Тычковка, Сараи, Потаскуй… Из истории тюменских окраин XIX – начала XX вв.
С. Н. Кубочкин
ЧТО ИМЕЕМ – НЕ ХРАНИМ...
Телеграмма из Берлина пришла в Тюмень 18 апреля 1901 года. На следующий день «Сибирская торговая газета» поместила некролог: «Известный московский коммерсант, уроженец Тюменского уезда и благотворитель Николай Мартемьянович Чукмалдин волею Божией скончался 16 апреля в Берлине, куда уехал для лечения. Неделю тому назад Н.М. была сделана удачно операция, но после начались осложнения и почтенный, всеми уважаемый благотворитель скончался».
Утром 3 мая в особом траурном вагоне тело Н.М. Чукмалдина прибыло в Тюмень. В этот же день в 4 часа дня над гробом была отслужена панихида.
«Сибирская торговая газета» писала: «К 11 1/2 Дня 4 мая к моменту выноса тела из вагонов для дальнейшего следования в д. Кулакову, на тюменский вокзал собралась тысячная толпа, в том числе до сотни крестьян деревень Кулаковой и Гусельниковой. В числе горожан прибыли на вокзал: представители городского самоуправления во главе с городским головой А.И. Текутьевым, директор реального училища д. с. с. И.Я. Словцов с 5 классом воспитанников реального училища, тюменский уездный исправник Т.Ф. Калугин, крестьянский начальник С.Я. Деспот-Зенович, представители разных благотворительных обществ, редактор «С. Т. Г.» А.А. Крылов, учителя уездного и приходских училищ во главе с смотрителем М.Я. Софоновым, друзья покойного и много наших именитых коммерсантов. Такой громадной толпы, занявшей весь дебаркадер, сады и площадь у вокзала, едва ли кто видел ранее на вокзале».
Когда специальный траурный, с громадными белыми крестами, вагон был подведен к дебаркадеру, кулаковцы вынули и поставили на особо приготовленное место металлический гроб. Тут же были возложены роскошные венки от Тюменского реального училища, от городского общественного управления, от общества вспомоществования приказчикам, школьного общества, от редакции «Сибирской торговой газеты» и от семейства Колмогоровых.
Затем протоиереем И. Лепехиным вместе с о. М. Иноземцевым и Н. Глуховцевым была отслужена лития, во время которой И. Лепехиным была произнесена прочувствованная речь, в которой «была охарактеризована глубоко симпатичная личность покойного благотворителя Николая Мартемьяновича и его любовь к родному краю».
По окончании литии гроб должен был быть поставлен на катафалк для следования в д. Кулакову, но кулаковцы с вокзала через весь город, до городской управы, несли на руках тяжелый металлический гроб.
При входе в город и особенно когда похоронная процессия достигла Царской улицы, толпа достигла нескольких тысяч человек. Часть улицы, тротуары, балконы и окна домов были заняты народом.
Похоронная процессия останавливалась на Царской улице, напротив реального училища, у дома З.С. Лагиной и городской управы, во время остановок духовенством служились литии. У здания городской управы гроб был поставлен на катафалк, кулаковцы выпрягли лошадей и везли гроб до самой деревни на себе.
За Тюменкой печальную колесницу встретила также громадная толпа. Множество людей провожало тело покойного до д. Кулаковой (около 20 километров).
К Кулаковой похоронная процессия подошла к 5 часам вечера, у околицы деревни была отслужена лития, толпа достигла нескольких тысяч человек. Гроб был снят с катафалка и вновь взят на руки. Так на руках его и несли по деревне до церкви (около 3 километров).
Вдове покойного А.И. Чукмалдиной крестьянами были поднесены хлеб-соль и выражено глубокое сожаление о постигшем ее великом горе.
Стоящий в церкви гроб весь утопал в зелени венков, которых всего было 22: 14 – возложенных в Берлине и Москве, 6 – в Тюмени и два – в д. Кулаковой.
5 мая в 10 часов утра началась заупокойная литургия, совершенная о. протоиереем И. Лепехиным вместе с другими тремя священниками. Всех желающих отдать последнюю дань праху Чукмалдина церковь не могла вместить, и тысячная толпа окружала церковь.
