувания воздуха, другие — для вытягивания горючих газов. А их-то, эти газы, проведём к печам на любое расстояние.»
Велика во все времена роль слухов, которые, на удивление, распространяются со скоростью, много большей, чем это позволяют средства передвижения людей. Особенно это относится к тем временам, когда человечество не располагало радиотехникой. Впрочем, при поездке Д.И. Менделеева на Урале надёжно работала телеграфная сеть. Междугородной телефонной связью Урал тогда ещё не обзавёлся. Так или иначе, но впереди Д.И. Менделеева молва несла надёжную весть о приезде знаменитого учёного. И многие просвещённые люди — инженеры, управляющие предприятиями, лесоводы и просто опытные специалисты, бросив текущие дела, приезжали в места, где останавливался учёный, с надеждой увидеться, пообщаться и побеседовать с ним о проблемах российской науки и промышленности. В Перми, например, для встречи с Менделеевым приехал из неблизкого села Ильинского лесовод Ф.А. Теплоухов. В Билимбае интересного собеседника ожидали авторитетные знатоки леса из ближайших лесных дач. Точно так же встречала российскую знаменитость и земляка местная интеллигенция в Кизеле, Кушве и Тобольске. Не мог не воспользоваться предоставленной возможностью и Н.А. Пивинский — управляющий сталелитейным заводом в Чермозе, удалённым от Кизела на 80 верст. Он поспешил на встречу с авторитетным учёным. Именно с ним Д.И. Менделеев, заметив неподдельный интерес гостя, более обстоятельно обсудил проблему подземной газификации угольных пластов, особенно пластов малой мощности. Разработка таких пластов наиболее трудна. Менделеев надеялся, что после беседы Н. Пивинский найдёт возможность уговорить владелицу заводами Абамелек-Лазареву, управление заводами которой находилось в Чермозе, на производство опытов по подземной газификации.
Как писал позже Д.И. Менделеев, ничего не добившись, «…начальных опытов у нас много, да настойчивости нет, и много проходит к нам под чужим флагом». И только в 1933 году в СССР под Тулой первая в мире станция подземной газификации была наконец-то выстроена, а поселок при ней назвали Менделеевским.
В уже упомянутом 1989 году я попытался проехать по улицам Кизела и его окрестностям. Сфотографировал тупиковые железнодорожные пути и побывал в бывшем здании Горного управления. Далее путь лежал к знаменитой Княжеской копи. От нее почти ничего не осталось, только неподалеку возвышался копер шахты, переименованной в 1918 году. С тех пор она носила имя В.И. Ленина, о чем свидетельствует памятная доска со следующим текстом: «Шахта им. В.И. Ленина, бывшая копь «Княжеская», выдала первые пуды угля в декабре 1882 года». В поисках штолен самой Княжеской копи, выходящих из крутого, высотой до 8 метров, берега реки Кизел, меня любезно вызвался сопровождать рабочий-горняк упомянутой шахты Юрий Георгиевич Истомин. Он с детства помнил расположение входа в штольню, поэтому разыскал его без труда (ил. 141). Сохранился полуобвалившийся вход с кирпичным столбом. После трехметрового пространства входа следовал завал штольни во избежание опасного проникновения туда посторонних и любопытных, особенно детей. Напротив «Княжеской», на противоположном берегу Кизела Ю.Г. Истомин показал мне вход в «Коршуновскую» копь. Вход закрыт железным щитом. От заводских сооружений почти ничего не сохранилось, кроме дымовой трубы. Разобраны и железнодорожные пути, по которым передвигался Д.И. Менделеев в сторону копей. Река Кизел обмелела, а пруд спущен. По имеющимся у меня сведениям, окончательная ликвидация угольной отрасли в Кизеле произошла в 2000 году.

Весь день 21 июня Д.И. Менделеев «поучительнейшим образом наполнил беседами с просвещёнными кизеловскими деятелями». Общие самые благоприятные впечатления о промышленном узле Кизела учёный изложил в своей записной книжке в следующих словах. «Для увеличения массы железа в России и для его удешевления было бы важно, чтобы именно на Урале началась выплавка чугуна на коксе, а для этого нет другого места более подходящего, чем Кизел». Только около часу ночи 22 июня (каков рабочий день у Дмитрия Ивановича!) Д.И. Менделеев, дождавшись возвращения из Всеволоды-Вильвы С.П. Вуколова, К.Н. Егорова и «студента», оставил доброжелательный Кизел и вновь выехал на станцию Чусовская. Здесь учёному предстояло основательное знакомство с местным чугуноделательным заводом.

Но прежде чем остановиться на подробностях событий в Чусовом, я позволю себе краткое авторское отступление. Перед тем как побывать в Кизеле в свой летний отпуск в конце августа 1989 года, мы с супругой предприняли автомобильное путешествие из Тюмени по западному склону Урала: Екатеринбург — Кунгур — Чусовой. После Чусового отправились в Кизел, затем в Соликамск с его древним и великолепнейшим архитектурным ансамблем (ил. 142). Была также надежда посетить окрестный с городом посёлок Усть-Боровский — древний центр соледобычи и солеварения на берегу Камского моря в 9 километрах к северу от центра Соликамска. Теперь Усть-Боровский включён в состав Соликамска как микрорайон Боровск. Посёлок славится уникальным Музеем соли России под открытым небом, чудом сохранившимися соледобывающими вышками-«клетками» и наборами древних буровых инструментов XVII–XIX столетий. Признаюсь, для меня было бы чрезвычайно важным, помня интерес Д.И. Менделеева к соляным шахтам Донбасса возле Артёмовска и к польским соляным подземельям знаменитой Велички, самому побывать в местах соледобычи. Пусть и не в Величке, на посещение которой надежды у меня давно уже нет, но хотя бы ознакомиться с технологией добычи поваренной соли из рассолов через буровые скважины — трубы.
Замечу, с работой скважин на рассолах Д.И. Менделеев был также знаком, когда в 1876 году учёный обследовал состояние нефтяной промышленности в САСШ в Пенсильвании. В отчёте о поездке в САСШ Д.И. Менделеев писал по этому поводу: «Только тогда, когда теория образования каменной соли и соляных ключей стала ясна, только тогда практическое дело добычи дешевой соли было решено, только тогда стали понимать, куда надо направиться, где необходимо рыть, чтобы добыть легче всего крепкие растворы и самую каменную соль». Нефть Пенсильвании приурочена к подземным соляным штокам — куполам. Поэтому скважины часто вместе с нефтью давали солёную воду. Ну что ж, если мне, в отличие от Д.И. Менделеева, не довелось побывать в Пенсильвании и в Величке, ограничимся Прикамьем. Тем более что, как в Пенсильвании, так и в Прикамье, залежи соли представляют собой подземные купола, к которым нередко приурочены нефтяные месторождения. Как, например, в районе Верхне-Чусовских Городков.
В окрестностях Соликамска залежей нефти ко времени моего посещения города обнаружено не было. Но вот с 1996 года в Верхнем Прикамье началось освоение Логовского и нескольких других нефтяных месторождений. Край угля и соли становится краем нефти. Выходит, не понапрасну я посетил район древней соледобычи, открыв и расширив для себя новую информацию в интереснейшей природной связке: «уголь — соль — нефть».

Несколько слов о Музее соли России в Усть-Боровском (ил. 143) как филиале Соликамского краеведческого музея. Его открытие состоялось в 1986 году на базе местного солеваренного завода, прекратившего свою деятельность в 1972 году. В конторе и в жилом двухэтажном доме последнего владельца завода купца А. Рязанцева разместилась музейная коллекция, а вблизи здания — многочисленные солеварни, соледобывающие вышки и хранилища. Контору построили в 1884 году. В истории завода, ведущего отсчёт с 1431 года, владельцы нередко менялись. Среди известных фамилий — братья Калинниковы (XV век) и купцы Строгановы (1557–1572 г.г.). Музей имеет высокое международное признание. В 1995 году в Испании на III Международном конгрессе по истории соли Музей соли России включён в Лист мирового наследия ЮНЕСКО.

В память о пребывании в Соликамске и в Усть-Боровском у меня сохранился сувенир: холщовые мешочки с солью-«пермянкой», упакованные сотрудниками музея (ил. 144), и с типографским текстом: «Соль Камская. Пермянка. Музей Истории солеварения». Сувенир передан мною в геологический музей ТИУ Наконец, для получения читателем полного впечатления об истории соледобычи в Прикамье привожу здесь редкие промышленные пейзажи долины речки Усолки в центре Соликамска с рассолоподъёмными зданиями (ил. 145, 146). Первый снимок исполнен в самом начале минувшего века известным горным инженером И.Н. Глушковым (1873–1916), в своё время предпринявшим издание серии почтовых художественных открыток под названием «Уральские заводы». Тематика другой открытки принадлежит знаменитому фотографу из Екатеринбурга В.Л. Метенкову (1857–1933) — фотолетописцу природы Урала. Не удержался и я, включив две авторские фотоработы с изображением легендарной Людмилинской скважины (ил. 147, 148). Расположенная в русле Усолки, она до сих пор фонтанирует крепчайшим рассолом. Названная по имени супруги владельца Троицкого солеваренного завода И.В. Рязанцева, скважина имеет глубину почти 100 метров. В наше время участок вокруг скважины, имеющей деревянную обсадную трубу, облагорожен пешеходной площадкой. Скважина стала символом Соликамска. Не случайно ещё в XIX столетии на территории Соликамского уезда родилась региональная земская почта, для которой город для собственных почтовых нужд в 1866–1916 годах выпускал земские почтовые марки с изображением соледобывающего колодца и подъёмных сооружений: журавля или очапа [1, 5]. По сути, раритетные земские марки Соликамска стали первыми почтовыми миниатюрами в мире с изображением буровых скважин и с демонстрацией элементов знаменитого в веках русского способа бурения скважин. В годы молодости мне удалось собрать наиболее полную коллекцию Соликамского земства, включающую 44 сюжета, и конверты с марками, имеющими почтовое гашение в Соликамске (ил. 149). Коллекцией заинтересовались местные средства массовой информации Соликамска и упросили меня прислать свои статьи [3, 4].

Вернусь к моей экспедиционной поездке в Чусовой. Наш приезд в город совпал с началом организации там местного краеведческого музея. При его посещении я ознакомился со старинными фотографиями железнодорожного моста через Чусовую, посёлка французской колонии, станции Чусовая с пристанями на реке, с домом и рабочим кабинетом Нотона — одного из управляющих заводом в дореволюционное время. Заинтересовали снимки проходной завода с эмблемой Камского акционерного общества и фотографии цехов и домен. Экспозицию украшал макет сталеплавильного цеха с конвертором.

Выяснилось однако, что о пребывании Д.И. Менделеева в городе, на заводе и на железнодорожной станции нет никаких материалов. Пришлось предложить музею свои услуги: обещание основать экспозицию и прислать им мою книгу о Менделееве, список литературы о нём и кое-какие фотографии. По возвращении в Тюмень я отправил в Чусовой обещанные материалы. Вскоре почта доставила мне два письма со словами благодарности от директора музея Р.В. Чугуновой. Мой архив обогатился снимками начала минувшего века чугунолитейного завода с углеобжигательными печами (ил. 150) и фотографией заводской проходной в том виде, в каком её застал Д.И. Менделеев. Одновременно работники музея сообщили мне о хлопотах по установке мемориальной доски.
Спустя четверть века, при наборе этого материала на своём компьютере в 2015 году, я решил поинтересоваться судьбой доски. В телефонном разговоре работники музея, теперь уже совсем другие люди, чем в бытность мою в Чусовом, сообщили, что доски нет. Отсутствует, поскольку, по сведениям, полученным краеведами после «тщательного анализа», Д.И. Менделеев только проезжал мимо станции Чусовская, а завод посещали его помощники. Следовательно, необходимость установки доски поставлена под сомнение. Насколько «тщательным» был этот «анализ», можно судить из следующего текста, написанного самим Д.И. Менделеевым. Он взят мною из книги «Уральская железоделательная промышленность в 1899 году» — главного источника сведений, изданной ученым в Петербурге вскоре после возвращения из поездки по Уралу. О своём возвращении в Чусовой из Кизела он повествовал в следующих подробностях. «Расскажу по порядку обо всем дне, проведенном на Чусовском заводе. Приехали мы на станцию еще ночью и выспались в вагоне. Погода утром была холодная, и моросил дождь, мне нездоровилось. Сказали нам, что управляющий заводом прислал лошадей, чтоб известить его, когда мы захотим поехать для осмотра. А мы решили так: поедут сперва одни мои спутники, я же пока останусь привести в порядок свои заметки, а потом, позднее, когда станет потеплее, отправлюсь также досматривать, что останется. <…> Не прошло и десяти минут после того, как они уехали, прибыл и сам управляющий Эмилий Иванович Лавизон со своим помощником… Часа в два с половиной я поехал с ним сперва на прокатный завод, потом пошли к мартеновским печам и к домнам. Тут же подле видны углеобжигательные печи».


Весь этот текст Менделеев проиллюстрировал шестью собственноручно снятыми фотографиями с видами завода, углеобжигательных печей и реки Чусовой. Далее Менделеев подробно описывает свою поездку по узкоколейной железной дороге к угольным печам в устье реки Усьвы при впадении ее в Чусовую и к запруде для бревен. Менделеев успел разглядеть в Чусовом не только производственный цикл выплавки чугуна, но и обратил внимание на быт рабочих. Он пишет: «…жизнь рабочих, которую я видел, проезжая раза три через посёлок <…> дышит сравнительным достатком и разгулом».
Складывается впечатление, что работники музея в Чусовом, как и местные краеведы, в книгу Менделеева не заглядывали. Прозвучит с укором, но после столь непростительного «прокола» уважения к их профессиональной подготовке у меня не прибавилось. Отсутствие мемориальной доски на заводе или на станции Чусовская, как видим, составляет просчет руководства и общественности города, обедняя освещение его собственной истории. На вопрос: «Нужна ли в Чусовом мемориальная доска?» — ответ очевиден. Очередные разъяснения для «знатоков» истории города Чусового я счёл в дальнейшем неуместными. Пусть варятся в собственном соку…
Просчёт музейщиков Чусового особенно контрастно выглядит на фоне созданного в городе неподалеку от станции прекрасного историко-этнографического комплекса истории реки Чусовой с музеем Ермака (если б Д.И. Менделееву об этом знать!). Комплекс действует с осени 1985 года, и начало его работы приурочили к 400-летию гибели знаменитого казака. Там же построен городок олимпийского резерва «Огонек», специализирующийся по лыжному и санному спорту. Спортивную школу с санной трассой к тому времени неизменно возглавлял Л.Д. Плотников, заслуженный работник культуры России. При сопровождении самого Л. Плотникова я с интересом осмотрел на площадке под открытым небом памятный знак и небольшую экспозицию, составленную из типовых чугунных изделий Архангело-Пашийского завода, исполненных в конце XIX столетия, то есть во времена, когда Д.И. Менделеев побывал в этих местах. Завод располагался невдалеке от Чусового. Экспонаты составляли фрагмент ажурной ограды, изящную скамейку и плиты для пола и ступенек лестницы с нанесённым на них орнаментом (ил. 151). Вместе с одобрением похвальной инициативы Л.Д. Плотникова у меня возник очередной упрёк к деятелям местного краеведческого музея: где же были вы, когда эта историческая находка чугунного литья обошла музей? Там же в городке я познакомился со скульптурой С. Грина (ваятель B.C. Боков). Судьба знаменитого писателя была связана с этими местами, как, впрочем, и с югом Тюменской области.

Не менее интересна деталь современной истории Чусовского завода: с 1968 года печи его переведены на питание природным газом, поставляемым по трубопроводу из Березовских месторождений в Тюменской области.
Литература. 1. Чучин Ф.Г. Земские почтовые марки. М., 1925. Табл. XXXVI. С. 179–181. 2. Фетисов В., Хайбутов В. Зори над Чусовой (к 100-летию г. Чусового). Пермь: Кн. изд-во., 1978. 3. Копылов В.Е. Очерк малоизвестного юбилея // За калий. Соликамск. — 1989. — 3 февр. 4. Копылов Е. Буровая вышка на марке // Соликам. рабочий. - 1990. — 3 апр. 5. Копылов В.Е. Очерк малоизвестного юбилея // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 3. Тюмень, 2002. С. 277–280.

Кушва и Нижний Тагил



По прибытии на станцию Чусовская и после ознакомления в течение дня с заводом Д.И. Менделеев в ночь на 23 июня отправился в своём вагоне через Уральский хребет на восточный склон Урала в Кушву. В год, когда Д.И. Менделеев путешествовал по Пермской губернии, в Екатеринбурге в издательстве газеты «Урал» вышел из печати «Путеводитель по Уралу». Не уверен, что это событие было известно учёному и что он по рекомендации пермяков держал в руках полезную книгу. Но мне этот путеводитель помог взглянуть на горнозаводскую дорогу глазами Дмитрия Ивановича. Обратимся к путеводителю. «От Чусового до [станции] Лаи [вблизи Нижнего Тагила] дорога тянется на 198 вёрст. Это наиболее горная часть пути, чреватая извилистостью, частыми подъёмами и спусками. В семи верстах от Чусового находится станция Ермак, ещё дальше через восемь вёрст — Архиповка, названная так в честь сподвижника Ермака…


В шести верстах от станции Европейская из окон вагона по обеим сторонам полотна дороги поставлены два железных столба — это географическая граница Европы и Азии. Ночью столбы освещены фонарями… Ещё дальше в 14 верстах от Европейской на спуске с горы появляется станция Азиатская. По бокам дороги мелькают обрывы и скалы. Пустынные леса уступают место хорошей лесной зелени, везде обработанные поля, видны заводы. Вагоны идут в выемках скал, среди поросших деревьев. От Азиатской до Кушвы -15 вёрст… В нескольких верстах от Кушвы дорога начинает уклоняться от хребта, скорость поезда увеличивается, слева начинает синеть гора Благодать».
В полном соответствии с путеводителем Д.И. Менделеев и его спутники проследовали станции Ермак и Архиповку с типовыми пристанционными сооружениями (ил. 152). Остались позади станции Европейская и Азиатская, между которыми на перевальной высоте 384 метра границу смены континентов фиксировали две одинаковые металлические фермы в виде трёхгранных пирамид по обе стороны полотна (ил. 153).

Рёбра пирамид составляли обычные рельсы. В верхней части обелисков прикреплены указатели стран света, а в специальных камерах установлены керосиновые фонари. Они зажигались в ночное время. Стояла глубокая ночь, но вряд ли Дмитрий Иванович пропустил редкую встречу Азии, оставив позади старушку Европу.
Началась зауральская и сибирская часть поездки, наиболее насыщенная событиями. Перед Кушвой ранним утром, когда уже рассвело, путники из окна вагона увидели гору Благодать, знаменитую запасами железной руды и гигантским штоком магнитного железняка. Впрочем, пологую возвышенность под названием «гора», скорее всего, следовало бы назвать холмом. Когда-то, в 1770 году, гору осматривал Пётр Симон Паллас, а позже, в конце 1820-х годов — Александр Гумбольдт. Гору и рудник снимали многие фотографы, как местные, так и приезжие. Так, в 1910 году в Кушве побывал пионер цветной фотографии в России С.М. Прокудин-Горский. Кушвинскому заводу и горе Благодать (ил. 154) он посвятил более двух десятков прекрасных работ, но все они, к сожалению, дошли к нам только в чёрно-белом изображении. Хорошо известны работы фотографа из Екатеринбурга В.Л. Метенкова. Среди местных фотографов назову имена Сеньковского и Кочешева. Так, Сеньковский оставил в истории великолепный снимок часовни и памятника первооткрывателю железной руды на Благодати Степану Чумпину на вершине горы (ил. 155).
Здесь, в Кушве, Д.И. Менделееву предстояло провести пять дней. На станции Гороблагодатская гостей встречали. Экспедиционный вагон по сложившемуся порядку отправили в тупик, а хозяева в лице поверенного в делах владельца рудника И.Ф. Эглита и помощника управляющего Гороблагодатского горного округа А.Н. Кузнецова предложили Д.И. Менделееву остановиться в доме управителя горного округа, специально приготовленном для гостя (ил. 156). Перед домом, как следует из фотографии, стоит памятник Александру III (1845–1894). Он сооружён в 1901 году, и видеть его Д.И. Менделеев не мог, поскольку только-только шла его отливка из чугуна в Каслях. Но сведения о памятнике Дмитрию Ивановичу стали известны. Учитывая уважительное отношение царя и Менделеева друг к другу, известие о памятнике гость Кушвы воспринял с удовлетворением. Вспомним высказывание учёного о самодержце на страницах «Заветных мыслей»: «Он провидел суть русских и мировых судеб более и далее многих своих современников». В свою очередь, Александр III на призыв придворных и церковных чиновников не принимать Менделеева после сомнительного церковного развода отказался воспользоваться советом: «Это верно, у Менделеева две жены, но Менделеев-то у меня один!». Памятнику Александру III историей был дан небольшой срок: в 1917 году, ещё во времена февральской революции, памятник отправили на переплавку.

В наше время дом по улице Первомайской, 36 (бывшая Базарная) объявлен памятником общероссийского значения. Благодаря чему он до сих пор сохранился в близком к первоначальному виде (ил. 157). В советское время в доме располагались районный партийный комитет и отдел технического обучения завода прокатных валков и ремонта тепловозов [4]. На здании установлены две мемориальные доски. До последнего времени они хранили память о знаменитом русском металлурге П.М. Обухове, работавшем на заводе в 1846–1852 годах, а также о посещении Кушвы Д.И. Менделеевым. Менделеевская доска имела следующую памятную запись: «В этом здании в 1899 году останавливался приезжавший в Кушву великий русский ученый Менделеев Дмитрий Иванович» (ил. 158). Правда, мемориальная доска не совсем точно отражала события упомянутого года, так как в доме Д.И. Менделеев не останавливался, а только посещал его. Эта ошибка повторена и в упомянутом сообщении П. Бухарова — организатора местного краеведческого музея. Памятные доски отлиты на местном заводе прокатных валков. К сожалению, об этих двух мемориальных досках приходится писать в прошедшем времени. Как сообщила мне письмом от 26 августа 2014 года Н.В. Калганова, директор муниципального бюджетного учреждения культуры Кушвинского городского округа «Кушвинский краеведческий музей», они утрачены. Так что моя фотография, сделанная вовремя, остаётся единственным памятным документом. Помните: «Что имеем — не храним, потеряем — плачем»?
В саду при здании управления Д.И. Менделееву предложили сфотографироваться на память вместе с горными инженерами Кушвы (ил. 159). Об этой уникальной фотографии, имеющей необычную историю, содержащей немало белых информативных пятен, следует сказать особо. Снимок более полувека хранился в Свердловске в семье известного на Урале деятеля горной техники и организации производства А.Н. Кузнецова, русского, а затем и советского инженера [1]. В различных публикациях снимок присутствует в двух вариантах: с участием всех инженеров, сопровождавших в Кушве Д.И. Менделеева и его помощников, и в урезанном виде. Купюра коснулась двух первых слева сидящих инженеров. Необходимость обрезки была вызвана тем, что снимок, удлинённый по горизонтали, не вмещался в стандартные размеры книжных страниц. Возможно, была и другая причина: слишком много неустановленных на фотографии лиц. Для устранения хотя бы части проблемы для кого-то оказалось более предпочтительным обрезать снимок (помните из советского времени: нет человека, нет и проблемы?). Самая главная загадка фотографии — отсутствие полной идентификации всех участников съёмки. Почти во всех публикациях указаны только имена Д.И. Менделеева, П.А. Земятченского и А.Н. Кузнецова. На снимке они сидят, слева направо: А.Н. Кузнецов (третий слева), Д.И. Менделеев, рядом с ним в светлой фирменной фуражке П.А. Земятченский. Имена всех остальных людей нигде не указывались. На все мои запросы о неизвестных участниках съёмки в различные авторитетные учреждения, включая музей-архив Д.И. Менделеева в Санкт-Петербурге, я получал однотипный ответ: «не идентифицированы». Моему удивлению не было конца, и я решился на инициативу, за которую никто ранее меня не брался. Для начала перечислю всех тех инженеров, которые встречали Д.И. Менделеева или сопровождали его помощников по заводу и руднику в Кушве. Это Иван Фёдорович Энглит, поверенный в делах владельца рудника Благодать, Франц Иосифович Тшасковский, управляющий заводом, и Н.Н. Апыхтин, управляющий рудником. В первую очередь и без особого труда удалось установить, что второй справа, со шляпой, усами и с папкой в руке, есть не кто иной, как С.П. Вуколов, вовремя вернувшийся с Южного Урала. Для убедительности можно взглянуть на коллективное фото участников экспедиции, снятое в Петербурге перед началом отъезда на Урал, и сравнить изображения. По количеству звёздочек и просветов на петлицах сидящих инженеров, а также по знакам выпускников горного вуза и эмблемам принадлежности к горнозаводскому делу удалось, в соответствии с высотой занимаемой должности, установить имена и других участников съёмки. Прежде всего за скамейкой стоит В.В. Мамонтов, вызвавшийся сопровождать экспедицию Д.И. Менделеева ещё с Москвы (петлицы пусты). Тот самый «студент», о котором упоминал Д.И. Менделеев в Кизеле на страницах своей записной книжки. Справа от С.П. Вуколова сидит поверенный в делах рудника И.Ф. Энглит (в петлицах два просвета, одна большая звезда). Слева от Д.И. Менделеева разместился Кузнецов, самый старший из присутствующих по должности (два просвета, две больших звезды в петлицах). В левой части снимка занимают скамейку Ф.И. Тшасковский (две маленькие звёздочки) и Н.Н. Апыхтин (одна звёздочка). Замечу, что полная идентификация мною присутствующих на снимке людей удалась в истории Менделеевианы впервые.
Долгое время меня занимал вопрос о фотографе, который делал снимок. Самое первое предположение о том, что, возможно, авторами стали сами участники экспедиции, обладавшие фотоаппаратами, отпало, поскольку высококачественная фотография обладала признаками профессиональной, а не любительской работы. Тогда кто же её автор? Когда мне довелось побывать в краеведческом музее Кушвы, я обратил внимание на некоторые снимки горы Благодать с типографскими надпечатками содержания сюжета и фамилии: «Фотографъ А.И. Кочешевъ» (ил. 162). В своей опубликованной в начале 2000-х годов работе [5] мне приходилось писать о знаменитом фотографе из Кургана Алексее Ивановиче Кочешеве (1864–1933) (ил. 161). Его многотрудная деятельность по развитию фотодела проходила в Тобольской и Пермской губерниях в конце XIX и в начале минувшего века. Кочешев родился в Кургане, в 1888–1891 годах проживал в Кушве, где имел небольшую фотомастерскую. В 1891 году А. Кочешев открыл в Кургане солидное фотоателье и крупнейший в Зауралье магазин фотопринадлежностей. Кроме портретов А.И. Кочешев много внимания уделял съёмкам родного города, природным и промышленным пейзажам. В частности, фотограф снимал строительство Транссибирской железной дороги от Кургана до Новониколаевска. По фотографиям Кочешева в Москве и Санкт-Петербурге в 1895–1914 годах издателями Д.П. Ефимовым и А.С. Сувориным отпечатано множество художественных почтовых открыток с видами Кургана.

Мастер фотографии, развернувшись с 1891 года на широкую ногу, не уступая губернским мастерам светописи из Тобольска, разбогател, что позволило ему не ограничивать создание своих фотографических ателье только в Кургане. Он открыл фотозаведения и павильоны в Тюмени, Шадринске, Ирбите и Камышлове. Кочешев стал одним из первых мастеров в Зауралье, одолев сложности одновременного фотографирования группы в составе десяти и более человек с помощью специальных широкоугольных фотообъективов. Именно это качество его работы подсказало мне возможное авторство коллективного снимка, снятого в саду заводского управления в Кушве с участием Д.И. Менделеева. Полагаю также, что работа выполнена самим Кочешевым, а не его уполномоченным при ателье в Кушве.

Об этом свидетельствует высочайшее качество и чёткость изображения, которые способен был обеспечить только признанный мастер. Каким же образом тогда А. Кочешев своевременно и по месту оказался в Кушве, не пожалев своего рабочего времени, покинув для исторической съёмки Курган? Здесь возможны два объяснения. Не исключено, что горный инженер Кузнецов, осведомлённый о приезде Д.И. Менделеева в Кушву, заранее составил план встречи знатного гостя. В этот план входило и намерение коллективного фотографирования. Зная о Кочешеве по работе его ателье в Кушве в минувшие годы, он направил приглашение А. Кочешеву в Курган. Возможен и другой повод посещения Кочешевым Кушвы. Молва о вояже Д.И. Менделеева по Уралу опережала учёного. Газеты за несколько дней и даже недель извещали читателей о необычной экспедиции. В частности, об этом писали и «Тобольские губернские известия». Как человек просвещённый, А. Кочешев был вполне осведомлён о предстоящем нерядовом событии. Будучи, как он сам себя называл, странствующим фотографом-передвижником, Кочешев по собственной инициативе, бросив текущие дела, «рванул» с фотоаппаратом на плечах в знакомую ему с молодых лет Кушву. Тем более что Курган в планах экспедиции Д.И. Менделеева не значился. От Кочешева знаменитая фотография перешла к Кузнецову. Так что теперь, впервые с 1899 года, под снимком можно уверенно ставить фамилию фотографа: А.И. Кочешев.
Сравнительно недавно история с коллективной фотографией получила самое неожиданное продолжение. Работая над этой книгой, я обратился в Кушвинский краеведческий музей с просьбой оказать мне содействие по обновлению материалов, так или иначе связанных с посещением города Д.И. Менделеевым. Те сведения, которыми я располагал ко времени первого издания книги, а это 1986 год, могли либо устареть, либо требовать уточнения. Каково же было моё удивление, когда электронная почта доставила мне знаменитую фотографию с участием Д.И. Менделеева в цветном изображении. В наше время такой операцией вряд ли можно кого-либо удивить: целые чёрно-белые кинокартины 1930 годов с помощью цифровых технологий становятся цветными. Но возможность операции по качественной окраске исторической фотографии мне и в голову не приходила. А вот энтузиаста из Кушвы Михаила Александровича Сметанина (1954–2014) такая счастливая мысль однажды посетила. М.А. Сметанин, по свидетельству семьи, которая дала мне разрешение на публикацию цветного шедевра, участвовал в ликвидации аварии на атомной электростанции в Чернобыле, долго и много болел. Чтобы унять боль и забыться, взялся за реставрацию старых фотографий. Так и появился цветной вариант. Он мне настолько понравился, что я решился поместить снимок, пусть и в спорном порядке, как в текст (ил. 162), так и на обложку книги в виде фрагмента этой фотографии с участием Д.И. Менделеева.
Думается, что размещение на обложке книги необычного портрета Д.И. Менделеева в цветном изображении не вызовет возражений у читателя, поскольку к 1899 году цветные фотографии делать ещё не научились, если не считать примитивную технологию ручного тонирования в цвете. Более того, снимок поможет напомнить и отобразить давнюю мечту учёного по освоению химического процесса цветной фотографии. Самому Дмитрию Ивановичу эта задачка оказалась не под силу — руки не дошли. Но его талантливый ученик по Технологическому институту С.М. Прокудин-Горский (1863–1944), энтузиаст цветной фотографии, стал первым с 1902 года фотографом в России, кто освоил высококачественную цветную съёмку, прославив технологию тройных светофильтров далеко за пределами страны. К Прокудину-Горскому мы ещё вернёмся в дальнейшем изложении.
В начале 1985 года я обратился в Свердловский государственный объединённый историко-революционный музей с просьбой выслать мне биографические сведения об А.Н. Кузнецове — наиболее колоритной фигуре из присутствующих на коллективном снимке. Ответ за подписью генерального директора Н.А. Узиковой был получен незамедлительно. Храню его в своём архиве. Текст письма гласит: «21 мая 1985 года. Уважаемый Виктор Ефимович! Высылаю Вам справку об А.Н. Кузнецове. Александр Николаевич Кузнецов (1861–1942), выдающийся горный инженер, замечательный уральский металлург, член УOЛE с 1891 года, родился в семье горного инженера 4 июля 1861 года в Туринских рудниках. В 1883 году окончил реальное училище в Екатеринбурге, а в 1887 — горный институт в Петербурге. Работал на многих уральских заводах, включая Каменский (1888–1891) и Пермский пушечный (1891–1895). В 1895–1898 годах управлял Баранчинским заводом, а с 1899 по 1908 годы — заводом в Кушве, где построил мартеновскую печь, первую в Гороблагодатском округе. Там же руководил горным округом. В 1912–1914 годах строил первый на Урале цементный завод в Невьянске. Затем работал в Перми, где много сделал по устройству электростанции, трамвая и канализации. В 1915 году купил в Екатеринбурге дом по улице Рабочей молодёжи, 10-а и переехал в город. После Октябрьской революции работал горным инженером в Уралмете, Промбюро и в других организациях. Внёс много ценных предложений по тушению колчеданных пожаров при помощи углекислоты, изобрёл сепаратор для отделения асбеста от пустой породы. В Свердловском областном краеведческом музее имеется много фотографий и документов, переданных А.Н. Кузнецовым в различное время (1900, 1927, 1940 годы). Многие экспонаты перешли в музей от дочери А.Н. Кузнецова Тамары Александровны Никитиной в 1956 году по акту № 314».
Как следует из справки, А.Н. Кузнецов известен на Урале основанием цементного завода под Калатой, теперь — город Кировград вблизи Невьянска. У меня с посёлком Цементный завод связаны воспоминания детства и юности о неоднократном посещении посёлка. Память об А.Н. Кузнецове как горном инженере и строителе отражена на стене одного из заводских корпусов
в соседнем с Кушвой Баранчинском заводе. Рельефная лепнина гласит: «Строитель горный инженеръ А.Н. Кузнецовъ». Об уровне образованности и квалификации этого всесторонне информированного инженера можно судить по тому обстоятельству, что в 1900 году в Париже он стал лауреатом Всемирной выставки. Высокой наградой — дипломом и Большой серебряной медалью его удостоили за книгу «Исторический очерк Гороблагодатского округа на Урале», изданную на французском языке. Здесь же в Париже на выставке Д.И. Менделеев и А.Н. Кузнецов встретились вновь как старые знакомые. Менделеев, член жюри выставки, голосовал за присуждение награды представителю инженерного корпуса Урала. Там же на выставке в Париже Д.И. Менделеев осматривал в Русском павильоне ещё одну примечательную работу из Кушвы. Она представляла собой миниатюрный паровой двигатель весом 4,8 грамма, который свободно прикрывал обычный напёрсток. «Котёл» машинки заправлялся тремя каплями воды, а скорость вращения маховика достигала трёх тысяч оборотов в минуту. Автором уникальной поделки стал Д.Н. Петунин из соседней с Кушвой Верхней Туры [3].

В Париже при осмотре чугунного Каслинского павильона в памяти Д.И. Менделеева наверняка, по аналогии, всплыли сведения о кушвинском чугунном литье, полученные им от А.Н. Кузнецова. Тот с гордостью напомнил высокому гостю, что по освоению художественного литья кушвинцы намного опередили мастеров из Каслей. Более того, мастера с Южного Урала были учениками кушвинских литейщиков. Умельцы из Кушвы отличились и в других областях новейшей техники, характерной для последней трети XIX столетия. Мне вспоминается рассказ Д.И. Менделеева в его книге о поездке в САСШ в 1876 году. Посланника России восхитило известие о том, что все нефтепромыслы Пенсильвании охвачены телеграфной связью. Слова учёного прозвучали с некоторым оттенком зависти. И напрасно: как оказалось, на Урале в том же 1876 году все близлежащие с Кушвой заводы, как в Америке, были связаны телеграфом. А с 1884 года — и телефоном. Не случайно первый в Советской России электромашиностроительный завод «Вольта» ввели в строй в 1921 году на соседнем с Кушвой Баранчинском заводе.
Первый день пребывания в Кушве ушёл у Д.И. Менделеева на встречи с местными специалистами, на знакомство с городом, его улицами (ил. 163) с экзотическими названиями: Амбарной, Церковной, Госпитальной и Базарной. В центре Кушвы в 1899 году работал книжный магазин К.Н. Высоцкой. Любопытно было бы узнать: Д.И. Менделеев воспользовался или нет советом хозяев по части посещения магазина и приобретения в нём книг и путеводителей по Уралу?
Осмотр завода он поручил К.Н. Егорову и С.П. Вуколову (ил. 164). Оценка ими технического состояния завода, вполне обеспеченного местной и дешёвой рудой, оказалась малоблагоприятной. Вкратце их выводы сводились к следующим тезисам. Дорогое топливо, нежелание использовать для домен местный торф, примитивные рудоподъёмные устройства, неоправданное и чрезмерное использование ручного труда, отказ от современных методов анализа качества чугуна — всё это приводит к неэкономичности производства. Анализ руды на Благодати в рудничной лаборатории проводится недопустимо медленно: в среднем за две с половиной недели. Как писал в записной книжке Дмитрий Иванович, «там всего один химик, и тот безногий». Несколько страниц одной из книжек отдано описанию Александровской геологоразведки вблизи Ауэрбаховского рудника к югу от Благодати. Менделеев указывает на добычу золотоносного песка, 250 пудов которого дают 15 фунтов золота. По каким-то соображениям эти сведения Д.И. Менделеевым в отчёт не были включены как не отвечающие теме отчёта, либо их исключили при печати по цензурным соображениям… Там же в книжке упоминаются имена чиновников, не вошедшие в текст книги: Лагутяев, Липин и Калугин.
Отрицательное заключение инженеров и начальника экспедиции дошло до слуха Н.А. Салорева. Он тут же покинул Кушву и поспешил в Екатеринбург для доклада-кляузы горному начальству. В своей дальнейшей поездке по Уралу Д.И. Менделеев больше с ним не встречался.
Отклонив предложение о ночёвке в городском доме, члены экспедиции остались в своем вагоне. Это стало причиной нездоровья Д.И. Менделеева: было холодно, ночью температура опустилась до +2 °C, постоянно лил дождь. Все напоминало Петербург в октябрьскую пору.
На другой день, 24 июня, гости отправились к горе Благодать на осмотр штольни «Дружба» (ил. 165) и карьеров под горой с её вершины, (ил. 166). По правде говоря, я, как горный инженер, обдумывая столь щедрое внешнее оформление штольни, так и не смог понять необходимость в расточительности со стороны рудничной администрации: сооружение-то временное. Впрочем, как и не уяснил бережного отношения к сохранности магнитного штока, систему лестниц на его вершину, обзорной площадки с памятником С. Чумпину. Скорее всего, непонимание следует искать в различии взглядов на связь экономики и промышленной эстетики со стороны поколений двух веков, включая наше, испорченное бестолковьем промышленной архитектуры минувшего столетия… По-видимому, работа в те времена, особенно в начале рабочего дня, должна была приносить человеку радость и гордость за содеянное и сбережённое, а не только заработную плату.
На магнетитовом штоке возвышалась часовня, а с 1825 года здесь стоял один из первых на Урале чугунный монумент, посвященный первооткрывателю магнитного железняка вогулу Степану Чумпину. В книге Д.И. Менделеева, кстати, это имя ошибочно звучит как Чумин. Управляющий рудниками Н.Н. Апыхтин принял гостей в конторе и показал планы и профили разведок. На макете рудника он дал Д.И. Менделееву подробные объяснения о работе карьеров, о разведке месторождения алмазным бурением и геологическом строении горы Благодать. Этот макет или копия его впоследствии был подарен Д.И. Менделееву, а он, в свою очередь, передал его в Петербургский политехнический институт. От профессора Н.А. Иоссы макет перешел в 1923 году в Ленинградский горный институт, где он и хранится до сего времени в горном музее. Размеры макета 85x105x18 сантиметров, витрина на точеных ножках выполнена из красного дерева. Гороблагодатский рудник оставил у Д.И. Менделеева и его спутников самое благоприятное впечатление.
При описании экскурсии на гору Благодать Д.И. Менделеев и П.А. Земятченский, вернувшийся с Южного Урала, уделили внимание процессам бурения скважин «шведским алмазным буром» с целью глубокой разведки месторождения, а К.Н. Егоров занялся магнитными измерениями. В те годы техника бурения скважин на твердые полезные ископаемые была весьма примитивной, преобладал ручной привод буровых станков. Может, поэтому, ознакомившись с отсталостью, в своей книге «К познанию России» Д.И. Менделеев писал: «Будь у меня какая-либо на то возможность в Центральной России, в Москве даже, я бы повел такую глубокую разведку вертикальной шахтой и бурением, о какой доныне и помину нет, и, полагая, что от глубокого проникновения внутрь недр разлилось бы немало света в подземной тьме».
Мечту Д.И. Менделеева о глубоком бурении кушвинцы реализовали в 1982 году, когда по соседству с городом соорудили стартовую площадку для Уральской сверхглубокой скважины. Её проект предусматривал глубину 15 километров. К августу 1988 года, когда мне довелось побывать в Кушве, её отметка от земной поверхности превысила 3,5 километра. При посещении города я обошёл пешком старый посёлок, бегло осмотрел с холма остатки старых заводских строений. К сожалению, ничего не сохранилось из сооружений металлургического цикла. Прошёлся по железнодорожным тупикам станции Гороблагодатская. Постоял у памятника К. Марксу, установленного на постаменте старого памятника с фигурой Александра III. Как и памятник, столь же печальную судьбу пережил и городской собор. Заглянул в краеведческий музей с пушкой у входа. Служительница музея щедро поделилась со мною необходимыми для меня сведениями. Я ознакомился с планами горных разработок на карьере рудника, датированными 1893 годом, с пороховыми погребами и кузницей. Именно с теми планами, которые имели отношение к концу XIX века. Особый интерес вызвали печать главной конторы завода, старинные, 1890-х годов фотографии станций Гороблагодатская и Кушвы, карьеров Благодати, исполненные в 1890 году местным фотографом
А.П. Кочешевым. Среди экспонатов выделялась чугунная доска, снятая в конце 1920-х годов с первоначального памятника С.А. Чумпину, установленного много лет назад, в далёком 1825 году. На доске сохранился следующий текст: «Вогулъ Степан Чумпинъ сожжён здесь в 1730 году». «Здесь» — это вершина магнетитового штока, на котором, согласно существующей легенде, соотечественники сожгли С. Чумпина за показ русским изыскателям рудной горы. Преданию, нигде и никогда не подтверждённому какими-либо документами [2]. Тот памятник с чугунной колонной, чашей и пламенем над ней, что красуется на вершине холма с 1970 года, есть новодел. Знакомство с музеем стало для меня тем открытием для себя, после которого становишься его другом, проникаясь уважением к труду его создателей, знающих историю своего края лучше тебя. Тем самым уважением, которое возникает у любознательного ученика по отношению к любимому школьному учителю.


Продолжением моего знакомства с Кушвой стал осмотр Благодати. Мой автомобиль лихо взобрался по крутому спиральному подъёму к памятнику вогулу Чумпину. Вместе с супругой мы стояли на самой высокой точке холма, вершину которого, несмотря на карьерные выработки вокруг, предусмотрительные инженеры минувших времён сохранили для потомков. На западе нашему взору предстала панорама города и завода, а вдали — неясная из-за дымки цепь Уральских гор. По другую сторону на восток зияла глубочайшая яма карьера, а за ним начинался пологий спуск на зауральскую равнину. Впечатления — незабываемые.
…На завод из-за нездоровья Д.И. Менделеев пойти не решился. Пришлось также отменить Дмитрию Ивановичу и поездку на север к Богословским рудникам и к Верхотурью. А пока, обдумывая итоги посещения тех заводов, которые лежали на пути следования по горнозаводской железной дороге, Д.И. Менделеев имел уже достаточно четкое представление об уральской железной промышленности, ее бедах и нуждах. Не хватало сведений о перспективах топливной базы. С этой целью С.П. Вуколов и В.В. Мамонтов уехали на Северный Урал в Богословск и далее на реку Тавду с инспекцией там лесов и с договорённостью о встрече с Д.И. Менделеевым в Тобольске. Их путь на пароходе в древнюю столицу Сибири лежал от Богословского завода по рекам Турье, Сосьве (ил. 167), Тавде, Тоболу и Иртышу.
Полубольной начальник экспедиции решает оставить Кушву, и рано утром 27 июня он отправился в Нижний Тагил. Перед отъездом Д.И. Менделеев подарил А.Н. Кузнецову том «Основ химии» с дарственным текстом на титульном листе. Из чего можно сделать предположение, что в Санкт-Петербурге Д.И. Менделеев загрузил свои чемоданы не только предметами повседневного обихода, но и несколькими томами своих «Основ…» для вручения их уважаемым уральцам на память о встрече. Судьба этих книг с автографами мне неизвестна.
Поезд идет от Кушвы до столицы горнозаводского Урала недолго, около часа. На вокзале (ил. 168) гостя встретили и провезли в повозке, запряжённой лошадьми, через город по главной Александровской (ил. 169) улице к монументальному дому Демидовых, стоящему рядом с заводом на берегу пруда (ил. 170).

Посещение Нижнего Тагила с 32 тысячами городских жителей, отвечающего по количеству жителей норме губернского города, входило в обязательные планы Д.И. Менделеева. Он давно мечтал побывать в этом городе, надеялся на доброжелательный прием, так как бывший хозяин завода П.П. Демидов когда-то был его студентом, а сам Менделеев обладал званием лауреата Демидовской премии, учреждённой дедом П.П. Демидова. Управляющий имениями и заводами наследников П. Демидова Анатолий Октавович Жонес-Спонвиль тепло встретил ученого. Он показал ему дом и сад с великолепным видом на пруд и сторожевую башню на Лисьей горе напротив завода, плотину и памятник Н.Н. Демидову (ил. 171). «Вхожу в богатые залы, — писал Д.И. Менделеев, — по стенам развешаны старинные портреты предков Демидовых и картины не нового покроя. Такова и вся обстановка: даже терраса под окнами, даже вид в сад и на окрестности — всё это дышит чем-то почтенным, устоявшимся и не вчерашним». Большое впечатление на ученого произвел музей, старейший на Урале (с 1840 года) и размещенный тут же в доме. Впечатлительный Дмитрий Иванович осмотрел картинную галерею, обратив внимание на работу художника П.П. Веденецкого с видом на соседний с Нижним Тагилом Черноисточинский завод. Картина настолько понравилась учёному, что он поместил её репродукцию в качестве приложения к своей книге вместе с картой горнозаводского Урала. Знакомство с музеем завершилось осмотром геологического отдела с образцами уральских минералов, включая малахит с медного рудника, руд, различных сортов каменного угля, изделий из местного металла. Особое восхищение вызвали рельсы и металлические пруты, сплетенные в холодном виде в спираль без каких-либо следов трещин: признак хорошей вязкости и высокого качества тагильского металла. Как химик, учёный тут же сделал предположение, что вязкость железа объясняется микроскопическими добавками меди, дарованными самой природой руды, в отличие от значительных добавок этого элемента, только ухудшающих качество металла. Уникальное соседство двух рудников, железного и медного, позволило Тагилу получать металл, столь высоко ценимый в России и за рубежом.
Показали хозяева и заводскую химическую лабораторию, неплохо оснащенную по тому времени, и процесс отделения золота и платины. Эти два драгоценных металла давно добывают в россыпях на землях Демидовых. Тагильская платина содержит железо в объёмах до 13–16 процентов, а потому притягивается магнитом. Я вспоминаю, как в школьном детстве в шкатулке моей мамы отыскал самородок платины с матово-серым металлическим оттенком, и размером, и по форме схожий с орехом арахиса. На моё сомнение о принадлежности находки к платине, поскольку образец притягивался магнитом, мама, уроженка Черноисточинска, что вблизи Нижнего Тагила, просветила меня о находке ею самородка в её далёком детстве в отвалах драги, работавшей в долине реки Чёрной — притока Тагила и Висима. И только знакомство с книгой Д.И. Менделеева позволило мне разрешить загадку магнитных свойств загадочного самородка платины.
Вместе с управляющим заводами П.И. Замятиным Д.И. Менделеев осмотрел знаменитую гору Высокую с железным рудником и карьером (ил. 172), медный рудник по соседству (ил. 173) и медеплавильный завод (ил. 174). П. Замятин не без гордости сообщил высокому гостю, что знаменитая скульптура Свободы на входе в бухту Нью-Йорка отлита во Франции из тагильской меди. В свою очередь, Д.И. Менделеев, вспоминая свою поездку в САСШ в 1876 году на Всемирную промышленную выставку в Филадельфии, сообщил Замятину, что в его памяти после осмотра экспозиции остался факел будущей и незавершённой Статуи Свободы, целиком сооружённой много позже. Не забылись Д.И. Менделееву и другие экспонаты заводов демидовского Урала. Так, в русском отделе выставки, одном из самых популярных, Д.И. Менделеев с удовлетворением ознакомился с достижениями по закалке рельсовой стали и с фотометром для её контроля. Их демонстрировал инженер-металлург К.П. Поленов с уральского Демидова-сан-Донато металлургического завода в Нижней Салде, соседствующего с Нижним Тагилом («Наш отдел хорош, его все хвалят, и он действительно интересен»). Там же на выставке сибирский купец М.К. Сидоров, имя которого Д.И. Менделеев в своей книге о поездке в САСШ не забыл упомянуть, демонстрировал богатства Приуралья и Сибири: горючие сланцы, нефть Коми, графит с Енисея. Тот самый М. Сидоров, именем которого на реке Таз в Тюменской области в своё время была названа пристань.

В САСШ Менделееву больше побывать не пришлось, несмотря на имевшиеся возможности. Так, в 1901–1902 годах в Нью-Йорке на английском языке дважды и разными издательствами был издан его учебник «Основы химии» в четырёх томах. В экспозиции, посвящённой Д.И. Менделееву в музее Истории науки и техники Зауралья при ТНГУ, демонстрируются два редчайших тома этих книг. Их прислали мне мои корреспонденты из Хьюстонского университета. Экспонаты настолько редкие, что об этих престижных изданиях умолчала знаменитая «Летопись жизни и деятельности Д.И. Менделеева». В итоге, повышенное внимание научной общественности США к трудам русского учёного не только ещё более возросло, но и стало поводом к избранию Менделеева в апреле 1903 года иностранным членом Национальной академии наук. Ранее Менделеев удостоился почётным избранием членом Американской академии искусств и наук в Бостоне и Американского философского общества в Филадельфии. Когда через год в Сан-Луи в США в рамках Всемирной выставки предполагалось открытие Конгресса наук и искусств, то знаменитый американский астроном Саймон Ньюкомб (1835–1909) от имени оргкомитета направил Менделееву как авторитетному представителю европейской науки приглашение на выставку. Одновременно Ньюкомб высказал Менделееву пожелание выступить на конгрессе с докладом по проблемам неорганической химии. Шла Русско-японская война, в которой США неприкрыто поддерживали Японию субсидиями и стратегическими материалами. В этой непростой политической и международной обстановке Д.И. Менделеев, из патриотических соображений, родина которого вела войну, был вынужден отказаться от поездки и доклада. «Пока моё отечество находится в состоянии войны, чувствую себя очень впечатлительным ко всем событиям, даже мелким, — дипломатично отвечал Ньюкомбу русский корреспондент, — и я боюсь потерять то равновесие, которое неизбежно должно сопровождать всякую научную деятельность».
Хочу подчеркнуть, что доброе отношение к Д.И. Менделееву, как личности, так и учёному, в США во все времена, включая и нынешние, неизменно сохраняется. В отличие, скажем, от некоторых европейских держав, например, Германии или Швеции, а частично и России, в которых до сих пор в научных кругах сохраняется ревность или принижение роли Менделеева в открытии периодического закона. Согласитесь, не случайно именно американские первооткрыватели из Калифорнийского университета в Беркли новый 101-й по счёту химический элемент периодической таблицы назвали именем русского учёного: менделевий. Это примечательное событие произошло в 1955 году, в очередной раз подтвердив шее гениальность предвидения русского учёного на возможность существования неизвестных науке элементов.
День, проведенный в Нижнем Тагиле, оказался весьма поучительным. Именно здесь Д.И. Менделеев окончательно убедился в необходимости подготовки местных инженерных кадров, организации на Урале металлургического высшего технического учебного заведения, привлечения на Урал специалистов и профессоров. Благоприятное впечатление произвели на Д.И. Менделеева необыкновенное гостеприимство хозяев и сам город «…с широкими улицам, с прекрасными церквами, с монументами на площадях, с пожарной каланчой на соседнем холме». «…И тут видишь во всём, — писал позже Дмитрий Иванович, — от разговоров до жестов — положительность, спокойную уверенность и настойчивость, каких редко встретишь в нынешних людях дня и современной спешливой суеты».
Нижний Тагил с окрестностями — это моя родина и незабываемые детские годы, проведённые с родителями в городе в 1935–1938 годах. Тагил, как чаще всего называют город его коренные жители, для меня стал первым большим поселением, которое мне довелось видеть и в котором какое-то время посчастливилось жить. Здесь впервые прошло знакомство несмышлёного малыша с таинствами и секретами краеведческого музея, с цирком, трамваем, кинотеатром с громким названием «Горн», с нетронутой демидовской стариной, с могучими заводскими корпусами и домнами, покрытыми вековой ржавчиной (ил. 175). До сих пор, как на фотографии, представляю себе знаменитый Горбатый мост, перекинутый над рекой ниже плотины, когда-то поразивший детское воображение, скалистые обнажения под Лисьей горой с часовней. Старый Нижний Тагил 1930-х годов, сохранившийся в моей памяти, мало отличался от того города, который увидел Д.И. Менделеев в 1899 году. Вспоминается и общий, резко отличающийся от соседних горнозаводских посёлков, уклад жизни с высокой бытовой культурой, интеллигентностью и образованностью городских обитателей. Школьное и среднее горнометаллургическое образование в горном техникуме считалось на Урале самым передовым. Особенно высоко поднялась планка уровня школьной подготовки учащихся в годы войны с Германией в 1941–1945 годах, когда в городе оказалось много высокоэрудированных учителей, эвакуированных на Урал из западных научных и учебных центров. Подумалось даже, что неслучайно самый молодой лауреат премии Нобеля Константин Новосёлов — уроженец, а затем школьник этого примечательного города (ил. 176). На снимке показан почтовый блок Республики Конго с четырьмя марками. Он посвящён лауреатам Нобелевской премии 2010 года, среди которых два российских учёных: самый молодой лауреат за всю историю премий К. Новосёлов и его научный руководитель А. Гейм. Сам по себе факт признания лауреатов приятен, жаль только, что почтовые знаки выпущены не в России. Вызывает также сожаление, что эти учёные покинули родину и работают сейчас в Великобритании. К. Новосёлов перевёз своих родителей из Нижнего Тагила в Манчестер. Не меньшее сожаление вызывает и скудное проявление в Нижнем Тагиле памяти о пребывании здесь Д.И. Менделеева. На мой запрос в Нижнетагильский музей-заповедник о сохранении в памяти потомков пребывания в городе учёного мне ответили, что мемориальных досок нет. Имеется лишь улица Менделеева в городском районе Новая Кушва [6]. Остаётся довольствоваться тем, что знаменитая менделеевская таблица периодичности пополнилась химическим элементом, впервые открытым в 1844 году в минералах с Урала. Это рутений, выделенный из платиновой группы тагильских минералов казанским химиком К.К. Клауссом (1796–1864) и названный в соответствие с латинским названием России.

Утомленный «до крайности» насыщенным рабочим днем, но несказанно удовлетворённый благоприятным завершением первой трети его поездки по Уралу, Д.И. Менделеев отправился ночевать в свой вагон с тем, чтобы в сопровождении кондуктора Д. Запольского и служителя М. Тропникова поспешить ранним утром 28 июля из Нижнего Тагила в Екатеринбург — конечную точку Горнозаводской дороги. Необходимость в спешке объяснялась режимом движения парохода из Тюмени в Тобольск: если не успеть к его отходу, то придётся ждать очередного рейса почти неделю. Уже в вагоне на его ходу Дмитрий Иванович оставил в своей записной книжке следующий текст: «Выезжая из Нижне-Тагилъска, я уже чувствовал, что мои представления об уральской железной промышленности начали приобретать тени и краски в тех очерках, которые дают сухие числа статистики, на всём виденном оправдавшиеся и врезавшиеся с резкостью».


Железная дорога от Нижнего Тагила до Екатеринбурга весьма живописна. Остался позади Невьянский завод — вотчина династий Демидовых и Яковлевых (ил. 177). Издали удалось увидеть и знаменитую наклонную башню (ил. 178). Менделеев долго следил, как по мере приближения поезда к городу, а затем — удаления от него для наблюдателя менялся наклон башни: значительный, бросающийся в глаза и незаметный. Возле Верх-Нейвинска поезд стоял почти рядом с кромкой воды на берегу роскошного пруда, обрамленного горами. Еще несколько станций, мост через Исеть, и вскоре показался Верх-Исетский пруд, растянувшийся на десяток верст до вокзала Екатеринбурга.
Литература. 1. Неверов Л. Менделеев Д.И. на Урале // Урал. рабочий. — 1956. - 10 июня. 2. Козлов А. Был ли Степан Чумпин? // Урал. следопыт. — 1962. - № 7. — С. 42–43 3. Кушва: сб. ст. Свердловск: Сред. — Урал. кн. изд-во, 1969. С. 16. 4. Бухаров П. Дом № 36 — памятник истории // Кушвин. рабочий. — 1976. - 21 сент. 5. Копылов В.Е. Былое светописи. У истоков фотографии в Тобольской губернии. Тюмень: Слово, 2004. 864 с. 6. Ответ заведующего отделом Нижнетагильского музея-заповедника «Горнозаводской Урал» С. Старикова, 21 августа 2014 года. Архив автора.

Д.И. Менделеев в Екатеринбурге



За свою долгую жизнь Д.И. Менделеев побывал в Екатеринбурге четырежды. Впервые это произошло в 1849 году, когда он, юноша, вместе с матерью отправился из родного Тобольска в Москву для устройства в учебное заведение. Спустя полвека Д.И. Менделеев посетит столицу горного Урала на пути из Нижнего Тагила в Тюмень и Тобольск. И наконец, учёный дважды не минует Екатеринбург в том же 1899 году при переезде из Тюмени в Билимбаевский завод и обратно в город.
Очередной встречи с городом Д.И. Менделеев ждал с нетерпением. Что изменилось в городе с давних времён? Как-то город встретит гостя? Многое Дмитрий Иванович ждал от встречи с главным горным начальником, тем более что после посещения заводов на Западном Урале Д.И. Менделеев был готов к разговору с ним на равных: и с цифрами, и с предложениями.

На перроне и на путях станции Екатеринбург предстояла смена поездов и маневрирование экспедиционным вагоном (ил. 179). Приятное впечатление на путешественника произвело здание вокзала, почти точная копия такого же здания в Перми. На горнозаводской ветке железной дороги Пермь — Тюмень они самые внушительные (ил. 180). Здесь в ожидании пересадки Дмитрий Иванович не стал терять время, и несколько часов посвятил осмотру города. П.А. Земятченский, ранее Д.И. Менделеева посетивший Екатеринбург, при встрече в Кушве передал руководителю экспедиции самые неблагоприятные впечатления о столице Урала. Он свидетельствовал: «…спит Урал, спит и его столица…»; «…или столица плоха по себе, или Урал плох…»; «…город большой, но какой-то унылый, сонный…»; «…театр — заброшенная конюшня, его фундамент бурьяном зарос…»; и т. п. Лишь однажды на этом фоне П. Земятченский заметил луч света в царстве темноты: «…в Екатеринбурге есть одно достойное внимания учреждение, говорящее, что и здесь есть действительная интеллигенция — это музей Уральского общества любителей естествознания…». Надо полагать, вместе с неблагоприятным отзывом комиссии о Кушвинском заводе критика сонного Екатеринбурга, высказанная П. Земятченским, дошла до слуха чиновника особых поручений уральского горного управления инженера Н.А. Салорева. Он сопровождал группу Д.И. Менделеева от Перми до Кушвы, но потом неожиданно исчез, как писал Дмитрий Иванович: «…затем я не имел случая с ним встретиться». Из Кушвы Н.А. Салорев прямиком, с целью опередить петербургскую экспедицию, ехал в Екатеринбург к горному начальнику П.П. Боклевскому с неблагоприятной информацией о «критической миссии» Д.И. Менделеева и его сотрудников. В происшедшей позднее размолвке между Д.И. Менделеевым и П.П. Боклевским главная вина, по-видимому, лежит на Н.А. Салореве как источнике необъективной, поспешной и преувеличенно-отрицательной информации.
После беглого осмотра города Дмитрий Иванович вернулся на вокзал. Здесь состоялась встреча с лесничим Пелымского края Л.Л. Соболевым, также следовавшим в Тюмень. Естественно, Д.И. Менделеев использовал полезный разговор для пополнения своей «копилки» знаний о лесах Тавдинского края, узнал подробности следования от Тюмени до Тобольска речным путем или по тракту. Выбор вариантов — отличительная черта ученого. Дмитрий Иванович любил четко планировать свои шаги на ближайшее и будущее время, ну а если обстановка подскажет новое решение, тем лучше. Остановился на передвижении по реке.
Во второй половине дня 28 июня поезд оставил позади благоустроенный Екатеринбургский вокзал и, обогнув город по его восточным окраинам, набирая скорость, выбрался на зауральские низины. Впереди Д.И. Менделеева ждали родные сибирские края — Тюмень и Тобольск… О них — рассказ впереди.

Пребывание в этих городах затянулось у Д.И. Менделеева почти на десять суток. По возвращении утром 8 июля в Екатеринбург вновь возникла настоятельная необходимость встречи с П.П. Боклевским для дальнейших консультаций по текущим вопросам поездки по Уралу. Ради этой аудиенции Менделев отложил намечавшийся было вояж в Алапаевск и Невьянск. На вокзале Д.И. Менделеева никто не встретил, что за всё время экспедиции случилось с ним впервые. Он оставил в вагоне дорожную одежду, надел вицмундир и отправился, наняв извозчика, к П.П. Боклевскому. О неприязни Д.И. Менделеева к вицмундирам ходят многочисленные легенды: надевал он их неохотно, чаще всего под натиском особых обстоятельств или по настоянию супруги, морщился от блеска орденов и звона медалей, нередко забывая надевать официальные принадлежности костюма. И если здесь, в Екатеринбурге, под присмотром только своего служителя он решился на официальный визит с соответствующими внешними регалиями — значит, была особая причина для встречи с могущественным горным начальником всего Урала. Сказалась и настойчивая рекомендация министра А.С. Ермолова о желательности встречи с П.П. Боклевским, и надежда на получение новейших сведений, и — что таить? — на внимание к старому человеку, на доброжелательный прием и встречу, ставшие уже привычными. Впервые и единственный раз за всю уральскую поездку этого не случилось, и на совести горной администрации Екатеринбурга тех лет останется позорная тень недоброжелательства по отношению к гордости России, к человеку, перед которым преклонялся весь мир.
Сейчас невозможно судить о том, телеграфировал ли Д.И. Менделеев в горное ведомство Екатеринбурга о своем прибытии. Вероятно, телеграммы не было, так как в Тюмени из-за кратковременного пребывания такая возможность не представилась (позднее время, прибытие в Екатеринбург рано утром и т. п.). По сути дела, Д.И. Менделеев приехал инкогнито. Возможно, в этом отношении им была допущена ошибка, в какой-то мере повлиявшая на странности приема его местными властями. Ошибка была, но в ней ли главная причина недоброжелательства, если такой ошибкой принимающая сторона легко могла пренебречь, а недоразумение забыть или не заметить?
Что же произошло? Еще на вокзале Д.И. Менделеев с удовлетворением узнал, что П.П. Боклевский находится в городе и после возвращения с донского юга никуда не выезжал. Не думая об устройстве на жилье (вспомните, как встречали его в других местах!), Дмитрий Иванович с вокзала отправился прямо в центр города к пруду (ил. 181), миновал плотину и подъехал на извозчике к дому главного горного начальника (ил. 182). Никто, кроме сторожа, его не встретил. Сторож сообщил, что П.П. Боклевский уехал недавно к себе на Ближнюю («генеральскую») дачу по другую сторону пруда.

Недолго думая и по своей простоте душевной, Дмитрий Иванович, находясь еще под впечатлением недавней беседы с П.П. Боклевским в Петербурге, приказал извозчику следовать на дачу вдоль набережной пруда. Вскоре пролетка проехала через деревянный арочный мост в том месте, где Исеть впадает в городской пруд, и оказалась возле «генеральской дачи» (ил. 183). Сейчас ее нет, а на полуострове, где она была раньше, размещаются корпуса Уральского электромеханического института инженеров железнодорожного транспорта.
Разочарование, а может, и обида ждали Д.И. Менделеева и здесь: горный начальник «отсутствовал», «болен» и «не принимает». Потомки должны быть «благодарны» П.П. Боклевскому в одном: из-за его демонстративного нежелания увидеться с Д.И. Менделеевым ученый с мировым именем впервые и единственный раз за всю уральскую поездку был вынужден остановиться в гостинице, а это предполагало свободу перемещения и более тесное знакомство с городом. Обескураженный, с трудом скрывая недоумение, Дмитрий Иванович позже писал: «…нечего делать, надо бы ждать. Поехал в "американскую" гостиницу, взял комнату и, чтобы не терять времени, служителя послал на станцию за вещами, а сам, снесясь по телефону, поехал на весьма известную метеорологическую обсерваторию, которую не только хотел видеть, но и необходимо мне было посетить…». Частная «Американская» гостиница П.В. Холкина на Покровском проспекте считалась в те годы лучшей в городе (ил. 184). Расположенная в центре города на площади, образованной пересечением Златоустовской улицы и Покровского проспекта, она стояла на возвышенном месте недалеко от моста через Исеть напротив католического костела.
В 1876 году в поездке по Северо-Американским Штатам Д.И. Менделеев останавливался во многих гостиницах этой далёкой от Урала страны, включая гостиницы Нью-Йорка и Филадельфии. Интересно было бы знать, какие сравнения возникали в памяти учёного по части интерьеров, удобств и качества обслуживания в столицах Урала и САСШ?


Устроив свой быт, Д.И. Менделеев вызвал извозчика и проследовал на Обсерваторскую горку (ил. 185). Она располагалась на восточной окраине Екатеринбурга рядом с Сибирским трактом и поначалу, до 1886 года, именовалась Плешивой. Говорят, что своим рождением обсерватория обязана Гумбольдту. Он проезжал Урал в конце двадцатых годов XIX столетия и обратил внимание на удобное расположение холма, с которого открывался великолепный вид на город и Уральский горный хребет за ним. Здесь когда-то было место массовых гуляний екатеринбуржцев. По другую сторону холма начиналось пологое Зауралье, постепенно понижающееся к востоку. Основание обсерватории относится к 1835 году.
Дмитрия Ивановича радушно принял ее начальник Г.Ф. Абельс (1846–1929, ил. 186) — бессменный руководитель обсерватории на протяжении сорока лет (1885–1925). Он намного переживет Д.И. Менделеева, встретит революцию и после нее еще восемь лет будет служить советской метеорологической науке. Г.Ф. Абельс переписывался с губернским агрономом Н.Л. Скалозубовым — известным тобольским ученым и краеведом. Они обменивались сведениями о погоде и приборами. Переписка двух известных учёных хранится в Тобольском архиве.
Между прочим, в июле 1910 года в обсерватории побывали экскурсанты из Тюмени. Как следует из книги посетителей, они «…с огорчением приняли известие, что телескопа не существует: ну какая же эта обсерватория без телескопа!». Рядом с сооружениями, счастливо сохранившимися до наших дней с конца XIX века, в наше время выстроено новое здание обсерватории.


Договорившись с Г.Ф. Абельсом о проведении на территории обсерватории магнитных измерений, Д.И. Менделеев возвратился в город. Магнитные наблюдения, по мнению Д.И. Менделеева — это глаза в поисках железных руд. С их помощью можно заглянуть в недра с куда меньшими расходами, чем алмазным бурением.
Вечером того же дня Д.И. Менделеев посетил Городскую управу (ил. 187) и встретился с городским головой Г.Г. Казанцевым. Благо тот оказался выпускником столичного университета и давним внештатным сотрудником химической лаборатории Д.И. Менделеева в Петербурге. Его не пришлось упрашивать о визите… В те годы городская Дума размещалась недалеко от Американской гостиницы на том же Покровском проспекте (теперь с 1919 года — улица Малышева) за первым в городе Каменным мостом через Исеть. Мост соорудили в 1844 году. Его украшали два каменных быка и кованая решётка с 17 тумбами.
9 июля все участники экспедиции собрались вместе в гостиничной комнате Д.И. Менделеева. После обсуждения плана дальнейших поездок решили, что П.А. Земятченский на другой же день отправится на Егоршинские и Баженовские асбестовые копи и на Синару для предварительного геологического обследования, а С.П. Вуколов и К.Н. Егоров совместно с
Д.И. Менделеевым решили осмотреть заводы в окрестностях Екатеринбурга. Между прочим, поездка П.А. Земятченского на Баженовские асбестовые копи и на Егоршинские угольные шахты дала повод к неверному утверждению краеведов города Асбеста о пребывании здесь Д.И. Менделеева [3]. В Баженово, Асбесте и в Егоршино он не побывал.
Нет худа без добра: лишившись внимания высокопоставленного чиновника, Д.И. Менделеев получил наконец свободное время. Утро и день 10 июля он решил использовать для обработки записей, приёмов посетителей, дальнейшего знакомства с городом и вечернего отдыха. В ближайшем магазине напротив гостиницы он приобрел на память об Урале образцы каслинского чугунного литья. Здание магазина по улице Малышева многие годы оставалось местом продажи и обменов для коллекционеров уральских минералов. В студенческие годы мне не раз приходилось бывать здесь с целью пополнения своей коллекции.

К сожалению, не сохранилось каких-либо свидетельств о встречах Д.И. Менделеева с Онисимом Егоровичем Клером (1845–1920), статским советником, преподавателем мужской гимназии, основателем и бессменным секретарем Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ). Остается под вопросом и посещение Д.И. Менделеевым знаменитого музея УОЛЕ с его уникальными экспонатами, включая скелеты широкорогового оленя и мамонта (ил. 188), и богатую археологическую коллекцию из раскопок в Соликамском уезде, подаренную музею лесничим А.Е.Теплоуховым. С 1886 года по распоряжению главного горного начальника уральских заводов И.П. Иванова музей занял один из корпусов горного ведомства в центре Екатеринбурга. В моё студенческое время, а это 1949–1954 годы, со стороны центральной улицы Ленина возле городской плотины, почти рядом со зданием горно-металлургического техникума, ещё сохранялась арка с крупным текстом наверху: «Музей». За аркой в некотором удалении на правом берегу реки по улице Воеводина находилось здание музея, фасад которого был обращён к Исети. Над входом висела табличка такого же содержания, что и на арке (ил. 189). Ныне арки нет, как и с 1960 года самого обветшалого здания музея. Скорее всего, Дмитрий Иванович ограничился информацией о музее, полученной в Кушве от П.А. Земятченского. Отзыв о музее был превосходным.
Несостоявшаяся встреча с О.Е. Клером вызывает ряд недоуменных вопросов. Еще с 1881 года, как сообщила газета «Екатеринбургская неделя» от 21 февраля 1881 года, Д.И. Менделеев был почетным членом УОЛЕ, имел соответствующий диплом, состоял в личной переписке с О.Е. Клером — своим учеником по Петербургскому университету. Здесь Клер в 1864 году получил право на преподавание французского языка. С бывшими учениками Д.И. Менделеев встречаться любил и не жалел для этого времени. Разминуться они могли по ряду причин. О.Е. Клер увлекался ботаническими исследованиями. В каникулярное время в разгар лета он, вероятно, отсутствовал в городе. Впрочем, я предполагаю и другую версию. В 1896 году, за три года до приезда Д.И. Менделеева, П.П. Боклевский был назначен главным начальником уральских горных заводов. Через год его избрали президентом УОЛЕ. Он покровительствовал деятельности общества, его финансированию. Мог ли О.Е. Клер, создавший с невероятным трудом УОЛЕ в 1870 году при полном равнодушии общественных кругов и при отсутствии каких-либо средств, навести хотя бы малейшую тень подозрительности в отношении себя и своего любимого детища со стороны Боклевского? Не исключено, что Клер был наслышан о разладе отношений между Менделеевым и Боклевским и опасался гнева главного горного начальника с непредсказуемыми последствиями относительно судьбы УОЛЕ.



Между тем начальник Уральского горного округа по-прежнему не делал каких-либо попыток не только пригласить к себе Д.И. Менделеева или самому навестить его, но даже не послал в гостиницу своего чиновника. Впрочем, местные екатеринбургские газеты и близкий к П.П. Боклевскому еженедельный журнал «Уральское горное обозрение» не оставили приезд Д.И. Менделеева без внимания. Но внимания предвзятого. Еще в бытность ученого в Петербурге слухи о командировании его министерством финансов на Урал для изучения горнозаводской промышленности докатились до уральской столицы. Поначалу интонации газет звучали обнадеживающе. Так, упомянутый еженедельник писал: «Искренне приветствуем посещение Урала Д.И. Менделеевым, авторитетное слово которого после его ознакомления с условиями местной горнозаводской промышленности, мы убеждены, раз и навсегда рассеет неосновательные предубеждения против Урала, столь долго разделяемые большинством русской печати и петербургских сфер». По-видимому, горнозаводское начальство ожидало от Д.И. Менделеева не только его авторитетной поддержки вообще, но и поддержки именно их предложений и оценок состояния горнозаводского дела на Урале.
Первые же впечатления от посещений членами экспедиции уральских заводов в районе горнозаводской железной дороги, озвученные Д.И. Менделеевым, разочаровали и редакции газет, и Главного горного начальника. Худшие их ожидания, подкрепленные необъективной информацией Н.Л. Салорева, как будто бы сбывались, и на миссию Д.И. Менделеева П. Боклевский стал смотреть как на ревизионную от Министерства финансов. А как встречают на периферии столичных ревизоров, рассказывать нет необходимости. Сменился и тон некоторых газет. Корреспондент «Горного обозрения» посетил в гостинице Д.И. Менделеева и взял у него интервью. Беспристрастно осветив на страницах газеты пребывание гостей в Екатеринбурге, дальнейшие их планы в отношении Южного Урала и отдав приличествующие слова в адрес «высокоуважаемого профессора», он писал: «Среди ученой экспедиции нет лиц специально подготовленных. Сам профессор, как известно, до сего времени не имел случая изучать Урал и его промышленность, а г. Земятченский работал по почвоведению с известным профессором Докучаевым, г. Вуколов — специалист по изготовлению бездымного пороха, г. Егоров — специалист по взвешиванию тел в безвоздушном пространстве». Многоточия в конце фразы не оказалось, но и без него читатели должны догадаться, со сколь малокомпетентной комиссией они имеют дело. Надо ли удивляться, что П.П. Боклевский никого, кроме газетчика, не счел нужным послать к Д.И. Менделееву?


