Избранное. Том 1
С. К. Ломакин
НЕЗАЩИЩЕННОСТЬ
Слегка накрапывал дождь, солнце скрылось, оставив на горизонте бледно-золотистую полосу; серо-свинцовые облака тесными, клубастыми массами обложили небо. Комбайны натужно, время от времени надсадно ревели, и нужно было иногда останавливать комбайн, чтобы очистить барабан от зеленой массы. Валки нескончаемой лентой лежали на огромном поле, и три комбайна с раннего утра без устали, редко останавливаясь, подбирали их. С разных концов поля строгими рядами выстраивались копны соломы, и вокруг них уже вились галки, вороны и сороки, лакомясь оставшимися в копнах пшеницы зернами. Грузовые машины, сновавшие по полю, не успевали отвозить зерно, и комбайнерам приходилось останавливаться, когда бункер до краев заполнялся. Во время таких пауз комбайнер вылезал из кабины, разминал ноги, очищал барабан, если тот забился, от соломы, шприцевал подшипники, подтягивал гайки, словом, пи ходил для себя работу. Все было как всегда во время уборки, и даже то, что небо заволокло тучами и собирался пойти дождь, не вызывало у комбайнеров досады, так как поработали сегодня на славу. Начался ветер. Он то стихал, то снова усиливался, поднимая валки пшеницы. Три-четыре вороны кружились в высоте: они то быстро спускались на колею, оглашая поле своим нестройным карканьем, словно предвещая беду, то снова поднимались мгновенно исчезая из поля зрения.
Один из комбайнеров Миша Рассказов обрадовался такой смене погоды. Вчера вечером он договорился со своей подружкой Надей, что если испортится погода, они встретятся в клубе, где вечером должна состояться лекция о международном положении. Об этой лекции жители деревни знали неделю назад, несколько раз объявляли по местному радио. Лектор должен был приехать из областного центра. Миша любил слушать лекции о международном положении. Когда он служил десантников в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, он их слушал каждую неделю. К ним приходил в роту замполит полка и спрашивал: «Как жизнь, сибиряки, какие будут вопросы?» В роте все ребята были из Сибири, пополнение ее вместо отслуживших, раненых и убитых шло из числа сибиряков.
Дождь усиливался. Михаил задернул брезентом бункер, который уже наполнился, и стал ждать машину. Когда она подошла, Миша, выгрузив из бункера зерно, вместе с шофером покатил и деревню. Он был весел, и под робкие пока раскаты грома пел песню Вл. Высоцкого: «Мы вращаем Землю» и торопил, торопил шофера ехать быстрее, так как до лекции надо было заскочить домой поесть и переодеться.
Миша пришел в сельский клуб, когда лектор уже выступал. Он протиснулся между рядов и сел на свободное место. Прежде, чем вникнуть в смысл читаемой лекции, Миша огляделся. Надьки не было, и он попытался сосредоточиться. Лектор, высокий и полный, не старый, с приятным голосом, стоял за трибуной, говорил без бумаги: видно было, что свой предмет лектор знает. Но Миша для себя отметил, что лекция накатана и, похоже, произносилась бессчетное число раз. Лектор сыпал цифрами, сопоставлял данные, но они не волновали слушателей, и люди стали отвлекаться, тихонько переговариваться. Председатель профкома колхоза, сидевший одиноко на сцене за столом, застеленным красной скатертью, был вынужден стучать стаканом о графин с водой, призывая тружеников полей и ферм к порядку. Миша вслушивался в хорошо поставленный голос лектора, но ухватить его мысли не мог, ему что-то мешало, и он понял – все дело в Надьке. Где же она может быть сейчас? Что могло случиться? Эта мысль полностью завладела Михаилом Акимовичем – так уважительно называли его односельчане за скромность и трудолюбие. Он уже никак не воспринимал лекцию, все его мысли были о Наде.