Во время литургии были произнесены речи о. Н. Глуховцевым и М. Иноземцевым, прозвучали такие слова: «Счастлив человек, который по смерти своей оставляет в людях раскаяние, т. е. о кончине которого все сожалеют».
Так закончился земной путь известного благотворителя, тюменского и московского купца Николая Мартемьяновича Чукмалдина – вдохновителя создания Тюменского городского музея.
Начало же коллекциям было положено в 1879 году, с открытием Тюменского Александровского реального училища. Получивший назначение стать директором этого училища И.Я. Словцов привез с собой из Омска некоторую часть археологических и ботанических экспонатов. Археологические раскопки, проведенные Словцовым в 80-х годах XIX столетия по берегам Андреевского озера, в окрестностях Тюмени, позволили пополнить коллекции музея экспонатами времен каменного, железного и бронзового веков.
Сам Иван Яковлевич характеризовал коллекции музея так: «Местные собрания коллекций любой отдаленной окраины имеют ясно определенную цель – сосредоточить такие предметы, которые характеризуют природу данной страны или её исторический и доисторический быт, или современное экономическое и промышленное состояние, или, наконец, все эти стороны одновременно. Тюменские коллекции характеризуют край преимущественно в естественноисторическом и археологическом отношении. Предназначались они для развития умственного кругозора обучавшегося и обучающегося теперь юношества – учеников реального училища».
Но богатейшим коллекциям музея была уготована непростая судьба, порой даже трагичная. В 1891 году Словцов решает показать коллекции в Академии наук и, если они заинтересуют ученых, то и продать. Но при перевозке в С.-Петербург часть коллекции погибла. Оставшаяся часть вернулась в реальное училище, оставаясь собственностью Словцова.
Сегодня трудно судить, почему у И.Я. Словцова возникали стремления вывезти ценнейшие экспонаты из Тюмени. Кроме как честолюбием, это объяснить трудно, хотя возможно, что на принятие решения повлияли и материальные затруднения Ивана Яковлевича.
Не хотелось бы противопоставлять двух наших земляков, по-разному причастных к созданию музея в Тюмени. Но, пожалуй, если быть более точными, то основателем Тюменского городского музея все же стоит считать не И.Я. Словцова, собравшего коллекции, а Н.М. Чукмалдина, выступившего инициатором создания городского музея в Тюмени и купившего для него коллекции у Словцова.
За два года до смерти, в мае 1899 года, он обратился с заявлением в Тюменскую городскую Думу.
«...Известно, что уровень общественного, экономического и торгового развития достигает наиболее высокой степени в тех городах, жители которых имеют свои общественные библиотеки, свои музеи и свои аудитории.
Только при наличности таких учреждений, граждане могут продолжать свое самообразование, идти вперед и не стоять на том уровне знании, какие они получили в школе.
Тюмень – город будущего, потому наступило время, что пора позаботиться об умственной жизни населения. Открытие таких учреждений, как общество трезвости, общество попечения об учащихся, воскресные курсы для учащихся, воскресные курсы для ремесленников при реальном училище, указывают, что потребность в общественной аудитории, библиотеке и научно-промышленном музее, назрела.
Явился спрос Тюменского общества на интеллектуальные занятия в видах своего развития и потому нравственный долг обязывает представителей управления, поддержать явившуюся потребность.
По моему мнению, успех дела будет зависеть от того, как солидарны будут между собой открывшиеся общества, а это может быть достигнуто, когда они не будут действовать в рознь, а соединятся вместе и объединят свои труды.
Для этого нужно открыть центральные помещения для собрания членов этих обществ, где бы была аудитория, библиотека и музей.
Тобольск сравнительно бедный малопромышленный город, имеет свой музей, и ныне построил аудиторию. Музей при экономическом сооружении, как видно из отчета, обошелся этому городу 13000 рублей, не считая некоторых пожертвований лесом, кирпичом и др. материалом.