Реакция газет на предварительный отчет экспедиции, отправленный как министру финансов, так и отдельным лицам после возвращения в Петербург, была не менее настороженной. Спокойным было лишь отношение к тем мерам, необходимость которых не вызывала возражения у заводчиков, например, к расширению сети железных дорог за счет казны, учреждение в Екатеринбурге государственного института по подготовке инженеров-металлургов и некоторое другое. Наиболее резким и отрицательным выступлением против Д.И. Менделеева и его выводов отличился известный уральский металлург, бывший ученик Д.И. Менделеева горный инженер В.Е. Грум-Гржимайло. В своей книге «По поводу заключительной главы «Уральской железной промышленности в 1899 году Д.И. Менделеева», изданной в Петербурге в 1900 году, он не постеснялся в разгромном отзыве применить словесные обороты, не принятые в цивилизованном научном обществе. Вот некоторые из таких «шедевров». «Торопливый объезд заводов», «случайные разговоры о случайных предметах», «записали кое-что по памяти», «утверждения основаны не на изучении дела, а на русской страсти к обобщениям и разговорам», «злоупотребление мнением случайных собеседников», «приехали на Урал без подготовки», «вместо разумного исследования написали фантазию» и т. п. Но это всё лишь внешняя сторона рассуждений. Суть рецензии затрагивала более глубокие корни: защиту интересов заводовладельческой знати.
Да что там наскоки газетчиков Урала, если даже на родине Д.И. Менделеева газета «Сибирский листок» от 4 июля 1899 года, или накануне приезда высокого гостя в Тобольск, поместила на своих страницах следующие обидные строки. «В Тобольскую губернию профессор Менделеев приехал для исследования вопроса о возможности эксплуатации лесов Притавдинского края для нужд уральских заводов. Наш маститый учёный, как известно, ярый сторонник протекционизма и покровительства отечественной промышленности. Было бы интересно, если бы ему довелось побывать на наших железных заводах и полюбоваться как качеством изделий, так и ценами на них, являющимися прямым следствием системы покровительства нашим доморощенным заводчикам, не боящимся конкуренции, а потому снабжающих сибирский рынок невозможной дрянью».
Несправедливые наскоки газетчиков больно задевали самолюбие и честь Д.И. Менделеева. Однажды, уже в Санкт-Петербурге, он написал: «…меня сегодня опять выбранили в газете. Не могу сказать, что это было мне все равно…». И еще: «…пусть же газеты бранят, у меня опора не в их мимолетных суждениях».
Впрочем, несмотря на критический тон уральских верхов, авторитетная общественность Урала никогда не скрывала своих симпатий к гордости русской науки. Так, задолго до поездки по Уралу газета «Екатеринбургская неделя» в феврале 1890 года подробно описывала заседания VIII съезда русских естествоиспытателей и врачей, состоявшегося в Петербурге. Назначение Д.И. Менделеева председателем съезда прошло под аплодисменты. Корреспондент газеты сообщал в Екатеринбург: «Долго-долго не смолкавшие рукоплескания ясно показали, как высоко ценит его заслуги русское общество». И в 1899 году далеко не все горные специалисты Екатеринбурга разделяли мнения тех упомянутых журналов и газет, которые излагали на своих страницах материалы в столь неуважительном тоне. Так, в газете «Уральская жизнь» достойную отповедь заводчикам дал В. Белов: «желал бы я спросить автора заметки: кто же мешал господам горным инженерам взять на себя тот труд, который теперь выпал на долю ученой экспедиции с господином Менделеевым во главе? Ведь целых два века Урал находился в их руках, не ждать же еще столетья!.. Могу ли после этого не радоваться тому, что… на Урал поехал наконец свежий человек, будь то химик, философ <…> который чужд традиции старого, отжившего времени». Столь же объективную оценку дал и А. Матвеев («Железное дело в России в 1899 году», СПб, 1900): «Поездка Дмитрия Ивановича составит, без сомнения, новую эру для еральской горной промышленности…. С теоретической стороны вопросы, выясненные профессором Менделеевым, выяснены чрезвычайно резко и рельефно».
Чем больше я размышлял о размолвке двух людей: Д.И. Менделеева — авторитетнейшего ученого с мировым именем, и П.П. Боклевского, известного в промышленных кругах горного инженера, тем меньше находил удовлетворительных объяснений взаимных недоразумений, а со стороны Боклевского и явной неприязни.
Как-то в снежный октябрь 1984 года мне довелось побывать в Свердловске в краеведческом музее на выставке, посвященной юбилею УОЛЕ. С удивлением узнал из экспозиции и услышал в беседах с ее авторами и работниками музея весьма доброжелательное мнение и тёплые слова о П.П. Боклевском — прогрессивном инженере. До сих пор в музее хранится авторский экземпляр изобретенного им устройства для промывки золота — «золотоуловитель». П.П. Боклевский много помогал музею УОЛЕ, активно работал по приему на Урале и в Екатеринбурге членов Всемирного геологического конгресса в августе 1897 года. Писал книги. В 1899 году выпустил одну из них «Перспективы уральской горной промышленности».
Получается, истории или особым обстоятельствам было угодно помешать встрече двух интересных людей, поссорить их. В чем же причина? О тяжелом характере Д.И. Менделеева ходили легенды. Нет сомнения, что они дошли и до Урала, до П.П. Боклевского. Известна, например, крупная размолвка Д.И. Менделеева с адмиралом С.О. Макаровым, случившаяся в апреле незадолго до отъезда экспедиции на Урал. Так что же, у П.П. Боклевского были основания для обид или недовольства деятельностью экспедиции, возглавляемой Д.И. Менделеевым? Читатель, сопоставив факты, сам в состоянии сделать собственное заключение. Только вот незадача: почему-то «тяжёлый» характер Д.И. Менделеева не стал помехой для уважительного восприятия посланника столицы другими авторитетными людьми Урала и во всех других местах, кроме Екатеринбурга.
Участники экспедиции указывали устно, а позже в отчете на крупные недочеты металлургии Урала: высокий расход топлива на единицу выплавляемого металла, изношенную и устаревшую технику, отсутствие современных способов плавки чугуна и передела его в сталь, высокие транспортные расходы. Из этих недостатков следовали выводы, которые вызвали раздражение заводовладельцев и горных чиновников. Речь шла о приближении производства к источникам сырья; об укрупнении мелких заводов, находящихся во владении разных частных лиц; о ликвидации на Урале традиционной специализации металлургии: только на выплавке чугуна, и т. п.
Словом, хлопотная менделеевская программа переустройства Урала давала кое-кому повод для недоброжелательства. Но дело в том, что, не будь этих поводов, они были бы П.П. Боклевским рано или поздно найдены. И здесь начинают выявляться куда более глубокие корни невнимания к миссии Д.И. Менделеева, чем это обнаруживает поверхностный взгляд.
Неприязнь к Д.И. Менделееву была запрограммирована, если не сказать более определенно — спровоцирована, еще в Петербурге. Горнозаводское производство на Урале подчинялось Министерству земледелия и государственных имуществ (министр А.С. Ермолов). Оно откровенно отражало и защищало интересы кругов крупных уральских заводовладельцев. Несмотря на непрекращающийся в девяностые годы спад производства уральского чугуна, Министерство земледелия сопротивлялось проведению любых, в том числе и скромных, буржуазных реформ.
Проводником интересов молодой и энергичной буржуазии, недовольной ограниченными возможностями частного предпринимательства на Урале, выступило Министерство финансов (министр С.Ю. Витте). Выступая за свободное развитие капитализма в старом металлургическом районе России, С.Ю. Витте приходилось все чаще вмешиваться в дела Министерства земледелия. Расчетливый и умный финансист С.Ю. Витте привлекает Д.И. Менделеева к уральской поездке для того, чтобы использовать не столько его опыт и знания, сколько его авторитет среди технической и буржуазной интеллигенции Урала. Ну а в случае неприятностей в завуалированной конкуренции двух министерств свалить вину можно и на великого ученого. Переживет! Министр А.С. Ермолов, судя по всему, разгадал ход игры С.Ю. Витте, но правила ее принял… К началу работы экспедиции П.П. Боклевский был на приеме у А.С. Ермолова, после чего у него состоялась встреча с Д.И. Менделеевым. Уже здесь вполне явно наметились элементы отчужденности и натянутости во взаимоотношениях этих двух людей: со стороны П.П. Боклевского — едва скрываемые, но хорошо осмысленные, со стороны Д. И. Менделеева — пока без понимания происходящего. Это непонимание, характерное для человека, далекого от интриг правительственного двора, затянется надолго, вплоть до отъезда из Екатеринбурга. Надо отдать должное и чести Дмитрия Ивановича, он ни разу в печати не обмолвился упреками или худым словом в адрес главного горного начальника. Наоборот, когда он заканчивал письменный отчет о поездке и осознал суть происходившего, учёный не только не выразил и тени неудовольствия, но высказал сожаление о нездоровье П.П. Боклевского и высказал слова благодарности за содействие со стороны горных инженеров и управляющих округов, ему подчиненных.
Можно полагать, что спустя некоторое время П.П. Боклевский осознал свою неблаговидную «посредническую» роль, умело навязанную ему Министерством земледелия и государственных имуществ. После возвращения Д.И. Менделеева в Петербург он отправил ему за своей подписью необходимые сведения об уральских заводах. На следующий год от имени IX съезда уральских горнопромышленников П.П. Боклевский — председатель съезда, направил профессору приветственную телеграмму с благодарностью «за труды на пользу преуспеяния Урала». Вполне примирительный ответ, полученный от Д.И. Менделеева, гласил: «Глубоко тронут приветом съезда, прошу Ваше Превосходительство передать съезду мои упования блестящей будущности Урала и принять благодарность. Менделеев».
В апреле-октябре 1900 года в Париже проходила X Всемирная выставка, которая подводила итоги достижений человечества за минувший XIX век. На выставке мир узнал об открытии радиоактивности и рентгеновских лучей, осознал возможность телеграфии с помощью беспроводных радиосигналов по системе А.С. Попова, познакомился с тепловыми экономичными двигателями, работающими на бензине и нефти, с промышленным производством алюминия и ещё со многими другими новинками науки и техники. Перед российскими устроителями выставки император Николай II поставил задачу достойно представить Россию и её промышленные успехи. Главный павильон страны построили в старорусском стиле: с башнями, зубчатыми стенами, напоминая, таким образом, о московском кремле (ил. 190). Среди выставленных экспозиций выделялось производство уральской индустрии: каслинский павильон чугунного художественного литья, холодное оружие из Златоуста, ижевское огнестрельное оружие, минералогические коллекции и камнерезное искусство Урала. Так, камнерезы изготовили карту Франции, красочно исполненную из минеральной мозаики. Д.И. Менделеев приехал в Париж 16 (29) апреля, сразу же посетил выставку, побывал у комиссара русского отдела и включился в работу вице-президента Международного жюри промышленной секции. В своей записной книжке он оставил запись: «Судили и русских, пять больших премий». Надо полагать, запись была сделана не только с гордостью за Россию, но и как удовлетворение от итогов собственной работы в жюри, где Менделеев отстаивал интересы страны. Благодаря тому, что незадолго до выставки Д.И. Менделеев посетил Урал, он лучше чем кто-либо из состава жюри мог оценить достижения уральцев. Многие экспонаты получили награды и медали. Именно здесь высшую награду среди раритетов русского отдела получил знаменитый каслинский павильон — экспонат горного Урала! Входивший в состав жюри выставки Д.И. Менделеев, безусловно, содействовал этому, поскольку сам видел павильон в процессе его изготовления и восхищался мастерством каслинцев. Среди участников выставки, награждённых серебряной и бронзовой настольной медалью с дипломом, были и умельцы из Тобольска: престижную награду присудили губернскому агроному Н.Л. Скалозубову (серебро) и Тобольскому музею Севера (бронза, ил. 191). Бьюсь об заклад, Д.И. Менделев, досконально изучивший Тобольский музей Севера, на заседаниях жюри «ложился за тоболяков костьми»… Мои попытки через служителей Тобольского музея-заповедника узнать судьбу диплома и медали дали неутешительный результат: медаль оказалась украденной со стенда в 1990-х годах, а местонахождение диплома покрыто тайной.

Д.И. Менделеев и П.П. Боклевский, по-видимому, встретились в Париже на Всемирной выставке. Менделеев как член жюри, Боклевский, как сказали бы в наше время, в качестве научного туриста. История не оставила нам свидетельств ни о беседах этих людей, ни о встречах в Париже. Скорее всего, увидевшись, раскланялись. Вряд ли было что-то большее: у профессора отпала необходимость в общении, а статскому советнику, главному горному начальнику уральских заводов было стыдно, неудобно и неуютно…
Заграничная поездка П.П. Боклевского не ограничилась Всемирной выставкой. Он осмотрел некоторые железоделательные заводы и горное производство Франции и Германии — еще одно свидетельство полезного влияния уральской миссии Д.И. Менделеева. Учиться передовому опыту никогда не поздно!
Я самым скрупулёзным образом собирал сведения о мемориальном сохранении пребывания Д.И. Менделеева в Екатеринбурге. Приятно сознавать, что Екатеринбург (Свердловск) бережно хранил и хранит свидетельства тесного сотрудничества общественности Урала с Д.И. Менделеевым. Это документы фондов краеведческого музея и Свердловского областного архива, названия учреждений, улиц и общественных организаций.
Подборкой интересных материалов располагает краеведческий музей в Екатеринбурге. Среди них — подлинник групповой фотографии, сделанной в Кушве в 1899 году, с участием Д.И. Менделеева, С.П. Вуколова и П.А. Земятченского. Музей хранит акварельные рисунки по фотографиям, сделанным в Билимбае. К пятидесятилетию со дня смерти Д.И. Менделеева в 1957 году Свердловский областной краеведческий музей организовал выставку «Менделеев и Урал». На стендах экспонировались фотокопии страниц уральских записных книжек ученого, варианты предполагаемых маршрутов по Уралу. В одной из записных книжек титульный лист заполнен адресными сведениями: «Д.И. Менделеев. 1899. Поездки на Урал. Июнь-июль. Книжка № 1». Последняя страница гласит: «Кончена в Екатеринбурге 13 июля. См. книжку № 2» [2].


С 1932 года Русское (позднее — Всесоюзное) химическое общество носит имя Д.И. Менделеева. В 1934 году в Свердловске открылось уральское отделение общества. Интересна судьба филиала Всесоюзного института метрологии, также носящего имя Д.И. Менделеева. В декабре 1900 года, спустя год после посещения Екатеринбурга, Дмитрий Иванович направил на Урал своего помощника по Главной палате мер и весов, участника экспедиции 1899 года К.Н. Егорова. Его миссия состояла в выборе места поверочной палатки — своеобразного филиала петербургской Главной палаты. Среди ряда городов, посещенных К.Н. Егоровым (Уфа, Златоуст, Челябинск, Ирбит, Пермь и Екатеринбург), выбор пал на столицу Урала. С октября 1902 года в уездном Екатеринбурге, а не в губернской Перми, состоялось открытие девятнадцатой в России поверочной палатки мер и весов. Она обслуживала уезды Пермской и Вятской губерний, Тюменский уезд Тобольской губернии. Организацией палатки, как и в поездке 1899 года, Д.И. Менделеев внес очередную порцию смуты в умы и настроения екатеринбургских обывателей. Без клейма палатки на весах и гирях торговля не разрешалась. Считалось, что в таком случае принадлежности для взвешивания не соответствовали стандарту. Газета «Урал» писала, что «одна из екатеринбургских фирм по продаже серебра шесть раз предъявляла для проверки свои весы, и каждый раз они не отвечали норме».
С 1925 года палатка стала называться Уральской поверочной палатой мер и весов. В годы Великой Отечественной войны здесь хранились вывезенные из Ленинграда государственные эталоны СССР. Поверочная палата преобразована в Свердловский филиал Ордена Трудового Красного Знамени НИИ метрологии имени Д.И. Менделеева. Современное здание института, стоящее в центре города напротив оперного театра, расположено вблизи бывшей «Американской» гостиницы, почти наискосок. Мог ли Дмитрий Иванович предполагать, что недалеко от того места, где он жил, будет стоять крупный институт его имени?
Периодическая печать Свердловска уделяла Д.И. Менделееву много внимания. Так, в 1934 году были прослежены юбилейные торжества, посвященные 100-летию со дня рождения ученого. В трудные годы войны с Германией в 1941 году Свердловское книжное издательство выпустило книгу В.В. Данилевского «Д.И. Менделеев и Урал». Здесь же были написаны очерки о Менделееве Мариэттой Шагинян.
Не только уральцы обращались к Д.И. Менделееву. Пользуясь старыми связями, и он не забывал об Урале. Например, 8 февраля 1905 года им было направлено письмо в правление Кыштымских горных заводов с заказом на чугунные шары для маятников. Обращение к уральцам небезынтересно, так как характеризует Д.И. Менделеева с необычной стороны, как управляющего Главною палатою мер и весов. Д.И. Менделеев, в частности, писал (в сокращении): «В Главной палате мер и весов предполагается произвести ряд исследований над качаниями длинного маятника в виде металлического шара, подвешенного на проволоке длиною до 40 метров. Одним из материалов для шаров избирается мною чугун, именно того качества, из какого на Каслинском горном заводе отливаются столь известные всякие изделия, отличающиеся равномерностью сложения. Имею честь обратиться в Правление с заказом сделать шары и доставить их в Главную палату. Что касается до стоимости, то покорнейше прошу известить меня об оной немедленно. Смею надеяться, что цена будет умеренная, ввиду научной цели, для которой назначается отливка». Нет необходимости пояснять, что управляющий заводом П.М. Карпинский, лично знакомый с Д.И. Менделеевым, счёл за честь исполнить просьбу учёного. Я полагаю также, что оплата за труд во имя науки была либо символической, либо она отсутствовала вовсе.
Вместе с тем, несмотря на впечатляющий перечень сохранённых документов, городские места, посещённые учёным в Екатеринбурге, отражены мемориалами недостаточно. Разве что «Американская» гостиница выгодно выделяется, здание которой, благодаря двум мемориальным доскам, посвящённым пребыванию здесь Д.И. Менделеева и А.П. Чехова, хорошо сохранилось до сих пор. На стене бывшей гостиницы установлена скромная мемориальная доска: «В этом доме в 1899 году останавливался русский ученый Д.И. Менделеев. Памятник истории, охраняется государством». В наше время в здании располагается Свердловское художественное училище — одно из первых в России учебных заведений такого профиля. Училище носит имя известного уральского ваятеля И.Д. Шадра (Иванова, 1887–1941). Может быть, благодаря профессиональной ответственности обитателей дома — преподавателей и учащихся — в бывшей гостинице неплохо сохранились элементы старого интерьера: чугунные перила и лестницы с мраморными ступеньками и стойками для фонарей, облицовка дверей, помещение бывшего буфета. Они остались такими же, как и в конце прошлого столетия и «помнят» Д.И. Менделеева (ил. 192). Мемориальная ли доска, перечисленные ли особенности интерьера, а скорее всего, и то, и другое, создают у посетителей дома неповторимое, но хорошо знакомое каждому, для кого дорога история отечества, ощущение причастности человека к месту, посещенному когда-то великим человеком… Это ощущение не дает покоя любителям старины, заставляет их сниматься с насиженных мест, становиться паломниками дорогих сердцу каждого русского замечательных мест России: Пенат, Михайловского или Шахматова, Ясной Поляны, заповедного Подмосковья.
К сожалению, никоим образом не отражено посещение Д.И. Менделеевым современного здания городской думы и метеорологической станции на Обсерваторской Горке. Дом бывшей городской управы по улице Малышева, 46, когда-то принадлежавший дворянину и золотопромышленнику А. Поклевскому-Козеллу, хорошо известному в Тюмени и Талице, сохранился с видоизменениями до сих пор. В начале 1920-х годов здание расширили за счёт пристройки-вставки и перепланировки. Здесь многие годы размещался один из факультетов педагогического института, а сейчас здание занимает музейно-выставочный центр краеведческого музея. Часть первого этажа с отдельным входом отдана управлению культуры Свердловской области.
Метеорологическая обсерватория существует и поныне. В 1936 году отмечалось ее столетие. Был выпущен юбилейный сборник научных трудов, не имевший (увы!) даже упоминания о посещении обсерватории Д.И. Менделеевым. В наши годы обсерватория оснащена новейшим метеорологическим оборудованием, принимает информацию со спутников, имеет интересный музей гидрометеорологической службы Урала. Он расположен рядом с Обсерваторской Горкой в конце улицы Бажова. Музей располагает старинной аппаратурой, документами, многочисленными фотографиями разных лет, в том числе сотрудников лаборатории 1899 года. Все они видели Д.И. Менделеева. В музее имеется книга почетных посетителей за 1909–1927 гг. Среди посетителей — нарком А. Луначарский. Здесь он был 30 мая 1923 года вместе с ректором Уральского университета Б. Дидковским. Хранитель фондов музея уроженец Тюмени Николай Дмитриевич Степанов, внимательный и весьма доброжелательный хозяин, рассказывал мне при посещении музея в 1990-х годах, что существовала книга почетных посетителей и до 1909 года. К сожалению, она утрачена. Почти нет сомнений, что начальник обсерватории Г.Ф. Абельс не упустил благоприятной возможности и предложил книгу Д.И. Менделееву с просьбой об автографе. Кто знает, когда-нибудь, возможно, и отыщется еще один неизвестный автограф ученого. А пока в музее висит лишь его портрет.

Не располагает какими-либо материалами о пребывании Д.И. Менделеева старое здание вокзала Екатеринбурга — ровесника горнозаводской ветки, в котором сейчас располагается музей Истории науки и техники Свердловской железной дороги. И совершенно напрасно, поскольку сведениями о поездке учёного по горноуральскому маршруту от Перми до Екатеринбурга можно было при желании существенным образом оживить музейную экспозицию. Упомяну в завершение раздела о короткой, в два квартала, улице, вернее сказать — переулке (за державу обидно!), названной именем Д.И. Менделеева. Она находится в Екатеринбурге в районе железнодорожного вокзала, на территории бывшего Пионерского поселка. На плане города 2000 года переулок размещается в восточной части города вблизи проспекта Блюхера за железной дорогой.
Вернемся, однако, к прерванному рассказу о поездке Д.И. Менделеева. После посещения зауральских мест (Тюмень, Тобольск) и возвращения в Екатеринбург Д.И. Менделеев стал готовиться к поездке в Шайтанский (теперь — Первоуральский) и Билимбаевский заводы. Предприятия располагались в пятидесяти верстах на запад от Екатеринбурга. С тяжелым настроением уезжал руководитель экспедиции из столицы Урала. Город оставил в сердце и памяти Д.И. Менделеева наименее благоприятное впечатление из всех посещенных им уральских мест.
Литература. 1. Менделеев Д.И. В правлении Кыштымских горных заводов. // Сочинения. Т. 22. М.-Л., 1950. С. 865–866. 2. Тальская О. Менделеев и Урал (к 50-летию со дня смерти) // Урал. рабочий. — 1957. — 3 февр.3. Никитин П. Великий химик в Асбесте // Асбестов. рабочий. — 1976. - 10 июня.

В Билимбае



В воскресный день 11 июля 1899 года участники экспедиции (Д.И. Менделеев, С.П. Вуколов и К.Н. Егоров) на двух тройках выехали из Екатеринбурга мимо каменных столбов на заставе (ил. 193). Скрылись из виду трубы Верх-Исетского завода, стих гул его цехов (ил. 194). Дорога мало изменилась за те полвека, которые прошли после проезда здесь юного Дмитрия Менделеева в 1849 году. Такая же пыль и тряска на каменистых ухабах, поредевшие, но ухоженные сосновые леса, те же полузаброшенные, с износившимся настилом деревянные мосты через речки: того и гляди окажешься между бревен… Нельзя сказать, что он узнавал дорогу: столько лет прошло! Нахлынувшие воспоминания детства отодвинули тяжесть екатеринбургских неприятностей. Светлее и легче стало на сердце…
Слева с юга показалась скалистая вершина одной из самых высоких в окрестностях гор — Волчихи. В 1829 году на пути в Билимбай на ней был А. Гумбольдт, он определил барометром ее высоту. Погода стояла сухая, теплая. Тройка Д.И. Менделеева ехала впереди, оставляя за собой тучи пыли. Следовавшие за ней С.П. Вуколов и К.Н. Егоров позднее вспоминали, что, кроме облаков пыли, они ничего больше и не видели…
С таким-то вот настроением и в ожидании лучшего приёма на новом месте путники незаметно подкатили к столбу на границе Европы и Азии. Столб, сооруженный еще в 1837 году, стоял в окружении сосны и пихты рядом с караульным домом, ныне не сохранившимся. Остановились, отдохнули. И Менделеев, и Вуколов будто сговорились, достали свои фотоаппараты, и каждый сделал по снимку примечательного места. Обе фотографии Д.И. Менделеев поместил в своей книге об уральской поездке (ил. 195, 196). Сюжет и точка съёмки, выбранные С.П. Вуколовым, мне понравились больше.

В книге, в частности, Д.И. Менделеев писал о пользе научной фотографии: «Надеюсь, что издание это выиграет именно тем, что отводит немало места фотографиям, правдивость которых описывает местность и некоторые обстоятельства пути лучше, чем могло бы сделать перо». Замечу от автора, как мне понятно и по душе это яркое высказывание Д.И. Менделеева, которым я непременно и постоянно руководствуюсь на протяжении всего изложения!
Впереди под горою замаячил Шайтанский завод. Здесь Д.И. Менделеев оставил своих спутников, а сам последовал дальше в Билимбай. Миновал гору Тёплую. Не зря ее так назвали. В гололед и грязь преодолеть ее без пота было непросто. Последний десяток верст совпал с живописной долиной реки Чусовой. Дорога шла по ухоженным чистым сосновым лесам, которые интересовали Д.И. Менделеева не только как привычные глазу элементы горного уральского пейзажа, но и более прозаически: лес — возобновляемый источник топлива. Учёного привлекало образцовое ведение лесного хозяйства местными специалистами, их умение охраны леса вместе с воспроизводством того, что в определённом порядке вырублено без ущерба для природы. Урал «…и поныне живет древесным топливом. Надо было узнать: много ли его может быть ныне и впредь. Вот для этого-то я и ездил в Тобольск, для того и прожил два дня в Билимбаеве».
Билимбаевский чугуноплавильный и железоделательный завод принадлежал династии Строгановых и выдал первые плавки чугуна в 1730–1733 годах [1]. Как и все старые уральские заводы, он располагался на берегу пруда у плотины и работал благодаря подпору запруженной воды речки Билимбаихи, притока Чусовой (ил. 197). С пригорков длинной улицы Нагорной хорошо просматривалась сама Чусовая, одна из первых крутых скал «Дюжонок», сёстры и братья которого ниже по течению Чусовой издавна считались грозой речных барок. В селении проживало около четырех тысяч жителей. Здесь размещались почтовая станция, волостное правление, больница, школа, пристань на Чусовой, железнодорожная ветка на станцию Тарасково (ныне Таватуй) на железной горнозаводской дороге Пермь — Екатеринбург и даже каменный двухэтажный театр, разместившийся на территории завода (ил. 198). Билимбай издавна считался одним из самых благоустроенных уральских заводов и славился интеллигентным инженерным сообществом. Рядом с заводом на берегу пруда стоял дом управляющего Николая Александровича Тунева, по происхождению из бывших крепостных, оставившего в Билимбае добрый след в памяти жителей поселения. Он и приютил Дмитрия Ивановича в своём доме.

Сразу же по прибытии в Билимбай Д.И. Менделеев обрисовал Н.А. Туневу цели своей командировки, главная из которых — проблемы таксации, то есть региональная оценка запасов древесины, а также вопросы о «мере различия прироста лесов при переходе с юга Урала на его север». В беседе принял участие главный лесничий Ф.В. Гилев, немало способствовавший успешной миссии ученого «с великою, чисто русскою охотою». День был воскресный, однако, по распоряжению Ф.В. Гилева, сразу же после обеда поехали в соседний лес и начали спилку пробных деревьев различных пород. Дмитрий Иванович принялся за изучение под лупой концевых отпилов сосен и кедра и морфологии годовых колец. В присутствии Д.И. Менделеева и вопреки его желанию Ф.В. Гилев спилил 125-летний кедр («…ради сравнения с сибирскими кедрами нет повода жалеть одного дерева»).
Пока готовили отпилы, подъехали из Шайтанского завода С.П. Вуколов и К.Н. Егоров вместе с управляющим этого завода Б.Э. Бабелем. Позже приехал управляющий соседним Уткинским заводом графов Строгановых И.П. Филатов. За вечерним чаем в саду текла заинтересованная беседа ученого с опытными специалистами лесного и заводского дела.
На другой день, в понедельник 12 июля, все рабочее время было потрачено на продолжение изучения разрезов образцов деревьев Билимбаевской лесной дачи. Ученый посетил местную школу, здание которой (перекресток современных улиц Томилина и Коммуны) сохранилось и поныне. Как рассказывают старожилы Билимбая, Дмитрий Иванович принял участие в посадке семенами сосен на горе Могилице. Сейчас на этой горе пышно разрослась сосновая роща, объявленная ботаническим памятником природы. Всякий, кто едет с вокзала Билимбая в старый поселок, не минует рощу, окруженную новостройками современных жилых домов. Не исключено, что среди вековых сосен есть и деревья, посаженные Д.И. Менделеевым.
Впервые мне довелось побывать в Билимбае в декабре 1984 года. В засыпанном снегом посёлке мало что удалось разглядеть. Но всё же довелось посетить местный краеведческий музей в здании бывшей церкви, остатки монументальной архитектуры которой до сих пор поражают воображение, и ознакомиться с экспонатами. Гостеприимная и энергичная хозяйка музея Александра Петровна Петухова рассказала об истории организации музея, об авторе его экспозиции члене Союза журналистов Владимире Анатольевиче Дроткевиче, местном краеведе из Первоуральска. С особенной любовью размещены в музее материалы по истории Билимбая. Есть фотографии Д.И. Менделеева. Тут-то я и спросил у Александры Петровны: знает ли она, что в Билимбае Д.И. Менделеев останавливался и делал фотографии? Не скрою, меня несколько огорчило отсутствие в музее достаточной информации. Вместе с А.П. Петуховой мы побывали на берегу пруда в Правленском саду (находился рядом с управлением завода, отсюда и название сада), нашли дом управляющего. Он не только хорошо сохранился, но и осталось в целости крыльцо, на котором сфотографировались Д.И. Менделеев и гостеприимные хозяева. Среди них главный лесничий Строгановского имения в Билимбае Ф.В. Гилев — подчинённый Ф.А. Теплоухова из строгановского села Ильинского, который встречался с Д.И. Менделеевым в Перми, управляющий заводом Н.А. Тунев, и И.П. Филатов, управляющий Уткинским заводом графа Строганова (ил. 199).
После осмотра вместе с А.П. Петуховой бывшего дома Н.А. Тунёва подумалось, что более подходящего места для краеведческого музея, чем в этом здании, придумать трудно. Надо только отремонтировать сооружение, облагородить сад, избавив его от гнетущего ощущения заброшенности, повесить мемориальную доску о пребывании Д.И. Менделеева. Весьма неприглядно выглядело помещение бывшего завода за плотиной: гнилые повалившиеся заборы, мусор, свалка металла… А среди них, в полной сохранности, бывшее здание театра — один из цехов завода строительных конструкций. Запущенный завод мог бы стать прекрасным филиалом областного краеведческого музея с экспонатами по истории горнозаводского дела на Урале. Поучительным примером мог бы стать Нижний Тагил, где бережное отношение к истории уральской металлургии стало образцовым.

Наутро 13 июля Д.И. Менделеев отправил своих помощников на Ревдинский завод, а сам, простившись с приветливейшими хозяевами, отправился в сопровождении Б.Э. Бабеля в Шайтанку, теперь — Первоуральск. Уезжать не хотелось: старый ученый за неполные три дня хорошо здесь отдохнул, вдоволь подышал свежим сосновым воздухом. Необыкновенное гостеприимство дальновидных хозяев, контрастно отличавшееся от равнодушия уездного начальства в Екатеринбурге, оставили в душе приятный след и успокоенность в мыслях и настроении.
Шайтанский завод, куда следовал Д.И. Менделеев, имел две школы, земскую народную библиотеку, земскую аптеку. В поселке работал кружок любителей драматического искусства. Завод соединялся с Екатеринбургом телефоном — редкость для того времени. Б.Э. Бабель принял гостя в своем доме. Обсудив с хозяином новшества заводской технологии, не известные на других заводах, Д.И. Менделеев отклонил предложение остаться на ночь и продолжил обратный путь в Екатеринбург. Он все еще надеялся увидеть П.П. Боклевского…
В третий раз за уральские поездки Д.И. Менделеев оставил позади границу «Европа — Азия» и к вечеру был в уездном городе. Боклевский, увы! не принимал… Отбросив дальнейшие безуспешные попытки (кажется, кое-что стало проясняться…), Д.И. Менделеев принял решение наутро 14 июля покинуть Екатеринбург. Впереди его ждали южно-уральские заводы: Уфалей и Кыштым, а проездом — Миасс, Сатка и Златоуст.

* * *
Судьба Билимбая — стариннейшего завода среднего Урала — теснейшим образом была связана с Тюменским краем. Так, в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов в цехах завода конструкторскими бюро В.Ф. Болховитинова и А.М. Исаева строились и испытывались первые российские реактивные двигатели для истребителей авиаконструктора А.С. Москалева из Заводоуковска. Здесь на планерном заводе готовилась партия первых в мире реактивных истребителей в количестве 30 единиц. А.С. Москалев не однажды бывал в Билимбае. Его интересовали чертежи и двигатели для выбора мест их установки в фюзеляже истребителей.

Последний раз мне довелось побывать в Билимбае в начале жаркого августа 1990 года. За шесть минувших лет многое изменилось к лучшему. Так, к моему удовлетворению, на бывшем доме Н.А. Тунева установили мемориальную доску о пребывании здесь Д.И. Менделеева (ил. 200). Ее закрепили на стене рядом с тем крылечком, у которого был сделан групповой снимок, упомянутый выше. Лаконичный текст памятной доски содержит следующие слова: «В этом здании в 1899 году работал в течение трёх дней великий русский учёный-химик Д.И. Менделеев». Так что мое пожелание, высказанное работникам местного музея в 1984 году, было реализовано. По материалам, мною высланным в музей, там появилась обстоятельная экспозиция о пребывании в Билимбае Д.И. Менделеева.
В отличие от зимнего посещения Билимбая в 1984 году, солнечная погода позволила мне подробно обследовать заводские корпуса. Один из них (ил. 201), с водоспуском из плотины пруда поразил мое воображение. Да и как не удивиться, если крыша корпуса находится почти на уровне воды в пруде, а само здание, старейшее на Урале, установлено таким образом, что составляет единое целое с высочайшей плотиной, выполняя для нее своеобразную роль плотины-подпорки. Длина плотины составляет 174 метра, высота — 18 при ширине трёх метров.
С 1990 года прошла четверть века. Естественно, мне захотелось узнать о тех изменениях, которые произошли в Билимбае за это время. Последовали запросы по интернету в Екатеринбург в библиотеку имени В. Белинского, в центральную библиотеку Первоуральска и к знакомым по прежним связям местным краеведам. С огорчением узнал, что дом управляющего заводом Н.А. Тунёва в 2012 году снесён из-за ветхости, а мемориальная доска, как водится на Руси, утеряна… Удивляешься, с какой лёгкостью люди в просвещённый XXI век избавляются от своей истории, не задумываясь о последствиях такой потери! Мало того, по требованию христианской общины из помещения церкви местный краеведческий музей, открытый в 1975 году, вынудили переехать в одно из скромных помещений двухэтажной школы № 23, построенной в 1938 году и расположенной по соседству. Всякий переезд, как говорит народная молва, хуже пожара: многие ценные экспонаты растащили или испортили, утрачен музейный фонд. Свалкой мусора стал бывший чугунолитейный цех завода, от которого остался один прокопченный остов.

Тем не менее общение с уральцами из Билимбая доставило мне немало приятных минут. Выяснилось, что любители местной истории до сих пор помнят мой приезд на завод в 1984 году, посещение музея, участие в пополнении менделеевской экспозиции. Мало того, во многих публикациях периодической печати постоянно ссылаются на книгу «Д.И. Менделеев и Зауралье», подаренную когда-то музею.
Литература. 1. Семёнов-Тянь-Шанский П.П., Наманский В.И. Россия. Полное географическое описание нашего общества. T.V. Урал и Приуралье. СПБ.: Изд. А.Ф. Давриена, 1914. С. 422–423.

Уфалей и Кыштым — уральское «Боблово» Д.И. Менделеева



Экспедиция Д.И. Менделеева по Уралу и Зауралью продолжалась уже месяц. Утром 14 июля извозчик доставил учёного на вокзал Екатеринбурга (в третий раз!), и он вместе со своим помощником С.П. Вуколовым оставил навсегда столицу горного Урала. На очереди предстоял осмотр Верхне-Уфалейского чугуноплавильного и железоделательного завода. К.Н. Егоров и В.В. Мамонтов отправились на обследование в Сысерть. Девяносто верст к югу от Екатеринбурга — расстояние небольшое, и поезд одолел его быстро. Благо, железная дорога Екатеринбург — Челябинск новая, выстроена совсем недавно, в 1896 году. Ввод дороги, несомненно, повлиял на уральский маршрут Д.И. Менделеева и позволил в короткое время ознакомиться с главнейшими заводами Южного Урала.
Вот и Верхний Уфалей, или просто Уфалей, как иногда для краткости называют город местные жители: новое здание станции (ил. 202), остановка поезда, маневрирование отцепленным от состава экспедиционным вагоном, тупик одной из станционных линий — знакомые и привычные операции. Пока маневровый поезд выполнял свою работу, Д.И. Менделеев обменивался на перроне рукопожатием и путевыми впечатлениями с горным инженером Н.Н. Грамматчиковым. Ему была поручена встреча почетного гостя.
Подробный анализ работы цехов завода, расположенного рядом со станцией, был поручен С.П. Вуколову. Дмитрий Иванович оставил себе беглый осмотр домны и складов (ил. 203). У Н.Н. Грамматчикова он поинтересовался местными рудами, обратил внимание на обилие лесов на склонах гор, о чём писал в своей книге: «Здесь горы, так сказать, виднее, т. е. неровности почвы резче, лесов еще много в горах…». Почувствовав заинтересованность гостя как любителя минералогии Грамматчиков подарил ему крупный кубический кристалл железного колчедана, найденный в одном из уфалейских рудников. Учёному указали на высокое содержание хрома в железняке — до 38 %. Богатые недра, развитое заводское хозяйство — все это заставило Дмитрия Ивановича тут же на месте сделать некоторые экономические расчеты с благоприятными выводами и видами на будущее Верхнего Уфалея.

По долгу службы в Уральском геологическом управлении и Тюменском индустриальном институте, а также в отпусках мне не раз приходилось бывать в Верхнем Уфалее. Город хранит память о пребывании здесь Д.И. Менделеева. На здании заводского Дворца культуры висит мемориальная доска с надписью следующего содержания: «Дмитрий Иванович Менделеев — великий русский ученый, в июне 1899 года посетил металлургический завод с целью изучения уфалейской «железной» промышленности». К сожалению, в тексте оказалась ошибка в датах: вместо июля указан июнь. Сама доска исполнена небрежно, а шрифт текста вызывает отталкивающее впечатление. По этой причине я не решился поместить здесь фотографию доски. Кроме того, здание дворца выстроено сравнительно недавно, старые корпуса завода утрачены, поэтому самым подходящим местом размещения доски стало бы одно из вокзальных помещений, рядом с которыми останавливался экспедиционный вагон Д.И. Менделеева. Свою тревогу о надлежащем сохранении памяти о Д.И. Менделееве я отразил в статье, которую еще в 1986 году отправил в Челябинск в областную газету «Челябинский рабочий» [6]. Возможно, моя критика возымела воздействие, и в том же 1986 году в Уфалее в микрорайоне Центральный появился внушительных размеров памятный комплекс (ил. 204). Сооружение с памятной стеной ограждёно охранной рамой. На стене помещён портрет Д.И. Менделеева, фрагмент таблицы элементов периодического закона и элементы химических связей из органической химии (ил. 205). Передняя часть памятника имеет доску с текстом: «Вера в будущее России окрепла от близкого знакомства с Уралом. Д.И. Менделеев». Фотографию мне удалось заполучить благодаря отзывчивости директора краеведческого музея города С.М. Агафоновой. На мой запрос она ответила охотно, с пониманием и незамедлительно. По её же сведениям в Железнодорожном районе Уфалея есть улица Менделеева.

Пребывание Д.И. Менделеева в Уфалее завершалось, время незаметно приближалось к позднему обеду. Остаток дня ушел на встречи и беседы. Небольшой отдых в вагоне, ожидание очередного пассажирского состава, и снова Д.И. Менделеев и С.П. Вуколов в пути. Отъезд из Уфалея состоялся в ночь на 15 июля (старый стиль). Несколько часов езды в короткой июльской ночи, рассвет — и вот показались типичные уральские окрестности Кыштыма с горами Сугомак и Егоза. От станции до завода неблизко — 5 верст. Пролетка доставила гостей в поселок (ил. 206). Прохлада раннего солнечного утра, редкая прозрачность воздуха до самого горизонта, красота окрестных гор взбодрил Дмитрия Ивановича после душного вагона, где он ночью почувствовал легкое недомогание. С добрым настроением подъезжали путники к заводской площади с ажурным трехъярусным фонтаном, литыми чугунными чашами и подсветкой с шестью фонарями. По дороге с интересом наблюдали работу подвесной канатной дороги. Тогда, в конце XIX столетия, площадь перед заводом выглядела совсем иначе, чем сейчас. Гости обратили внимание на другое великолепное литьё — декоративную чугунную изгородь у входа в завод, частично сохранившуюся и доныне (ил. 207).

Почетных гостей ожидали совладельцы Верхне-Кыштымским чугунолитейным и железоделательным заводом М.Г. и В.Г. Дружинины и управляющий Кыштымским горным округом П.М. Карпинский (1843–1907, ил. 208). В горной промышленности России фамилия и династия Карпинских, по происхождению из Богословского завода под Верхотурьем, широко известны, в частности, за счёт заслуг академика-геолога А.П. Карпинского, будущего президента АН СССР. Павел Михайлович Карпинский — его дальний родственник. Возглавив в 1887 году Кыштымский горный округ, П.М. Карпинский правил округом без малого два десятка лет. Он стал инициатором проекта и строительства железной дороги через Кыштым. С его именем связано рождение каслинского художественного литья из чугуна и основание школы скульпторов, формовщиков и литейщиков в Каслях. Художественное чугунное литьё из Каслей известно всему миру через всемирные и российские выставки в Чикаго, Париже, Стокгольме и в Нижнем Новгороде и было высоко оценено престижными наградами. Так, в 1900 году на Всемирной выставке в Париже каслинское литьё получило наивысший приз — Гран-при. За время правления П.М. Карпинским заводами округа предприятия подверглись коренной реконструкции с перестройкой всех плотин. Заводы стало трудно узнать. Например, впервые на Урале для привода токарных станков применили двигатели внутреннего сгорания, а доменные газы использовались для двигателей генераторов электростанции. П.М. Карпинский ввёл мартеновское производство. Кровельное железо из Кыштыма считалось лучшим на Урале.
Д.И. Менделееву предстояло провести в Кыштыме лучшее время своей поездки. Его пригласили в уютный семейный круг П.М. Карпинского на первом этаже так называемого «Белого дома» (ил. 209). С восхищением осматривал Дмитрий Иванович «барский» дом на берегу пруда с колоннами, верандами, башнями, тенистым садом и музеем. Примечательное здание старого Кыштыма имело изысканную внутреннюю отделку с лепными потолками и художественным декором. Интерьер украшали изящные чугунные камины, коллекция картин, ковров и зеркал. Братья Дружинины, страстные коллекционеры и любители фотографии, показали гостю приличный для провинции геологический раздел музея с образцами местных минералов, коллекцию каслинского литья, подборку старинных книг и собственноручно исполненную солидную подборку фотографий с видами Кыштыма и его окрестностей конца XIX века. Некоторые из снимков Д.И. Менделеев охотно использовал в своей книге. В.Г. Дружинин увлекался археологией, организовал раскопки древностей на берегу озера Иртяш. Все найденные предметы старины были переданы им в Исторический музей в Москве. Известен на Урале и другой из наследников завода — М.Г. Дружинин. После кончины П.М. Карпинского он опубликовал в 1908 году в «Горном журнале» статью о нем [1]. В доброжелательном и сочувственном тоне автор описал весь трудовой путь горного инженера на заводах Урала, в том числе в Богословске и Кушве, Нижне-Исетске, в Березовских золотых рудниках, Сысерти, Нязепетровске и Кыштыме.


Во взаимно заинтересованных разговорах и оживленных беседах незаметно текло время. Дмитрий Иванович писал по этому поводу: «День был прекрасный, люди, с которыми беседовал, теплые, просвещеннейшие, полные опытности и оживленные». Из первых уст горных инженеров Д.И. Менделеев получил множество интересных сведений, подтвердивших уже сложившееся в поездке мнение о мерах, которыми можно «расшевелить» Урал и его горнозаводскую промышленность. Надо полагать, разговоры шли не только об экономике края, но и о природе и его истории. Столь образованный человек, как П.М. Карпинский, вряд ли забыл рассказать Д.И. Менделееву любопытный факт из истории Кыштыма, связанный с родиной ученого — Тобольском. Во время пугачевского восстания в Кыштыме для охраны завода находились тобольские казаки. Они перешли на сторону повстанцев 2 января 1774 года. Да что там Кыштым! Сам Екатеринбург начинался с первых деревянных построек на реке Исети, сооруженных солдатскими руками из Тобольска.
Длительная поездка по Уралу, продолжавшаяся до Кыштыма целый месяц, подорвала здоровье Дмитрия Ивановича. Павел Михайлович Карпинский, как заботливый хозяин, предложил перенести беседу, обед и ужин на загородную Ближнюю дачу, стоящую на берегу озера неподалёку от города, и провести там отдых. Кыштымская дача около заводского пруда, или, как ее назвал Д.И. Менделеев в своей книге, «дача в трех верстах», была сооружена в середине XIX века на окраине соснового бора и названа в честь одной из царствующих особ — Мариинской. Название на Ближнюю дачу сменилось в 1917 году. После назначения управляющим горным округом П.М. Карпинский перестроил дачу на свой лад и сделал ее образцовой. При даче разбили парк, выстроили каменное здание оранжереи и двухэтажный деревянный домик для отдыха. Садовником при оранжерее назначили Ефима Ходова, отличившегося в обустройстве роскошного парка при Харитоновском доме в Екатеринбурге. В оранжерее выращивали цветы, успехи садоводов стали известны далеко за пределами Кыштыма. Как выглядела дача во времена Д.И. Менделеева, можно судить по цветному снимку оранжереи (ил. 210), выполненному С.М. Прокудиным-Горским. В 1909 году он побывал в Кыштыме, посетил Ближнюю дачу и сделал 14 цветных и чёрно-белых снимков оранжереи, её интерьера с виноградными лозами и жёлтыми сливами, и берега озера с видом на Кыштым. Цвет изображения и выбор точки съёмки позволяют нам объективно оценить роскошное убранство оранжереи, необычное размещение клумб для цветов на столбах и фигурку ангела в центре крыши.
П.М. Карпинский постоянно проводил свободное время среди сосен Ближней дачи. Он и Д.И. Менделееву настойчиво порекомендовал подышать на даче смолистой сосной. Здесь-то на втором этаже деревянного помещения дачи под присмотром врача заводского госпиталя А.Н. Бухвостова и фельдшера А.В. Новикова и отдыхал Д.И. Менделеев. Широкая лестница вела путника к берегу озера, к помосту, купальне и к стоянке для лодок. Заинтересованное ознакомление с чудесами оранжереи настолько покорило Д.И. Менделеева, что позволило ему на профессиональной основе достойно оценить достижения садоводов Кыштыма, поскольку у себя в Боблове он столь же тщательно культивировал растения со всей России, включая Карелию, Самару и Владимир, Сибирь и Дальний Восток. Более того, оранжерея с чудесами природы и живописные окрестности напомнили гостю дорогие его сердцу бобловские места, о которых Дмитрий Иванович из-за долгого отсутствия откровенно тосковал… Вспомнилось путешественнику и посещение усадьбы П.К. Ушкова в деревне Камышево — Мирное Пристанище под Елабугой. Загородная вилла с фонтаном и оранжереей с диковинными растениями, как и оранжерея в Ближней даче, как и парк Д.И. Менделеева в Боблово не только поражали воображение тех, кто их посещал, но и показывали умение и желание владельцев обустраивать свои владения. Они берегли природу, вносили в свой быт вместе с элементами экзотики культуру растениеводства и земледелия.

Благодаря вниманию краеведа из Кыштыма Ольги Илларионовны Сониной у меня появилась возможность поместить здесь прекрасную, и более раннюю, чем у С. Прокудина-Горского, фотографию домика, в котором отдыхал Д.И. Менделеев, с балконом в сторону озера и лестницей с цветочными клумбами (ил. 211). Оригинал снимка датируется 1904 годом, что отражено на обратной стороне паспарту. В своей книге Д.И. Менделеев поместил другую фотографию лестницы с видом на озеро (ил. 212). Авторство снимка принадлежит В.Г. Дружинину.
По воспоминаниям дочери фельдшера М.А. Новиковой, в конце дня в «Белом доме», по возвращении с дачи, П.М. Карпинский устроил в честь высоких гостей приём и танцевальный бал. М. Новикова не только побывала на балу, но и была приглашена Д.И. Менделеевым на танец. По этому случаю добродушный П. Карпинский отпустил незлонамеренную шутку, позволительную для сверстников, смысл которой сводился к тому, что профессор, несмотря на возраст, не отвергает флирт с молодыми девушками. Очевидно, в шутке звучал намёк на вторую женитьбу Д.И. Менделеева. Была ли шутка уместной — сказать трудно, но, по словам партнёрши по танцу, щёки Д.И. Менделеева, не закрытые бородой, покраснели…


Уральская природа, старинный парк, благоустроенные спуски к воде, уникальнейшая оранжерея, чудесный воздух соснового бора — всё это оставило неизгладимое впечатление в памяти Д.И. Менделеева, несмотря на то, что в Кыштыме и на Ближней даче он был менее суток.
Несмотря на заботливый уход за высоким гостем со стороны П.М. Карпинского, 65-летнему Д.И. Менделееву, хотя и несколько отдохнувшему, «сосновая» процедура не помогла. Он с трудом переносил сухую жаркую погоду: континентальный климат оказался не для старого петербуржца. Как, впрочем, сосновая терапия не помогла и самому П.М. Карпинскому, страдавшему туберкулезом легких, что стало в своё время поводом для переезда молодого инженера из Санкт-Петербурга на Урал. Обоим, кстати, оставалось всего лишь восемь лет жизни: они скончались в 1907 году почти одновременно.
К концу пребывания в Кыштыме Д.И. Менделеев почувствовал недомогание, а поздним вечером, сразу же после отхода поезда в Челябинск, у него началось кровохарканье. Словом, по его собственному признанию, «сил продолжать заезды, возобновлять тревоги, с ними неизбежные», уже не осталось. Ночь прошла в мучительных раздумьях о дальнейших планах поездки по намеченным маршрутам на гору Магнитную вблизи Верхнеуральска и на Бакальский карьер, в Саткинский, Миасский, Катав-Ивановский и Златоустовский заводы.
Ночная остановка на вокзале Челябинска, затем, через несколько часов, кратковременная остановка на вокзале в Миассе. Здесь Д.И. Менделеев отправил своих спутников на осмотр Миасского, Саткинского, Усть-Катавского и Бакальского рудников и горы Магнитной (теперь — Магнитогорск), а сам, закончив зауральские дела и хлопоты, поехал дальше на запад, в Златоуст. 17 июля Д.И. Менделеев сделал краткую остановку в городе, беседовал на вокзале (ил. 213) со специалистами лесного дела. К сожалению, попытка возобновить работу с прежней интенсивностью и заинтересованностью не удалась: здоровье не позволило. «В Златоусте, однако, — писал Дмитрий Иванович, — остановился, предполагая отдохнуть, и вновь пуститься на заводы. Но лучше не стало…». В тот же день на обычном пассажирском поезде Д.И. Менделеев отбыл в Уфу, Самару, Москву и, наконец, к семье в дорогое его сердцу долгожданное Боблово под Клином. Здесь 19 июля завершилась более чем месячная поездка по Уралу. Менделеева ждали отдых, покой, окружение родных людей, привычная обстановка рабочего кабинета, где можно было обдумать, пока не забылись, все впечатления долгого путешествия.
В ряде публикаций южноуральских краеведов сделана попытка доказать пребывание Д.И. Менделеева в Бакале и Сатке [2, 4, 8]. В этих городах и заводах он не был, если не считать проезда на поезде станций тех же названий. Посещение Саткинского и Бакальского заводов Д.И. Менделеев возложил на К. Егорова и С. Вуколова. Они приехали сюда с южноуральской поездки 20 июля и задержались здесь на 3 дня. Сам Менделеев по этому поводу писал в своей книге следующим образом. «План мой [по Уралу] выполнялся во всех частях, кроме личной моей поездки на Магнитную и в Бакал. А не поехал я туда потому, что после посещения Кыштыма заболел и не решился по жаре, уже наступившей, две сотни вёрст ехать на перекладных, а мои сильные спутники выполнили всё, что следовало, в лучшем виде».
С ошибками трактуется и нахождение учёного в Златоусте [3]. В Златоусте, кроме вокзальной площади и перрона, Д.И. Менделеев нигде больше не бывал. Там же на вокзале состоялась встреча Д.И. Менделеева с лесничим Златоустовского горного округа И.П. Сазоновым. Пребывая в Златоусте, С. Вуколов тесно общался с лесничим. В октябре 1899 года Сазонов через С. Вуколова выслал Д.И. Менделееву обширные материалы по лесам Южного Урала. Сопроводительное письмо содержало следующие строки: «Ваше превосходительство, милостивый государь Дмитрий Иванович. Согласно желанию Вашего превосходительства, выраженного мне лично при приезде, через господина Вуколова имею честь препроводить при сём <…> таблицы прироста представителей господствующих лесных пород <…> Златоустовского горного округа». Этими событиями и ограничивается златоустовское знакомство Д.И. Менделеева с городом. Экспедиционный вагон по распоряжению Д.И. Менделеева из Златоуста переправили в Сатку — плановый пункт сбора той части участников экспедиции, которые продолжали обследование южноуральских заводов и рудников, но без Д.И. Менделеева.

К сожалению, ошибки в описании поездки Д.И. Менделеева по Южному Уралу встречаются не только у местных краеведов, но и в работах специалистов. Так, в книге Р.Б. Добротина, Н.Г. Карпило, Л.С. Керовой и Д.Н. Трифонова [5] указывается переезд Д.И. Менделеева 16 июля из Миасса в Златоуст и осмотр им вместе с С.П. Вуколовым и К.Н. Егоровым Магнитной горы. Между тем Вуколов и Егоров после Миасса уехали на юг к Магнитной горе такого же названия, но вблизи Верхне-Уральска (ил. 214, стереоснимок). На ошибке здесь сказалось, видимо, упоминание под одним и тем же названием двух разных Магнитных рудников под Златоустом и в районе нынешнего Магнитогорска. Разработка железной руды проводилась там уже в самом начале минувшего века. На её основе в 1930-х годах на Южном Урале вырос Магнитогорский промышленный гигант металлургии и горного дела. С.П. Вуколов и К.Н. Егоров после возвращения из поездки действительно побывали в Златоусте, но без Д.И. Менделеева, который к тому времени находился уже у себя в имении Боблово.
Мне не раз довелось посещать Кыштым — южноуральскую «Венецию» — город на озерах и островах, с богатой, завидной и очень интересной историей. Уже одни названия некоторых исторических мест в городе, таких как Тюменский Остров, Малая и Большая Тюменские улицы, вызывали неподдельное любопытство. Откуда они появились в городе? Но главное, конечно, в том, что с городом связаны имена и судьбы многих выдающихся людей России. Среди них самое яркое — имя великого русского ученого Дмитрия Ивановича Менделеева. Мне было интересно узнать, насколько бережно на Южном Урале, и в Кыштыме в частности, сделано для сохранения почтительной памяти о величайшем русском ученом.
И, прежде всего волновала судьба «Белого дома». Когда в 1984 году мне довелось впервые побывать в Кыштыме, то первоочередным объектом моего внимания стал этот исторический объект. Тогда, как и сейчас, на первом этаже в тех самых комнатах, которые когда-то посетил Д.И. Менделеев, разместился краеведческий музей Кыштыма. Стенды музея заполнены материалами о Д.И. Менделееве, А. Гумбольдте, П.М. Карпинском, металлурге М.А. Павлове и о других выдающихся деятелях русской и зарубежной науки и техники, посещавших Кыштым в разные годы. Много места уделено каслинскому чугунному литью, покорившему воображение Д.И. Менделеева. В своей книге Каслям, их художественному промыслу он уделил много внимания, поместил фотографии отдельных образцов, в том числе дорогое для Дмитрия Ивановича изображение Ермака в кольчуге (скульптор П.П. Забелло). Приезд Д.И. Менделеева совпал с расцветом производства каслинского чугунного литья. Достаточно сказать, что в это время в Каслях для Всемирной выставки в Париже 1900 года готовился знаменитый Каслинский чугунный павильон, получивший на выставке всемирное признание.
Павильон до сих пор экспонируется в картинной галерее Екатеринбурга. Надо полагать, фрагменты павильона были показаны Менделееву при осмотре музея отливок в одном из цехов Кыштымского завода. Несколько слов о заблуждении, которое время от времени поддерживается в ряде публикаций о Д.И. Менделееве. Подробное описание каслинских изделий и состояние заводских дел в самих Каслях, предпринятое Д.И. Менделеевым в своей книге, дало повод отдельным исследователям считать, что ученый бывал в Каслях, отдаленных от Кыштыма более чем на тридцать километров. Менделеев и его спутники в Каслях не были. Подробные сведения о заводе были получены от управляющего П.М. Карпинского, которому кроме Кыштымского были подчинены еще несколько заводов, в том числе в Каслях.

У входа в «Белый дом» до 2000 года, когда началась реставрация здания, висела мемориальная мраморная доска, установленная в 1967 году, с надписью из позолоченных букв: «В этом доме в августе 1899 года жил великий ученый Менделеев Дмитрий Иванович» (ил. 215). Сейчас доска находится в запасниках музея. К сожалению, текст содержит грубую ошибку, которая появилась при переводе дат на новый стиль отсчёта времени. Авторы текста почему-то решили 28 июля нового стиля (15 июля — старого) отнести к августу месяцу (?). Ошибка с учётом смены стилей породила у краеведов Кыштыма другие неправдоподобные мифы. Так, в публикации В.В. Казакова [9] утверждается, что местный горщик-самоучка Н.Н. Казаков, дед В.В. Казакова, показывал «старшему натуралисту с бородой», то-есть Д.И. Менделееву, окрестности Кыштыма с железными рудниками и добычу на приисках золота в кварцевых жилах. Будто бы учёного восхитила крупная пластина слюды на руднике «Слюдянка», и он попросил образец этого минерала мусковита для химических экспериментов с обещанием «выслать за него оплату в размере 200 рублей, но не выслал, да оно и понятно, так как он не заведывал казной» (?). В. Казаков предполагал, что Д.И. Менделеев провел в Кыштыме не один день, а чуть ли не две недели. Те самые «две недели», которые разделяют старый и новый стили и которые породили ошибку не только в датах, но и в продолжительности визита петербургской делегации в Кыштым. Можно, казалось бы, предположить, что поездку по рудникам, выполненную без участия Д.И. Менделеева С. Вуколовым (тоже бородатым!), перепутали с обследованием окрестностей самим учёным. Но пребывание С. Вуколова в Кыштыме было столь же кратким, как и Д.И. Менделеева. Добавлю, поездка на лошадях на рудник, удалённый от Кыштыма на 15 вёрст, по неблагоустроенной горной дороге потребовала бы времени более суток. Между тем путешественники во главе с Д.И. Менделеевым в день приезда выехали поездом из Кыштыма поздним вечером 15 июля и уже 16 июля оказались в Миассе.


Приятно, что в Кыштыме чтут, пусть и с ошибками, пребывание Дмитрия Ивановича, но, право же, память о нем, о его посещении старого уральского завода могла бы быть более достойной. Особенную тревогу вызывает в Кыштыме состояние Ближней дачи — уральское Боблово Д.И. Менделеева (название, предложенное мною). Современное его название — коттеджный посёлок Ближняя дача городского округа Кыштым. Несмотря на серьезные разрушения и грабеж, которым подверглась Ближняя дача в годы Гражданской войны (особенно пострадало здание оранжереи), строения дачи частично сохранились. В разные годы здесь размещались Дом отдыха и больница — учреждения весьма бедные в финансовом отношении и мало приспособленные для работ по реставрации и сохранению истории.
В октябре 1984 года у меня нашлись время и возможность посетить Ближнюю дачу. Мой автомобиль с трудом двигался по грязной дороге перед дачей к заболоченному берегу пруда. К тому времени нежилое деревянное двухэтажное здание самой дачи, в которой отдыхал Д.И. Менделеев, приходило в ветхость, но ещё можно было увидеть старинные наличники окон и дверей, деревянную винтовую лестницу на второй этаж. Я не мог отказать себе в удовольствии подняться по ней наверх, пройти на балкон с надеждой увидеть те элементы пейзажа, которыми в своё время любовался Дмитрий Иванович, и которые отразил на своей фотографии В.Г. Дружинин. Увы, меня постигло полное разочарование: взгляду предстала полуразрушенная веранда и заросшая дорожка, спускающаяся к воде. От балкона почти ничего не осталось, ступить на него из-за ветхости я просто не решился. Обвалилась лестница к пруду, взорванная в годы Гражданской войны и с тех пор не восстановленная, вместо неё — развалины, заросшие кустами и деревьями (ил. 216). Сквозь густые заросли не проглядывалась водная гладь озера. Исчезли цветочные вазы и скамейки — вот вид Ближней дачи 1984 года с редкими остатками былой роскоши.
После посещения Кыштыма я послал в Челябинск в областную газету статью, надеясь обратить внимание местных властей на возможное сохранение всего, что имеет отношение к наследию Д.И. Менделеева на уральской земле, [6, 7]. Помещаю здесь краткую выдержку из этой статьи. «На страницах центральных газет не прекращаются дискуссии о незавидной судьбе подмосковной усадьбы Д.И. Менделеева в Боблово близ города Клина. Бесплодные споры идут уже много лет, и в результате в Боблово восстанавливать почти нечего: все разрушилось, надо все воссоздавать и строить заново по старым фотографиям. Кыштымцы и челябинцы находятся в лучших условиях: восстанавливать еще есть что. Может быть, не стоит на сей раз брать пример с двух столиц России — старой и новой — и с опережением заняться восстановлением «уральского Боблово»? Смогли же тракторозаводцы из Челябинска сделать образцовой в Кыштыме Дальнюю дачу, расположенную по соседству с Ближней! Перечисленный комплекс памятных мест, связанных с пребыванием Д.И. Менделеева в Кыштыме, заслуживает и внимания, и охраны, а если говорить о Ближней даче, то и скорейшего восстановления, пока еще что-то там сохранилось. К сожалению, многое уже утрачено, и, видимо, навсегда. Старейший краевед Кыштыма, бессменный руководитель музея механического завода И.П. Устинов в беседе со мной как-то вспомнил, что у него долгое время хранилась групповая фотография на фоне оранжереи Ближней дачи с присутствием на ней Д.И. Менделеева. Сейчас фотография бесследно исчезла».
В упомянутой статье я, кроме того, обратился к читателям с просьбой о помощи в поисках старинных фотографий Ближней дачи. На удивление, откликнулись несколько из них. Так, я получил письмо от Семёновой Елизаветы Евстигнеевны — медсестры, работавшей когда-то в госпитале Ближней дачи. Она прислала мне свой фотоснимок, датированный 1950 годом, на фоне деревянного двухэтажного здания Ближней дачи (ил. 217). Домик в то время выглядел вполне прилично, он использовался в больничном комплексе по прямому назначению. Обратите внимание на скульптуру сидящего В.И. Ленина и стоящего И.В. Сталина. После 1956 года памятник распилили, отделив Сталина и отправив его неизвестно куда, а Ленина перенесли на территорию машиностроительного завода, где он и стоит до сих пор. На Ближней даче остались только декоративные перила, как часть условного балкона. Но самым неожиданным подарком стала любительская и далёкая от совершенства фотография, исполненная В.Г. Дружининым, на которой на фоне здания оранжереи видна группа людей. Среди них — Д.И. Менделеев. Та самая фотография, об утрате которой так сожалел И.П. Устинов (ил. 218). Кстати, когда я встречался с ним, то попросил разрешения на осмотр музея завода, находящегося на территории предприятия. По каким-то обстоятельствам или в силу закрытости, уже не помню, этого сделать не удалось. Но в разговоре с И. Устиновым он показывал мне некий «красный альбом» с фотографиями и списком некоторых экспонатов музея. Среди них, как следует из моих записей, более десятка открыток с видами Кыштыма начала минувшего века, фотографии Ближней (1904 год) и Дальней дач, оранжереи, групповое фото П.М. Карпинского с инженерами, служащими и рабочими завода и даже снимок Тюменского (!) моста в городе. Между прочим, в заводской музей, действующий поныне и размещённый в одном из цехов завода, сегодня не могут попасть, несмотря на предпринимаемые усилия, работники краеведческого музея Кыштыма. В одном из писем они сами выразили мне своё недоумение и досаду по этому поводу.


Промчались 1980-е, 90-е годы и первое десятилетие нового века. За минувшие 30 лет деревянное здание, связанное с памятью о Д.И. Менделееве, по свидетельству работников краеведческого музея Кыштыма, настолько обветшало, что его снесли. Постепенно разрушается перестроенное кирпичное сооружение бывшей оранжереи. Я помещаю здесь современный снимок оранжереи в цвете, который прислали нам сотрудники краеведческого музея Кыштыма Е.В. Кузнецова и М.А. Лезина, сделанный ими осенью 2014 года (ил. 219). В оранжерее осталась центральная часть здания, в которой еще угадываются ее былые очертания с нарядной облицовкой кирпичных стен. Заложены кирпичом широкие и роскошные когда-то арочные окна и двери. Входная дверь с примитивным козырьком перенесена в другое место. Полная перестройка коснулась интерьера. Запущен сад, с трудом угадываются липовые и лиственные аллеи, заросшие кустарником и молодыми березками. Чудом сохранилась только вековая ель, украшающая поляну. Судя по возрасту, дерево осталось одним из немногих природных свидетелей посещения оранжереи Д.И. Менделеевым.


А какова судьба «Белого дома»? В шестидесятые годы минувшего века в «Белом доме» размещалась школа рабочей молодежи. В одном из классов первого этажа висела таблица периодических элементов Д.И. Менделеева. Ни учительница химии, ни ученики не подозревали тогда, что изучают химию в помещении, в котором когда-то бывал сам создатель периодического закона… Вот к каким просчетам в воспитании молодежи можно прийти, если недооценивать историю Отечества! Из сведений, полученных в интернете и от служителей Кыштымского краеведческого музея, состояние на 2015 год самой известной достопримечательности Кыштыма — плачевное. С 2000 года «Белый дом» закрыт на консервацию, а окончание вялотекущих реставрационных работ откладывается из-за недостатка финансирования на неопределённое время. Забиты досками оконные проёмы и двери. Утрачен чугунный камин, изготовленный в XIX веке. Краеведческий музей потеснили в левое крыло здания.
Что же ещё из вещественного сохранилось в Кыштыме и Челябинске и что напоминало бы нам о пребывании Д.И. Менделеева на Южном Урале? Символично, что Главный педагогический институт в Санкт-Петербурге, который когда-то окончил Д.И. Менделеев, в годы Великой Отечественной войны на два года был эвакуирован в Кыштым и частично размещался в «Белом доме». Помнят Д.И. Менделеева вокзальные стены Кыштыма. На одном из железнодорожных станционных тупиков ждал своего хозяина вагон экспедиции. Местные краеведы почти полностью восстановили на городском кладбище памятник на могиле статского советника П.М. Карпинского, о котором в народе до сих пор сохранилась самая добрая молва. Хорошим словом вспоминают и о М.Г. и В.Г. Дружининых, совладельцах завода. В Кыштыме до сих пор сохранился семейный особняк Дружининых — памятник деревянного зодчества середины XIX века. Сейчас в нём размещается Центр детского и юношеского творчества, туризма и экологии «Странник».
Краеведческий музей Челябинска имеет чугунную цепочку для настенных часов, которой когда-то любовался Дмитрий Иванович при посещении музея в «Белом доме» Кыштыма. В отделе редких книг библиотеки Челябинского педагогического института хранятся прижизненные издания книг Д.И. Менделеева. Именем Менделеева названа улица в Златоусте. Южно-Уральское книжное издательство выпустило немало книг краеведческого содержания, посвящённых Дмитрию Ивановичу. Периодическая печать Челябинска и других городов области постоянно упоминает имя Д.И. Менделеева в связи с теми или иными событиями истории южноуральского края. Город Челябинск может гордиться тем, что в нем с 1956 года жил и трудился дальний родственник великого ученого, его двоюродный племянник по линии отца Г.А. Менделеев (1908–1984) — инженер-теплотехник, кандидат технических наук. Он возглавлял турбинное отделение Восточного филиала Всесоюзного теплотехнического института. В студенческие годы Г. Менделеев встречался в 1920-х годах в Ленинграде с вдовой Д.И. Менделеева Анной Ивановной Поповой-Менделеевой. Согласитесь, наследие Д.И. Менделеева в Челябинской области немалое. Сохранить бы всё это в текущем веке…
Литература. 1. Дружинин М.Г. Павел Михайлович Карпинский // Гор. журнал. — 1908. — Т. 1. - № 2. 2. Петрунин В. Великий учёный на Урале //Челябин. рабочий. — 1959. - 8 февр. 3. Гагарина Л. Менделеев в Златоусте // Челябин. рабочий. — 1979. - 20 нояб. 4. Шабалин Е., Нестеров Г. Сквозь призму лет // Саткин. рабочий. — 1981. - 11 июля. 5. Добротин Р.Б., Карпило Н.Г., Керова Л.С., Трифонов Д.И. Летопись жизни Д.И. Менделеева. Л., 1984. С. 412. 6. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев в Кыштыме // Челябин. рабочий. — 1986. - 7 окт. 7. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев и Зауралье: учеб. пособие. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 1986. 121 с. 8. Трофимов Е. Приезжал ли Д.И. Менделеев в Бакал? // Челябин. рабочий. — 1988. - 23 янв. 9. Казаков В. Проснётся ли батюшка Урал? // Кыштым. рабочий. — 1999. - 3 июля.



ГЛАВА 3. В РОДНЫХ СИБИРСКИХ КРАЯХ



Ревизия уральских заводов, предпринятая Д.И. Менделеевым, преследовала вполне конкретную цель: найти пути восстановления былого могущества местной горнорудной и металлургической промышленности. Некогда процветавшая здесь металлургия, гордость промышленности России, к концу XIX столетия пришла в упадок. План посещений городов и заводов включал обширную территорию от Богословского и Нижнетагильского горных округов на севере до Златоуста на юге Урала и от Перми и Шайтанских заводов на западном склоне Уральских гор к востоку до Тюмени и Тобольска на Западно-Сибирской низменности. Как выяснилось, одной из главных причин упадка металлургической промышленности стала хроническая нехватка топлива — древесного угля. В поисках новых мест для его получения Д.И. Менделеев обратил внимание на Зауралье, богатое лесами в междуречье Сосьвы, Туры, Тавды и Конды. Надо было оценить их запасы, наметить маршруты транспортировки древесины, включая водные и железнодорожные пути. Так в планах экспедиции родилось намерение побывать в Зауралье, Тюмени и в Тобольске.

Д.И. Менделеев в Тюмени


Был и еще один повод для реализацию зауральского маршрута и решения побывать на родине. Двумя годами раньше вице-адмирал С.О. Макаров (ил. 220), давний соратник Д.И. Менделеева, посетил по его рекомендации Тобольск и Тюмень. По возвращении в Петербург он рассказал Дмитрию Ивановичу о своей поездке, о встречах в этих городах с интересными людьми, особенно не оставил без внимания подробности своего пребывания в древней столице Сибири. Хорошее впечатление осталось у С.О. Макарова от общения с директором Тюменского реального училища И.Я. Словцовым. Адмирал был в восторге от осмотра лабораторий училища, богатства их оснащения, редкого для провинциального учебного заведения. Под влиянием адмиральского рассказа, а также новостей из жизни этих городов, изменившихся в благоприятную сторону, угаснувшие было воспоминания детства, ярко вспыхнули вновь, страстное желание увидеть родной город — все это заставило Д.И. Менделеева включить в планы поездки по Уралу маршрут на Тобольск, да и в Тюмень тоже.


В самом деле, имя Дмитрия Ивановича Менделеева прочно и навсегда связано с городом Тобольском, обладающим честью называться родиной великого ученого. Реже оно упоминается применительно к Тюмени. Между тем город на реке Туре остался в памяти Д.И. Менделеева не только со времени его юности на пути в Санкт-Петербург, но и по впечатлениям летней поездки по горнозаводскому Уралу в 1899 году. Ощущая свой возраст на склоне лет (65 лет!), он понимал, что едет проститься с местами детства. Так оно и оказалось: уже никогда более Д.И. Менделееву не удалось побывать ни в Сибири, ни на Урале.
Деятельный Д.И. Менделеев еще в Екатеринбурге на вокзале расспрашивал случайного попутчика — лесничего Пелымского округа Л.Л. Соболева о лесах, дорогах и даже получил совет отправиться в Тобольск на подводе к Иевлево — небольшой деревеньке на реке Тобол, находящейся на полпути от Тюмени до Тобольска, и только там сесть на пароход. Из-за обмеления Туры был риск воспользоваться единственно оставшимся и мучительным из-за плохих дорог путём до Тобольска на перекладных. По сообщению Л. Соболева, тавдинские леса интенсивно используются для производства шпал, необходимых Транссибирской железной дороге. Таёжные места постепенно обживаются, родились новые предприятия, например, хорошо оборудованный суконный завод братьев Андреевых в Тавде, появилось много переселенцев, они строят дома в новых деревнях, крестьяне сеют пшеницу, и рабочих рук для увеличения рубки леса будет достаточно.
Продолжая поездку, Д.И. Менделеев, после кратковременной остановки на вокзале Екатеринбурга и в городе, отправился во второй половине дня 28 июня далее на восток — до Тюмени. Надо было успеть к пароходу, который отходил из Тюмени в Тобольск по жесткому расписанию: река Тура мелела, и рейсы судов становились либо более редкими, либо отменялись вовсе. В поездке Д.И. Менделеева сопровождали только служитель М. Тропников и кондуктор Д. Запольский.
Ночь в поезде прошла беспокойно, спалось плохо, а с рассветом сон и вовсе ушел куда-то… До сна ли? Оставляя на полпути в Тюмень в ранние утренние часы станцию Камышлов, Дмитрий Иванович вспоминал, что именно здесь добывалась и закупалась его матушкой белая глина для Аремзянского стекольного завода… Вот и станция Тугулым. Здесь между деревнями Марково и Тугулымской, на границе Пермской и Тобольской губерний, с давних пор установили обелиск из кирпича и с гербами обеих губерний. Полвека назад пятнадцатилетним юношей, проезжая с матушкой на перекладных по дороге из Тюмени в Екатеринбург, он видел этот столб, весь испещренный именами ссыльных и каторжан, нацарапанными на штукатурке. А несколько ближе к Тюмени за Тугулымом в деревеньке Лучинкино на пути из Тюмени в Екатеринбург в 1849 году он ночевал в придорожном «Доме декабристов». Нетерпеливое ожидание скорой встречи с родными местами, знакомое каждому, кто много лет не бывал в милых краях детства, захлестнуло душу и сердце.

Вскоре впереди показалась Тюмень. Было хмурое, холодное и дождливое утро 29 июня. Д.И. Менделееву понравился въезд в город через стройные ряды деревьев, посаженных вдоль дороги. Путник обратил внимание на новое здание вокзала с ухоженной благоустроенной железнодорожной платформой (ил. 221). Железнодорожной ветки на Омск, построенной значительно позже, в 1910–1913 годах, тогда еще не было.
Краткая остановка на вокзале, и поезд идет дальше, в тупик, в обход городских строений на берег реки Туры, левого притока Тобола, к речной пристани. «Тюмень я видел только издали, потому что и станция, и пароходная пристань, куда подошел поезд, не в самом городе», — писал в отчете о поездке Д.И. Менделеев. Деловая, непассажирская станция, точнее, небольшой одноэтажный деревянный домик под названием «Пристань Тура», позже — «Станция Тура» (ил. 222), сохранился и поныне, как и часть старинных пакгаузов (ил. 223). Вдоль набережной реки Туры располагались пристани, принадлежащие Западно-Сибирскому пароходству, отдельным промышленникам и Богословскому горному округу. Сравнительно узкая невсхолмленная полоса земли на берегу Туры была достаточно благоустроена и освещена электричеством. Все пристани имели телефонную связь между собой и с городом. Станция приняла персональный вагон Д.И. Менделеева в одном из своих тупиков (ил. 224). Здесь вагон под наблюдением и охраной кондуктора Запольского находился до возвращения путников из Тобольска.
Что представлял собой уездный город Тюмень 1899 года — первый русский город в Сибири? Популярный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщал читателю: «Жителей <…> 29621, жилых домов каменных 150, деревянных 4755, церквей 18, часовен 6, мужской монастырь…». Город располагал реальным училищем, одним из лучших в Сибири, с прекрасным естественно-историческим музеем, созданным директором И.Я. Словцовым. Работали две народные библиотеки, цирк на базарной площади, театр, десятки фабрик и заводов с развитым кожевенным производством. Город был знаменит судостроением и мощным речным пароходством. В городе выходили две газеты, из которых наибольшей известностью пользовалась «Сибирская торговая газета». Вместе с тем, как извещал иллюстрированный географический сборник «Азиатская Россия», город «…грязный и неряшливый; улицы немощеные, изрытые ямами… Экипажей рессорных нет, да и вряд ли возможно на них ездить; дома преимущественно деревянные, почерневшие, но есть и оштукатуренные, приличные и даже красивые…».


До отправки парохода оставалось совсем немного времени. Д.И. Менделеев осмотрел станцию, прошелся по ближайшей Пристанской улице (ил. 225), сфотографировал на реке землечерпалку (ил. 226) и пароход с баржей. Позже эти фотографии вошли в его отчет. Из-за пасмурной и холодной погоды, моросящего дождя прогулка не затянулась. Но и за это короткое время Дмитрий Иванович успел узнать от местного полицмейстера сведения о товарном движении и сделать немало наблюдений: станция завалена грузами, железная дорога и река явно не справляются с перевозками. «Сараи, склады, амбары строят, а недостаёт, потому что всё прибывает товаров, несмотря на сравнительно высокий железнодорожный тариф Пермь-Тюменского пути», — замечает Д.И. Менделеев. Эти состарившиеся амбары, кстати, до сих пор можно увидеть на пристани. По сведениям местной печати, современные власти Тюмени собираются в 2016–2018 годах возродить их как памятники промышленной архитектуры. Инициатива похвальная — поживём, может, увидим… Зоркий глаз Д.И. Менделеева замечает множество ссыльных переселенцев, работающих на пристани. Наблюдения за мелководной Турой утвердили зреющий вывод Дмитрия Ивановича о необходимости продолжения уральских железных дорог дальше на восток к Тобольску и на северо-восток к Тавде. «Тюменцы, конечно, видят преимущественно свою Туру и только требуют ее улучшений, но на ней и ныне действуют сильные землечерпалки, что мало помогает. Путь этот, без сомнения, следует всемерно улучшать, но его уже теперь мало», — фиксирует свою мысль Д.И. Менделеев в записной книжке после бесед на пристани. И продолжает: «Вот эти-то трудности по Туре и делают необходимым проведение нового железного пути в направлении, лучше всего, к Тобольску, лежащему на многоводном Иртыше».
Менделеев рассматривает варианты железной дороги к родному городу: от Кушвы к Верхотурью до Тобольска либо от Ирбита к Тавде на тот же Тобольск. Упоминает о компании «Ермак», ведущей изыскания для сооружения стальной магистрали к тавдинским лесам. Только спустя семьдесят лет сбылась мечта учёного, о которой он не переставая повторял в те далёкие годы на рубеже двух столетий: «Родившись в Тобольске и вновь увидев ныне его исключительно благоприятное географическое положение, я считаю, что соединение его с сетью железных дорог первейшим и настоящим способом для оживления всей Западной Сибири…».