Миша стал подумывать о том, чтобы выбраться из кинозала, но его внимание привлек шум за спиной. Это вошли новые слушатели, и на них шикали за опоздание те, кто собирался дослушать лекцию до конца.
То, что Михаил увидел, потрясло его. Надька шла по проходу под ручку с лейтенантом-моряком Валькой Захаровым, с которым он учился в одном классе средней школы. Валентин и Надька прошли мимо, не заметив Михаила, и сели на первый ряд. Миша видел их спины и прижавшуюся к Валентину Надьку. Он не знал, что и подумать, его терзала мысль: неужели Надька изменила ему, неужели польстилась погонами, морской формой Вальки. «Как же так, – терзался Михаил, – мы уже обговорили время свадьбы – сразу же после уборочной». Ревность, чувство обиды на то, что Надька при всем честном народе под ручку пришла в клуб с Валькой, мучили Михаила. К этому примешивалась неуверенная надежда: вдруг это розыгрыш? Разве можно вот так, без объяснений, с ним поступить?
Миша сидел и страдал, а его Надька тихо переговаривалась с его теперь уже бывшим другом, хихикала, реагируя на слова лейтенанта, что не только раздражало, но и вызывало чувство неприязни к ним обоим.
Он ждал конца лекции, ждал встречи с Надькой и думал, как она поведет себя при встрече, ждал и реакции односельчан, так как все знали, что Михаил – жених Надьки. Наконец, лекция закончилась, слушатели, из приличия к областному лектору, похлопали.
Председатель профкома спросил, есть ли к лектору вопросы? Вопросы были, и лектор на них отвечал. Но вот, словно стремясь покрасоваться перед слушателями и Надькой, поднялся лейтенант Валька. Он спросил: «Вот Вы говорили о том, что в ФРГ в последнее время возникли две партии, не могли бы Вы сказать, какова политическая платформа и программа этих партий?». Лектор и на этот вопрос ответил, слушатели еще раз ему поаплодировали. На этом лекция закончилась. Когда публика зашевелилась, застучали откидные сиденья и все повалили к выходу, Миша замешкался, чтобы встретиться глазами с Надькой. Это ему удалось. Они встретились глазами, и Надькино лицо на какие-то доли секунды вспыхнуло радостью и покраснело, она виновато улыбнулась, но затем лицо ее потускнело, будто налетело облачко. Ее спутник придерживал Надьку за локоть, давая понять, что он – с ней, и пусть все это видят, их не волнует людская молва, взгляды, пересуды людей. Миша подавил в себе желание подойти к ним, издали, как ни в чем не бывало, поприветствовал, помахав им рукой. Они ответили ему тем же и, смешавшись с толпой, вышли из клуба.
Вечером того же дня Миша выехал на велосипеде в поле к своему комбайну. Утром его нашли. Он висел на веревке на крепком суку березы, рядом валялся на траве велосипед. Видимо, он встал на велосипед, а затем оттолкнул его ногами. Ночью шел дождь, белая шелковая рубашка промокла и прилипла к Мишкиному телу. На левой стороне груди, где расположен кармашек четко просматривались сквозь материю два ордена Красной Звезды. Об этих наградах жители деревни не знали.
Отец, вынувший сына из петли, торопился, он нес Михаила к машине, словно надеялся, что стоит его довести до больницы и беда отступит. Он бережно его нес, как живого, и сквозь слезы говорил: «Что же ты, сын, наделал? Неужели свет клином сошелся на Надьке? Как же мы будем без тебя с матерью? Ты у нас ведь единственный, кровинушка ты наша. За что же нам горе такое? Неужели Бог любит тех, кого наказывает. Как же так, сынок, ты столько вынес невзгод на афганской войне, так храбро сражался, а в мирной жизни не выдержал – сломался», – бормотал и уже причитал от горя отец. Через три дня Михаила Акимовича Рассказова похоронили. Хоронили всем колхозом, а еще через три дня Надька с морским лейтенантом Валькой уехала в Севастополь к месту его службы.