В Тюмени такое здание обойдется тысяч 16000, а на 17000 рублей можно устроить его с народной аудиторией, которую в Тобольске пришлось строить отдельно. Здание необходимо для музея каменное, в предупреждение от пожаров коллекций, которые представляют всегда большую ценность; музеи не представляют такого имущества, которое можно всегда купить; в них есть предметы, которые иногда не имеют цены; совокупность музеев составляет гордость государства.
Потому, я думаю, что постройка каменного здания для аудитории и музея обойдется в 17000 рублей.
Отопление здания обойдется в год – 100 руб.;
Ремонт, не более – 100 руб.;
Содержание сторожа в год – 120 руб.;
Содержание ответственного хранителя и препаратора – 500 руб.
Всего – 820 рублей.
Таким образом, единовременный расход на постройку здания потребует 17000 рублей и ежегодный – 820 рублей.
Капитал в 17000 рублей было бы возможно собрать подпиской на это полезное дело, а ежегодный расход городская Управа могла бы внести в свою городскую смету.
Не признает ли городская Дума возможным обсудить этот вопрос и открыть подписку между гражданами Тюмени на постройку здания. При этом покорнейше прошу внести и мое личное заявление следующего содержания:
«Когда по подписке собранные деньги покроют сумму, необходимую для постройки здания, и Дума постановит ассигновать ежегодный расход, я обязуюсь сим наполнить музей коллекциями, библиотеку книгами и вообще дать всему делу внутреннее благоустройство.
Сибирские коллекции я мог бы приобрести для Тюменского музея из тех, которые составляют собственность Ивана Яковлевича Словцова и пополнить их добавочными, а также составить библиотеку с необходимыми материалами и рисунками для практического обучения рисованию и черчению ремесленников, волшебные фонари для чтения, картины и проч.
При этом, ввиду того, что составить коллекции вдруг нельзя, то я теперь же начну их приобретение и поэтому должен поставить следующее условие.
Если через шесть месяцев капитал на постройку дома не будет в наличности, то я оставляю за собой право коллекциям и книгам на сумму около 10000 рублей, дать другое назначение, а все что будет собрано по подписке, предоставить возвратить жертвователям.
О результатах обсуждения и решения по поводу моего предложения, покорнейше прошу уведомить меня, по месту моего жительства в городе Москве».
Собрание Думы, находя предложение Николая Мартемьяновича Чукмалдина «весьма полезным», постановило благодарить его за сделанное предложение. Городской управе было поручено «снестись с Николаем Мартемьяновичем относительно размеров предполагаемого к постройке в Тюмени музея с аудиторией».
Было высказано предположение, что, оценивая постройку этого здания в 17000 рублей, Николай Мартемьянович, вероятно, составил, и приблизительный план для него.
Было решено, что городская управа, получив все сведения, доставит городской Думе свои соображения относительно возможности или невозможности исполнения желания Чукмалдина.
Более полугода шла переписка между благотворителем и городским головой А.И. Текутьевым по вопросу о музее. И.Я. Словцов представлял Н.М. Чукмалдина как доверенное лицо.
Николай Мартемьянович был уже тяжело болен и торопился устроить в Тюмени музей. Своим условием он, безусловно, хотел лишь поторопить неспешных и рассудительных земляков и, может быть, еще при жизни успеть увидеть свою мечту воплощенной.
С другой стороны, быстро такие дела не делались, тем более что наличных свободных средств у города просто не было. Городскому бюджету катастрофически не хватало денег на первоочередные городские нужды. Нужно сказать, что из-за отсутствия денег нерешенными оставались такие вопросы, как строительство городской больницы и постоянного моста через Туру, расширение прогимназии.
В результате переписки Чукмалдин сообщил директору реального училища Словцову соображения, которые необходимо было принять к сведению при постройке музея.
На заседании городской Думы 12 января 1900 года заступающий место городского головы Д.В. Назаров доложил управе эти соображения, которые заключались в следующем.
«1. Что для помещения музея необходимо четыре сухих и теплых комнаты высотою не менее 7 аршин, с площадью пола до 86 кв. сажен и одна комната совершенно изолированная от этих, хотя и небольшая – для чучельной.
2. Кроме того, нужно помещение для сторожа и квартира для заведующего музеем.
