498 Шамсутдинов Избранное Т
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ТОМ 2
НИКЕЯ
НИЦЦА
Небо, вечность назад — с реноме премьера,
Голубеет над виллою «Примавера»,
Взятой нервною готикою в кольцо…
Вдалеке безмятежно синеет море,
Посвежев, и, с оскоминою во взоре,
Жизнь выходит, лукавая, на крыльцо,
Открывая эпохе лицо героя,
С вопрошающей тенью в чертах изгоя,
Вдохновенно шельмуемого собой
За исчерпанность черни, сводимой к вздору
Обязательств, и только бессмертью впору —
Нарциссизм прикарманенного судьбой
Постояльца иллюзий… Затолкан днями,
В челобитиях Бахусу, между нами,
Трезво набран петитом герой, чьи сны,
И отвесней, и злей, чем в кошмаре шахта,
Повторяют в обмане черты ландшафта,
К подсознанью рептилий отнесены.
Обряжая минувшее только в блицы,
Задушевней лирический ракурс Ниццы…
Исстари, треволнения плоти для,
Время, не уступая, живет продажей
Своры мифологических персонажей
Для замшелых фронтонов, проспектов, для
Фавнов в розовом камне… С Сапфо над ухом,
Что подхватываемо надземным слухом? —
Шелест ласковых плутней с Плас Массена,
Где, в ключе ироничной вечерней Ниццы,
Санитарки среды, а, вернее, жрицы
Переметной любви, — вожделенней… На
Полночь глядя, озноб, обтянувший тело,
Достигает предела, и можно смело
Пить большими глотками, смакуя, и,
Остывая по исчезновенье, в зале,
След от губ на глубоком пустом бокале
Предпочтительней, в грезах бухих, любви…
Преждевременный город, в огнях и славе,
И душа отнимает его у яви,
Арендуемой кислою босотой,
Ибо кто он — с бездумною простотою
Наблюдаем сердечною пустотою
Синеглазой… накрашенной… молодой..?
С монологом средиземноморской зыби,
Открывается доступ к моллюску, рыбе,
И судьба вытесняет иных, когда
Дуновение мифа от уст Борея
Расправляет морщины гиперборея,
И в сознанье морская саднит звезда…
Посвежевшая вытяжка из загара,
Золотой, как ремарка из Ренуара,
Размыкается раковиной, в своем
Назначении, город… Прохладно дуя,
Дуновенье воздушного поцелуя
С посмуглевшей ладони ему пошлем,
Потому-то, реальная ирреальность,
Полунощник, дословная безымянность,
Побледневшие пальцы сведя в кулак,
Покидает, в граните! кровать из тиса,
Воспитав в постоянстве — сарказм Улисса,
Чей конек, задушевный ночной коньяк,
Наставляет застенчивой ностальгии
По забвенью, покуда язвят другие,
И тогда очертания очертя
Голову разбегаются от предметов,
И предметы мутируют — с кислым «вето»
На засилие метаморфоз, хотя,
С пылкой люстрой, с наивной лепниной в зале,
Явь кривляется, свету дерзя, в фиале,
Занавеску колеблет ночной зефир…
Широко по минувшему забирая,
Постижение ада — в избытке рая,
И картина преображается в мир…
Полночь на Променад-дез-англе… В опале
У апломба, прохожий в сабо едва ли
Стоит сшибки гормонов, влача свою
Тень по камню. Нечаянный вздох по Темзе
Есть закат протрезвевших к утру претензий
К одиночеству в косвенной жизни, чью
Перспективу подчас оскорбляет бденье
Переимчивой бедности… Что ж забвенье,
Ненасытное до биографий, не
Отпускает, — прогорклою новизною
Отдает тривиальная мысль, длиною
В паузу, наблюдающую извне…
_2005_
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ТОМ 2
НИКЕЯ
НИЦЦА
Небо, вечность назад — с реноме премьера,
Голубеет над виллою «Примавера»,
Взятой нервною готикою в кольцо…
Вдалеке безмятежно синеет море,
Посвежев, и, с оскоминою во взоре,
Жизнь выходит, лукавая, на крыльцо,
Открывая эпохе лицо героя,
С вопрошающей тенью в чертах изгоя,
Вдохновенно шельмуемого собой
За исчерпанность черни, сводимой к вздору
Обязательств, и только бессмертью впору —
Нарциссизм прикарманенного судьбой
Постояльца иллюзий… Затолкан днями,
В челобитиях Бахусу, между нами,
Трезво набран петитом герой, чьи сны,
И отвесней, и злей, чем в кошмаре шахта,
Повторяют в обмане черты ландшафта,
К подсознанью рептилий отнесены.
Обряжая минувшее только в блицы,
Задушевней лирический ракурс Ниццы…
Исстари, треволнения плоти для,
Время, не уступая, живет продажей
Своры мифологических персонажей
Для замшелых фронтонов, проспектов, для
Фавнов в розовом камне… С Сапфо над ухом,
Что подхватываемо надземным слухом? —
Шелест ласковых плутней с Плас Массена,
Где, в ключе ироничной вечерней Ниццы,
Санитарки среды, а, вернее, жрицы
Переметной любви, — вожделенней… На
Полночь глядя, озноб, обтянувший тело,
Достигает предела, и можно смело
Пить большими глотками, смакуя, и,
Остывая по исчезновенье, в зале,
След от губ на глубоком пустом бокале
Предпочтительней, в грезах бухих, любви…
Преждевременный город, в огнях и славе,
И душа отнимает его у яви,
Арендуемой кислою босотой,
Ибо кто он — с бездумною простотою
Наблюдаем сердечною пустотою
Синеглазой… накрашенной… молодой..?
С монологом средиземноморской зыби,
Открывается доступ к моллюску, рыбе,
И судьба вытесняет иных, когда
Дуновение мифа от уст Борея
Расправляет морщины гиперборея,
И в сознанье морская саднит звезда…
Посвежевшая вытяжка из загара,
Золотой, как ремарка из Ренуара,
Размыкается раковиной, в своем
Назначении, город… Прохладно дуя,
Дуновенье воздушного поцелуя
С посмуглевшей ладони ему пошлем,
Потому-то, реальная ирреальность,
Полунощник, дословная безымянность,
Побледневшие пальцы сведя в кулак,
Покидает, в граните! кровать из тиса,
Воспитав в постоянстве — сарказм Улисса,
Чей конек, задушевный ночной коньяк,
Наставляет застенчивой ностальгии
По забвенью, покуда язвят другие,
И тогда очертания очертя
Голову разбегаются от предметов,
И предметы мутируют — с кислым «вето»
На засилие метаморфоз, хотя,
С пылкой люстрой, с наивной лепниной в зале,
Явь кривляется, свету дерзя, в фиале,
Занавеску колеблет ночной зефир…
Широко по минувшему забирая,
Постижение ада — в избытке рая,
И картина преображается в мир…
Полночь на Променад-дез-англе… В опале
У апломба, прохожий в сабо едва ли
Стоит сшибки гормонов, влача свою
Тень по камню. Нечаянный вздох по Темзе
Есть закат протрезвевших к утру претензий
К одиночеству в косвенной жизни, чью
Перспективу подчас оскорбляет бденье
Переимчивой бедности… Что ж забвенье,
Ненасытное до биографий, не
Отпускает, — прогорклою новизною
Отдает тривиальная мысль, длиною
В паузу, наблюдающую извне…
_2005_