С. К. Ломакин
НЕЗАЩИЩЕННОСТЬ
Слегка накрапывал дождь, солнце скрылось, оставив на горизонте бледно-золотистую полосу; серо-свинцовые облака тесными, клубастыми массами обложили небо. Комбайны натужно, время от времени надсадно ревели, и нужно было иногда останавливать комбайн, чтобы очистить барабан от зеленой массы. Валки нескончаемой лентой лежали на огромном поле, и три комбайна с раннего утра без устали, редко останавливаясь, подбирали их. С разных концов поля строгими рядами выстраивались копны соломы, и вокруг них уже вились галки, вороны и сороки, лакомясь оставшимися в копнах пшеницы зернами. Грузовые машины, сновавшие по полю, не успевали отвозить зерно, и комбайнерам приходилось останавливаться, когда бункер до краев заполнялся. Во время таких пауз комбайнер вылезал из кабины, разминал ноги, очищал барабан, если тот забился, от соломы, шприцевал подшипники, подтягивал гайки, словом, пи ходил для себя работу. Все было как всегда во время уборки, и даже то, что небо заволокло тучами и собирался пойти дождь, не вызывало у комбайнеров досады, так как поработали сегодня на славу. Начался ветер. Он то стихал, то снова усиливался, поднимая валки пшеницы. Три-четыре вороны кружились в высоте: они то быстро спускались на колею, оглашая поле своим нестройным карканьем, словно предвещая беду, то снова поднимались мгновенно исчезая из поля зрения.
Один из комбайнеров Миша Рассказов обрадовался такой смене погоды. Вчера вечером он договорился со своей подружкой Надей, что если испортится погода, они встретятся в клубе, где вечером должна состояться лекция о международном положении. Об этой лекции жители деревни знали неделю назад, несколько раз объявляли по местному радио. Лектор должен был приехать из областного центра. Миша любил слушать лекции о международном положении. Когда он служил десантников в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, он их слушал каждую неделю. К ним приходил в роту замполит полка и спрашивал: «Как жизнь, сибиряки, какие будут вопросы?» В роте все ребята были из Сибири, пополнение ее вместо отслуживших, раненых и убитых шло из числа сибиряков.
Дождь усиливался. Михаил задернул брезентом бункер, который уже наполнился, и стал ждать машину. Когда она подошла, Миша, выгрузив из бункера зерно, вместе с шофером покатил и деревню. Он был весел, и под робкие пока раскаты грома пел песню Вл. Высоцкого: «Мы вращаем Землю» и торопил, торопил шофера ехать быстрее, так как до лекции надо было заскочить домой поесть и переодеться.
Миша пришел в сельский клуб, когда лектор уже выступал. Он протиснулся между рядов и сел на свободное место. Прежде, чем вникнуть в смысл читаемой лекции, Миша огляделся. Надьки не было, и он попытался сосредоточиться. Лектор, высокий и полный, не старый, с приятным голосом, стоял за трибуной, говорил без бумаги: видно было, что свой предмет лектор знает. Но Миша для себя отметил, что лекция накатана и, похоже, произносилась бессчетное число раз. Лектор сыпал цифрами, сопоставлял данные, но они не волновали слушателей, и люди стали отвлекаться, тихонько переговариваться. Председатель профкома колхоза, сидевший одиноко на сцене за столом, застеленным красной скатертью, был вынужден стучать стаканом о графин с водой, призывая тружеников полей и ферм к порядку. Миша вслушивался в хорошо поставленный голос лектора, но ухватить его мысли не мог, ему что-то мешало, и он понял – все дело в Надьке. Где же она может быть сейчас? Что могло случиться? Эта мысль полностью завладела Михаилом Акимовичем – так уважительно называли его односельчане за скромность и трудолюбие. Он уже никак не воспринимал лекцию, все его мысли были о Наде.