3. На обстановку музея мебелью и вообще внутреннее устройство нужно будет израсходовать единовременно до 2600 рублей.
4. На содержание музея ежегодно потребуется расхода до 1500 рублей по следующему расчету:
– жалованье заведующему музеем 800 рублей;
– сторожу 180 рублей;
– отопление и освещение 350 рублей;
– разные мелочные расходы, как, например, ремонт здания,
– починку мебели, покупку недорогих предметов для музея и проч. 150-170 рублей.
5. Заведующий музеем должен быть человек сведущий в этом деле, иначе музей может потерять свою ценность и значение».
Кроме того, Д.В. Назаров сообщил, что у директора реального училища И.Я. Словцова имеется и сообщенный Н.М. Чукмалдиным план на постройку предполагаемого музея, представляющего собою «очень изящное здание».
Городская управа, обсудив предложения Чукмалдина, нашла возможным и желательным устроить музей в здании каменного гостиного двора, рядом с разрешенной уже к устройству Пушкинской городской публичной библиотекой. Мотивировалось это тем, что «оба эти научно-воспитательные учреждения, будучи так близко одно к другому, представят для публики весьма существенное удобство».
Что же касалось постройки «особого нового здания для музея с расходом на это 17 тысяч рублей», то городская управа со своей стороны не находила возможным «представлять об этом Думе, как ввиду затруднений, при которых пришлось составлять приходорасходные сметы на настоящий 1900 год, так и ввиду того, что самой важнейшей для города является постройка городской больницы, требующая довольно крупной суммы».
Хотя и признавалось, что, так как Н.М. Чукмалдин жертвует Тюмени коллекции музея безвозмездно, «желательно бы не упустить случая воспользоваться этим даром».
По недостатку времени сметы на устройство музея в переоборудованном гостином дворе составлены не были, но предполагалось, что расчеты окажутся «не дороже того, как и устройство Пушкинской библиотеки, т.е. до 7 тыс. руб., а вместе с обстановкой до 10 тыс. рублей.
При этом, однако, городская Управа должна представить, что свободных средств у города на это дело все же нет, и ввиду этого полагала бы обратиться к г. Николаю Мартемьяновичу Чукмалдину с ходатайством, не признает ли он возможным одолжить требующиеся для города на устройство музея 10 тыс. руб., сроком на пять лет, при ежегодном возврате ему по две тысячи рублей в год».
На заседании была высказана мысль, что если город не сможет приступить к устройству музея в скором времени, то «просить г. Николая Мартемьяновича пожертвованные им коллекции музея поставить в помещениях местного реального училища, так как директор этого училища г. Словцов высказался о возможности разместить их там».
Было принято постановление: с докладом городской управы согласиться, предложив ей ознакомить Чукмалдина «с предполагаемым внутренним расположением для музея в гостином дворе, и по возможности, с внешним видом».
Но не такого решения ждал Николай Мартемьянович.
На заседании Думы 24 февраля 1900 года был заслушан его ответ на имя городского головы, в котором выражалось несогласие с предложением городской Думы, выраженным в постановлении 12 января.
Собранию Думы оставалось только вынести постановление: «принять его к сведению».
Но все же купленные коллекции по археологии, палеонтологии, ботанике, минералогии и зоологии – всего свыше 4000 предметов, были переданы Н.М. Чукмалдиным в собственность музея Тюменского Александровского реального училища с тем, «чтобы в праздничные дни он был открываем для публики». Теперь коллекции оставались в Тюмени и не могли быть проданы, подарены и вывезены из города. Наверное, вовремя, через несколько лет И.Я. Словцов уехал из Тюмени в Петербург, и как знать, что стало бы с коллекциями, оставайся они собственностью Ивана Яковлевича.
Случившееся с коллекциями происшествие в 1891 году оказалось не последним.
В 1911 году в Омске проходила Первая Западно-Сибирская выставка.
При организации этой выставки ставилась цель представить на ней, насколько это окажется возможным, наглядную картину Западной Сибири в естественно-историческом и культурно-экономическом отношениях; ознакомить посетителей выставки с природными богатствами края, с его флорой и фауной, с современным состоянием в Сибири различных отраслей сельского хозяйства, промышленности и торговли.