Двукратное пребывание Д.И. Менделеева в Тюмени на пути в Тобольск и обратно, само по себе непродолжительное — всего несколько часов, но разделенное промежутком времени в семь суток, породило легенду о достаточно долгом проживании ученого в городе. В частности, такая версия в свое время настойчиво поддерживалась известным зауральским краеведом, писателем, коллекционером, фольклористом и археологом из Шадринска В.П. Бирюковым (1888–1971). Многолетняя полезная деятельность В.П. Бирюкова получила общественное признание еще при жизни писателя, а после его кончины в курганском Зауралье стали традиционными знаменитые бирюковские чтения как дань памяти замечательному земляку и как официальный повод для встреч многочисленной когорты уральских краеведов. Бирюков проявлял живой интерес к тобольскому краю, бывал в Тобольске, пользовался материалами его архивов. Им опубликованы несколько книг краеведческого содержания. Наиболее известны из них «Очерки краеведческой работы» (1924), «Записки уральского краеведа» (1964), «Уральская копилка» (1969) и др. Все они имеются в краеведческом отделе моей библиотеки, и не раз с неослабевающим интересом мне приходилось обращаться к полюбившимся страницам этих книг. Как-то, пополняя папки с материалами о нашем известном земляке, директоре реального училища в Тюмени, педагоге и ученом И.Я. Словцове, я наткнулся на одной из страниц книги В.П. Бирюкова «Уральская копилка» на описание известного педагога П.В. Албычева, уроженца Камышлова и реалиста упомянутого училища. Так вот П. Албычев в своих записках назвал Д.И. Менделеева «другом» И.Я. Словцова.
В свое время пребывание Д.И. Менделеева в Тюмени мне удалось проследить с точностью почти до минут. Поэтому упоминание о дружбе двух выдающихся уроженцев Тобольска меня весьма заинтересовало, и начались поиски материалов, подтверждающих их близкое знакомство. И.Я. Словцов часто бывал в Петербурге, где жил и работал его сын, в будущем известный советский специалист по проблемам питания профессор Б.И. Словцов. Так что встречи Д.И. Менделеева с И.Я. Словцовым были вполне вероятны. Первый шаг в поисках был обращен к архиву В.П. Бирюкова в Свердловске. В поисках подобного рода наугад первые шаги редко бывают удачными. А тут сразу удалось наткнуться на интереснейшие и неопубликованные материалы. Как оказалось, В.П. Бирюков заинтересованно собирал сведения о жизни и деятельности И.Я. Словцова, составил краткий список его трудов, обращался с просьбами к людям, так или иначе связанным в прошлом с Тюменским реальным училищем. В частности, в Свердловском областном архиве в папке по И.Я. Словцову хранились воспоминания старейшего тюменского краеведа и врача С.И. Карнацевича и агронома П.М. Смирнова, уроженца Заводоуспенского поселения близ Тюмени. Оба они учились в реальном училище во времена заведования им И.Я. Словцовым. Особенно интересными оказались воспоминания П.М. Смирнова. В них-то и встретилось упоминание о Д.И. Менделееве, послужившее якобы основой для подтверждения В.П. Бирюковым дружбы двух известных земляков.
Наиболее существенные сведения из рукописных воспоминаний П.М. Смирнова под заголовком «Замечательный педагог и друг великого ученого» приводятся дословно. «Дмитрий Иванович Менделеев нередко навещал родной Тобольск. Если ехать из России, то Тюмень уж никак не миновать. К тому же здесь директором реального училища с 1879 года был большой друг ученого — Иван Яковлевич Словцов. Весной 1898 года Дмитрий Иванович собрался в Тобольск, куда надо было плыть по Туре пароходом. В тот год ледоход на Туре затянулся, и отправиться по ней никак было нельзя. Пришлось задержаться в Тюмени на целую неделю. Иван Яковлевич рад был такому гостю и повел его в реальное училище. Ученики уже прослышали, что в Тюмени гостит Дмитрий Иванович, а вскоре перед уроками увидали ученого, явившегося на занятия вместе с директором. Они направились в учительскую. Ребята высыпали в коридор и дружно приветствовали своего педагога и гостя. Дмитрий Иванович был одет в новый серый костюм. Шел держась прямо, тогда как Иван Яковлевич несколько подавшись вперед, прихрамывая и опираясь на палку… Поэтому Менделеев казался выше Словцова. Нос и губы у него скрывались в седеющей бороде. Большие, прямосмотрящие глаза гармонировали с великолепным лбом несколько длинной головы, с которой спускались на плечи кудрявившиеся волосы. Казалось, что величавая голова ученого слишком тяжела для его корпуса. Так тюменские реалисты могли наблюдать эту двоицу выдающихся людей старой России целую неделю. У Словцова было любимое ласкательное обращение к ребятам — «паршивец».
— Смотрите, паршивцы, на этого человека. Потом, когда подрастёте, поймете, кого вы видели, и будете потом рассказывать об этом с гордостью».
В этих воспоминаниях, записанных по памяти почти семьдесят лет спустя после рассказанных событий, многое ошибочно и не подтверждается документально. Уже начало рассказа о том, что Д.И. Менделеев «нередко» навещал Тобольск, и его «затянувшееся на целую неделю» пребывание в Тюмени абсолютно неверно. В своей жизни, после отъезда из города в 1849 году, он был на родине всего однажды — спустя 50 лет. Будучи непоседой, Д.И. Менделеев постоянно находился в разъездах либо по стране, либо, чаще всего, за границей. Поездки отвлекали его от петербургской суеты, в пути он любил размышлять, здесь рождались новые темы исследований. Неслучайно в архиве Д.И. Менделеева хранится множество записных книжек. Все они заполнялись в дороге. А вот 1898 год, упомянутый в воспоминаниях П.М. Смирнова и В.П. Бирюкова, в некотором отношении был малоурожайным на поездки: по России он вообще никуда не ездил, в том числе и весной, а за рубеж отправился лишь в конце мая (Берлин, Лондон, Люцерн, Вена). Так что в Тюмень весной 1898 года «в затянувшийся ледоход» он приехать не мог. Посещение города состоялось лишь летом 1899 года.
Двумя годами раньше, 12 сентября 1897 года, в Тюмени проездом из Енисейска, Красноярска, Томска и Тобольска побывал вице-адмирал С.О. Макаров (1849–1904). Об этом событии в Тюмени напоминает памятная доска на здании по улице Семакова, 1, в котором адмирал останавливался [6]. Мемориальная миниатюра сооружена по предложению автора 26 июля 1996 года. На другой день после прибытия С.О. Макаров посетил Александровское реальное училище и его знаменитый музей, созданный трудами И.Я. Словцова. Директор давал гостю все необходимые пояснения. По-видимому, приезд С.О. Макарова в воспоминаниях П.М. Смирнова и оказался отождествленным с более поздним, два года спустя, визитом в Тюмень Д.И. Менделеева. Ни дружественных, ни любых других связей между И.Я. Словцовым и Д.И. Менделеевым, к сожалению и к моему огорчению, не существовало. Если бы они были, встреча И.Я. Словцова и Д.И. Менделеева в Тюмени в июне 1899 года стала бы неминуемой, несмотря на кратковременность пребывания Д.И. Менделеева в Тюмени. Как, впрочем, и визит в реальное училище. Вспомним постоянный интерес Д.И. Менделеева к проблемам школьного образования, особенно реального, столь необходимого для промышленности России. А тут, в далёкой провинции, блистал образовательный объект, получивший известность далеко за пределами страны. Разве можно пропустить редкую возможность для ознакомления с уникальным опытом? Что касается верности передачи внешнего облика С.О. Макарова с бородой, то в этом нет ничего удивительного. Степан Осипович, как, впрочем, и Дмитрий Иванович, любил фотографироваться и оставил потомкам множество фотографий. Портретные снимки как того, так и другого постоянно публиковались в различных журналах, книгах, газетах, календарях. Поэтому схожие бородатые внешности адмирала и профессора были общеизвестны каждому, от ученика до старца. Немудрено, что в воспоминаниях реальный облик С.О. Макарова без труда заменился мнимым гостем реального училища — Д.И. Менделеевым.
Обычно между учеными, имеющими дружественные или просто товарищеские отношения, существует давний обычай дарить друг другу свои книги. Эта традиция в первую очередь поддерживается теми, кто по научному рангу стоит ниже своего коллеги. Можно было ожидать, что И.Я. Словцов, который издал несколько интересных научных трудов, в том числе неоднократно переизданный в Москве оригинальный учебник географии для реальных училищ [1], непременно подарит их Д.И. Менделееву — шаг, что ни говори, весьма престижный для провинциала. К сожалению, ни одной книги И.Я. Словцова, как без дарственных надписей, так и с ними, в библиотеке Д.И. Менделеева в его музее-архиве в университете Санкт-Петербурга нет.
Тюмень располагает кое-чем из того, что напоминало бы потомкам о пребывании Д.И. Менделеева в городе. До недавнего времени отсутствовала памятная доска на станции «Тура» по улице Пристанской, 13. По инициативе автора в мае 1996 года доска с текстом наконец появилась (ил. 227). Текст на ней гласит: «В здании станции "Пристань Тура" проездом на родину в город Тобольск летом 1899 года останавливался видный учёный Менделеев Дмитрий Иванович». К сожалению, памятной доске грозит уничтожение вместе с самой станцией из-за ветхости здания, сооружённого в 1885 году.

В семидесятые годы минувшего столетия разрушено старое здание городского железнодорожного вокзала, на котором бывал Дмитрий Иванович при стоянке поезда. На восточной окраине города исчезла (без сожаления!) короткая, в один квартал, улица Менделеева, застроенная старыми деревянными домами барачного типа. Правда, название возродилось в высокоэтажных новостройках города с несколько изменённым звучанием: «улица Дмитрия Менделеева». Имя Д.И. Менделеева присвоено областной научной библиотеке, разместившейся с 1981 года в самом центре Тюмени (ил. 228). К событию по присвоению имени я имею непосредственное отношение. Когда затянувшееся на десятилетия строительство здания стало приближаться к завершению, ко мне, как знатоку истории города, обратились партчинов- ники из обкома КПСС. Они предложили назвать библиотеку именем П.П. Ершова, и пожелали (редкий случай!) услышать мнение общественности. Разумеется, предложенное имя достойно отражает историю края, престижно, но библиотека-то является научной. Поэтому, я предложил память о П.П. Ершове сохранить за городской детской библиотекой, а память о Д.И. Менделееве оставить за областной. Так вот стал я крестником крупнейшей в городе научной библиотеки. Огорчает лишь труднообъяснимое и откровенно конъюнктурное соседство на входе в библиотеку двух памятных досок с портретами Д.И. Менделеева и Б.Н. Ельцина. Для научной общественности эти два имени несопоставимы по значимости. Имя Ельцина появилось здесь потому, что в библиотеке на одном из этажей размещается филиал Президентской библиотеки. Но в таком случае достаточно было поместить портрет Б.Н. Ельцина на соответствующем этаже.

С другой стороны, выбор названия улицы в честь великого ученого в новостройках можно признать вполне удачным. О ней вспоминают туристические путеводители и туристская схема города, издававшиеся неоднократно в Москве и Тюмени. В городе работает отделение Всесоюзного химического общества им. Д.И. Менделеева. В Тюменском индустриальном университете в музее Истории науки и техники Зауралья с 1984 года имеется зал и экспозиция, посвящённые Д.И. Менделееву, с материалами о поездке ученого по Уралу и Зауралью в 1899 году. Музей располагает интересными экспонатами. Среди них — подлинники писем родственников Д.И. Менделеева; прижизненные издания его книг, в частности, «Основ химии», четвёртое и восьмое издания, и «К познанию России»; прижизненные портреты ученого; дореволюционные открытки начала нашего века с видами уральских городов, посещенных Д.И. Менделеевым в 1899 году, в том числе Тюмени и Тобольска. Витрины показывают некоторые копии писем, посланных ученым в разные годы в Тобольск, Екатеринбург, Томск, и материалы о юбилейных празднованиях дня рождения Д.И. Менделеева в Тобольске и Тюмени.

В городе построен Менделеевский деловой центр с барельефом на входе в здание работы скульптора Н.В. Распопова (ил. 229). Под барельефом находится текст: «Великому учёному от благодарных потомков». В этом же здании размещается ресторан с несколько неожиданным «водным» названием над входом: «Н2О». Интерьеры ресторана снабжены интересными фотографиями и экспонатами, имеющими отношение к научной деятельности Д.И. Менделеева. Оборудован именной кабинет. К оснащению интерьера я имел прямое отношение, о чём посетители ресторана поставлены в известность моими дарственными текстами под фотографиями. Уникальной подборкой филателистического материала всех стран и времен о Д.И. Менделееве, собранной на протяжении последнего полувека, располагает автор этих строк.

Увы, Д.И. Менделеев почти забыт в областном краеведческом музее, если не считать портрета тобольского художника П.П. Чукомина (1874–1938): «Д.И. Менделеев за работой». Портрет был написан в далёком 1935 году после научной командировки в Москву и в бывшую палату мер и весов в Ленинграде [2]. В палате художник встречался с заведующим музеем М.Н. Младенцевым, от которого получил исчерпывающую консультацию. Точная копия картины хранится в Тобольске.

Богатой подборкой менделеевских материалов располагает областная научная библиотека. Так, отдел редких книг библиотеки приобрел в одном из букинистических магазинов Москвы книгу-атлас сибирского картографа и архитектора XVII–XVIII веков С.У Ремезова «Краткая сибирская летопись (Кунгурская)». Книга была издана в Петербурге в 1880 году. Сама по себе книга хорошо известна и ценна в основном фактом своего издания в конце прошлого столетия. На приобретенном экземпляре книги имелись каталожный номер (892) и штампы синего цвета фамилии бывшего владельца книги: «Менделеевъ» (ил. 230). Штампы имелись на обложке, титульном листе и на торцах книги. Когда в июле 1985 года руководство библиотеки любезно познакомило меня с книгой, возникло множество вопросов. Вот как они звучат.
— Был ли хозяином книги Д.И. Менделеев?
— Существовала ли подобная система отметок в принадлежащих ему книгах?
— Если книга хранилась у родственников Д.И. Менделеева, то каких?
— Не попала ли книга в Москву из Боблово под Клином?
— Есть ли в библиотеке Д.И. Менделеева подобная система учёта: нанесение отпечатка фамилии с трех торцов книги?
— Совпадает ли номер экземпляра книги со списком известных номеров в библиотеке Д.И. Менделеева?
Конечно, более всего хотелось бы установить и документально подтвердить принадлежность атласа самому Д.И. Менделееву. Имелись серьезные основания для такого предположения. Прежде всего было обращено внимание на коричневый переплет корешка атласа ручной работы. Внешне он полностью совпадал с конволютами томов, в которых Д.И. Менделеев после переплёта хранил документы, авторские экземпляры статей и другой материал в своей квартире при университете: одинаковый материал из кожи, тот же цвет, такие же тиснения поперечных полос. Впечатление такое, что они выполнены одной и той же рукой, и работа сделана в одно и то же время. Кроме того, любовное отношение Д.И. Менделеева ко всему, что относилось к Сибири и ее истории, вполне объясняло желание ученого иметь в своей библиотеке атлас сибирского автора.
Штамп «Менделеевъ» не имел инициалов. Не свидетельствовал ли этот факт, что для обладателя книги с известным именем в этом и не было необходимости? Немаловажно также, что цифры номера 892 внешне напоминают цифровой шрифт номеров личной библиотеки Д.И. Менделеева. К сожалению, в нижней части корешка атласа отсутствовало тиснение «ДМ» («Дмитрий Менделеев»), характерное для менделеевских конволютов (ил. 231).
Не имея возможности прийти к какому-либо определенному выводу, я обратился за консультациями в Ленинград, к заведующей архивом музея Д.И. Менделеева при госуниверситете Нине Георгиевне Карпило. Завязалась взаимозаинтересованная переписка (приложение 4). Получив фотокопию штампа, Н.Г. Карпило предположила, что книга, возможно, принадлежала родственникам ученого, проживавшим в Сибири, например, Н.И. Менделееву. Но покупка книги в Москве вполне исключала цепочку поисков с участием сибиряков. В Москве же с конца столетия и до своей смерти в 1911 году проживал племянник Д.И. Менделеева и тоже Дмитрий Иванович Менделеев. Полное совпадение имен дяди и племянника нередко вводило в заблуждение некоторых исследователей жизни Менделеевых.

Сравнительно недавно, в марте 2009 года, из Санкт-Петербурга пришло печальное событие: на 71 году жизни скончалась Нина Георгиевна Карпило [7]. Она родилась в 1938 году, окончила в 1964 году филологический факультет Ленинградского госуниверситета и с 1969 года стала работать в музее-квартире Д.И. Менделеева. Свой талант организатора, учёного и завидную эрудицию она отдала музею, преобразованию его фондов и реставрации документов архива. По итогам исследований совместно с Р.Б. Добротиным и А.А. Макареней она издала две фундаментальные монографии [4, 5] и составила сборник воспоминаний о Д.И. Менделееве [3]. Эти книги со времени их издания стали настольными справочными материалами для всех, кого интересует судьба великого учёного. Список научных трудов Н.Г. Карпило включает несколько десятков названий. Современная действующая экспозиция музея Д.И. Менделеева и сохранение его научного наследия заслуженно считается результатом энергичной и заинтересованной деятельности талантливого научного работника, каким была по-ленинградски интеллигентная Н.Г. Карпило.


Кроме переписки, мне только однажды довелось встретиться с нею в Тюмени 30 мая 1991 года на всесоюзной конференции «Научное и педагогическое наследие Д.И. Менделеева и его роль в истории культуры страны». Инициатором конференции, которая сначала проходила в Тюмени, а на второй день в Тобольске, стал Тобольский педагогический институт под председательством профессора А.А. Макарени. В работе конференции приняло участие около 30 человек из Тюмени и Тобольска, Ишима и Омска, Горно-Алтайска, Удомли и Ленинграда. Н.Г. Карпило выступила с докладом о работе музея-квартиры Д.И. Менделеева при Ленинградском государственном университете, о важности и будущности решения задач менделееведения. Сетовала на то, что в ЛГУ на 11 лет затянулись реставрация и ремонт музея, и он до сих пор не открыт. Из огромного уважения к научно-организационной деятельности Н.Г. Карпило и в память о ней я помещаю здесь её фотографию, сделанную во времена, когда мы были с ней знакомы (ил. 232).

* * *
В Тюмень Д.И. Менделеев возвратился из Тобольска по тому же речному пути, который пришлось совершить несколько дней назад по дороге в родные места: Иртыш — Тобол — Тура. Пароход «Тобольск» (ил. 233), преодолев по воде почти 500 километров, причалил к тюменской пристани к восьми часам вечера 7 июля прямо к отходу поезда на Екатеринбург. По телеграфному извещению тобольского губернатора экспедиционный вагон заранее перевели из тупика и прицепили к железнодорожному составу. Поезд тронулся, остались позади пристань и станция Тура (ил. 234). Состав по крутой дуге обогнул город, остановился ненадолго на перроне вокзала «Тюмень», и Д.И. Менделеев навсегда простился с родными местами. Вот как описывает свои впечатления сам Дмитрий Иванович: «Сели в свой вагон, ждавший нас у пристани, и отправились прямо в Екатеринбург… От Тюмени до Екатеринбурга всего вёрст около трёхсот, а поезд, выходящий вечером, приходит только около полудня. Утром на пути меня поразило благоустройство лесов, тянущихся на десятки вёрст вдоль дороги: лесосеки одновозрастных насаждений чисты, сучья и валежник выбраны и лежат в кустах, очевидно, приготовленные к вывозу, и вообще, видна старательность рук… Это не часто видится и во внутренних губерниях, где лес много дороже… В промежутках лесов везде косят, стоги мечут — самое сенокосное время…».
Всего два дня, неполных, но деятельных, посвятил Д.И. Менделеев Тюмени, а какой богатый опыт и материал, а вместе с ними и далеко идущие выводы были получены за столь короткое время! Безмолвным свидетелем тех менделеевских трудов остаётся старинное здание станции «Тура» с мемориальной доской, посвящённой пребыванию здесь Д.И. Менделеева.
Литература. 1. Словцов И.Я. Краткая физическая география. Курс VI класса реальных училищ. Изд. 3-е. М., 1901. 2. Чукомин П.П. Моя картина // Тобольская правда. — 1937. - 3 февр. 3. Макареня А.А., Филимонова И.Н., Карпило Н.Г. Менделеев в воспоминаниях современников. 2-е изд-е. М.: Атомиздат, 1973. 272 с. 4. Добротин Р.Б., Карпило Н.Г. Библиотека Д.И. Менделеева. Л.: Наука, 1980. 224 с. 5. Добротин Р.Б., Карпило Н.Г. Летопись жизни и деятельности Д.И. Менделеева. Л.: Наука, 1984. 540 с. 6.Копылов Е. Сибирский рейд адмирала Макарова // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. I. Тюмень, 2000. 36–45. 7. Нина Георгиевна Карпило [некролог] // Санкт-Петербургский университет. — 2009. — № 6 (15 апреля.) — С. 51, портрет.

Тобольск: «привязанности детства»




Планируя еще в Петербурге варианты поездки по Уралу, Д.И. Менделеев решил непременно побывать в Тобольске. Официальное задание на командировочную поездку включало поиск и обобщение сведений о лесах Тобольской губернии в междуречье Туры и Тавды и выработку рекомендаций по использованию лесов в металлургии Урала. Обычно для изучения отдаленных районов, лежащих вне основного маршрута экспедиции, Д.И. Менделеев направлял туда своих более молодых спутников. Так, К.Н. Егорова с В.В. Мамонтовым он послал в Экибастуз, С.П. Вуколова — в северные районы Пермской губернии и т. п. На сей раз причина поездки в удаленный от Урала Тобольск была не только более чем основательной, чтобы решиться на нее самому, но и чисто личной. Он и не скрывал этого: «Там я родился и учился в гимназии, там ещё живы кое-кто, помнящие нашу семью, там, на стеклянном заводе, управляемом моей матушкой, получились первые мои впечатления от природы, от людей и от промышленных дел».

Около полудня 29 июня Д.И. Менделеев вместе со своим служителем перешли с дебаркадера пристани «Тура» (ил. 235) на пароход «Фортуна» (ил. 236). Пассажирский пароход «Фортуна» (после революции «Агитатор») построили здесь же в Тюмени в 1893 году на Жабынском механическом, судостроительном и чугуномеднолитейном заводе, и принадлежал он тюменскому судовладельцу и промышленнику И.И. Игнатову. Это имя было известно Д.И. Менделееву как по итогам промышленных выставок в России, так и по сведениям и восторженным оценкам завода, полученным от адмирала С.О. Макарова. Речное судно представляло собой вполне респектабельное одноэтажное транспортное средство, поддерживающее регулярное сообщение между Тюменью, Омском, Павлодаром, Семипалатинском, Томском и Барнаулом. Путникам предстояло провести на палубе и в каютах корабля почти полуторасуточное плавание до Тобольска, поскольку пароход не располагал высокой скоростью хода, а заметный спад уровня реки Туры, песчаные мели и опасность потери фарватера, с трудом поддерживаемого постоянно работавшими землечерпалками, еще более затрудняли его движение. Несмотря на зенит лета, погода стояла дождливая и холодная — редкая в этих местах для конца июня месяца. Непогода не помешала Дмитрию Ивановичу сделать несколько фотографических снимков. Когда с кормы парохода ещё была видна Тюмень, на левом берегу реки показался Жабынский судостроительный завод на Мысу — удалённый от города промышленный район (ил. 237). Здесь же, напротив завода, по фарватеру располагалась Жабынская песчаная отмель — гроза и проклятье капитанов речных судов. В записной книжке путешественника появилась соответствующая пометка. По имени этого знаменитого речного порога завод и получил своё название. Вскоре справа показалась деревенька Криводаново и паромная переправа через Туру. В памяти Дмитрия Ивановича оживились картины юности и путешествия в Санкт-Петербург 1849 года, бесконечная очередь повозок и экипажей, ржание лошадей на переправе, крики и ругань криводановского паромщика. За Криводановой последовала череда сибирских деревень с церквями и барками у причалов с торговыми товарами и переселенцами на палубах.
Путь до Тобольска занял остаток дня, ночь и весь следующий день 30 июня. Д.И. Менделееву повезло с попутчиками: после разговоров с инспектором лесничества В.Ю. Ольшевским и местным лесным ревизором А.В. Арефьевым записная книжка Дмитрия Ивановича заполнилась дополнительными сведениями о таксации лесов. Лесной ревизор поделился данными о лесах Тобольского уезда и Крайнего Севера, особенно о знаменитых кедровых рощах, о гибели лесов за счет незаконных вырубок, при пожарах и в болотах.


Когда к исходу следующего дня 30 июня, стало темнеть, пароход вышел из Тобола в Иртыш, на правом высоком берегу реки показалась величавая громада Тобольского кремля с каменными стенами и куполами церквей за ними (ил. 238). Взгляд Д.И. Менделеева тотчас выделил из множества куполов два примечательных культовых сооружения «под горою», памятных с детства. Это Михайло-Архангельская приходская церковь, в приходе которой проживала семья Менделеевых, и старейшая, с 1691 года, Богоявленско-Богородицкая церковь. В ней, по рассказам родителей, крестили новорождённого Дмитрия. Все пассажиры парохода вышли из кают, чтобы восхититься царственным видом древней столицы Сибири. «Темно и холодно было снаружи, а внутри светел и тепел приезд на родину через 50 лет», — писал Дмитрий Иванович. На пристани высокого гостя встречал городской голова В.В. Жарников и члены думы, поднявшиеся на пароход раньше, чем пассажиры стали спускаться по сходням. Губернатор на встрече не присутствовал, но через полицмейстера всё же послал приветствие высокому гостю. Д.И. Менделеев принял предложение остановиться в доме своей дальней родственницы Фелицитаты Корниловой и её мужа Ивана Николаевича — почётного гражданина Тобольска и крупного сибирского предпринимателя (ил. 239). Как не без иронии подметил корреспондент томской газеты «Сибирский вестник», следивший за поездкой Д.И. Менделеева, благодаря любезности Ф.В. Корниловой высокий гость «избежал печальной необходимости познакомиться с обстановкой и порядками тобольских гостиниц…». Двухэтажный дом с каменным полуподвалом и роскошным балконом на уровне второго этажа, самый богатый в нижней прибрежной части Тобольска, хорошо сохранился доныне по улице Мира, бывшей Большой Пятницкой. На здании в минувшие годы размещалась памятная доска, свидетельствующая о пребывании здесь Д.И. Менделеева. Сейчас её нет, причина её исчезновения мне неизвестна. В наше время, как мне довелось узнать, в доме предполагается размещение музея Истории судебной системы в Западной Сибири.
По дороге с пристани в особняк Корниловых Д.И. Менделееву рассказали о неординарной городской новости: об окончании строительства Народной аудитории, или первого в Тобольске драматического театра. Открытие его состоялось 8 сентября 1899 года, уже после отъезда Д.И. Менделеева из Тобольска. Оригинальная и необычная архитектура деревянного сооружения, спроектированного губернским инженером Ф.Д. Маркеловым (ил. 240), могла бы вполне заинтересовать Д.И. Менделеева, поскольку в ней нашли отражение элементы архитектурных мотивов, характерных для церкви в Аремзянке.


Но надвигающиеся сумерки, непогода и скудное освещение разбухших от грязи тобольских улиц того времени отодвинули доброе намерение на лучшие времена. К нашему времени уникальный памятник деревянного зодчества, располагавшийся на перекрёстке улиц Ленина и Декабристов, тоболяки не сберегли от пожара в 1990 году. В огне погибли и материалы театрального музея. Уютный интерьер амфитеатра зрительного зала, с обитыми бархатом креслами, мне ещё довелось увидеть при посещении Тобольска в начале 1980-х годов.
Между тем за разговорами остались позади строения пристани, и экипаж Д.И. Менделеева подъехал к дому Корниловых. Гостю запомнилась в особняке парадная лестница, ведущая в зал, ужин, надолго затянувшийся в разговорах и воспоминаниях (ил. 241), и вид из окна спальни на погружающийся в сон затемнённый город. Быстро пролетела короткая ночь, а наутро, будто в честь дорогого гостя, разгулялась и погода: дождь прекратился, стало теплее, выглянуло солнце, приветливо осветив улицы города. Из окна Дмитрий Иванович полюбовался белокаменным кремлем, ярко освещенным утренними солнечными лучами, Прямским взвозом с лестницей и Шведской палатой с аркой (ил. 242). Начало дня сам Д.И. Менделеев описал в следующих словах: «День был много лучше вчерашнего, и я увидел Тобольск с его оригинальными постройками». Вместе с хозяйкой с утра он отправился «на гору» в главный собор в кремле на панихиду по умершему цесаревичу. Ехали мимо Михайло-Архангельской церкви, знакомой по детским впечатлениям 1840–1848 годов. Минули старое здание гимназии, где родился, учился и где жил Д.И. Менделеев в трёхкомнатном флигеле, или, как звала флигель матушка Дмитрия Ивановича — в сарайных. Приятной новостью для Д.И. Менделеева стало знакомство с фундаментальным зданием новой гимназии под стенами кремля (ил. 243), выстроенным в 1893 году. Сейчас это один из корпусов Тобольской государственной социально-педагогической академии имени Д.И. Менделеева, вошедшей в состав Тюменского госуниверситета. Далее путь к собору и присутственным местам следовал через Никольский взвоз мимо разросшегося сада Ермака и здания губернского музея, сооружённого в 1887–1888 годах к 300-летию Тобольска. Память Д.И. Менделеева постоянно замечала перемены во внешности Тобольска за минувшую вторую половину века, в начале которого будущий учёный покинул родной город. А что дадут Тобольску очередные 50 лет? Пророчески прозвучали на страницах книги следующие слова великого учёного: «…через следующие 50 лет тут будет, конечно, другая жизнь и обстановка, потому что черёд пришел и древней столице Сибири развить свою экономическую обстановку при помощи быстрой железнодорожной связи с остальной Россией, обновиться новой жизнью даже с внешности». Замечу, со сроками проведения железной дороги учёный мало ошибся: стальной магистралью город соединился с Тюменью в 1969 году.

Мог ли Дмитрий Иванович предполагать, что на всем этом пути от дома Корниловой до кремля через Никольский взвоз благодарные потомки щедро поставят памятные знаки глубочайшего уважения к своему знаменитому земляку? Это железнодорожный посёлок Менделеево под Тобольском, мемориальные доски на доме Корниловой, на старом и новом зданиях гимназии. Памятные места в Тобольске будут увековечены названиями проспекта с монументальным памятником, улиц и нескольких менделеевских переулков, в которых жил или посещал их в детстве будущий ученый (например, Менделеева (Болотная)). В городском архиве хранятся документы о великом земляке. Вряд ли кто из великих людей удостоен когда-либо такой чести на своей родине. А ведь перечень менделеевских мест в Тобольске ещё далеко не полон.
Особо следует остановиться на истории появления в Тобольске самого первого памятника Д.И. Менделееву в Сибири. Это бюст ученого, установленный в феврале 1957 года на площади перед деревянной жемчужиной города — драматическим театром (ил. 244), [4]. Памятник изготовили по заказу Тобольского горисполкома в связи с 50-летием кончины великого сибиряка. На торжественном митинге выступили председатель исполкома горсовета Полянский и секретарь горкома ВКП(б) Савиных, заведующий кафедрой физики педагогического института Долинин и учащаяся школы № 13 Катя Костерина. На открытии присутствовали авторы, молодые скульпторы из Тюмени В.Е. Семёнова и В.М. Белов, [5] (ил. 245). Позже бюст перенесли в сквер напротив нового здания гимназии. Наконец, в начале 1980-х годов минувшего столетия третье (!) перемещение бюста завершилось возле нового учебного корпуса Тобольского педагогического института «на горе», ил. 246, ныне — Тобольской государственной социально-педагогической академии им. Д.И. Менделеева.
Интересно, что 87-летний художник В.М. Белов (год рождения 1928), с 1980 года проживающий в Калуге, на наш телефонный запрос о памятнике, позволивший бы уточнить сроки и место его сооружения, ответил, что запамятовал это событие, и от него открестился… Нет упоминания о бюсте и в каталогах его работ, как, впрочем, и в каталогах В.Е. Семёновой. В.М. Белов, кстати, подарил для музея ТИУ свой каталог [11].

Несколько подробностей о В.М. Белове и В.Е. Семёновой как авторах одного из самых первых памятных в Сибири сооружений, посвящённых Д.И. Менделееву. В. Белов, уроженец Нижнего Новгорода, выпускник Ивановского художественного училища 1949 года и Государственного художественного института Эстонской АССР в Тарту (1955). Тогда же он переезжает в Тюмень. Заслуженный художник РСФСР (1978), народный художник России (1999). В Тобольске, кроме сохранившегося до нашего времени бюста Д.И. Менделеева, с 1972 года на аллее возле драматического театра стоял памятник П.П. Ершову, ныне утраченный. По словам В.М. Белова, он делал попытки восстановления памятника, даже изготовил модель в масштабе одной четверти, но без практического в итоге результата. В Тюмени известны такие работы скульптора, как памятники жертвам гражданской войны (1969), и композитору А.А. Алябьеву (1967). Несколько памятных сооружений, принадлежавших творчеству В. Белова, имеются в районных центрах юга Тюменской области [6].
Родиной В.Е. Семёновой, также 1928 года рождения, стало село Бигила Новозаимского района Тюменской области. Она, как и В. Белов, обучалась в Тарту, и оба одновременно окончили художественный институт в 1955 году. Там же в Тарту ещё в студенческие годы молодые люди поженились, у них родилась дочь. Как можно предположить, инициатива переезда в Тюмень принадлежала сибирячке В.Е. Семёновой. Она — член Союза художников СССР с 1956 года. В 1964 году В. Семёнова переезжает в Новосибирск, где начинается самый плодотворный период её творчества. Заслуженный художник России (1979).

Работы скульптора хранятся в Новосибирске и Барнауле, Брянске, Иркутске и в других городах страны. В частных коллекциях её работы известны в Германии, Индии и США. С 1981 года В. Семёнова живёт и работает в Москве. Совместная работа над бюстом Д.И. Менделеева проходила в Тюмени в городской мастерской скульпторов. В те годы мастерская размещалась в помещениях монастыря. В Тобольск бюст, скорее всего, доставили по водному пути. В конце 1950-х годов семейные пути супругов разошлись, и прекратилось их совместное творчество. О причинах развода говорить не берусь, скажу только, что годы жизни и работы в Тюмени оба вспоминают неохотно… Отсюда становится понятным их нежелание включать совместную работу над бюстом Д.И. Менделеева в свои каталоги. По ряду косвенных признаков можно заключить, что основным автором скульптурного изображения Д.И. Менделеева стала В.Е. Семёнова, как признанный портретист, а не В. Белов.

…На пути в собор Д.И. Менделеев любовался старым Тобольском «с его «горой», где спереди красуются собор, архиерейский дом и присутственные места». На мощёном Никольском взвозе пролётка Д.И. Менделеева обгоняла тоболяков, одетых по-праздничному и спешащих в кремль. Невольно подумалось: за перечнем сооружений, улиц, памятников, храмов и торговых мест не оставлю ли я в стороне жителей Тобольска? Как они выглядели и какими их видел Дмитрий Иванович? Я попытался извлечь из моей коллекции старинных фотографий несколько примечательных экземпляров, которые отражают характерные типы тоболяков того времени, когда город посетил Д.И. Менделеев. Для примера приведу здесь один из колоритных снимков семьи Никитиных (ил. 247). Кроме того, немаловажно было бы привести здесь живые воспоминания людей, лично общавшихся с Д.И. Менделеевым. Так, в середине 1950-х годов в городе жила свидетельница посещения Д.И. Менделеевым Тобольского кремля и Софийско-Успенского кафедрального собора Александра Ивановна Ксенофонтова (1876–1967), преподаватель Тобольского педагогического училища. Ксенофонтова состояла в двоюродном родстве с семьёй Корниловых [2, 7, 8, 9]. Она родилась в семье Валентины Васильевны, родной сестры Фелицитаты Васильевны, и Ивана Ксенофонтова. Поскольку Корниловы связаны с семьёй Менделеевых узами родства, то и А.И. Ксенофонтова, пусть и отдалённо, породнилась с этой семьёй и, соответственно, с Д.И. Менделеевым. Интересно, что этот престижный фрагмент своей биографии А.И. Ксенофонтова, к её чести, никогда и нигде не афишировала. В советское время она первая среди старейших тобольских коллег удостоилась звания заслуженной учительницы России, имела орден Ленина. В музее Истории науки и техники Зауралья при ТИУ хранится гипсовый бюст, выполненный с натуры тюменским скульптором Н.В. Распоповым незадолго до кончины А.И. Ксенофонтовой. Как он рассказывал, ему с трудом удалось уговорить позировать заслуженную учительницу в своей творческой мастерской буквально за неделю до её кончины.
В 1956 году в августовском номере газеты «Тюменский комсомолец» А.И. Ксенофонтова опубликовала статью, в которой старейшая деятельница тобольского народного просвещения кратко описала встречу с великим земляком в Тобольском кремле в 1899 году [3]. Тогда ей исполнилось 23 года. Некоторые выдержки из статьи я здесь привожу.
«Мне посчастливилось встретиться с ним на другой же день после его приезда, — писала А. Ксенофонтова. — Я уже четвёртый год учительствовала в одной из начальных школ Тобольска и проходила летние педагогические курсы. Первого июля все 60 курсантов были на экскурсии в древнехранилище — музее старинных церковных и других вещей, — которое находилось в кремле. В ограде кремля мы лицом к лицу встретились с Дмитрием Ивановичем. Он заинтересовался нашей группой.

— Это, очевидно, какая-то экскурсия? — спросил он.
— Да, это экскурсия учителей начальных школ Тобольской губернии, — ответили ему.
Дмитрий Иванович быстро снял с головы большую чёрную фетровую шляпу, поклонился нам и, приветливо улыбаясь, сказал:
— Очень, очень рад видеть тобольское учительство. Позвольте пожелать вам здоровья, сил и большого успеха в вашем трудном и великом деле.
Встреча была недолгая, но она осталась в памяти на всю жизнь. Как сейчас вижу Дмитрия Ивановича, стоящего перед нами со шляпой в руках, с его седой шевелюрой на поднятой голове, приветливо улыбающегося. Простота, душевность речи и ласковый взгляд глубоко врезались в память каждого из нас. В последующие дни я неоднократно видела Дмитрия Ивановича на улицах города».
Несколько позже южноуральский писатель А. Шмаков в своей книге «Уральский краевед», изданной в Челябинске в 1963 году и посвящённой шадринскому краеведу В.П. Бирюкову, описывает совместную с ним поездку в Тобольск в 1959 году. Как вспоминал В.П. Бирюков, он разыскал 83-летнюю А.И. Ксенофонтову и записал от нее подробный устный рассказ о встрече Менделеева в Тобольске, но с некоторыми разночтениями по сравнению с газетной публикацией. Самого рассказа в книге не оказалось. Пришлось обратиться к архиву В.П. Бирюкова в Свердловске. Неутомимый и добросовестный краевед записал следующее.
«Дмитрия Ивановича я видела. Это было в 1899 году. Тогда он с группой ученых посетил Урал, а затем приехал в свой родной Тобольск. Ему отвели квартиру в доме купца Корнилова. Как раз все семейство купца уехало куда-то, дома оставалась старая хозяйка. Она и принимала Дмитрия Ивановича. Он долго и много ходил по Тобольску, останавливался, беседовал с людьми, вспоминая годы своей юности. И вот также зашел в кремль. Дело было летом. Тогда в Тобольске проходили курсы для учителей. Съехались они из разных уездов Тобольской губернии. Как раз в то время умер в Грузии, в Абас-Тумане, наследник престола великий князь Георгий Александрович, и была объявлена в соборе панихида. Всем учителям надо было быть там. Помню, перед панихидой зазвонил большой соборный колокол. Собрались все слушатели курсов и городские учителя. Пришли рано. А рядом с собором в старинном здании было так называемое древнехранилище. Это просто музей церковной старины. И вот мы решили сначала сходить в древнехранилище. Посмотрели его и выходим обратно на улицу. А тут как раз подошел Дмитрий Иванович. И спрашивает, не экскурсия ли и что это за экскурсанты. Ну, мы сказали, что мы — учителя с курсов. Дмитрий Иванович:
— Очень рад приветствовать работников просвещения!
А потом спросил:
— Нет ли среди вас учителей из Аремзянского?
А в Аремзянке был стекольный завод, принадлежащий матери Дмитрия Ивановича. Но оттуда никого из учителей не было. Потом Дмитрий Иванович ездил туда, а здесь он выразил сожаление… Поговорил еще с нами немного, пожелал нам успехов, простился, и мы пошли в собор. Записано 10 августа 1959 года в городе Тобольске со слов 83-летней заслуженной учительницы РСФСР А.И. Ксенофонтовой».
В Тобольске в фондах музея сохранились заметки Ксенофонтовой о семье Корниловых. «Фамилия Корниловых, — пишет она, — довольно распространена в наших краях, в районе и в деревнях. Мне думается, все мы — русские, сибирские крестьяне». В свои молодые годы Ксенофонтова запомнила Фелицитату Васильевну Корнилову властной женщиной с величественной походкой. Она была бессменной активисткой благотворительного Общества попечения о бедных и детского приюта, интересовалась жизнью города, её можно было видеть на спектаклях, маскарадах и на концертах. Вопреки легенде Ксенофонтова утверждает, что при строительстве роскошного дома Корниловых «выписки» итальянских мастеров не было, работали только тоболяки и, частично, вятичи. Сам хозяин постоянно вносил свои предложения по части архитектурного оформления фасадов.
Мне удалось разыскать две фотографии А.И. Ксенофонтовой в её молодые годы (ил. 248) и в кругу сверстников — таких же, как и она, начинающих тобольских учителей (ил. 249). Судя по размещению участников коллективного снимка, на котором А.И. Ксенофонтова занимает центральное «лобное» место среди коллег, можно судить об авторитете этой молодой женщины в кругу друзей.

Встречался с А.И. Ксенофонтовой в 1959 году в Тобольске В.Г. Утков, наш земляк, уроженец Курганского уезда Тобольской губернии, известный исследователь жизни и деятельности сказочника П.П. Ершова [7]. Рассказ А.И. Ксенофонтовой о встрече с Д.И. Менделеевым, записанный Утковым, пожалуй, наиболее подробный из всех известных, я счёл возможным разместить здесь с некоторыми сокращениями.
«Александру Ивановну Ксенофонтову, коренную тоболячку, заслуженную учительницу РСФСР, я знал еще с конца 1930-х годов, помнил, как награждали и отмечали ее 60-летие. Уже тогда она казалась мне человеком старым. С радостью я узнал, что она жива, здорова и активно участвует в жизни города…
…Александра Ивановна засыпала меня вопросами о Москве, о театрах и артистах, о литературных новинках… Только после того как я насытил как мог ее первое любопытство, разговор наш перешел на прошлое Тобольска… Тут-то Александра Ивановна и перевела наш разговор на Дмитрия Ивановича.
— А я ведь с ним встречалась, — сказала она.


Это было для меня полной неожиданностью.
— Когда же? — спросил я.
— Во время его приезда в Тобольск. В тот год я заканчивала учительские курсы. Как сейчас помню, в начале лета было. Сидим мы, занимаемся в помещении коммерческого училища, знаете, внизу, красного кирпича дом… Готовились к экзаменам. Все мы были тогда юными и восторженными существами. Много было в нас, я бы сказала, святого идеализма. Мы верили в народ, в просвещение, верили в хорошую книгу, и, как положено неофитам, вера наша была чиста и категорична. И хотя вокруг нас было много злого, одна тобольская тюрьма чего стоила, мы верили в свои силы и были полны предстоящей нам деятельностью, суть которой представляли весьма туманно, надеясь словом и книгой развеять мрак и победить зло. Нельзя забывать и того, что в те годы для нас, провинциальных девушек, не имевших никаких средств к существованию, учительство было единственным выходом, единственной возможностью обрести самостоятельность, не зависеть ни от мужа, ни от хозяина. Представляете, как мы занимались, как мы верили в науку!
Александра Ивановна вздохнула, и лицо ее стало грустным.
— Сейчас все это может показаться кое-кому даже и смешным, нынешняя молодежь ничего этого не знает… Да и хорошо, что не знает!.. Ну, словом, мы сели за столы, начали заниматься, как неожиданно ударил большой кремлевский колокол. В класс вошел смотритель и сказал, что занятия отменяются, что умер великий князь Георгий, или, как тогда говорили, в бозе почил, и нам всем надо идти в собор на панихиду. Все мы были в то время верующими, правда, червячок сомнения точил уже многих, в том числе и меня: очень трудно было даже нам, наивным девушкам, примирить те скудные знания в естественных науках, которые мы получали на курсах, с религией. Но отказываться от выполнения обрядов было нельзя, да мы и не помышляли об этом: немедленно бы отчислили нас от курсов!.. Ну, мы и пошли, и когда переходили кремлевский двор у здания Арсенала, путь наш пересекся с группой людей: городской голова, чиновники, члены городской думы. Все важные, все в парадных мундирах или праздничных сюртуках, с орденами и медалями… Мы, конечно, посторонились, пропуская их, и видим среди них высокого седого старика в серой круглой шляпе, каких в Тобольске не носили, и в длинном пальто. Мы сразу узнали его, зашептались: Дмитрий Иванович! Он был нашим кумиром, мы просто обожали его. Как же, наш тоболяк, учился в нашей гимназии и на весь мир стал знаменит. И он заметил нас, остановился и смотрит. Хорошо помню его лицо. Глаза у него были синие, а бровей над ними почти не было.
— Что за честная компания? — спрашивает он.
Наш учитель поклонился ему и объяснил:
— Будущие учителя, Дмитрий Иванович.
— Сельские?
— Есть и сельские, и городские…
— А из Аремзянки есть?
— Нет, Дмитрий Иванович, нет…
— Жаль, — сказал Дмитрий Иванович, а сам улыбается, — собираюсь вот навестить родные места, думал, попутчица найдется.
И как-то быстро вышел из своей свиты и оказался между нами. Мы еще робели, но уже не так, как прежде, и, окружив его, старались каждая быть поближе к нему. Свита вся осталась в стороне, а Дмитрий Иванович смеется и говорит нам, что мы очень нравимся ему и что очень хорошо, что мы избрали учительский путь.
— Раньше, например, грамоте отставные солдаты учили: аз, буки, веди…
Смех у него был хороший, а глаза добрые и ясные. Ну, тут мы окончательно осмелели, наперебой говорим с ним, спрашиваем о Петербурге, о том, как ему понравился родной Тобольск, долго ли он пробудет у нас, а он отвечает нам…
Александра Ивановна замолчала и, пожав плечами, жалобно посмотрела на меня:
— Не записала я сразу разговора с ним, вот и забылось многое. Зрительно все отлично помню: как шли, какой день был. После ненастья солнце проглянуло и потеплело, радостный был день и все сияло. Помню, что на прощание Дмитрий Иванович сказал:
— Рад видеть в родном Тобольске такую большую и дружную семью учителей!
На что кто-то из нас, кто посмелее был, ответил:
— Благодарим вас на добром слове и за ваши труды, и за то, что вы прославили нашу страну и наш Тобольск…
— А после панихиды губернатор ходил по собору с Дмитрием Ивановичем, — продолжала Александра Ивановна, — и Дмитрий Иванович вспоминал, как он с отцом бывал здесь и с матушкой, где они стояли, где Фонвизины. Очень была дружна его матушка с декабристами Фонвизиными. Пока Дмитрий Иванович из собора не ушел, не ушли и мы, все за ним ходили. Он заметит нас, махнет нам рукой, улыбнется и снова грустным станет, вспоминает детство свое… Как же мы потом много говорили о Дмитрии Ивановиче, как гордились им! Я вот за шестьдесят лет учительства сколько тоболяков обучила и каждый раз им о Дмитрии Ивановиче говорила, о гордости нашей!..»



При посещении собора в кремле Д.И. Менделеев был представлен тобольскому губернатору Л.М. Князеву. Тот, в свою очередь, познакомил гостя с деятелями местной администрации, и передал ему множество статистических сведений о речном пароходстве по иртышскому участку Томского округа путей сообщения, о численности населения в городах и уездах губернии, и другие материалы. В присутствии губернатора состоялось знакомство с представителями интеллигенции. Среди последних Д И. Менделеев выделил тех, кто, так или иначе, в своей деятельности сталкивался с проблемами, находящимися в сфере интересов ученого. Он быстро установил деловые контакты с известным губернским агрономом Н.Л. Скалозубовым (ил. 250), с краеведом и знатоком северных лесов губернским лесничим А.А. Дуниным-Горкавичем (ил. 251), а также с приват-доцентом Казанского университета А.Я. Гордягиным (ил. 252). А.Я. Гордягин в Тобольске был проездом и удачно совместил посещение с научными целями старинного сибирского города и памятное знакомство с Д.И. Менделеевым, насыщенное встречами и содержательными беседами.

. Надгробные памятники декабристам А.М. Муравьёву и Ф.Б. Вольфу. Завальное кладбище, Тобольск. Современное фото

Гость Тобольска поклонился на Завальном кладбище могилам отца и своего учителя инспектора гимназии П.П. Ершова, автора «Конька-Горбунка». Постоял возле захоронений декабристов А.М. Муравьёва (1802–1853) и Ф.Б. Вольфа (1795–1854, ил. 253). Прогулялся по саду Ермака и к памятнику Ермаку (ил. 254). Ну а проехать по Богоявленской улице мимо нового здания гимназии (современная улица Розы Люксембург, 14), не сравнив условия обучения в разные периоды времени, это было не в правилах Дмитрия Ивановича. И он «…отправился посмотреть прекрасную новую гимназию…», построенную в городе незадолго до приезда Д.И. Менделеева в Тобольск.
Подробностей ознакомления с трёхэтажным зданием учебного заведения, с парадным вестибюлем и роскошной лестницей в уральской книге Д.И. Менделеева нет, но есть интересное свидетельство газеты «Сибирский листок» [1]. Безымянный автор хроники писал: «На склоне лет, прибывши через 50 лет в Тобольск, Д.И. Менделеев поинтересовался взглянуть на своё родное пепелище. Пансиона он, конечно, не узнал: так переделано было всё здание. Видя громадное и удобное здание пансиона, он вспомнил, что семья его помещалась в трёх маленьких низких комнатах, где нынче гардеробная и библиотека для пансионеров.


— Мы жили тесновато, а вы, — говорил он, обращаясь к директору новой гимназии, — заняли такое прекрасное здание, которое и для столицы было бы украшением.
Осматривая новое здание гимназии, Дмитрий Иванович попросил показать ему библиотеки, физический кабинет и вообще отдел учебных пособий, и, рассмотрев всё подробно, сказал:
— Сколько у вас научного богатства, о чём мы в своё время не смели даже и мечтать. Счастливы дети и юноши, которые под руками имеют такие богатые учебные пособия и вспомогательные средства для своего научного образования».
В наше время усилиями энтузиастов, и в первую очередь, заслуженного работника культуры РФ, почётного гражданина Тобольска Г.Т. Бонифатьевой (1929–2015), в новом здании гимназии под «горою», теперь — одном из корпусов вуза, создан музей народного образования. При музее имеется фонд Д.И. Менделеева, скромная, но интереснейшая подборка старинных учебных физических приборов, объединённых как физический кабинет гимназии (Валов А. Мы не рабы, рабы не мы! // Тюм. изв. — 2009. - 9 нояб.; фото кабинета с участием Г.Т. Бонифатьевой). Студенты знакомятся с документальным фильмом «Д.И. Менделеев» и с действующей экспозицией с материалами об учёном [10]. Филиал музея действует в средней школе имени Д.И. Менделеева в селе Верхняя Аремзянка. Мне довелось не раз побывать в гимназии и в комнатах музея народного образования Тюменской области. Сохранившиеся там многие из учебных физических приборов конца XIX века стали немыми свидетелями посещения Д.И. Менделеевым этого замечательного учебного заведения.
В нашем крае кроме Тобольска существует ещё один богатейший музей физических приборов для нужд школьного образования, созданных на рубеже XIX–XX веков как у нас в России, так и в Европе. Он сформировался в те же самые годы, что и в Тобольске, и располагается в Ирбите в старинном здании школы № 1. Я имел возможность не только ознакомиться с музеем, но и опубликовать материалы о нём в одном из томов «Окрика памяти». Школа, бывшая мужская гимназия, гордится многими выдающимися выпускниками. Среди них доктор химических наук, профессор
Тверского государственного университета Ю.Г. Папулов, уже упоминавшийся ранее, геолог — первооткрыватель бокситового месторождения «Красная Шапочка» на Северном Урале Н.А. Каржавин (1899–1974), и ректор Уральского политехнического института профессор Н.С. Сиунов (1903–1989).
В память посещения в Тобольске новой гимназии Д.И. Менделеевым на её стене у входа помещена памятная доска с портретом учёного (ил. 255). Точно такая же доска, кстати, украшает стену новой школы в селе Верхняя Аремзянка. На стене старого здания Тобольской гимназии также установлена мемориальная доска. О содержании текста на ней поговорим несколько позже.
В середине дня 2 июля в доме губернатора Л.М. Князева (ил. 256) Д.И. Менделеев обедал в кругу просвещённых сотрудников администрации. А вечером на ужине в доме Ф.В. Корниловой снова звучали воспоминания детства о кедровых шишках и «серке» — высохшей живицы лиственницы, о знакомых, родных, о живых и уже почивших.
Литература. 1. О панихиде в домовой гимназической церкви по случаю смерти Д.И. Менделеева // Сибир. листок. 1907. - 27 янв. (№ 19). — С. 2. (Городская хроника). 2. Фонды Тобольского музея-заповедника, ТМКП. 13477. (Ксенофонтова А. Заметки П.В. Албычева к биографии И.Н. Корнилова (рукопись). 1950. 31 марта. 3. Ксенофонтова А. Великий учёный — наш земляк // Тюм. комсомолец. — 1956. - 21 авг. 4. Менделеевские дни в Тобольске // Тобол. правда. — 1957. - 3 февр. 5. Владимиров В.П. Интересная творческая работа к 50-летию со дня смерти Д.И. Менделеева // Тюм. правда. — 1957. - 13 февр. 6. Плавинская С.Х. Скульптор Валентин Белов // Областная картинная галерея. Тюмень, 1968. 11 с. 7. Утков В.Г. По уральским следам Д.И. Менделеева // Предвестники. Связь времён. М., 1982. С. 135–158. 8. Копылов В.Е. О тобольских купцах Корнильевых вспоминает Албычев // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 163–178. 9. Груздева В.Г., Задорожная О.А. Корниловы — тобольские купцы // Тобольский биографический словарь, 2003. Т. 2, «К-П». С. 37–40. 10. Бонифатъева Г.Т. Обращаясь к наследию Д.И. Менделеева // Д.И. Менделеев и Тобольск. М., 2009. С. 109–114. 11. Белов В. Художник и жизнь: Лит. — худож. альбом. Калуга, 2014. 84 с.

В Армезянке


Особое место в дни пребывания в Тобольске занимает посещение Д.И. Менделеевым села Верхние Аремзяны или просто Аремзянки, топографический план которой по состоянию на 1887 год представлен иллюстрацией 257. Следующая иллюстрация с картой местности, составленной в 1991 году, служит привязкой к Тобольску (ил. 258). В Аремзянке в летние каникулы прошло детство ученого, и намерение побывать в селе не оставляло Дмитрия Ивановича ещё с того времени, когда было принято решение о поездке в Зауралье. К счастью, будто прочитав его мысли, местный тобольский промышленник А.А. Сыромятников, теперешний владелец аремзянских земель, сам предложил свои услуги и транспорт. Условились о поездке на субботу 3 июля.
Александр Андрианович Сыромятников (1859–1912), уроженец Тобольска, купец II гильдии, богатейший в Западной Сибири промышленник, владелец крупнейшей сети магазинов розничной торговли. Отличался предприимчивостью, занимаясь одновременно мукомольным и пивоваренным производством, коневодством и рыбным промыслом. Известна его деятельность по снаряжению геологоразведочных экспедиций для изучения медных руд и золотых россыпей на Северном Урале и даже попытки открыть в Баку своё нефтяное дело. Надо полагать, при встрече с Д.И. Менделеевым по долгой дороге в Аремзянку тема нефтяного Баку всплывала не однажды. А.А. Сыромятников с 1890 года основал и редактировал газету «Сибирский листок». Им немало сделано для развития в Тобольске новинок культурных учреждений. В частности, он содержал один из первых кинотеатров в Тобольске — «Искер», основал ремесленную школу, на собственные средства строил здание губернского музея, выделив для него строительные материалы, а позже выделял деньги на его содержание. Современники неуёмного купца удивлялись его способности успевать делать множество одновременных начинаний. Обыватели города на вопрос «как идут дела?» отвечали, подчёркивая крайнюю степень занятости: «у меня дела, как у Сыромятникова!».
Отъезд Д.И. Менделеева на пролётках в Верхнюю Аремзянку вместе с А.А. Сыромятниковым состоялся ранним утром 2 июля. Гость не забыл захватить с собой экспедиционный фотоаппарат «Кодак». При выезде из города на своротке к Иоанновскому монастырю у Дмитрия Ивановича кольнуло сердце: здесь в детстве вместе с матерью и её городским приказчиком К.Я. Вакариным он бывал, любовался увалами, заросшими сосновым лесом, видом на Иртыш, крутыми берегами ручья, в долине которого уютно расположены белокаменные постройки монастыря (ил. 30). Хотелось повернуть повозку и сюда, да нахлынувший дождь заставил отказаться от намерения из опасения, что размокшая дорога на крутых спусках к монастырю не позволит обернуться за день в Аремзянское и обратно в Тобольск.
К обеду вместе со своими спутниками А.А. Сыромятниковым, фотографом-любителем, младшим делопроизводителем губернского управления государственных имуществ и губернским секретарем И.К. Уссаковским, Д.И. Менделеев подъезжал к родному селу. Как откровенно пишет в своей книге сам Дмитрий Иванович, события в Аремзянке, а там он был около трех часов, «описывать боюсь, чтобы опять не увлечься личными отношениями». Действительно, в книге Аремзянке вместе с фотографиями, сделанными самим Менделеевым (ил. 259, 260), уделено всего две страницы. Качество фотографий, к сожалению, настолько низкое, что по отношению к умению Дмитрия Ивановича не только делать снимки, но и наводить объектив на резкость, можно сказать только одно: фотоаппарат «Кодак» ему освоить не удалось. Однако снимки, выбор их сюжетов принадлежат учёному, и я без сомнений поместил «раритеты» в книге.
Все подробности пребывания ученого в селе известны благодаря одному из вездесущих корреспондентов Томской газеты «Сибирский вестник». В воспоминаниях Д.И. Менделеева, как помнится, о нём, корреспонденте, не было сказано ни слова. Надо полагать, служитель пера пробрался туда скрытно, «по-журналистски», не афишируя своего присутствия. Безымянный автор статьи, опубликованной в номерах за 4 и 10 августа 1899 года, настолько обстоятельно и живо описал встречу Д.И. Менделеева с земляками, что отдельные и малоизвестные выдержки из статьи заслуживают пересказа [1].


«Село Аремзянское и церковь расположены на горе. Подъезжая к селу из Тобольска, нужно спуститься с противоположной горы и проехать долиной около полверсты. При спуске с горы мы увидели церковь, окруженную толпой крестьян, а когда проезжали через мост, то услышали колокольный звон. Жители Аремзянки знали о приезде и готовили почётному гостю тёплую и торжественную встречу. Никто не вышел на работу, все толпились на улице в праздничных нарядах. Старики поучали:
— Как только подъедет, снимайте шапки и низко кланяйтесь!
При входе в церковь старейшие крестьяне, сверстники Дмитрия Ивановича, поднесли ему хлеб-соль. Встреча эта сильно растрогала Дмитрия Ивановича <…> Началась торжественная служба. Народу было много, но перед Дмитрием Ивановичем люди почтительно расступились, пропуская его вперёд. Менделеев не воспользовался любезностью и скромно встал у ближайшей колонны с левой стороны. По окончании службы Дмитрий Иванович снял своим фотографическим аппаратом внутренности церкви, а фотографом-любителем господином Уссаковским был снят выход Дмитрия Ивановича из церкви.
Полчаса Дмитрий Иванович побеседовал с крестьянами, посмотрел на место, где стоял родительский дом, от которого осталась только одна яма…
— Узнаёте ли вы Дмитрия Ивановича? — спрашивал Сыромятников стариков.
— Где же бы его узнать, ведь столько лет прошло, а вот с портретом-то схож. Мы в календаре его видели.
Года два назад в календаре был помещён в миниатюре портрет Дмитрия Ивановича.
— А церковь совсем не изменилась, какой её помню, такой она и осталась. Что ж, вы её поправляете? — интересуется Дмитрий Иванович.
— Как же, как же, поправляем. Нынче взялся порядчик окрасить её за 450 рублей. Вот горе, старосты-то сейчас нет… И зачем нелёгкая понесла его в пес? — сокрушались крестьяне.
А дело в том, что у старосты хранилась книга с записями о пожертвованиях, а без неё как-то неловко просить гостя о помощи… Д.И. Менделееву представили товарища его детства Николая Петровича Мальцева семидесяти лет.
— Вы, Дмитрий Иванович, с сестрой вашей очень любили кулагу, а я с бабушкой своей всё в дом ваш и носил кулагу, и меня оставляли играть с вами, — молвил старик.
— Да, да, помню, любил, очень любил кулагу! А скажите, пожалуйста, не помнит ли кто старого суворовского солдата Евграфа, он мне все рассказывал о сражениях. Как я любил его тогда слушать! — оживился Дмитрий Иванович.
Михаил Евграфович Урубков, сын этого солдата, тотчас же был представлен…
Дмитрий Иванович продолжал:
— Я давно к вам собирался вместе с братом Павлом. Он служит управляющим контрольной палатой в Тамбове, а в Петербург каждое лето ко мне приезжает, но всё как-то не могли договориться.
— То одному, то другому некогда, — вставил слово Егор Голубков, — а мы об вас, Ваше превосходительство…
— Зовите меня христианским именем: Дмитрий Иванович!
— Ну хоть Дмитрий Иванович, Ваше превосходительство, а мы об вас, — продолжал Урубков, — справлялись… и письмо писали, да нам сказали в ту пору, что вы в шару улетели…
— Летал, братцы, летал и назад, слава Богу, вернулся, как видите, — отвечал под общий смех Менделеев.
Гость вспомнил ключик и ручеёк под горой у ёлки, где он со старшей сестрой собирал княженику. Её было так много, что дети лежали на лугу, усыпанном ягодами, и брали их прямо губами.
Дмитрию Ивановичу был предложен завтрак, приготовленный в здании школы, но от предложений покушать он отказался. [Замечу от себя, что в Аремзянке в 2004 году в той же старой сельской школе учителя тоже предложили нам завтрак].
— Вот покурить прошу разрешения, а потом стаканчик чайку с большим удовольствием выпью.
Курил Дмитрий Иванович много и часто, скручивая папиросы сам, и без мундштука. После чаю, за исключением маленького кусочка разварной нельмы, ломтика сыра, местного с заимки Сыромятникова приготовления, да нескольких ягод земляники со сливками, гость ничего не ел. Дмитрий Иванович вообще ест очень мало, объясняя это постоянными сидячими занятиями, при которых только такая умеренность поддерживает его в преклонные годы. Решительно отказался от спиртного, но ради общего приятного настроения он имел перед собой стаканчик «Шабли», которым чокался со всеми присутствующими.
— А ведь, почитай, Ваше превосходительство, в другой раз ужо ты к нам не приедешь?
— Я Дмитрий Иванович и люблю, чтобы меня так называли.
— Ну, коли милости твоей так угодно, Ваше превосходительство, Дмитрием Ивановичем будем тебя величать…
Далее разговор с крестьянами коснулся отвода казенных и частных земель и о письменной просьбе аремзянцев Д.И. Менделееву в 1887 году о содействии в увеличении земельного надела.
— Ну вот что, братцы, я вам скажу: хотя и у царя бываю, и сейчас по его повелению командирован на Урал, но за это дело не берусь, вряд ли тут что можно поделать. Плохо я законы-то знаю, это не по моей части, — ответил Менделеев.
В этот момент священник принес составленный в конце XVIII века документ о записях рожденных и умерших аремзянцев. Дмитрий Иванович переписал в записную книжку некоторые сведения для будущей книги и отчёта. Оживление вызвало сообщение Менделеева, что в скором времени Тобольск должен ожидать железной дороги.
На прощание фотограф снял Д.И. Менделеева со своими сверстниками. Расцеловавшись с крестьянами, он отправился со своими спутниками в обратный путь. На крутом спуске с горы очарованные лаской гостя крестьяне всей гурьбой поддерживали лошадей и экипаж. Дмитрий Иванович сделал еще несколько фотоснимков церкви на горе и села. Долго вспоминали жители Аремзянки простоту и ласковость обращения знатного гостя с простыми людьми.
— Вот поди ж ты, какой важный человек, генерал, каких в Тобольске нет, у царя бывает, а говорит с тобой, ровно со своим братом. А я вот раз к заседателю пришел по делу. И не велика птица, куда против Менделеева, может, и чину никакого нет, а наругал меня и в шею выгнал».
Любопытное заключение делает корреспондент газеты: «мы, случайные очевидцы этого посещения, имеем смелость сказать, что хотя и много на своем веку видал наш великий ученый встреч и проводов, путешествуя по белу свету, но эта задушевная встреча с простыми людьми на родине нескоро изгладится из его памяти».
Уровень пренебрежения Д.И. Менделеева к высочайшим титулам и чинам, продемонстрированный им в Аремзянке в беседе с крестьянами, дополняет легенда, имеющая отношение к временам преподавательской деятельности учёного в университете. Дмитрий Иванович принимал экзамен по курсу общей химии. Один из студентов, не надеясь на знания, но надеясь произвести впечатление на экзаменатора, представился как «Князь К…». Профессор встрепенулся: «Голубчик! На букву «К» я принимаю только послезавтра!».
Упомянутый ранее писатель и краевед В.Г. Утков в своей книге о замечательных людях Тобольска [3], включая Д.И. Менделеева, рассказывает о встрече в 1959 году в Верхней Аремзянке с престарелым Тимофеем Михайловичем Викариным — свидетелем посещения деревни Д.И. Менделеевым. Он родился в 1860 году. Утков со слов Викарина описывает встречу в следующих словах.
«Узнав, что я хочу услышать от него рассказ о Дмитрии Ивановиче Менделееве, Викарин махнул рукой и сказал:
— Давно это, парень, было, поди и забыл все…
Я не стал настаивать, согласился, что действительно все это было давно, и спросил о старой дороге на Аремзянку: как она шла? Старик оживился.
— Дорога-то? — переспросил он. — А от Коноваловского лога на Буткеевщину шла, а оттель еланью по болоту версты три поди…
— Дмитрий Иванович по этой дороге ехал или по новой? — спросил я.
— Куда там по новой! И в помине тогда новой-то не было. Старой ехал. На конях сыромятниковских. Хороши кони были! Как только увидели с колокольни, что тройка бежит, так трезвон подняли, чисто губернатора встречали… А Дмитрий-то Иванович как приехал, так сразу со стариками повстречался, со сверстниками своими, с которыми в детстве в бабки играл, и с Михаилом Евграфовичем Урюпиным, Николаем Александровичем Мальцевым, Павлом Николаевичем Жуковым и с Егором Александровичем Урупковым. <…> Как он отвечал им: не токмо воздушные шары летать будут, а машины в воздух подымутся… Старики еще смеялись: как, говорили, телегу-то по воздуху повезешь?!».


Известна эффектная фотография И.К. Уссаковского, показывающая выход группы людей и Д.И. Менделеева из церкви (ил. 261). Аремзянские старожилы много лет бережно хранили другую групповую фотографию-раритет, сделанную тем же фотографом с участием Д.И. Менделеева и крестьян-одногодков (ил. 262). Фотограф подарил снимок не только Дмитрию Ивановичу, но и жителям деревни. Впервые снимок, по сведениям «Сибирского листка» № 81 от 14 октября 1899 года, был опубликован в иллюстрированном еженедельнике «Сын Отечества» № 40 за 1899 г. [2]. Д.И. Менделеев, вслед за газетой, повторил фотографию в своей книге о поездке по Уралу. Когда после окончания войны с Германией в 1945 году Тобольский краеведческий музей стал расширять экспозицию о великом земляке, старую, почерневшую от времени фотографию большого формата аремзянцы принесли в музей, где она хранится до сих пор. Тогда же, кстати, в первый послевоенный год дочь Д.И. Менделеева подарила Тобольску портрет своего знаменитого отца с автографом: «Тобольскому краеведческому музею портрет Дмитрия Ивановича Менделеева, бывшего ученика Тобольской гимназии, от дочери Ольги Дмитриевны Трироговой-Менделеевой. 26 декабря 1946 года, Москва».


Существует значительно менее известный вариант аремзянской групповой фотографии на ступеньках Аремзянской церкви также с участием Д.И. Менделеева (ил. 263). На ней присутствуют землевладелец А.А. Сыромятников, учитель Я.А. Сорокин, управляющий имением А.И. Зубарев, ветеринарный врач В.Т. Войтихов и священник М. Ушаков. В советское время фотографию публиковали не очень охотно, надо полагать, из-за «буржуазного» состава присутствующих.
Деревянная церковь в Аремзянке, спроектированная в 1841 году и построенная в 1842–1844 годах на глазах юного Д.И. Менделеева, имеет давнюю историю. Её архитектура, с крайне необычным и оригинальным решением, принадлежит известному в Тобольске и Тюмени губернскому архитектору А. Суворову (около 1790 — после 1852 г.). Тому самому, кто в Тюмени проектировал и строил в 1835–1838 годах Гостиный двор, а в Тобольске в 1838 году распланировал место для строительства тюрьмы. Суворову принадлежит также проект деревянной церкви в селе Могилёвском Мокроусовского района Курганской области. Аремзянка и раньше имела церковь, также исполненную в дереве, но она сгорела в 1839 году вместе с основанием и колокольней. Пожар бушевал настолько, что на колокольне растопились все колокола. После пожара крестьяне собрали 18 пудов расплавленной меди. Расходы на строительство деревянной церкви и её оснащение частично сложились из пожертвований крестьян Аремзянки и окрестных сёл. Но главные взносы принадлежали М.Д. Менделеевой и её брату Д. Корнильеву, проживавшему в Москве. В. Корнильев за свой счёт устроил в церкви трёхпрестольный иконостас с иконами, резьбою и позолотою, а М. Менделеева приобрела в Тюмени четыре колокола, отлитые в городе в 1838 году.
Ничего не осталось в Аремзянке от жилого дома Менделеевых, разобранного из-за ветхости еще до приезда Дмитрия Ивановича, и фабрики, сгоревшей при жизни матери ученого. Еще до войны с Германией в конце 1930-х годов в местной периодической печати Тобольска вскоре после юбилейных дат 1934 и 1937 годов появились статьи о Д.И. Менделееве и Аремзянке с воспоминаниями тех, кто видел или сохранил в памяти аремзянские события 1899 года. В частности, в 1937 году «Тобольская правда» опубликовала заметку А. Мальцева, родственника того Мальцева, с которым беседовал Дмитрий Иванович. В предвоенные годы аремзянский сельсовет намеревался увековечить память о Д.И. Менделееве установкой мемориальной доски на месте дома, в котором прошло детство ученого. Было даже принято решение ходатайствовать о переименовании села Верхние Аремзяны в село Менделеевское. Всему этому помешала война. Впрочем, на фоне современной моды переименовывать всё и всюду несостоявшееся решение и сохранение старинного имени села стоит только приветствовать. А жилой массив Менделеево возле Тобольска все же появился. Им стал в 1960-х годах поселок железнодорожников возле новейшего тобольского вокзала. Там же соорудили памятную стелу с профилем Д.И. Менделеева. Художественная ценность этого памятного сооружения невелика. Стела сохранилась к нашему времени, но полузаброшена и малоухожена.

До сих пор в Аремзянке на косогоре и крутых его склонах можно видеть просторную площадку, настолько плотно усеянную оплавленным стеклом, что на отравленной почве отсутствует травяной покров. Здесь стояла плавильная печь фабрики — гута. На косогоре и на крутых его склонах ребятишки до сих пор находят многочисленные осколки из зеленого стекла — бракованной продукции фабрики — и оплавленного шлака. Там же на селе на месте, где когда-то стояла церковь, долгое время размещался деревенский клуб. Его бревенчатая основа, возможно, оставалась еще с прошлого века. Изменилась старая дорога, связывающая город и село: за Коноваловым оврагом появилась новая асфальтированная, более длинная, но не столь крутая, как прежде. Не без оснований, видимо, назвали наши предки овраг, который «валил коней» в распутицу или гололедицу.
По итогам посещения мною Аремзянки в 1984 году я в своих публикациях, относящихся к этому периоду времени, высказывал надежду, что когда-нибудь Верхние Аремзяны удастся преобразовать в мемориальный комплекс: село — мемориальное место, заслуживает такого внимания [4, 5]. Я писал: «В состав комплекса могли бы войти музейная экспозиция филиала городского краеведческого музея с образцами стеклянных изделий первого в Сибири стекольного завода знаменитой семьи Корнильевых, реставрированная деревянная церковь, дом Менделеевых, элементы фабрики и мост через речку Аремзянку. Были бы уместными стоянка для автомашин и небольшая гостиница для туристов. При посещении Аремзянки Д.И. Менделеев вспоминал о громадном кедре, стоящем на середине горы рядом с церковью. Вокруг кедра уютно располагались скамейки. Воспоминания о кедре сохранились настолько ярко, что Дмитрий Иванович приобрёл открытку с фотографией кедра, исполненной М. Уссаковской, и поместил снимок в своей книге. Кедр спилили еще до посещения Аремзянки Д.И. Менделеевым. Неплохо было бы восстановить и эту деталь — памятной посадкой редкого дерева. Комплекс, несомненно, сыграл бы немалую роль в воспитании патриотических чувств молодых сибиряков, особенно приезжих — их немало сейчас на Тобольском химическом комбинате. Найдутся и необходимые средства, учитывая близость комбината к городу и Аремзянке. В дни празднования в Тобольске 150-летия со дня рождения Д.И. Менделеева 8 февраля 1984 года говорилось о необходимости строительства асфальтированной дороги в село, об установке мемориальной доски Д.И. Менделееву, но пока ничего не делается. Подобно подмосковному Боблово под Клином, до сих пор заброшенному, несмотря на неоднократные призывы авторитетной общественности к его реставрации и организации там мемориального комплекса, Верхняя Аремзянка влачит столь же жалкое существование в укор нам, неблагодарным потомкам».
С тех пор прошла треть века. Что же изменилось в Верхней Аремзянке за это время? Как показало моё очередное посещение села летом 2004 года, за минувшие с 1984 года два десятилетия, благодаря соседству с Тобольским нефтехимкомбинатом, давшим работу селянам, Верхняя Аремзянка приятно преобразилась: проложили новую, в обход Коноваловского спуска асфальтированную дорогу, покрыли асфальтом улицы. Почти в каждом дворе видел собственные «Жигули». С наслаждением осмотрел живописные окрестности села в обрамлении стройных елей, а под горой — старую дорогу (ил. 29). По ней в 1899 году Д.И. Менделеев приезжал в Верхнюю Аремзянку, и все жители села с колокольным звоном встречали высокого гостя. По сохранившейся легенде, Дмитрий Иванович при въезде в село сошёл с брички, опустился на колени и поцеловал родную землю.

Тогда же в 2004 году произошло знаменательное событие, связанное с историей села Верхние Аремзяны и его стекольного завода. По инициативе и при материальной поддержке губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа, выпускника Тюменского индустриального института Ю.В. Неёлова в селе в самые кратчайшие сроки (за четыре месяца!) были воздвигнуты памятник Д.И. Менделееву и мемориально-музейный комплекс его имени. Событие, о котором мечтало не одно поколение сибиряков — почитателей таланта Менделеева, свершилось самым приятным образом. Так случилось, что во время пребывания в Тюмени Неёлов смотрел программу «Губернаторский час» на канале «Регион-Тюмень» и услышал, что к губернатору Тюменской области Сергею Собянину обратились жители села Верхние Аремзяны с просьбой установить памятник на месте летней усадьбы великого химика. Юрий Неёлов специально съездил в село. Как потом он рассказывал на совещании о перспективах интеграции Тюменской области и Ямала, его поразило, как бедно живут жители Тобольского района. Скромный сельский музей теснился в одном из тупиков коридора местной деревянной школы. Её возраст — 160 лет! С одной стороны, не каждая школа может гордиться таким возрастом, да и самому селу к тому времени исполнилось 255 лет. С другой — древность здания создавала ощущение «обиды за державу». Неёлов решил помочь селянам в создании мемориально-музейного комплекса. В его состав предполагалось включить музей Д.И. Менделеева, современное кирпичное здание школы и часовню. Администрация ЯНАО выделила Тобольскому музею-заповеднику около 2 миллионов рублей на заказ и создание памятника. Средства на благоустройство территории вокруг него нашло руководство Тюменской области.
Центральной частью комплекса (ил. 264) с памятным гранитным валуном стал памятник Д.И. Менделееву работы тюменского скульптора, заслуженного художника РФ Н.В. Распопова (ил. 265). Открытие первой очереди комплекса и памятника состоялось 7 августа в субботний тёплый и солнечный день [6]. На торжествах присутствовали губернаторы Тюменской области С.С. Собянин и Ямало-Ненецкого национального округа Ю.В. Неёлов. Гостей и жителей села приветствовали главы города Тобольска и Тобольского района Е. Воробьев и А. Решетников, а также Е. Акулич, директор Тобольского музея-заповедника, и А. Бухарова — председатель совета ветеранов села Верхние Аремзяны. На малую родину известного химика пригласили представительную делегацию учёных двух тюменских университетов, включая и автора этих строк (ил. 266).

Надо ли говорить, что чуть ли не все жители села собрались на торжественное событие. Памятник Д.И. Менделееву установили рядом с крутыми склонами долины речки Аремзянки по соседству с сохранившимся фундаментом бывшей церкви, увы! — заросшим бурьяном, и неподалёку от того места, где стояли фабрика по производству стеклянной продукции и господский дом, давно сгоревшие. За памятником внизу за обрывом можно было видеть спуск старой дороги, по которой местные жители, провожая Д.И. Менделеева — дорогого гостя, несли его экипаж чуть ли не на руках, чтобы лошади не понеслись вразнос.
С августа 2004 года минуло ещё свыше одного десятилетия. Многое, и к лучшему, по сравнению с событиями, связанными с установкой в тот год памятника Д.И. Менделееву, преобразилось в мемориальном селе. По состоянию на январь 2015 года Верхняя Аремзянка обзавелась новым современным зданием школы, при ней комнатой-музеем как филиалом музея народного просвещения в Тобольске и образцами старинных стеклянных изделий. Развивается туризм. Экскурсии проводятся директором школы Ольгой Бухаровой и учащимися. Школе возвращено имя Д.И. Менделеева. На стене краснокирпичного здания установлена памятная доска, точно такая же, что и на здании новой гимназии. В самом здании помещен портрет Д.И. Менделеева. В центре села воздвигнута церковь.

