494 Шамсутдинов Избранное Т. 1
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ. Т. 1
ЛУННАЯ ВАЖЕНКА
НА КЕДРОВОЙ ЗАИМКЕ
«…Скоро год, как Федосов погиб…
Браконьеры, считаю, забили.
Человек и в уреме — не гриб,
Но насилу нашли, ведь зарыли
В самой чаще…
У Нины — инфаркт,
И лежит она, горькая, — комлем…
Ей б помочь! А милиция — факт
Преступленья, мол, не установлен,
Ну, а значит, и пенсии ей
Не положено вовсе…
А завтра —
Как ей жить?! Да ведь трое детей
На руках у нее! Где же правда?! —
Ты ответь!
Измываются, брат, —
И смятение тлеет во взоре… —
Ведь убили ж!
Но — «Сам виноват…» —
Нам талдычат с трибуны в конторе.
Так и валят на мертвого, мол,
Все равно ничего не ответит…
Я бы, брат, если честно, ушел —
И опасно, скажу, да и дети…
А уйду — и заест меня стыд,
Скажут, струсил…
И сердце-то в хмари,
Ведь болит, понимаешь! болит
За кедровники наши, за мари:
Браконьер стервенеет — урём
Подожжет,
заполошного зверя
Гонит к смерти — ты слушай! — огнем,
А в конторе — смеются, не верят…
Трех добудет,
десяток — беда! —
Изведет, вот ведь сучья порода,
Совладай с ним попробуй, когда
Нет ни рации, ни вездехода…
Вот винтовку бы мне, например,
Ведь столкнись со шпаною отпетой, —
Он кивает на свой револьвер… —
Что ты сделаешь с «пукалкой» этой?
Слышь, нарвался я прошлой весной
На волков, да так плотно обсели,
Что земля поплыла подо мной…
Ладно, люди с «поста» подоспели.
Ну, а он, браконьер, — пострашней
И нутра, понимаешь, не прячет…
Я в лесу — так вломились к жене,
Приструни муженька, мол, иначе
За Федосовым следом пошлем…
Будь уверен, — они не стращают.
Дом спалить — им раз плюнуть…
Что дом?! —
Да пришьют тебя, коль обещают
Эти пришлые,
со-орный народ….
(И мне вспомнился Павел Васильев…).
Он под сердце — тайгу мою бьет,
Вот и чахнет она, обессилев.
И как хошь понимай меня, все ж
Наше счастье, что трасса со скрипом,
Надрываясь, идет!
Не смекнешь?
Может быть, и последнее — с криком,
Со слезой — все ж сумеем спасти?»
И потерянно,
стыдно молчу я:
Вся земля наша — в грубой горсти
И замученно просит:
«Пусти-и-и…» —
Не кончину ли скорую чуя?
Вспоминаем, что дети ее, —
В трудный час…
Но не наши ли дети,
Насмотревшись на взрослых, в дубье
Оленуху берут?
На рассвете
Прибежала в поселок она —
Не от волчьей ли стаи спасаясь? —
К людям, к нам!
Но, дубьем сплочена,
Ее встретила — новая стая.
Пятна крови у дома горят,
Но — умиротворенны там… Или
Позабыли, как двух оленят —
Нерожденных! — во чреве забили?
И любой, кто ее добивал,
С упоеньем и смаком, потея,
ЧЕЛОВЕКА
В себе убивал,
Отколоться от стаи не смея.
Потому принимаю, как дар,
Весть — не слухи и не кривотолки… —
Что с уроков ушли на пожар
Всею школой — в соседнем поселке.
Пламя в лица, зола из-под ног —
Зримо,
в осатаневшей стихии,
Шел наглядный, упорный урок
Милосердия — дети, скупые
На слова, шли на пламя гурьбой!
Ни они,
ни их дети, я верю,
Не задушат сосняк над рекой,
Не воздымут дубину на зверя…
И, печальник замученных вод,
Современник бредовых проектов,
С ними — верю я в лучший исход,
А не в тот, что диктует нам вектор
Из никчемных прожектов…
Шумим
О глобальном,
Да понял б сами,
Что наш мир поднебесный — храним
Сопряженьем усильем меж нами…
…Прихожу, намотавшийся, я
К роднику,
их немного осталось…
Кем-то отнят у небытия,
Ключ, струясь, размывает усталость.