Районами выставки являлась Западная Сибирь, в ее составе Акмолинская и Семипалатинская области, Томская и Тобольская губернии и прилегающие уезды Енисейской губернии и Семиреченской области. Однако на выставку допускались экспонаты из Европейской России и заграницы на общих основаниях. Правительством был временно разрешен беспошлинный пропуск для заграничных экспонатов.
В январе 1911 г. директору Тюменского Александровского реального училища П.А. Ивачеву было направлено письмо главного комиссара Первой Западно-Сибирской выставки Г.Е. Катанаева, в котором он просил доставить в Омск на выставку экспонаты музея училища, перечень которых занял целый лист.
В этом списке значились коллекции по минералогии и геогнозии Западной Сибири, гербарии, коллекции орудий палеологического и неологического периодов, глиняная посуда каменного века, орудия железного и бронзового веков. Т.е. все то, чем гордились тюменцы.
Главный комиссар обещал, что «укупорка и перевозка всех этих предметов вперед и обратно будет принята за счет Выставочного комитета. Охрану коллекций на самой выставке комитет принимает также на себя».
Как и положено, директором училища было запрошено разрешение попечителя Западно-Сибирского учебного округа на отправку коллекций музея на Первую Западно-Сибирскую выставку в Омск. Уже в феврале разрешение было получено.
Из-за невозможности послать своего представителя на выставку училище вынуждено было доверить прием, упаковку и отвоз коллекций музея в Омск студенту Дьяконову, уполномоченному Выставочного комитета.
Вот что вошло в тот список:
1. Коллекция образцов самородных металлов в количестве 73 образцов;
2. Коллекция образцов самосадочных солей в количестве 89 образцов;
3. Коллекция орудий каменного века, включающая в себя 9 молотов со сквозными отверстиями, 7 пестов и точилок, 1 изображение лося, идол, долота, топоры и прочее в количестве 20 штук; 51 скребок; стрелки, ножи и грузила в количестве 64 штуки; архаическая костяная посуда, состоящая из 16 образцов; втулки, свайные постройки в количестве 12 штук;
4. Жернова в количестве 3 штук;
5. Коллекция рыболовных орудий каменного века, включающая напрясла и скребки в количестве 40 штук; снаряды с южного берега Андреевского озера в количестве 65 штук;
6. Коллекция орудий каменного века, включающая в себя стрелки, иглы в количестве 48 штук; идол и топоры в количестве 19 штук;
7. Коллекция орнаментированной глиняной посуды каменного века, включающая посуду со сложной орнаментировкой в количестве 53 штук; обломки посуды с озера Андреевского в количестве 55 штук; горшки в количестве 52 штук;
8. Подробный раскрашенный план озера Андреевского;
9. Модель кургана;
10. Археологическая карта курганов Тобольской губернии.
К 26 мая 1911 года экспонаты, предназначенные для Западно-Сибирской выставки, были упакованы и переданы хранителем музея Ф.Г. Багаевым уполномоченному Дьяконову.
Первая Западно-Сибирская выставка открылась в Омске 15 июня 1911 года, ее бюджет составил 310 тысяч рублей. В 60 павильонах выставки разместилось 16 отделов по отраслям: 1. Общенаучный; 2. Переселенческий; 3. Полеводство и травосеяние; 4. Огородничество, бахчеводство и садоводство; 5. Животноводство и ветеринария; 6. Молочное хозяйство; 7. Сельскохозяйственная и строительная техника; 8. Сельскохозяйственные орудия и машины; 9. Кустарно-ремесленный; 10. Лесной; 11. Торгово-промышленный; 12. Промыслы Западной Сибири; 13. Горный; 14. Учебное дело; 15. Сельская медицина; 16. Смешанный.
Выставка занимала огромную городскую Семинарскую площадь в 27 десятин. Напротив её – в 200 саженях – городской вокзал железнодорожной ветки, по которой доставлялись грузы на выставку.