* * *
В завершение этого раздела считаю необходимым вернуться к недавнему абзацу, в котором прозвучали досадные слова о запущенности менделеевского Боблово (смотреть выше «…Подобно подмосковному Боблово под Клином, до сих пор заброшенному…»). С 1984 года в Боблово, как и в Аремзянке, произошли заметные изменения к лучшему. Организован Государственный мемориальный музей-заповедник Д.И. Менделеева и А.А. Блока, объединивший Боблово и Шахматово. Восстановлен дом Смирновых, в котором размещается музей усадьбы Д.И. Менделеева. Директором музея назначен праправнук Д.И. Менделеева старший научный сотрудник Н.А. Смирнов (год рождения 1955). В заповеднике в мае 2014 года прошли Первые Бекетовско-Менделеевские чтения, приуроченные к 180-летию Д.И. Менделеева [7]. С
Николаем Александровичем Смирновым мы недавно отметили заочное знакомство через интернет. Мой далёкий корреспондент прислал фотографии дома Смирновых в окружении вязов, виды окрестностей Боблово, снимок ухоженных тропинок, покрытых асфальтом, и свой портрет. Мы обменялись публикациями. Содержание моего шестого тома «Окрика памяти» его заинтересовало. В нём кроме пространных сведений по Д.И. Менделееву восхитило описание феноменов природы реки Ирбит и музея Ирбитской школы № 1 (приложение 7). Как оказалось, Н.А. Смирнов имеет непосредственную принадлежность к нашему краю. Его детство на родине отца прошло в соседнем с Тюменью Ирбите (1957–1967 г.), где учился в школе № 17. Отец Николая, А.О. Смирнов, выпускник Ирбитской школы № 1, в 1960-х годах после окончания лесотехнического института в Свердловске возглавлял в Ирбите лесхоз, а дядя Тресков работал главным инженером Ирбитского мотоциклетного завода. Прадед и дед Василий Николаевич Зубов вошел в историю Ирбита как основатель городского парка. Ещё один колоритный родственник Д.И. Менделеева внучатый племянник Александр Александрович Смирнов в дореволюционные годы стал первым учителем словесности в Ирбитской гимназии, теперь — школа № 1.
Его портрет установлен в школьном музее. Николай Александрович прислал мне семейную фотографию Смирновых, сделанную в 1911 году на террасе дома Смирновых в Боблово. На снимке присутствуют А.А. Смирнов и его двоюродный брат академик-археолог из Эрмитажа Я.И. Смирнов. А.А. Смирнов похоронен на Среднем Урале в посёлке Алтынай (до 1943 года — Ирбитские Вершины). Это истоки реки Ирбит в Сухоложском районе Свердловской области.
Вместе с отцом в середине 1960-х годов Н. Смирнов ездил на мотоцикле в Тюмень, где они приобрели пианино «Тюмень», изготовленное на местной, только что созданной фабрике струнных музыкальных инструментов. В музее индустриального университета демонстрируется одно из самых первых пианино тех лет производства. До самого последнего времени я и не предполагал, что экспонат, пусть и отдалённо, имеет отношение к Менделеевиане, служит напоминанием о ней. Семейное пианино осталось на родине Н.А. Смирнова в Хабаровске, откуда в 2001 году он переехал в Боблово.
Кто бы мог подумать, как близко к Тюмени пустили родственные корни потомки Д.И. Менделеева и какое множество фактов связывает родину Д.И. Менделеева с Боблово, Ирбитом, с городами России и Зауралья!
Много ранее, при описании посещения Д.И. Менделеевым Кизела и Кушвы, мне довелось упомянуть содержание некоторых страничек записной книжки учёного, заполненной уральскими заметками. Они интересны тем, что большинство заметок в окончательный вариант отчёта Менделеева о поездке не вошли. Благодаря любезности хранителей фондов Музея-архива Д.И. Менделеева при Санкт-Петербургском госуниверситете мне довелось познакомиться с некоторыми уральскими записями учёного. Сами книжки карманного формата в мягком переплёте имеют размер 10 на 15 сантиметров. Почерк Менделеева крайне неразборчив, поэтому многие записи расшифрованы работниками музея. Исполнители мне неизвестны, как, впрочем, и вероятность публикации расшифровок.
В Тюмени, например, Д.И. Менделеев делает запись о крупнейшем заводе англичанина Гуллета (у Менделеева — Гурлета), на котором работают 670 человек, в цехах делаются пароходы и всё для них необходимое. На пристанях заняты погрузкой до 2600 человек, в основном из ссыльных. Зимой, когда работы нет, процветает преступность. По Туре — масса пароходов («Курбатов» и другие»). В записях упоминается Каратунская волость и дача с названием «Фабрика» в окрестностях Верхней Тавды. Посёлок Фабрика на речке Каратунка с давних лет знаменит суконным заводом братьев Андреевых, он сохранился до нашего времени (Копылов В.Е. Фабричный и Фабричное — заводские посёлки с одинаковыми именами // Окрик памяти. Т. 5. С. 113–123).
Применительно к интересным записям в Тобольске можно указать на множество имён, в книгу-отчёт не вошедших. Здесь вице-губернатор Н.В. Протасьев, Багреев — тобольский управляющий государственной гимназией, Смолев — инспектор гимназии, Садовский — владелец городской гостиницы, в которой, надо полагать, первоначально намеревался остановиться наш путешественник, Гаврило Маркович Дьяков — «доктор старого времени», и многие другие имена. Интересно замечание Д.И. Менделеева о том, что в Тобольске старинные тяжёлые пушки применяются для необычной службы: их укладывают на мостки через ручей, чтобы под тяжестью металла вешняя вода мостки не приподнимала. Не менее любопытна заметка о затонувшем возле Демьянского на Иртыше пароходе с железными изделиями Воткинского завода. Весь груз ушёл на дно. И наконец (с раздражением): «надо не тундру пропагандировать, а вести разумным образом вырубку лесов».
Аремзянские записи пополнились именами сверстников — Третьяковым и П.Н. Жуковым из деревни Белово. Вообще, тема записных книжек Д.И. Менделеева — это малоизученный источник интересных дополнений к биографии учёного.
Литература. 1. Сибирский вестник. Томск. — 1899. - № 167, 171. 2. Сын Отечества. — 1899. — № 265. — 3 окт. (Воскрес. приложение № 40).3.Утков В.Г. По уральским следам Д.И. Менделеева // Предвестники. Связь времён. М., 1982. С. 135–158. 4. Копылов В.Е. Д.И. Менделеев и Зауралье. Тюмень, 1986, С. 70–75. 5. Копылов В.Е. В Аремзянке // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. I. Тюмень, 2000. С. 83–87. 6. Заповедная земля Менделеева // Тюм. правда сегодня. — 2005. — 24 июня. 7. Первые Бекетовско-Менделеевские чтения. Шахматово, 28 мая 2014. М., 2015. 116 с.

Снова в Тобольске




Из Верхней Аремзянки Д.И. Менделеев, преодолев размокшую дорогу и тряску, возвратился под дождем в Тобольск к позднему вечеру. На другой день, это было 4 июля, утренние часы были отведены губернскому музею Тобольского Севера (ил. 267), «прекрасно устроенному и содержащему чрезвычайно поучительное собрание местных, до севера включительно, вещей и предметов торга, промышленности <…> остатков изделий стеклянного завода <…> и картограмм губернии». Гостя ждали попечитель музея Л.М. Князев и Н.Л. Скалозубов. Не здесь ли при знакомстве с картами губернии у Дмитрия Ивановича впервые возникла мысль о задаче по вычислению географического центра России? Интуитивно он уже в музее почувствовал возможное нахождение центральной географической точки в пределах Тобольской губернии. А.А. Сыромятников рассказывал, что во время своего визита к Д.И. Менделееву в доме Корниловой он застал его вместе со Н.Л. Скалозубовым и А.Я. Гордягиным за тщательным изучением губернских карт и топографических планов. Решив задачу позже, в 1906 году, Д.И. Менделеев убедился в своей правоте: центр располагается в верховьях реки Таз, а это современная территория Тюменской области.
В музее Д.И. Менделеева привлекла внимание коллекция шлифованных срезов деревьев из притобольских и северных лесов (ил. 268). Учёный тут же занялся подсчётом годовых колец, измерением их толщины в зависимости от того, с какой широты местности взяты спилы. Собирая материал о лесах Урала и Зауралья, Д.И. Менделеев поначалу хотел ограничить свои исследования сбором необходимых статистических сведений чисто экономического характера. Наблюдения спилов деревьев натолкнули мысль ученого не только на использование существующей методики оценки прироста древесины, но и на ее творческое развитие. В своей книге он, как итог долгих размышлений, приводит собственную методику подсчета объемов деревьев с использованием дифференциального исчисления (дерево — параболоид вращения около вертикальной оси, а «сбег», как уменьшение диаметра дерева с высотой, есть производная этих величин). Не случайно после Тобольска Д.И. Менделеев, овладев методикой подсчета годового прироста, конкретно и на равных беседовал с лесничими Тюмени, Билимбая, Верхнего Уфалея и Златоуста. Всюду он просил контрольные срезы деревьев и обмеры стволов.
В своей книге о поездке по Уралу Д.И. Менделеев широко использовал материалы местных ученых, их фотографии, таблицы фактических обмеров леса и т. п. Например, опубликована фотография А.А. Дунина-Горкавича «Пересчет деревьев на северной Сосьве в Тобольской губернии» (ил. 251). Не забыл он поместить в книге и фотографии просеки в Тарском урмане на полпути от Тобольска до Омска. Сделано это было, надо полагать, не случайно: в памяти сохранились детские впечатления о поездке в Омск по лесным дорогам вдоль побережья Иртыша. В свой отчёт об уральской поездке Д.И. Менделеев включил таблицы тобольского лесного ревизора А.В. Арефьева и его письмо, некоторые сообщения отдельных лиц, например, о находках кусков каменного угля на побережье Ледовитого океана в границах Тобольской губернии, и другое. Статистика пополняла его записную книжку, накапливая цифры возможных объёмов лесного топлива, пригодного для промышленности Урала.

Тогда же состоялась ещё одна необычайно важная встреча Д.И. Менделеева с действительным статским советником Омской судебной палаты Николаем Карловичем Безе. На этой встрече, во многом повлиявшей на маршруты некоторых участников экспедиции, Безе сообщает учёному сведения об Экибастузских каменноугольных копях павлодарского купца и горнопромышленника А.И. Дерова. Об этой встрече Д.И. Менделеев пишет: «Возвратившись из музея, виделся с председателем Омской судебной палаты господином Безе, только что приехавшим в Тобольск к открытию заседания Окружного суда… И эта случайная встреча дала мне много интересного для прямой цели поездки (в Экибастуз), потому что господин Безе сообщил известные ему полные данные о Экибастузских каменноугольных копях господина Дерова, лежащих в нескольких верстах на запад от Павлодара, отстоящего (по Иртышу) от Омска примерно на 250 верст. Там же, кроме 50-саженного пласта угля, нашлись золото и серебро, руды железа и меди, а также соль». После этой встречи Д.И. Менделеев, в дополнение к имеющимся планам осмотра заводов и рудников, направил со специальным заданием в Экибастуз К.Н. Егорова для осмотра на месте залежей каменных углей и определения их пригодности для металлургических заводов Урала.


О внезапно возникшей необходимости поездки К.Н. Егорова в Экибастуз Д.И. Менделеев пишет в следующих словах. «Об этом новом богатстве России много говорилось в конце 1898 и в начале текущего года повсюду, где интересуются подобными делами, но нигде мне ничего положительного не удавалось узнать. А потому я счел необходимым послать туда К.Н. Егорова, так как там уже строят свою (частную) подъездную железную дорогу в расчете доставлять уголь и кокс на Урал, и надо было, обсуждая будущее Урала, принять во внимание возможность участия нового топлива в развитии его железной промышленности».
При поездке К.Н. Егорова в Экибастуз его сопровождал секретарь уполномоченных от съезда горнопромышленников Урала В.В. Мамонтов. «…Главная цель экибастузской поездки, — писал К.Н. Егоров, — сводилась к ответу на вопрос, может ли Экибастуз дать достаточное количество кокса или коксующегося каменного угля по цене, близкой к существующей на Урале стоимости угля древесного?».
Используя добытые материалы, Д.И. Менделеев, ценя труд предшественников и как честный естествоиспытатель, не забывал упомянуть вклад каждого, чьи сведения встречались в тексте. Это статьи А.А. Дунина-Горкавича в «Ежегоднике» Тобольского музея (выпуск VII, 1897 г.). Текущие выпуски «Ежегодника» уже в Санкт-Петербурге доставили Д.И. Менделееву Н.Л. Скалозубов и А.А. Сыромятников. В свою очередь, в порядке взаимности и ко всеобщему удовольствию учёный дарил гостям свои «Основы химии».
Здесь я счёл необходимым поместить небольшое авторское отступление от основного текста. Я, как, возможно, и читатель, обратил внимание на любимое Д.И. Менделеевым словечко «основа»: «Основы химии», «Основы промышленности», «Всемирные основы знаний века». Последнее название поначалу относилось к серии изданий, позже опубликованной Д.И. Менделеевым под рубрикой «Энциклопедия промышленных знаний». Как можно предположить, эта привязанность к одному и тому же слову идёт у Менделеева от детских впечатлений, когда в Тобольск в конце 1830-х годов пришёл по Тоболу и Иртышу первенец парового судостроения в Сибири пароход «Основа», поражавший воображение всех, кто его видел.

В понедельник 5 июля Д.И. Менделеев продолжал знакомство с примечательностями Тобольска. Вместе с тюремным инспектором он навестил знаменитую каторжную тюрьму, расположенную вблизи собора (ил. 269). Описанию тюремных нравов в книге отдано более 10 страниц, включая 17 фотографий, а это намного превышает освещение Д.И. Менделеевым любого другого тобольского эпизода. Я долго думал над тем, насколько необходимо было Дмитрию Ивановичу тратить время на столь второстепенную деталь тобольского визита, совершенно не предусмотренную командировочным заданием. Ответа не нашёл, поэтому мне остаётся только посоветовать читателю обратиться к соответствующим страницам книги и попытаться самому решить эту загадочную головоломку. Возможно, ключом к ответу станет одна из фраз Д.И. Менделеева по части содержания книги американского журналиста Джорджа Кеннана «Сибирь и ссылка». В 1885 году журналист побывал в тюменской и тобольской тюрьмах и отозвался о них крайне негативно, как и о дремучих социальных нравах Сибири и России в целом [см., например, 1]. Как говорится, не «обида ли за державу» заставила Дмитрия Ивановича занести в свою записную книжку, наряду с излишне идеализированными оценками тобольских тюремных нравов и порядков, нелицеприятную фразу о «всяких там Кеннанах»?
Из острога Д.И. Менделеев отправился на обед в местное Общественное собрание, расположенное в саду Ермака неподалёку за музеем на краю Чукмановского мыса. Когда-то я много времени потратил на то, чтобы установить место расположения здания. Знал, что оно не сохранилось: сгорело в 1925 году. Поиски в фондах Тобольского музея-заповедника позволили обнаружить топографический план Чукмановского мыса (ил. 270) с указанием расположения здания вместе с отдельно стоящей кухней собрания и фотографию самого здания (ил. 271). На одной из почтовых художественных открыток начала минувшего века с изображением здания музея вход в Общественное собрание хорошо виден на дальнем плане (обратитесь к ил. 268). Гостеприимные хозяева во главе с внимательным городским головой подготовили для гостя накануне его отъезда неожиданный сюрприз, огласив на обеде решение думы об избрании Д.И. Менделеева почетным гражданином города Тобольска.


К сожалению, оформление диплома почетного гражданина затянулось: окончательно его оформили в виде письма тобольского городского головы В. Жарникова только 26 февраля 1900 года. На своем фирменном бланке он обращается ко вновь избранному почетному гражданину города: «Ваше превосходительство милостливый государь Дмитрий Иванович! Государь император по всеподданнейшему докладу господина управляющего Министерства внутренних дел, всемилостивейше соизволил 16 декабря 1899 года на присвоение Вам звания почетного гражданина города Тобольска согласно ходатайству Тобольской городской думы в знак внимания городского общества к своему знаменитому учеными трудами уроженцу. Уведомляя Вас о таковом высочайшем соизволении, имею честь по поручению думы от ее и своего имени Вас, Ваше превосходительство, приветствовать. Прошу Вас принять уверение в совершеннейшем к Вам почтении. Влад. Жарников».
Одна из причин позднего вручения почетного диплома состояла в том, что по существующим бюрократическим канонам решение городской думы не было окончательным и подлежало утверждению в правительстве. «Высочайшее» согласие состоялось только 16 декабря 1899 года.
Любовь к родному Тобольску у Д.И. Менделеева была взаимной: город помнит о своем великом сыне, хранит и умножает всё памятное об учёном: его детстве, годах учения, о его последнем приезде на родину. Еще в 1889 году, за десять лет до своего приезда, Дмитрий Иванович получил приглашение на 100-летний юбилей родной Тобольской гимназии. По ряду причин поездка не состоялась, но благодарное телеграфное приветствие было отправлено в Тобольск. Текст послания гласил: «Многих веков процветания родной гимназии душевно желаю. Профессор Менделеев». В 1905 году Тобольская гимназия приветствовала Д.И. Менделеева по случаю 50-летия его научной и педагогической деятельности. В тридцатые годы минувшего столетия, особенно после юбилейных менделеевских торжеств 1934 года, когда центральная печать получила дозволение на объективную оценку деятельности Д.И. Менделеева, в местной тобольской печати одна за другой стали появляться статьи, посвященные его памяти. Среди них можно выделить статьи Л. Мальцева [2] и художника П.П. Чукомина [3], нарисовавшего в 1935 году портрет ученого. Картина до сих пор хранится в краеведческом музее. Портретная галерея Д.И. Менделеева в Тобольске пополнилась работой народного художника России, академика Российской академии художеств А.М. Шилова. После ввода нового здания химико-технологического факультета педагогической академии портрет учёного разместили в коридоре шестого этажа.
Во второй половине 1940-х годов в печати впервые прозвучал призыв о сооружении на родине ученого памятника. Начало второй половины XX века ознаменовалось установкой в 1952 году мемориальной доски на здании бывшей гимназии. На ней был изображен профиль Д.И. Менделеева, а ниже — лавровая ветвь и текст: «Здесь учился великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев, 1841–1849». Любопытна дальнейшая судьба доски. В 1961 году был обнаружен документ, собственноручно написанный Д.И. Менделеевым в 1905 году, с ответом ученого на приветствие Тобольской гимназии. Тронутый вниманием земляков, Д.И. Менделеев сообщал в ответном письме директору гимназии П.И. Панову: «Возвратившись из заграничной командировки, я получил Вашу сочувственную телеграмму по поводу 50 лет моей служебной деятельности. Тобольская гимназия, в которой я родился и воспитался, так близка моему сердцу, что я до глубины души был тронут приветом, полученным от родного мне учреждения, а потому прошу Вас принять мою глубочайшую благодарность и верить в готовность к услугам».
Как следовало из ответа, в здании гимназии Д.И. Менделеев не только учился, но и родился: здесь в трехкомнатном флигеле во дворе здания до 1837 года (Мите Менделееву было три года) жила семья его отца, в ту пору — директора гимназии. Тогда-то, в 1961 году, и появился проект замены установленной памятной доски с исправленным и дополненным текстом: «Здесь в семье директора гимназии И.П. Менделеева родился великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев. Учился в гимназии в 1841–1849 гг.».


Барельеф Д.И. Менделеева на доске, к сожалению, повторен не был. Наконец, уже в наше время мемориальную доску в третий раз решили заменить обновлённой (ил. 272). Её текст: «Здание Тобольской губернской гимназии, в котором родился и жил с 1834 по 1835 гг., учился с 1841 по 1849 гг. великий химик — гордость российской и мировой науки Д.И. Менделеев».
Рядом с мемориальной установлена охранная доска с пространным текстом. Он гласит: «Здание гимназии, где работал директором Менделеев Иван Павлович, у которого в 1839–1856 годах в разное время бывали декабристы Басаргин Н.В., Фонвизин М.А., Чижов Н.А. и обсуждали вопросы улучшения народного образования». К сожалению, и здесь не обошлось без досадных ошибок, поскольку И.П. Менделеев ушёл из жизни в 1841 году, а потому не мог принимать декабристов после этой даты…
Другая памятная доска много лет занимала почётное место у входа в бывший дом Ф. Корниловой, который приютил Д.И. Менделеева на несколько дней. Когда особняк Корниловой наметили к реставрации с намерением открыть здесь музей купеческого быта, то доска исчезла. Теперь её можно увидеть только на открытках минувших лет с видами Тобольска да на снимках в моём архиве. Находится ли доска на хранении или она утрачена — мне неизвестно. А жаль: Тобольск лишился ещё одного знака уважения к своему великому земляку.
Неофициальным, но, пожалуй, наиболее величественным памятником Д.И. Менделееву стала железная дорога от Тюмени к Тобольску, мост через Иртыш и красавец-вокзал рядом с поселком железнодорожников Менделеево. Начало движения поездов состоялось в 1967 году. Сбылась наконец мечта ученого: его родной город обрел железнодорожную связь с Россией. В том же 1967 году рядом с бывшим музеем появился первый масштабный памятник ученому работы скульптора из Ленинграда В.В. Лишева (ил. 273). Памятник утрачен.
К 100-летию со дня рождения периодического закона химических элементов в 1969 году имя Д.И. Менделеева присвоено Тобольскому государственному педагогическому институту. Это случилось 24 января в соответствии с решением СМ РСФСР. В институте с тех пор родилась традиция «Менделеевских чтений» — научных конференций самого широкого профиля с приглашением коллег из других педагогических вузов. Тобольский пединститут — одно из немногих высших учебных заведений страны, располагающих стипендией им. Д.И. Менделеева. Она впервые введена в 1970 году. Первым стипендиатом-«менделеевцем» стала 3. Ваулина, в будущем учитель математики в городе Сургуте.
Необычный подарок, на зависть коллекционерам, подготовили к юбилею тобольские резчики по кости — плакетку из мамонтовой кости, автор В.Л. Русаев. На лицевой стороне изображен барельеф ученого на фоне таблицы периодической системы, а на оборотной — Тобольский кремль и надпись: «В память столетия периодической системы Менделеева. 1969». Плакетка хранится в городском краеведческом музее-заповеднике.
В Тобольске, к сожалению, не сохранились места проживания семьи Менделеевых: исчезнувший флигель здания старой гимназии, утраченный пристрой Михайло-Архангельской церкви и ещё один жилой дом, сгоревший к приезду Д.И. Менделеева в Тобольск. По сообщению заслуженного деятеля культуры РСФСР В.Н. Мельникова (1924–1986), знатока истории Тобольска и многолетнего сотрудника Тобольского музея-заповедника, сгоревший дом находился недалеко от гимназии по бывшей улице Болотной (или Большой Болотной). В дальнейшем благодаря этому уточнению и предположению улица получила имя ученого. Ближе к концу она пересекается с переулком, названным Первым Менделеевским. Однако предположение В.Н. Мельникова разделяется далеко не всеми, в том числе и его коллегами по работе. И для этого имеются некоторые веские основания.

Так, томская газета «Сибирский вестник» (1899, 4 и 10 августа) в информации своего корреспондента о пребывании в Тобольске Д.И. Менделеева указывала совсем другую улицу — Тюменскую. Сам Дмитрий Иванович в своих воспоминаниях детства рассказывал, что частенько в переменах между занятиями в гимназии отлучался домой через задний двор ученического здания, а затем пересекал по плашке речку Курдюмку. Но от речки до начала улицы Болотной расстояние довольно приличное, особенно если учитывать причудливую планировку улиц в этой части города. Прямым указанием той же газеты на вероятное местонахождение дома Менделеевых является упомянутое сообщение на приобретение «менделеевского» пустыря «еврейским обществом для молельни».
В 1947 году, в 40-летие со дня смерти Д.И. Менделеева, краеведческий музей Тобольска подготовил экспозицию, посвященную великому земляку. С тех пор она постоянно пополняется и обновляется. В настоящее время выставка, после переезда в новое здание, расширилась, и экспозиция заняла целый зал. Он носит имя Дмитрия Ивановича Менделеева. В обновлённом зале, открытом в 1984 году, удалось собрать личные вещи ученого, прижизненные издания его книг, например, «О сопротивлении жидкостей и воздухоплавании», СПб, 1880; «Органическая химия», а также «Основы фабрично-заводской промышленности» с автографом автора, множество фотографий и различных документов. Среди них снимки людей, встречавших Д.И. Менделеева в 1899 году (В.В. Жарников, Н.Л. Скалозубов, А.Я. Гордягин и др.), копия документа о присвоении Д.И. Менделееву звания почетного гражданина Тобольска; метрическая выписка о рождении Д.И. Менделеева. Показаны изделия Аремзянского стекольного завода; учебный географический атлас, по которому учился в гимназии юный Менделеев; клеймо аремзянского завода с вензелем его основателя Алексея Корнильева и датой — 1779 год; «Ведомость» сведений за 1837 год о фабрике; новейшие материалы о праздновании в Тобольске 150-летия со дня рождения ученого; бюст Д.И. Менделеева — резьба по дереву работы скульптора Н.В. Распопова и многое другое.
Памятным событием стало 150-летия со дня рождения Д.И. Менделеева в Тобольске в морозные дни 7 и 8 февраля 1984 года. Юбилейные события отмечались во Дворце культуры «Комсомолец». В фойе дворца работала выставка, подготовленная педагогическим институтом. В зале и президиуме находились представители общественности, трудовых коллективов сибирских городов, ученые, студенты. С интересом был выслушан доклад «Жизнь и деятельность Д.И. Менделеева» ректора Тобольского педагогического института им. Д.И. Менделеева доцента Ю.М. Конева. В день рождения великого тоболяка 8 февраля ректор участвовал в таких же торжествах в Москве в Большом театре Союза ССР.
На другой день, солнечный и морозный, как по заказу, состоялось открытие памятника Д.И. Менделееву в новостройках города на перекрестке Комсомольского и Менделеевского проспектов. Накануне безымянная магистраль Ш-I решением Тобольского горисполкома была переименована в Менделеевский проспект. Это уже пятая в городе улица, носящая имя великого ученого (проспект, улица, три переулка). Не много ли? Отсутствием чувства меры можно испортить любое самое хорошее начинание. Митинг открыл председатель городского совета народных депутатов С.Е. Лебедкин. Право открытия памятника было предоставлено бригадиру-строителю, почетному гражданину Тобольска, Герою Социалистического Труда И.С. Мариненкову и студенту педагогического института им. Д.И. Менделеева, менделеевскому стипендиату В. Яркову. После традиционного освобождения монумента от покрывала взорам многочисленных участников митинга предстал величественный памятник знаменитому ученому, изображенному во весь рост с рукописью в правой руке (ил. 274). Авторами проекта стали победители специального конкурса скульптор В.Н. Никифоров и архитектор В.А. Нестеров. Выбор расположения памятника оказался весьма удачным и таким, что взору Д.И. Менделеева открывается панорама Тобольского нефтехимического комбината — стройки, о которой ученый-химик даже и не мог мечтать.
Участниками этого торжества довелось быть автору, ректору индустриального института и председателю совета ректоров вузов Тюменской области, а также профессорам ректорам других вузов: Н.В. Жвавому (Тюменский мединститут), И.Д. Комиссарову (Тюменский сельхозинститут) и Ю.М. Коневу (Тобольский пединститут). На митинге выступили старший научный сотрудник музея-заповедника В.Н. Мельников, председатель исполкома Верхне-Аремзянского сельского совета М.С. Шестакова и другие. Интересное выступление В.Н. Мельникова запомнилось эмоциональными и проникновенными интонациями, характерными для человека, речь которого звучит не по обязанности, а от всего сердца. Он в частности, сказал, что «если бы Тобольск был знаменит только одним рождением Менделеева, то и этого было бы достаточно для всемирной славы города и благодарной памяти человечества». Здесь же были оглашены приветственные телеграммы президента Академии наук СССР и министра нефтеперерабатывающей промышленности. Торжественная церемония завершилась возложением к подножью памятника гирлянд и цветов молодым поколением тобольских горожан.
Юбилейные события в Тобольске отражались в центральных и местных газетах: в «Тобольской правде», «Тюменском комсомольце» и в «Тюменской правде», в многотиражках предприятий, учреждений и вузов. В Тюменском индустриальном институте на химико-технологическом факультете и в музее Истории науки и техники Зауралья открылась выставка, посвященная 150-летию Д.И. Менделеева. В педагогическом институте Тобольска проходили «Менделеевские чтения» как традиционная научная конференция с участием студентов тюменского, елабужского, ишимского, томского, Шадринского и курганского пединститутов.
С юбилейного 1984 года выставка при краеведческом музее пополнилась новейшими материалами о праздновании в Тобольске 150-летия со дня рождения ученого. В настоящее время фундаментальное здание музея на территории кремля передано церкви. Все экспозиции перенесены в другое здание — дом наместника. К сожалению, выставочные материалы по Д.И. Менделееву после переезда выглядят более скромно, чем ранее, новых экспонатов мало. Некоторые материалы о Д.И. Менделееве в своё время находились в Тобольском музее речного пароходства и в эстетическом центре микрорайона Менделеево. Увы, эти экспозиции постигла судьба, характерная для большинства производственных хранилищ древностей и зависящая от прихоти меняющихся первых руководителей: выставки ликвидировали. Судьба экспонатов мне неизвестна.
Литература. 1. Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Т. 1. СПб.: Изд. С.Н. Салтыкова, 1906. 2. Мальцев Л. Воспоминания о знаменитом земляке // Тобол. правда. — 1937. - 2 февр. 3. Чукомин П.П. Моя картина // Тобол. правда. — 1937. — 3 февр.




Музей Тобольского Севера


В Тобольске несколько в стороне от кремля, на краю площади Ремезова, стоит здание бывшего губернского музея. Сейчас в нём размещается картинная галерея, а в советское время дом принадлежал пионерам. Всякий раз, когда в былые времена мне приходилось бывать в Тобольске и совершать пешеходные прогулки по Красной площади, я с интересом разглядывал необычное по архитектурным формам одноэтажное каменное хранилище древностей. Свидетели его возведения в конце XIX века говорили о музее так: «в Тобольске появилось хотя и не грандиозное, но красивое, более того — изящное здание». Мой интерес подогревал и стоящий рядом с 1967 года памятник Д.И. Менделееву, не случайно установленный рядом с музеем. Сейчас гипсовый памятник, из-за недолговечности исходного материала, утрачен при попытке переноса его в другое место. Великий учёный в бытность свою в родном городе в 1899 году посещал музей и вместе с местными знатоками истории и природы заинтересованно обсуждал здесь проблемы Зауралья. Только одно это событие заставляет считать здание музея монументом памяти великого учёного и земляка. А всякий памятник заслуживает того, чтобы было известно не только его место в истории, но и сама история создания. Вот почему мои память, ум и время многие годы занимал вопрос: когда родился музей, кто был автором проекта и кто строил здание?
Тобольский музей Севера, как его называли основатели, имел интересную предысторию. Начало сбора экспонатов для «хранилища древностей» относится к концу 1860-х годов и связано с именем зачинателя музея И.Н. Юшкова. Из-за отсутствия отдельного помещения экспонаты первоначально размещались в его квартире и в служебном кабинете при Тобольском статистическом комитете. Таким образом, рождение музея, как это имело место в судьбах большинства сибирских музеев, началось с частной коллекции. Достойно сожаления, но с этим обстоятельством потомки редко считаются. Признание инициативы Юшкова наступило далеко не сразу и только после его кончины. Итогом несвоевременного признания, как это нередко происходит, стала утрата из частной коллекции многих музейных ценностей. Так, в 1876 и 1882 году особо ценные экспонаты музея демонстрировались в Петербурге на международном съезде ориенталистов и на московской промышленно-художественной выставке. К сожалению, выставочные образцы обратно в Тобольск возвращены не были, и в разоренный музей почти прекратилось поступление новых материалов. С 1887 года он размещался при Тобольской ветеринарно-фельдшерской школе (ил. 275) по улице Петропавловской (Октябрьской). Школа неоднократно меняла место своего пребывания в городе, поэтому привязка её к упомянутой фотографии несколько условна. Некоторое время музей помещался во флигеле губернской гимназии, возможно, именно в том флигеле, где когда-то проживала семья Менделеевых.
Желание сохранить оставшееся, а затем приумножить экспозиции заставило общественность Тобольска проявить хлопоты по сооружению отдельного здания музея. К 300-летнему юбилею города Тобольска статистический комитет при поддержке губернатора В.А. Тройницкого [1, 2, 5, 11] организовал сбор пожертвований для строительства здания. Губернатор считал, что лучшим памятным событием накануне столь крупного юбилея может стать строительство здания музея, достойного губернского центра. После того как руководство губернии приняло решение о безотлагательном начале строительства, объявили конкурс на лучший проект и сбор добровольных пожертвований. В первой половине 1887 года в распоряжении Особой конкурсной комиссии оказались четыре проекта и сумма пожертвований в размере 3213 рублей. Заметим, что к моменту окончания строительства общие затраты достигли 13 тысяч. Сопоставление этих двух цифр нам ещё пригодится в дальнейшем.


Упомянутые четыре проекта были получены конкурсной комиссией в январе-феврале 1887 года от архитекторов-соискателей из Тобольска (два проекта), Тюмени и Кургана [17]. Первым на рассмотрение комиссии представил свой труд тобольский архитектор И.А. Гартунг. Его проект, датированный 12 января, представлял собой чертёж простейшего одноэтажного здания из дерева, единственной отличительной особенностью которого стал купол над крышей с флагштоком. Несколько позже, а именно, 9 февраля, обстоятельный проект здания музея прислали из Тюмени. Авторство принадлежало тюменскому городскому архитектору, академику Ю.О. Дютелю. Через 9 дней в том же феврале месяце своё видение здания музея представил на суд комиссии тобольский городской архитектор П.П. Аплечеев. Наконец, последним в распоряжении комиссии оказался проект «исправляющего», как говорили тогда, обязанности архитектора города Кургана техника Н.А. Юшкова. Того самого, который спустя несколько лет отличился проектом комплекса зданий Курганской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки 1895 года.
Все перечисленные проекты здания музея до сих пор хранятся в запасниках Тобольского музея-заповедника. Проектное решение И.А. Гартунга, не отвечающего требованиям строительства солидного и достойного губернского центра здания музея, было отвергнуто сразу же. Тоболяки воспользовались только чертежами скромного деревянного хранилища, предложенного Гартунгом и предназначенного для размещения в нём лодки, на которой переправлялся через Иртыш наследник престола при посещении им Тобольска. Хранилище выстроили рядом с музеем на углу площади. Доброжелательное отношение, если не сказать больше — восторженное, вызвал проект тюменца академика архитектуры Ю.О. Дютеля (ил. 276). И действительно, было чем восхищаться. Когда мне довелось впервые познакомиться с этим проектом, я с изумлением разглядывал необычайно усложнённое убранство внешнего оформления пышного фасада здания, удивляясь неуёмной фантазии архитектора. Нагромождение десятков и десятков декоративных деталей поражало моё воображение не меньше, чем интерьеры культовых сооружений. Впрочем, архитектор, возможно, заранее полагал, что для сибиряков, да и русской культуры вообще, храм науки должен быть не менее величественным, чем церковный.
По предложенному проекту помещение музея располагало одним центральным залом с восемью боковыми комнатами, соединенными между собой арками. Решение архитектора предусмотривало отделку среднего зала орнаментами, составленными из рисунков с вещей и одежд северных народностей. В простенках верхних окон размещались гербы городов Тобольской губернии.



Третий проект, принадлежавший П. Аплечееву, в профессиональном отношении выглядел откровенно слабо и провинциально с использованием грубых архитектурных приёмов, и в предложенном виде не был принят. Солидный четвёртый проект здания, обстоятельно разработанный Н. Юшковым из Кургана, заметно превосходил всё, что было предложено П. Аплечеевым, но, вне всякого сомнения, уступал работе Ю. Дютеля. Высокопрофессиональный проект академика более чем ярко выделялся на фоне других заявок в комиссию, и понравился её членам. Всё бы хорошо, да вот денег, как уже указывалось, удалось собрать к этому времени крайне мало. Удешевление дорогого проекта Ю.И. Дютеля стало крайней необходимостью. Не мудрствуя лукаво упрощение проекта возложили на местного архитектора П. Аплечеева и губернского землемера Ф. Марычева. Было ли при этом получено согласие Ю. Дютеля, мне судить трудно. Впрочем, в России многое делается без согласия кого-либо во все времена… Печально также, что Аплечеев осмелился представить упрощенный и удешевлённый проект как свой — оригинальный (ил. 277). Но общее и решающее влияние архитекторского решения, предложенного Дютелем, на работу Аплечеева не вызывает каких-либо сомнений. Аплечеев полностью сохранил общую компоновку здания и оставил почти без изменения планировку внутренних помещений — центрального зала и восьми боковых комнат. Между собой они соединялись, как и у Дютеля, арочными переходами. В целях экономии средств на строительство городской архитектор исключил две комнаты, предложенные в проекте Дютеля и расположенные на главной оси симметрии здания вслед за центральным залом. «Т»-образная в плане конфигурация здания превратилась в прямоугольную. В комнатах, исключённых Аплечеевым, по замыслу Дютеля предполагалась, кстати, установка скульптуры Ермака.
Замечу, что, когда в 1906–1908 годах завершалось расширение площадей музея, эти два зала пришлось в проекте восстановить и сделать пристрой. Наибольшие изменения в сторону упрощения были внесены Аплечеевым во внешнее убранство фасадов. С тех пор, как следует из текстов «Ежегодника Тобольского губернского музея» за 1888–1915 годы, авторство проекта приписывается городскому архитектору П.П. Аплечееву. Без боязни совершить ошибку, можно сказать, что появлению этой молвы способствовал сам Аплечеев, не без поддержки Марычева, поскольку он не попытался отвергнуть преимущества своего служебного положения, которое ему давало членство в конкурсной и строительной комиссиях… Вот почему, справедливости ради, следует считать музейное сооружение детищем Дютеля-Аплечеева, о чём неплохо было бы известить тоболяков памятной доской на здании картинной галереи, как, впрочем, и таким же сообщением о работе здесь в 1899 году Д.И. Менделеева.
Кто же и кем были создатели здания хранилища древностей Тобольской губернии, каковы их связи с Тюменью и Тобольском? Академик архитектуры Юлий Осипович (Юлий Фредерик Иоганн) Дютель (1824, Петербург — 1908, Варшава) родился в купеческой семье в столице империи. С 1840 года числился вольнослушателем Императорской академии художеств. Десять лет спустя получил звание художника и за счёт собственных расходов отправился на стажировку в Испанию в Гренаду. Здесь он встретился с товарищем по Академии художеств неким фон Нотбеком. Молодые люди решили использовать пребывание в Испании для составления чертежей наиболее интересных в архитектурном отношении зданий и дворцов Альгамбры с тем, чтобы в будущем передать материалы и модели в академию. Стажировка продолжалась в течение пяти лет. Руководство академии высоко оценило работы Дютеля, выполненные в Испании.
По возвращении в Санкт-Петербург Дютель работал на оформлении вокзалов железнодорожной линии Петербург — Варшава и, в частности, спроектировал каменное локомотивное здание в Петербурге. Известны и другие работы архитектора в Санкт-Петербурге, например, знаменитое здание с драконами на Литейном проспекте. В 1857 году он получил звание академика архитектуры за проект мемориала воинам, погибшим под Севастополем. При переходе Варшавской железной дороги во владение французскому обществу был вынужден оставить свою должность. Как тогда говорили, «остался за штатом», что с учётом заслуг архитектора и звания академика вызывает недоумение. Некоторое время работал в Перми [7]. В 1880 году Ю. Дютель дал согласие на предложение А.Г. Хитрова, городничего Ирбита, на переезд из Петербурга на Урал. Контракт предполагал трёхлетнее исполнение обязанностей главного городского архитектора. В Ирбите Ю. Дютель прославился проектированием интересных зданий, например, женской гимназии, ныне школа № 17 [8]. Кроме того, благодаря усилиям Ю. Дютеля Ирбит получил классическую композицию планировки улиц города: прямоугольную сетку кварталов и лучевое расхождение пяти основных улиц от торговой площади.

К сожалению, у архитектора не сложились деловые отношения с последующим градоначальником Удинцевым, приступившим к своим обязанностям в январе 1882 года. К этому времени талант архитектора был замечен в Тюмени, и в августе 1886 года городская дума пригласила Ю. Дютеля на должность архитектора города [14, 17]. С Ирбитом архитектор без сожаления расстался. В Тюмени академик сменил на посту городского архитектора Б.Б. Цинке (годы работы 1881–1886) и П.И. Долгова. Цинке уехал в Тобольск, где, кстати, спроектировал, будучи епархиальным архитектором, кладбищенскую церковь для Иоанно-Введенского женского монастыря — вполне приличную для провинциального архитектора работу. Им же спроектирована Николаевская церковь, построенная в 1888 году в селе Утешево под Тюменью.
Насколько был велик авторитет вновь приглашённого в Тюмень специалиста, можно судить по тому, что месячный оклад Ю. Дютеля был увеличен втрое по сравнению с его предшественниками. В Тюмени архитектор работал три года. Из городских строек, достоверно связанных с именем Дютеля, можно назвать дом ялуторовского купца В.В. Колмакова на углу улиц Царской (Республики) и Голицинской (Первомайской, теперь — поликлиника), а также бывшее здание ресторана «Сибирь», ныне утраченное. Усложнённые формы фасада ресторана, навеянные Дютелю испанскими мотивами, не хуже любого документа выдают характерный почерк городского архитектора. По некоторым сведениям, Дютелю принадлежит проект здания дома Василия Князева в Тюмени в начале улицы Спасской (Ленина), больше известного как бывший винный магазин братьев Дмитриевых, а также проект реконструкции здания Сибирского банка по Царской (Республики) улице. Читателю уже известно, что в начале 1887 года академик принял активное участие в конкурсе проектов здания губернского музея в Тобольске.
В 1889 году Ю. Дютель получает престижное приглашение на должность городского архитектора Екатеринбурга и покидает Тюмень. Наступает наиболее плодотворный период деятельности архитектора. По проектам Дютеля в Екатеринбурге построено много замечательных общественных и частных сооружений [9, 10, 13, 16, 18]. Их перечень занял бы малоуместный здесь, но, несомненно, престижный список. Но один из проектов, касающийся нашей менделеевской темы, заслуживает внимания. Дело в том, что Ю.И. Дютелю принадлежит проект строительства Загородной («Генеральской») дачи на городском пруду, которую посещал Д.И. Менделеев.
Как признают знатоки архитектуры Екатеринбурга, «если существует возвышенный образ классического малаховского Екатеринбурга, то следует признать, что не менее известен Екатеринбург Дютеля» [9]. Проекты Ю.О. Дютеля действительно отличались высоким профессиональным уровнем, свободным владением композиционными приёмами разных стилей и смелым смешиванием деталей барочного лепного орнамента и рельефного декора из фигурного кирпича. Вот какая знаменитость, весьма чтимая архитекторами столицы Урала, связала свою судьбу с губернским музеем Тобольска! Приходится сожалеть, что имя Ю.О. Дютеля в Тюмени и Тобольске почти неизвестно.
Сведений о строителе Тобольского губернского музея Петре Павловиче Аплечееве сохранилось немного, [3, 4]. Он родился в 1842 году в городе Кромы Орловской губернии. По происхождению — из старинной боярской семьи, верой и правдой служившей российскому престолу с XVI века. Потомственный дворянин, по образованию — землемер. С 1879 года занимал должность городского архитектора Тобольска, сменив на этом поприще архитектора Кашина. Тот и другой известны как авторы перепланировки города. Проживал с супругой на Абрамовской улице в доме Шапошникова. Многотрудная деятельность П.П. Аплечеева ярко отображена в выступлении губернатора В. Тройницкого на торжествах по случаю завершения строительства здания музея. Ему принадлежат следующие слова: «Благодарю особенно сердечно и искренне уважаемого архитектора нашего Петра Павловича Аплечеева, который не только, при скромных своих средствах, взял на себя безвозмездно всю постройку, но положил в дело всю душу свою. Все мы видели, как и в пять часов утра, и поздно вечером он трудился на стройке. Мы знаем, что он добрым примером своим и горячим словом подвинул многих тоболяков на значительные приношения. Наконец, когда в денежных делах комиссии случилась заминка, а времени упускать было нельзя, он не остановился перед значительным для себя расходом и пожертвовал все оконные рамы для музея от себя».
Тоболяки, как прежде, так и теперь, гордятся зданием музея — памятником истории города и местом работы Д.И. Менделеева, когда он навещал родной город. Роскошная архитектура одноэтажного здания постоянно привлекала внимание таких местных мастеров светописи, как фотографы М. Уссаковская, А. Цветков и многих других, включая приезжих из столицы. Например, С.М. Прокудин-Горский впервые для Тобольска в 1912 году сделал цветную фотографию здания музея. Впрочем, восторг от необычного архитектурного облика здания разделяется не всеми. Так, в книге [6] сибирского историка архитектуры В.И. Кочедамова «Тобольск: как рос и строился город. Тюмень, 1963» проектной работе Дютеля — Аплечеева даётся уничижающая оценка. Кочедамов пишет: «Архитектура здания характерна для периода упадка вкуса конца XIX века». Любопытно заметить, что эти строки были написаны в годы, когда в советской архитектуре преобладали кубические и прямоугольные формы многоэтажных «черёмушек» и хрущёвских пятиэтажек. Имя Ю.О. Дютеля, кстати, не было известно Кочедамову. Согласиться с критикой Кочедамова трудно, как, впрочем, вряд ли бы её разделили и современники Дютеля и Аплечеева.
Место для постройки музея выбрали возле входа в сад Ермака на горе. Торжественная закладка здания состоялась в день юбилея города — 4 июня 1888 года. Благодаря вниманию В. Тройницкого здание губернского музея выстроили в самые кратчайшие сроки: несколько больше года (июнь 1887 — сентябрь 1888). К концу лета музей оказался под крышей, а через год одноэтажное каменное здание приняло экспонаты для хранения и показа. Открытие музея состоялось 10 апреля 1889 года. Он принял первых посетителей. Для них устроители экспозиции организовали первую в истории музея выставку акварельных работ местного художника М.С. Знаменского.

Среди наиболее интересных экспонатов музея конца XIX столетия: археологическая коллекция бронзовых вещей; этнографические редкости северных народов; рыбная ловля и охота (ил. 278). Богато выглядел гербарий дикорастущих растений из окрестностей города; коллекции насекомых и минералов Урала и Алтая; солидное собрание русских и иностранных монет, а также библиотека (старинные книги, рукописи, планы и карты, портреты и др.). Под крышей музея внутри здания на почётном месте какое-то время находился ссыльный колокол из Углича (ил. 279). Позже его перенесли к кремлёвской стене. Были богато представлены издания первой в Сибири Тобольской типографии Корнильевых конца XVIII века — предков Д.И. Менделеева. Библиотека, как и отделы музея, заполнилась пожертвованиями многих лиц. В их списке значатся известные имена таких меценатов, как К.М. Голодников, М.С. Знаменский, А.А. Сыромятников, В.М. Флоринский и мн. др.
Литература. 1. Выдающиеся события в Тобольске за 1888 год // Календарь Тобольской губернии на 1889 год. Тобольск, 1888. С. 201–205. 2. Лыткин Н. Краткий очерк открытия Тобольского губернского музея // Календарь Тобольской губернии на 1890 год. Тобольск, 1889. С. 246–251. 3. Аплечеевы // Энциклопедия Брокгауза и Ефрона. СПб., 1891. Т. 2. С. 57. 4. ГУТО ГА в г. Тобольске Ф. 417. Оп. 2. Л. 24. (Семья Аплечеевых). 5. Тобольский губернский музей за 25 лет его существования // Ежегодник Тобольского губернского музея. — Тобольск, 1915. Вып. XXV С. 69-131. 6. Кочедамов В.И. Тобольск (как рос и строился город). Тюмень, 1963. С. 126, 135. 7. Терехин А.С. Архитекторы нашего города // На Западном Урале. Пермь, 1969. С. 298–299. 8. Гернштейн Я.Л., Смирных А.И. Ирбит. Свердловск, 1981. С. 26. 9. Екатеринбург. История города в архитектуре. Екатеринбург, 1998. С. 51–197. 10. Звагельская В.Е. Дютель Ю.О. // Уральская историческая энциклопедия. М., С. 191. 11. Копылов В.Е. Здание губернского музея в Тобольске: кто его проектировал и строил // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 68–99. 12. Микитюк В.П. Малахов М.П. // Инженеры Урала: энциклопедия. Екатеринбург, С. 339. 13. Звагельская В.Е. Дютель Юлий Осипович // Екатеринбург: энциклопед. словарь. Екатеринбург, 2002. С. 174. 14. ГАТО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 20. Л. 104–105. 15. Архив Тобольского музея-заповедника, топографическая опись коллекции карт, лоток 32, проекты археологического и этнографического музея для Тобольска, № дел ТМКП 11794/12, ТМКП 11794/13, ТМКП 11794/14, ТМКП 11794/18, ТМКП 11794/25, ТМКП 11794/62. 16. РГИА. Ф. 789. Оп. 14. Д. 43-Д, Л. 5. 17. ГАТО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 20. Л. 104–105; Ф. И-1. Оп. 1. Д. 20-а. Л. 120, 218; Ф. И-2. Оп. 1. Д. 507. Л. 30-об, 47; Ф. И-2. Д. 510. Л. 73-об; Ф. И-1. Оп.1. Д. 22-а. Л. 5, 89; Ф. И-1. Оп. 1. Д. 22. Л. 14, 144, 389; Ф. И-1. Оп.1. Д. 17. Л. 369, 369-об., 370. 18. ГАСО. Ф. 658. Оп. 1. Д. 104. Л. 4, 8, 10; Ф. 658. Оп. 1. Д. 122. Л. 571, 572; Ф. 658. Оп. 1. Д. 133. Л. 823, 825; Ф. 658. Оп. 1. Д. 138. Л. 824-об, 825, 831; Ф. 2. Оп. 1, Д. 759, ч. II, Л. 246–247; Ф. 62. Оп. 1. Д. 759, ч. II. Л. 233, 250, 383; Ф. 62. Оп. 1. Д. 76. Л. 115, 140, 262.

* * *
После отъезда 29 июня на пароходе «Фортуна» из Тюмени чёткое представление о пребывании Д.И. Менделеева на родине может дать следующая хронология тобольских дней. Их было неполных шесть. Первый день: 30 июня, поздний вечер, прибытие парохода в Тобольск, размещение в доме Корниловых. Второй день — 1 июля, поездки по городу, посещение собора, встречи с тоболяками. Третий, 2 июля: осмотр здания новой гимназии «вблизи прежнего», поездки по городу, осмотр места бывшего дома Менделеевых, визиты, встречи. Субботний день 3 июля: отъезд в Верхнюю Аремзянку и возвращение к вечеру в Тобольск. 4 июля Д.И. Менделеев посвятил изучению экспозиций и карт Музея Тобольского Севера, встреча с местной интеллигенцией. Пятого июля — посещение Завального кладбища, тюремного острога и летнего здания Общественного собрания в саду Ермака.
Ничто больше не задерживало Д.И. Менделеева в Тобольске. Всё, что было заранее спланировано, как нельзя лучше удалось увидеть и обговорить, и он стал торопливо собираться в обратную дорогу через Тюмень и Екатеринбург на Южный Урал. К тому времени и ранее, чем ожидалось, прибыли в Тобольск С.П. Вуколов и В.В. Мамонтов. Встреча планировалась. Вуколов рассказал Д.И. Менделеву об итогах своего плавания по Тавде и впечатлениях о состоянии лесов по её берегам. Передал учёному подарок от главного управляющего Богословским горным округом барона К.М. Клодта — образец руды с жильным золотом. Интересно было бы узнать судьбу этого самородка, не затерялся ли он в дебрях чиновничьей столицы или частных салонов…
Благодаря оказии первоначальные планы поездки в Тюмень на перекладных, к счастью, удалось отложить. Случайный рейс казенного парохода «Тобольск» решил все: 6 июля в 14 часов 30 минут Д.И. Менделеев со своими спутниками оказались на палубе парохода. Их провожала гостеприимная хозяйка Ф.В. Корнилова, губернатор и городской голова. Небольшой одноэтажный товарно-пассажирский пароход «Тобольск», в отличие от обустроенных двухэтажных судов с отделкой классных помещений по образцам лучших волжских пароходов, с электрическим освещением, паровым отоплением, ванными и библиотекой, особой комфортабельностью не располагал. Кроме небольшой каюты на носу, на корме пассажиров прикрывал от непогоды лишь тент. Каюту в распоряжение путешественников предоставил управляющий казённым пароходством К.И. Александрович. Он, кстати, оказался бывшим слушателем Дмитрия Ивановича в Институте путей сообщения в Санкт-Петербурге. Он же проинформировал гостя о том, что два года назад на этом же пароходе по речной дороге из Тобольска в Тюмень проезжал вице-адмирал С.О. Макаров.
Распрощавшись с дорогими сердцу людьми, согнувшись в прощальном поклоне, Дмитрий Иванович в последний раз окинул взором Иртыш и родной город: «У меня в дни пребывания в Тобольске и в минуты отъезда всё время перед глазами рисовался могучий Иртыш». Грустно, если не тягостно, было на душе у великого сына Тобольска…
«Тобольск» отвалил от городской пристани. Четверо спутников, включая С.П. Вуколова и В.В. Мамонтова, расположившись в единственной служебной каюте, более-менее отдохнули за сутки плавания. Но и здесь, на отдыхе, Д.И. Менделеев не расставался с записной книжкой. Его интересовали сведения о разливах рек в весеннее половодье и после дождей, фарватер, мелководья, пропускная способность рек, особенно Туры (помните: «…дайте мне цифирку!»?).
На следующий день, к восьми часам вечера 7 июля, преодолев по воде почти 500 километров, «Тобольск» причалил к тюменской пристани. По телеграфному извещению тобольского губернатора экспедиционный вагон заранее перевели из тупика и прицепили к железнодорожному составу. Поезд тронулся, позади остались пристань и станция Тура. Состав по крутой дуге обогнул город, остановился ненадолго на перроне вокзала «Тюмень», и Д.И. Менделеев навсегда простился с родными местами.

* * *
Многотрудная поездка Д.И. Менделеева на Урал и в Зауралье по невероятно сложным путям следования благополучно завершилась в Златоусте (смотреть график движения экспедиции, приложение 3). Но у спутников и помощников учёного хлопоты по дальнейшему обследованию Урала были далеки от завершения и продолжились как здесь в Златоусте, с посещением горы Магнитной в черте города (С.П. Вуколов), так и в других местах, включая отдалённые: Экибастуз (К.Н. Егоров, В.В. Мамонтов, К.П. Михайлов) и гора Магнитная (К.Н. Егоров, С.П. Вуколов) на Южном Урале. Та самая гора, освоение железных руд которой началось ещё во времена Д.И. Менделеева и своими запасами железных руд которой обязано рождение в 1930-х годах города Магнитогорска с его гигантским металлургическим комбинатом. Пусть не смущает читателя совпадение названий гор в Златоусте и на Южном Урале: это разные географические объекты.
Обозревая мысленно и несколько отвлечённо путешествие Д.И. Менделеева, не только со стороны обследования экономики железнорудной промышленности Урала и Тобольского Зауралья в конце XIX столетия, но и более широко, мне подумалось вот о чём. Мы мало и плохо знаем минувшие события, а уж о сохранении в памяти выдающихся имён прошлых десятилетий и веков и говорить нечего. Уникальность поездки Дмитрия Ивановича по Уралу состоит, кроме всего прочего, в том, что его встречи с многочисленными представителями уральской администрации и делового мира, с учёными, учителями и с простыми людьми оставили незабываемый след в истории Урала и Зауралья. Сколько имён и людей самых различных возрастов, наделённых высокими и не очень должностями и постами, осталось в истории России благодаря визиту Д.И. Менделеева! Не будь уральского вояжа Д.И. Менделеева, мы бы никогда не узнали этих незаурядных свидетелей великого путешествия. Имена их постигло бы забвение. Такова сила притягательности великих личностей, каким был Д.И. Менделеев, его неожиданный, но необыкновенно весомый вклад в сохранение истории Урала и Сибири.
Ну, а каков всё же был деловой итог обследования Урала? Удалось ли Д.И. Менделееву что-либо изменить к лучшему в металлургии горного края после праведных и месячных по продолжительности трудов учёного? Помогли ли вояж учёного, его многочисленные выводы из наблюдений и рекомендации правительству России реализовать предложения десятков и десятков передовых уральских инженеров, техников и практиков, обобщённые и статистически обработанные Д.И. Менделеевым на страницах своей книги?
Сначала приведу здесь высказывание самого Д.И. Менделеева, интонации которого полны оптимизма и которым учёный завершил свою книгу. «Вера в будущее России, всегда жившая при мне, прибыла и окрепла от близкого знакомства с Уралом, так как будущее определяется экономическими условиями, а они — энергией, знаниями, землёй, хлебом, топливом и железом, более чем какими бы ни было средствами классического свойства». В других отзывах, появившихся после предварительной публикации Д.И. Менделеева в столичной печати, звучали нейтральные ноты: (Заключение Менделеева об Урале // Новости. — 1899 — 2 нояб.), (Заключения Д.И. Менделеева о железопромышленности на Урале // Уфим. ведомости. — 1899. - 27 нояб.). Зарубежные отклики лишь кратко осветили итоги поездки, присоединившись к мнению автора отчёта (L’оpinion de Mendeleiev sur I’industrie du fer dans I’Oural. - Russie, 1900, 1).
Большим разнообразием мнений и толков отличилась периодическая печать горного Урала. Положительные отзывы перемежались с резко отрицательными выступлениями, порой откровенно враждебными. Впрочем, я об этом уже писал.
А каков всё же общий результат? Вот что несколько запоздало, но сочувственно писала по итогам экспедиции газета «Пермская земская неделя» в 1907 году, отозвавшись на уход из жизни Д.И. Менделеева. «Поражённый богатствами Урала, Д.И. Менделеев ясно почувствовал невозможность того положения, что родина русской промышленности, с её бесконечными запасами руд, необъятными лесами и другими данными для экономического процветания находится в состоянии запустения. Орлиному взгляду покойного учёного рисовался Урал, покрытый сетью путей сообщения, с правильным лесным хозяйством и заводами, в которых ключом бьёт рабочая жизнь… Великий учёный предложил целый ряд практических мер к оздоровлению горного дела на Урале. И что же? Ни одна из мер, предложенных Д.И. Менделеевым, не была проведена в жизнь». Сопоставьте все эти откровения, и… становится как за страну обидно, так и просто по-человечески грустно.
Длительная поездка по Уралу, в холодные на редкость июнь-июль 1899 года, невероятная усталость от ярких впечатлений и увиденного не могли не оказать существенного влияния на здоровье Дмитрия Ивановича. Всегда проявлявший заботу о своём здоровье, учёный во время очередного творческого штурма трудился на износ до тех пор, пока не завершал очередной этап намеченной работы. Так произошло и на Урале. В Боблово он возвратился тяжело больным. Тем не менее горячо взялся за обработку накопленного материала и за подготовку правительственного отчёта. Не ошибусь, если выскажу предположение, что Урал отнял у Д.И. Менделеева не один год жизни.


ГЛАВА 4. ПАМЯТНЫЕ СОБЫТИЯ И МАЛОИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ МЕНДЕЛЕЕВИАНЫ




Время, как морской отлив, до дна обнажает действительное отношение людей к событиям, человеку и вещам прошлого. Относительно ушедших событий когда-то метко, иронично и образно сказал великий русский историк В.О. Ключевский, перечитывать сочинения которого для меня всегда было одним из лучших вариантов вечернего отдыха. Он писал: «Почему человечество так любит изучать своё прошлое, свою историю? Вероятно потому же, почему человек, споткнувшись с разбегу, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения». Оглянуться, но не более. Тот же Ключевский с горечью утверждал, что история ничему не учит, она только наказывает людей за незнание этой истории. Наиболее ярко нежелание людей учесть ошибки прошлого проявляется в оценке личностей, даже самых представительных. Во все века действительное положение в обществе человека, в первую очередь талантливого, с трудом или редко правильно оценивалось современниками (помните: «в родном Отечестве нет пророков?»). Это происходит из-за чисто субъективных, а порою и несправедливых соображений со стороны окружающих такого человека людей. Случайно ли, что многих учёных, включая выдающихся, на местах их жизни, работы и деятельности современники наделяли куда меньшим авторитетом и уважением, чем вдалеке? К большому сожалению, для реального признания заслуг таких учёных, вместе с их научными школами, на Руси требуется совсем немного: им надо вовремя умереть… Однажды я прочитал любопытное изречение популярного актёра Льва Дурова, осуждаемого коллегами за привлечение родственников к нелёгкому труду работника театра. Он говорил: «Пока мы живы, говорят — семейственность, когда помрём — династия».

Точно так же происходит и с вещами прошлого. Чаще всего человечество в целом проходит мимо них, не замечая, либо смотрит с пренебрежением. В первом случае достижения ушедших поколений несправедливо недооцениваются, а во втором — просто забываются, вещи выбрасываются за ненадобностью. И только немногие из любознательных людей, разглядывая в руках случайно найденный шедевр изобретательности минувших времён, с восхищением и признательностью вспоминают тех, благодаря усилиям которых наше поколение достигло технических высот, и с ними мы с гордостью перешли в двадцать первое столетие. С гордостью… А ведь и о наших достижениях потомки, вероятнее всего, будут судить точно так же, как описано чуть выше. Не обидно ли было нам, если бы мы имели возможность узнать о нас и наших трудах столь пренебрежительную оценку в будущем? Так давайте же и мы отнесёмся с уважением к достижениям предыдущих поколений.
В самом начале книги мною был озвучен краткий обзор публикаций по биографии Д.И. Менделеева. Всех их объединяет одна общая черта: они доброжелательны к великому учёному, несмотря на ряд ошибок и досадных упущений в трактовке подробностей жизни Д.И. Менделеева. Существует, однако, другой пласт литературы, в котором заслуги учёного не только ставятся под сомнение, но и подвергаются обструкции как недостойные внимания серьёзных учёных нового, XXI века. В этом отношении в последние полтора столетия отличились научные сотрудники некоторых вузов Санкт-Петербурга. Можно сказать больше: в среде петербуржцев родилась эпидемия безудержного охаивания Д.И. Менделеева под самыми различными предлогами и поводами. Появился даже термин: менделеевщина.
Существует и другое направление дискредитации великого учёного, не менее вредное, чем предыдущее. Суть его сводится к тому, что величие имени Д.И. Менделеева совершенно не нуждается в его защите. Апологетами этого утверждения, в отличие от петербуржцев, стали некоторые представители московской «элиты» историков из Российской академии естественных наук (РАЕН), чаще всего в силу особенностей своего вузовского неинженерного образования, далёкие от понимания насущных проблем истории техники, жизненных трагедий людей с именами выдающихся инженеров и учёных. И всё это происходит на фоне постоянно поступающих сведений из других стран, включая США, в той или иной мере свидетельствующих о росте признания авторитета русского гения химии (ил. 280).

«Нефтяное товарищество братьев Нобель» на родине Д.И. Менделеева и в Сибири




Обилие эпиграфов, в каждом из которых содержится упоминание нефти, мною сгруппировано не случайно. С поездок в Баку в промежуток времени 1863–1886 годов, или на протяжении более четверти века, Д.И. Менделеев изучал нефтяное дело России. Как специалисту по органической химии, учебник которой с 1861 года был высоко оценён в России Демидовской премией, ему не составило труда и проблем за короткое время освоить нефтяное дело, начиная от извлечения нефти из недр земли и до химической её переработки. Учёный справедливо считается в России одним из вдохновителей добычи нефти через скважины. Только скважины обеспечивали фонтанное, а следовательно, наиболее дешёвое получение притока драгоценной жидкости, и только они родили неведомый ранее нефтяной бум, мало отличающийся от золотой лихорадки Клондайка в САСШ. Не случайно в Баку с давних лет существует самое доброе отношение к личности Д.И. Менделеева. Ему установлен памятник на проспекте Ходжалы напротив метро Хатам рядом с нефтехимическим проектным институтом. А в 2013 году почтовые отделения Баку получили для реализации памятные конверты, тематика которых была отдана 150-летию первого приезда учёного в этот нефтяной город Российской империи (ил. 281). Академик-металлург М.А. Павлов, посетив Баку в 1870-х годах, так писал в своих воспоминаниях о нефтяных делах того времени [2]. «Счастливец, пробуривший нефтяную скважину, которая дала фонтан, обогащался в несколько дней. Все только и думали о нефти, и при встрече люди не говорили друг другу «здравствуйте», а спрашивали по-азербайджански: «бургун атыр?» («бросает ли?»), то есть, фонтанирует ли скважина». Д.И. Менделеев стал настолько авторитетным знатоком добычи, транспорта, химии и экономики нефти, что его глубокие знания нефтяной промышленности постоянно использовали руководящие круги государства, учёные — знатоки горного дела и промышленники, включая тех, кто уважительно относился к знаниям и опыту выдающегося учёного, и тех, кто постоянно оппонировал любым рекомендациям Менделеева.

Как пример к первым среди многих деятельных и доброжелательных к Сибири людей России можно отнести министра путей сообщения, адмирала Константина Николаевича Посьета (1819–1899) (ил. 282). В 1885 году К.Н. Посьет за особые заслуги при сооружении железнодорожного пути Екатеринбург — Тюмень решением Тюменской городской думы от 6 октября удостоился высочайшей чести стать почётным гражданином города Тюмени. Вручение почётного диплома состоялось 28 июля 1886 года в Тюмени, куда министр прибыл лично. Тщательное знакомство с деталями биографии адмирала К.Н. Посьета позволило выяснить любопытнейший факт, имеющий отношение к истории нашего края и который связал два выдающихся имени: К.Н. Посьета и Д.И. Менделеева. В 1886 году, когда в руководящих и промышленных кругах страны шла полемика о рациональных способах транспортировки нефти, К.Н. Посьет, как министр путей сообщения, обратился к Д.И. Менделееву за разъяснениями преимуществ транспорта нефти по трубам. Д.И. Менделеев предоставил министру ответ, соответствующий запросу [1]. Текст рукописи при жизни Д.И. Менделеева не был опубликован. Однако, придавая документу значительную ценность, его автор счёл необходимым включить письмо в список своих трудов, поскольку «оно и сейчас не лишено интереса». Напомню читателю, что в Тюмени на здании железнодорожного вокзала установлена памятная доска адмиралу, министру путей сообщения России и почётному гражданину города К.Н. Посьету [9]. Имя К.Н. Посьета присвоено одной из бухт на Новой Земле, заливу и посёлку Пост-Посьет в Хасанском районе Приморского края [8].

К тем, кто постоянно противостоял советам Д.И. Менделеева, в первую очередь следует отнести братьев Нобелей. Их острая, порою яростная полемика с Д.И. Менделеевым по проблемам бакинской нефти хорошо известна из отечественной печати. Достаточно указать здесь великолепную работу В.Е. Пархоменко [4]. Впрочем, не очень тёплые, скажем так, взаимоотношения Нобелей и Д.И. Менделеева не помешали учёному в 1895 году принять участие в работе русского комитета по нобелевским премиям — предшественникам шведского аналога.
Нефтяным делом семья Нобелей, на несколько десятилетий связавшая себя с Россией, стала заниматься с 1876 года. Три брата: Роберт (1829–1896), Людвиг (1831–1888) и Альфред (учредитель Нобелевской премии) основали свое товарищество после приобретения в Баку нефтяных участков и перерабатывающего завода. Заслуги семьи в Азербайджане и Туркменистане сохранены в памяти не одного поколения, включая и наше. Так, почтовые службы упомянутых республик в 1994 году выпустили шикарно оформленные почтовые миниатюры (марки, блоки, плакетки), ставшие для филателистов заметным событием ушедшего века.
Все три брата Нобель ушли из жизни в сравнительно молодом возрасте. Их деятельность в России продолжили старшие сыновья Людвига Нобеля: Карл (1862–1893) и Эммануил (1859–1932). Последний руководил товариществом до 1917 года, после чего был вынужден покинуть Россию: неблагодарная страна национализировала его имущество.
Участие «Товарищества» в российских промышленных выставках 1882 и 1896 годов в Москве и в Нижнем Новгороде позволило получить Нобелям высокие награды: право изображения на своей продукции в рекламе и на вывесках государственного герба за особые заслуги в развитии русской промышленности. Вопреки распространенной версии историков советского периода «Товарищество» одно из немногих в России проявляло заметную социальную защиту своих рабочих и служащих. Впервые не только в русской, но и в мировой промышленности, задолго до Филипсов в Нидерландах и Форда в США, Нобели предложили в сфере предпринимательства новую социально-экономическую политику, заключающуюся в том, чтобы взаимосвязать интересы как предприятия и его владельца, так и непосредственных участников производственного процесса. Вознаграждение за труд стало зависеть от предприятия в целом. Именно тогда родился знаменитый принцип цивилизованного предпринимательства: приоритета чести над прибылью. Например, в уставе товарищества предусматривалось выделение почти половины прибыли на обязательное поощрение работающих сотрудников. Назовите мне, где сейчас в России находится частное предприятие, не говоря уже о государственном, условия найма рабочих которого достигают уровня нобелевских?
Гораздо меньшей известностью отличается деятельность Нобелей в восточных районах России, особенно на родине Д.И. Менделеева: на Туре в Тюмени, как родоначальнице речных путей в Сибирь, и в Тобольске. Каковы же были темпы устремления братьев Нобелей на восток России на рубеже двух веков? Как-то мне довелось работать в республиканском архиве и в публичной библиотеке Азербайджана в Баку. Искал материалы об отце известного разведчика Рихарда Зорге — забытом теперь Зорге-старшем, а в начале минувшего века весьма авторитетном специалисте-нефтянике с европейским именем, творце одной из первых в мире обстоятельной монографии по технологии нефтедобычи, изданной в Берлине на немецком языке в 1908 году [6]. Там, в Баку, и попала мне в руки роскошно изданная книга «Двадцатипятилетие товарищества нефтяного производства братьев Нобель». На одной из страниц я с удивлением прочитал, что «Товарищество», располагающее в России почти двумястами собственными складами нефтепродуктов, арендует еще с десяток нефтебаз, в том числе в Тюмени и Тобольске (!). Равнодушное поначалу перелистывание страниц сменилось тщательным просмотром солидного фолианта.
И вот что выяснилось. К концу 1880-х годов Нобели распространили свое влияние на Урал, Зауралье и почти на всю Сибирь. В моём архиве наиболее раннее упоминание о деятельности Нобелей в Центральной Сибири, в частности, в Иркутске, относится к 1901 году (ил. 283). Продажа населению и отпуск оптом керосина и масел со складов Нобелей проводились кроме Тюмени и Тобольска в Екатеринбурге и Невьянске, Камышлове, Челябинске и Кургане, Омске, Томске, Барнауле и Каинске, Бийске, Петропавловске, Семипалатинске, Красноярске, Хабаровске, Владивостоке и в других городах (ил. 284). Неожиданно родившаяся тема захватила меня на много лет, и благодаря помощи Тюменского областного архива и его тобольского филиала, моя «нобелевская» папка «созрела» наконец к публикации.

Более того, произошло почти невероятное событие. Дмитрий Иванович Менделеев и Карл Эммануил Нобель, как непримиримые оппоненты, здесь, за Уралом, вполне и мирно ужились в истории Зауральского края. Причём Нобели, вопреки собственному мнению, которое упрямо отстаивали в дискуссии с Менделеевым, были вынуждены присоединиться к рекомендациям учёного, способствуя приближению производства керосина к местам его продажи и потребления, особенно к районам развитых речных путей.


В Тюмени торговля осветительным керосином — основным продуктом переработки нефти в конце XIX века — велась и до Нобелей. Так, в рекламных материалах указывается, что с 1894 года керосин сбывали торговый дом Алексея Шитова, торгово-промышленное и пароходное общество «Волга» (контора, пристань, склад), нефтепромышленное и торговое общество «Мазут». Торговали в Тюмени керосином и нефтяными остатками бакинский нефтяной магнат Шамси Асадуллаев и Каспийское товарищество (склад). В Тюмени по улице Орджоникидзе ещё в послевоенные годы, напротив того места, где позже был выстроен Центральный универмаг, работала одноэтажная керосиновая кирпичная лавка, действовавшая на Базарной площади с конца XIX века, позже разрушенная. Вспоминается, как в один из дней 1964 года на дверях лавки я прочитал объявление незадачливой продавщицы: «Карасина нет и неизвесна» (!).
Когда дождливым и холодным летним днём 29 июня 1899 года пароход «Фортуна» отчаливал в Тобольск с тюменской пристани, Д.И. Менделеев мог наблюдать, как справа от парохода на берегу Туры рядом с тупиковой железной дорогой выделялись серебристые керосинохранилища Алексея Шитова, Шамси Абдуллаева, а также братьев Нобелей с крупными чёрного цвета буквами на боку: «Т-во Бр. Нобель». Такой же промышленный пейзаж с нефтебазой, как и в Тюмени, вскоре появился и на окраине Тобольска, напротив устья Тобола на берегу Иртыша. Когда Д.И. Менделеев вышел на палубу «Фортуны», чтобы увидеть родной город, он вряд ли подозревал, что пароход плывёт мимо складов и цистерн «Товарищества». Впрочем, дождливая погода и наступившие сумерки не благоприятствовали наблюдениям.
Нарастание потребности в осветительном керосине в районах Зауралья и в Западной Сибири заставило «Товарищество братьев Нобель» распространить свое влияние и надежды на дополнительную прибыль на основные сибирские города. В первую очередь на Омск, Тюмень и Тобольск — крупные речные порты на Иртыше и Туре, от которых начинался великий сибирский речной путь, связывающий агропромышленные центры Западной Сибири. Не оставили они без внимания и Курган, через который прошла Транссибирская железнодорожная магистраль. Как итог этого внимания — строительство нефтяного склада на берегу Бошняковского озера.
В условиях, когда рынок сбыта керосина уже был занят, противостоять другим, достаточно сильным конкурентам, в том числе из Баку, было непросто. Требовалось расширение складов, скупка земли и, главное, увеличение объемов торговли. Пока же Нобели только арендовали в Тюмени землю под склад и торговлю. С этой целью в июне-июле 1909 года доверенный «Товарищества нефтяного производства братьев Нобель» коллежский советник А. Айдаров и тюменский городской голова А.И. Текутьев обратились в строительное отделение Тобольского губернского управления с просьбой об утверждении проекта на устройство керосинового склада.
Отзывчивый на полезные новшества А.И. Текутьев в сопроводительном письме в Тобольск особо подчеркивал, что «скорейшее устройство склада в интересах городского управления и населения города весьма желательно». Одновременно решалась проблема отвода земли и приобретения ее Нобелями.
19 августа 1909 года из Тобольска был получен протокол совещания техников строительного отделения за подписью губернского инженера А. Радецкого-Микуна и губернского архитектора Л. Андреева. Соглашаясь с предложением товарищества и утверждая проект, губернский инженер настаивал на усилении противопожарной и, как принято говорить теперь, экологической безопасности: устройство земляного вала и зеленых насаждений, применение негорючих строительных материалов, предотвращение стоков нефтяных отходов в реку.
Проект нефтесклада, составленный техником товарищества Л. Карташовым, предусматривал сооружение на берегу Туры возле лесопилки и складов братьев С. и М. Кыркаловых (сейчас судостроительный завод) шести резервуаров для мазута, нефти и керосина. Проектировались двухэтажный жилой и административный корпус конторы, подвал для хранения масел, конюшня и каретник, бондарка, железнодорожный тупик и платформы, убежища, бани, пожарного депо и системы трубопроводов от платформы к хранилищам и речному причалу. Нефтепродукты самотеком доставлялись на баржи для транспортировки по рекам в места, удаленные от железных дорог. По сути дела, нобелевские трубопроводы в Тюмени стали одними из первых в Сибири, предваряя появление грандиозной сети трубопроводного транспорта в наше время.
После постройки складов их работу обслуживали два буксирных судна (один из них — на двигателе Дизеля: новинка тех лет!), несколько барж и собственная пристань. Цистерны для хранения нефтепродуктов емкостью от 10 до 200 тысяч пудов строились по заказу товарищества на Жабынском судостроительном заводе в поселке Мыс под Тюменью.
В 1919 году склады братьев Нобель были национализированы, а незадолго до этого события многие помещения пострадали во время военных событий в городе. Восстановление склада затянулось на долгие годы. Полностью они вошли в строй только к началу 1926 года. Как рассказывают старожилы, клепаные цистерны-хранилища с крупными буквами на боковой поверхности «Бр. Нобель» стояли еще в начале 1980-х годов. Они исчезли после аварийного взрыва нефтебазы: разбросанные по земле стальные листы растащили на автогаражи (уральский металл оказался завидной прочности…). В Тюменском облархиве дело с документами по нефтебазе, к сожалению, начинается только с момента ее национализации в 1919 году. К счастью для исследователей и архивистов, включая и меня, в 1919 году, как это всегда случается в тревожные времена, были перебои с бумагой. Поэтому служащие нефтебазы в целях экономии и в условиях жесткого дефицита бумажной продукции всю переписку вели на обратной стороне старых писем и бланков склада товарищества. Оказалось, что обратная сторона писем 1919–1926 гг. содержала весьма важную информацию за 1908–1917 годы. Она целиком использована мною в настоящей публикации. Любопытно было бы узнать, кто, когда и где ранее использовал столь необычный, если не сказать больше — экзотический приём изучения документов с использованием обратной стороны архивных бумаг, потерявших, казалось бы, какую-либо ценность?
С 1908 года «Товарищество братьев Нобель» арендовало также место для собственного склада и в Тобольске, в районе Подчувашского предместья — там, где многие годы располагается нефтебаза (ил. 285). Снимок нобелевских цистерн и складов вблизи Чувашского мыса сделан мною в 1980 году при очередном посещении Тобольска и в ожидании парома через Иртыш: грандиозного моста через могучую реку тогда ещё не было.
Строительство капитальных складов и причала на Иртыше началось несколько позже, чем в Тюмени. Так, в марте 1910 года доверенные товарищества дворянин А.Я. Сулин и некий А.П. Землянов обратились в строительный отдел Тобольского губернского управления с просьбой об утверждении соответствующего проекта.

В общих чертах проект, составленный инженером Л. Шокальским, повторял тюменский, но был значительно упрощен: четыре хранилища, подвал, ледник, конюшня, жилой дом, бондарка. Через год после подачи заявки проект утвердили: волокита на Руси всегда была в чести у многих поколений чиновничества, дело не спасало даже громкое имя Нобелей…
Строительство базы проводилось пароходным обществом «Волга». Тогда же, в 1911 году, на окраине подгорной части Тобольска товарищество соорудило каменную одноэтажную керосиновую лавку, получившую в народе прозвище «каменушка», в ней размещается склад, (ул. Ленина, 97). К нашему времени она не сохранилась, но я успел заснять её на фотоплёнку в 1990-х годах [7]. В лавке продавали керосин, мазут, колесную мазь, лампы Нобеля и принадлежности к ним. Лавка занималась разливом керосина вплоть до шестидесятых годов минувшего столетия. Она, казалось бы, единственный сохранившийся на территории Тюменской области памятник деятельности всемирно известной российской фирмы «Бр. Нобель» и подлежала государственной охране. Увы…
Здание отличалось некоторыми особенностями промышленной архитектуры и торговых домов начала прошлого века, такими как профилированный карниз и лучковые завершения удлиненных окон. К сожалению, некоторые окна позже заложили кирпичом, а первоначальный вид крыши испортили укладкой обычного шифера.
Нельзя обойти вниманием и другую деятельность в нашем регионе братьев Нобелей в конце XIX и начале XX столетия, в первую очередь Людвига Эммануила Нобеля (1831–1888), а затем его сына Карла (1862–1893). Кроме традиционной продажи в сибирских городах керосина, а позже бензина и мазута, Нобели имели мастерские для удовлетворения нужд крестьянских хозяйств. Карл Нобель постоянно следил за новинками сельхозтехники. В 1888 году он скооперировался со шведским инженером Карлом Лавалем. В Омске они выпускали и выгодно продавали популярные маслобойки и сепараторы-сливкоотделители системы «Альфа-Лаваль» (ил. 286), не забывая при этом обращать внимание на солидную плакатную и торговую рекламу. Торговотехническое предприятие существовало до 1917 года.


Выигрышная тема нефтехранилищ и нефтебаз нередко обыгрывалась почтовыми и финансовыми организациями Азербайджана и России на ряде ценных бумаг. Так, ещё на заре советской власти Совет Бакинского городского совета выпустил в 1918 году банкноты стоимостью 50 рублей, на которых красочно отобразил нефтяной пейзаж с цистернами Нобеля (ил. 287). Три года спустя казначейство Азербайджанской социалистической и Закавказской федеративной республик отпечатало банкноты и почтовые марки с номинальной стоимостью 10000 рублей и 300000 рублей с такими же изображениями нефтехранилищ. Наконец, уже в наше изменчивое рыночное время издатцентр «Марка», отдавая должное заслугам Людвига Нобеля перед нефтяной Россией, выпустила в 2006 году памятный почтовый конверт с его портретом (ил. 288). В Тюмени в память о деятельности семьи Нобелей работает бизнес-центр «Нобель».