Миша стал подумывать о том, чтобы выбраться из кинозала, но его внимание привлек шум за спиной. Это вошли новые слушатели, и на них шикали за опоздание те, кто собирался дослушать лекцию до конца.
То, что Михаил увидел, потрясло его. Надька шла по проходу под ручку с лейтенантом-моряком Валькой Захаровым, с которым он учился в одном классе средней школы. Валентин и Надька прошли мимо, не заметив Михаила, и сели на первый ряд. Миша видел их спины и прижавшуюся к Валентину Надьку. Он не знал, что и подумать, его терзала мысль: неужели Надька изменила ему, неужели польстилась погонами, морской формой Вальки. «Как же так, – терзался Михаил, – мы уже обговорили время свадьбы – сразу же после уборочной». Ревность, чувство обиды на то, что Надька при всем честном народе под ручку пришла в клуб с Валькой, мучили Михаила. К этому примешивалась неуверенная надежда: вдруг это розыгрыш? Разве можно вот так, без объяснений, с ним поступить?
Миша сидел и страдал, а его Надька тихо переговаривалась с его теперь уже бывшим другом, хихикала, реагируя на слова лейтенанта, что не только раздражало, но и вызывало чувство неприязни к ним обоим.
Он ждал конца лекции, ждал встречи с Надькой и думал, как она поведет себя при встрече, ждал и реакции односельчан, так как все знали, что Михаил – жених Надьки. Наконец, лекция закончилась, слушатели, из приличия к областному лектору, похлопали.
Председатель профкома спросил, есть ли к лектору вопросы? Вопросы были, и лектор на них отвечал. Но вот, словно стремясь покрасоваться перед слушателями и Надькой, поднялся лейтенант Валька. Он спросил: «Вот Вы говорили о том, что в ФРГ в последнее время возникли две партии, не могли бы Вы сказать, какова политическая платформа и программа этих партий?». Лектор и на этот вопрос ответил, слушатели еще раз ему поаплодировали. На этом лекция закончилась. Когда публика зашевелилась, застучали откидные сиденья и все повалили к выходу, Миша замешкался, чтобы встретиться глазами с Надькой. Это ему удалось. Они встретились глазами, и Надькино лицо на какие-то доли секунды вспыхнуло радостью и покраснело, она виновато улыбнулась, но затем лицо ее потускнело, будто налетело облачко. Ее спутник придерживал Надьку за локоть, давая понять, что он – с ней, и пусть все это видят, их не волнует людская молва, взгляды, пересуды людей. Миша подавил в себе желание подойти к ним, издали, как ни в чем не бывало, поприветствовал, помахав им рукой. Они ответили ему тем же и, смешавшись с толпой, вышли из клуба.
Вечером того же дня Миша выехал на велосипеде в поле к своему комбайну. Утром его нашли. Он висел на веревке на крепком суку березы, рядом валялся на траве велосипед. Видимо, он встал на велосипед, а затем оттолкнул его ногами. Ночью шел дождь, белая шелковая рубашка промокла и прилипла к Мишкиному телу. На левой стороне груди, где расположен кармашек четко просматривались сквозь материю два ордена Красной Звезды. Об этих наградах жители деревни не знали.
Отец, вынувший сына из петли, торопился, он нес Михаила к машине, словно надеялся, что стоит его довести до больницы и беда отступит. Он бережно его нес, как живого, и сквозь слезы говорил: «Что же ты, сын, наделал? Неужели свет клином сошелся на Надьке? Как же мы будем без тебя с матерью? Ты у нас ведь единственный, кровинушка ты наша. За что же нам горе такое? Неужели Бог любит тех, кого наказывает. Как же так, сынок, ты столько вынес невзгод на афганской войне, так храбро сражался, а в мирной жизни не выдержал – сломался», – бормотал и уже причитал от горя отец. Через три дня Михаила Акимовича Рассказова похоронили. Хоронили всем колхозом, а еще через три дня Надька с морским лейтенантом Валькой уехала в Севастополь к месту его службы.