Не спугнув мотылька на плече,
И, сомкнув опаленные вежды,
Пью и пью,
И в душе, как в ключе,
Отстоявшись, мерцает надежда…
_1981_
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ. Т. 1
ЛУННАЯ ВАЖЕНКА
НА КЕДРОВОЙ ЗАИМКЕ
«…Скоро год, как Федосов погиб…
Браконьеры, считаю, забили.
Человек и в уреме — не гриб,
Но насилу нашли, ведь зарыли
В самой чаще…
У Нины — инфаркт,
И лежит она, горькая, — комлем…
Ей б помочь! А милиция — факт
Преступленья, мол, не установлен,
Ну, а значит, и пенсии ей
Не положено вовсе…
А завтра —
Как ей жить?! Да ведь трое детей
На руках у нее! Где же правда?! —
Ты ответь!
Измываются, брат, —
И смятение тлеет во взоре… —
Ведь убили ж!
Но — «Сам виноват…» —
Нам талдычат с трибуны в конторе.
Так и валят на мертвого, мол,
Все равно ничего не ответит…
Я бы, брат, если честно, ушел —
И опасно, скажу, да и дети…
А уйду — и заест меня стыд,
Скажут, струсил…
И сердце-то в хмари,
Ведь болит, понимаешь! болит
За кедровники наши, за мари:
Браконьер стервенеет — урём
Подожжет,
заполошного зверя
Гонит к смерти — ты слушай! — огнем,
А в конторе — смеются, не верят…
Трех добудет,
десяток — беда! —
Изведет, вот ведь сучья порода,
Совладай с ним попробуй, когда
Нет ни рации, ни вездехода…
Вот винтовку бы мне, например,
Ведь столкнись со шпаною отпетой, —
Он кивает на свой револьвер… —
Что ты сделаешь с «пукалкой» этой?
Слышь, нарвался я прошлой весной
На волков, да так плотно обсели,
Что земля поплыла подо мной…
Ладно, люди с «поста» подоспели.
Ну, а он, браконьер, — пострашней
И нутра, понимаешь, не прячет…
Я в лесу — так вломились к жене,
Приструни муженька, мол, иначе
За Федосовым следом пошлем…
Будь уверен, — они не стращают.
Дом спалить — им раз плюнуть…
Что дом?! —
Да пришьют тебя, коль обещают
Эти пришлые,
со-орный народ….
(И мне вспомнился Павел Васильев…).
Он под сердце — тайгу мою бьет,
Вот и чахнет она, обессилев.
И как хошь понимай меня, все ж
Наше счастье, что трасса со скрипом,
Надрываясь, идет!
Не смекнешь?
Может быть, и последнее — с криком,
Со слезой — все ж сумеем спасти?»
И потерянно,
стыдно молчу я:
Вся земля наша — в грубой горсти
И замученно просит:
«Пусти-и-и…» —
Не кончину ли скорую чуя?
Вспоминаем, что дети ее, —
В трудный час…
Но не наши ли дети,
Насмотревшись на взрослых, в дубье
Оленуху берут?
На рассвете
Прибежала в поселок она —
Не от волчьей ли стаи спасаясь? —
К людям, к нам!
Но, дубьем сплочена,
Ее встретила — новая стая.
Пятна крови у дома горят,
Но — умиротворенны там… Или
Позабыли, как двух оленят —
Нерожденных! — во чреве забили?
И любой, кто ее добивал,
С упоеньем и смаком, потея,
ЧЕЛОВЕКА
В себе убивал,
Отколоться от стаи не смея.
Потому принимаю, как дар,
Весть — не слухи и не кривотолки… —
Что с уроков ушли на пожар
Всею школой — в соседнем поселке.
Пламя в лица, зола из-под ног —
Зримо,
в осатаневшей стихии,
Шел наглядный, упорный урок
Милосердия — дети, скупые
На слова, шли на пламя гурьбой!
Ни они,
ни их дети, я верю,
Не задушат сосняк над рекой,
Не воздымут дубину на зверя…
И, печальник замученных вод,
Современник бредовых проектов,
С ними — верю я в лучший исход,
А не в тот, что диктует нам вектор
Из никчемных прожектов…
Шумим
О глобальном,
Да понял б сами,
Что наш мир поднебесный — храним
Сопряженьем усильем меж нами…
…Прихожу, намотавшийся, я
К роднику,
их немного осталось…
Кем-то отнят у небытия,
Ключ, струясь, размывает усталость.
Не спугнув мотылька на плече,
И, сомкнув опаленные вежды,
Пью и пью,
И в душе, как в ключе,
Отстоявшись, мерцает надежда…
_1981_