В архитектуре выставочных зданий преобладал стиль модерн, хотя научный павильон был выстроен в египетском стиле, а ресторан – в мавританском. Главный павильон занимал площадь в 400 кв. саженей. Некоторые участники выставки сами строили свои павильоны, как, например, Пермское и Вятское земства. Только на строительство и оформление выставочных сооружений было затрачено около 150 тысяч рублей.
В центре выставки были сооружены скульптуры Ермака, Д.И. Менделеева и генерал-адъютанта Н.Г. Казнакова.
Для обслуживания посетителей и гостей выставки были приглашены итальянская опера, симфонический оркестр, духовой оркестр Сибирского казачьего войска. В день открытия выставки авиатор А.А. Васильев демонстрировал полет на летательном аппарате.
В течение полутора месяцев уникальные минералогические и археологические коллекции Тюменского Александровского реального училища были доступны для обозрения и вызвали большой интерес у посетителей выставки.
1 августа 1911 г. выставка закончилась, коллекции музея Тюменского Александровского реального училища были отмечены Почетным дипломом.
А дальше все получилось, как всегда. Выставка прошла, экспонаты устроителям были больше не нужны, а раз не нужны, то и отношение к ним стало как к вещам ненужным. Коллекции, отмеченные Почетным дипломом, были наскоро упакованы и отправлены в Тюмень.
30 января 1912 года на стол директора Тюменского реального училища П.А. Ивачева лег рапорт от хранителя музея Ф.г. Багаева следующего содержания:
«При разборке предметов училищного музея, возвращенных из Омска, обнаружено:
в рубрике по передаточному списку №23649-3698 «Образцы россыпей самородных металлов» – не оказалось налицо – 2 единицы;
в рубрике по передаточному списку №23845-3925 «Образцы самосадочных солей» – не оказалось налицо – 25 единиц.
Минералы и соли при отправке на выставку были укупорены в плоских ящиках, рядами, с прокладкой из ваты для каждого предмета, почему давлению и трению не подвергались, а возвращены завернутыми в бумагу и сложенными вплотную друг на друга в кубической формы ящики около 12 вершков в сторону.
Поэтому куски солей, глины и т. п. оказались обломаны, раздавлены и даже рассыпаны, бумажная обертка разорвалась. Далее, такие минералы, как золотосодержащий кварц и сурьмяной блеск оказались расколоты.
Укупорка щитов-картонов с орудиями каменного века и, особенно, с орнаментами глиняной посуды не отличались тщательностью, вследствие чего некоторые предметы выпали из своих гнезд, причем около десяти черепков оказались разбитыми.
Посылка из Омска никем не сопровождалась».
По рапорту можно составить представление о хранителе музея Федоре Григорьевиче Багаеве как человеке пунктуальном, аккуратном, даже педантичном, но вместе с тем и неравнодушном и искренне переживавшем за сохранность коллекций музея. Рапорт сам по себе является очень кратким и сухим документом, констатирующим только факты, но в изложении Багаева, лично укладывавшего коллекции с завидной тщательностью и, наверное, испытывавшего гордость за экспонаты, отправляемые в Омск, был больше похож на укор устроителям выставки и руководству училища. Уверен, будь коллекция частной, её владелец не передоверил бы упаковку и отправку экспонатов посторонним людям. Руководство училища должно было отправить своего человека для упаковки и транспортировки коллекции после окончания выставки обратно в Тюмень, тем более что период с 15 июня по 1 августа выпадал на каникулы и преподавателя училища для этой цели при желании можно было найти. Да и затраты на его командирование в Омск, в конечном счете, были бы гораздо меньшими, чем причиненный ущерб.
Уместны слова И.Я. Словцова: «Значение музея наше общество поймет, к сожалению, много позднее. До этого времени все усилия частных лиц должны быть направлены к тому, чтобы не погибло, по крайней мере, то, что собрано ценою трудов, здоровья и денежных пожертвований».
Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Очень часто даже и не плачем, просто не замечаем того, что теряем.
Был в истории Тюмени и еще один случай, который произошел с документами архива воеводской канцелярии.