Литература.1. Менделеев Д.И. Письмо К.Н. Посьету о трубопроводном транспорте. Рукопись, музей-архив Д.И. Менделеева при СПбУ, 1886, 4 с. 2. Павлов М.А. Воспоминания металлурга. М.: Металлургиздат, 1943. С. 28–29. 3. Архив Д.И. Менделеева. Автобиографические материалы: сб. док. / музей-архив Д.И. Менделеева. Л., 1951. С. 82. 4. Д.И. Менделеев и русское нефтяное дело / АН СССР, М., 1957. 268 с. Ермаков И.И., Пантюхина Е.А. Почётные граждане города Тюмени. Екатеринбург: Сред. — Урал. кн. изд-во, 1996. С. 14–16. 6. Копылов В.Е. Кто вы, инженер Зорге? // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 2. Тюмень, 2001. С. 172–176. 7. Копылов В.Е. «Нефтяное товарищество Нобель» в Тюмени и Тобольске // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 2. Тюмень, 2001. С. 168–172; Копылов В.Е. Эдисон и братья Нобели в наших краях // Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 353–355; Копылов В.Е. Товарищество нефтяного производства бр. Нобель в Тюмени и Тобольске // Большая Тюменская энциклопедия. Тюмень, 2004. Т. 3., С. 228. 8. Копылов В.Е. Селения, названные в честь почётных граждан Тюмени // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 213–218. 9. Копылов В.Е. Об участии знаменитой династии Тимофеевых-Резовских в строительстве железной дороги Екатеринбург-Тюмень (к 125-летию ввода дороги в строй) // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 6. Тюмень, 2014. С. 185–193.

Потомок семьи Менделеевых

Впервые материал этого раздела мне довелось готовить в далёкие февральские дни 1997 года — дни 90-летия со дня кончины великого уроженца Сибири, ученого мирового класса Д.И. Менделеева [7]. Массовая печать страны, как ни странно, почти не откликнулась на печальную дату жизненного пути учёного. Возможно, сказалось сложившееся десятилетиями мнение общественности, в соответствии с которым о Д.И. Менделееве написано более чем достаточно. Изданы сотни книг, тысячи статей, в мире работает немало музейных экспозиций его имени, в честь ученого на карте Земли и даже Луны имеются десятки названий, отражающих имя замечательного тоболяка. Известен редчайший минерал — менделеевит, найденный пока только в Сибири, не говоря уже об элементе знаменитой периодической таблицы, как и сама таблица, навеки оставившая в памяти людей имя Д.И. Менделеева. Журналистам можно лишь посочувствовать: написать что-либо новое об ученом очень трудно, а пересказывать известное неинтересно. Вот и я оказался в таком же незавидном положении, пока в своем архиве не перелистал одну полузабытую папку. То, о чем она мне напомнила, будет небезынтересным читателю, особенно тому, кто чтит память о незабвенном Д.И. Менделееве.

Архитектор А.В. Максимов
В начале 1980-х годов из статьи в журнале «Огонёк» [4] и благодаря газетной работе того же автора в областной газете «Северная правда» из Костромы я узнал о жителе этого города архитекторе А.В. Максимове (1912–2003), правнучатом племяннике Д.И. Менделеева [5]. Арсений Владимирович Максимов родился в 1912 году, через пять лет после кончины своего знаменитого дяди. Детство его прошло в селе Боблово под Клином в имении Д.И. Менделеева, где великий родственник Максимова прожил более 40 лет. Д.И. Менделеев очень любил эти места, так как холмистые окрестности села и даже названия соседних деревень — Иевлево и Покровское — напоминали ему пригороды родного Тобольска с точно такими же именами. Рядом на холме располагалось имение Спас-Коркодиново семьи Фонвизиных, с которыми Менделеевы были дружны еще по Сибири, и в километре от Боблово — деревня Чумичёво. К этой деревеньке мы ещё вернёмся.
А.В. Максимов всю свою жизнь собирал материалы о многочисленной семье Менделеевых и как архитектор и талантливый художник много внимания уделял реставрации менделеевских строений в Боблово, часть из которых в свое время спроектировал сам Д.И. Менделеев (ил. 289). На фотографии, заимствованной мною из статьи в популярном когда-то журнале «Нива» за 1907 год, посвящённой памяти Д.И. Менделеева, показан один из домов, спроектированных и построенных при жизни самим Дмитрием Ивановичем. Несколько смущает безлюдность пейзажа — недосмотр фотографа.
Обладая минимальной информацией, я решился написать письмо в Кострому, не зная даже точного адреса А.В. Максимова. Ответ пришел неожиданно быстро, и с тех пор наша переписка продолжалась несколько лет, особенно интенсивно в 1985–1989 годах, а позже, много реже, вплоть до кончины моего знатного корреспондента. Из переписки, значительная часть которой в сокращениях изложена в приложении 5, удалось узнать много нового из биографии Д.И. Менделеева. Об этом и пойдет речь.


Отец А.В. Максимова Владимир Николаевич Максимов (1882–1942) — известный в России архитектор и художник. Ему принадлежат проекты Пещерного храма преподобного Серафима Саровского и солдатских казарм в Царском Селе, а также работы по реставрации храма Святой Софии в Константинополе. По легенде, императору Николаю II настолько понравились эти сооружения, что он не только приблизил В.Н. Максимова к себе, но и стал крестным новорождённого сына архитектора — Арсения. Арсений Владимирович состоял в родственных связях с известным в конце девятнадцатого столетия академиком живописи Василием Максимовичем Максимовым (1844–1911) (ил. 290), одним из российских «передвижников». Мать художника приходилась племянницей Д.И. Менделееву по линии его старшей сестры. Небезынтересно, что В.М. Максимов-старший тесно связал свои семейные дела с Тобольском. Он приходился тестем тобольскому губернскому агроному Н.Л. Скалозубову: дочь Максимова Ариадна была его супругой. Таким образом, семьи Менделеевых и Скалозубовых, пусть и несколько отдалённо, но породнились. В Третьяковской галерее хранится примечательный карандашный рисунок В.М. Максимова, исполненный в 1881 году, с изображением девочки в платке — двенадцатилетней дочери художника. Внизу рукою художника сделана подпись: «Дорогому зятю Николаю Лукичу Скалозубову на память от душевно преданного В. Максимова, 1902 года, февраля 2 дня, СПб». Н.Л. Скалозубов, как член Государственной Думы от Тобольской губернии, часто посещал Санкт-Петербург как учёный и общественный деятель. Так, 30 марта 1900 года он вместе с курганским предпринимателем А.Н. Балакшиным (1844, Ялуторовск — 1921, Лондон) в сопровождении В.М. Максимова побывал у Д.И. Менделеева в гостях в Главной палате мер и весов. При встрече он передал ему ряд своих опубликованных работ, а также статьи некоторых тобольских коллег [1]. Менделеев очень приветливо принял земляков. Уделяя внимание пчеловодству, А.Н. Балакшин, основатель паточного дела в селе Логовушка под Курганом, обратился к Д.И. Менделееву за советами и с просьбой о помощи за счёт частных или казённых кредитов на развитие этой отрасли в Зауралье. Как вспоминал Скалозубов, в беседе он по-дружески попенял Менделееву о своём напрасном ожидании от него ответа на одно из своих писем. Тут-то Дмитрий Иванович и высказал гостю о своей нелюбви к эпистолярной суматохе: «Терпеть не могу писать писем. Лучше какую угодно работу сделаю… А то пиши имя, отчество… Да лучше второй раз в Тобольск съездить!». Эти фразы Д.И. Менделеева мне показались настолько близкими по духу, что я, будучи целиком солидарным с ним по части нелюбви к сочинению писем, решился повторить их в качестве эпиграфа в одном из следующих параграфов.

О семье Балакшиных мне приходилось писать в одном из своих томов «Окрика памяти» [9]. К сожалению, тогда мне не была известна связка событий в биографии выдающегося курганского предпринимателя А.Н. Балакшина с посещением в Санкт-Петербурге Д.И. Менделеева. Несомненно, с проявлением тогда несколько большей с моей стороны настойчивости мне удалось бы отыскать новые интересные факты сотрудничества Д.И. Менделеева с промышленниками Зауралья. Замечу, что А.Н. Балакшин — уроженец Ялуторовска, как и Д.И. Менделеев, обучался в Тобольской гимназии. Его сын знаменитый российский и советский инженер С.А. Балакшин основал турбиностроение в Кургане, а внук, А.С. Балакшин из Томска, стал выдающимся радиоинженером, основателем звукового кино в Сибири.
В.М. Максимов был очень дружен с Д.И. Менделеевым и нередко посещал знаменитые «менделеевские среды» в петербургской квартире ученого. В наших краях художник оставил о себе память как организатор художественной выставки 1901 года в Тобольске. Ещё в 1896 году Тобольский музей Севера через столичные газеты обратился к русским художникам с просьбой содействовать устройству в губернском центре Сибирского художественного музея. Охотнее и раньше всех на просьбу откликнулся академик живописи В.М. Максимов. Он принял на себя посредничество между музеем и художниками, которые выслали в Тобольск свыше 160 работ. Среди них оказались работы членов Академии художеств и учеников Строгановского училища. Газета «Сибирский листок» от 31 мая 1901 года писала по этому поводу: «В воскресение 27 мая Тобольским губернским музеем в помещении Народной аудитории была открыта выставка картин. Среди прочих: «В лесу» С.В. Иванова; этюд Маковского; пейзаж А. Саврасова; «Море» и «Рожь» Ландезена; миниатюра Айвазовского «Море»; этюд «Баржи на Волге» В. Максимова и др.».
В картинной галерее Тюмени хранится этюд наиболее популярной работы В.М. Максимова «Всё в прошлом» (1899). Картина настолько была известной в кругу любителей живописи, что художник, по свидетельству современников, сделал на продажу 42 её повторения. Оригинальный экземпляр находится в Третьяковской галерее, остальные — в частных коллекциях. Интересный факт из жизни Третьяковки. В начале 1930-х годов, когда в искусстве пропагандировались только пролетарские интонации, под картиной висело дополнение к названию: «Дворянская реакционная живопись». Упомянутый этюд, исполненный масляными красками и наклеенный на картон, оказался в Тюмени вследствие родства двух семей Максимовых и Скалозубовых. Поначалу он хранился в собрании Ариадны Васильевны Скалозубовой, в девичестве Максимовой, проживавшей до 1950-х годов в Самарово (Ханты-Мансийск) и работавшей там на сельскохозяйственном пункте [2], а затем рисунок передали в Тюмень.
Арсений Владимирович учился архитектуре у талантливого академика А.В. Щусева, в мастерской которого он работал в 1929–1934 годах. Того самого Щусева, по проектам которого выстроены гостиница «Москва» и столичный Казанский вокзал. С 1935 года Максимов привлекается к строительству канала Москва — Волга. Ему принадлежит проект зданий для обслуживающего персонала. Перед войной с Германией он работает на стройке Куйбышевского гидроузла и на реконструкции Мариинской водной системы. В несколько необычной должности — офицера по маскировке оборонительного строительства — участвовал в Великой Отечественной войне в 1941–1945 годах. А.В. Максимов прошел боевой путь от Калинина до Кёнигсберга в составе Первого Прибалтийского фронта. Перед штурмом Кёнигсберга, города-крепости, он предложил маршалу А.М. Василевскому и командующему фронтом генералу армии И.Х. Баграмяну рельефный макет-карту оборонительных сооружений [12]. Обучение командного состава на макете позволило не только четко спланировать наступательную операцию, но и сохранить тысячи солдатских жизней. За взятие Кёнигсберга А.В. Максимов получил орден Отечественной войны. Макет-планшет города площадью 36 квадратных метров со скрупулёзно точным исполнением в объёме каждого дома и улиц до сих пор хранится в Калининградском областном историко-художественном музее.
После войны А.В. Максимов четверть века работал главным архитектором Калининграда (Кёнигсберга), восстанавливал разрушенный город, одним из первых проявил инициативу в поиске легендарной Янтарной комнаты, составлял архитектурные планы разрушенных шедевров средневековья. С 1969 года жил в Костроме. Здесь А.В. Максимов, используя богатый семейный архив, подготовил рукопись о Д.И. Менделееве — не столько об ученом, сколько о человеке, семьянине, воспитателе, и о его влиянии на близких ему людей, особенно многочисленных родственников. Рукопись объемом более 170 машинописных страниц, к сожалению, была опубликована только в 2008 году, или спустя пять лет после кончины её автора [8]. Публикация состоялась благодаря инициативе и труду инженера, писателя и журналиста В.А. Потресова — автора нескольких опубликованных работ о Д.И. Менделееве.


После кончины А.В. Максимова в 2003 году наследники из Костромы (дочь Ия Арсеньевна), а также внук из Реутова (Александр Максимов), передали архив и всю его переписку, включая и мою, в Боблово в музей Д.И. Менделеева — бывший дом семьи Смирновых. Как сообщил мне праправнук Д.И. Менделеева, старший научный сотрудник музея Н.А. Смирнов (приложение 7), супруга Александра Максимова устраивала в школах Реутова выставку по материалам А.В. Максимова. Изредка она демонстрировала икону тобольской семьи Менделеевых — редчайший предмет духовной культуры, о котором не только я, но и многие биографы Д.И. Менделеева ничего не знали и не слышали.
Как следует из нашей с А.В. Максимовым переписки (приложение 5), я ещё в 1980-х годах предлагал ему содействие в публикации рукописи в журнале «Урал» (Свердловск). Необходимость сокращения объёма материала в соответствии с требованиями редакции, а также почти полная невозможность размещения на страницах журнала многочисленных семейных фотографий не позволили Арсению Владимировичу принять моё предложение. Я считаю, что отказ был напрасным, так как даже в сокращённом виде рукопись была бы издана на 20 лет раньше и при жизни автора. Несомненно, она бы не только заинтересовала читателей, но и своевременно пополнила драгоценную копилку менделеевианы. Расширенный вариант рукописи можно было бы издать позднее.
История с рукописью была бы неполной без следующего продолжения. После кончины А.В. Максимова я долгое время безуспешно пытался выяснить судьбу его рукописного детища. И только благодаря всезнающему интернету наконец-то узнал о существовании книги, изданной на основе материалов рукописи, но переработанной с участием ещё одного автора. Тираж книги скромный — 500 экземпляров. Книга нашлась, скачал её с надеждой на открытия, на которые надеялся как заинтересованный читатель. И действительно, в основе своей она меня не разочаровала. Чего стоит, например, тщательно составленная генеалогическая схема многочисленной семьи Менделеевых и ее боковых ответвлений. Никогда ранее ничего подобного в печати мне встречать не приходилось. Очаровали варианты топографических планов имения Д.И. Менделеева в самые различные периоды его существования, с любовью и архитектурно-профессиональным изяществом составленные А.В. Максимовым. С интересом ознакомился с сельскохозяйственными увлечениями Дмитрия Ивановича на опытном поле его имения, как, впрочем, и с причинами охлаждения к ним со стороны учёного. Оказывается, все последующие работы Д.И. Менделеева по экономике страны и её промышленности, включая и «Заветные мысли», получили начало отсюда — с опытного поля и как итог первоначальных измышлений. Интересна богатая подборка фотоснимков родственников Дмитрия Ивановича и обитателей Боблова.
К сожалению, я не смог воспринять литературную форму произвольной подачи материала как повесть, названную так, надо полагать, вторым автором. Для столь важной для пропаганды русской Менделеевианы более подошел бы документальный стиль изложения, на который, как я уверен, рассчитывал сам А.В. Максимов. Его намерение легко угадывается по отдельным фрагментам текста, явно написанным главным автором. Скажу больше: меня несколько удивило отсутствие в книге интереснейших сведений об акварелях окрестностей Боблова и строений в имении Д.И. Менделева, которыми щедро поделился со мной А.В. Максимов. Как можно предположить, включение таких материалов привело бы к нежелательному увеличению объёма документальной части повествования и, соответственно, снижению влияния на читателя её литературной доли изложения…
В Костроме А.В. Максимов много лет работал городским архитектором, участвовал в сохранении русской старины. В многотомном и престижном издании «Истории СССР» [3] опубликована его пространная статья. Как и в Калининграде, А. Максимов восстанавливал русские шедевры костромской архитектуры, спроектировал сказочную деревню «Берендеевка» на тропе «Золотого кольца России». Располагая более чем двумя сотнями оригинальных менделеевских предметов, он передал их в возрождающийся музей Боблова. Среди них вещи, которые держал в руках Д.И. Менделеев, икона «Благословенное чрево» и мраморная ваза для визиток, амфоры из Помпеи, в раскопках которой участвовал родственник семьи Менделеевых академик археологии Я.И. Смирнов. В июле 2002 года Арсений Владимирович отметил своё 90-летие. Событие заметила общественность России. Внимание к юбиляру проявили академические и музейные круги, власти Костромы. В городе прошла выставка, посвящённая творчеству А.В. Максимова. Его акварели пользовались особым вниманием. Пришли телеграммы из-за рубежа, где А.В. Максимов был известен своими работами по Кёнигсбергу и по его деятельности в этом городе в защиту Орденского Замка. В 1992 году в Германии состоялась выставка акварелей руин Кёнигсберга [11]. Тогда же в Германии вышла книга Р. Кобуса «Руины Кёнигсберга», в которой автор ссылался на материалы А.В. Максимова. Скончался А.В. Максимов в январе 2003 года. Хранителем творческого и научного наследства архитектора стала его верная супруга Александра Карловна Плесум (1929–2011), многолетний консультант и одновременно оппонент своего супруга, помощница, секретарь и заботливая хозяйка.
Прозвучавшее здесь имя супруги А.В. Максимова А.К. Плесум заслуживает более подробного рассказа о ней, поскольку, как и сам А. Максимов, она приходится дальней родственницей Д.И. Менделееву [10]. Прапрабабушка А. Плесум Мария Ивановна была его родной сестрой. Д.И. Менделеев, собирая в Боблово своих родственников, построил на хуторе Стрелица, что в километре от Боблово, дом для своей овдовевшей старшей сестры с её многочисленными детьми. Позже дом купил И.К. Смирнов, женатый на племяннице Д.И. Менделеева А.И. Капустиной. В Стрелице выросло четыре поколения Смирновых, к последнему из них принадлежит А.К. Плесум. Она, внучка академика-археолога из Эрмитажа Я.И. Смирнова, родилась в селе Чумичёво, по соседству с Боблово, в километре от него к северо-западу. Детство её прошло в Стрелице, на окраине Боблово. Её мама Анна Яковлевна Смирнова вышла замуж за латыша Карла Плесума, подарив дочери экзотическую фамилию. К. Плесум в 1937 году был репрессирован. Александра Карловна пережила неудачное замужество, кончину малолетней дочери. А.В. Максимов, став вдовцом и пенсионером, в 1969 году поселился в Костроме, и, пользуясь давним знакомством, предложил А.К. Плесум объединиться в одну семью. Так вот и сложилась в Костроме дружная, интеллигентная, известная в городе замечательная и счастливая пара единомышленников.

Боблово А.В. Максимова
В 1920 голодном году семья Максимовых, чтобы прокормиться, покинула Санкт-Петербург и переехала в Боблово. С тех пор восьмилетний Арсений, будущий архитектор-реставратор и член Союза архитекторов, постоянно считал себя причастным к судьбам замечательной усадьбы Д.И. Менделеева и его семьи. В 1930-х годах А.В. Максимов встречается в Ленинграде с вдовой Д.И. Менделеева Анной Ивановной и записывает её рассказ о полемике мужа с драматургом А.Н. Островским. После переезда в Кострому А.В. Максимов по крупицам восстанавливает материалы о строениях усадьбы, их расположении на территории, воссоздаёт реконструкции всех зданий вместе с их интерьерами и в том виде, в каком они выглядели при жизни Д.И. Менделеева. В итоге родилась серия акварелей с видами менделеевского Боблово. Костромская квартира архитектора на улице Боевой увесилась чертежами реконструкций имения в Боблово, на столах лежали альбомы с фотографиями родни великого учёного. По моей просьбе А.В. Максимов сделал авторское повторение некоторых из своих акварелей, восстановленных в строго документальной манере, и передал их в музей Истории науки и техники Зауралья при нефтегазовом университете, где с 1988 года они демонстрируются и хранятся (ил. 292). В наборе акварелей 12 чертежей-рисунков, каждый размером 44 на 56 сантиметров. Они весьма необычны по технике исполнения («архитектурный стиль»), красочны, в тонкостях отражают подробности пейзажей Боблово и его окрестностей. Одна из дополнительных акварелей к имеющимся двенадцати посвящена селу Верхние Аремзяны под Тобольском. Арсений Владимирович там никогда не был, но по его просьбе я послал ему черно-белые фотографии села, и на их основе художник воссоздал в цвете облик старинного поселения — места, где Д.И. Менделеев провел свои детские годы (ил. 293). На высоком берегу видны руины деревянной церкви и стеклозавода.

Кроме того, в информативных целях Максимов прислал 25 чёрно-белых вариантов полного набора других цветных акварелей, оставшихся у него. Из цветных копий, повторяю, 12 демонстрируются в нашем музее. Далее следует подробный список и описание акварелей в цветном изображении и план Боблово.


1. План-схема имения Д.И. Менделеева на Бобловском холме, 1900 г. (ил. 294). Вверху слева — хутор Стрелица, внизу справа — дома и улицы деревни Боблово. Под номером 6 у выхода из имения в деревню стоит школа, выстроенная Д.И. Менделеевым для деревенских детей.
2. Мост через реку Лутосню (ил. 295). «Мой мост», — по словам Д.И. Менделеева. Здесь в 1899 году состоялась встреча Д.И. Менделеева и А.С. Попова после удачного сеанса радиосвязи на расстоянии в несколько километров между Боблово и Бабайками. Ежегодно на средства Дмитрия Ивановича мост ремонтировался крестьянами из деревни Мишнёво. Вдали отчётливо виден бобловский холм. Этюд создан по фотографии 1907 года, выполненной внучатым племянником Д.И. Менделеева, профессором-кораблестроителем и главным конструктором ледокола «Ермак» Николаем Александровичем Смирновым (1868–1941) в память о последнем пребывании Дмитрия Ивановича в Боблово. Последний отъезд учёного связан с этим мостом.
3. «Старый дом» Д.И. Менделеева, купленный им в 1865 году (ил. 296). Дом выстроен помещиком Моложениновым в 1770 г. В этом доме Д.И. Менделеев жил и работал по сельскому хозяйству в летние месяцы. На втором этаже находилась химическая лаборатория. В этом же доме учёный создал своё «любимое детище» — «Основы химии». Возможно, здесь и явилась на ум учёного идея таблицы Периодической системы элементов. В 1880-х годах Дмитрий Иванович выстроил новый дом, так как старый пришёл в негодность. Именно в нём учёный закончил работу над «Заветными мыслями». В 1919 году дом был разобран.
4. Зимний вид Кухонного флигеля и галереи при Старом доме (ил. 297). Здесь в последние годы жила сестра учёного, Екатерина Ивановна, в замужестве Капустина. Её муж, Яков Семёнович Капустин (1796–1859), был выдвинут на государственную службу самим М.М. Сперанским. Капустин служил в Тобольске, Омске и в Томске.
5. Хутор Стрелица (ил. 298). Дом был выстроен Д.И. Менделеевым в 1867 году для семьи своей сестры Марии Ивановны, в замужестве Поповой. Её муж — бывший директор гимназии в Тобольске и один из учителей юного Дмитрия Ивановича. В 1884 году овдовевшая Мария Ивановна продала Стрелицу Ивану Кузьмичу Смирнову, женатому на племяннице Д.И. Менделеева Анне Яковлевне Капустиной. Её сын, Яков Иванович Смирнов (1869–1918), ранее упомянутый, был востоковедом, археологом и академиком.
6. Дом генерал-полковника Александра Кузьмича Смирнова (1838–1910), женатого на племяннице Д.И. Менделеева Юлии Яковлевны Капустиной. Старейшее строение, сохранившееся на бобловском холме (ил. 299). Александр Кузьмич был другом Дмитрия Ивановича со студенческих лет, служил в Омске. После покушения на него был переведён в военный округ Иркутска, где проживал до 1902 г. Выйдя в отставку, переехал в Боблово, где жила его семья, состоящая из восемнадцати детей. Сейчас этот дом без мансарды восстановлен, в нём организован бобловский музей.
7. «Новый дом» Д.И. Менделеева (ил. 300). Дом проектировал и строил в 1880–1881 годах сам Дмитрий Иванович. Расположение здания привязано к могучему «Сторожевому дубу», который доминировал над всем холмом и старым парком. Этот дуб стал держателем радиоантенны в эксперименте «телеграфии без проводов» А.С. Попова и Д.И. Менделеева.
8. Новый дом с северо-западной стороны (ил. 301). У Сторожевого дуба стоит скамья, исполненная самим Дмитрием Ивановичем. Вдали просматривается двухэтажная баня из кирпича. На горизонте справа виден холм. Это имение Фонвизиных в Спас-Коркодино (ил. 302). На карте можно обратить внимание на точку пересечения дороги в Боблово с рекой Лутосней. Здесь-то на мосту и состоялась встреча Д.И. Менделеева с А.С. Поповым.
9. Упомянутая выше баня (ил. 303). В ней на втором этаже размещалась художественная мастерская супруги учёного Анны Ивановны. Этот флигель был построен у озерка рядом с источником, выходящим из недр холма. Художественную мастерскую любили посещать и в ней работали художники И. Репин, А. Куинджи, Н. Ярошенко, К. Лемох и др. В этом флигеле в 1919–1920 годах жил выселенный из Нового дома сын учёного, профессор-физик Иван Дмитриевич Менделеев. Сюда он перевёл бобловскую библиотеку отца, но вскоре дом сгорел.
10. Край старого парка с дубовой скамьёй — любимое место встречи Любы Менделеевой и Александра Блока (стихи этого поэта о прекрасной даме — помните?) (ил. 304). В правой части синеющих далей виден холм — имение Фонвизиных. На среднем плане вдали на поляне — «Сторожевая ель», срезана в 1921 году. Этюд создан по фотографиям из семейных альбомов.
11. Центральное опытное поле Менделеева. После отхода учёного от опытов по сельскому хозяйству на поле был создан огород Менделеевых. Позже, в советское время, здесь располагались поля совхоза «Динамо».
12. Местечко Шахматово в семи километрах от Боблово. Дом профессора ботаники Андрея Николаевича Бекетова (1825–1902), деда А. Блока. В 1912–1913 годах Блок произвёл капитальный ремонт всего дома, пристроив двухэтажную часть. Дом сожжён местными крестьянами в 1918 году.


Я сохраняю чёрно-белые фотографии с видами Боблово, сфотографированные А.В. Максимовым со своих акварелей и мне подаренные. Поскольку 25 их оригиналов музею ТИУ не принадлежат, и в настоящее время акварели хранятся в фондах дома Смирновых в Боболово, то я решил их не воспроизводить, ограничив перечень коллекции списком работ и показом только двух-трёх чёрно-белых снимков, наиболее ярко характеризующих работу А.В. Максимова как архитектора и художника. Список выглядит следующим образом.
— Общий вид бобловского холма со стороны поймы реки Лутосни. Этюд создан А.В. Максимовым в 1965 году, к 100-летию покупки Боблово Д.И. Менделеевым.
— Вязовая аллея — главный въезд на бобловский холм. Посадки относятся ещё к временам Екатерины II. Акварель 1965 года.
— «Старый дом» Д.И. Менделеева, купленный им в 1865 г. Здание строилось в 1770-х годах. В этом доме учёный жил первые двадцать лет. Здесь на 2-м этаже была его химическая лаборатория, где Менделеев работал над рентабельностью ведения сельского хозяйства. В этом же доме учёный писал «Основы химии», здесь же явилась идея создания Периодической системы элементов. Здание разобрано за ветхостью в 1919 г.
— Старый дом и «Кухонный корпус», связанный с основным домом Д.И. Менделеева.
— Боблово, хутор Стрелица. Он был выстроен Д.И. Менделеевым в 1867 г. для семьи своей сестры Марии Ивановны, в замужестве Поповой. Муж её в Тобольске был учителем юного Димы. В 1884 г. овдовевшая Мария Ивановна по просьбе Дмитрия Ивановича продала Стрелицу Ивану Кузьмичу Смирнову, женатому на племяннице Д.И. Менделеева — Анне Яковлевне Капустиной, сын которых был востоковед, археолог, академик Яков Иванович Смирнов (1868–1918).


— Старейшее строение в Боблово, дом Александра Кузьмича Смирнова — друга Д.И. Менделеева со студенческих лет, женатого на племяннице учёного Юлии Яковлевны Капустиной, дети которых выросли в Боблово.
— Каменная лестница на хуторе Стрелица (ил. 305). Ступеньки лестницы из плоских гранитных плит на спуске в овраг к роднику выкладывал сам Д.И. Менделеев в 1868 году. Лестница сохранилась до наших дней, но овраг засыпан строительным мусором.
— Дом Смирновых со стороны двора. Рисунок сделан по фотографии Д.И. Менделеева, снятой в 1891 году.
— Тот же дом А.К. Смирнова. Акварель А.В. Максимова с натуры, 1979 год.
— Дворик возле дома А.К. Смирнова. Этюд по мотивам старой фотографии 1892 года.
— Новый дом Д.И. Менделеева с южной стороны. Учёный сам его проектировал и строил, привязав к могучему «Сторожевому дубу». То было в 1881–1882 годах.



— Новый дом с северо-западной стороны. У Сторожевого дуба стоит скамья, выполненная самим учёным. Вдали видна 2-этажная кирпичная баня. На втором её этаже была выстроена художественная мастерская жены учёного. На горизонте с правой стороны холм — это Спас-Коркодино, бывшее имение Фонвизина.
— «Сторожевой дуб». Именно он своей красотой и величием побудил Д.И. Менделеева к покупке Боблово. Кроме своей красоты дуб был знаменит тем, что стал первой радиоантенной в бобловских опытах А.С. Попова и Д.И. Менделеева по передаче сигналов Морзе по радио. Сгорел в 1930-х годах: в его огромном дупле, в котором дети размещались вчетвером, ребятишки разложили костёр.
— Грот над источником, (ил. 306) около нового дома Д.И. Менделеева. Озерко вырыл сам Дмитрий Иванович. На заднем плане акварели виден новый дом.
— «Сторожевая сосна». Стояла возле озерка «Глаз горы» у края старого парка. Засыхала с вершины и погибла в 1911 году. Судя по годовым кольцам, её возраст превышал 300 лет.


— Место встреч Любы Менделеевой и Александра Блока у заметной природной пары «берёзка-муравейник». Берёзу срезали в 1980 году, остался только муравейник. Акварель 1967 года.
— Пешеходный мостик-«скрипуля» через Лутосню (ил. 307). Располагался вблизи деревни Дубровка по дороге в Бекетовское местечко Шахматово. Возле мостика был брод, который легко проходила лошадь А. Блока. Рисунок по старой, сильно выцветшей фотографии.
— Бобловские дали в сторону Клина и Спас- Коркодино, озерко «Глаз горы», возле которой стояла сторожевая сосна.
— Местечко Бабайки, дом профессора гигиены Казанского университета Михаила Яковлевича Капустина (1847–1920), племянника Д.И. Менделеева. Дом с парком, небольшим озерком и садом был куплен у клинского купца в 1880 году. Позже профессор перестроил здание, добавив второй этаж. Д.И. Менделеев по дороге из Клина в Боблово любил здесь отдыхать после тряски в «чугунке».
— Село Покровское, дом племянника Д.И. Менделеева, профессора физики Фёдора Яковлевича Капустина (1856–1936). Капустин был женат на сестре А.С. Попова Августе Степановне (1863–1941). Таким образом, семьи Поповых и Менделеевых породнились. Капустины приобрели дом в 1909–1910 годах после переезда из Томска, в университете которого Ф.Я. Капустин долгие годы вёл кафедру физики.
— Шахматово. Дом поэта А.А. Блока. «Могучий тополь серебристый склонял над домом свой шатёр», — писал А. Блок.
В общем и целом акварели А.В. Максимова сохранили для современного поколения России незабываемую обстановку имения Боблово, навсегда связанную с именем великой гордости страны — Д.И. Менделеева. Акварели представляют необыкновенную историческую ценность, поскольку от строений на Бобловском холме к нашему времени почти ничего не осталось, кроме перестроенного дома семьи Смирновых.
Как писал мне А.В. Максимов, в его семье долгие годы хранился стеклянный шар — ёлочная игрушка, изготовленная на Аремзянском стекольном заводе, управительницей которого была мать ученого. Шар зеленого цвета имел диаметр 12 сантиметров и весил около полукилограмма. Из тобольского дома игрушку в свое время увезла в Омск сестра Менделеева Екатерина Ивановна, а затем шар оказался в Боблово.



Кстати, о тобольском доме. В одном из писем Арсений Владимирович вспоминал, что в далеком детстве ему показывали фотографию старого дома Менделеевых, доставшегося от Капустиных: многооконный, деревянный, одноэтажный, приземистый, отгороженный от улицы забором. К сожалению, фотография утрачена, надо полагать, навсегда.
Вместе с акварелями А.В. Максимов прислал обращение к сибирякам и свой фотопортрет (ил. 308). Далее следует текст обращения с некоторыми незначительными редакционными правками.

* * *
«15 апреля 1989 г., Кострома.
Дорогие сибиряки, одновременно с моими работами считаю необходимым кратко рассказать Вам, что Боблово в жизни Дмитрия Ивановича Менделеева сыграло огромную роль. Мечта ученого о приобретении своего уголка с землею возникла тогда, когда он обрел самостоятельность. Побудительной причиной покупки стали три фактора. Первое, перевезти из Сибири всех овдовевших своих сестер с детьми с тем, чтобы дать племянникам и внучатым племянникам воспитание и образование. Это для Менделеева было главным. Вторая цель состояла в том, чтобы помочь освободившимся от крепостного права крестьянам наладить свои хозяйства и поднять плодородие земли на научной основе.
И наконец третье: удалиться из Питера на все летние месяцы с тем, чтобы избавиться от ежедневного потока навязчивых гостей по вечерам и в воскресные дни. Визиты, особенно не предусмотренные (студенты, профессура, иноземцы), не давали возможности учёному работать, а семье спокойно жить. Потребность к уединению назревала со всей остротой. «Гости валом валили», — говорил Дмитрий Иванович. Наконец, появилось Боблово, которое с годами обрело огромное значение для семьи Менделеевых, а для ученого стало местом его научных творений. Здесь, «вдали от шума городского», он занялся изучением сельского хозяйства, создал химическую лабораторию. А по вечерам и по ночам трудился над «своим любимым детищем» — Основами химии. Следствием этого обширного и обобщающего труда стало рождение периодического закона.
Время суток и недель были строго распределены по дням и часам, как для себя, так и для всей семьи (смотрите диаграмму суточного распределения времени Д.И. Менделеева в Боблово). Гости, разумеется, Боблово посещали, но это были избранные деловые люди и специалисты, приглашаемые самим Менделеевым. Приезжали ученые из Петровской академии со своими студентами, врачи, художники, родственники, но толпы не было.
Историей Боблово, как менделеевского периода, так и древностями его эпохи, практически никто не занимался. Правда, приоткрыть тайну давних лет «Лутосненского Стана», так назывался этот регион до эпохи Дмитрия Донского, когда делились границы княжеств, удалось брату моей матери историку Ивану Александровичу Смирнову (1889–1943). Но в те тяжелые годы после Гражданской войны история была не в моде, а его материалы были переданы дядей мне до поры до времени…
Я же под влиянием племянницы Д.И. Менделеева Надежды Яковлевны Капустиной, которая заронила во мне зерно глубокого уважения к истории Боблово, продолжал работу И. Смирнова, изучая период менделеевской эпохи родного нам Бобловского холма. Так, постепенно из года в год, используя все отпуска, как до войны с Германией, так и по сей день, исподволь занимаюсь его историей, одновременно восстанавливая архитектуру утраченных зданий.
Последние двадцать пять лет я вёл переписку со многими министерствами и организациями с тем, чтобы пробудить интерес современников к Менделееву и Боблово. В результате чего только за последние лет десять, нехотя, начали проявлять к бывшему имению некоторое внимание. Образовался общественный актив, появился план работ на перспективу, так что лед тронулся! Боблово, нещадно разоряемое десятилетиями, начало воскресать. Появился директор, перестали вырубать парки и нет более свежих пней в березовой роще, которую посадил сам Дмитрий Иванович в год открытия им таблицы периодической системы элементов. Восстановлен дом Смирновых с сохранившимися кирпичными стенами. В текущем 1988 году в нем открылся музей третьей категории с экспозицией, более похожей на фотовыставку, которая, к сожалению, отражает в большей степени общую деятельность Д.И. Менделеева, чем бобловский период жизни учёного. Мне также трудно воспринять модный ныне жанр современного дизайна, мало отвечающего строгому стилю интерьеров деревенских зданий того времени, когда здесь жил Д.И. Менделеев.
Огромную поддержку и помощь я нашел в академике И.В. Тананаеве, который первый прочел мою историческую повесть «Боблово». К сожалению, рукопись застряла в издательстве «Знание», где она лежит более пяти лет. Видя эту затяжку, написал сокращённую «Историю Боблово» объемом 170 машинописных страниц. Работу я предполагал использовать как путеводитель по старинному Боблово. Но и она более двух лет лежит у вице-президента В.Х.О. им. Д.И. Менделеева…
В работе по воссозданию архитектурного облика старого Боблово мне помогали многие консультанты, родственники старшего поколения, использовались мемуары современников Д.И. Менделеева и воспоминания моих родителей: отца академиста-архитектора и матери художницы. Они хорошо знали Боблово, и оба были любимы Дмитрием Ивановичем. Все наши работы в рукописи и графика предельно документальны, и основаны на полузабытых планах зданий и на изображениях старинных фотографий, которые нами собраны за многие годы. Материал, пересылаемый нами в Тюмень, отражает общий характер менделеевского Боблово за время его расцвета, то есть до 1900 года, и является авторским повторением. Оригиналы хранятся у нас в Костроме, копии в музее Боблово и у Вас.
Вот так кратко, вместе с женою, работаем по Боблово, которое по праву считаем своей родиной, ибо жена моя, Александра Карловна Плесум, родилась в Боблове на Стрелице. Она внучка академика-археолога Якова Ивановича Смирнова и правнучатая племянница Д.И. Менделеева.
С уважением архитектор А.В. Максимов».

* * *
По воспоминаниям родственников, при жизни Д.И. Менделеева и по его инициативе все гости, посещавшие Боблово, должны были оставлять на память свои автографы на особой скатерти. Позже автограф вышивали цветными нитками. В год стопятидесятилетия со дня рождения Дмитрия Ивановича (1984) А.В. Максимов решил восстановить эту традицию. Когда в Кострому приезжали гости, они так же, как и сто лет назад, расписывались на скатерти. К 1987 году скопилось около 60 подписей, в том числе из родственников Д.И. Менделеева 30 фамилий, ученых — 28, включая академиков, докторов и кандидатов наук. Есть там, не скрою, что мне необычайно приятно, и мой бюрократический росчерк…

А.В. Максимов восстановил ежедневный распорядок дня Д.И. Менделеева (ил. 309), которым последний неуклонно и педантично пользовался во время своих летних научных изысканий в Боблово. Возможно благодаря этому строгому режиму именно здесь, вдали от столичной суеты, ученому удалось написать свои «Основы химии», запечатлеть самые первые догадки и заложить основы периодической системы элементов. Правда, и тут не всегда удавалось избежать посещений, особенно из среды многочисленных родственников, расселенных Менделеевым по окрестным деревням. Тогда приходилось отнимать время у ночного сна. Не случайно в течение суток для поддержания высокого рабочего тонуса ученый трижды прибегал ко сну (смотреть диаграмму). Кабинетная научная работа, разделенная на два этапа, продолжалась ежедневно в общей сложности около пяти часов. Почти вдвое больше тратилось времени на активный отдых и физическую работу в поле, на сенокос и заготовку дров, на обустройство парка — любимого занятия Дмитрия Ивановича. Своими руками он вырыл в парке яму для озерка, построил каменную лестницу к роднику, скамейки и грот.
Все материалы, присланные А.В. Максимовым и собранные воедино, составили в музее ТИУ специальный стенд и необычайно освежили менделеевскую экспозицию. Лично мне Арсений Владимирович прислал памятный подарок: деревянное основание для отрывного календаря. Вверху над календарём в цветном изображении по костромским мотивам красуется старорусский деревенский пейзаж с рекой и ладьёй, мельницей на берегу и причалом. Тонкая работа исполнена способом электровыжигания по дереву. На обороте рукою А.В. Максимова написано: «Виктору Ефимовичу на добрую память от автора (тираж — один экземпляр). Март 1987 года, Кострома».

Д.И. Менделеев и А.С. Попов: совместные радиоопыты
Меня поразил рассказ Арсения Владимировича о подробностях совместных опытов изобретателя радио А.С. Попова и Д.И. Менделеева. Эти сведения А.В. Максимов получил от сына Д.И. Менделеева Ивана Дмитриевича в 1921 году. Летом 1899 года А. Попов отдыхал в имении Бабайки, принадлежащем профессору гигиены Казанского университета М.Я. Капустину (1847–1920), племяннику Менделеева. Имение располагалось по пути из Клина в Боблово на выезде из Бабаек и стояло от Боблово в нескольких верстах. А.С. Попов захватил с собой из Петербурга в Бабайки приемо-передающую аппаратуру (ил. 310). В менделеевском парке Боблово на могучем дубе, стоявшем перед самым домом Д.И. Менделеева и сгоревшем в середине двадцатых годов, сын Дмитрия Ивановича установил шест для высокой антенны. Сам приёмник, с устройством печатания азбуки Морзе на телеграфную ленту, заблаговременно доставили из Бабаек в Боблово и установили в кабинете учёного.
Первоначальный вид дома в Бабайках и показан на ил. 311. На фотографии, кстати, видна веранда. Именно с неё А.С. Попов вёл радиопередачи на Боблово. А.В. Максимов восстановил и более поздний вид перестроенного здания. Дом в Бабайках, как и особняк Д.И. Менделеева в Боблово, могли бы сыграть немалую мемориальную роль, поскольку названия двух поселений, Боблово и Бабайки, навсегда вошли в историю радио России. В целости и сохранности дом Капустина дожил до 1970-х годов. В минувшие времена к памятнику радиосвязи на автобусах изредка привозили экскурсантов из Москвы и Клина. Однако, несмотря на призывы общественности о необходимости сохранения исторического сооружения, местные власти, как, впрочем, и руководство общества «Знание» в Москве, остались глухи. Здание ветшало, и к нашим годам от него ничего не осталось.


Между прочим, с исполинским раскладистым дубом, кроме установки радиоантенны, связана другая любопытная легенда. Дуб на высоте около двух метров от земли имел огромное дупло, в котором Дмитрий Иванович установил стул и небольшой столик. В дупле размещался барометр и влагомер. Местные крестьяне часто приходили к Менделееву и, если заставали его в дупле, задрав голову, интересовались новостями о погоде. Как рассказывают свидетели, дупло служило не только для метеорологических наблюдений, но и местом, в котором Д.И. Менделеев уединялся от своей супруги Феозвы Никитичны, от её каприз, слёз и причитаний.
Заранее условившись с Менделеевым о времени передачи, А.С. Попов послал с помощью азбуки Морзе депешу с запросом о погоде. Поскольку у одного корреспондента не было передатчика, а у другого приёмника, то подтверждение радиопереклички можно было получить только при встрече. А.В. Максимов сохранил запись об этом необыкновенном событии в истории науки, сделанную со слов Менделеева его сыном Иваном Дмитриевичем.
Д.И. Менделеев: «Помню, сидели мы в Боблове, в моем кабинете был установлен приемный аппарат, антенну смастерил Ваня. Он залез на большой дуб и привязал ее к ветвям. В Бабайках А.С. Попов установил передающее устройство. Заранее сверили часы и в назначенное время были у приборов. Как и сговорились, в двенадцать часов дня, слышу — затрещало, и азбука Морзе опросила нас о погоде. Страсть было досадно, что мы не могли ничего ответить и поздравить Попова с крупнейшей научной победой!». Впрочем, Дмитрий Иванович досадовал недолго, снарядил конную тележку и помчался навстречу А.С. Попову. Встретились они на мосту через речку Лутосню, обнялись и, радостные, обменялись восторгами и поздравили друг друга с феноменальным успехом.

Памятное в истории российской науки событие не ограничилось только этим удачным, но далеко не единичным опытом радиосвязи. А.С. Попов, несмотря на отпускное время, продолжил свои изыскания прохождения радиосигналов в холмистой местности и на увеличенном удалении приёмника и передатчика. Дело в том, что в окрестностях Боблово возвышение холмов над уровнем моря достигало 143–243 метров. У себя же в Кронштадте А.С. Попов проводил опыты на равнине и на морской глади. А как будут распространяться радиоволны посреди холмов? По договорённости с монахами Николо-Пешношского монастыря, удалённого от Бабаек на 30 вёрст, Попов установил на башнях Пешношской обители высоко поднятую антенну. Приём сигналов вполне удовлетворил исследователя. Надо отдать должное служителям обители, которые, науки ради, не побоялись быть обвинёнными в богохульстве.
Не обошлось в этой истории и без сомнений со стороны домочадцев Д.И. Менделеева. Скептики всерьёз «уличали» Менделеева и Попова в сговоре. Будто бы А.С. Попов («он же из Кронштадта!») в Бабайках взобрался на крышу дома и с помощью флажков по морскому коду просигналил Менделееву текст телеграммы. А сам-де Менделеев читал послание Попова через свою знаменитую подзорную трубу — телескоп, о существовании которого в кабинете Дмитрия Ивановича в Боблово знали все. Сомнения вряд ли кто-либо воспринял всерьёз, поскольку заросшие деревьями ближайшие окрестности дома Капустина, как и парковые заросли имения Д.И. Менделеева полностью исключали А.С. Попову возможность визуальной «передачи» сигнала отмашками флажков.
Литература. 1. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. И-147. Оп. 2. Д. 20. Л. 16–20. (Дневник Н.Л. Скалозубова). 2. Леонов А.И. В.М. Максимов, жизнь и творчество. М., 1951. 346 с. 3. Максимов А. Архитектура русских торговых рядов: (XVIII — первая половина XIX века) // История СССР. - 1972. — № 1. — С. 220–227. 4. Потресов В. Не меркнет память // Огонёк. — 1984. - № 6. — С. 15. Потресов В. Дело всей жизни // Север. правда. — 1984. - 8 февр. 6. Шпанченко В. Он рисовал руины Кенигсберга. Выставка костромича в Германии // Север. правда. — 1992. - 16 мая. 7. Копылов В.Е. Потомок семьи Менделеевых // Тюм. правда. — 1997. — 1 июля. 8. Максимов А.В., Потресов В.А. Хроники жизни и трудов великого русского ученого Дмитрия Ивановича Менделеева, его семьи, друзей и сибирской родни в усадьбе Боблово Клинского уезда Московской губернии, записанные со слов очевидцев правнучатым племянником ученого, крестником Е.И.В. Николая II Арсением Максимовым в дни его там обитания, а также и в последующее время, с уникальными фотографиями из семейных альбомов Менделеевых и Смирновых, схемами и планами. — М.: Пальмир, 2008. - 216 с. 9. Копылов В.Е. От «Богатыря» до двигателя вертикального полёта. «Турбинка» С.А. Балакшина. К 100-летию турбостроения в Тобольской губернии и Тюменской области // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 6. Тюмень, 2014. С. 357–366. 10. Кольцова А. Из рода Менделеевых // Север. правда. 2008. 11. Потресов В. Макет для командующего // Техника и наука. — 1984. - № 5. — С. 3–4; Овсянова Н.И. Воспоминания о былом. Арсений Владимирович Максимов — первый архитектор Калининграда [Электронный ресурс] // Калининград: официальный. сайт администрации города Калининграда». — Калининград, 2015; http://www.klgd.ru/city/history/almanac/a5_15.php (03.06.2015); Новиков А. Макет Кёнигсберга // Мир музея. — 2015. - № 5 (333). — С. 13–14.

Загадочная публикация, или
Кто первым известил мир об изобретении радио?
(к судьбам и встречам двух великих людей России: изобретателя радио
А.С. Попова и гения русской науки Д.И. Менделеева)


Д.И. Менделеев был неизменным поклонником таланта А.С. Попова (ил. 315), последовательным защитником его первенства в изобретении беспроволочного телеграфа, как называли радио на первых этапах его практического применения. После триумфального испытания А.С. Поповым своей первой в мире радиоустановки [4], Д.И. Менделеев в интервью корреспонденту «Петербургской газеты» в мае 1905 года осудил авторов публикаций, которые высказывали сомнение по части приоритета А.С. Попова (см. эпиграф).
Список литературных источников, посвящённых истории радиотехники и её основоположнику А.С. Попову, содержит названия сотен книг, тысяч статей. В них подробнейшим образом описаны события 25 апреля (7 мая) 1895 г. — дня, когда А.С. Попов провёл первую публичную демонстрацию своей радиоустановки. А начало этому списку положила скромная безымянная заметка в газете «Кронштадтский вестник», опубликованная 30 апреля (12 мая) — всего через пять дней после исторического события [3]. Вот её полный текст с использованием современной орфографии.

«В настоящее время преподавателем минного офицерского класса А.С. Поповым производится ряд опытов над применением к изучению электрических колебаний, происходящих в атмосфере, и, вообще, к изучению атмосферного электричества металлических порошков, чувствительных к колебательным электрическим разрядам. В известных условиях металлический порошок меняет электрическое сопротивление под влиянием колебательного разряда.
Эти особые свойства порошков были открыты еще в 1891 году и после этого служили предметом нескольких исследований, а в 1894 г. г-н Лодж, пользуясь этими свойствами порошков, показывал опыты с герцовскими электрическими лучами в лондонском королевском обществе для громадной аудитории.
Уважаемый преподаватель А.С. Попов, делая опыты с порошками, комбинировал особый переносной прибор, отвечающий на электрические колебания обыкновенным электрическим звонком и чувствительный к герцовским волнам на открытом воздухе на расстоянии до 30 сажен.
Об этих опытах А.С. Поповым в прошлый вторник было доложено в физическом отделении русского физико-химического общества, где было встречено с большим интересом и сочувствием.
Поводом ко всем этим опытам служит теоретическая возможность сигнализации на расстоянии без проводников, наподобие оптического телеграфа, но при помощи электрических лучей».
В заметке, в частности, следует обратить внимание на примечательную фразу: «…Уважаемый преподаватель А.С. Попов…». Мы к ней ещё вернёмся. В этом сообщении определённо сказано, что целью опытов А.С. Попова являлось создание устройства для беспроволочного телеграфа. Изобретатель испытал свой прибор в реальных условиях («на открытом воздухе») и достиг дальности более 60 метров («до 30 сажен»). Специально отмечено, что приёмник был переносным, следовательно, предназначался для мобильной работы.
За более чем сотню минувших лет многочисленными исследователями проанализированы каждая фраза и отдельные слова этой газетной статьи, но почему-то почти нигде не предприняты серьёзные попытки разыскать фамилию анонимного автора. А ведь для истории техники такая находка была бы чрезвычайно важной: благодаря предприимчивости безымянного журналиста, его умению оценить случившееся событие первая в мире публикация о рождении радио из обычной газетной заметки-однодневки превратилась в ценнейший исторический документ. Немаловажно учесть, что сам А.С. Попов, не любивший писать и печататься, вряд ли нашёл в себе силы и время на своевременную публикацию доклада.
Вопрос поставлен: «Кто автор заметки?», и у меня давно, ещё четверть века назад, появилось желание найти на него ответ. Более того, можно было быть уверенным, что ответ на такой вопрос знали близкие А.С. Попову люди в семье, включая и его именитых коллег по Кронштадту и Санкт-Петербургу. Среди них адмирал С.О. Макаров и профессор Д.И. Менделеев. Подтверждением тому служит и эпиграф со словами Дмитрия Ивановича. С уходом из жизни этих людей ушла и тайна имени. Заранее можно было предполагать, что ясное и точное его содержание стало бы научно-технической сенсацией. К сожалению, Кронштадт далеко, запросы в тогда ещё ленинградские архивы и радиомузеи остались без ответа, а знакомые из Санкт-Петербурга, занятые своими проблемами, на мои письма отвечают так, как будто в них не было робкого намёка на помощь…
Обычный тупик, столь частый для ограниченного в своих возможностях провинциального искателя. Можно было бы опустить руки, если бы не одно обстоятельство, делающее Тюмень причастной, пусть и косвенно, к появлению сенсационной заметки об открытии радио. Дело в том, что в восьмидесятых годах я занимался систематизацией материалов о пребывании в 1897 году в Тюмени адмирала С.О. Макарова. Он гостил у своего друга, бывшего жителя Кронштадта журналиста П.А. Рогозинского (1843–1922), в прошлом — редактора и корреспондента газеты «Кронштадтский вестник». Годом раньше П. Рогозинского по сфабрикованному обвинению в «клевете» на ближайшее окружение императора Николая II сослали по решению суда в Сибирь. Будучи корреспондентом местной «Сибирской торговой газеты», Пётр Александрович широко освещал поездку адмирала. Пространные статьи содержали подробнейшие сведения о морском флоте, будущем ледоколе «Ермак», об инженерно-судовом деле, гидрометрии и мн. др. Сказывалась фундаментальная журналистская практика П.А. Рогозинского в Кронштадте, где вся жизнь небольшого, оторванного от материка города была связана с флотом, с его научно-техническими достижениями и корабельной терминологией. Чувствовалась приверженность журналиста к популярным сообщениям о новинках техники.
Тогда-то и подумалось мне: а не был ли П.А. Рогозинский автором нашумевшей безымянной заметки в «Кронштадтском вестнике»? Представьте ситуацию: бывший кронштадтский, а теперь тюменский журналист первым известил мир о рождении радио! Итак, высказано неожиданное, если не сказать больше: сенсационное предположение. Требуются доказательства. С чего начать? Может быть, с подробностей биографии П.А. Рогозинского, а затем — с хронологии главных редакторов «Кронштадтского вестника»? Снова следуют почтовые запросы в Санкт-Петербург, в архивы и музеи. Надо сказать, российские архивы как в «застойные», так и «перестроечные» годы крайне неохотно отвечали на иногородние запросы. И только во времена, когда перечисление денег архивам за выполненную работу не стало казаться из рук вон выходящим событием, мне удалось получить в июне 1993 года два обстоятельных ответа. Письма были подготовлены Российским государственным архивом Военно-Морского Флота в Санкт-Петербурге и Государственным историко-краеведческим музеем Кронштадта. Низкий им поклон и благодарность!

П.А. Рогозинский родился в дворянской семье в городе Гдове близ Пскова (ил. 316). Воспитывался в родовом имении. В юности служил в армии. С 1865 г. жил и работал в Кронштадте. Многие годы был знаком (дружили семьями) с адмиралом С.О. Макаровым. Двенадцать лет — по 1891 год Рогозинский работал соредактором газеты «Кронштадтский вестник». В 1892 г. по состоянию здоровья он отходит от служебных дел в Кронштадте и переезжает в родной Гдов. В мае 1896 г. следует вызов к судебному следователю г. Кронштадта. Рогозинского обвиняют в служебных финансовых нарушениях. Ни для кого в этом городе не было секретом, что истинной причиной повышенного внимания властей стали разоблачительные статьи в «Кронштадтском вестнике» о неблаговидной деятельности некоторых членов царской фамилии и городского головы Кронштадта. Спустя год П.А. Рогозинского сурово осудили, лишили всех прав, имущества и сослали на двенадцать лет в Тюмень. Здесь он продолжал журналистскую деятельность, был членом городской Думы, редактировал газеты, сотрудничал в «Петербургском листке», «Гдовско-Ямбургском листке», в «Котлине», в «Урале» и в «Уральской жизни». Публиковался в «Сибирской торговой газете», «Ирбитском ярмарочном листке», «Голосе Сибири», «Сибирской нови» и во многих других изданиях. Скончался в 1922 г. на 80-м году жизни, похоронен на Затюменском кладбище. Обладал обширными научно-техническими знаниями, особенно по морскому делу. В городе пользовался большим авторитетом [9].
Газета «Кронштадтский вестник» была основана в 1861 году морским офицером Н.А. Рыкачевым, позднее — контр-адмиралом, мало знакомым с журналистской «кухней». Последовало приглашение в газету опытного П.А. Рогозинского, на которого и легли все хлопоты и заботы по редакции. После кончины основателя в 1891 г. П.А. Рогозинский остаётся в газете в качестве её кронштадтского корреспондента. Следует череда смены редакторов, пока в январе 1894 года одним из них стал известный в российских военно-морских и научных кругах инженер-электрик Е.П. Тверитинов. За время непродолжительного руководства газетой Е.П. Тверитиновым (по декабрь 1895 г.) в «Кронштадтском вестнике» 30 апреля (12 мая) 1895 г. и появилась знаменитая анонимная заметка о первой демонстрации А.С. Поповым первого в мире радиоприёмного устройства.
Как уже говорилось, выяснению авторства заметки внимание почти не уделялось. Есть, правда, редкие намёки с предположением об авторстве самого А.С. Попова либо редактора газеты Е.П. Тверитинова. Первое предположение отпадает по двум причинам: А.С. Попов никогда не включал газетную заметку в список своих научных трудов, хотя, казалось бы, имел на это неоспоримое право. Кроме того, о самом себе вряд ли кто-либо станет писать слова типа «уважаемый преподаватель А.С. Попов…». По ряду веских причин отпадает и авторство Е.П. Тверитинова. Он, как и А.С. Попов, не только никогда не включал заметку в список своих научных трудов, прекрасно понимая её высоконаучное значение, но и нигде не упоминал свою принадлежность к её появлению. Кроме того, Е.П. Тверитинов был страстным любителем морских путешествий и в момент публикации статьи в «Кронштадтском вестнике» он интенсивно готовился к длительному плаванию на блокшиве «Богатырь». Плавание началось спустя несколько дней, 9 (21) мая 1895 г. Совершенно очевидно, что в эти дни ему было не до редакционных забот.
Немаловажно, что к этому времени Е.П. Тверитинов успел разочароваться в своих возможностях редактора «Вестника». Газета считалась полуофициальной, контролировалась властями и Морским ведомством, и главный редактор был стеснён в своих действиях. Не случайно, после возвращения в конце сентября из плавания на «Богатыре» Е.П. Тверитинов начал хлопоты по изданию собственной, частной и независимой газеты, названной им «Котлин», по имени острова, на котором располагается Кронштадт. Уже в декабре того же года Тверитинов оставляет редакцию «Вестника».
Квалифицированные публикации по электротехнике, как и по другим проблемам науки, в «Кронштадтском вестнике» были при Тверитинове и после его ухода из газеты. Так, в январских номерах 1896 г. можно прочитать сообщения о демонстрациях усовершенствованных опытов А.С. Попова. Факты достаточно красноречивые, но не последние. В одном из первых номеров «Котлина» уже при действительном участии Е.П. Тверитинова появилась заметка о приборах Маркони. Содержание её оказалось настолько тенденциозным, что А.С. Попов вынужден был отстаивать в последующих выпусках той же газеты свой приоритет. Неужто Е.П. Тверитинов «забыл» о «своей» публикации от 30 апреля 1895 года в «Кронштадтском вестнике»? Ответ прост: чужие публикации, в отличие от своих, помнятся много хуже, а на докладе А.С. Попова его, Тверитинова, не было!
Итак, публикация в «Вестнике» Е.П. Тверитинову не принадлежит, на знаменитом докладе А.С. Попова он, занятый оснащением «Богатыря», отсутствовал. Будучи хорошо знакомым с А.С. Поповым, зная содержание его предварительных опытов, Тверитинов послал на доклад своего корреспондента. Но кого?
Редакция газеты располагала небольшим количеством корреспондентов, не более одного-двух. Могло случиться и так, что штатные сотрудники вообще отсутствовали из-за необходимости строжайшей экономии средств. В этих условиях услуги внештатного корреспондента П.А. Рогозинского были бы весьма кстати. Но в начале 1895 г. Рогозинский официально, подчёркиваю — официально, для властей находился в Гдове. И вот что удивительно: публикации П.А. Рогозинского, несмотря на его отъезд из Кронштадта, в 1892–1895 годах регулярно появляются в «Вестнике». Содержание их свидетельствует о том, что автор в тонкостях был осведомлён о текущих событиях в городе. Следовательно, он постоянно бывал там, пребывание не было мимолётным, но достаточно долгим, что позволяло автору заметок обходиться проверенной и подробной информацией, собранной на территории острова. Тем более что Гдов сравнительно недалеко от Ораниенбаума, а там до Кронштадта — рукой подать.
Как опытный газетчик, П.А. Рогозинский, знающий цену новой информации, да тем более в маленьком Кронштадте, изолированном водою от Большой земли, не мог не присутствовать на опытах А.С. Попова, чтобы задать ему вопросы, традиционные для журналиста. Стало быть, они встречались, беседовали, были вопросы и ответы, а итогом встречи стала публикация в «Кронштадтском вестнике» с такой терминологией в тексте, которая становится известной журналисту только в разговоре со знающим собеседником.
Рогозинский в своей многолетней журналистской карьере часто публиковал материалы без подписи. Весьма деятельный, он много писал, а иметь в газете постоянные статьи за своей подписью — не в правилах журналистской этики. Анонимность газетной заметки свидетельствует в пользу П.A. Рогозинского ещё по одной причине. Дело в том, что заметка появилась в пору, когда Пётр Александрович находился в опале у официальных властей. Не желая ставить редакцию «Вестника» в неприятное положение, он и решился на публикацию без подписи: приём весьма распространённый в среде работников газет. Последовавший вскоре отказ редактора Е.П. Тверитинова от газеты дополнительно свидетельствует, что публикация опального журналиста, вне зависимости от её содержания, не осталась для Тверитинова без неприятных последствий. Интересно, что все корреспонденции в «Сибирской торговой газете» из Тюмени по случаю приезда адмирала С.О. Макарова П.А. Рогозинским также не подписывались. Причина та же: опальный ссыльный журналист не хотел компрометировать адмирала — официального представителя власти.
Сам П.А. Рогозинский, по-видимому, не придавал какого-либо значения своей заметке в «Вестнике» от 30 апреля. На фоне сотен и сотен других своих газетных работ такое отношение без труда находит себе достаточное оправдание. Все высказанные соображения в высшей степени вероятности отвечают действительному положению дел. Во всяком случае, в поисках материалов среди публикаций в петербургских архивах и газетах, включая «Кронштадтский вестник» за 1895–1897 годы, серьёзных опровержений отыскать мне не удалось.
Д.И. Менделеев неоднократно публиковался в газете «Кронштадтский вестник» [1, 2]. Следовательно, он следил за новостями в Кронштадте и, как можно предположить, впервые обратил внимание на деятельность А.С. Попова, буквально ворвавшегося в большую науку. Сближению двух учёных способствовал интерес к солнечному затмению 1887 года, как и совместная работа на Всероссийской промышленной выставке в Нижнем Новгороде. Оба находились под впечатлениями посещения Тюмени и Тобольска в 1887 и 1899 годах. В Тюмени на стенах двух домов, стоящих против друг друга в районе пристани, установлены две мемориальные доски, как Попову, так и Менделееву. Исследованиям в Сибири А.С. Попов оказывал посильную помощь через племянника Д.И. Менделеева и своего друга по университету Ф.Я. Капустина. Профессор Капустин изучал в Колпашево под Томском солнечные излучения с помощью радиоотметчика, который собственноручно изготовил А.С. Попов в виде лёгкого переносного устройства. Приёмник электромагнитных колебаний солнца сохранился до нашего времени в Музее истории физики Томского университета (ил. 317). Таковы теснейшие связи, которыми к концу XIX века укрепились дружественные отношения двух великих людей России.
Кроме всего прочего, профессор Александр Степанович Попов (1859–1905), родоначальник беспроволочной телеграфии, в современной терминологии — радио, известен ещё и тем, что состоял, как уже неоднократно подчёркивалось, в родстве с семьёй Дмитрия Ивановича Менделеева. Сестра А.С. Попова Августа Степановна — художник-академист (1863–1941), была супругой профессора физики Ф.Я. Капустина, племянника Д.И. Менделеева. У их дочери Марии Федоровны Купустиной-Буяновой (1899–1972) в 1921 году родилась наследница Татьяна Львовна Буянова (год рождения 1921).
Ко времени нашей переписки с А.В. Максимовым она, по профессии инженер-механик, состояла на пенсии, и Арсений Владимирович настоятельно рекомендовал мне с нею связаться, добавив, что у неё могут быть фотографии, унаследованные ещё от деда Ф.Я. Капустина. Он сообщил мне её московский адрес. Моя реакция была незамедлительной.



«10 апреля 1989 г., Тюмень. Здравствуйте, многоуважаемая Татьяна Львовна!
По рекомендации архитектора из Костромы А.В. Максимова Вам пишет письмо из Тюмени профессор Тюменского индустриального института В.Е. Копылов. Я много лет занимаюсь исследованием материалов о сибирском периоде жизни и деятельности Д.И. Менделеева, великого нашего земляка. Естественно, приходится уделять внимание сибирской части его семьи. Результаты некоторых поисков опубликованы мною в небольшой книге о Дмитрии Ивановиче. Я Вам её посылаю на добрую память.
В нашем институте есть музей Истории науки и техники Зауралья, в котором имеется зал памяти Д.И. Менделеева. Для пополнения экспонатов музея обращаюсь к Вам с просьбой поделиться с нами, насколько возможно, воспоминаниями, фотографиями и другими материалами о семье Капустиных, Смирновых, Поповых-Капустиных.
Примите самые добрые пожелания накануне первомайских праздников. Ваш Виктор Ефимович».
Вскоре я получил два благожелательных ответа.
«17.04.1989 г., Москва. Уважаемый Виктор Ефимович!
Благодарю Вас за письмо и книгу «Д.И. Менделеев и Зауралье», из которой я узнала отдельные неизвестные мне моменты из жизни Дмитрия Ивановича. После первого беглого чтения Вашей книги я позволю себе сделать одно небольшое замечание и два предложения-пожелания на случай переиздания книги.
У Вас на 11-й странице сказано, что Мария Дмитриевна скончалась в возрасте 60 лет. Это ошибка: она родилась в 1793 г. и умерла в 1850 г., т. е. прожила не 60, а около 57 лет. На мой взгляд, эта небольшая неточность весьма нежелательна в учебном пособии по истории.
То место в книге, где Вы говорите о том, что Менделеевы породнились с декабристами, когда Ольга Ивановна вышла замуж за декабриста Н.В. Басаргина, надо напомнить читателям, что супруги Басаргины воспитывали дочь декабриста Н.О. Мозгалевского Пелагею («Поленьку»), которая впоследствии была женой брата Д.И. Менделеева — Павла.
В приведённом Вами списке литературы даны местные источники, и исключение сделано лишь в книге М.Н. Младенцева и В.Е. Тищенко: «Дмитрий Иванович Менделеев — его жизнь и деятельность». Мне думается, что это исключение целесообразно расширить, включив в список, кроме книги Младенцева-Тищенко, книгу племянницы Д.И. Менделеева Н.Я. Капустиной-Губкиной, где напечатаны её уникальные воспоминания и эпистолярное наследие Менделеевых-Капустиных-Басаргиных.
Возможно, после повторного чтения Вашей книги у меня появятся новые замечания и пожелания. Если Вы не будете возражать, я их сообщу Вам дополнительно.
А теперь несколько слов в ответ на Вашу просьбу помочь музею Истории науки и техники Зауралья новыми экспонатами из сохранившихся у меня материалов. К сожалению, из мемориальных вещей у меня ничего не осталось, всё передано в различные музеи. Сохранилось лишь кое-что из иконографии в альбоме моей покойной матери М.Ф. Буяновой (Капустиной). Ниже следует список фотографий.
1. Екатерина Ивановна. Снимок сделан по семейным преданиям самим Д.И. Менделеевым.
2. Другой снимок Екатерины Ивановны с надписью на обороте: «1865 год, июнь, Томск».
3. Яков Семёнович Капустин (муж Е.И. Менделеевой).
4. Открытка с портретом Михаила Яковлевича Капустина.
5. Августа Степановна Попова (сестра изобретателя радио А.С. Попова) в день её свадьбы с Ф.Я. Капустиным — по семейной легенде её фотографировал Д.И. Менделеев.
6. Ф.Я. Капустин с женой Августой Степановной в 1889 г. — в год отъезда в Томск.
7. Ф.Я. Капустин в преклонном возрасте.
8. Два любительских групповых снимка, сделанных в 1932 г. в селе Покровское моим отцом Л.С. Буяновым (отпечатки от времени сильно попортились). На фотографиях запечатлены сын Д.И. Менделеева Иван Дмитриевич, профессор М.Н. Младенцев, Ф.Я. и Л.С. Капустины, М.Ф. Буянова и её дети.
9. Старая фотография-открытка города Свердловска, ул. Ленина (бывший Главный проспект).
Если для Вас представляет интерес какие-нибудь перечисленные мною фотографии, сообщите мне, и я вышлю Вам их фотокопии.
Всего Вам доброго, с уважением, Буянова».

* * *
Далее следует текст очередного письма.
«13.05.1989 г., Москва. Добрый день, уважаемый Виктор Ефимович!
Высылаю Вам фотокопии снимков, хранящиеся в альбоме покойной моей матери. Так как Вы, оказывается, коллекционируете открытки, то я дарю Вам оригинал фотооткрытки М.Я. Капустина, а себе оставляю фотокопию.
При вторичном прочтении Вашей книги, я обнаружила одну опечатку, которую Вы, возможно, не заметили. На странице 45 говорится, что к пятидесятилетию со дня смерти Д.И. Менделеева в 1967 г. Свердловский краеведческий музей организовал выставку «Менделеев и Урал». Но пятидесятилетие со дня кончины учёного было, как известно, в 1957 году.
Я немного знакома с биографией Д.И. Менделеева и его близких. Частично по семейным преданиям, но главным образом по литературным данным. Поэтому я могу в какой-то степени оценить, какой колоссальный объём поисковой и исследовательской работы выполнили Вы, чтобы написать эту небольшую, но очень ёмкую по содержанию книгу. Примите от меня и от моего супруга читательскую признательность и благодарность за Ваш творческий подвиг и за большую любовь к Д.И. Менделееву. Эта любовь чувствуется в каждой строчке Вашей книги. Всего Вам доброго.
С глубоким уважением, Буянова».

* * *
Материалы моей находки, а если сказать без излишней скромности — материалы научного открытия, позволившего сто лет спустя выявить имя анонимного автора самой первой публикации по истории радио в России, мне довелось опубликовать в 1995 году, в год столетия величайшего научного и инженерного достижения А.С. Попова [4, 5, 6]. Публикации состоялись в Тюмени и в Санкт-Петербурге — на родине радио. Первые признания общественностью научно-технической новинки пришли из Тюмени в 2004 году, или спустя 9 лет после опубликования [7]. Даже оппозиционная пресса, главным образом из Москвы, в 2005 году вынуждена была признать факт открытия [10]. Та самая пресса, которая с малопонятной ненавистью и с обилием невероятной желчи из кожи лезет, чтобы доказать отсутствие какой-либо причастности А.С. Попова к открытию практического радио. Для неё главный кумир — Гульямо Маркони, а в отсутствии надёжных фактов привлекают для убедительности своих доводов грязь и клевету, унижающие человеческое достоинство великого учёного России.
Санкт-Петербург запоздал с признанием авторства П.А. Рогозинского на 13 лет после выхода из печати в 2008 году объёмистого труда, посвящённого Летописи жизни и деятельности А.С. Попова [11]. Признание началось с того, что на странице 44 этой книги появился абзац с прямым указанием имени журналиста, чего в отечественной печати на протяжении предшествующей сотни лет ничего подобного не встречалось. Текст заметки гласил: «Кронштадский журналист П.А. Рогозинский в газете «Кронштадтский вестник» опубликовал сообщение об изобретении А.С. Поповым особого переносного прибора, «чувствительного к герцевским волнам на открытом воздухе на расстояниях 30 сажен» (64 метра). Также сообщалось о посвящённом этой теме докладе в Физическом отделении Русского физико-химического общества, сопровождавшемся демонстрацией беспроводной связи. В сообщении прямо указывалось, что «поводом ко всем этим опытам служит теоретическая возможность сигнализации на расстояние без проводников, наподобие оптического телеграфа, но при помощи электрических лучей».
На странице 274 книги следуют именные ссылки на мои публикации [8, 9] и краткие сведения о П.А. Рогозинском: «Автора заметки в «Кронштадтском вестнике» установил профессор В.Е. Копылов из Тюмени». И далее (с. 545): «Рогозинский Пётр Александрович (1843–1922) — журналист, автор первой публикации об изобретении А.С. Попова, представленном 25 апреля (7 мая) 1895 года на заседании ФО РФХО)».
Таким образом, анонимность нашумевшей когда-то газетной заметки прекращается на все грядущие времена, а история радио пополнилась ещё одним именем из Тюмени.
Более чем уверен, что адмирал С.О. Макаров и профессор Д.И. Менделеев стали первыми читателями безымянной газетной заметки, либо как постоянные читатели влиятельной газеты, либо после презентации её коллегам самим А.С. Поповым. Любопытно было бы также узнать, хранятся ли экземпляры «Кронштадтского вестника» со статьёй П.А. Рогозинского в архивах С.О. Макарова и Д.И. Менделеева?
Литература.1. Менделеев Д.И. О нефти и её употреблении в общежитии и как топлива для паровых машин (отчёт о двух лекциях). // Кронштадт. вестник. — 1887. - 20 февр., 1 марта. 2. Менделеев Д.И. Бездымный порох // Кронштадт. вестник. — 1891. — № 39. — С. 1–3. 3. Рогозинский П.А. [Первое публичное извещение об удачных опытах А.С. Попова] // Кронштадт. вестник. - 1895. — 30 апр. 4. Радовский М.И. Александр Степанович Попов (1859–1905) I АН СССР. М.-Л., 1963. 388 с. 5. Копылов В.Е. Загадочная публикация, или Кто первым известил мир об открытии радио // Тюм. известия. — 1995. - 14 марта; Копылов В.Е. Загадочная публикация, или кто первым известил мир об открытии радио // Копылов E. Окрик памяти. Кн.2. Тюмень, 2001. С. 12–15. 6. Копылов В.Е. От кого мир узнал об изобретении радио? // Радиоэлектроника и связь. ЛЭТИ (Санкт-Петербург). - 1995. - № 2 (10). — С. 58–61. 7. Копылов В.Е. Рогозинский Петр Александрович // Большая Тюменская энциклопедия. Т. 3. Тюмень, 2004. С. 35. 8. Копылов В.Е. Попов — основатель практической радиотехники: один для всех и все на одного. // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 103–114. 9. Копылов В.Е. Семья Рогозинских // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 4. Тюмень, 2005. С. 80–99. 10. Шапкин В.И. Радио, открытие и изобретение. Москва, 2005. С. 119–120. 11. Золотинкина Л.И., Партала М.А., Урвалов В.А. Летопись жизни и деятельности Александра Степановича Попова / СПбГЭТУ, «ЛЭТИ». СПб., 2008, 560 с. (с. 44, 274, 545).

Раритетная коллекция монет




В конверте, который прилагаю, марки достал хорошие.
Д.И. Менделеев, из письма семье. Париж, 1878 г.


Сказать новое слово в материалах о Д.И. Менделееве в наше время довольно сложно. Самыми ценными следует считать публикации об учёном, которые наиболее близко по времени находятся к годам его жизни либо следуют вскоре после его кончины. Это наиболее свежие материалы, все последующие, в той или иной мере, плоды повторений опубликованного ранее, либо субъективности, либо, что хуже всего, плоды воображения, домысла или догадок. Но имеется малоизвестный пласт документов, отражающий фотоизображения Д.И. Менделеева в филокартии — на художественных почтовых открытках, на конвертах и марках. Мир почтовых марок, открыток и конвертов намного сложнее, но значительно интереснее, чем это покажется на первый взгляд. Д.И. Менделеев был заядлым коллекционером, и пути коллекционирования у него не знали границ: монеты и медали, открытки, марки, чугунное литьё, книги, включая всевозможные издания «Конька-Горбунка», и всё, что имеет отношение к Ермаку и покорению Сибири. Перечень далеко не полный. Но вряд ли Дмитрий Иванович предполагал, что спустя много лет после его ухода их жизни он сам, его эпистолярное наследие и предметы, его когда-то окружавшие, станут объектом коллекционирования. Благодарный мир заполнит портретами учёного и объектами его научных исследований почтовые миниатюры, открытки, медали, значки и жетоны. В конце 1980-х годов комплект редких марок и фотооткрыток, которым располагает автор, демонстрировался на выставке в залах Тюменской областной библиотеки и, как помнится, вызвал неподдельный интерес сотен зрителей. Не остался в стороне местный телеканал с видеозаписями материалов стендов, и открытие выставки могли смотреть жители Тюменской области.
Всякая ценная находка в избранной области коллекционирования — дело необыкновенной удачи, неожиданного события либо встречи с людьми, которые оставляют в памяти коллекционера не только неизгладимый след, но порою способствуют формированию его характера, убеждений и уровня образовательного ценза. Так, во второй половине 1980-х годов тюменская областная газета и краеведческий журнал «Уральский следопыт» в Свердловске опубликовали мои статьи о восстании на броненосце «Потемкин» и участии в нём уральцев и сибиряков [1, 2]. Среди упомянутых в статьях участников восстания был будущий видный организатор Красного Креста и Красного Полумесяца республики, член РСДРП с 1904 года Леон Христофорович Попов (1881–1919). Участник Гражданской войны, он в 1919 году в поездке санэпидемотряда по Восточному фронту заболел и скончался в Ишиме в госпитале для больных сыпным тифом. Там в Ишиме и находится его захоронение. На здании госпиталя, теперь это главный корпус педагогического института, установлена мемориальная доска. Откликом на статью стало письмо из Москвы сына Л.Х. Попова Андрея Леоновича Попова. Завязалась взаимозаинтересованная переписка и последовавшая за нею встреча двух людей со сходными взглядами, интересами и увлечениями. А.Л. Попов (1910–2003) — кандидат наук, бывший чекист, журналист, страстный краевед, увлеченный коллекционер. Однажды в Москве, при моем очередном посещении гостеприимной семьи Поповых, Андрей Леонович лавинообразно обрушил на меня поток феноменальных сведений. Они относились к потомкам А.С. Пушкина, к альбому и вещам Натальи Гончаровой, письмам внуков А.С. Пушкина к матери А.Л. Попова. Даже более осведомленный человек, чем я, способен был потерять дар речи от восхищения и необычности информации. Чего стоил только один просмотр автографов знаменитейших людей России в собрании книг, подаренных ими Андрею Леоновичу (а их около 700!): от разведчика Р.И. Абеля до писателя Б.Н. Полевого. Кстати, одесский писатель Б. Сушинский в своё время обстоятельно описал пушкинские реликвии в коллекции А.Л. Попова на страницах газеты «Советская культура» (17 января 1987 г.). Во время беседы в одной из реплик хозяина мне послышалось имя Д.И. Менделеева. «Неужто, — подумалось, — и тут меня ждут новинки!». И не ошибся!
Выяснилось вот что. В конце 1946 года А.Л. Попов после окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС поступил на работу во Всесоюзный научно-исследовательский химико-фармацевтический институт, который возглавляла профессор Анна Семёновна Адова. Как вспоминает Андрей Леонович, А.С. Адова была человеком широчайшей эрудиции, отличалась глубокими знаниями в области химии, фармацевтики и медицины. Достаточно сказать, что она имела ученые степени доктора медицинских и доктора химических наук. Одновременно она руководила кафедрой Московского фармацевтического института. Оказалось, что А.С. Адова — внучатая племянница Д.И. Менделеева по материнской линии. Анна Семеновна жила в районе Старого Арбата в доме в Криво-Арбатском переулке. Неподалеку находилась квартира А.Л. Попова. Он принимал участие в издании фармацевтического бюллетеня института, где публиковались итоги научно-исследовательских работ по новым лекарственным препаратам, и в выпуске ряда других книг. По делам службы Андрею Леоновичу нередко приходилось беспокоить А.С. Адову вечерними телефонными звонками и бывать у нее дома. В одном из писем А.Л. Попов описал мне содержание этих бесед. «Несмотря на огромную разницу в возрасте (примерно вдвое) и еще большую — в общем развитии и культурном уровне, она всегда и со всеми, в том числе и со мной, вела беседу на равных, никогда не показывая своего явного превосходства в знаниях, способности глубоко и всесторонне охватить ту или иную проблему, принять правильное решение и наметить пути по дальнейшему продвижению вперед. С ней было удивительно легко и приятно спорить. Когда я спрашивал, чем объяснить такую её терпимость и желание не просто принять правильное решение, но и убедить соперника в необходимости его, она, шутя, отвечала, что это у нее генетически заложено по наследству, так как она приходилась дальней родственницей Д.И. Менделееву по материнской линии, а он, как известно, отличался вдумчивостью, добрым отношением к людям, пытливостью ума и стремлением всегда докопаться до истины и выбрать лучшие пути для достижения какой-либо цели».
Однажды при встрече А.Л. Попов рассказал А.С. Адовой о своих успехах в коллекционировании, в том числе в нумизматике. Услышав об этом, Анна Семеновна подарила ему несколько монет, которые, по её утверждению, долгие годы и с юных тобольских лет собирал сам Д.И. Менделеев. Андрей Леонович писал мне, что обладателем менделеевской коллекции он стал, вероятно, потому, что «ей нравилась моя экспансивность, стремление как можно лучше и скорее сделать любую порученную мне, работу, а также неиссякаемое стремление расширить свой кругозор и жажда общения с людьми. Скончалась Анна Семеновна в начале пятидесятых годов, когда я служил в другом ведомстве. Перед смертью она в своем завещании упомянула меня в числе двух других душеприказчиков, ее давнишних друзей, и этим самым включила меня в их круг».
По свидетельству А.Л. Попова, монеты хранились в кожаном мешочке с завязками, заменявшем в прошлом столетии современные кошельки. К сожалению, позднее мешочек оказался утраченным. Вот так и оказались монеты Д.И. Менделеева в коллекции А.Л. Попова и хранились там ровно сорок лет. Ко времени нашей встречи с Андреем Леоновичем у меня вышла из печати небольшая книжка о зауральской поездке Д.И. Менделеева в 1899 году [3]. Я ее с удовольствием подарил Андрею Леоновичу. И тут-то в очередной раз на меня обрушилась приятная неожиданность: благодаря любезности А.Л. Попова я стал обладателем щедрого подарка — набора менделеевских монет!
Их тринадцать (ил. 318). С точки зрения опытного нумизмата, монеты не имеют какой-либо исключительности. Просто страсть коллекционера содержала неукротимое желание собрать по крупицам воспоминание-след о былом. Ценность этой маленькой коллекции в другом: монеты бывали в руках нашего великого земляка, принадлежали ему и доставляли Дмитрию Ивановичу как коллекционеру маленькую человеческую радость, столь ценимую деятельными людьми с постоянным дефицитом свободного времени.
Наиболее старая из монет — двухкопеечная елизаветинская монета, отчеканенная в 1757 году, а самая последняя, датированная 1903 годом, отложена в коллекцию ее обладателем за четыре года до своей кончины.
В собрании монеты 1770, 1817, 1831, 1837 и 1840 годов изготовления. Д.И. Менделеев, по-видимому, не ставил себе задачу систематического коллекционирования всех русских монет. Обращает на себя внимание группировка дат выпуска большинства монет, совпавших с годами проживания ученого в Сибири до отъезда его в Петербург. На многих монетах стоят знаки Уральского («Е.м.» — Екатеринбургский монетный) и Сузунского монетных дворов («С.м.», Алтай). Можно полагать, что Д.И. Менделеев, всю жизнь испытывавший мучительную ностальгию по родным сибирским краям, избирательно откладывал лишь те монеты, которые напоминали ему об Урале и Сибири. Можно вспомнить некоторые высказывания Д.И. Менделеева о своей тоске по Сибири (смотреть эпиграф).
История с менделеевскими монетами получила еще одно неожиданное продолжение. Речь идет об одной загадке, мучившей меня много лет: почему монеты ученого оказались у А.С. Адовой и, наконец, в какой степени родстве она состояла с Д.И. Менделеевым? Ответы не находились до тех пор, пока мне не пришло в голову обратиться к А.В. Максимову, зная о подробнейшей генеалогической схеме менделеевской семьи, которой он располагал. Ход моих рассуждений оказался верным. Арсений Владимирович писал мне: «Что касается А.С. Адовой, то из моей семейной схемы следует такое построение. Дочь старшего брата Д.И. Менделеева Ивана Ивановича вышла замуж за Николая Зубова. У них родилось четверо детей, из них Мария вышла замуж за Семена Адова. От этого брака и появилась Алла Семеновна Адова. Сам Дмитрий Иванович не любил старшего брата, посему и мы все, бобловские, с родней И.И. Менделеева не «контачили». Ну а каким образом монеты попали к Адовой, можно только гадать».
Оказывается, у Д.И. Менделеева была и другая коллекция монет. А.В. Максимов в нашей с ним переписке вспоминал о ней в следующих словах. «В 1920–1925 годах мы с родителями жили в Сарпове, что в трех верстах от Боблово. Сестра моя была крестницей Ивана Дмитриевича, сына Д.И. Менделеева. Ваня дружил с моими родителями. Примерно в 1922 году «Митрич» подарил моей старшей сестре монеты из коллекции отца. Всего их было штук 40 или 50, большого размера и форм, все серебряные, некоторые медные, рельефные и очень красивые. Начитавшись книг о разных приключениях и кладах, мы с сестрой решили создать свой клад, положили монеты в глиняный горшок и закопали его под корнями старой липы в аллее парка. В 1925 году мы переехали в Подмосковье и перед отъездом впопыхах не могли вспомнить с сестрой, под каким деревом зарыт наш горшок. Там он и лежит до сего дня на территории военной части…».


Досадная потеря, ничего не скажешь. Коллекция могла бы украсить экспозицию любого музея, в первую очередь — в Боблово. Мы в своём музее попытались лишь в приблизительной мере восстановить невосполнимую утрату за счёт тех возможностей, которыми располагают наши запасники. При этом учитывались коллекционные пристрастия Д.И. Менделеева и воспоминания о них близких к учёному людей, и в первую очередь А.В. Максимова. Кто-кто, но именно он держал в руках затерянные реликвии. В итоге на основе известной в Тюмени коллекции старинных монет А.К. Щёкотова (1927–2014), часть которой подарена музею, удалось сформировать неплохую подборку монет, на наш взгляд, подобную той, которой располагал Дмитрий Иванович (ил. 319). В её состав включены монеты России, чеканенные в самые различные времена: от эпохи правления М.Ф. Романова (1613–1646 год, россыпь овальных копеек) до времён Петра Великого (алтын, серебряная гривна 1705 года «Самодержец Всероссийский Император»). Времена Екатерины I представлены квадратной медной копейкой, гигантскими пластинами из меди — полтиной и гривной 1726 года. Все чеканены в «Екатеріньбурхъ». Сибирская 10-копеечная монета 1770 года привезена с Колывани. Монеты эпохи Петра II отчеканены в 1728 году, Анны — в 1734. Также показаны монеты Екатерины II, Павла I и Николая I (1839).
Дмитрий Иванович никогда не говорил о себе как об опытном коллекционере, систематически пополняющем свое собрание. Однако в музее-архиве Д.И. Менделеева при Санкт-Петербургском университете до сих пор хранятся коллекции открыток с видами городов, посещенных ученым в многочисленных своих поездках по России и за рубеж. Известен набор всевозможных материалов о Ермаке (каслинское литье, открытки, фотографии, картины и рисунки); зарубежные и отечественные издания книги П.П. Ершова «Конек-Горбунок»; почтовые марки самых разных стран и многое другое.
Цель этих собраний была довольно проста: сохранить в документах наиболее памятные события своей жизни. Так, в пятилетнем возрасте в 1839 году вместе с матерью Д.И. Менделеев присутствовал на открытии памятника Ермаку в Тобольске. Это событие настолько ярко удержалось в уме впечатлительного мальчика, что он всю жизнь собирал материалы о Ермаке, а будучи в Тобольске в 1899 году — спустя шестьдесят лет! — сфотографировал этот памятник и поместил фотографию в своей книге о поездке по Уралу.
Точно также и собрание книг П.П. Ершова было составлено как память о своем любимом учителе, близком родственнике и земляке, с которым Д.И. Менделеев переписывался до конца дней. П.П. Ершову он способствовал в хлопотах по изданию книги «Конек-Горбунок» в Петербурге и в гонорарных делах.
…Вот так и пополнилось у меня, а вместе со мною — и у Тюмени, одно из немногих собраний сибирской Менделеевианы.
Литература. 1. Копылов В.Е. Потёмкинцы на Урале // Тюм. правда. — 1985. — 4 июня. 2. Копылов В.Е. Монеты Менделеева // Урал. следопыт. — 1989. - № 5. — С. 7. 3. Копылов В.Е. Менделеев и Зауралье. Тюмень, ТГУ, 1986. 121 с.


Уральские и сибирские находки автографов Д.И. Менделеева и его родственников


Эпистолярное наследие великих ученых всегда считалось неоценимым достоянием науки. Любой сохранившийся до нашего времени документ, написанный рукой ученого и переживший своего автора на много лет, оставляет у каждого, кто с ним знакомится непосредственно, особое труднообъяснимое волнение от соприкосновения с редчайшей частицей истории. Да и как не волноваться: этот документ когда-то, как и ты, держал в своих руках человек, которого чтит Отечество! Поиск таких документов — постоянная забота архивов, музеев, ученых и коллекционеров. Удачи здесь бывают редкими, но какова им цена!
Редкость находок истолковывается ещё и тем обстоятельством, что, по признанию самого Д.И. Менделеева, он люто ненавидел переписку с кем либо, поскольку она, переписка, даже под диктовку секретарю, отнимала у него рабочее время, нервы и силы. После каждого письма учёный чувствовал себя крайне уставшим, опустошённым, досадуя на потерянное время, отнятое от основных научных забот. День почтовых отправлений он считал потерянным впустую. Для подтверждения сказанному укажу на дневниковые записи Н.Л. Скалозубова, посетившего в Петербурге Д.И. Менделеева в марте 1900 года вместе с А.Н. Балакшиным и В.М. Максимовым. Как записал в своем дневнике Н.Л. Скалозубов, ученый тепло принял сибиряков, показывал свои труды и карты Урала и Западной Сибири. Извинялся за то, что своевременно не ответил на запрос Н.Л. Скалозубова. А затем последовала фраза о нелюбви к переписке, хорошо запомнившаяся Скалозубову, которую я не случайно привёл в эпиграфе: «Терпеть не могу…».
Нелюбовь к умножению и сохранению своего эпистолярного наследия создаёт для исследователей творчества Д.И. Менделеева определённые трудности, поскольку делают поиск его редких автографов малоэффективным. К этому следует добавить труднообъяснимое с точки зрения здравого смысла мартовское постановление Совета Министров СССР 1952 года. Согласно ему в целях усиления работы по изучению научного наследия Д.И. Менделеева музейным и архивным хранилищам и всем учреждениям страны любую находку менделеевского документа предписывалось отправлять в Ленинград для пополнения архива учёного в едином месте. Надо ли говорить, что такое решение связывало руки и мысль провинциальным архивным работникам. Более того, как будет рассказано несколько позднее, о находках ценнейших материалов работники провинциальных музеев предпочитали умалчивать, поскольку любая публикация предполагала изъятие документа, отправку его в Ленинград, оскудение лишённых шедевра экспозиций и потерю интереса посетителей к музейным находкам.
В свое время организаторы мемориального музея-архива Д.И. Менделеева при Санкт-Петербургском университете сделали всё возможное, чтобы воспользоваться своим монопольным положением и сосредоточить в одном месте сохранившиеся документы Д.И. Менделеева. Вот почему в других местах страны оригинальных менделеевских автографов осталось очень мало, а их находка маловероятна. Так, наш урало-сибирский регион располагает лишь несколькими подлинными письмами Д.И. Менделеева и его ближайших родственников. Подлинники хранятся в архивах Омска, Екатеринбурга, в отделе редких книг библиотеки Томского политехнического института, в фондах Тобольского краеведческого музея, в Иркутске и в других местах. Всего насчитывается несколько более десятка документов: писем, запросов, благодарностей и автографов, включая книжные.
Наиболее ранний из хранимых в Екатеринбурге документов относится к переписке Д.И. Менделеева и О.Е. Клера — инициатора создания в Екатеринбурге в 1870 году Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ). Он отражает научные связи этих двух замечательных людей. О.Е. Клер обратился к Менделееву с просьбой о помощи в приобретении хорошего фотометра. Д.И. Менделеев в это время находился в зарубежной поездке, тем не менее нашел возможность для обстоятельного ответа: «Ницца, 13 дек. 1878 года. Милостивый государь. Еще 3 мая Вы писали мне. До сих пор я не ответил, потому что сперва не был в Петербурге, а потом болел, определял сына, собирался за границу и здесь хлопотал и лечился. Спешу, хоть и поздно, ответить на Ваше письмо…».

Далее Д.И. Менделеев дает рекомендации, где и как раздобыть интересуемое О.Е. Клера нефтяное масло, адреса для обращений и описывает конструкцию простейшего фотометра, доступного изготовлению в провинциальных условиях. И добавляет: «…Если что неясно — пишите. Я проживу здесь еще с месяц. Преданный Вам и готовый к услугам Д. Менделеев». Фотосъёмка письма иллюстрирует его фрагмент (ил. 320).
Сохранилась переписка, относящаяся к избранию Д.И. Менделеева в почетные члены УОЛЕ. Ее появление связано с отклонением академического звания Императорской Академией наук по кандидатуре Д.И. Менделеева — ученого с мировым именем, члена множества зарубежных академий. Уральцы одни из первых дали оценку свершившейся несправедливости. Так, в собрание УОЛЕ 30 января 1880 года поступило коллективное заявление видных ученых, историков-краеведов, педагогов и врачей с предложением об избрании Д.И. Менделеева почетным членом общества. Заявление гласило: «Нижеподписавшиеся, желая почтить ученые труды знаменитого русского химика, профессора Д.И. Менделеева, приобретшие ему общеевропейскую известность, и скорбя о неизбрании его в число членов Императорской Академии наук, имеют честь обратиться к Уральскому обществу любителей естествознания со следующим предложением: просить достоуважаемого Дмитрия Ивановича принять на себя звание почетного члена этого общества. Декабря 27 дня 1880 г.».
Спустя месяц секретарь УОЛЕ О.Е. Клер телеграфировал Д.И. Менделееву: «Петербург. Университет. Профессору Дмитрию Ивановичу Менделееву. Уральское общество любителей естествознания в десятом годичном собрании единогласно постановило: просить виднейшего ученого Менделеева принять звание почетного члена общества. Президент Иванов, секретарь О. Клер».
На другой день общество получило ответную телеграмму — документ, лишённый, увы, автографа: «В Екатеринбург из Петербурга, телеграмма N 25511. 3 февраля 1881 г. Глубоко благодарю Вас и сочленов за почет. Сибиряку Урал — родной. Менделеев». В апреле 1881 года Д.И. Менделееву был отправлен диплом члена УОЛЕ. Из текста следовало, что УОЛЕ, образованное в Екатеринбурге 11 сентября 1870 года, «…сим дипломом свидетельствует, что Дмитрий Иванович Менделеев в годичном собрании 1 февраля 1881 года избран был почетным членом». Номер диплома — 574, далее следовали подписи президента и секретаря.
В областном архиве Екатеринбурга бережно хранится ответ Д.И. Менделеева на решение УОЛЕ по случаю избрания учёного почётным членом общества. Д.И. Менделеев писал 2 января 1882 года (ил. 321): «Милостивые государи, господа члены Уральского общества любителей естествознания! Случайность и моё отсутствие из Петербурга дали мне в руки только теперь диплом общества, подписанный в апреле прошлого года. Позвольте мне, хоть поздно, поблагодарить от всей души за почёт, мне оказанный. С искренним почтением Д. Менделеев».

К тому же 1882 году относится появление ещё одного из первых и редких уральских автографов Д.И. Менделеева. Документ хранится в краеведческом музее города Менделеевска в окрестностях Елабуги. Музей размещается в здании бывшей конторы химического завода. Дарственный текст с характерным угловатым почерком учёного заполняет титульный лист 4-го издания книги Д.И. Менделеева «Основы химии» в первой её части. Эту книгу учёный подарил своему другу и коллеге по совместным опытам производства бездымного пороха промышленнику из Елабуги П.К. Ушкову. Текст посвящения гласит: «Другу Петру Капитоновичу Ушкову. Д. Менделеев, февр. 1882» (ил. 322).
Большую поисковую работу по выявлению на Урале менделеевских документов провел в послевоенные годы известный уральский краевед Л.М. Хандрос (1890–1962). В Государственном архиве Екатеринбурга он выявил три автографа Д.И. Менделеева. О двух из них в переписке Д.И. Менделеева с О.Е. Клером, включая телеграмму, уже говорилось. Третий автограф обнаружился в доброжелательной переписке учёного с Николаем Семеновичем Арнольдовым, учителем физики и математики екатеринбургских учебных заведений [3, 4]. Переписка возникла по инициативе Н.С. Арнольдова. Он послал Д.И. Менделееву на отзыв некоторые из своих работ, касающихся вопросов гравитации. Имеется собственноручно написанное Д.И. Менделеевым письмо с подробным критическим разбором работы, отмеченное маем 1903 года. Заканчивая ответ Н.С. Арнольдову, он откровенно и пророчески писал: «Желал бы ошибиться, но думаю, что дела тяготения еще не по силам современной мысли, запутавшейся в ионах и электронах. Решения жду не тут, но едва ли доживу». Н.С. Арнольдов в истории Екатеринбурга стал известен тем, что на Урало-Сибирской промышленной выставке 1887 года получил золотую медаль за конструкцию парового тарана, действующего мятым паром. Таран работал на речке Осиновинке по снабжению жителей водой.
В 1899 году Дмитрий Иванович побывал у себя на родине в Тобольске и в Верхней Аремзянке. Здесь он много фотографировал сам (памятник Ермаку, виды Аремзянки с её окрестностями и др.), пользовался услугами фотоателье М. Уссаковской, поручал сделать снимки интерьеров тобольской тюрьмы своему помощнику С.П. Вуколову. Но вот что примечательно. Почему-то остался вне внимания как самого Д.И. Менделеева, так и последующих комментаторов его книги малообъяснимый факт. Так, газета «Сибирский листок» в хронике от 7 ноября 1899 года, или несколько месяцев спустя после возвращения Д.И. Менделеева с Урала, опубликовала сообщение о письме учёного на имя популярного тобольского фотографа Иосифа Савельевича Шустера (Иосель Шавелевич, 1867–1927). Хроника газеты извещает: «В одном из недавних номеров «Сибирского листка» было сообщено, что местный фотограф господин Шустер послал Д.И. Менделееву фотографические снимки могилы отца Дмитрия Ивановича на Завальном кладбище. На днях г. Шустером получено письмо, в котором Д.И. Менделеев благодарит его за присылку и обещает выслать свою книгу о поездке на Урале, в которой между прочим будут помещены и некоторые фотографии, снятые г. Шустером. Книга Д.И. Менделеева должна выйти, по его словам, в начале нового года».
Странно, но о своей просьбе к Шустеру в Тобольске, как, впрочем, и о встрече с ним в городе, а она, несомненно, была, в книге ничего не сказано, если не считать ссылок на имя Шустера (без инициалов!) под использованными в книге фотографиями этого мастера. Невозможно предположить, чтобы энергичный и вездесущий И.С. Шустер, фотожурналист — по сути, фотолетописец старой столицы Сибири, мог позволить себе проигнорировать бурное событие, в водоворот которого несколько дней был погружён провинциальный Тобольск. И действительно, по воспоминаниям современников, Шустер везде сопровождал знаменитого гостя. Одновременно в письме Д.И. Менделеев обещал Шустеру свою книгу о поездке по Уралу, надо полагать, с обязательным в таких случаях дарственным текстом. Спрашивается: почему нигде в печати мне не приходилось встречать снимки Шустера, в особенности коллективные, на которых присутствовал бы Д.И. Менделеев? Может, они лежат, невостребованные, в музее-архиве Д.И. Менделеева в Петербурге, и Менделеев не смог включить их в книгу, так как они поступили уже тогда, когда книга была в наборе и печати? Сохранилось ли письмо Шустеру в архивах, или оно осело в семье Шустера и, как можно с печалью предполагать, благополучно затерялось, как это нередко случается с семейными архивами? Точно также можно было бы спросить и о книге: была ли она презентована с автографом И.С. Шустеру? Ответов на эти вопросы нет, но, как всегда бывает в поиске, иногда постановка вопроса важнее, чем результат, поскольку при чётко поставленной задаче удача в поиске — чаще всего дело техники. Как тут не вспомнить самого Дмитрия Ивановича, запечатлевшего в своей уральской записной книжке такую мысль: «…если вопроса нет — нет и успеха, есть самообман, ложь, разочарование впереди. Очарованию нет конца».
Всего И.С. Шустер выслал Д.И. Менделееву в Петербург, предположительно, 7 видовых фотографий Тобольска. Во всяком случае, столько их помещено в тексте книги. Все они отображают личный интерес Д.И. Менделеева к памятным местам своего детства и к последнему посещению родного города. Достаточно упомянуть Михаило-Архангельскую церковь, в приходе которой проживала семья Менделеевых. Заинтересованный круг избранных Дмитрием Ивановичем фотографий неопровержимо свидетельствует о встрече высокого гостя с И.С. Шустером, при которой Шустер и получил заказ на снимки, список которых вместе с указанием страниц книги здесь приводится.

— Иконостас нижнего (зимнего) этажа Михаило-Архангельской церкви в Тобольске (страница в книге — 416).
— Верхний (летний) иконостас той же церкви (719).
— Тобольск. Вид с площади на гору с присутственными местами, собором, домом архиерея (424).
— Михаило-Архангельская приходская церковь в Тобольске (427).
— Губернский музей в Тобольске (432).
Надгробие отца Д.И. Менделеева И.П. Менделеева, Завальное кладбище, Тобольск (434).
— Губернская гимназия в Тобольске (679).
Решаюсь высказать предположение, что коллективный снимок за столом в доме Ф.В. Корниловой также принадлежит И.С. Шустеру, и сделан он сразу же после приезда Д.И. Менделеева с тобольской пристани. В книге «Уральская железная промышленность…» он помещён на странице 444 без указаний авторства. Сам же Д.И. Менделеев с помощью своего фотоаппарата и вспомогательной операции служителя сделать снимок не имел возможности, поскольку багаж вряд ли успели распаковать. Да и состав гостей с городским головой заранее предусматривал участие в церемонии солидного фотографа, а не любителя.
И.С. Шустер в истории Тобольского края считался незаурядной личностью. Вместе со своим дедом М.Ш. Шустером, его невесткой Асией Шустер и братом А.С. Шустером они основали сначала в Тобольске, а затем в Тюмени фотоателье «Сибирская фотография». Её продукция демонстрировалась на всероссийских выставках, а также в Париже на Всемирной выставке в 1900 году (благодарность жюри). Так, на Всемирную выставку И.С. Шустер отправил изящный альбом фотографий с тремя десятками видов Тобольска. Альбом имел плюшевый переплёт, на обложке поместился памятник Ермаку, фото губернского музея, нагорного Тобольска и остяка на нартах. Поперёк крышки альбома из мамонтовой кости были вырезаны слова на французском языке: «Types et vues de la ville de Tobolsk». Поначалу альбом предназначался для поднесения Государю. Шустер получил извещение от канцелярии императорского двора о вручении альбома адресату. А от канцелярии альбом перешёл в разряд экспонатов России, отправленных на выставку в Париже. В моей работе [7] помещены все снимки альбома И.С. Шустера, и читатель имеет возможность с ними ознакомиться. Нет сомнения, что на выставке в Париже Д.И. Менделеев, как член жюри, был осведомлён о международных достижениях И.С. Шустера, вспоминал их тобольские встречи и беседы и, как полагаю, способствовал достойной оценке выставленного альбома.
Продолжим повествование об автографах. Существует надежда на отыскание ещё одного автографа Д.И. Менделеева в уральских архивах. Так, посещение Д.И. Менделеевым Кыштыма в 1899 году и знакомство с возможностями заводских мастеров дали учёному повод обратиться с письмом к управляющему заводами П.М. Карпинскому. В письме от 8 февраля 1905 года, о котором я уже писал, содержалась просьба на заказ по изготовлению чугунных шаров, которые понадобились для маятника в метрологических экспериментах с целью определения ускорения силы тяжести. В Екатеринбурге в областном архиве хранятся документы Кыштымского горного округа. Вполне возможно, что и заявка Д.И. Менделеева с его автографом ждет там своих первооткрывателей. Как, впрочем, и в архивах тех многочисленных уральских заводов, к руководству которых накануне поездки на Урал обращался Д.И. Менделеев с запросами на фактический материал по деятельности железоделательного Урала. Полный список адресов, а их около двух с половиной десятков, легко отыскать в приложениях к знаменитой книге «Уральская железная промышленность…».
В 1902 году Д.И. Менделеев принимал в Санкт-Петербурге делегацию тоболяков, в составе которой был давний знакомый по Тобольску 1899 года А.А. Сыромятников. При встрече Дмитрий Иванович подарил ему свою книгу «Основы фабрично-заводской промышленности» [2] с чертежом на обложке форсунки выдающегося русского изобретателя и учёного В.Г. Шухова (1853–1939), как значительного достижения инженерной техники того времени, высоко оценённого Д.И. Менделеевым. Содержание автографа таково: «Многоуважаемому Александру Адриановичу Сыромятникову на добрую память. Д. Менделеев», [5]. Книга с эпиграфом хранится в библиотеке Тобольского музея (ил. 323).
В 1904 году Дмитрий Иванович в ответ на приветствие Томского технологического института по случаю 70-летия со дня своего рождения сообщал сибирским коллегам и ректору вуза: «4 февраля 1904 года. Его превосходительству ЕЛ. Зубашеву. Многоуважаемый Ефим Лукьянович! Великий почёт и сердечный привет Томского технологического института до глубины души тронули меня, как природного сибиряка. От моего сердца благодарю Вас и прошу передать мою благодарность членам совета института. Операция глаза, недавно удачно мне произведённая, не позволяет ещё, однако, лично писать и выразить мою глубочайшую благодарность. Душевно преданный Вам, Д. Менделеев». Документ принадлежит отделу редких автографов библиотеки вуза (ил. 324).


В музее Истории науки и техники Зауралья при ТИУ память о Д.И. Менделееве представлена как его подлинными автографами на письмах, так и перепиской с помощью почтовых открыток его внуков и близких людей. Особую ценность имеет документ 1885 года. Это письмо во Францию в Париж на имя учёного-химика П. Лекока де Буабодрана, а также автограф Д.И. Менделеева на письме А.Ф. Юргенсу с сохранившимся почтовым конвертом. Первое упомянутое письмо адресовано и отправлено в год, когда произошло триумфальное подтверждение теории периодичности после открытия элемента германия, или экацилиция — по Менделееву (ил. 325). Письмо поступило ко мне в 2011 году из США (Питтсбург, штат Пенсильвания), напомнив сибирякам о себе как о старейшем нефтедобывающем районе Северной Америки. Текст в переводе с французского языка гласит: «Мсье! Позвольте мне поблагодарить Вас за книгу по изучению углеродистых соединений. Элементы органической химии, изложенные в этой книге, настолько новы, что я позволю себе надеяться увидеть книгу, переведённую на другие языки. Мсье, мои лучшие комплименты. Д. Менделеев». Перевод текста письма с французского на русский язык по моей просьбе сделала в декабре 2011 года одна из преподавателей кафедры иностранных языков Тюменского индустриального университета. Она же попросила ксерокопию письма и моего разрешения использовать текст на занятиях со студентами с целью популяризации знаний французского. Любопытный факт из истории вуза: эпистолярное наследие Дмитрия Ивановича и в настоящее время способствует повышению качества обучения в ТИУ!

Второе письмо (ил. 326) отправлено Д.И. Менделеевым в январе 1904 года. Текст послания: «Его превосходительству, Александру Фёдоровичу Юргенсу, господину председателю Высочайше утверждённого Санкт-Петербургского фармацевтического общества, Невский, 83. От профессора Д.И. Менделеева. Милостивый Государь, многоуважаемый Александр Фёдорович. Приветствие С.-Петербургского Фармацевтического общества, доставленное Вами в день моего семидесятилетия, застало меня в таком нервном состоянии, что я не успел Вам выразить свою глубокую благодарность за Ваши пожелания. Позвольте же сделать это хотя бы теперь и прошу Вас принять её от меня лично и передать Вашим сотоварищам. Глубоко благодарный Д. Менделеев. С.-Петербург, 31 января 1904 г.». Документ, имеющий высокую научную, музейную и коллекционную ценность, обладает сертификатом подлинности, выданным мне в Москве антикварным магазином «Арт-Антик» (ил. 327).
Ценнейшими автографами Д.И. Менделеева обладают Тобольский государственный архив и библиотека Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника. В 1961 году был обнаружен документ, собственноручно написанный Д.И. Менделеевым в 1905 году, с ответом ученого на приветствие Тобольской гимназии. Тронутый вниманием земляков, Д.И. Менделеев сообщал в ответном письме директору гимназии П.И. Панову: «Возвратившись из заграничной командировки, я получил Вашу сочувственную телеграмму по поводу 50 лет моей служебной деятельности. Тобольская гимназия, в которой я родился и воспитался, так близка моему сердцу, что я до глубины души был тронут приветом, полученным от родного мне учреждения, а потому прошу Вас принять мою глубочайшую благодарность и верить в готовность к услугам».
А сравнительно недавно, в 1971 году, обнаружился наиболее ранний из автографов Д.И. Менделеева. История его выявления интересна и поучительна. Тогда в Ленинграде в букинистическом магазине № 17 музей приобрёл книгу Д.И. Менделеева «Толковый тариф или Исследование о развитии промышленности России в связи с её общим таможенным тарифом 1891 года» [1]. В инвентарной книге Тобольского музея-заповедника первая запись о книге и о наличии в ней автографа сделана 22 ноября 1971 года старейшим библиотекарем В.И. Корытовой. Библиотечный стаж этого замечательного труженика науки насчитывает 31 год (1953–1984). Именно ей и её профессиональной наблюдательности мы обязаны тем, что в Тобольске появился предметный шедевр истории — автограф Д.И. Менделеева. Но вот что удивительно. Казалось бы, об открытии следовало немедленно известить общественность печатной работой. Тем более что В.И. Корытова неоднократно извещала через местную периодическую печать о других автографах, имеющихся в музее, включая и менделеевские. А тут — молчок!.. Как можно предположить, опытная библиотекарь, хорошо знакомая с упомянутым выше постановлением правительства 1952 года, решила избежать риска изъятия документа с тем, чтобы сохранить его в Сибири, на родине автора «Толкового тарифа». Поступок мужественный и достойный благодарности потомков в адрес патриота Тобольска.
А теперь расскажем о самом автографе. Мною были использованы исследовательские материалы, собранные заведующей научной библиотекой ГАУК ТО «Тобольский историко-архитектурный музей-заповедник» Леповой Галиной Васильевной [8]. Оглашаю текст автографа, занимающего в издании почти целиком всю площадь шмуцтитула: «Его Высокопревосходительству Владимиру Дмитриевичу Маркусу. Почтительнейше от автора. 23 декабря 1891 года» (ил. 328). В каталог музейной библиотеки автограф внесли только в 2004 году, ранее он нигде не выставлялся и был неизвестен исследователям жизни и деятельности Д.И. Менделеева. Впервые на автограф обратили внимание в 2009 году в процессе подготовки к юбилейным торжествам, приуроченным к 175-летию Д.И. Менделеева. Сенсационная находка демонстрировалась на выставке «Тобольский гений России», которая была показана в Тобольском Дворце наместника осенью 2009 года на международном форуме учёных-химиков. Одновременно была воссоздана часть интерьера рабочего кабинета великого тобольчанина с использованием фотографий и архивных документов. Центральным экспонатом стал ранее неизвестный автограф учёного.
Официальная публикация автографа состоялась в первом номере научно-популярного журнала «Реликвариум», недавно основанного Тобольским музеем, в упомянутой статье Г.В. Леповой. Затем автограф демонстрировался 6 февраля 2014 года, накануне дня рождения Д.И. Менделеева, на выставке «Гений и гражданин России» в Тюменской областной библиотеке им. Д.И. Менделеева. Фотографии автографа и шмуцтитула украсили страницы книги-фотоальбома «Дмитрий Иванович Менделеев. Учёный. Метролог. Педагог» [9]. К сожалению, какого-либо пояснительного текста к фотографиям обнаружить в книге не удалось.


Знакомство с автографом рождает множество вопросов. Кто такой В.М. Маркус? Какие отношения связывали его с Д.И. Менделеевым? От какого владельца книга поступила в продажу в Ленинградский книжный магазин? Ответы на эти вопросы блистательно отыскала Г.В. Лепова. Мне остаётся только повторить их содержание. Выяснилось, что В.М. Маркус (1827–1901) был высокопоставленным чиновником правительства России, верхом карьеры которого стали служба в Министерстве финансов и членство в Государственном Совете по Департаменту государственной экономии. О значимости и роли в управлении государством свидетельствует необычный факт. Ко дню столетия Государственного Совета 7 мая 1901 года легендарный художник И.Е. Репин получил заказ на юбилейную картину, которая должна была запечатлеть на полотне всех участников торжественного заседания во главе с Государем. Знаменитая работа И.Е. Репина занимает почётное место в Государственном Русском Музее. На существующей к полотну пояснительной схеме фигура В.М. Маркуса обозначена номером 17. Д.И. Менделееву пришлось общаться с В. Маркусом в Министерстве финансов во время работы над «Толковым тарифом». Маркус назначил Менделеева экспертом комиссии Департамента государственной экономии. Заседания комиссии в присутствии членов Государственного Совета не обходились без участия Д.И. Менделеева. На основе помет на страницах книги установлен владелец книги, некто Андреев, и дата приобретения тома в Петрограде: 3 апреля 1920 года.
В 1905 году по случаю 50-летия научной и педагогической деятельности Д.И. Менделеева руководство Тобольской гимназии отправило своему знаменитому выпускнику поздравительную телеграмму с «…сердечными пожеланиями продолжать ещё многие годы свою плодотвороную деятельность на пользу и славу науки и всем нам дорогого Отечества». Незамедлительно пришёл ответ Д.И. Менделеева, который мною уже приводился ранее, но который здесь заслуживает повторения. «Возвратившись из заграничной командировки, я получил Вашу сочувственную телеграмму по поводу 50 лет моей служебной деятельности. Тобольская гимназия, в которой я родился и воспитался, так близка моему сердцу, что я до глубины души был тронут приветом, полученным от родного мне учреждения, а потому прошу Вас принять мою глубочайшую благодарность и верить в готовность к услугам».
Казалось бы, вероятность дополнительных находок менделеевских документов крайне низка, разве что удастся отыскать автографы его родственников или людей, близких к семье Д.И. Менделеева. Родственники — те же частицы судьбы и биографии Д.И. Менделеева. Так, в Тобольске в музее с 1946 года находится портрет Д.И. Менделеева с дарственной надписью, сделанной близким для Д.И. Менделеева человеком — дочерью учёного О.Д. Менделеевой- Трироговой (1862–1950). Текст автографа таков: «Тобольскому краеведческому музею — портрет Д.И. Менделеева, бывшего ученика Тобольской гимназии, от дочери Дмитрия Ивановича Ольги Дмитриевны Трироговой-Менделеевой. Москва, 26 декабря 1946 года» (ил. 329).

Не менее интересны автографы родственников и наиболее известных коллег Д.И. Менделеева по научной деятельности. Любая находка, связанная с личностью выдающегося человека, с близкими к нему людьми по отдельным фактам неординарной жизни, вызывает огромный интерес не только у историков и биографов, но и у всех почитателей необыкновенного таланта Д.И. Менделеева. Такие находки — мечта любых музеев, особенно периферийных, не говоря уже о рядовых коллекционерах. Так и мне в конце 1980-х годов довелось пополнить свою коллекцию оригинальными документами, касающимися жизни и деятельности нашего великого земляка и его семьи.
Но прежде надо поведать читателю о необыкновенном событии, случившемся со мною, и подобное которому нередко происходит в жизни увлечённых коллекционеров. Так, в поисках семейной переписки Менделеевых мне довелось пережить невероятное стечение обстоятельств, обусловленное (кто бы мог подумать!) путанице имен двух Менделеевых — полных тезок, включая младшего из них — племянника. Тем не менее случайность, которую невозможно было предугадать, помогла мне стать обладателем интересной переписки в семье Менделеевых. Дело обстояло так. Однажды моё очередное посещение одного из московских клубов филокартистов дало мне случайную возможность общения с одним из солидных и авторитетных коллекционеров. Я рассказал ему о моём интересе к подлинным менделеевским документам. Тогда он показал мне целую подборку почтовых открыток с перепиской семьи Менделеевых. Одна из них, благодаря тому, что мне хорошо был известен характерный угловатый почерк Д.И. Менделеева, меня особенно заинтересовала, и я её приобрёл, не считаясь с ценой. Такой почерк бывает у людей, у которых мысль постоянно опережает несовершенное перо, задевавшее неровности бумаги, чем вызывает раздражение хозяина (ил. 330). Обратил внимание на место, откуда было выслано письмо — Варшава, а Д.И. Менделеев в Польше и в Варшавском университете бывал, и не однажды. Заинтересовала и дата письма с чётким почтовым штемпелем «11 ноября 1899 года». Письмо адресовалось в Москву своему близкому родственнику. Лицевая сторона почтовой открытки, или, как тогда её называли, открытого письма, имела фотоснимок центра Варшавы — Праги, района польской столицы. Видовые открытки как почтовое отправление тогда были в новинку: впервые в России они стали известны с 1895 года. Да и сами открытки, из-за недостаточного опыта их использования, мало походили на современные. Например, вся обратная сторона предназначалась только для адреса. А где же писать письмо? Для него места уже не оставалось. Вертикальная черта, разделяющая место для адреса и для письма, появилась спустя несколько лет в 1904 году. Поэтому Д.И. Менделеев вынужден был написать о себе на лицевой стороне открытки, прямо под снимком Праги: «Мой адрес: Прага, Варшава, Брестская улица, 12, доктору Менделееву». Вся лицевая сторона была заполнена адресом получателя: «Москва, Петровка, Второй Знаменский, дом Ильиной, Михаилу Дмитриевичу Менделееву». Уточнять принадлежность находки перу учёного, а также личность получателя с загадочным и незнакомым мне именем Михаил на месте было некогда: потом! потом! — только бы стать обладателем ценнейшего документа! Несмотря на то, что в течение всей жизни почерк Д.И. Менделеева из-за болезни глаз (катаракта) неоднократно менялся, с достаточной долей уверенности можно было предположить идентичность сравниваемого и контрольного почерков корреспондента. Но предположение — это ещё не уверенность. Наконец, успокоившись, в нормальной городской обстановке Тюмени прошла личная дотошная экспертиза нечаянного приобретения, итогом которой родились лёгкое разочарование и некоторое усиление сомнения. Избавиться от них я решил с помощью специалиста-криминалиста, который смог бы профессионально изучить степень совпадения доподлинно известного почерка Дмитрия Ивановича и почерка на открытках.


Эксперт нашёлся в экспертно-криминалистическом отделе МВД СССР при УВД Тюменского облисполкома. На экспертизу я представил ряд писем, собственноручно написанных Д.И. Менделеевым в 1865 и в более поздние годы — 4 большеформатные рукописные страницы. Сравнением тестов на открытках с типовыми образцами почерка позволило установить некоторые особенности [6]. Как следовало из справки, в текстах установлена большая вариантность признаков для букв, но имеет место общее сходство почерков в исследуемых документах и образцах. Темп написания спорных документов ниже, чем образцов, а угловатость при написании и соединении букв в типовых образцах преобладает в сравнении с изучаемым текстом. В образцах почерка даты описаны арабскими цифрами, а римские, как на открытках, отсутствуют. В итоге эксперт делает для меня малоутешительный вывод. «Установлены совокупности как совпадающих, так и различающихся признаков, причём совокупность различающихся признаков по своим количественным и качественным характеристикам преобладает над совокупностью совпадающих. Наличие же совокупности различающихся признаков не даёт основания для категорического вывода о тождестве. Возможно возрастное изменение признаков почерка. Учитывая все вышеизложенные обстоятельства, которые могут повлиять и влияют на выводы, на основании совокупности различающихся признаков, преобладающих над совпадающими, можно прийти к вероятному выводу, что тексты на открытках, фотокопии которых представлены, выполнены разными лицами».
Сомнения, как известно, рождают дополнительные импульсы в поисках. Если тексты на открытках написаны не самим Д.И. Менделеевым, то кто же их таинственный автор, фамилия которого полностью совпадает с именем учёного? Мои долгие блуждания сквозь дебри генеалогии семьи Менделеевых описывать не решаюсь. Подведу лишь окончательные итоги.
В многочисленной тобольской семье Менделеевых было трое сыновей, из них младший — Дмитрий Иванович (1834–1907). Двое других, Иван Иванович (1826–1862) и Павел Иванович (1832–1902), служили чиновниками в городах Сибири. В многодетной семье Ивана Ивановича наибольшей известностью обладает его сын Менделеев Дмитрий Иванович (1851–1911) — племянник и полный тёзка своего великого дяди. Племянник — выпускник Казанского университета, работал железнодорожным врачом во многих городах России, в том числе в Варшаве. Семья его обосновалась в Москве. Популярность Д.И. Менделеева-племянника основана на родстве со своим дядей, общением с ним и совместным путешествием по Волге в 1880 году. Совпадение имён нередко приводило исследователей биографий того и другого к путанице сведений. Не избежал, признаюсь, этой путаницы и я. Оказалось, что совпадают не только имена дяди и племянника, но и, в какой-то мере, их почерки: у близких родственников такое встречается. Наконец, Д.И. Менделеев-химик, как следует из хроники и летописи жизни учёного, в 1899 году в Варшаве не был. Это было время интенсивной работы над книгой о поездке по Уралу.
Между прочим, упомянутый московский филателист, разочарованный, как и я, моим «открытием», рассказывал мне о своём успешном выступлении на одной из столичных филакартических выставок, по итогам которой он получил медаль. Не зная о существовании двух Менделеевых с одинаковыми инициалами, он, как и жюри выставки, полагали, что имеют дело с оригинальными письмами к Д.И. Менделееву-химику. Пришлось обратить внимание филателиста на почтовый штамп одной из открыток, датированный 1910 годом, или спустя три года после смерти ученого. Все стало на свои места, а удручённый разочарованием хозяин уступил все письма-открытки мне, «первооткрывателю» досадного недоразумения…
Что же оказалось в действительности? Пришлось прийти к неутешительному выводу, что найденная в Москве открытка принадлежит племяннику профессора Д.И. Менделеева, а письмо адресовано доктором из Варшавы в Москву своему сыну Михаилу Дмитриевичу по адресу: Петровка, Второй Знаменский переулок, дом Ильиной. Несмотря на разочарование, утешает одно обстоятельство: в Сибири появился еще один документ, так или иначе принадлежащий тобольской ветви семьи Д.И. Менделеева, который, пусть и в слабой мере, дополняет сибирскую Менделеевиану.
Впрочем, в моей коллекции открытка племянника, как родственника Д.И. Менделеева, далеко не единственная (ил. 331). Почерк этого письма весьма схож с почерком Д.И. Менделеева-химика, и как хотелось бы приписать послание к имени Менделеева-старшего. Увы, не получается… Имеются и другие открытые письма из тех, кто имел близкое отношение к учёному. Не сразу, а только после того, как я разочаровал моего московского коллегу-продавца в том, что переписка принадлежит только близким родственникам Д.И. Менделеева, а не ему самому, удалось стать, как я уже сообщал, обладателем дополнительной серии открыток, имеющих отношение к семье Менделеевых. Всего их оказалось 11 экземпляров. Из них 5 открыток отправлены на имя Д.И. Менделеева-племянника. Время отправлений на почтовых штемпелях самое различное: от 1899 до 1914 годов. А география рассылок включает как российские города (Феодосия, Нижний Новгород, Москва, Екатеринослав, Можайск), так и зарубежье: Рим («Hotel de Roma»), Верону, Болонью, Берневиль, Варшаву, Геную (ил. 332) и другие города Европы, особенно Италии. Можно лишь сожалеть в том отношении, что среди них нет открытых писем от сибирских родственников Д.И. Менделеева.
Среди поздравительных почтовых отправлений, приобретённых в Москве, выделяется собственноручно написанная открытка, отправленная из Москвы 21 апреля 1910 года Серафимой Дмитриевной Менделеевой на имя отца в Крым в Феодосию с запросом о здоровье и с благодарностью за материальную помощь (ил. 333). Кроме того, я располагаю двумя письмами 1911–1912 годов, отправленными на имя самой Серафимы Дмитриевны. Одно из них, датированное 30-м декабря 1911 года, отправлено из Симбирской губернии, и адресовано в Москву, в Калошин переулок. Как всякое предновогоднее послание, текст содержит соответствующие событию пожелания в преддверии Нового, 1912 года. А другая открытка отправлена из Нижнего Новгорода с палубы волжского парохода в Черноморский пансион Одинцова в Хосте, где в июне 1912 года С.Д. Менделеева проводила отпуск (ил. 334). В письме упоминается ещё одна родственница Менделеевых, их тётка Вера Дмитриевна Менделеева. Две открытки на её имя от дочери в Нижний Новгород также у меня хранятся.


Серафима Дмитриевна Менделеева (1868–1963) приходится дочерью Д.И. Менделееву-племяннику, а Д.И. Менделееву, химику — внучатой племянницей. В годы жизни Д.И. Менделеева дяди в Боблово Серафима Дмитриевна часто бывала в имении, дружила с Любовью Менделеевой и Александром Блоком. Их совместные любительские спектакли запомнились обитателям Боблово. С.Д. Менделеева отличалась изяществом, красотой, стройностью, высоким ростом и властным характером. Увлекалась, как и её знаменитый дядя, фотографией. Она прожила долгую жизнь, захватила годы Гражданской войны и советской власти, была обижена восставшими крестьянами в 1919 году, которые сожгли её имение. Пережила унижение со стороны представителей советских властей.
Описанные открытки с многочисленными автографами ценны, кроме всего прочего, ещё и тем, что в какой-то мере позволяют проследить расселение семьи Менделеевых по городам России, а также маршруты их путешествий по стране и за рубежом.
Литература. 1. Менделеев Д.И. Толковый тариф или Исследование о развитии промышленности России в связи с её общим таможенным тарифом 1891 года. СПб.: Тип. В. Демакова, 1892. — 730 с. 2. Менделеев Д.И. Основы фабрично-заводской промышленности. Вып. 1. СПб.: Тип. В. Демакова, 1897. - 201 с. 3. Хандрос Л. Неизвестный автограф Д.И. Менделеева // Урал. рабочий. — 1959. - 4 окт. 4. Хандрос Л. Ещё один автограф Д.И. Менделеева // Урал. рабочий. — 1961. - 19 сент. 5. Корытова В. Автограф Менделеева // Тобол. правда. — 1983. - 15 апр. 6. Справка эксперта от 29 марта 1992 г., № 5/103, 2 с. Архив автора. 7. Копылов В.Е. Былое светописи. Тюмень, 2004. С. 840–843. 8. Лепова Г.В. Неизвестный автограф Д.И. Менделеева /// Реликвариум (Тобольск). — 2011. — № 1. — С. 28–29. 9. Окрепилов В.В., Доценко В.Д. Дмитрий Иванович Менделеев. Учёный. Метролог. Педагог. СПб, 2014. С. 143.


Экспозиция памяти Д.И. Менделеева в музее Истории науки и техники
Тюменского индустриального университета




Музей — это поиск, находки раритетных документов и экспонатов, обозначающие историю и течение времени, которые нигде, кроме музея, нигде не увидишь, встречи с интересными людьми, обдумывание найденного, редкие публикации итогов размышлений. Когда-то давно мне врезалось в память определение музея как множества узелков, завязанных на память. Одновременно музей и его содержимое — источник сомнений, загадок и тайн. Меня, например, нередко посещали мысли о том, каким образом Д.И. Менделеев реагировал бы на сведения о несметном количестве памятников, мест с его именем и печатной продукции, появившихся как у нас в России, так и за рубежом после его кончины. Более чем уверен, что он непременно произнёс бы фразу, вынесенную в эпиграф: «От, как не люблю!». Лавину славословия он не задумываясь остановил бы и в отношении главного памятника учёному — учебнику «Основ химии». Причину следует искать при внимательном просмотре первых изданий «Основ…». На развороте титульного листа этих учебников размещёны графические портреты Антуана Лоран Лавуазье (1743–1794), перед научным авторитетом которого Менделеев преклонялся, в особенности за открытие знаменитым французом закона сохранения энергии и вещества. Личность французского учёного, его трагическая судьба неизменно и с неподдельным сочувствием волновали Д.И. Менделеева. Безжалостная расправа революционного трибунала с учёным, гордостью Франции, сформировала у Менделеева неприятие смены общественных способов производства путём революционных изменений в государстве. В одной из своих последних работ он писал: «Социализм, анархизм и коммунизм подразумеваются здесь с теми утрировками и приёмами, какие выражаются при обыденной пропаганде этих учений, стремящихся всякими путями ниспровергнуть такие главные основы современного общества, каковы государство, личная инициатива, порядок, семейственность и собственность». Будучи сторонником эволюционного развития общества, промышленности и науки, он отчётливо осознавал, опираясь на мировой опыт человечества, начиная со времён инквизиции, что начало войны властей с учёными — это начало конца правящего режима. Яркое подтверждение тому — судьбы тоталитарных государств, будь то революционная Франция, царская или советская Россия, Германия Гитлера.
В 1789 А.Л. Лавуазье написал «Начальный учебник химии». Книга вдохновила, по признанию самого Д.И. Менделеева, на составление им в 1868 году, почти в подражание великому французу, российского учебника — «Основ химии». В первом же издании книги Менделеев поместил биографию Лавуазье с перечнем его трудов, а позже в учебнике появился портрет французской знаменитости — работа российского гравёра Василия Васильевича Матэ (1856–1917). В мае 1895 года в газете «Новое время» Менделеев опубликовал заметку с извещением об организации Комитета по сбору средств на памятник Лавуазье в России. В январе следующего года Менделеев начал хлопоты об открытии памятника и составил текст воззвания о сборе средств и пожертвований на его сооружение. Созданная было комиссия провела лишь одно заседание, после чего инициатива Менделеева по ряду причин заглохла. Возможно, этому помешало известие о сооружении аналогичного памятника во Франции. В 1900 году Менделеев, будучи в этой стране на Всемирной промышленной выставке, присутствовал на его открытии и возложил венок.
Откровенно сказать, меня несколько удивило столь неординарное внимание Дмитрия Ивановича к Лавуазье, поскольку ранее закон сохранения вещества в почти современных формулировках впервые предложил М.В. Ломоносов. Неужто Менделеев, которого, кстати, современники называли Ломоносовым XIX столетия, не знал об этом событии? И вот выяснилось, что Д.И. Менделеев действительно о работе Ломоносова ничего не знал, и поэтому в книге его портрет, более заслуживающий внимания, чем лик Лавуазье, отсутствует. Дело в том, что впервые для современников сведения об открытии Ломоносовым закона сохранения массы и энергии ввёл в научный оборот в 1904 году русский химик Б.Н. Меншуткин (1874–1938). Он же отстоял приоритет М.В. Ломоносова. Б.Н. Меншуткин — сын знаменитого коллеги Д.И. Менделеева Н.А. Меншуткина (1842–1907), который в марте 1869 года от имени Менделеева на заседании Русского химического общества выступил с сообщением «Опыт системы элементов…». А учебники Менделеева с первого по седьмое издание выходили прежде, чем стала известна публикация Б. Меншуткина. Вот и весь секрет, на примере которого нетрудно убедиться в существовании биографических пробелов в познании судьбы Д.И. Менделеева, о которых мы ещё не всё знаем.


Замечу: в 1904 году Б.Н. Меншуткин, как и его коллега Д.И. Менделеев в 1862 году, стал лауреатом Ломоносовской премии за свои работы по кинетике химических реакций и по истории химии. О значимости его оригинальных работ по истории химии в России и как биографа М.В. Ломоносова много добрых слов сказал известный русский химик и почётный академик И.А. Каблуков (1857–1942). Так, в сборнике статей о Ломоносове, изданном к его 200-летию в 1912 году, Каблуков подробно излагает историю находки Б.Н. Меншуткиным неопубликованных записей и писем Ломоносова с изложением закона сохранения вещества [5]. Каблуков пишет: «Среди русского народа таятся молодые силы, которые рачением своим докажут, что и в будущем может Ломоносовых и Менделеевых «Российская земля рождать».
Все перечисленные документы и книги, а также многие другие раритеты Менделеевианы хранятся в музее Истории науки и техники Зауралья при Тюменском индустриальном университете, включая раритетное прижизненное издание «Основ…» Д.И. Менделеева с портретом Лавуазье (ил. 335). Издание, автор которого счёл себя скромным последователем и продолжателем в России выдающегося труда А.Л. Лавуазье. Рассказом о других раритетах музейного собрания мы и продолжим наше повествование.
Намерение автора о создании экспозиции памяти Д.И. Менделеева (ил. 336) совпало по времени с подготовкой торжеств 1984 года по случаю 150-летия со дня рождения великого земляка. В отличие от существующих выставок аналогичного содержания основное внимание было уделено пребыванию учёного на Урале и в Зауралье. В самом деле, о Менделееве существует обширнейшая литература: сотни монографий, тысячи статей и кратких заметок в периодической печати. Но вот сведения о пребывании его в Тюмени и родном Тобольске достаточно бедны, а публикации, которые известны, содержат досадные ошибки.

С 1980 года, когда у автора накопилась подборка малоизвестных материалов о жизни Д.И. Менделеева, началась работа над книгой «Д.И. Менделеев и Зауралье» с намерением издать её к 150-летию великого учёного. В какой-то мере книга должна была исправить как ошибки предшествующих изданий тех или иных авторов, так и дополнить биографию Д.И. Менделеева вновь выявленными сведениями. К сожалению, по ряду причин технического и финансового характера отпечатку книги в местном издательстве пришлось перенести только на 1986 год [9]. Несколько позже, спустя два года, в областной научной библиотеке Тюмени мне довелось организовать обширную выставку художественных почтовых открыток, изданных в основном при жизни учёного: в 1897 — начале 1900-х годов. В состав экспозиции вошло более 400 открыток — жемчужина музейной экспозиции — с видами городов России и стран Европы, Баку и Донецкого угольного бассейна, и особенно Урала и Зауралья, которые Менделеев посетил в своей знаменитой поездке в 1899 году. Мне хотелось таким необычным способом наглядно показать пути многочисленных путешествий Менделеева. Уральскую поездку представили старинные открытки 1898–1914 годов с видами Перми, Кизела и Чусового, Кушвы, Нижнего Тагила и Екатеринбурга, Тюмени и Тобольска, Билимбая и Уфалея, Миасса и Златоуста с Уфой. Заграничные поездки иллюстрированы открытками Санкт-Петербурга (исход каждого путешествия), Варшавы и Велички, Праги, Берлина и Парижа, северный берег и окрестности озера Леман (Женева, Лозанна, Веве, Монтрё и Шиллон, исток Роны) Лондона и Эдинбурга. Хорошо представлена Италия с её знаменитыми городами и менделеевскими местами. Я не забыл даже малоизвестный курорт Биарриц в юго-западной Франции в стране басков на берегу Бискайского залива, вблизи границы с Испанией. В этом райском местечке, пригороде Байонна, Д.И. Менделеев в 1878 году отдыхал по совету С.П. Боткина от долгой русской зимы и слякотного климата столицы. В начале XX века, кстати, по соседству с курортом, к северу от него в сторону Бордо, будут открыты месторождения нефти — Парентис [8]. А к востоку от Биаррица — газовые залежи (Лак).
Почти во всех перечисленных местах за рубежом и в России мне довелось побывать и увидеть горные пейзажи, реки и озёра глазами Дмитрия Ивановича. Ну а там, где не довелось, выручали открытки — памятники истории — и путеводители, изданные во времена Д.И. Менделеева. Особенное внимание при комплектовании коллекции обращалось на виды Тюмени и Тобольска: что-то около 250 открыток различных издателей дореволюционных времён. В дополнение к коллекции мне удалось на своём автомобиле и на поездах проехать весь уральский маршрут Д.И. Менделеева от Перми до Кизела, Чусового, Кушвы и Нижнего Тагила, Екатеринбурга, Тюмени и Тобольска, и далее через Южный Урал до Уфы.
Значительную долю открыток менделеевской коллекции занимали портреты учёного разных лет, включая малоизвестные издания губернских и уездных городов. Уже по этому обстоятельству можно судить о ценности таких раритетов. Благодаря «слабости» Д.И. Менделеева к собственным фотографическим изображениям история науки обогатилась многочисленными снимками нашего земляка. Мы, потомки, располагаем возможностью видеть Менделеева в различные мгновения его жизни. Сам любитель фотографии, он был тесно знаком с выдающимися фотографами России. В их числе такие мастера российской фотоживописи, как С. Левицкий, Е. Мрозовская и С.М. Прокудин-Горский (Санкт- Петербург), А. Карелин и М. Дмитриев (Нижний Новгород) и мн. др. Все они были причастны к участию Д.И. Менделеева в портретных съемках, оставив нам, потомкам, удивительные образцы высокохудожественной иконографии.
Филателистическое хобби, филокартия, немного нумизматика и бонистика занимали меня со школьных лет, которые пришлись на войну с Германией. Моими учителями в военные годы были эвакуированные педагоги из Пскова, Ленинграда и Воронежа. Это были высокоэрудированные люди, выпускники университетов 1920-х годов, в частности Ленинградского. Моя учительница истории и географии, из имени которой я запомнил только отчество, поскольку за глаза мы, школьники, уважительно звали её Вячеславовной, хорошо владела отечественной историей, русским языком и литературой. Знала она и о посещении Д.И. Менделеевым моего родного Нижнего Тагила и постоянно напоминала нам об этом событии. Однажды за какие-то учебные успехи Вячеславовна вручила мне открытку с видом Петербургского университета, в котором она училась и в котором «жил и работал знаменитый Менделеев (цени, подросток!)». До сих пор храню этот подарок, с которого, собственно, и началась моя коллекция открыток. В дальнейшем и с немалым успехом продолжилось её наполнение в студенческие годы в Свердловске с помощью антикварного магазина на улице Вайнера. Обдумывая подарок сейчас, с трудом представляю себе ситуацию, когда при скудной норме на вес скарба для каждого эвакуированного человека у женщины нашлось-таки место для любимых открыток. По-видимому, подборка их была настолько дорога ей, что в ущерб чему-то другому удалось сохранить что-то, и, несомненно, очень значительное. Уроков Вячеславовны мы ждали с нетерпением. Тогда, к концу войны, вышла из печати книга Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке». На весь рудник — одна-единственная книга. Поэтому учитель организовала громкое чтение в конце каждого урока. Этот многосерийный «фильм»-рассказ очаровал наше воображение. Она же со всеми нами, как классный руководитель, хором разучивала новый гимн СССР, только что озвученный по радио. Так что текст гимна, мелодию и авторов, как и его историю, мы знали с далёкого 1944 года.

Наиболее заметным событием открыточной Менделеевианы стала серия художественных почтовых открыток, изданных в год кончины Д.И. Менделеева. Его друзья, сослуживцы и родственники организовали серию с портретами ученого с целью сбора средств на памятник. Правительство, официальные и ведомственные власти на сооружение памятника не выделили ничего, включая и Академию наук: Д.И. Менделеев был её членом-корреспондентом. Коллекция музея располагает пятью видами открыток этой серии, но, возможно, их было больше, по некоторым сведениям, до десятка. Издание серии возложило на себя Товарищество Р. Голике и А. Вильборга в Петербурге. На обратной стороне каждой из открыток (например, ил. 337) на фоне стилизованного памятного креста и венка разместился текст: «На памятник Менделеева». Слева объявление: «Пожертвования принимаются в Санкт-Петербургском университете заведующим химической лабораторией». Обратите внимание на этот характерный исторический штрих того времени, о котором так и хочется воскликнуть: «Несчастная Россия!». У ее правителей во все времена не находилось времени и средств, чтобы достойно проводить в иной мир не только просто талантливых людей, но и выходцев из народа с мировыми именами. Особую мстительность власть имущие проявляли к строптивым и с независимым характером знаменитостям, каким считался Д.И. Менделеев. Можно лишь вспомнить, что вдова покойного А.И. Менделеева удостоилась получить от императора Николая II телеграмму. В ней император сообщал: «Разделяя искренне ваше горе, выражаю вам чувство сердечного соболезнования в постигшей вас тяжкой утрате. В лице незабвенного Дмитрия Ивановича Россия лишилась одного из великих своих сынов. Николай». По «Высочайшему повелению» только похороны Д.И. Менделеева были оплачены за счёт государства [3].
Серия посмертных открыток продолжена фотографией Д.И. Менделеева, сделанной в 1869 году, когда после опубликования периодического закона ученый, как говорится, проснулся знаменитым (ил. 338). Другая открытка, с автографом слева внизу, показывает Менделеева за рабочим столом (ил. 339), и отпечатана по рисунку художницы и супруги А.И. Менделеевой. Интересно, что к 100-летию со дня рождения Менделеева этот рисунок в 1934 году снова и в точности, как и раньше, воспроизвели на советской открытке. Она была издана объединением «Межрабпром» в Ленинграде в типографии им. И. Федорова, к сожалению, на плохой бумаге.

Одна из открыток изображает момент сражения в шахматы Д.И. Менделеева и его друга художника А.И. Куинджи (1841–1910). На заднем плане видна супруга Менделеева, наблюдающая за игрой (ил. 340). Д.И. Менделеев, подобно многим выдающимся людям прошлых веков, обожал шахматы, хотя сильной игрой не отличался. Радовался, как ребёнок, выигрышам, до слез переживал поражения, нервно, до дрожи в руке, переставлял фигуры, следил за публикациями в шахматных журналах. Отказывался, опасаясь проигрыша, от шахматных баталий в часы напряженной научной работы, говоря: «Голубчики, не могу, ведь вы знаете, я целую ночь спать не буду!». Но в минуты досуга он не только отдыхал за шахматной доской, отвлекаясь от повседневных дел, но считал этот вид спорта активной гимнастикой ума, что само по себе вызывает немалое удивление, если учитывать ежедневную творческую перегрузку ученого.

В юности я серьезно увлекался шахматной игрой, имел первый разряд и, будучи учеником старших классов, давал на школьных вечерах сеансы одновременной игры на 10 досках. Но сейчас, в моем возрасте, не рискую сесть за доску даже в любительской партии, зная, сколько сил и энергии отбирает напряженная работа мозга. Какой тут отдых?
[image]
Ил. 340. Шахматная партия Д.И. Менделеева и А.И. Куинджи. За игроками наблюдает А.И. Менделеева.

На открытке соседство А.И. Куинджи за шахматной доской не случайно. Менделеев преклонялся перед талантом этого художника, они были дружны долгое время. На картины своего друга Дмитрий Иванович опубликовал настолько профессиональные отзывы («Это была игра ума!» — говорили знатоки искусства), что Академия художеств избрала Д.И. Менделеева в 1893 году своим действительным членом. Силу своего увлечения живописью Д.И. Менделеев обрисовал в письме В.В. Стасову следующими словами: «Меня в последнее время очень интересует русская живопись, и случай столкнул со многими её представителями. Мне кажется знаменательным и важным то взаимное понимание и то сочувствие, какие вижу между художниками и естествоиспытателями. Тем и другим не хочется лгать, а хоть малую долю сказать — да правду». Есть свидетельства о шахматной игре Д.И. Менделеева по переписке (!) с профессором математики и метрологии Б.М. Кояловичем (1867–1941), а также о выигрыше в одной из 13 партий у знаменитого М.И. Чигорина.
В кругах исследователей давно замечено сходство технологии решений научных и шахматных задач. И там, и тут требуется четкая логичность мышления, настойчивость и предельная концентрация внимания, воля к победе и точный расчет. «Для меня наука, как игра в шахматы. Ну вот нравится проводить время в таком занятии», — говорил Д.И. Менделеев.
Выскажу, возможно, крамольную мысль. Мне кажется, что благодаря решению шахматных задач и общению с шахматной доской в процессе работы над будущим изображением таблицы периодического закона в зрительной памяти Д.И. Менделеева постоянно стояла шахматная доска с прямоугольной системой координат и с условными обозначениями каждой клетки. Квадраты с координатами шахматной доски и таблицы с обозначением элементов неплохо ассоциируются друг с другом. Говорю об этом потому, что в разные времена многие последователи Д.И. Менделеева пытались строить таблицу либо в виде круга, либо с помощью системы вращающихся дисков, наподобие тех, что используются в счётных линейках. Использование таких «новинок», на мой взгляд, непривычно, как, впрочем, и сомнительно.

Увлечение Д.И. Менделеевым шахматной игрой отображено в почтовых миниатюрах ряда стран. Так, в Израиле в 2012 году издана почтовая художественная открытка, повторяющая по сюжету российскую открытку 1907 года с участием А.И. Куинджи. Отличие состоит только в том, что с дальнего плана удалён портрет супруги Д.И. Менделеева. А в Абхазии, после того как она стала самостоятельной, в 2001 году отпечатали почтовый блок, посвящённый чемпионату мира по шахматам, с портретами выдающихся людей России, известных, кроме всего прочего, увлечением шахматной игрой: И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого и Д.И. Менделеева. Наконец, ещё две открытки, завершающие менделеевскую серию, отображают учёного в его зрелые годы (ил. 341, 342).

Фотографии Д.И. Менделеева, исполненные в различных фотоателье российских городов, часто тиражировались в виде художественных почтовых открыток. Сбыт продукции, учитывая высокую популярность имени учёного, и не только в научных кругах, гарантировался, особенно в условиях провинции. Вот почему такие открытки-раритеты, в отличие от столичных изданий, остаются малоизвестными. Провинциальные фотографы часто переиздавали открытки с известными портретами ученого, и очень редко — на основе авторских съемок. Немногие из них добросовестно указывали обязательные исходные данные. Чаще же открытки издавались «пиратским» способом. Они не содержали каких-либо сведений об издателе и типографии (ил. 343). В лучшем случае указывались инициалы, например, «Ш» (фототипия Шерера и Набгольца, Москва, № К75, ил. 344), или полное название фотоателье (М.П. Дмитриев, Нижний Новгород, ил. 345). Чаще покупатель вынужден был довольствоваться номером открыток или их серий.

Представляют интерес зарубежные издания открыток с портретами Д.И. Менделеева. Оригинальна открытка с портретом Д.И. Менделеева в обрамлении из растительной вязи (ил. 346). Под портретом помещена таблица периодической системы элементов. На оборотной стороне в таком же обрамлении напечатана буква «Д», обозначающая фирменный знак издательства О. Дьяковой в Берлине. Судя по датам жизни Менделеева, они видны на нижних углах портрета, и высокому качеству отпечатки, открытка вышла в свет в промежутке времени от 1908 до 1913 годов. А во Франции в 1932 году к 25-летию кончины ученого выпустили открытку, некогда нашумевшую в политической жизни Европы (ил. 347). Открытка вышла по инициативе эмигрантских кругов в Русском высшем техническом институте в Париже. Оказывается, за рубежом был такой малоизвестный вуз. У нас в стране упомянутое событие прошло незаметно. Необычна судьба открытки. Она, во-первых, появилась за рубежом и отпечатана на русском языке и, следовательно, изначально предназначалась в пропагандистских целях для русских читателей на их родине. Во-вторых, текст подписи демонстративно сохранил дореволюционную орфографию. С 1920-х годов по причинам чисто идеологического характера периодическая печать в СССР старалась избегать на своих страницах имя Менделеева: слишком одиозным оно казалось властям, учитывая резко отрицательные политические взгляды Д.И. Менделеева на социализм. И только столетие со дня рождения учёного в 1934 году, не без влияния эмигрантских инициатив, вынудило правительство отдать долг памяти человеку — гордости и величайшего достояния России. До этого времени ученый, не признававший «разного рода социалистов и марксистов» и ратовавший за эволюционное развитие России на основе государственного капитализма, официальной пропагандой обласкан не был.


Достаточно вспомнить малоизвестный факт. На заседаниях V Менделеевского съезда в Казани в 1928 году было официально учреждено Всесоюзное химическое общество им. Д.И. Менделеева (ВХО). Но вот я держу в руках подшивку журнала «Химия трудящимся» за 1931 год, имеющуюся в музее. Журнал издавался упомянутым обществом и ЦС Осоавиахима. Аббревиатура ВХО на обложках стоит, а имени Менделеева нет…
В 1960 году в Польше выпустили открытку с малоизвестным портретом ученого и почтовой маркой с миниатюрой польского художника Е. Koneski. В коллекции музея имеется интереснейшая открытка из бывшей ГДР с изображением Д.И. Менделеева в соседстве с профессором технической химии Фрайбергской горной академии Клеменсом Винклером (1838–1904) (ил. 348). Открытка отпечатана в связи со столетием открытия К.А. Винклером химического элемента германия (1886–1986), предсказанного в 1871 году Д.И. Менделеевым и названного им экасилицием. Элемент нашелся в минерале аргиродите. С согласия Менделеева элемент был назван по имени родной страны первооткрывателя. Фотография на открытке запечатлела сердечную встречу двух великих ученых в 1900 году в Берлине. Оригинал снимка хранится в Горной академии Фрайберга. Замечу, в наше время трудно представить себе современную прикладную твердотельную электронику без германия. Покажу ещё пару зарубежных открыточных изданий. Это открытка Республики Кореи (ил. 349) и картмаксимум Сербии с портретом Д.И. Менделеева на почтовой марке (ил. 350). Филокартисты знают, что в комбинации с маркой того же содержания открытку называют картмаксимумом.
В филателии, кстати, объединяющей не только марки, но и художественные почтовые конверты и спецгашения, внимание к Д.И. Менделееву очень высокое, и не только в нашей стране. В музее имеется богатая подборка филателистических материалов из коллекции почтовых марок многих стран и народов мира, основной темой которых стало имя Д.И. Менделеева. Упомянем многочисленные выпуски почтовых миниатюр, художественных конвертов и открыток в Японии (1934 г.), Южной Корее (1984, 2013 г.г.), в Болгарии (1984), Гвинее-Бисау (2005), в Республике Джибути (2006), Сербии и Македонии, в Сан-Томе и Принсипи (2007), Малави, Того и Габоне, в Израиле (2012), Кот-д’Ивуаре, и в разное время — во многих других странах мира. Так, почта Маршаловых Островов в 2012 году выпустила почтовый блок из 24 марок под рубрикой «Великие учёные мира». На каждой из них размещён портрет учёного, безоговорочно признанного всем миром. В окружении таких имён, как Кеплер, Ампер и Фарадей, Ньютон, Эдисон, Гаусс, и многих других, в центре блока помещён портрет Д.И. Менделеева. Меня очень привлекает и трогает любовно выполненная комбинация почтового конверта с изображением таблицы химических элементов, марки и спецгашения из Болгарии (ил. 351). Выпуск миниатюры был приурочен к 150-летию Д.И. Менделеева. К слову, Д.И. Менделеев и сам был причастен к изготовлению знаков почтовой оплаты и гербовых марок, не поддающихся подделке. В Румынии гашение стандартной почтовой марки включало миниатюрные портреты Д. Менделеева, Антуана Лавуазье и шведского химика Сванте Аррениуса (1859–1927). Так вот, возвращаясь к Лавуазье, и тут, и там Лавуазье и Менделеев наконец-то на равных правах и заслуженно соседствуют на этих необычных и редкостных по содержанию документах.

В Украине в год столетия со дня кончины Д.И. Менделеева частная почта «Экспресс» в Одессе в серии «Великие химики» выпустила блок из четырёх марок с портретом русского учёного. Текст на блоке отпечатан на русском языке. Частная почта с портретом Д.И. Менделеева на марках в память заслуг учёного в изучении Арктики добралась даже до Островов Анжу в Северном Ледовитом океане.
Интересны и другие зарубежные отклики на юбилейные даты Д.И. Менделеева. Особенно эта тенденция хорошо заметна на примерах различных объектов популярного коллекционирования. В нумизматической коллекции музея есть интереснейший экспонат: монета из серебра 925 пробы с Островов Кука номинальной стоимостью 5 долларов 2012 года выпуска. На лицевой стороне монеты показан профиль королевы Елизаветы II, увенчанной короной. На реверсе изображён Д.И. Менделеев за рабочим столом на фоне своей периодической таблицы (ил. 352). Имя русского учёного, написанного по-английски и по-русски, приравняли, таким образом, по значимости английской короне! Да что там филателия или нумизматика! Коллеги из Великобритании, зная мой повышенный интерес ко всему, что имеет отношение к Дмитрию Ивановичу, прислали мне оригинальнейший презент: голубой галстук, лицевая сторона которого целиком заполнена клетками таблицы Менделеева, а центр — портретом самого учёного.

Интересна подборка памятных медалей и значков. Некоторые из медалей наших лет показаны на ил. 353. На ней помещены (слева направо) медаль «Д.И. Менделеев. 1834–1907. За заслуги в химии»; затем — памятная медаль НИИ ВНИИФТРИ «Д.И. Менделеев. 175 лет», г. Менделеево; медаль «Ермак. Сибирское Казачье войско Российской федерации». Медаль Ермака присутствует здесь как память о серьёзном увлечении Д.И. Менделеева всем тем, что имеет отношение к этой легендарной личности. Известно, например, что в кабинете Менделеева стояла скульптура Ермака каслинского литья.
Особняком стоит медная медаль с портретом Менделеева, отчеканенная в 1969 году в Тюменском индустриальном институте по случаю 100-летия Периодической системы элементов. Медаль имела ограниченный тираж, она именная. Показанный экземпляр принадлежит автору, на обратной его стороне изящной нитевидной вязью выгравирована фамилия «Копылову В.Е.». Автор медали — местный и плодовитый художник-гравер Б.А. Кремлев. Он же подарил музею стальную матрицу, с которой производилась чеканка.

В СССР в советские годы и в Росийской Федерации открытки и почтовые марки с портретами ученого как гордости России выпускались начиная с 1934 года неоднократно, особенно в послевоенное время, когда на правительственном уровне старались подчеркнуть приоритет отечественной науки в тех или иных направлениях. Как удачный пример можно привести знаменитую менделеевскую серию почтовых марок 1934 года (ил. 354). Среди почтовых открыток известна первая из них: в цветном изображении она показывает портрет Д.И. Менделеева в исполнении художника А. Алемасова. Памятна открытка, выпущенная к 100-летию периодического закона в 1969 году (ил. 355). Накануне 175-летия Д.И. Менделеева почта России 6 февраля 2009 года подготовила филателистам, да и не только им, щедрый подарок: выпустила почтовый блок с маркой (ил. 356). Миниатюра включает портрет самого учёного на фоне собрания книг и периодической таблицы химических элементов. Рядом на столе расположены эталонные весы фирмы «Неметц» 1895 года выпуска, лабораторные сосуды и друза аметиста. Блок размером 110 на 75 миллиметров создан на основе портрета, снятого сотрудником Менделеева Ф.И. Блумбахом. Тираж блока и марки составляет 120 тысяч экземпляров. Одновременно главный почтамт Москвы организовал специальное гашение (СГ) юбилейной марки на конверте Первого дня. Штемпель содержит портрет Д.И. Менделеева и соответствующий юбилею текст. Спустя месяц главпочтамт спецгашением отметил другую примечательную дату, имеющую отношение к Д.И. Менделееву: 140 лет со дня открытия периодического закона (та же иллюстрация).

Известность менделеевских экспозиций музея, в особенности после опубликования сведений о музее в центральной печати [19, 20], распространилась далеко за пределами Тюменской области. Как итог в 2010 году, в ознаменование 175-летия со дня рождения Д.И. Менделеева, общественность Санкт-Петербурга, представленная детищем Менделеева — бывшей Поверочной палатой торговых мер и весов, а теперь её правопреемником «ФГУ ТЕСТ-Санкт-Петербург», наградила автора памятной медалью (ил. 357). Такой же медалью награждён и коллектив музея за многолетние усилия по сохранению памяти Д.И. Менделеева в родных краях учёного. В 2011 году музей Тюменского нефтегазового университета принимал участие в конкурсе вузовских музеев Министерства высшего и среднего образования России. В конкурсе приняло участие 167 вузов. Музей ТГНГУ занял третье место, уступив первенство только двум московским вузам.

Не забыт Менделеев и в других объектах коллекционирования: на спичечных этикетках и значках, на лотерейных билетах и даже на радиолюбительских карточках QSL, предназначенных для подтверждения коротковолновой связи (ил. 358). Здесь будет уместно вспомнить курьёзный элемент местной истории. Так, в смутные годы конца перестройки и в условиях сложностей с экономикой Среднего Урала правительство Свердловской области в 1991 году сделало попытку выпуска своих, уральских банкнот в виде «товарно-расчётных чеков», названных «уральскими франками». С неплохим качеством их отпечатали в пермском отделении фабрики «Гознак». Франки имели на лицевой стороне портреты восьми уральских знаменитостей, включая Д.И. Менделеева (ил. 359), П.И. Чайковского, Д.Н. Мамина-Сибиряка, заводчика Демидова, знаменитого металлурга Аносова и др. Обратная сторона «менделеевского» чека стоимостью 100 франков снабжена общим видом Тобольского кремля. В обращении чеки были только до 2000 года и в пределах одного предприятия Свердловской области: металлургического завода в городе Серове. Столичными властями выпуск «франков» был воспринят в штыки как проявление сепаратизма, а губернатор области имел крупные неприятности.