Началось все с того, что в июне 1896 года в Тюмень пришло отношение председателя археографической комиссии Министерства народного просвещения, в котором было изложено, что по дошедшим до комиссии сведениям при Тюменской городской управе находится старинный воеводский архив, заключающий в себе много интересных дел и свитков. Археографическая комиссия просила городскую управу допустить к разбору и описанию этого старинного архива директора Тюменского реального училища И.Я. Словцова.
В управе очень удивились тому, что в Тюмени есть, оказывается, такой ценный архив, который заинтересовал даже столичных ученых. Навели справки. Оказалось, что в лавках каменного гостиного двора действительно хранится старинный архив.
Мало того, было установлено, что в январе 1878 года к разбору архива допускался кандидат естественных наук Казанского университета И.И. Канонников с условием, «если в архиве окажутся документы, составляющие важность, представить их в Управу».
О последствиях разборки архива Канонников 13 сентября 1878 года сообщил, что осмотренный им «архив имеет громадную ценность» и, по его мнению, «мало в Сибири архивов, которые могли бы сравняться с ним по богатству заключающегося в нем материала».
Спустя время выяснилось, что имела место утрата «г. Канонниковым 40 томов дел, взятых им у архивариуса Никифорова, но невозвращенных по отъезде из Тюмени». По этому поводу возникла переписка, которая закончилась ничем.
Оказалось, что по поводу этого же архива есть в управе заявление бывшего преподавателя Тюменского реального училища П.М. Головачева, который «ввиду чрезвычайной важности сказанного архива в научном отношении, ходатайствует пред городским управлением, впредь до разбора дел, устроить для хранения его теплое помещение».
Заявление это не было доложено Думе потому, что на покрытие расхода по устройству теплого помещения для архива не нашлось источника финансирования.
В 1896 году, когда обстоятельства этого дела были доложены Думе, гласные посчитали, что «в настоящее время, когда у города имеется ввиду много других настоятельных и неотложных расходов, было бы несвоевременно и нерасчетливо затрачивать средства на устройство теплого помещения для сказанного архива, но что в том случае, если господин действительный статский советник Иван Яковлевич Словцов нашел возможность перевести архив в какое-либо свое удобное для разборки помещение, то со стороны общественного управления не имеется препятствий к предоставлению ему права пользоваться этим архивом для описания».
Так бы, наверное, и пропал архив воеводской канцелярии, если бы не помощь Н.М. Чукмалдина. Не будь его, каким ущербным мог быть наш городской музей, да и Государственный архив Тюменской области обязан ему наличием в своих фондах дел воеводской канцелярии.
В некрологе, посвященном Чукмалдину, историк П. Головачев, кроме всего прочего, написал: «узнав, что в Тюмени погибает прекрасный архив, покойный оказал содействие к приведению его в некоторый порядок и тем спас от конечной гибели». Подробности помощи его в данном случае остались неизвестны, ибо просветительская деятельность Николая Мартемьяновича «имела не показной корыстный характер... но была плодом глубоко продуманного, цельного и честного убеждения.
...Много ли найдется таких людей на всем великом лице России?».
С. Н. Кубочкин
ЧТО ИМЕЕМ – НЕ ХРАНИМ...
Телеграмма из Берлина пришла в Тюмень 18 апреля 1901 года. На следующий день «Сибирская торговая газета» поместила некролог: «Известный московский коммерсант, уроженец Тюменского уезда и благотворитель Николай Мартемьянович Чукмалдин волею Божией скончался 16 апреля в Берлине, куда уехал для лечения. Неделю тому назад Н.М. была сделана удачно операция, но после начались осложнения и почтенный, всеми уважаемый благотворитель скончался».
Утром 3 мая в особом траурном вагоне тело Н.М. Чукмалдина прибыло в Тюмень. В этот же день в 4 часа дня над гробом была отслужена панихида.