Продолжим рассказ о других раритетах музейной Менделеевианы. Экспозиция располагает редчайшим изданием двухсерийного альбома с портретами и краткими биографиями пяти десятков выдающихся учёных и служителей культуры России и мира (ил. 360) [2]. Альбом отпечатали в 1896 году в типографии Министерства путей сообщения. Среди портретов и таких имён, как Николай Лобачевский, Николай Пирогов и Джузеппе Верди, Томас Эдисон, Иван Сеченов и Александр Бекетов, на почётном месте оказался и Дмитрий Менделеев. Поскольку альбом издан при его жизни, Д.И. Менделеев, надо полагать, испытывал немалое удовлетворение от знакомства с необычным изданием. Кроме того, Дмитрий Иванович наверняка обратил внимание на приятное соседство с ним по альбому знаменитого врача Н. Пирогова, когда-то осмотревшего молодого Менделеева и давшего положительный прогноз его здоровью, опровергнув предполагаемую чахотку.
В последующие после 1984 годы поиски материалов, имеющих отношение к памяти Д.И. Менделеева, продолжились в музее с неослабевающей интенсивностью. Их итоги автор неоднократно публиковал в своих книгах и статьях [13, 15, 16, 19, 20, 23, приложение 1]. Обо всех находках рассказать невозможно. Остановлюсь только на некоторых из них.
Прежде всего следует упомянуть богатую подборку материалов, свидетельствующую о тесных, но не всегда доброжелательных связях Д.И. Менделеева с семейством братьев Нобелей. В подборке хранятся переписка сибирских контор «Товарищества», почтовые миниатюры России, Азербайджана и Туркмении, посвящённые юбилейным датам деятельности Нобелей, акции (ил. 361) и документы «Товарищества» из Тюмени и Тобольска.
Как-то в моих «путешествиях» по интернету я с изумлением узнал, что в своё время выдающийся американский изобретатель Томас Эдисон через своего торгового представителя в Санкт-Петербурге подарил Д.И. Менделееву одну из последних модификаций своего фонографа с восковыми валиками. Сам малоизвестный факт взаимного интереса и заочного знакомства двух замечательных людей, проживавших вдалеке друг от друга на разных континентах Земли, символичен и поучителен [3, 9, 19]. Естественно, у меня появилось желание найти такой прибор и включить его в состав рождающейся экспозиции. Удалось раздобыть несколько фонографов конца XIX века, выпущенных во Франции, а также фирмами САСШ «Колумбия» и «Эдисон» (ил. 362). Пусть они и не принадлежали лично Менделееву, но позволяли воочию воссоздать в воображении посетителя выставки элементы реальной обстановки кабинета учёного. Музей обладает записанным на пластинку голосом Эдисона, исполнявшего песенку о девушке Мэри. Голос первоначально был записан на восковой цилиндр, когда появились первые удачные результаты в работе изобретённого Эдисоном фонографа, а затем песенку перенесли на пластинку. Менделеевская и Эдисоновская экспозиции музея располагают также редчайшим экспонатом из тех, которые наглядно демонстрируют фиаско усилий Т. Эдисона в попытках усовершенствования своего знаменитого детища — фонографа. В истории техники известна непрязнь Эдисона к граммофонным пластинкам, которые вместе с граммофоном и патефоном к началу XX века быстро вытеснили цилиндры фонографов. В своё время упрямство Эдисона свелось к попытке провести в своей научно-исследовательской лаборатории сравнительные эксперименты качества записи, как на восковом цилиндре, так и на пластинке-диске собственного изготовления (ил. 363). Выглядел диск крайне необычно: толщина превышала один сантиметр, что до неприличия увеличивало её вес. Надо полагать, увеличение толщины стало необходимым при штамповке нагретого эбонита. При его охлаждении тонкий диск коробился, и звуковая дорожка получала недопустимое искажение. Диск имел двустороннюю запись, появившуюся к 1910-м годам. Отсюда следует вывод о возрасте диска. Принадлежность пластинки к лаборатории подтверждалась стандартными наклейками в центре диска с названиями музыкальных композиций — блюза и медленного фокстрота. Наклейки содержали автограф Эдисона, его портрет и принадлежность продукции к лаборатории Эдисона («А product of the Edison laboratories»). В целом диск представлял собой малоудачное подражание существующим разработкам, но как элемент изобретательской деятельности Эдисона, ранее неизвестный, имеет немалую историческую ценность. А в принципе, экспериментальный диск к 1920-м годам стал признанием Эдисоном своего поражения в гонках с записями на восковом цилиндре с помощью фонографа и на дисковом носителе звука.

В экспозиции демонстрируется электрическая лампочка Эдисона 1895 года изготовления с угольной нитью накаливания (ил. 364). Я уже писал о странностях консерватизма Д.И. Менделеева, игнорирующего прогрессивный способ электрического освещения и предпочитавшего электрической лампочке яркий свет керосиновой лампы. По всей вероятности, лампочки того времени были мало приспособлены для удовлетворительной подсветки жилого помещения.

Выставка показывает старинные фотоаппараты, как многолетнее увлечение Д.И. Менделеева (ил. 365). Среди раритетов — стереоскопические аппараты с объёмными снимками как неизменный атрибут коллекционной деятельности Д.И. Менделеева на протяжении всей его сознательной деятельности (ил. 366). Увлечение, которое он описывал в следующих строках. «Лучшее же и всегда новое удовольствие для меня было вертеть валик большого стоячего стереоскопа и любоваться ледниками и страшными пропастями на [стереоскопических] видах Швейцарии» [4].


Прижизненные издания трудов Д.И. Менделеева дополнили тома «Основ химии» и четвёртое издание «К познанию России». Дополнили подборку книги с воспоминаниями о Д.И. Менделееве, например, его ученика Л.А. Чугаева [6], родственников, друзей и коллег учёного [4, 7, 10]. Нельзя ещё раз не упомянуть и очень редкое издание 1872 года, посвящённое биографии учителя Дмитрия Ивановича, сказочника П.П. Ершова [1]. Иллюстрации книги содержат портрет П. Ершова и образцы его почерка. Известно, что Менделеев увлечённо коллекционировал издания сказки Ершова «Конёк-Горбунок», отпечатанные не только в России, но и за рубежом. В библиотеке учёного хранилось даже японское издание. Кроме того, при жизни Дмитрия Ивановича, в 1897–1907 годах, известным художником А.Ф. Афанасьевым (1850–1920) и петербургской типографией Товарищества Р. Голике и А. Вильборга издавалась красочная серия почтовых открыток с сюжетами к «Коньку-Горбунку». Музей располагает почти всей серией открыток по цветным акварелям Афанасьева.


Храним мы и посмертное «Дополнение к познанию России», изданное в 1907 году А.С. Сувориным. Раритетом экспозиции служит полное собрание томов знаменитой энциклопедии Эфрона и Брокгауза, изданное при жизни учёного. Об участии Д.И. Менделеева в грандиозном проекте упомянутых издателей свидетельствуют десятки его многочисленных статей, либо подписанных его именем, либо им отредактированных и, соответственно, обозначенных греческой буквой-значком «дельта». О малоизвестном участии Д.И. Менделеева в составлении томов «Военной энциклопедии» в самом начале 1900-х годов свидетельствуют отдельные её выпуски, размещённые на стендах музея.
Интересно самое последнее издание «Основ химии» Д.И. Менделеева, отпечатанное в США в конце 2013 года на английском языке [21]. Его появление в печати полезно сравнить с отпечаткой в США в 1902 году, ещё при жизни Д.И. Менделеева, точно такого же учебника (ил. 367). Со времени первого американского издания прошло более 110 лет, но популярность книги Менделеева по-прежнему сохраняется. Задумаемся, читатель: казалось бы, какой смысл в наше время переиздавать учебник химии с донельзя устаревшими сведениями по химии уровня XIX века? Но вот послушайте, что пишут издатели в предисловии к книге по этому поводу. «В отличие от других репродукций классических текстов, мы старались сохранить качество портретов, карт и эскизов с тем, чтобы они были доступны для будущих поколений, которые могли бы насладиться ими при соприкосновении с историей». Замечательная оценка работы нашего великого русского учёного, работа которого оценивается не столько как учебник, но как памятник истории химии, а посему заслуживающий переиздания. Стоит добавить, что Д.И. Менделеев в тексте учебника, в примечаниях и в добавлениях к нему много и в самых добрых словах писал о США, о Пенсильвании, о заслугах Эдвина Дрейка в становлении нефтяной промышленности этой страны. Понятно, что столь лестные отзывы пришлись по душе издателям книги и стали дополнительным поводом к инициативе по переизданию учебника. Есть в музее и другие зарубежные издания многих лет.


В экспозиции хранятся книги о соратниках Д.И. Менделеева: адмирале С.О. Макарове и основоположнике радио А.С. Попове. Накануне юбилея Д.И. Менделеева мои помощники втайне отпечатали, а затем преподнесли неожиданный для меня подарок: издали скромным тиражом в 100 экземпляров фотоальбом «Гений и гражданин России» [23].
К деятельности Д.И. Менделеева имеют косвенное отношение и некоторые экспонаты геолого-минералогической экспозиции музея. Это минералы менделеевит и сульфосоли германита, аргоридита и канфильдита. Все они содержат от 2 до 10 процентов по весу элемента германия. Германий, как известно, был предсказан Менделеевым в 1871 году как некий экасилиций, и был обнаружен в перечисленных минералах в 1886 году профессором технической химии Фрайбергской горной академии К.А. Винклером. Все упомянутые минералы очень редкие, встречены у нас в стране только на Южном Урале и в Забайкалье. По причине редкости музей демонстрирует пока только подробные сведения о них, включая фотоснимки.
К самым последним пополнениям Менделеевианы можно отнести почтовый художественный конверт с портретом Д.И. Менделеева 1869 года на фоне периодической таблицы и с надпечаткой «Тюменская область» (ил. 368). Конверт отпечатан тиражом 500 тысяч экземпляров к 180-летию со дня рождения Д.И. Менделеева. На главном почтамте Тобольска с 7 по 10 февраля 2014 года проводилась акция с юбилейным почтовым гашением. Графика гашения содержит повтор портрета на конверте.
Картографическая коллекция музея располагает картами окрестностей Тобольска и Верхней Аремзянки начала XIX века, а также картой России 1922 года с обозначенным на ней географическим центром, вычисленным Д.И. Менделеевым. До недавнего времени он располагался на территории Тюменской области в верховьях реки Таз. В музее хранится скромная подборка стеклянных бутылочных изделий фабрики Корнильева из Аремзянки. Это штоф с клеймом фабрики («Тобольскъ Карнильевъ 1804») и несколько контрольных и аварийных проб варки стекла.
Как уже подробно освещалось ранее, музей — владелец роскошного подарка племянника Д.И. Менделеева архитектора А.В. Максимова. Работая и проживая в Костроме, он воссоздал в чертежах и эскизах обстановку поместья Менделеевых в Боблово под Клином. Сохранена обширная переписка автора с Максимовым (приложение 5). Благодаря ей удалось узнать много дополнительных сведений о семье Дмитрия Ивановича. Экспозиция с портретом Максимова — одно из ценнейших приобретений музея. Кроме того, музей хранит материалы об отце А.В. Максимова — архитекторе, его дяди — знаменитом художнике-передвижнике В.М. Максимове и подробности о дальнем родственнике Д.И. Менделеева известного в Зауралье тобольского губернского агронома Н.А. Скалозубове (1861–1915). В деле Скалозубова хранится редкая его фотография начала 1910-х годов как депутата I Государственной Думы от Тобольской губернии (ил. 369).
Возможно, впервые за Уралом на выставке показаны малоизвестные материалы о родине предков Д.И. Менделеева в Удомленском районе Тверской области, и местные публикации в этом краю России [14, 18]. По Удомле и Боблово в музее имеется редкое издание упомянутых ранее А.В. Максимова и Н.А. Смирнова, расширяющее сведения о родственниках Д.И. Менделеева [10]. Издание интересно тем, что в книге выдвигается версия пересечения удомельского родового древа великого реформатора — ссыльного тоболяка генерал-губернатора Сибири М.М. Сперанского (1772–1839) и деда-священника семьи Менделеевых П.М. Соколова. Сперанский, таким образом, является дальним родственником другого великого сибиряка — Д.И. Менделеева. Ссылка на мою работу [9] показывает знакомство авторов с тюменскими изданиями.
Экспозиции памяти Д.И. Менделеева обновлялись многократно. Одна из последних была подготовлена коллективом сотрудников музея к 175-летию учёного и показана в 2009 году. Выставка занимает почти целиком один из главных залов музея. Доминантой её стала двухметровая во весь рост скульптура Д.И. Менделеева работы тюменского скульптора Н.В. Распопова (ил. 370). Кроме того, у Распопова музей приобрёл несколько других его работ по Д.И. Менделееву, а также чеканки с портретами поэта П.П. Ершова и декабриста В.К. Кюхельбекера.

Фонды музея постоянно пополняются материалами менделеевских съездов. В коллекции хранятся копии дневников II менделеевского 1911 года съезда и почтовое отправление в Ригу на имя его участника, доцента политехникума П.А. Дауге, при жизни — одного из коллег Д.И. Менделеева. Ценность открытки, редкости филокартии (ил. 371), возросла за счет памятного штемпеля события: «Второй Менделеевскій съездъ». А совсем недавно в Тюмени при разборке старого деревянного здания обнаружилась редкая фотография участников V Менделеевского съезда, который проходил в Казани 15–21 июня 1928 года (ил. 372). В работе съезда много внимания было уделено соратнику Д.И. Менделеева А.М. Бутлерову и 100-летию со дня его рождения. На съезд приезжали виднейшие химики Советского Союза: академик Н.С. Курнаков, профессора И.А. Каблуков, С.Н. Реформатский, Н.Д. Зелинский и многие другие, всего 1082 делегата из разных городов страны и заграницы. Интереснейший доклад сделал ученик Менделеева и Бутлерова В.Е. Тищенко — биограф Д.И. Менделеева: «А.М. Бутлеров и Д.И. Менделеев в их взаимной характеристике». Будут уместны некоторые выдержки из этого сообщения.
«Бутлеров и Менделеев во многом отличались друг от друга. Ни по происхождению, ни по воспитанию, ни по внешности, ни по характеру и даже по своим научным воззрениям они не повторялись. Бутлеров — бодрый, подвижный, хороший наездник, спортсмен, охотник, державшийся так, как будто получил военную выправку, он отличался такой силой, что мог завязать в узел железную кочергу. Всегда сдержанный, деликатный, ровный в обращении, не позволявший себе резкого слова, он производил обаятельное впечатление. Неутомимый лабораторный работник, он сравнительно мало писал. Его лекции, богатые по содержанию, отличались свободой и изяществом изложения. Д.И. Менделеев никаким спортом не занимался, кроме игры в шахматы, которую очень любил. Более склонный к умственной кабинетной работе, он очень много писал, смотрел на лабораторную работу как на отдых от тяжёлого труда и чередовал одно с другим. Его нервная, страстная, беспокойная натура не позволяла ему сдерживать свои душевные настроения, нередко выражавшиеся в бурной, резкой форме, несмотря на редкую душевную доброту. Он был вспыльчив, но отходчив и отличался благожелательным отношением к людям. В обществе был обаятельным собеседником. Не будучи оратором в обычном смысле слова, Менделеев привлекал слушателей не красотой изложения, а богатством мыслей, которое вкладывал в свои лекции». Один из участников съезда огласил мнения знаменитых С.П. Боткина и А.П. Бородина. Они говорили: «Из профессоров Петербургского университета самый умный — Бутлеров, самый талантливый — Менделеев».
При организации съезда не обошлось без курьёзных случаев, которые сохранились в памяти участников. При размещении с жильём огромного количества участников за неимением гостиничных мест хозяева решили использовать некоторые клиники. Когда в Казань приехал профессор В.В. Шкателов из Минска, ему предназначили комнату в клинике на Земляном мосту по улице Бутлерова. Когда профессора усадили на извозчика, и тому сказали адрес, то извозчик бодро воскликнул: «А-а! В сумасшедший дом, знаю!». На лице профессора проступила гримаса ужаса…
Другая история. При кулуарном разговоре профессоров С.Н. Реформатского из Киева и А.Е. Арбузова к ним подошел студент-химик, которого привлекли к встрече гостей на вокзале. Не спавший всю ночь студент из самых лучших побуждений по отношению к гостю с недосыпу брякнул: «Профессор Реформатский, хотя профессор Арбузов и запрещает нам учиться по Вашему учебнику, но мы всё равно по нему учимся». Без труда можно представить себе вытянувшееся лицо знаменитого Арбузова…
Пока не удалось восстановить историю появления в Тюмени коллективного снимка с V Менделеевского съезда. Возможно, кто-то из местных специалистов-химиков был участником съезда, и выяснение подробностей этого события было бы чрезвычайно интересным для истории города. Впрочем, не исключены и другие варианты.
В общей сложности менделеевская выставка насчитывает более 700 экспонатов, из них свыше 200 натурных, около 300 фотографий, сотни открыток и полторы сотни книг, журналов и вырезок из периодической печати.

В сентябре 2009 года в связи с проведением Российской академией наук юбилейных торжеств на родине ученого по случаю 175-летия со дня рождения Менделеева, предполагалось посещение ТГНГУ и юбилейной выставки академиками из Москвы, а также зарубежными гостями во главе с президентом РАН Ю.С. Осиповым. К сожалению, участники международной научной конференции не посетили не только выставку, но и областной центр. Может, поэтому отсутствие информации о работе тюменских учёных по сохранению памяти Д.И. Менделеева не нашло какого-либо отражения ни в сборнике трудов конференции, работавшей в Тобольске [17], ни в трудах Тобольской биологической станции РАН.

Очередной тематикой выставки в ТГНГУ к 180-летию со дня рождения учёного в феврале 2014 года, стал фрагмент многогранной деятельности тобольского гения — знаменитая и плодотворная для нефтяной промышленности России поездка Д.И. Менделеева в Пенсильванию в 1876 году, в первый нефтяной район САСШ, открытый в 1859 году зачинателем американской нефтедобывающей отрасли Эдвином Дрейком (1819–1880) [22]. Здесь в массовом порядке и на коммерческом уровне была организована добыча нефти из скважин. В этой феноменальной поездке Менделеев на примере американского нефтяного бума убедился в высокой эффективности частного предпринимательства в стране республиканского толка. И произошло это тогда, когда в России промышленность и сельское хозяйство только-только отходили от гнёта крепостного права. В экспозиции были широко представлены фотографии нефтепромыслов Пенсильвании 1859–1870 годов, которые Д.И. Менделеев видел своими глазами, и портреты Э. Дрейка на фоне его исторической буровой вышки (ил. 373). Мои коллеги из США для пополнения менделеевской экспозиции прислали много новых материалов. Среди них — почтовые миниатюры и служебные марки, значки и медали с изображением вышки Э. Дрейка. Особо ценными дополнениями стали долларовая банкнота 1865 и почтовый конверт САСШ 1879 годов. На том и другом документах впервые в мире появились изображения буровой вышки (ил. 374, 375).
В экспозиции, кстати, хранится и первая в отечественной почте открытка по нефтяной тематике, выпущенная в 1898 году по заказу нефтепромышленников Баку в Лейпциге (ил. 376). Музей располагает богатейшей подборкой литературы о первооткрывателе скважинной нефтедобычи в США, включая прижизненные издания, материалы музея Дрейка в Тайтусвилле, подлинные акции нефтяных компаний того времени (ил. 377) и геологические карты из САСШ 1870-х годов. Особый раздел выставки освещал признание заслуг Э. Дрейка в США. Страна отмечала юбилеи первой скважины в 1934, 1959 и 2009 годах выпусками почтовых миниатюр, конвертов, памятных медалей, кинофильмов, книг и многочисленных журнальных статей о Дрейке. Замечу, что с 1966 года скважина Э. Дрейка вошла в перечень Национального регистра исторических мест США и тогда же объявлена национальным историческим памятником. Может быть, как отклик-резонанс, 150-летие скважины Э. Дрейка в 2009 году отмечалось во многих странах мира. Например, в Африке, в далёкой от США Гвинее, и в Индии. Все эти находки пополнили нефтяную копилку Менделеевианы.

Итогом посещения САСШ русским учёным стала книга-отчёт «Нефтяная промышленность в Североамериканском штате Пенсильвании и на Кавказе» как предмет исторического и техникоэкономического анализа состояния нефтедобычи по зарубежным данным. В своей научной деятельности Дмитрий Иванович любил экскурсы в историю. В упомянутой книге он не удержался от очередного соблазна, углубившись в историю открытия нефти на Североамериканском континенте, чем книга вызывает у читателя дополнительный интерес. При знакомстве с книгой нас восхищает умение Д.И. Менделеева на основе ограниченного материала и сухих цифр взятых в основном из американских публикаций, составить для правительства России убедительный документ. Не случайно учёный не однажды высказывал своё научное кредо: «интереснее и важнее самих фактов их интерпретация». У него постоянно появлялось желание все познать и увидеть самому, что избавляло исследователя от произвола в теоретическом истолковании наблюдений. Отсюда и столь внушительная отдача результатов в любом из исследований, предпринятых Д.И. Менделеевым в течение всей его жизни.
В своё время автору довелось познакомиться с записными книжками Менделеева 1861 года. В них, к моему изумлению, нашлись собственноручно выполненные учёным эскизы буровых инструментов: документ, наглядно иллюстрирующий неподдельный интерес Д.И. Менделеева к нефтяному делу ещё в самый ранний период его научной деятельности (ил. 378), и задолго до поездки в Пенсильванию в 1876 году.
И ещё несколько слов о необычном экспонате музея. В школьных программах обучения химии во всех странах мира главным учебным пособием служит таблица периодической системы элементов Д.И. Менделеева, порой имеющая размер во всю стену. Но предприимчивость учителей, болеющих за улучшение качества обучения и сохранение памяти о первооткрывателе периодического закона, не знает границ. Так, меня в своё время немало удивило известие о том, что в США в штате Северная Каролина в 1998 году изобретено и растиражировано совершенно трансформированное наглядное пособие. Суть его состоит в том, что элементы периодической системы сгруппированы в виде набора карточек. На каждой из них нанесено условное обозначение элемента, такое же, как и в периодической таблице. Устроители такого пособия, возможно, полагали, что таблица будет легче восприниматься школьниками, если провести историческую аналогию рождения закона, когда Д.И. Менделеев в 1869 году увлечённо занимался раскладкой подобных карточек, и обучения закону в наше время. Естественно, нам захотелось иметь такое учебное пособие в музее, запросили его у моих коллег из США (ил. 379).
В перечне экспонатов менделеевского раздела музея — некоторые измерительные приборы, химическая посуда, замазка Менделеева и мн. др. Словом, всё то, чем можно было проиллюстрировать достижения науки и техники второй половины XIX столетия. Вспоминается, с каким трудом мне и моим помощникам удалось раздобыть для музея варианты замазки Менделеева. Не вдаваясь в подробности, скажу, что удалось-таки найти экземпляры из аптечного склада в Челябинске, отечественную замазку, присланную из США, и наконец, как подарок, замазку с кафедры общей и биоорганической химии Тюменской государственной медицинской академии и от её заведующей Н.М. Сторожок. Надежда Михайловна, доктор химических наук, профессор, автор более 230 научных работ и, что особенно приятно, выпускница химфака ТИИ 1973 года, гордость вуза. По сути — моя бывшая студентка. Среди её увлечений — интерес к жизни и деятельности Д.И. Менделеева.

На выставке демонстрируются старинные часы, керосиновые лампы, изготовленные в конце XIX века, точная копия радиопередатчика и радиоприёмника 1895 года конструкции А.С. Попова, телеграфный аппарат Морзе и граммофоны. В завершение раздела я счёл возможным упомянуть о некоторых экспонатах менделеевской выставки, в той или иной мере характеризующих бытовую технику второй половины XIX века и самого начала ХХ-го. Состоятельная по тем временам семья Менделеевых, как и сам Дмитрий Иванович, имели возможность ими пользоваться. Это прежде всего старинные телефоны Белла и шведские аппараты системы «Эриксон», музыкальные шкатулки середины XIX столетия, пользовавшиеся в дограммофонную эпоху необыкновенной популярностью, и граммофоны. Одна из музыкальных шкатулок отличается использованием плоских железных дисков с перфорированными отверстиями, а другая имеет на вращающемся валике программу на 12 мелодий. Несколько перфорированных дисков содержат мелодии гимна царской России («Боже, царя храни») и ритмы бальных танцев: кадриль, краковяк, па-де-катр, миньон и другие.
Сохранение наследства Д.И. Менделеева чрезвычайно важно в наше время, когда достижения учёных России злонамеренно либо замалчиваются, либо отрицаются. Дело дошло до того, что кое-кто чуть ли не целиком отрицает заслуги Д.И. Менделеева в создании основополагающего периодического закона природы и её элементов. Не прочь принизить роль Менделеева и авангардисты XXI века [12]. «Неореформаторы» истории оскорбляют память не только Д.И. Менделеева, но и отрицают заслуги основоположника практического радио А.С. Попова — ближайшего его друга и соратника (см., например, Шапкин В.И. Радио. Открытие и изобретение. М.: ДМК Пресс, 2005, 190 с.). Да что там Менделеев и Попов! Даже нашему земляку поэту П.П. Ершову досталось: его знаменитый «Конёк-Горбунок» написан-де кем угодно, только не им самим [11]. Впрочем, проблемам Менделеевианы в России и за рубежом мы посвятим особый раздел.
Литература. 1. Ярославцов А.К. Павел Петрович Ершов. Автор сказки «Конёк-горбунок». СПб, 1872. 2. Портретная галерея знаменитостей. 1 и 2 серии. СПб: Тип. М-ва путей сообщения, 1896. 100 с.3.К кончине Д.И. Менделеева // Нива. — 1907. - № 5. — С. 79–80. 4. Капустина-Губкина Н.Я. Семейная хроника. СПб, 1908. 5. Празднование двухсотлетней годовщины рождения М.В. Ломоносова Императорским Московским университетом (1711–1911). М.: Тип. ИМУ, 1912. 178 с. 6. Чугаев Л.А. Дмитрий Иванович Менделеев. Жизнь и деятельность. Л.: Науч. химико-технологич. изд-во, 1924. 58 с. 7. Д.И. Менделеев по воспоминаниям О.Э. Озаровской. М.: Федерация, 1929. 163 с. 8. Parentis. ESSO. Departament information. Paris, 1955, 48 p. 9. Копылов B.E. Д.И. Менделеев и Зауралье. Тюмень, 1986. 121 с. 10. Максимов А.В., Смирнов Н.А. Бобловские родственники Д.И. Менделеева / Приамур. географ. о-во. Хабаровск, 1996. 60 с. 11. Козаровецкий В. Добру молодцу урок // Парламент. газета. — 2004. — 26 нояб. 12. Дмитриев И.С. Человек эпохи перемен. Очерки о Д.И. Менделееве и его времени. СПб.: Химиздат, 576 с. 13. Сибирская Кунсткамера // Бурение и нефть. — 2006. - № 11. — С. 44–45. 14. Разина Т. Размышления о добром и прекрасном. Удомля, 2006. 80 с. 15. Копылов В.Е. Памятники Менделееву // Гор. ведомости. — 2007. - № 2. — С. 76–95. 16. Копылов Е. Менделееву посвящается // Аргументы и факты в Западной Сибири. — 2009. - № 7. 17. Д.И. Менделеев и его вклад в развитие мировой науки: материалы международ. науч. конф. Тобольск, 2009. 195 с. 18. Разина Т.Ф. Д.И. Менделеев и Удомельский край. Удомля, 2009. 40 с. 19. Копылов В.Е., Исламова Д. История техники в музее сибирского вуза // Музей. — 2010. - № 3. — С. 56–64. 20. Копылов В.Е. Памяти Д.И. Менделеева // Природа и свет. — 2012. - № 2. — С. 26–29. 21. Mendeleev D.I. The Principles of Chemistry. vol. 2. Hardpress, USA, 2013, 338 p. 22. Копылов B.E. По дорогам Д.И. Менделеева в Пенсильвании // Копылов В.Е. Окрик памяти. Кн. 6. Тюмень, 2014. 30–62. 23. Копылов В.Е., Исламова Т.М. Гений и гражданин России. К 180-летию Д.И. Менделеева (1834–1907). Из коллекции музея Истории науки и техники Зауралья ТюмГНГУ и профессора, д.т.н. В.Е. Копылова: альбом. Тюмень: Изд-во ТюмГНГУ, 2014. 56 с.


Проблемы Менделевианы




История не стоит на месте, меняются времена, люди, идеологии и государственные устройства, меняется и отношение общества к оценке национальной элиты и её заслуг. За время, которое ушло с печального момента кончины Д.И. Менделеева, признанию его как классика русской науки и памяти о нём как великом сыне России пришлось вынести тяжесть бремени, мало посильную для этого благородного человеческого чувства.
Критика и неприятие заслуг Д.И. Менделеева по периодическому закону элементов началась сразу же после публикации учёным своего открытия. Объявилось немало ревнивых предшественников, стоявших на пороге открытия, но, в отличие от Д.И. Менделеева, не сумевших его перешагнуть (Л. Майер, например). Началась борьба за приоритет. За примерами далеко ходить не надо, и самый яркий из них — непристойная возня современников Д.И. Менделеева из ряда стран Западной Европы ещё при жизни учёного, связанная с открытием периодического закона. Как такое могло случиться, если, казалось бы, факт открытия и возможности предсказания с его помощью ещё неизвестных элементов очевидны каждому, кто непредвзято служит науке? У каждого активно работающего ученого или инженера рано или поздно наступает звездный час, в течение которого он успешно продвигает свои научные исследования, устраняет тупики, находит убедительные ответы на поставленные вопросы или предлагает нестандартные инженерные решения. Растет авторитет человека в кругу своих коллег и единомышленников. Но подразумевается именно «час», то есть тот краткий промежуток времени, о котором писал еще поэт Р. Рождественский: «…и ты порой почти полжизни ждешь, когда оно придет, твое мгновение». В минуты эйфории забываются годы напряженнейшего труда, волнения и сомнения, неудачи и неверие в собственные силы. Забываются, к сожалению, результаты предшественников, без которых твои достижения, возможно, и не состоялись бы. И здесь-то, увы, и нередко у победителя появляется неукротимое желание побороться за приоритет. У многих на эту операцию уходит вся оставшаяся часть жизни. До науки ли тут?
Более того, за более чем столетие со дня существования периодического закона и его способностью предвидеть открытие неизвестных элементов закон настолько изменился с учётом современного уровня знаний, что критики заслуг нашего соотечественника готовы их начисто забыть. Их логика перенесена на исторические этапы развития закона. Поначалу закон опирался на фундаментальные знания химии середины XIX века, на атомный уровень строения вещества и на периодичность атомных весов элементов. Только после кончины Д.И. Менделеева удалось снять множество вопросов к закону, не опровергающих, но уточняющих его. Это произошло после признания ядерной модели атома с его электронными структурами в 1913 году (Эрнест Резерфорд, Нильс Бор). Как оказалось, периодичность строения элементов зависит от величины заряда ядра. Атомный «вес», определяющий по Менделееву периодичность, оказался не в почёте. Это стало поводом для критики «устаревшего» закона.
В науке устранение вопросов нередко рождает лавину других, ещё более трудных и необъяснимых. В самом деле: почему при монотонном возрастании заряда ядер свойства элементов впадают в менделеевскую периодичность? Разгадка принадлежит швейцарскому физику, основателю квантовой механики Вольфгангу Паули (1900–1958), который предложил «принцип Паули», названный в 1925 году именем первооткрывателя. Выяснилось, что периодичность свойств элементов зависит от строения и заполнения электронных оболочек атомов. С тех пор специалисты по химии полностью уступили своё место в науке о периодичности строения вещества другим законодателям — физикам-ядерщикам. Не удобный ли повод подзабыть Д.И. Менделеева, вспомнив к месту его скептическое отношение к электронам и к «лучам»? Не говоря уже о таких неизвестных при жизни Д.И. Менделеева тонкостях материи, как нейтроны и протоны. Знаменитый Вильгельм К. Рентген, кстати, также отрицал существование электронов, но страдает ли от этого значимость его открытия рентгеновских лучей и величие немецкого учёного?
После государственного переворота 1917 года власти намеренно не признавали роль Д.И. Менделеева, как выдающегося русского химика и экономиста. Причина лежала на виду: Менделеев не скрывал своего отрицательного отношения к утопическим теориям социализма, анархизма и коммунизма, с нескрываемой иронией отзывался об «историческом материализме». Так, в одной из своих последних работ «Дополнения к познанию России» (СПб, 1907) он писал: «Социализм, анархизм и коммунизм подразумеваются здесь с теми утрировками и приемами, какие выражаются при обыденной пропаганде этих учений, стремящихся всякими путями ниспровергнуть главные основы современного общества, каковы государство, личная инициатива, порядок, семейственность и собственность». Что только не приписывали Менделееву: и реакционность мышления, и «стихийный» материализм вкупе с непониманием, как его диалектических основ, так и необходимости смены общественных способов производства [6, 7]. Идеализация промышленного капитала и отрицание идей социализма при одновременном осуждении коммунистических взглядов со стороны Д.И. Менделеева стали поводом для прохладного (мягко сказано!) отношения советского руководства к гению русской науки. Ни кому другому, а именно В.И. Ленину принадлежит недвусмысленный намек на имя Д.И. Менделеева: «Химия и контрреволюция не исключают друг друга».
Не лучше обстояли дела с уважением к памяти Д.И. Менделеева в начальные годы советской власти и после окончания Гражданской войны. В немалой мере этому способствовало критическое высказывание В.И. Ульянова-Ленина, упомянутое мною выше. Известна личная неприязнь Л.Д. Троцкого к Д.И. Менделееву. Троцкий в руководстве страны, вслед за В.И. Лениным, был одним из тех, кто позволил себе крайне негативно высказаться об учёном из-за неприкрытого отрицания Д.И. Менделеевым как политэконома социалистических идей. Недоброжелательность Троцкого к Менделееву была не случайной. Судите сами: «Меня, — писал Д.И. Менделеев, — не страшит тот страх капитализма, которым заражена вся наша литература». И ещё: «…Не дай Бог, чтобы где-либо и когда-либо осуществились утопии социалистов и коммунистов»; «Особенно боюсь я за качество науки, и всего просвещения, и за общую этику при государственном социализме». Позиция Троцкого ярко проявила себя в сентябре 1925 года в его приветственном выступлении на заседании IV Менделеевского съезда по чистой и прикладной химии по теме «Менделеев и марксизм» [6]. Наряду с высокой оценкой великого русского учёного как химика («Был и остаётся гордостью русской науки») в выступлении Троцкого прозвучали оскорбительные интонации в сторону Менделеева-экономиста. Под девизами «не всё в прошлом пригодно для будущего», «мы живём в эпоху отсеивания и отбора», «из тех 15000 томов, которые изданы Академией за 200 лет её работы, не всё войдёт в инвентарь социализма» основную часть доклада заполнила критика, которую, увы, основательный в высказываниях Менделеев уже парировать не мог. Троцкий о нём: «со смелостью неведения подходит к явлениям общественным <…> с наличным запасом общественных предрассудков <…> и с недоброжелательством, и даже с презрением к проблеме общественного переустройства». Можно добавить и несколько других словесных «шедевров» Троцкого, звучавшие у него как «Большие просчёты большого человека»: «Менделеев неоднократно с пренебрежением отзывался о диалектике», «Законченной философской системы у Менделеева не было», «В самых основных вопросах познания у Менделеева слышится двойственность, и он <…> испытывал внутреннюю потребность притуплять слишком острые углы диалектического материализма». Знаменателен итог рассуждений Троцкого: «Коммунизм не заменяет химии, но и обратная теорема верна».
Как уже сообщалось, в 1928 году в Казани состоялся V Менделеевский съезд, на который были приглашены выдающиеся химики, включая гостей из-за рубежа. Осторожности ради, и чтобы лишний раз не повторять имя Д.И. Менделеева, съезд посвятили памяти и 100-летию А.М. Бутлерова — основателя казанской школы химиков. На съезде в выступлениях его участников научные заслуги Д.И. Менделеева впервые за много лет получили высочайшую оценку. Настолько высокую, что в идеологических кругах страны не на шутку всполошились: может, переборщили, слишком свободно отпустили вожжи? К тому времени в Москве в Государственном издательстве химико-технической литературы предприняли благородную инициативу очередного издания знаменитых «Основ химии» Д.И. Менделеева [7]. Предисловие к первому тому написал некий Э. Карповиц, и, вопреки общественному мнению и настрою участников Менделеевского съезда, снова всё, что касалось Д.И. Менделева, как человека и учёного, было подвергнуто уничтожающей и ядовитой критике. Понятно, что автор предисловия, которое поклоннику таланта Д.И. Менделеева спокойно читать просто невозможно, исполнял политический заказ. В целом содержание предисловия мало чем отличалось от выступления Троцкого, разве что критик вообще отбросил уважительную оценку человека и учёного, перейдя грань дозволенного в публикациях подобного рода, и в ещё большей мере ополчился на авторитет Менделеева. Те же отрицания заслуг, те же упрёки в непонимании диалектического материализма и диалектики Гегеля, те же намёки на утопии общественного переустройства. Вот некоторые из многих цитат образцы лексики политизированного донельзя критика: «Менделеев — идеолог нового класса буржуазии», «Как представитель буржуазной науки, протаскивает идеализм, метафизику и агностицизм», «Стихийный материалист со стихийным применением диалектических законов», «Не знает диалектики и не умеет пользоваться ею, глубоко враждебен ей». Чего стоят только такие фразы: «Реакционность, трусливость, половинчатость и непоследовательность сказываются и в мировоззрении Менделеева». Или: «Как представитель буржуазии, он желает насаждать в России капитализм, поэтому он должен отнестись враждебно к революционным теориям, способствующим классовой борьбе пролетариата». Интересно было бы знать, читал ли когда-нибудь критик такие высказывания Д.И. Менделеева: «Я не был и не буду ни фабрикантом, ни заводчиком, ни торговцем, но я знаю, что без них, без придания им важного и существенного значения, нельзя думать о прочном развитии благосостояния России». И ещё: «У меня тут был опыт с нефтью <…> несомненно, что мне удалось сделать очень много для развития этого у нас дела, а главное, популяризировать его и привлечь к нему капиталы, не мараясь соприкосновением с ними».
К началу 1930-х годов усилиями научной общественности СССР стали предприниматься попытки реабилитации в стране имени Д.И. Менделеева. Приближалась 25-я годовщина смерти учёного, оставленная без внимания в нашей стране. Но за рубежом, особенно в эмигрантских кругах, придавали этому событию не только научную окраску, но и политическое значение. А история, как часто бывает, это политика, нередко схваченная на лету и впопыхах, и эмигрантов надо было опередить. Столетний юбилей со дня рождения, который отмечался во всем мире в 1934 году, заставил власти понять, что замалчивание имени Менделеева может обернуться непредвиденными и неприятными для престижа государства последствиями. Но и здесь не обошлось без издержек. На юбилейном Менделеевском съезде с приветственной речью от имени Совнаркома СССР выступил Ю.Л. Пятаков (Информационный бюллетень съезда. 1934. Вып. С. 10). Высокомерно-поучительные высказывания оратора свелись к следующему тезису: «…этот крупнейший учёный по своим социально-политическим установкам и воззрениям не шел вместе с рабочим классом, гениальный химик не предвидел исторической миссии пролетариата — освобождения человечества от оков рабства, от оков капиталистического общества».
При жизни у Дмитрия Ивановича, кроме бесчисленных огорчений, были, разумеется, и светлые моменты в перечне многообразных событий, как в науке, так и в педагогической деятельности. «Ко мне в аудиторию ломились не ради красных слов, а ради мыслей. Это сильно меня ободряет…». В бытность Д.И. Менделеева профессором университета, он пережил любовь и уважение определённого круга студенчества [1]. Не могу не привести здесь содержание студенческого заявления из упомянутой газеты.
«Студенты физико-математического факультета, заявляя своё несочувствие сочинителям пасквильных писем, недостойных называться именем порядочных студентов, имеют честь заявить об этом совету профессоров университета, причём выражают свою надежду на то, что лучший русский химик уважаемый Дмитрий Иванович Менделеев изменит своё намерение оставить университетскую кафедру, потому что его профессорская деятельность на этой кафедре только и привлекает на физико-математический факультет университета то количество слушателей, которое имеется в наличности, и не имеет себе достойного преемника».
К сожалению, Д.И. Менделеев пережил предательство другой части студенчества, когда на прощальной лекции в университете встретил непонимание и даже свист в аудитории. Покинуть университет ему пришлось на столь незаслуженной и печальной ноте своей биографии. Недолюбливали Менделеева и власти царской России, которые, не обладая достаточным государственным мышлением и мудростью, даже не сочли возможным взять на себя расходы и хлопоты по сооружению памятника великому учёному за государственный счёт. Друзьям и многочисленным почитателям его таланта в поисках необходимых средств на памятник корифею русской науки, ушедшему из жизни, пришлось, не дожидаясь решения властей, взять на себя хлопоты по подписке.
К счастью, у меня, неплохо знакомого с публикациями о Менделееве за рубежом, в последние годы складывается впечатление, свидетельствующее о том, что вне России талант и заслуги Д.И. Менделеева всё в большей степени чтили или начинают чтить достаточно высоко, и часто куда больше, чем на родине. Примеров можно привести множество. Вот некоторые из них в хронологическом изложении. Ещё при жизни Д.И. Менделеева его знаменитые «Основы химии» были изданы в Германии (1890–1891), в Великобритании (1891, 1897, 2-е изд.), и Франции (1895). Во Франции издание учебника сопровождалось предисловием профессора Медицинской школы в Париже Армана Готье (1837–1920): «Книга исходит от мастера, который озарил современную науку». Далее он отмечает необычную форму подачи материала в виде многочисленных дополнений к основному тексту, что создаёт, как восклицает истинный француз, «определённый шарм!». Четырёхтомник учебника Менделеева отпечатали также в США в 1901–1902 годах. Неутомимым пропагандистом фундаментальных достижений Д.И. Менделеева в 1905–1907 годах стал председатель Нобелевского комитета, профессор Стокгольмского университета Отто Петтерссон [8]. Он, исследователь элемента германия, предсказанного Менделеевым как экасилиций, готовил представление русского учёного на премию Нобеля. Профессор писал: «Система Менделеева подвергалась испытаниям в период интенсивного развития химии с 1880-х годов до нашего времени. Она сумела объединить в своих рамках все главнейшие аспекты крупных открытий последних лет и продемонстрировала ранее казавшиеся немыслимыми возможности саморазвития». Не будем забывать, что только из-за нелепой случайности Д.И. Менделеев не стал лауреатом Нобелевской премии. Если бы он дожил до конца 1907 года, то решение Нобелевского комитета о присуждении премии русскому учёному стало бы неизбежным [8]. Много добрых слов посвятил Д.И. Менделееву американский научно-популярный журнал «Наука Америки», оповестивший в 1907 году своих читателей в одном из самых первых в мире некрологов о кончине великого учёного [3].
Мало кто знает, что «устаревшие» «Основы…» издаются в США и Великобритании и в наше время. Разумеется, не как учебник, а как блистательный памятник истории химии. У нас в стране переиздание учебника прекратилось ещё в конце 1940-х годов. А книгам, изданным во всём мире и посвящённых личности Менделеева, следовало бы посвятить целую главу. В списке этих держав — Индия, Великобритания и США, Канада и многие другие страны. Перечень может быть бесконечным. Советую читателю ознакомиться с ним в интернете, набрав соответствующий адрес в одной из поисковых систем.
Мне ещё раз хочется вспомнить свои студенческие годы в Свердловске, когда я — провинциал, приехавший в конце 1940-х годов в областной центр с уральского рудника и не знавший в школьные свои времена, что такое крупная городская библиотека, впервые получил возможность углубиться в несметные богатства библиотечного хозяйства горного института и знаменитой «Белинки» (теперь — Свердловская областная универсальная научная библиотека им. В.Г. Белинского в её старом здании). Взахлёб читал журналы «Уральский следопыт», включая выпуски довоенных лет, и особенно издававшийся в городе для юношества в 1930-х годах научно-популярный «ДВС» («Делай Всё Сам»). Через ДВС познакомился с именем инженера-технолога В.В. Рюмина (1874–1937) и с его чрезвычайно интересными публикациями. В 1910–1930 годах он считался одним из самых значительных популяризаторов техники и её истории. Его монография «Чудеса техники» (СПб, 1911. 772 с.) для нескольких поколений молодых читателей, любителей техники, была настольной книгой и образцом блестящего изложения технических достижений инженерного искусства. В городе Николаеве перед Первой мировой войной, и даже в военном 1915 году инженер издавал ежемесячный популярный журнал «Электричество и жизнь». Рюмин пропагандировал научные достижения К.Э. Циолковского и стал первым, кто дал ему титул «основоположника космонавтики». Через биографию В.В. Рюмина удалось познакомиться с судьбой его отца инженера-технолога В.В. Рюмина-старшего (1848–1921). В 1867 году он завершил обучение в столичном Технологическом институте. Ему довелось слушать лекции профессора Д.И. Менделеева в этом вузе и общаться с ним начиная со своих студенческих лет. В 1917 году Рюмин-старший опубликовал свои воспоминания о великом учёном [4]. Тесное знакомство с профессором позволило инженеру дать оценку отношения в стране к Менделееву, даже несколько лет спустя после ухода его из жизни. Рюмин, не без оттенка сожаления и грусти, писал: «Несмотря на всю известность, на широкую деятельность его на разных поприщах, в России всё же меньше ценили Дмитрия Ивановича, чем за границей».
В «Белинке» же я случайно наткнулся на книгу «Менделеев, великий русский учёный» — редчайшее научно-популярное издание 1923 года под авторством философа-эмигранта В.Б. Станкевича [5]. Солидная книга (201 страница с портретом!), на мой взгляд, — одна из первых и лучших среди тех, которые написаны о Д.И. Менделееве вскоре после его кончины. Она издана американским издательством в Праге на русском языке. Вторя Рюмину, Станкевич писал: «Менделеев не принадлежал к числу непризнанных гениев. Мировая слава, исключительные научные награды и почести были ответом на его научный подвиг, составляющий одну из наиболее радостных страниц во всей истории человечества. За неустанную научную работу, за высокий склад ума и души, за великие достижения, дающиеся только немногим избранным, ценили Менделеева при жизни как в России, так и за границей. Пожалуй, за границей даже более, чем в России».
В 1934 году, к столетию со дня рождения Менделеева, власти СССР удосужились наконец поднять признание его заслуг на государственный уровень. Выпустили даже серию памятных почтовых марок, исполненных, кстати, на высоком художественном и полиграфическом уровне. Впрочем, как и прежде, не обошлось без очередных издержек, характерных тем, что при переиздании трудов составители, опасаясь гнева властей, не стеснялись злоупотреблять купюрами. Существует специальная литература по этому поводу [9]. В работе даётся тщательный анализ большинства купюр с текстами, которые советские цензурные органы позволили себе изъять из собраний сочинений корифея отечественной и мировой науки Д.И. Менделеева. Достаточно, например, сослаться на полное исключение главы 9-й из 24 тома академического собрания трудов Д.И. Менделеева, посвящённой теме «Желательное для блага России устройство правительства», или посещение Менделеевым каторжной тюрьмы в Тобольске в книге о поездке учёного по Уралу и Зауралью в 1899 году [сравни 2а, 26].
Попытки принизить роль Д.И. Менделеева в развитии мировой и русской науки не прекращаются и в наше время. Так, ещё в 1960-е годы мне довелось застать в партийных кругах, от ЦК КПСС до областных комитетов партии, крайне недоброжелательное отношение партчиновников к памяти Д.И. Менделеева. И только 100-летие открытия периодического закона в 1969 году да личное вмешательство президента АН СССР М.В. Келдыша позволили наконец прекратить, хотя бы по форме — внешне, дискредитацию великого имени.
К сожалению, критическое, если не сказать больше — огульное, отношение к научному наследию Д.И. Менделеева перекочевало, как ни странно, из минувшего века к началу XXI столетия. Здесь для начала можно обратить внимание читателя на высказывание одного из достаточно известных современных критиков Д.И. Менделеева [10]. Он, доктор наук из Санкт-Петербурга, довольно цинично и с полным пренебрежением к учительскому корпусу страны высказался о полном неприятии им всего, что опубликовано в России о Менделееве: «стереотипно» и со звучанием «надрывной патетической риторики от городских экскурсоводов, восторженных школьных учительниц и околонаучных дам». Для него авторитетны только те высказывания из-за рубежа, которые, как легко догадаться, имеют либо негативный оттенок, либо в них замалчиваются достижения нашего гения химии. Ну, к примеру, можно посоветовать ему чтение новейшего издания «Большой Британской энциклопедии» 2009 года, в которой отсутствует статья о Д.И. Менделееве. Разве что рубрика «Периодический закон» приниженно свидетельствует, что он был «первым из химиков, обнаруживших периодичность свойств элементов в их различных группах». Не буду называть имени этого доктора, тем более что он подарил мне свою спорную книгу о Д.И. Менделееве с добрым автографом. Но при этом доктор почему-то отступил от своих принципов: если всё, что опубликовано в России, он не читает, то почему прочитал мои сочинения о Менделееве? А если не читал, то упомянутые добрые слова звучат неискренне…
Стоит также упомянуть критические статьи двух петербургских служителей науки, одна из которых в 2005 году опубликована (подумать только!) в чрезвычайно авторитетном академическом журнале «Успехи физических наук» [11, 12]. Автор первой из них А.А. Матышев использовал удобный между делом предлог для уничтожающей критики работ Д.И. Менделеева. Под видом освещения подробностей открытия газа аргона, Матышев пренебрежительно отзывался о Д.И. Менделееве, при каждом удобном случае принижал учёного, не оставив для него ни малейших шансов на признание гениальности. Посудите сами: «Менделеев не был искусным экспериментатором», «периодический закон попросту неверен», «неверно сформулированная теоретическая довеска к эмпирически нащупанной таблице», «догматическая трактовка своей постоянно переделываемой таблицы», «сила химического сродства…периодически зависящая от массы, была ложной», «здесь всё попросту неверно!», «наполеоновские планы» (это о реорганизации Главной палаты мер и весов). Странная позиция автора скандальной статьи вызвана особым отношением А.А. Матышева к истории науки. Он считает, что «основное внимание в истории науки должно быть направлено на исследование современных научных концепций, то есть современно признанных взглядов на устройство природы. Описание всех неправильных концепций представляет собой историю ошибок и заблуждений человеческого разума, а не историю естествознания». Насколько обеднеет история науки, если она пойдёт по стопам Матышева! Наконец, что скажут о наших достижениях потомки, если они сочтут их ложными? Не исчезнет тогда история науки как таковая?
Вторая из упомянутых статей, написанная в Политехническом университете Санкт-Петербурга доцентом В.В. Чепарухиным, также содержащая умеренную критику работ Д.И. Менделеева, мне в общем-то понравилась. Особенно в той части, которая сохраняет уважительную точку зрения на заслуги Д.И. Менделеева, а также содержит интонацию сдерживания безудержного дискуссионного пыла в обращении к А.А. Матышеву: «Ну, нельзя же так!» Хотя и здесь автор не отказал себе в удовольствии ехидно пройтись по «образованной» «массовой публике», не читающей книг Д.И. Менделеева, но многозначительно кивающей при упоминании его трудов, «проглатывая» при этом «бездну всякой чепухи (отечественной и зарубежной)».
Господи! Когда же мы наконец поймём, что если страна пытается провозгласить себя великой нацией, а её развитие подчинить не менее великой национальной идее, то надо набраться мудрости и, переворачивая страницы прошлого, не глумиться над подробностями жизни и достижениями предыдущих поколений! Досадно, что попытки как-то дискредитировать Д.И. Менделеева — своеобразная пляска на костях минувших событий в России — неизбежно и отрицательно влияют на сознание и мироощущение нашей молодёжи, и в первую очередь на студенчество. Мне не раз приходилось на лекциях и на встречах со школьниками убеждаться, что о Менделееве они либо мало знают, либо слышат это имя впервые. А на вопрос о месте рождения учёного не раз слышал в ответ: Санкт-Петербург!.. Да что там студенты, если даже некоторые руководители вузов не осведомлены о многом, что касается жизни Д.И. Менделеева. Так, в 2011 году в День науки мне довелось принимать у себя в музее делегацию одного из вузов Минска во главе с его ректором. На сообщение о том, что родина Д.И. Менделеева — соседний с Тюменью Тобольск, услышал удивлённый возглас: «Как, разве он земляк ваш и родился в Тобольске!». На этом фоне событий я испытал немалое чувство удовлетворения, когда в июле 2013 года на открытии XVII Всемирной летней Универсиады в Казани огромный телевизионный экран заполнили имена и портреты выдающихся русских учёных, включая Д.И. Менделеева и изобретателя радио А.С. Попова.
Разумеется, критика уязвимости работ Менделеева с позиций начала XXI столетия легко объяснима, но всегда ли она уместна с учётом научного вклада этого корифея, пусть и в сопоставлении уровня достижений XIX века? С таким же успехом можно обвинить М.В. Ломоносова, классика науки XVIII века, в дилетантском подходе к основам знаний о природе. Или признать, что братья Райт, основоположники первого полёта на аппарате тяжелее воздуха, создали настолько примитивный летательный аппарат, что нынешнее поколение инженеров испытывает стыд, глядя на их летающую этажерку.
Другое дело, что в работах Д.И. Менделеева всегда можно найти спорные мысли, а при желании и предвзятости — определённые упущения, мелкие неточности и пробелы, на которые, при всём уважении к многогранному таланту Менделеева, не грех и упомянуть, но сохраняя в душе неизменный уровень преклонения перед образом и заслугами великого сибиряка. По этому поводу В.В. Рюмин-старший писал в своих воспоминаниях в 1917 году: «Велики заслуги Менделеева, и Родина должна гордиться таким учёным, не забывать его и не ставить ему в упрёк тех мелочей, которые свойственны каждому человеку. То возвышение русской химии, которое обязано ему, должно своим светом удалить малейшие тени на его памяти».
Не скрою, для меня, как и для абсолютного большинства современных геологов, остаётся неприемлемой неорганическая теория происхождения нефти, предложенная Д.И. Менделеевым. В какой-то мере спасают эту теорию загадочно-эффектные лужи жидкого метана и этана, обнаруженные в 2005 году американским спускаемым аппаратом «Кассини-Гюйгенс» на поверхности Титана, луны Сатурна. Но предпосылки формирования на луне сложных молекул углеводородов из простых молекул на верхней поверхности атмосферы совсем иные, чем те, которыми когда-то руководствовался Менделеев. Здесь на цепочку химических реакций оказывает влияние солнечное излучение, энергия частиц магнитного поля Сатурна и, возможно, другие, неизвестные нам природные явления. Можно также вспомнить неприятие Менделеевым электрона, радиоактивности и теории электролитической диссоциации в растворах. Но главное в заслугах русского учёного заключается не в его ошибках или заблуждениях, а в том, что ему реально удалось сделать в науке (периодическая система элементов), в высшей школе России (учебник по общей химии мирового класса) и в экономике страны (нефть, размещение промышленности, размышления о судьбах отечества).
Как-то в беседе на эту тему с моими вполне доброжелательными критиками мне посетовали: а имеет ли кто-то, и я в том числе, моральное право на обсуждение самого Менделеева, учитывая невероятные между нами различия в научном ранге и авторитете? Одним словом: «как посмел!». На этот упрёк можно ответить только одной фразой: да, рискованно, но… истина дороже. Стесняться тут нечего: ценности вещей, событий и характеров во все времена остаются в неизменной стоимости, меняются только их оценка. Мой жизненный опыт, кстати, подсказывает, что в обозначенной ситуации риска рождается понимание поведения тех людей, которым, как говорил один мой приятель, «назвать некоторые вещи своими именами нетрудно, труднее поставить под ними своё имя…».
Литература. 1. Заявление студентов физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета // Петербург. листок. — 1881. — 28 февр. 2. а) Менделеев Д.И. Уральская железная промышленность в 1899 году / Мин-во финансов по Департаменту торговли и мануфактур. СПб., 1900. Ч. 1. 464 с; Ч. 2. 253 с.; Ч. 3. 46 с. б) Он же, то же. Сочинения, т. XII, М.-Л., 1949. 3. Engineer. Dmitri Ivanovitch Mendeleeff. - Scientific American, New York, 1907, March 9, p. 26075. 4. Рюмин В.В. Из воспоминаний о Д.И. Менделееве. К 10-летию кончины // Вестник знания. — 1917. - № 1. — С. 58–61. 5. Станкевич В.Б. Менделеев, великий русский учёный. Прага, 1923. 201 с. 6. Троцкий Л.Д. Д.И. Менделеев и марксизм. М.: ГИЗ, 1925. 20 с.7.Менделеев Д.И. Основы химии. Изд. 11. Т. 1. М.-Л.: Госхимтехиздат, 1932. С. XIV–XXIII. 8. Блох А.М. «Нобелиана» Дмитрия Менделеева // Природа. — 2002. - № 2. - 8 с. 9. Смирнов Г. Как советские редакторы правили Д.И. Менделеева // Тобольский гений России. Неизвестный Менделеев. Избранные произведения. Т. 1. Тобольск, 2003. С. 434–439. 10. Дмитриев И. С. Человек эпохи перемен. Очерки о Д.И. Менделееве и его времени. СПб: Химиздат, 2004. 576 с. 11. Матышев А.А. «Закон Прута» и открытие аргона // Успехи физических наук. Т. 175. — 2005. - № 12. — С. 1357–1381. 12. Чепарухин В.В. Судьба и место наследия Д.И. Менделеева в России // Санкт-Петербургский университет. — 2007. - № 3. - 28 февр.



СОЗИДАТЕЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН СТАРИНЫ
(вместо заключения)


Известна французская пословица: «Всегда надо иметь в виду лишнюю мечту, оставленную про запас». Она, эта мечта, будет тянуть тебя вперёд, к цели, пусть и кажущейся поначалу недостижимой, или, по А. Блоку — будет толкать тебя к «очарованной дали». Работа над книгой о Д.И. Менделееве была задумана мною много лет назад, но по ряду обстоятельств начало работы над нею постоянно откладывалось. И вот наконец «очарованная даль» засветилась реальной и завершенной рукописью. Ощущение счастливого ужаса, сопровождавшего меня за последние три-четыре года, начиная с первых робких шагов работы над этой книгой, сменилось на умиротворение в душе и на удовлетворение от громады сделанного. Все, что планировал и намечал, выполнено. Как и прежде, ощутил на себе справедливость истины, которая гласит, что прелесть деятельности научного работника осознаётся не столько в найденных решениях, сколько в поставленных тобою вопросах. Удачный вопрос — это и гарантия будущего ответа. Доволен тем, что неимоверные усилия воли, с которыми приходилось принуждать себя сесть за компьютер, были оправданными и не оставили меня в трудные минуты жизни и работы. В который раз убедился, что вдохновение, о котором любят говорить пишущие и творящие, приходит не тогда, когда лежишь на диване, бездумно смотришь в потолок и ждешь визита этого, с позволения сказать, редкого гостя, а после того, как втиснешь себя, упирающегося, перед компьютером в кресло рабочего стола.
В процессе работы над книгой мне добавляло уверенности осознание обстоятельства, что обращение к читателю со своими материалами и размышлениями вполне назрело, они ищут выхода. Объективности ради считаю вполне оправданным создание новых версий опубликованных ранее мною или другими авторами биографий высокоодарённых людей, волею судеб связанных с Уралом и Сибирью, способных упорно работать без оглядки на трудности и невзгоды. Может быть, поэтому не могу не выказать солидарность и согласие со словами одного популярного писателя: «Мои книги — это как бы письма самому себе, которые я позволяю читать другим». Когда-то писатель Даниил Гранин (год рождения 1919), перед талантом которого я преклоняюсь и с которым в своё время я имел разрешённые для меня возможности переписки, дал ответ на один из поставленных ему вопросов: «В творчестве всегда надо уметь рисковать. Я сажусь за роман, трачу на него два-три года, не зная, получится ли что-то в результате». Вот и я решил последовать совету мудрых людей, включая великого Данте: «Segui il tuo corso, е laskia dir le genti» («Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно»).
Вопреки сомнениям автора вдохновлял постоянно растущий интерес читателей к сериям книг общедоступного исторического научно-популярного содержания, несмотря на дискуссии о роли научно-художественной литературы, о её праве на самостоятельное существование, о возможности противопоставления или, наоборот, симбиоза занимательности и научности. Параллельно со спорами, а скорее независимо от них, поток исторических научно-популярных изданий с каждым годом ширится, о чем свидетельствуют многочисленные тюменские издания, появившиеся на прилавках магазинов в последние годы. Они пользуются непременным спросом, уже одним эти фактом подтверждая жизненность книг общедоступного содержания и самобытность жанра. Весь вопрос в том, сумел ли автор передать черты этой самобытности? Отсюда — успех книги или её неудача. Мне, много раз бывавшему за рубежом, от Великобритании до Японии и Соединенных Штатов, хорошо знакома любовь простых жителей этих стран к своей истории и культуре прошлых столетий и веков. Не здесь ли заложены истоки политической стабильности в Швейцарии, Италии и в других государствах, которой нам остается только завидовать, как и истоки расцвета образования (Германия, Англия) и гордости населения за свою страну и за её достижения в науке и технике (США)? Не является ли опыт развития этих стран подтверждением теории, согласно которой прошлое оказывает жесткое влияние на будущее? Другими словами, прошлое мстительно… Сколько замечательных имен России на протяжении последних десятилетий нам предлагалось забыть? Помогло ли это развитию страны, её авторитету? Согласимся: высокомерие к минувшему — признак одичания.
Разумеется, просматривая свою работу вновь и вновь, я многое хотел бы в ней изменить, добавить и написать иначе, но когда-то надо же остановиться и поставить последнюю точку, да и объем книги не может быть безграничным. Скажу по секрету, что в окончательном варианте оглавления исчезли (вырваны из сердца) шесть параграфов, первоначально предназначенных для публикации. А это почти сотня страниц! Некоторые параграфы, в погоне за сохранением документальности изложения, мне самому кажутся излишне суховатыми. С другой стороны, отчетливо осознаю, что фактический материал всегда долговечнее, чем его интерпретация, и не может, в отличие от последней, изменяться под влиянием временных и конъюнктурных факторов. Как и где найти здесь золотую середину? Найдено ли равновесие между тем, что задумано и реализовано автором, и ожиданиями читателя? Стоит ли рисковать рукописью, прежде чем её печатать?
Глубокого осмысления заслуживают крылатые слова знаменитых людей, прозвучавшие из их уст в те времена, когда ни окружающие их современники, ни тем более они сами и не помышляли относительно себя к разряду выдающихся. Мы, потомки, более снисходительные, чем современники великого человека, решительно отбрасываем все наносное и второстепенное и оставляем за ним действительно главное из совершенного, чем он отличается от тысяч и тысяч других людей. С почтением, чаще всего для подтверждения или придания веса собственным мыслям, охотно используем высказывания великих представителей прошлого из их богатейшего наследия.
Конечно, нам легче: мы убеждены, что человек, которого мы почитаем, действительно великий, а к словам великих прислушиваться всегда легче, не замечая порой, что твои современники рождают, может быть, не менее умные и поучительные мысли. Впрочем, признание величия своих кумиров, привлечение их богатого жизненного опыта к нашей действительности не освобождает нас и другие поколения от повторения ошибок, имевших место в прошлые времена, но позволяет нам отчётливее их увидеть и осознать. Знание ошибок сообщества минувших веков и десятилетий помогает нам, что чрезвычайно важно, в оценке и сохранении памяти выдающихся людей, живущих рядом с нами или ушедших недавно из жизни.
Выдающийся немецкий мыслитель, писатель и естествоиспытатель Иоганн В. Гете высказал замечательную мысль о том, что «места, где жил великий человек, священны…». Скажи подобные слова в наше время, вряд ли они завладели бы нашим вниманием (мало ли их встречается во многочисленных газетных статьях и в призывах о сохранении памятников истории?), но здесь звучит авторитетное имя, а оно способно приковывать внимание читателя к написанному тексту. Вот почему в книге не раз приходилось прибегать к подобному приему. И сейчас, заканчивая изложение, я не смог удержаться от искушения процитировать русского писателя Анатолия Ананьева, поразившего меня следующими удивительными словами: «Важно постоянно ощущать себя в середине пути, учиться у прошлого, извлекать уроки из него, думать о будущем и соизмерять, соединяя эти два крыла, настоящим, то есть тем отрезком жизни, который дано пройти нам».


ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1
Письмо и рецензия на учебное пособие В.Е. Копылова «Д.И. Менделеев и Зауралье»

Во второй половине 1980 годов по рекомендации архитектора из Костромы А.В. Максимова — внучатого племянника Д.И. Менделеева, я обратился с письмом к А.Г. Дубинину, доценту, позже — профессору и доктору химических наук Московского химико-технологического института им. Д.И. Менделеева с просьбой о сотрудничестве. Одновременно выслал ему свою книгу «Менделеев и Зауралье». В конце мая 1988 года мой корреспондент из Москвы порадовал меня добрым письмом и опубликованной рецензией на книгу. Ниже я размещаю содержание письма и текст отзыва. Многое из пожеланий профессора мною учтено в переиздании книги.
Дубинин А.Г., д.х.н. Письмо и рецензия на учебное пособие В.Е. Копылова «Д.И. Менделеев и Зауралье». — Тюмень: Изд. — во ТГУ, 1986. — 121 с. // Известия MB и ССО СССР. Химия и химическая технология. — 1988. — Т. 31. — № 2. — С. 116–117. (Дарственное посвящение гласит: «Дорогому Виктору Ефимовичу с благодарностью за полезный и нужный труд в нашем общем деле, от автора, Москва, 22.05.88»).

22 мая 1988 г., Москва
Глубокоуважаемый Виктор Ефимович, здравствуйте!
Вместе с этим письмом отправляю Вам экземпляр журнала «Химия и химическая технология» с моей рецензией на Ваше учебное пособие «Менделеев и Зауралье». Свое хорошее и заинтересованное отношение к нему я попытался изложить в этой рецензии.
Немного расскажу о менделеевских делах у нас, в Подмосковье. Музей Д.И. Менделеева в Боблове формально открыт 30 ноября 1987 г. к началу очередного съезда ВХО им. Д.И. Менделеева. Ну а фактически он приобрел вид музея немного позже, накануне дня рождения ученого — 7 февраля 1988 года. О большинстве причастных к делу создания музея людей мною дана информация в небольшой заметке, которая была опубликована в журнале ВХО им. Д.И. Менделеева № 5 за 1987 год и которую я Вам также отсылаю. Сообщение же о событии 7 февраля помещено в журнале «Огонек» в № 11 за этот год на странице 14. Приехало много гостей, в том числе, Д.И. Трифонов — д.х.н., научный консультант музея; З.А. Арохорова — д.б.н., научный консультант по опытным полям; Е.Е. Ловчикова — от Министерства культуры РСФСР, и литераторы С.С. Лесневский, В.А. Потресов, Г.В. Смирнов и В.И. Стариков. Были представители Московского областного краеведческого музея, которому административно на правах филиала подчиняется музей Д.И. Менделеева, и клинских властей. Присутствовали гости из Госниихлорпроекта, который проводил капитальный ремонт «дома Смирновых», где сейчас разместился музей, и совхоза «Динамо», на чьей земле находится Боблово. Событие привлекло Московское городское бюро экскурсий, которое уже в этом году намерено проложить маршрут к Менделееву. В общем, народу было много: школьники, жители Клина и близлежащих сел и деревень.
После торжественной части осмотрели экспозиции, демонстрировался фильм «Вспоминая Менделеева» (1980 г., научный консультант Р.Б. Добротин), выступил хор местных жительниц с песнями, которые, по преданию, любил Менделеев, было и чаепитие. В общем, все прошло радушно, тепло и торжественно. Как своеобразное приложение к музейному делу, журнал «Советский музей» (№ 6. 1987. С. 39) опубликовал мой отклик на более раннюю статью, касающийся также одного из эпизодов подмосковной жизни Д.И. Менделеева («Воздушный полет из Клина…»). Также мы задумали проводить ежегодные памятные встречи под названием «Бобловские встречи», первую из которых в этом году ориентировочно назначили на 4 июля (воскресенье).
Дорогой Виктор Ефимович, таковы прошлое, настоящее и ближайшее будущее. Хотел бы попросить у Вас совета и помощи. Сейчас меня заинтересовала тема «Менделеев и декабристы», однако источников очень мало, хотя наверняка были у Д.И. Менделеева в первой половине жизни, может быть, тесные связи с рядом декабристов. Не могли бы Вы дать мне по этому поводу консультацию: где, что посмотреть? Кстати, здесь, думаю, пригодились бы и записки Н.В. Басаргина. Сейчас пока, кроме скудных сообщений по этому поводу у В.И. Старикова и в «Летописи жизни и деятельности Д.И. Менделеева», у меня ничего больше нет.
Теперь, уже по другому поводу, могу добавить, что в Москве полным ходом идут работы по сооружению станции метро «Менделеевская», которая будет находиться при переходе на радиальную линию со станции «Новослободская».
На этом заканчиваю свое письмо. Пишите, жду. Ваш Дубинин Александр Григорьевич.
P.S. Нет ли у Вас, Виктор Ефимович, чего-нибудь интересного для Боблова?

Далее следует отзыв д.х.н. А.Г. Дубинина
«В 1986 году студенты и преподаватели химико-технологических и нефтегазопромысловых специальностей страны, и в первую очередь Тюмени, получили прекрасное учебное пособие, рассказывающее о работе Д.И. Менделеева в Зауралье и о его многолетних связях с Сибирью. В целом указанная работа мыслилась не только как источник расширения знаний о великом русском ученом и упрочения профессиональных навыков молодежи, но и задумана с целью воспитания патриотических устремлений и бережного отношения к нашим национальным святыням.
Автор пособия, насыщенного большим количеством фактического материала, начинает свое повествование с детских лет Д.И. Менделеева, проведенных им на родине — в городе Тобольске и его округе. Перед нами вереницей проходят многие деятели науки и культуры, декабристы из сибирского окружения семьи Менделеевых. Ценные сведения представлены в главе «Менделеев и Сибирь», в частности, об организации первого в Зауралье Томского университета. Ученый с мировым именем горячо поддержал идею развития высшего технического образования в Сибири, содействовал в этом деле не только своим авторитетом, но и в практическом отношении помогал университету лабораторным оснащением, комплектованием педагогического штата молодыми профессорами. Взаимно дружеские и деловые связи томичи поддерживали с Д.И. Менделеевым вплоть до конца его дней.
Большая часть работы посвящена раскрытию вопросов, связанных с осуществлением экспедиции во главе с Д.И. Менделеевым по Уралу и по Зауралью (лето 1899 г.). Подробно описана подготовка к поездке, причем для ученого характерно продумывание самых мелких деталей. Например, то обстоятельство, что руководитель экспедиции был еще и заядлым фотографом и одновременно объектом для запечатления на фотографиях, послужило основанием укомплектования каждого участника новейшими пленочными аппаратами системы Истмана фирмы «Кодак», которые впоследствии весьма пригодились. Далее В.Е. Копылов дает подробное описание пути следования Д.И. Менделеева: Пермь, Кизел, Кушва и Нижний Тагил, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Билимбай и Уфалей, Кыштым, Челябинск, Миасс и Златоуст. Приведены редкие сведения о встречах ученого с промышленниками, инженерами и деловыми людьми Урала и Сибири: В.Н. Грамматчиковым, И.Ф. Эглитом, А.Н. Кузнецовым и Н.Н. Апыхтиным, А.О. Жонес-Спонвилем (управляющим имениями П.П. Демидова), Н.А. Туневым, Б.Э. Бабелем и И.П. Филоновым, М.Г. и В.Г. Дружиниными, П.М. Карпинским, В.В. Жарниковым, Н.Л. Скалозубовым и А.Я. Гордягиным и мн. др. Причем эта часть имеет не только историческое значение. Она важна и в краеведческом отношении. Приведены уточнения о якобы имевшем место пребывании Д.И. Менделеева в Асбесте (с. 32), или в Каслях (с. 48), или о местонахождении родительского дома в Тобольске (с. 81). Даны разъяснения некоторых биографических моментов и дат (с. 48). Называются предметы, поиск которых может оказаться полезным для музейных работников (с. 31), указывается теперешнее расположение многих зданий, где останавливался ученый во время поездки. Повсюду сквозит мысль об их сохранении и приведении в надлежащий порядок, например, Ближней дачи в Кыштыме (с. 50), станции Тура в Тюмени (с. 55), о необходимости мемориальных и благоустроительных работ в селе Верхние Аремзяны (с. 72) под Тобольском.
Занимательна со всеми скрытыми от посторонних глаз перипетиями история неосуществленной в Екатеринбурге встречи Д.И. Менделеева с начальником Уральского горного округа П.П. Боклевским (с. 36–37). Объективно дана характеристика вклада последнего в развитие горного дела на Урале. Особая трогательность сквозит в авторском описании посещения Д.И. Менделеевым памятных с юности родных мест Тобольска и села Верхние Аремзяны. Теплая встреча, произошедшая в селе, была живо описана в томской газете «Сибирский вестник…» за 4 и 10 августа 1899 г., выдержка из которой цитируется в пособии. В настоящее время в родных местах ученого все напоминает о великом земляке: и название педагогического института и улицы, и установление бюста и памятника в городе, и горячее участие в продолжении менделеевских дел благодарных потомков-сибиряков. Здесь же отмечен факт присвоения Д.И. Менделееву звания почетного гражданина г. Тобольска (с. 79), а несколько ранее даны подробности избрания известного петербургского профессора в почетные члены Уральского общества любителей естествознания (с. 42) и переписки его с секретарем общества О.Е. Клером.
Даны и некоторые бытовые стороны жизни ученого (см., например, с. 71), упоминание о том, что Менделеев, будучи в Тобольске, почтил память своего отца, а также учителя П.П. Ершова, автора «Конька-Горбунка», интересовался событиями времен Ермака Тимофеевича. Однако в течение всего повествования прежде всего чувствуется, что поездка носила научно-практическую направленность. Во-первых, она навеяла ученому ряд идей, которые были осуществлены либо при его жизни, либо в будущем. Так, во время наблюдения в Кизеле подземного пожара угольных пластов была предсказана возможность подземной газификации углей (с. 22). Было предложено использовать в промышленных целях уральский железняк с высоким (до 38 %) содержанием хрома (с. 46), выработана собственная методика подсчета объема деревьев (с. 67). Примечательны работы по вычислению географического центра России (с. 77). Во-вторых, эта поездка позволила раскрыть в еще более полной мере широту взглядов и интересов Д.И. Менделеева. Его привлекали и высокотехнологический процесс холодной обработки тагильского металла (с. 25), и развитие метеорологии на встрече с Г.Ф. Абельсом — директором обсерватории в Екатеринбурге (с. 30), и строительство железных дорог в крае (с. 55). Начальник экспедиции вместе с сотрудниками и с радушными хозяевами занимается магнитными измерениями, изучает морфологию годовых колец сосен и кедра, проводит геологические эксперименты по залежам нефти, белой глины и т. д. Покорило воображение Д.И. Менделеева каслинское чугунное литье, о чем он особо отметил в своем итоговом отчете.
Непременно нужно сказать и о том, что всё пособие испещрено достаточно полными материалами по увековечиванию памяти великого русского ученого в географических и геологических названиях Севера, Урала, Сибири и Дальнего Востока, о праздновании там его 150-летнего юбилея. Автор напоминает об экспонатах, рассказывающих о жизни и деятельности Д.И. Менделеева, хранящихся в музее Истории науки и техники Зауралья при Тюменском индустриальном институте, в тобольских краеведческом музее и музее речного пароходства. Дают дополнительную информацию исследования, проведенные в позднейшее время. Так, по характеру продукции на Аремзянской стекольной фабрике обнаружено, что на ней делали не только посуду из низкосортного зеленого бутылочного стекла, но и художественные изделия.
Представляется весьма познавательным обширный филателистический материал о Д.И. Менделееве, собранный В.Е. Копыловым. Интересны его разыскания, касающиеся установления принадлежности учёному атласа С.У. Ремезова («Краткая сибирская летопись» (Кунгурская)». Спб., 1880). Атлас с надпечаткой на обложке «Менделеевъ» находится в отделе редких книг Тюменской областной научной библиотеки.
Хотелось бы в заключение выразить некоторые пожелания на будущее, так как считаю, что представленное своеобразное и нужное пособие должно быть переиздано. Было бы интересно проследить довольно тесные связи Д.И. Менделеева с сибирскими родственниками и, прежде всего, с семьей Н.В. и О.И. Басаргиных. Желательно было бы дать более широкий обзор откликов в русской фотографии прошлого и нынешнего веков, однако не все они воспроизведены достаточно качественно. Жаль, что тираж труда составляет всего 200 экз.».

Приложение 2
Публикации В.Е. Копылова о Д.И. Менделееве (1982–2014 гг.)

1. Как Менделеев был аэронавтом // Тюм. правда. — 1982. - 28 нояб.
2. Менделеев в Тюмени // Тюм. правда. — 1983. - 12 февр.
3. Д.И. Менделеев в Кыштыме // Челяб. рабочий. — 1986. - 7 окт.
4. Менделеев и Зауралье: учеб. пособие / Тюм. индустриал. институт. — Тюмень: ТГУ — 1986. - 120 с.
5. Тюмень помнит Менделеева // Тюм. правда. — 1987. - 1 марта.
6. Менделеев в Аремзянке // Тюм. правда. — 1987. - 5 июля.
7. Монеты Менделеева // Тюм. правда. — 1988. - 11 марта.
8. Монеты Менделеева // Урал. следопыт. — 1989. - № 5. — С. 7.
9. Тюмень: турист. план города / Изд. Гл. упр. геодезии и картографии при СМ СССР. — Тюмень, 1999. - 1 л. По итогам исследований автора указано место пребывания Д.И. Менделеева в городе в 1899 г.
10. Д.И. Менделеев: не только химик // К тайникам Геи. — М.: Недра, 1990. — С. 62–74.
11. Наши замечательные земляки в названиях минералов // Тюм. изв. — 1992. - 26 февр.
12. Автограф Менделеева // Согласие (Тюмень). - 1992. - № 38. (сент.) — С. 7.
13. Менделеев в Аремзянке // Согласие (Тюмень). - 1992. - № 42 (окт.). — С. 10.
14. Менделеев в судьбе русской водки // Согласие (Тюмень). - 1993. - № 44 (нояб.). — С. 7.
15. Потомок семьи Менделеевых // Тюм. правда. — 1997. - 1 июля.
16. Менделеев в Тюмени // Тюм. изв. — 1998. - 5 дек.
17. Привязанности детства (к юбилею Д.И. Менделеева) // Тюм. изв. — 1999. - 30 янв.
18. Менделеевские юбилеи // Тюм. изв. — 1999. - 6 февр.
19. Монеты Менделеева // Тюменская старина. — Тюмень, 2006. — С. 321–323.
20. Памятники Менделееву // Гор. ведомости (Тюмень). - 2007. - № 2 (33). — С. 76–95.
21. Чечета, О. Личные вещи Менделеева / интервью дал В.Е. Копылов // Тюм. курьер. — 2009. - 7 февр.
22. Воинский, Т. Русскому гению посвящается / интервью дал В.Е. Копылов // Тюм. правда. — 2009. - 7 февр.
23. Поваренкина, Т. Менделееву посвящается / интервью дал В.Е. Копылов // Аргументы и факты в Западной Сибири. — 2009. - № 7 (февр.).
24. Воинский, Т. Музею Менделеева в Тюмени быть! / интервью дал В.Е. Копылов // Тюм. правда в четверг. — 2009. - 10 сент.
25. Поваренкина, Т. Награда за Менделеева / интервью дал В.Е. Копылов // Тюм. известия. — 2011. - 28 янв.
26. Воинский, Т. Медаль Менделеева — музею «нефтегаза» / интервью дал В.Е. Копылов // Тюм. правда. — 2011. - 2 февр.
27. Д.И. Менделеев, его характер, особенности научной деятельности и черты религиозности под взглядом графологии / В.Е. Копылов, Д. Исламова // Гор. ведомости (Тюмень). - 2011. - № 8. — С. 84–98.
28. Памяти Д.И. Менделеева // Природа и свет. — 2012. - № 2. — С. 26–29.
29. К истории экспозиции памяти Д.И. Менделеева в музее Тюменского нефтегазового университета // Тобольск и вся Сибирь. 425 лет Тобольску: альманах. Вып. 18. — Тобольск, 2012. — С. 473–483.
30. По дорогам Д.И. Менделеева в Пенсильвании // Гор. ведомости (Тюмень). - 2013. - № 2. — С. 78–90; № 3 (106). С. 78–90.
31. Д.И. Менделеев и судьба Э.Л. Дрейка — первооткрывателя нефтяной Пенсильвании в САСШ // Гор. ведомости. — 2013. - № 6. — С. 64–74; № 7. С. 82–97.
32. В какой стране впервые была пробурена скважина на промышленную нефть, или Будем ли мы в 2014 году отмечать 150-летие начинания А.Н. Новосильцева? // Гор. ведомости. — 2013. - № 12. — С. 74–91.
33. Гений и гражданин России. К 180-летию Д.И. Менделеева (1834–1907). Из коллекции Музея истории науки и техники Зауралья ТюмГНГУ и профессора, д.т.н. В.Е. Копылова / ФГБОУ «Тюм. гос. нефтегаз. университет». — Тюмень: Тип. Библиотечно-издат. комплекса, 2014. - 60 с.

Список статей о Д.И. Менделееве из книг В.Е. Копылова.
Окрик памяти (История Тюменского края глазами инженера): 2 кн.
Книга первая. — Тюмень: Издат. фирма «Слово», 2000. - 334 с.
34. Земляки в названиях минералов. — С. 58–60.
35. Д.И. Менделеев в родных местах. — С. 74–75.
36. Родина гения — Тобольск. — С. 75–77.
37. Менделеев в Тюмени. — С. 78–80.
38. Привязанности детства. — С. 80–82.
39. В Аремзянке. — С. 83–87.
40. Юбилеи ученого. — С. 87–90.
41. Был ли причастен наш земляк к судьбе русской водки. — С. 91–92.
42. Автограф Менделеева. — С. 92–93.
43. Ошибка краеведа. — С. 93–96.
44. Потомок семьи Менделеевых. — С. 96–99.
45. Монеты Менделеева. — С. 99–101.
46. [К памятному знаку на реке Таз]. — С. 90.

Окрик памяти (История Тюменского края глазами инженера).
Книга третья. — Тюмень: Изд. фирма «Слово», 2002. - 366 с.
47. Ершов — учитель Менделеева. — С. 29–36.
48. Фотография в судьбе Менделеева. — С. 50–55.
49. Менделеев на почтовой открытке. — С. 55–60.
50. Менделеев и Уральская горно-заводская железная дорога. — С. 61–67.
51. Менделеев в Билимбае. — С. 68–70.
52. Уральское «Боблово» Д.И. Менделеева. — С. 71–74.

Окрик памяти (История Тюменского края глазами инженера).
Книга четвертая. — Тюмень: Изд. дом «Слово», 2005. - 439 с.
53. Имя на бутылке. — С. 51–55.
54. Приложение № 4. («Имя на бутылке»). — С. 378.

Окрик памяти. Книга пятая. — Тюмень: Изд. дом «Слово», 2009. - 823 с.
55. Памятники Менделееву. — С. 341–362.
56. По зарубежным тропам Менделеева (к 175-летию ученого: 1834–2009). — С. 363–374.
57. Ещё раз о географических центрах России. — С. 311–314.

Окрик памяти. Книга шестая. — Тюмень: Изд. дом «Титул», 2014. - 415 с.
59. Памяти Д.И. Менделеева. — С. 22–150.
59. Видеоприложение сведения об экспозиции памяти Д.И. Менделеева в музее Истории науки и техники Зауралья.

Былое светописи. У истоков фотографии в Тобольской губернии. — Тюмень:
Изд. дом «Слово», 2004. - 864 с.
60. Фотоаппарат в судьбе Менделеева. — С. 76–95.

Приложение 3


Приложение 4
Переписка автора с Н.Г. Карпило (1938–2009),
хранителем фондов музея-квартиры Д.И. Менделеева
при Ленинградском государственном университете

* * *
14 марта 1985, Тюмень.
Уважаемая Нина Георгиевна!
Сердечное Вам спасибо за письмо. В своем обращении к Вам музей Истории науки и техники Зауралья, открытый в нашем институте, имел в виду фотографии по поездке Д.И. Менделеева на Урал в 1899 году, отсутствующие в книге участников экспедиции, но, возможно, имеющиеся в Вашем музее.
Осенью прошлого года, будучи в Кыштыме (Челябинская область), я имел разговор с местным краеведом Устиновым. Он сказал мне, что до 1958 года у него хранилась групповая фотография с участием Д.И. Менделеева, сделанная во время посещения им Ближней дачи в Кыштыме. Сейчас это фотография утеряна. Вот почему мы и обратились к Вам: не сохранилась ли она у Вас? Кушвинские фото нам известны.
Ваш В.Е. Копылов, ректор ТИИ

* * *
6 апреля 1985 г., Ленинград
Уважаемый товарищ Копылов В.Е.!
Относительно Вашей просьбы иметь перечень фотографий, относящихся к экспедиции Д.И. Менделеева по Уралу и Зауралью (1899 г.), мы можем рекомендовать Вам обратиться к обширному иллюстративному материалу книги «Уральская железная промышленность в 1899 г.», С.-Пб., 1900. Что же касается фотографии Д.И. Менделеева с группой в Кыштыме, то она вызывает встречный вопрос. Может быть, Вы имеете в виду фотографию Д.И. Менделеева с группой в Кушве (1899 г.)? На ней изображена группа из 7 сидящих на скамьях человек, один из них стоит сзади.
В центре сидит Д.И. Менделеев. Слева от него — горный инженер А.Н. Кузнецов, справа — один из участников экспедиции, профессор минералогии Петербургского университета П.А. Земятченский. Фотография полностью не расшифрована.
В литературе о Д.И. Менделееве часто публикуется фотографии участников Уральской экспедиции 1899 г. Одну из них посылаем Вам. На ней слева направо: К.Н. Егоров, С.П. Вуколов, Д.И. Менделеев, П.А. Земятченский.
Если имеете в виду другую фотографию, прошу выслать ее копию.
С уважением Н.Г. Карпило, зав. архивом Д.И. Менделеева

* * *
14 апреля 1985, Тюмень
Уважаемый Виктор Ефимович!
В фондах музея-архива Д.И. Менделеева фотографии, сделанной в Кыштыме, нет. Действительно, очень жаль, что совсем недавно утрачена редкая фотография. Если она вновь объявится, пожалуйста, сообщите нам.
С уважением Н.Г. Карпило, зав. архивом Д.И. Менделеева

* * *
26 апреля 1986 г., Тюмень
(Фрагмент моего письма Н.Г. Карпило). По поводу принадлежности «Сибирской летописи». Книга была приобретена Тюменской областной библиотекой в одном из букинистических магазинов Москвы. Поэтому цепочка с участием сибиряков в судьбе книги, прослеженная Вами в письме (Ф.Е. Капустин, Н.И. Менделеев), оказывается вовсе необязательной. Что касается Д.И. Менделеева — племянника и полного тёзки Д.И. Менделеева-старшего, то он жил в Москве и московская принадлежность книги, изданной в СПб, более вероятна.
И еще один вопрос. В Вашей книге «Летопись жизни и деятельности Д.И. Менделеева. 1834–1907 годы» на странице 514 и в фотоприложении есть упоминание о внучатой племяннице Д.И. Менделеева Серафиме Дмитриевне — дочери племянника и сына Ивана Ивановича. Не могли бы Вы помочь в установлении дат жизни С.Д. Менделеевой? Эти сведения нужны для создаваемого в институте музея Истории науки и техники Зауралья. У нас имеется переписка на открытках Серафимы Дмитриевны Менделеевой с её отцом. Они попали ко мне совершенно случайно из Москвы путем обмена: я старый филателист-филокартист, а на ловца и зверь бежит. Один из филокартистов, не зная, что было два Д.И. Менделеева, выставлял на выставках — и не однажды! — часть своих коллекций. Говорят, получал даже призовые места, выдавая переписку как подлинник Д.И. Менделеева-химика. Когда я ему указал на ошибочность его версии, он, разочарованный, уступил открытки мне.
Ваш В.Е. Копылов

* * *
6 мая 1985 г., Ленинград
Уважаемая Нина Георгиевна!
В фондах Тюменской областной научной библиотеки хранится только один экземпляр книги «Сибирская летопись — Кунгурская» со знаком «ДМ». Книга была получена из московского букинистического магазина, более точных сведений нет. С Вашей и Р.В. Добротина книгой о библиотеке Д.И. Менделеева я знаком, имею ее в своей личной библиотеке. Мне тоже подумалось, что принадлежность знака «ДМ» к собственным книгам Д.И. Менделеева маловероятна. Скорее всего, штамп был проставлен одним из родственников ученого. Нет ли у Вас дополнительных соображений на этот счет? Посылаю фотокопию штампа.
Ректор В.Е. Копылов

* * *
3 сентября 1985 г., Ленинград
Уважаемый Виктор Ефимович!
Спасибо за интересную информацию о книгах, хранящихся в Тюменской областной библиотеке. Здесь есть о чем подумать и кое-что проверить. Сейчас можно сказать, что для личной библиотеки Менделеева штамп, Вами показанный, не характерен, книги его библиотеки на корешке переплета имеют знак «ДМ», чаще всего с золотым тиснением. Однако отвечать однозначно, что книг с таким штампом в личной библиотеке Менделеева нет, я сейчас не стану. Это следует проверить. Дело в том, что личная библиотека Менделеева довольно сложна по своей структуре, в ней есть книги, помеченные подобным штампом, принадлежавшие его сыну Ивану Дмитриевичу Менделееву, его ученикам и первым биографам творчества Д.И. Менделеева В.Е. Тищенко и М.Н. Младенцеву. Чтобы не писать слишком много о личной библиотеке Д.И. Менделеева, отошлю Вас к книге Р.Б. Добротина, Н.Г. Карпило «Библиотека Д.И. Менделеева», Л., 1980, если, конечно, эти вопросы Вам интересны. Что касается вопроса о том, кому еще могли принадлежать эти книги, то здесь можно выдвинуть несколько предположений, но каждое из них, конечно, требует проверки. Поскольку эти вопросы входят в круг моих интересов, я обещаю ответить Вам более подробно после проверки моих предположений. Как всегда в таких случаях, появляются новые вопросы: сколько книг имеется в Тюменской областной библиотеке и какие? Было бы очень желательно иметь их список с указанием, если это возможно, откуда они поступили в областную библиотеку. Буду Вам очень благодарна, если Вы сообщите эти сведения.
С уважением зав. архивом Д.И. Менделеева Нина Георгиевна Карпило

* * *
6 декабря 1985 г., Ленинград
Уважаемый Виктор Ефимович!
Спасибо за Ваше письмо и прилагаемые фотокопии. Правильно ли предположить, что знак «ДМ» имеется на книге «Краткая Сибирская летопись (Кунгурская)» С.-Петербург, 1880? Где он расположен? На фотокопии, к сожалению, он не показан. А это очень важно. Для библиотеки Д.И. Менделеева наиболее характерным является золотое тиснение, как правило, на кожаных переплетах и нанесение знака «ДМ» черной краской на переплете из серого холста. Знак «ДМ» расположен на корешке переплета внизу. Вашей сотруднице Зубаревой Ольге Андреевне я это показала прямо на книгах библиотеки. (Когда она была у нас в музее, Вашего письма я еще не получила.) Очень прошу Вас еще раз уточнить эти неясности и, если возможно, сделать фотокопию самого знака «ДМ».
Очень сожалею, но не могу ответить на Ваш вопрос о датах жизни С.Д. Менделеевой. У нас пока нет сведений. Возможно, при более углубленном прочтении архива Анны Ивановны Менделеевой выяснится что-то новое.
Позволю себе в этом же письме ответить на один из вопросов Ольги Андреевны. По нашим данным (1960-х годов), картина В. Гаврилова «Д.И. Менделеев и С.О. Макаров» (1957 г.) была его дипломной работой. Находится в Высшем морском инженерном училище им. адмирала С.О. Макарова (Ленинград, В.О., Косая линия, д. 15-а). Прилагаю ее копию.
С уважением Карпило Нина Георгиевна.

* * *
18 декабря 1985, Ленинград
Уважаемый Виктор Ефимович!
Возвращаясь к «Краткой Сибирской летописи», СПб, 1880, хочу разъяснить возникшее у меня решение на этот счет, конечно, никаким образом не окончательное. Здесь можно построить много предположений, но все они остаются лишь предположениями, так как сейчас проверить их почти невозможно. Это касается нашего общего с Вами предположения, что книга принадлежала племяннику и тезке Д.И. Менделеева, однако здесь тоже остается много неясного: Д.И. Менделеев-племянник, практически с начала 1870-х годов в Сибири не жил. Но в Томске до 1902 года жил и работал врачом его брат Николай Иванович Менделеев. Кроме того, в Томском университете в 1889–1909 гг. преподавал Ф.Я. Капустин, через которого также могла поддерживаться активная связь как с Д.И. Менделеевым-ученым, так и с другими родственниками. Проверка по каталогу личной библиотеки Д.И. Менделеева под номером 892, который оттиснут, по-видимому, на титульном листе «Краткой Сибирской летописи» и внешне напоминает цифровой шрифт номеров личной библиотеки, показала, что за этим номером числится другая книга. Это обстоятельство и Ваше сообщение об отсутствии на корешке знака «ДМ» и склонили меня к решению, что «Краткая Сибирская летопись» принадлежит к книгам родственников Менделеева, хотя еще раз повторяю, что оно совсем не 100-процентное. Виктор Ефимович, сообщите, пожалуйста, из каких источников к Вам пришла переписка С.Д. Менделеевой с ее отцом. И, конечно же, мы будем Вам очень благодарны за копии этих документов. Открытки с портретом Д.И. Менделеева у нас в архиве имеются. Упоминания о посещении Д.И. Менделеевым храма огнепоклонников имеются в письмах Д.И. Менделеева жене Феозве Никитичне, хранящихся в нашем архиве. Фотографии корабля науки «Д. Менделеев» у нас, к сожалению, нет. Жду Вашего ответа.
С уважением Нина Георгиевна

* * *
3 февраля 1986 г., Ленинград
Уважаемый Виктор Ефимович!
Спасибо за Ваше письмо, которое разрешило все вопросы, связанные с «Краткой Сибирской летописью». Мы будем очень признательны, если Вы сочтете возможным предоставить нашему архиву копии писем С.Д. Менделеевой ее отцу Д.И. Менделееву — врачу, а не химику. О Вашей прекрасной коллекции мне рассказывал Ваш профессор Евгений Иванович Леонтьев, который был у нас 23 января. С ним я передала библиографические сведения о заинтересовавшем Вас альбоме. На всякий случай повторю еще раз: «1834–1984, Д.И. Менделеев». Авторы — составители Керова Людмила Сергеевна, Карпило Нина Георгиевна. Л., изд-во ЛГУ, 1984 г. Альбом был заказан Оргкомитетом XIII Менделеевского съезда АН СССР. Вышел очень небольшим тиражом, всего 2350 экз.
С наилучшими пожеланиями в Новом году Нина Георгиевна Карпило

Приложение 5
Из переписки автора с А.В. Максимовым (1912–2003), внучатым племянником Д.И. Менделеева

27 июня 1986 г., Тюмень
Уважаемый Арсений Владимирович!
Из заметки в газете «Советская Россия» за 12 февраля 1984 года мы узнали, что у Вас, потомка Д.И. Менделеева, есть материалы, связанные с жизнью нашего великого земляка. В нашем институте создается музей Истории науки и техники Зауралья, где большое место отведено жизни и деятельности Д.И. Менделеева. В связи с этим просим сообщить, нет ли у Вас материалов, связанных с пребыванием ученого на Урале и в Зауралье в 1899 году или с его тобольскими детскими и юношескими годами.
С глубоким уважением профессор В.Е. Копылов — научный руководитель музея.

* * *
3 июля 1986, Кострома
Уважаемый тов. Копылов. Получил Ваше письмо, скромно отзываюсь, только несколько не по профилю Вашей темы. А начну с моей родной и более знакомой мне части жизни Д.И. Менделеева.
Итак, в первых числах июня 1865 года Д.И. Менделеев и профессор Технологического института Н.П. Ильин были направлены университетом из Петербурга в Москву для изучения «Всеобщей мануфактурной выставки России». На выставке Д.И. Менделеев был глубоко огорчен и встревожен тем, что на ней активизировались враждебные голоса, говорящие о том, что в средней полосе России из-за недавней реформы 1861 года не может быть постоянно устойчивых урожаев (Менделеев: «Выставка провалила основу земледелия»).
Д.И. Менделеев яро протестовал, доказывая обратное, убеждая их в том, что урожаи понизились от крайней бесхозяйственности и небрежного отношения к земле. Но от дальнейшей дискуссии ученый отклонился и ушел в сторону с тем, чтобы реально действовать. Здесь Менделееву повезло. Он познакомился с полковником в отставке В.Н. Богенгардом из Московского губернского земства, который предложил ему купить небольшое старое имение князя Дадьяна, расположенное в 20 верстах к северо-востоку от города Клина. Это предложение совпадало с давней мечтой Д.И. Менделеева о приобретении своего уголка с тем, чтобы в нем начать на научной основе сельскохозяйственные опыты, а также переселить в деревню семьи овдовевших своих старших сестер из Сибири. Нуждалось во внимании продолжение обучения в Петербурге своих племянников и внучатых племянников при своём непосредственном попечении. Он собрал под свою опеку всю свою многочисленную сибирскую родню. Здесь он её кормил летом на деревенских харчах, а зимою следил за учебой и воспитанием подростков. Плоды сего благородного труда быстро дали незаурядные всходы. Из более двадцати своих племянников и внучатых племянников Дмитрий Иванович выпестовал ряд крупных ученых. К примеру, можно назвать некоторых из них: Николай Александрович Смирнов (1868–1941, погиб в блокадном Ленинграде). Он был профессором механики, кораблестроителем, генеральным конструктором первого в мире ледокола «Ермак». Его брат Нестор Александрович Смирнов (1878–1942, также погиб в блокаду) был профессором ихтиологии, полярным исследователем, сподвижником Ф. Нансена. Его именем недавно назван научно-исследовательский корабль «Профессор Нестор Смирнов», приписанный к Мурманскому порту. Нельзя обойти и академика Якоба Ивановича Смирнова, археолога-востоковеда.
Кроме того, здесь в Боблово в собственном уголке, вдали от города, можно было спокойно и уединенно заниматься своими научными трудами без постоянно-навязчивых гостей по вечерам и в воскресные дни, которые не давали работать ученому даже в домашних условиях. В «Старом доме» он устроил себе химическую лабораторию. Здесь же ученый работал над своим «любимым детищем» — «Основами химии», а от них и пошла в жизнь периодическая система элементов. Великое озарение родилось в том же «Старом доме». Ученый дорожил своим Боблово, в котором он прожил 42 года, работая в нем почти каждое лето. Менделеев говорил: «Ежели я за Боблово заплатил 8 тысяч рублей, то теперь и за 80 не отдам, ибо я в него вложил все мечты свои».
Вот краткие сведения о Боблове. У читателя может возникнуть вопрос, а что сейчас происходит в Боблове? Как на деле чтут Д.И. Менделеева, и как хранится память о нем в Боблове? На это можно сказать прямо: пока там мерзость и запустение. Через парки, посаженные Дмитрием Ивановичем, соседский совхоз «Динамо» гоняет скот, вытоптан дерн, срезаны многие деревья, посаженные самим Д.И. Менделеевым. Старый и новый дома Менделеева в погоне за кирпичом выкорчеваны вместе с фундаментами. Истинное местоположение «Старого дома» в старом парке без археолога не найти. За последние 10 лет были попытки восстановить дом Смирновых — старейшее здание Боблова. Но тот стоит до поры недостроенный.
Правда, культурная общественность страны, во главе которой стоят академики Лихачев, Тананаев, Петрянов-Соколов, художник Глазунов и писатель Распутин, направили в Президиум Верховного Совета РСФСР письмо с просьбой объединить в одно целое Боблово и Шахматово и создать единый историко-культурный музей-заповедник Менделеева-Блока. Так что есть повод надеяться.
Я, в свою очередь, всю жизнь занимался историей Боблова и их обитателей, подготовил рукопись. Материалом для сего труда послужили воспоминания воспитанников Д.И. Менделеева, которые выросли в Боблове и тесно общались с ученым. Тема труда — не научная деятельность Д.И. Менделеева, а его жизнь. Человеческая жизнь и быт. Это как раз та часть жизни Менделеева и его окружения, о которой ещё практически не писали. Академик И.В. Тананаев пишет мне, что мой «труд не имеет аналога». Но вот уже 10 лет вода толчётся в ступе, и я не могу пробить рукопись в издательствах. Только сейчас якобы намечено включить в план одного из издательств на 1988 год, и то только 10 печатных листов, а нужно минимум 15.
Написал я ещё один труд-путеводитель под названием «История Боблова». В нем история имения до приезда Д.И. Менделеева, период жизни ученого, а также рассказывается о том, как, что и где искать былое на Бобловском холме. Приложением к нему служат 24 перспективы и акварели, отражающие как строения, так и известные места, столь любимые ученым. Пока же всё лежит на достаточно дальней полке и ждёт у моря погоды. Объем рукописи небольшой, 70 страниц, отпечатанных через интервал.
На днях Третьяковка прислала мне интересное фото: акварель И. Репина «Полет Д.И. Менделеева на воздушном шаре в Клину 7 августа 1887 года». Подлинник оказался в США. Но его хозяин, какой-то магнат, разрешил акварель только зафотографировать. Через год этому событию исполняется сто лет. Ежели хотите, могу отпечаток прислать Вам. Я же сам не историк, хотя по Боблову и явился им. А моя специальность — архитектор-художник. Причем 1912 года рождения, так что стар, как мир. Посему мне легко воссоздать из небытия всё утраченное на Бобловском холме.
Быть может, я Вам навязал не Вашу тему: Д.И. Менделеев и Сибирь, но без Боблова нет и Менделеева, а Менделеевым очень мало занимаются. Что касается Вашей задачи, то советовал бы Вам связаться с писателем Стариковым Валентином Ивановичем. Его адрес: […]. Стариков занимается именно Менделеевым — юностью и Сибирью в целом. Подобрал Вам шесть копий снимков.
Фото 1. Эта старушка — моя прабабушка Екатерина Ивановна Менделеева в замужестве Капустина (1816–1901). Она сестра Д.И. Менделеева, мать двоих профессоров и писателя.
Фото 2. Яков Семенович Капустин (? — умер в 1859), он был выдвинут на гос. службу в Сибири самим М. Сперанским. Работал в Тобольске и Омске.
Фото 3. Капустин Михаил Яковлевич (1847–1920), профессор гигиены Казанского университета. Он племянник Д.И. Менделеева, соратник Сеченова, Мечникова, акад. Кондакова и пр.
Фото 4. Феозва Никитична Лещёва (1828–1905), приемная дочь сказочника П.П. Ершова («Конёк-Горбунок»), первая жена Д.И. Менделеева.
Фото 5. Анна Ивановна Попова-Менделеева (1860–1942), художник, вторая жена Д.И. Менделеева.
Фото 6. Фотография 1932 или 1934 года, село Покровское, расположенное в двух верстах от Боблово. Стоят слева направо: Иван Дмитриевич Менделеев (1883–1936), профессор, физик, философ, сын Д.И. Менделеева; Мария Федоровна Купустина-Буянова (1899–1972), дочь Ф.Я. Капустина и Августы Степановны Поповой; Младенцев Михаил Николаевич (1872–1941) профессор, химик, последний секретарь Д.И. Менделеева; профессор физик Федор Яковлевич Капустин (1856–1936), племянник Д.И. Менделеева. Рядом сидит его жена Августа Степановна Попова-Купустина (1863–1941), она художник-академист, сестра изобретателя радио А С. Попова, и их внуки. Перечисленные из семейных альбомов шесть снимков ранее нигде не публиковались, кроме портрета Анны Ивановны Менделеевой.
Кстати, на фото 6 стоит девочка — это Татьяна Львовна Буянова, 1921 года рождения. Она инженер-механик, ныне пенсионер, это фото от неё. С нею следует Вам связаться. Её адрес: […]. У неё могут быть фотографии, унаследованные ещё от деда Ф.Я. Капустина.
Далее высылаю Вам серию моих чёрно-белых фотографий в количестве 25 шт. Это реконструкция всех строений в Боблове, созданная мною за минувшие годы. Они воссозданы предельно документально. Кроме зданий показаны исторические места на холме. Снимки ещё не опубликованы.
Тов. Копылов, прошу Вас по получении письма откликнуться, не теряйтесь, пишите. Пока у меня ещё работает голова. Простите за возможные ошибки. Я их уже «не вижу».
С уважением Ваш Максимов

* * *
21 июня 1986, Тюмень
Глубокоуважаемый Арсений Владимирович, здравствуйте!
Сердечно благодарю Вас за очень интересное письмо и многочисленные приложения к нему. Новых для меня сведений оказалось в нем так много, что для их обдумывания понадобилось значительное время: этим и объясняется некоторая задержка с ответом. Кроме того, в последнее время был занят передачей своих ректорских дел: освободился от них, наконец, после 18-летнего пребывания в ректорате.
Весьма огорчительно, что имеющиеся у Вас богатейшие материалы, в том числе и рукопись не опубликованы. У нас в институте создан музей Истории науки и техники Зауралья, где один из залов отдан Д.И. Менделееву — нашему великому земляку. Если у Вас будет желание поделиться с нами чем-либо, включая рукописные экземпляры Ваших двух книг, мы были бы Вам очень признательны. Согласны и на их перепечатку, если будет Ваше разрешение. На мой взгляд — это один из способов заставить рукопись работать на людей, особенно молодежь.
Меня также глубоко заинтересовала связь с Д.И. Менделеевым другого нашего великого земляка-зауральца, изобретателя радио А.С. Попова. Если будет возможность рассказать что-то дополнительное (публикации, воспоминания и др.), прошу сообщить нам. У сибирского писателя Л.И. Иванова из Омска, много рассказывающего о деревне, я как-то читал его записки о даче А.С. Попова в Подмосковье.
При возможности пришлите, пожалуйста, фото акварели И. Репина «Подъем на воздушном шаре». Мы знали о ней и делали запрос в Пенаты. Нам сообщили, что оригинал находится в США у того самого Хаммера, который недавно был в Москве. К сожалению, Третьяковка на нашу просьбу (даже две!) ответить не соизволила… Надеемся на Вас.
Благодарю Вас за адрес В. Старикова. Недавно в Свердловске в Средне-Уральском книжном издательстве вышла его книга «Менделеев». Книга неплохая, но, к сожалению, в ней много ошибок при описании сибирских частностей. К сожалению, автор не обладает доскональным знанием сибирских особенностей. Много и спорных изложений. Кстати, в Свердловске недавно же вышла книга о Татищеве (сам еще пока не смог достать). О Татищеве же пишет и журнал «Урал», 1986, № 4.
Арсений Владимирович! О Вашей рукописи по истории Боблово: мне подумалось, а не обратиться ли с ней в редакцию журнала «Урал» в Свердловске? В свое время, в 1977 году, мне таким же образом удалось помочь Л.А. Грабовской — вдове одного из пионеров советского телевидения 1920-х годов — и опубликовать в «Урале» воспоминания о своем муже Б.П. Грабовском, он также, как и Менделеев, родился в Тобольске.
А Ваши рисунки и акварели просто великолепны! Спасибо большое, пишите, жду. Ваш В.Е. Копылов

* * *
28 июля 1986 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович, здравствуйте!
Наконец получил Ваше ответное письмо, а я уж начал волноваться, правда, думалось, что Вы возлежите на южных пляжах. Но теперь Ваше доброе письмо меня просто обрадовало. Спасибо за его тон!
Оказалось, я и сам несколько задержался с ответом. Была у нас тяжелая декада: дочери делали операцию, правда ей уже 50, да и сама медик, а все же волновались. Теперь при благополучном исходе только радуемся. Виктор Ефимович, меня очень заинтересовали Ваши мысли о том, что можно бы издать в Свердловске «Историю Боблова». Прошу Вас, если возможно, прозондируйте почву как в областном издательстве, так и в редакции «Урала». Рукопись рассказывает о жизни Д.И. Менделеева в Боблове, начиная с его покупки и далее скользит по всей его многогранной жизни и деятельности. Говорится о сельскохозяйственных опытах и научных трудах, проводимых в своем имении, а также описывается история самого селения. Материал интересный, но так как я не писатель, то его надо отредактировать: сам я не вижу своих ошибок в изложении материала, а переживаю только фабулу.
Вот здесь у меня и каверзная мысль: возьмитесь за редактуру материала и издайте за двумя равнозначными авторскими подписями. Объем рукописи 170 страниц, отпечатанных на машинке через интервал. Думается, что Вы согласитесь на это джентльменское предложение. Откровенно говоря, я уже не так-то здрав, чтобы пробивать дела, ведь полвека сижу за чертёжной доской и до сей поры ее не бросаю. Окончив Боблово, принялся за Пушкин, где реставрируются постройки моего отца-архитектора.
Обрадовала меня Ваша весть о том, что вышла книга о Татищеве. Прошу Вас приобрести экземпляр для меня. Вы помните, что недалеко от менделеевского Боболова, в Солнечногорском районе Московской области, в деревне Болдино было имение Татищева, где он и похоронен. Могила, к удивлению, хорошо сохранилась. Вот и думаю сейчас создать единый комплекс: Менделеев, Татищев, Капустины, Бекетов, Блок. Красивейшая холмистая возвышенность Подмосковья, которую Д.И. Менделеев называл так: «Она, как моя родная Сибирь», в истории этого благодатного места носит название «Лутосненский стан».
Далее Вы, Виктор Ефимович, спрашиваете об А.С. Попове и о его даче в Подмосковье. Таковой в природе не было. Его дача была под Питером. Но была маленькая усадьба — дача в 7 км от города Клина в местечке Бабайки. Она принадлежала племяннику Д.И. Менделеева профессору гигиены Михаилу Яковлевичу Капустину. Вот там Александр Степанович как гость часто бывал. Из Бабаек А.С. Попов при эксперименте «на расстояние» и посылал в эфир радиоволны, а принимал их в Боблове сам Д.И. Менделеев. А на Сторожевом дубе была устроена антенна. Мой рисунок дуба у Вас имеется. Об этом событии мне еще в 1920–1921 годах рассказывал профессор физики Иван Дмитриевич Менделеев, сын учёного. Он сам и крепил эту антенну, которая стояла до тех дней, пока дуб не сожгли в 1924 году. Брат Михаила Яковлевича Капустина Федор Яковлевич был женат на сестре А.С. Попова Августе Степановне. Она художник-академист. Федор Яковлевич долгие годы вел кафедру в Томском университете и только в 1909 году переехал в Европу, купив в селе Покровском малую усадьбу, в двух километрах от Боблова. Вот там я и встречал всю семью истых сибиряков в 1920–1925 годах. Прошу, пишите, а быть может, и приедете ко мне сами? Встреча ей-ей была бы очень интересной и нужной для обеих сторон.
С уважением Ваш Максимов

* * *
20 августа 1986 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович!
Искренне благодарим Вас за Татищева, а также простите великодушно за принесенное Вам беспокойство по предложению об издательстве. Вся Москва предельно загружена до 1990-х годов. А историческая тема сейчас «не в моде», рукописи лежат по десятку лет и откладываются. Так что путь один — машинка. Размножить материал и раздать его по родственникам. «Авось» к 200-летию со дня рождения Д.И. Менделеева общество станет интеллигентнее. Радует одно, материал написан то есть создан, причем из первоисточников, а не переписан из ряда авторских книжек. Вы спрашиваете о даче А.С. Попова в Подмосковье. Попов практически в Подмосковье на жил. Его тянуло сюда только потому, что Д.И. Менделеев, по сестре — родственник, создал под Клином для себя уютный и собственный уголок Боблово.
А жил он только на даче в Бабайках, которые принадлежали племяннику Д.И. Менделеева Капустину, с которым и дружил Попов. Тем более что Михаил Яковлевич не каждое и не полное подчас лето жил в Бабайках, и дача пустовала. Посему в последние годы XIX столетия, когда Менделеев бывал в Боблове, и тянуло Попова к Клину. Поэтому и «эксперимент на расстояние» был намечен в бобловских местах. Ведь Бабайки находились в семи километрах от Клина, а Боблово в двадцати, то есть по дороге. Дмитрий Иванович любил Бабайки и отдыхал в них от невыносимой тряски в «Чугунке», а потом по большаку в Боблово. Увы, дом в Бабайках в наши годы кощунственно разрушается. Остался один только фундамент и часть этажа. А в этом доме кто только из ученых не был: Сеченов, Мечников, Блок, Менделеев, Смирнов.
Виктор Ефимович, наша Кострома хотя и настоящая глубинка, а все же имеется хорошая связь с Сибирью. Через нас идет хабаровский поезд. Правда, я не ручаюсь, проходит ли он через Тюмень или только Свердловск. Это на всякий случай, а телефон у нас […].
Последнее время я вынужденно трудился над весьма плачевной темой. О похищении фашистами Янтарной комнаты. Еще в 1945 году я был в Кенигсберге в комиссии по ее розыску. Долго это длилось и безуспешно. А теперь возобновилась эта тема, как по телевизору, так и в прессе. Немцы, зализав раны поражения и зная, что мы продолжаем ее искать, систематически, из года в год, подсовывали все новые и новые версии, отвлекая нас от истинных мест. Я разозлился и написал свою версию, которая основана на определенных фактах. Написал, а теперь сижу и думаю, куда, по какому адресу направить очерк. Только бы избежать «сплетников», простите — журналистов и корреспондентов, ибо материал не для прессы… пока. Вот и опять сижу у моря, а скучать или просто книжки читать не приучен с молодости. Шлёпаю по буквам машинки, а читать стану — буквы шиворот-навыворот. Явно склероз одолевает. Пью курантил — помогает, но…
Вот так и живем. Будьте здоровы, прошу — пишите.
С глубоким уважением Максимов

* * *
Декабрь 1986, Кострома
Дорогой Виктор Ефимович, поздравляем Вас с новым, 1987 годом и желаем прежде всего здоровья. Порвалась что-то у нас с Вами переписка. Я долго ждал Вашего приезда, телефона, так и прошло время. Помню, что я обещал Вам прислать фото Д.И. Менделеева на воздушном шаре Репина, но не знаю, быть может, Вы уже его приобрели или нет? Выслать? Напишите. Мы по-прежнему вдалеке от многих событий, по-стариковски, но продолжаем работать над Бобловом.
С уважением Максимов

* * *
7 марта 1987 г., Кострома
Здравствуйте, дорогой наш Виктор Ефимович!
Сегодня 6 марта мы неожиданно получили Вашу книжку! Благодарим! Естественно, начали чтение с ценнейших фотографий, которые нас привели в восторг: какие там стариннейшие снимки! А вот живописнейшая горка Аремзянки просто вдохновила меня на подвиг. Хочется выполнить как этюд с натуры, думается — гуашь. Только вот не могу понять, что с правой стороны? Старый мост через овражек или…? Не пойму.
В текст мы еще мало заглядывали, но вот попалось место, где Вы критикуете книгу «Летопись жизни Д.И. Менделеева» Р.Б. Добротина, Л.С. Керовой и Н.Г. Карпило. Вот и я тоже наткнулся на то же: грубое незнание Боблова, см., например, страницу 96. Написано «Старый дом в Боблово». На самом деле это кухонный флигель при старом доме. На с. 523: «Старый дом после перестройки». Д.И. Менделеев его не перестраивал, а только ремонтировал. Да и фотография эта помещена как зеркальное отражение. Так что смотрите на нее в зеркало. И т. д. Теперь квартира Д.И. Менделеева в Ленинграде весьма холодна ко мне, надо полагать, из-за критики, и материалы присылают за подписью только своих подчиненных…
А Вам спасибо за эту информацию! Пока не забыл, мы обрели год рождения Якова Семеновича Капустина, которую не знало даже наше старшее поколение: 1796–1859.
Весь февраль для меня был очень нервный, так как мне прислали на экспертизу экспозиционный план по новому музею в Боблово. Творил его некий Котов из Московского облмузея. Это молодой м.н.с., который сварганил структуру будущего музея «с маху». Он умный, ему все можно, и не глядя даже на потолок «творил». Здесь наше с женою зло часто переходило в юмор. То было во сто крат крепче наших с Вами цитат из «Летописи». Только вчера отправил материал в адрес Минкультуры. Страсть интересно, что они и как отреагируют. В Боболово сейчас достраивают кирпичный особнячок, который ранее принадлежал другу Д.И. Менделеева со студенческих лет, который был женат на племяннице Менделеева. Это генерал-полковник А.К. Смирнов, или мой дед по матери. В этом доме тоже умудрились напортачить. При ремонте в зале, при Менделееве как комната для гостей, сломали перегородку, установили котельную. А ведь здесь ранее останавливались Тимирязев, Репин, Куинджи, А.С. Попов — радиоизобретатель, Младенцев и другие ученые. Разве нельзя было воспользоваться кирпичным сараем, который мог быть котельной?
Надеемся, к осени музей будет открыт. Кстати, мои сестры, живущие в Москве, преподнесли елочную игрушку, изготовленную на Аремзянском заводе. Это стеклянный шар зеленого цвета, весом примерно 500 граммов и диаметром 12 сантиметров. Его вывезла из Тобольска Екатерина Ивановна, в замужестве Капустина. После он так и застрял у нее в Омске-Томске и, наконец, оказался в Боблове. Когда разоряли Боблово, его сохранило уже мое поколение. Вот и вернулся шар Марии Дмитриевны в Боблово. В руках Д.И. Менделеева он явно бывал только в Аремзянке и в Тобольске. Жаль, конечно, что мне за семьдесят, если бы хотя бы 10 лет назад, было бы легче… Я, кажется, опять заболтался, сидя на своём «коньке Боблова».
И опять хочется остановиться на Ваших уникальнейших фотографиях, как они тесно связаны с эпохой Д.И. Менделеева, а под конец и моего Боблово! Ещё раз благодарим Вас за книгу. Где-то в далеком детстве, я помню, мне показывали фотографию старого дома Менделеевых в Тобольске. Помню многооконный, деревянный одноэтажный, приземистый дом за забором. Но откуда все это — не мог найти…
Посылаю Вам фото подъема на шаре, чтобы бумага не измялась, даю подклейку, толстую фанеру. А высланная доска суть подкалендарник, только без крепления. Рисунок на ней с рекой и парусником — это импровизация. Было у меня такое увлечение — электровыжигание. Там же мои слова, выжженные для Вас: «Виктору Ефимовичу на добрую память от автора, Кострома (тираж — 1 экземпляр)». Не понравится — отправьте под откос.
Будьте здоровы, прошу — пишите, не отрывайтесь. Ваш Максимов

* * *
14 апреля 1987 г., Кострома
Уважаемый Виктор Ефимович, здравствуйте!
Прежде всего поздравляю Вас с весенними праздниками Первого мая и Днем Победы. На днях получил Ваше письмо, но малость задержался, простите. Торопился скорее закончить проект «Нового дома» Д.И. Менделеева в Боболове, который ученый спроектировал и строил, как хотел, для себя. Прислали мне фото из Ленинграда с его эскизов, но, изучив их, оказалось, что это все только эскизы, а не то, что выполнено в натуре. Пришлось взять за основу только габариты в аршинах. Сотворил проект, а вот теперь пугаюсь, вдруг наврал, что-то не так, тогда грош цена всей работе…
Приехал ко мне из Москвы один доцент, кандидат химических наук А.Г. Дубинин из технологического института им. Д.И. Менделеева. Милый человек, хороший собеседник. Посмотрел на проект и с «химической» точки зрения дал свои оценки: «Большая работа». И все. Но кто скажет — что так, что не так? Между тем Москва знала, что я работаю на эту тему, причем на общественных началах. И вдруг узнаю, что В.Х.О. имени Д.И. Менделеева заказали в свой подшефный институт «Хлорпроект» то же, что делаю и я. «Создали» за 10000 рублей. Вот так они и работают. Видно, и здесь рука руку… В то же время известно, что этот «Хлорпроект» уже изуродовал один дом в Боблово. За это и дали ему второй… Теперь и душа не лежит ни к чему.
Своего же фото пока нет. Все приклеено и наклеено по годам. А вот портрет в орденах и медалях слишком напыщенно, не к лицу. Вот и пока воздерживаюсь. А вообще настрой — дрянь. Все идет из-под палки, никому ничего не надо. Пропитались мы ленью и безразличием настолько, что без указки сверху и мыслить не умеем. Попробуй чиновников тронуть с привычной дорожки с их наглостью и высокомерием.
Видно, и мне пора «восвояси», лежать, глядя в потолок, и помнить, что делалось 70 лет назад, то самое, что сегодня забывается. Вот так-то. Будьте здоровы и не впадайте в хандру, как я. Спасибо за всё, ваш Максимов

* * *
Октябрь 1987 г., Кострома
Здравствуйте, дорогой Виктор Ефимович!
Поздравляю Вас с 70-годовщиной Октябрьской революции и желаю здравия и творческих свершений на общее благо. Мы по-прежнему в силах, не только прохлаждаемся, но и продолжаем работать над своим Бобловом. По Вашей фотографии выполнил Аремзянку, вышло, говорят, хорошо. Сейчас начал вторую большую серию в 30 этюдов по Менделеевским местам. Это тоже для Боблова. Пишите, не отрывайтесь. Ваш Максимов

* * *
17 декабря 1987 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович, поздравляю Вас с наступающим 1988 годом и желаю Вам всех человеческих благ! Я преступил рубрики этики и без Вашего высочайшего разрешения врезал острой иглой в серое сукно домашней скатерти Вашу бюрократическую подпись, сняв для сего копию с Вашей подписи. Поясняю: в годы жизни Д.И. Менделеева было принято ставить гостям подписи на скатерти в крупном масштабе, а потом их вышивали. Вот и мы с супругой, сидя в костромской глубинке, ещё в 1984 году начали, а вернее, воскресили эту, быть может, бесполезную традицию. За эту идею взялись многие, помогая нам, как бездельным пенсионерам, в автографах. Стали поступать письма от родственников Д.И. Менделеева, а также ученых, которые проявляли активную деятельность в юбилее 1984 года — 150 лет со дня рождения Д.И. Менделеева. Всего на сей 1987 год вшито автографов: родственников 30, ученых 25, в том числе три академика, доктора наук, кандидаты. Заканчивая сей мудрый труд, мы и ввели Вас, как единственного представителя Сибири, автора книги «Менделеев и Зауралье», в благодарность и в память за работу, которую Вы делаете. Вот в сем и каюсь, коли согрешил, то кладу голову на плаху.
Есть слух, что к нам должен скоро приехать директор Бобловского музея Юрий Петрович Большаков. Вот мы и поспешили к его приезду кое-что сотворить, то есть закончить скатерть и создать ряд этюдов из тех мест по Боблову, которые ещё мною не были освещены в основной серии и которые теперь находятся и у Вас. В том числе домик — художественная мастерская, сарай — театр, Тобольский кремль и, с Вашей помощью, Аремзянка, которая до сей поры лежит у нас на шкафу, ибо вот уже год, как Большаков только собирается приехать. Сами знаете, как наденешь хомут директора или ректора, то одни только хозяйственные заботы съедают всё время, а в условиях Боблова — это вода, дрова, уголь, дорога, мост через Лутосню, благоустройство и т. п.
Говорят, что 30 ноября в Боблово состоялось открытие фотовыставки в двух залах. Показывали только фотографии с моих видов Боблова, но при этом даже не соизволили написать размеры фото и указать: цветные они или черно-белые. Открыли два зала, а какие залы? Откуда вход? Вот и сижу в таком неведении в своей берлоге и сосу лапу. Высасываю из неё новые идеи. На открытие собралась вся Москва, а всего 60 человек — кому положено. Прошло отвратительно и натянуто, для очередного «крыжика» в Министерстве культуры, и всё. Я даже рад, что не присутствовал, ибо всё делается не так, как надо было… Как теперь смотреть на искажение истории этими людьми с их статейками в журналах и газетах, в которых всё, как бы нарочно, перевирается, искажается со ссылками на себе подобные авторитеты.
Руководят и курируют всеми этими мероприятиями люди без ревностного огонька. Как хотите, но это, к сожалению, так. Посему и в Боблово нет охоты ехать. Мою рукопись «История Боблова», объемом 170 страниц, зажали в ВХО в лице президента В.Ф. Ростунова. Вот уже год, как он её не возвращает, мол, не прочитал. Такая же 4-летняя волокита сопровождает рукопись «Боблово» объемом 475 страниц, подготовленную мою и корреспондентом «Огонька» В. Потресовым, которого я нанял для проталкивания дела. Вот так-то!.. Отсюда и настрой и думы: чем бы занять себя на 76 году жизни, чтобы вообще забыть Боблово. Простите за минорный тон, но что поделаешь.
Будьте здоровы. Ваш Максимов

* * *
13 января 1988 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович!
10 января получил Ваше письмо, которого страсть боялся, ибо оно могло быть грозно-негодующим, за острую иглу. Но, кажется, обошлось… В тот же день нами было получено торжественное приглашение на открытие 7 февраля второй очереди выставки в Боблове. Дата приурочена ко дню рождения Д.И. Менделеева. Но, конечно, мы не поедем на торжество, чтобы не быть экспонатами. А вот летом инкогнито хотелось бы побывать в родных местах.
Ваше предложение на тему «Чем занять себя» на первых порах я встретил с юмором из-за дальности Костромы от Тюмени. Но, поразмыслив, пришла идея, что я мог бы Вам выполнить серию этюдов, отражающих былое Боблово эпохи Менделеева. То есть создать авторский повтор, который год назад я прислал Вам в фотокопии. Только он будет дополнен пятью новыми вещами. А подлинники уже давно в Боблове. Напомню, оригиналы размером 48 на 36 сантиметров выполняются в красках: акварель-гуашь. Всего могу выполнить серию в двадцать видов Боблова. В нее вносится и Аремзянка по Вашей фотографии.
Естественно, сей труд многодельный и долгий, может занять месяцев шесть. Также естественно, что Вы, покупая кота в мешке, можете усомниться в «качестве». Посему даю выписку из письма директора бобловского музея тов. Большакова, который в восторженных тонах пишет нам по возвращении из Костромы, а также научных работников и оценочной комиссии Нижегородского музея. Они признали «интересную необычную технику работ, цветовое решение, достоверность в передаче исторических мест. Эти работы украсят не только Боблово, но и любую выставку». Так принял музейный совет эти работы. Восторгов и положительных отзывов было много. Особенно им понравились легкие воздушные краски.
Вся серия должна смотреться в залах только под стеклом, в скромных рамках все одного размера. Рамки могут быть деревянными или металлическими. Этюды наклеиваются только верхней кромкой на паспарту из обычного, коричневого картона, только не белого тона. Подвешивать рамки желательно шнурами к трубе, которая должна проходить под потолком по всему периметру зала. К ней и крепится все: картины, этюды, занавеси, фотографии. Но я, естественно, даю Вам только сами этюды, без рам и стекол. Если согласны с идеей, поторопитесь, так как предстоит достаточно затяжная подготовка к работе.
Виктор Ефимович, Вы просите адреса людей, автографы которых вшиты в скатерть. Для сего дела вот адрес единый — это вездесущий, неутомимый, молодой и живой, с огромной бородой холостяка, который у нас в Костроме бывал дважды. Он и поставлял нам автографы. Это Александр Григорьевич Дубинин. Он кандидат хим. наук, доцент, электрохимик, ведет в Москве в технологическом институте кафедру «Процессов и аппаратов». На общественных началах он участвует в работе В.Х.О. им. Д.И. Менделеева. Знаком там со всеми и всех знает. Саше Дубинину можно спокойно писать и звонить по телефону.
Далее Вы спрашиваете, послать ли в Боболово что-либо из Вашей коллекции. Мне думается, что все экспонаты надо подразделить на два разряда: уникальные ценные и вещи, которые могут быть легко продублированы путем фотографирования. Эти копии можно послать. Такое разделение даю потому, что музей в Боблово еще не музей. Само здание, хотя стены и кирпичные, но все его перекрытия деревянные, так что я лично опасаюсь за сохранность дома. Но вот когда выстроят «Новый дом», который проектировал и строил сам Д.И. Менделеев, возведут его из небытия, предусмотрят там все, что положено музею, тогда — стоит. От Клина до Боблово 20 километров, но в музее даже телефона пока нет. Да что там, Бобловский музей мои этюды у себя не хранит, а держит их в областном музее в Истре. А он, как известно, поселился в Никоновском мужском монастыре.
Мои сестры отдали Боблову уникальную игрушку — елочный шар. Это зеленый стеклянный шар размером примерно 12 сантиметров, он выполнен на Аремзянском заводе, его помнит с детства мать Дмитрия Ивановича М.Д. Корнильева-Менделеева (1793–1851). Шар всегда торжественно передавался из поколения в поколение. Так вот, очень бы хотелось бы написать какую-то историю фабрики. Затем около шарика положить остатки стекольных сплавов, обыграть его той далекой историей. Не могли ли бы Вы прислать в Боблово такие экспонаты? Я же об Аремзянке ничего не знаю. Кстати, вес шарика около килограмма, толщина стекла примерно 8-10 миллиметров. Откровенно говоря, я сам боюсь за шар, который теперь находится в чужих руках… Прошу, напишите о сей затее в Боблово. Это будет хорошее напоминание о ценности вещи.
Теперь хочу дать Вам список этюдов, которые собираюсь создать для Тюмени.
— Мост через Лутосню, вдали виден холм Боблово.
— «Старый дом», который купил Д.И. Менделеев в 1865 г.
— «Старый дом» со стороны кухонного флигеля, зимний вид.
— Сарай-театр.
— Опытное поле.
— Край парка, место встреч А. Блока с Любой Менделеевой.
— Дом в Стрелице, построенный Д.И. Менделеевым для своей сестры.
— Въезд в Стрелицу.
— Дом Смирновых, в котором сейчас выставка-музей.
— Дом Смирновых со стороны двора.
— «Новый дом», он будет строиться заново.
— Дуб сторожевой, на нём стояла радиоантенна при опытах Попова и Менделеева.
— Грот у источника.
— Баня и художественная мастерская Анны Ивановны.
— Новый дом. Вид с юга.
— Шахматово, дом Блока.
— Пешеходный мостик по дороге к Шахматово.
— Село Покровское, где жил племянник Д.И. Менделеева Федор Яковлевич Капустин, профессор физики.
— Бабайки, дом профессора М.Я. Капустина (по Д.И. Менделееву: «мой путевой дворец»).
— Аремзянка, холм с церковью.
Вот так-то живу вечными и бесплодными ожиданиями чего-то, а посему дни идут крайне медленно. Будьте здоровы, Ваш Максимов

* * *
18 февраля 1988 г., Кострома
Уважаемый Виктор Ефимович, здравствуйте!
Еще 13 января 1988 года в адрес Вашей квартиры я отправил ответное письмо, написанное 30.12.87 г. В нём шла речь на тему «чем занять себя». Послал на квартиру, ибо знаю, что в абонементный ящик Вы не каждый день бегаете. Меня заинтересовало Ваше предложение, посему и хотел поторопиться. Однако до сей поры Вы мне не ответили. Долго ждал и решил все же начать работу, но не в полном объеме, а в сокращенной форме, то есть, дать 10 видов Боболова с его основными характерными чертами. Прошу откликнуться на мое подробное послание.
Сегодня 17 февраля, а вот 7 должно было состояться «второе» открытие музея-выставки в Боблове. Но как сие совершилось — не ведаю, ибо нынешние молодые специалисты и директор не считают нужным ответить на ряд моих вопросов по открытию музея. Естественно, они не пенсионеры, а посему дел сотни, но все же… Я для Боблово дал все и максимум, вплоть до «Истории Боблова», отпечатанной на 170 стр. Всё берут и кладут под подушку. То же и с проектами на Старый и Новый дом.
Но ничего, посмотрим, что будет далее. Лишь бы не завирались. Вот так-то. Жду отклика! Ваш Максимов

* * *
22 февраля 1988 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович, здравствуйте!
Как-то Вы оправляетесь от гриппа? Вы знаете, мы оберегаемся чесноком, берем его, мелко крошим на розетку и возим ее по столам, где больше народа. Плюс к тому, глубоко вдыхая, нюхаем! Это реально помогает. Последнее полезно и после гриппозного периода.
Ваше долгое молчание отозвалось во мне тем, что решил начать работу в сокращенном объеме, то есть делаю десять видов селения, как наиболее характерные образы бывшего Боблова. В них вошли:
1. Мост через Лутосню, где на горизонте виден Бобловский холм.
2. Старый дом в двух видах.
3. Дом «Стрелица», выстроенный Д.И. Менделеевым для сестры Марии Ивановны.
4. Дом Смирновых, где сейчас воссоздается музей.
5. Новый дом, выстроенный по проекту ученого, в двух видах.
6. Центральное опытное поле.
7. Край парка с далями и со скамьей А. Блока и Л. Менделеевой.
8. Баня и художественная мастерская А.И. Менделеевой.
9. Аремзянка по Вашей фотографии.
Думаю, что для начала Вас это устроит, а там видно будет. Что касается оплаты, то следует пойти по стопам Московского облмузея. История была такова. Когда приехал к нам в Кострому директор Бобловского музея Большаков, разговор об оплате был открыт, неясен, так как я не хотел зарабатывать на своем музее, ибо все им делал за так. Однако для Москвы я был согласен на некоторую оплату за труд, конечно, не по хуфондовским расценкам. При докладе Большакова ученому совету облмузея было решено оплатить мой труд по 40 рублей за этюд. Тогда Большаков прислал мне подробности, что и как всё делать. Он прислал нам в Кострому бланк счета, который мы заполнили со всеми описаниями перечня работ и паспортных данных. Далее мы завели сберкнижку и указали все координаты сберкассы с ее номерами счетов в Госбанке.
После этой процедуры нам вскоре были перечислены деньги. Вот и все. По этому принципу, думается, и Вам можно будет поступить. Однако, следует проконсультироваться с вашей бухгалтерией института. Быть может, у них будут другие порядки. Когда же у Вас все выяснится, прошу написать подробно, как и что оформлять.
В.Е., Вы спрашиваете о нумизматических увлечениях Д.И. Менделеева. Мне кажется, что он увлекался не сбором монет, в современном понимании коллекционирования, а, скорее, вследствие «сувенирного» пристрастия к эффектнейшей миниатюре. Видимо, ученый всегда привозил из-за границы не только разные приборы и домашние вещи, но и юбилейные монеты. Монеты «доплывали» до Боблово.
Что касается А.Н. Адовой, то здесь, возможно, у меня в генеалогической схеме есть белые пятна, ибо взял я материал по схеме Лебедева. По схеме читаю: дочь И.И. Менделеева вышла замуж за Николая Зубова. У них было четверо детей, из них Мария вышла за Семена Адова. В результате этого брака и появилась Алла Семеновна, а не А.Н., как указано в Вашем письме. Вот, эта Алла вышла замуж за известного В.Р. Менжинского из О.Г.П.У Сам Д.И. Менделеев не любил своего старшего брата Ивана, посему и мы все бобловчане с родней И.И. Менделеева не контачили.
Однако у нас с моей сестрой Еленой Владимировной, которой на текущий год будет 80 лет, был такой эпизод. В 1920-25 годах жили мы в Сарпове, что в двух-трех верстах от Боблово. Сестра моя была крестницей Ивана Дмитриевича Менделеева, который дружил с моими родителями. Примерно в 1922 году «Митрич» подарил сестре монеты из коллекции отца. Всего было 40–50 штук, помню, они были большого размера, все серебряные, рельефные, красивые. В свою очередь, мы, дети тех далеких дней, часто бегали к И.Д. Менделееву за книжками. Начитавшись приключений о кладах, мы решили создать свой клад из этих монет и закопали их под корнями огромной липы на аллее, граничащей со старым парком в Сарпове. Монеты, помню, уложили в глиняный горшок, а закрыли его поддонной крышкой.
В 1925 году родители вывезли нас в Подмосковье. Я уехал, помню, раньше, а сестра второпях начала рыть землю, желая найти монеты, да забыла, под каким из деревьев он зарыт. Так и лежит там наш клад до сего дня…
Это местечко сейчас занято воинской частью, так что мы уже туда не попадем. В 1965 году летом, в год столетия со дня покупки Д.И. Менделеевым Боблова, мы с сестрою, вооруженные этюдниками и рюкзаками за плечами, посетили Боблово. Но в Сарпово не рискнули стучаться. А теперь, в наши дни, сколь мы туда не ездили, все было мало времени. Очень хочется познакомиться с командованием. Нарисовать по воспоминаниям детства и просить, если они что-то найдут, передать клад в дар музею Боблова. Но, увы, пока это только мечты…
Вот мой сказ, дорогой Виктор Ефимович. Я же сейчас продолжаю работать в поте лица. И жду Вашего послания. Ведь создана уже почти половина первой очереди.
Простите за тяжелый слог письма — склероз мучает. Будьте здоровы, помните о чесноке.
С уважением Максимов

* * *
5 мая 1988 г., Кострома
Дорогой Виктор Ефимович, мне легче сидеть за доской и рисовать, нежели думать, как правильно оформить документы. Но, надеюсь, что мало наврал. Подобрал нормы расценок по образу и подобию оформительских работ. Посылаю вместе со всеми документами пояснительный текст к этим этюдам, и письмо на имя ректора института.
В расценках обусловлен размер произведения 60 на 40 сантиметров. Однако я работал исходя из композиции, а не по формам. Ежели ректору покажется «недовыполнение» по квадратным дециметрам, то предлагаю одиннадцатый этюд — дом Саши Блока. Такого его изображения нет даже в музее Блока в Солнечногорске под Клином. Хочется напомнить, что все этюды необходимо экспонировать под стеклом. Они будут сохраннее и эффектнее смотреться.
При высылке почтой прошу, не пишите слово «зарплата», что остро карается по закону. Почта шутит, думая, что пенсионер где-то работает. Мы не поняли — чем Вам помог «Огонек»?! Боимся, что Ваш ректор признал меня за самозванца, который хочет заработать. Посему посылаю областную газету, где прозвучала статья из журнала «Огонек» В. Потресова в юбилейные дни Д.И. Менделеева. В ней отражена моя биография. Потресов от «Огонька» курирует по Боблову. Его статьи можно читать трижды: в номере 38 за 1983 год; в № 6 за 1984 и в № 11 за 1988-й, за что я его уже не раз ругал.
Упаковали этюды в фанерную упаковку, надеюсь, дойдет она благополучно. Номера этюдов смотрите на их обороте и на паспарту. Прошу по получении написать отзыв на всё.
Ваш Максимов

* * *
3 июля 1988 г., Кострома
Уважаемый Виктор Ефимович!
Мы отправили свое детище, над которым работали полных пять месяцев, или всю зиму. Были спокойны и удовлетворены содеянным, а получив извещение о посылке, прибывшей к Вам, успокоились.
Мы выслали Вам 12 планшетов, к ним пояснительный текст, мое письмо на трех листах, газетную статью корреспондента «Огонька» Потресова об авторе, схему работы в Боблове Д.И. Менделеева в течение суток и, наконец, необходимые документы и данные для оформления договора. Надеюсь, Вы более не будете таким долгожданным с уважением Максимов.

* * *
15 апреля 1989 г., Кострома
Виктор Ефимович, здравствуйте!
Прошу не удивляться, что я молчал. До середины августа, как увезла меня «скорая», с той поры, только-только 1 марта приехал домой. И то месяц лежал, как полуживой и отравленный уколами и таблетками, а хуже всего переносил капельницы, от них новые были осложнения, которые у медиков в моде. За это время четырежды менялись хирурги-урологи и терапевты.
Сегодня, 15 апреля, гулял 30 минут. Это вторая прогулка. Но начал, кажется, оживать. Было вот что: камни в желчном пузыре, которые удалили. Операция прошла блестяще. Но подготовка к ней тянулась почти полгода. Называлось «обследование». По три раза в день брали всякие анализы, то натощак, то после еды. Но больше всего измучилась, конечно, жена. А за последнюю неделю появился зуд в теле от плеча до поясницы. Так не хочется опять предстать пред очами врачей. Сейчас пока просто нет сил и какая-то апатия ко всему. Интересно, что точнейший и правильный диагноз поставила наша участковая девица. А эти доктора смотрели, смотрели, высвечивали, просвечивали, совещались с умным видом. Все, конечно, в очках, колпаках и с бородами.
Приезжали к нам из ВХО им. Менделеева и директор Бобловского музея Большаков. Он увез лабораторный стол Д.И. Менделеева из «Старого дома», который прожил у меня с 1964 года. Вот так-то… Повторяю — я оживаю, но не ожил!
Искренне благодарю Вас за фото скульптуры. Жаль, что Ваш скульптор надел на Д.И. Менделеева китайскую шляпу. Он думал, что воспроизвел одежду Эдинбургского университета. Но ошибся в покрое. Советую снять со скульптуры шляпу. С наступающим Вас Первым Маем. Будьте здоровы, с уважением, Максимов.


Приложение 6
[Д.И. Менделеев. 1834–1907]. Некролог. — Scientific American. Sapplement.
№ 1627. New York, 1907. March. № 9. S. 15
(перевод на русский язык с английского)

Великий российский химик Дмитрий Иванович Менделеев умер в Санкт-Петербурге 2 февраля 1907 г. в возрасте 73 лет. Профессор Менделеев был высоко оценен в среде передовых химиков и ученых своего времени, его имя уважалось всюду в цивилизованном мире. Он был известен в Англии и уже в 1882 году вместе с Лотаром Мейером был награжден медалью Дэви Лондонского Королевского общества за исследования в области периодической классификации элементов. К этому мы вернемся позже. В 1892 г. он стал членом Королевского общества — отличие, которого не достигает ни один из рядовых деятелей, кроме тех, кто представляет передовой отряд ученых. В 1889 г. он прочитал Фарадеевскую лекцию перед Химическим обществом Лондона, а в 1905 отмечен Королевским обществом медалью Каплея. Таков краткий отчет признания его блестящих способностей, хотя он заслужил и отмечен много большим.
Менделеев был самым младшим из большой семьи и родился в феврале 1834 г. в Тобольске. Здесь он получил свое начальное образование, позже изучал естествознание в С.-Петербурге, где получил учёную степень в 1856 г. Преподавал в течение некоторого времени в Симферополе, Крыму и Одессе. В возрасте двадцати шести лет поехал в Гейдельберг, где проявил себя как химик-аналитик. Он, однако, был там недолго и возвратился в С.-Петербург, чтобы стать профессором химии в Технологическом институте. Спустя три года ему предложили профессорство в университете С.-Петербурга, ему тогда было всего тридцать лет.
Возможно, имя Менделеева в будущем будет лучше всего помниться из-за его изложения того, что называют периодическим законом элементов. Уже в 1869 году он сделал сообщение Российскому химическому обществу. Он указал, что химические элементы показывают периодичность свойств в зависимости от их атомных весов и формируют серию групп, которые обладают более или менее отличительными особенностями. Этот закон природы с научной точки зрения он систематически развивал и далее, и более успешно, чем кто-либо прежде. Другие исследователи также ранее отмечали периодичность, но множество имеющихся исключений не позволяли рассматривать её как закон природы. Только Менделеев имел смелость предположить, что атомные веса тех веществ, которые не соответствовали закону, были оценены неверно. Его предположения, как впоследствии удалось доказать, были правильны, и установленный им закон стал общепризнанным. Дополнительным результатом к исправлению определенных атомных весов было предсказание неоткрытых элементов. Он определенно указал на существование трех из них и нашел для них места в своей таблице. Он дал им временные названия эка-бора, эка-алюминия и эка-кремния. Кроме точного размещения в таблице он подробно изложил природные отличия, принадлежащие этим элементам. Это пророчество, сделанное в 1871 году, подтвердилось как нельзя лучше. Четыре года спустя один из недостающих элементов был обнаружен Лекок де Буаборданом, который назвал его галлием. Через пять лет Нильсон нашел другой — скандий, а в 1886 г. Клеменс Винклер обнаружил третий элемент и назвал его германием. Эти элементы не только соответствовали положению, назначенному для них Менделеевым в своей таблице, но и оказались обладателями именно тех свойств, которые им предписал первооткрыватель. Еще позже для таких редких газовых элементов, как аргон, гелий, неон, криптон, также нашлись в таблице соответствующие места.
Рассуждая по аналогии далее, Менделеев предположил, что, возможно, в природе существует инертный газ с меньшим атомным весом, чем у водорода. Такой газ можно идентифицировать как эфир. Учёный не мог теоретически подтвердить свою идею неуловимого и невесомого эфира, но предположил, что некоторые из наблюдаемых явлений были совместимы с существованием такого рода газа. Менделеев указал, что газ будет обладать проникающей особенностью через любое другое вещество.
Исследование периодического закона и различные приложения к нему не составили единственную сферу деятельности Д.И. Менделеева. Его область исследований была невероятно широка. Он интересовался низкими температурами, выполнил много исследований относительно поведения газов при переменном давлении и при нагревании. Он был автором многочисленных работ по химии, а также знаменитого учебника «Основ химии», 1870, и «Производство нефти в Америке и на Кавказе», 1877. Его внимание ни в коем случае не было полностью сосредоточено на теоретических исследованиях. Он был в постоянных заботах по практическому приложению итогов своих работ и по улучшению деятельности промышленности своей страны. Менделеев был также в течение некоторого времени занят экспериментированием с бездымным порохом для нужд российского правительства.
Инженер

Приложение 7
Письма в Тюмень Н.А. Смирнова, с.н.с. Государственного мемориального музея-заповедника Д.И. Менделеева и А.А. Блока в Боблово из Шахматово на имя Н.Л. Антуфьевой, моей помощницы в работе над книгой

Боблово, 6 ноября 2015 г.
Дорогая Надежда Леонидовна! Получил две Ваши тяжеленные бандероли-книги, огромное спасибо! Потрясён В.Е. Копыловым, не знал, что в Тюмени есть специалист такого масштаба. Столько тепла в его книгах и рассказов про реку моего детства — Ирбитку. Я и не знал, что такая она историческая, даже гимназия № 11 города Ирбита вошла в книгу! Первым учителем словесности в гимназии был мой прадед — внучатый племянник Д.И. Менделеева Александр Александрович Смирнов, его портрет висит на выставке в гимназии. Мой дядька Тресков учился в УПИ в параллельной группе с Ельциным. Тресков до 1990 г. был гл. инженером Ирбитского мотозавода, отец А.О. Смирнов в 1960-х был директором Ирбитского лесхоза после свердловского лесотехнического, возил меня в Тюмень на мотоцикле, купили пианино «Тюмень»… Столько личного!
Рукопись Арсения Владимировича я возил в Питер несколько лет назад для ксерокопирования своему родственнику Дмитрию Сергеевичу Смирнову, он оплатил издание книги «Боблово и его обитатели», упомянут в книге. Лучше всего мне самому надо будет рукопись Вам привезти, тем более что мне надо хотя бы раз съездить в Тобольск. И в Ирбит также меня зовёт к себе моя учительница.
Я Вам пришлю пару книжек «Боблово, Лутосня, Сны», написанную по материалам А.В. Максимова дальней родственницей Д.И. Менделеева Анастасией Каревой из Подольска. Настя родилась в Якутии, а слог у неё прекрасный, к слову. Она переписывается с известным журналистом из Екатеринбурга Г. Чугаевым. Спасибо Вам, что Вы есть в Тюмени, Вы и Ваш директор — исследователь Виктор Ефимович Копылов!
Ваш Смирнов Н.А.

* * *
Боблово, 17 ноября 2015 г.
Здравствуйте, дорогие сибиряки и уральцы. У меня, кажется, есть даже две книги «Менделеев и Зауралье». Одну мне подарила в девяностых Нина Георгиевна Карпило (СПб. музей-архив, Нины Георгиевны уже нет пять лет), вторую отдала дочь А.В. Максимова Ия Арсеньевна. Замечательная книга. В ней упомянут В.И. Стариков. Кажется, он в молодости служил на Урале, с кем-то познакомился, публиковался в «Уральском следопыте», издал книгу о Д.И. Менделееве. Жаль, что не было переиздания книги с исправлениями. В.И. Стариков скончался три года назад, похоронен недалеко от Боблова. Пианино «Тюмень», к сожалению, четырнадцать лет назад я оставил на родине в Хабаровске, когда переезжал в Боблово. На родине отца в Ирбите жил с 1957 по 1967 гг., учился в 17 школе, а в 1-й учились мой отец и дядька Дмитрий Октавьевич Смирнов, он живёт в Витебске. Наш прадед и дед садовник Василий Николаевич Зубов вошёл в историю Ирбита как основатель городского парка.
Максимовы отдали мне всю переписку Арсения Владимировича. Внук А.В. Саша Максимов со своей семьёй живёт в Реутове (это Москва), его жена организовала выставку об А.В. Максимове в одной из школ, среди предметов иногда демонстрируют икону семьи Менделеевых из Тобольска.
На фотографии 1911 года (предыдущее письмо) упомянута М.А. Матасова, жившая в Свердловске. Её внучка Лидия Леонидовна Матасова — заслуженная артистка России, живёт в Москве, работает во МХАТЕ им. Горького у Дорониной. Она играла в эпизодах в фильме «Школьный вальс».
В Москве существует общественная организация «Уральское землячество», среди прочих в нём значится Э. Россель. В позапрошлом году я возил нескольких человек землячества на могилу Василия Никитича Татищева, она километрах в двадцати от Боблова на лесном кладбище, незабываемо! Ещё в нашем музее-заповеднике работает научный сотрудник Валерий Клавдиевич Чехомов, 58 лет, талантливый артист, его родина — село Шогрыш Ирбитского уезда, откуда родом мамочка А.С. Попова Пономарёва. Валерий в прошлом году проехал по маршруту «Егоршино — Ирбит — Туринск», а у меня поездка не удалась. Будем надеяться, что ещё получится.
Надежда Леонидовна, возможно, уральцам будет интересна фотография: на террасе дома Ильина-Смирновых в Боблове (здание музея Д.И. Менделеева), прикрепляю. Снимок сделан в приезд в 1911 г. семьи Ирбитского учителя словесности в гимназии № 1 внучатого племянника Д.И. Менделеева Александра Александровича Смирнова.
На фото все — внучатые и правнучатые племянники Д.И. Менделеева. А.А. Смирнов сидит в центре с бородой, крайний справа в толстовке — его двоюродный брат академик-археолог Эрмитажа Яков Иванович Смирнов, крайняя справа — дочь А.А. по мужу Матасова Маргарита Александровна. Я её помню, когда она работала учителем в Свердловске, жила в районе Верхне-Исетского завода. А.А. Смирнов похоронен в посёлке Алтынай, бывшие Ирбитские Вершины.
Сегодня я послал бандеролькой на а/я В.Е. Копылова две книжки А.Ю. Каревой «Боблово, Лутосня, Сны», подписывал на Ваше имя и В.Е. Получили ли Вы «Боблово и его обитатели»? Об иконе в Реутове. Я её видел, маленькая такая. По свидетельству А.В. Максимова, она из Тобольска из семьи Менделеевых. Я в Реутове был только пару раз, или даже один раз. При первой же возможности сфотографирую. А история с шаром меня откровенно удручает. Максимов из самых лучших побуждений всё даром раздавал, а люди пытаются что-то выцыганить себе на Менделееве! Один московский коллекционер скупал у букинистов фотографии о родственниках Менделеева. Предлагает музею что-то купить, но цены загибает! Известный Вам журналист тоже получил материалы Максимова на время и держит фотографии как свои…
Привет Тюмени, Тобольску, Уралу!
Здоровья всем, с уважением Ваш Н.А. Смирнов

* * *
Боблово, 10 декабря 2015 г.
Здравствуйте, дорогие Надежда Леонидовна и Виктор Ефимович! Рукопись Максимова такая же, как «Боблово и его обитатели», только более размытая. О Менделееве в ней немного, но именно по истории Боблова она единственный первоисточник по многим вопросам. Сфотать икону попрошу в ближайшее время, обязательно пришлю. Я за четырнадцать лет очень много хороших открытых москвичей узнал, могу сказать, что сформировал благодатную среду единомышленников около Боблова, что очень важно. К спорной книге Старикова у меня много вопросов. По Боблову Стариков написал, что мужики в последний раз провожали Дмитрия Ивановича в Клину на вокзале со словами: «Пожил бы ещё…». Никто Менделеева не провожал, а он больной в пролётке рванул через деревню Кленково, а профессор Н.А. Смирнов сфотографировал мост в Мишневе, по которому Д.И. проехал в последний раз. И колесо из грязи Менделеев не вытаскивал, и ещё много в книге всякого художественного вымысла.
У меня после экскурсий всё спрашивают, почему имею выговор не московский, а уральский или сибирский?
Спасибо. Ваш Смирнов Н.А.

Приложение 8
Живулин В. Менделеев и Ирбит // Имена: краеведение 7 / Валентин Живулин.  — Ирбит, 2012. — С. 12

Был ли создатель периодического закона химических элементов в городе на Нице, на сегодняшний момент неизвестно. Но совсем для Ирбита Дмитрий Иванович не чужой. Сам не был, но его родня (пусть не самая близкая) у нас жила. И плодотворно трудилась на зависть многим. Первым учителем латинского языка и словесности Ирбитской мужской гимназии (ныне средняя школа № 1) был Александр Александрович Смирнов. Человек, которого, если судить по сохранившимся воспоминаниям, любили как коллеги, так и гимназисты. Зафиксирован в истории семьи Смирновых серебряный подстаканник с дарственной надписью от учеников. А.А. Смирнов — внучатый племянник Д.И. Менделеева, сын Ольги Яковлевны Капустиной, старшей племянницы великого учёного. Старший сын Александра Александровича, Октавий, был женат на Галине Васильевне Зубовой — дочери известного Ирбитского садовника Василия Николаевича Зубова. За свой многолетний добросовестный труд в городской аптеке она была награждена орденом Ленина. Старший сын О.А. и Г.В. Смирновых, Александр, в шестидесятые годы работал директором Ирбитского гослесхоза, а младший, Дмитрий, один из самых известных в белорусском Витебске инженер-строитель. Они и их старшая сестра Татьяна учились в первой школе. Сын Александра, Николай Александрович Смирнов, действительный член Русского географического общества, работал научным сотрудником в музее Д.И. Менделеева в подмосковном (недалеко от Клина) имении Боблово, а потом в соседнем музее А.А. Блока в Шахматово.
Вместе с другим дальним родственником Менделеева, А.В. Максимовым, Николай Александрович издал в 1996 году в Хабаровске книжку «Бобловские родственники Д.И. Менделеева».

Сведения об авторе

В.Е. Копылов (род. в 1932 г., Средний Урал, Черноисточинский завод — окрестности Нижнего Тагила) — доктор технических наук (1970), профессор (1972), заслуженный деятель науки и техники России (1982), член-корреспондент РАЕ, директор научно-исследовательского института истории науки и техники Зауралья при Тюменском индустриальном университете. Почетный гражданин города Тюмени (1999), почетный нефтяник (2001) и почётный работник топливно-энергетического комплекса (2006), заслуженный нефтегазостроитель (2007). Награждён орденами «Знак Почёта» (1971), «Трудового Красного Знамени» (1976), «Labore et Scientia» («Трудом и Знанием», Европейский научно-промышленный консорциум, Брюссель, 2013) и 18 медалями. В их составе «Ветеран труда», «За развитие нефтегазового комплекса России», юбилейная медаль «К 175-летию Д.И. Менделеева», «Медаль им. В.И. Вернадского» (РАЕ), включая неправительственные медали («50 лет Самотлору», «Геологоразведчикам-первопроходцам Тюменской области, Ханты-Мансийского автономного округа — Югры, Ямало-Ненецкого автономного округа» и др.). Обладатель почётных званий «Основатель научной школы» и «Заслуженный деятель науки и образования» (РАЕ). Награждён нагрудными знаками «Золотая кафедра России» (РАЕ) и «Честь. Память. Благотворительность» (фонд В.И. Муравленко, Тюмень). В августе 2014 года Европейским научно-промышленным консорциумом В.Е. Копылову «за вклад в развитие технических и физико-математических наук, признанный мировым сообществом», присуждена медаль им. Вильгельма Лейбница («Wilhelm Leibniz»).
Окончил в 1954 г. горный институт в Свердловске (Екатеринбурге). Один из основателей Тюменского индустриального института (ТИИ) и высшего технического нефтяного образования в Тюмени (1964). Ректор ТИИ в 1973–1986 гг. Автор более 1000 научных трудов и публикаций, включая 32 монографии. Среди них: «Вибрации при алмазном бурении» (М.: Недра, 1968); «Бурение скважин вне Земли» (М.: Недра, 1977); «Бурение? Интересно!» (М.: Недра, 1981); «Менделеев и Зауралье» (Тюмень, 1986); «За секретами Геи», (М.: Недра, 1990); шеститомник «Окрик памяти» (Тюмень: «Слово», 2000–2014 гг.) и «Былое светописи. У истоков фотографии в Тобольской губернии» (Тюмень: «Слово», 2004). Участник всемирных нефтяных и газовых конгрессов в Москве (1971), Токио (1975), Лондоне (1976), Бухаресте (1979) и Лозанне (1982). Инициатор установки мемориальных досок в Тюмени Д.И. Менделееву, С.О. Макарову и А.С. Попову, а также авиационному заводу планеров в Тюмени. Биографические сведения, научная и педагогическая деятельность В.Е. Копылова отражены в монографиях «Геологи и горные инженеры России» (М.-СПб, «Гуманистика», 2000); «Инженеры Урала» (Екатеринбург: ГИПП «Уральский рабочий», 2000); в книге «Соратники: поколение Виктора Муравленко» (Тюмень, 2002). Материалы о нём можно найти в энциклопедиях: «Кто есть кто в газовой промышленности» (СПб.: Корвет, изд. 1, 1996; изд. 2, 2001; изд. 3, 2004); «Кто есть кто в нефтяном комплексе России» (СПб.: Корвет, 2002); Большая Тюменская энциклопедия» (Тюмень. Т. 2. 2004), энциклопедия «Учёные России» (М., 2008. Т. 4. С. 318–319) Российской Академии естествознания. Член редакционных коллегий журналов «Нефть и газ. Известия вузов» (Баку, 1968–1986 гг.), «Врата Сибири» и «Сибирское богатство» (Тюмень). Живет и работает в Тюмени.