«Сибирская торговая газета» писала: «К 11 1/2 Дня 4 мая к моменту выноса тела из вагонов для дальнейшего следования в д. Кулакову, на тюменский вокзал собралась тысячная толпа, в том числе до сотни крестьян деревень Кулаковой и Гусельниковой. В числе горожан прибыли на вокзал: представители городского самоуправления во главе с городским головой А.И. Текутьевым, директор реального училища д. с. с. И.Я. Словцов с 5 классом воспитанников реального училища, тюменский уездный исправник Т.Ф. Калугин, крестьянский начальник С.Я. Деспот-Зенович, представители разных благотворительных обществ, редактор «С. Т. Г.» А.А. Крылов, учителя уездного и приходских училищ во главе с смотрителем М.Я. Софоновым, друзья покойного и много наших именитых коммерсантов. Такой громадной толпы, занявшей весь дебаркадер, сады и площадь у вокзала, едва ли кто видел ранее на вокзале».
Когда специальный траурный, с громадными белыми крестами, вагон был подведен к дебаркадеру, кулаковцы вынули и поставили на особо приготовленное место металлический гроб. Тут же были возложены роскошные венки от Тюменского реального училища, от городского общественного управления, от общества вспомоществования приказчикам, школьного общества, от редакции «Сибирской торговой газеты» и от семейства Колмогоровых.
Затем протоиереем И. Лепехиным вместе с о. М. Иноземцевым и Н. Глуховцевым была отслужена лития, во время которой И. Лепехиным была произнесена прочувствованная речь, в которой «была охарактеризована глубоко симпатичная личность покойного благотворителя Николая Мартемьяновича и его любовь к родному краю».
По окончании литии гроб должен был быть поставлен на катафалк для следования в д. Кулакову, но кулаковцы с вокзала через весь город, до городской управы, несли на руках тяжелый металлический гроб.
При входе в город и особенно когда похоронная процессия достигла Царской улицы, толпа достигла нескольких тысяч человек. Часть улицы, тротуары, балконы и окна домов были заняты народом.
Похоронная процессия останавливалась на Царской улице, напротив реального училища, у дома З.С. Лагиной и городской управы, во время остановок духовенством служились литии. У здания городской управы гроб был поставлен на катафалк, кулаковцы выпрягли лошадей и везли гроб до самой деревни на себе.
За Тюменкой печальную колесницу встретила также громадная толпа. Множество людей провожало тело покойного до д. Кулаковой (около 20 километров).
К Кулаковой похоронная процессия подошла к 5 часам вечера, у околицы деревни была отслужена лития, толпа достигла нескольких тысяч человек. Гроб был снят с катафалка и вновь взят на руки. Так на руках его и несли по деревне до церкви (около 3 километров).
Вдове покойного А.И. Чукмалдиной крестьянами были поднесены хлеб-соль и выражено глубокое сожаление о постигшем ее великом горе.
Стоящий в церкви гроб весь утопал в зелени венков, которых всего было 22: 14 – возложенных в Берлине и Москве, 6 – в Тюмени и два – в д. Кулаковой.
5 мая в 10 часов утра началась заупокойная литургия, совершенная о. протоиереем И. Лепехиным вместе с другими тремя священниками. Всех желающих отдать последнюю дань праху Чукмалдина церковь не могла вместить, и тысячная толпа окружала церковь.
Во время литургии были произнесены речи о. Н. Глуховцевым и М. Иноземцевым, прозвучали такие слова: «Счастлив человек, который по смерти своей оставляет в людях раскаяние, т. е. о кончине которого все сожалеют».
Так закончился земной путь известного благотворителя, тюменского и московского купца Николая Мартемьяновича Чукмалдина – вдохновителя создания Тюменского городского музея.
Начало же коллекциям было положено в 1879 году, с открытием Тюменского Александровского реального училища. Получивший назначение стать директором этого училища И.Я. Словцов привез с собой из Омска некоторую часть археологических и ботанических экспонатов. Археологические раскопки, проведенные Словцовым в 80-х годах XIX столетия по берегам Андреевского озера, в окрестностях Тюмени, позволили пополнить коллекции музея экспонатами времен каменного, железного и бронзового веков.
Сам Иван Яковлевич характеризовал коллекции музея так: «Местные собрания коллекций любой отдаленной окраины имеют ясно определенную цель – сосредоточить такие предметы, которые характеризуют природу данной страны или её исторический и доисторический быт, или современное экономическое и промышленное состояние, или, наконец, все эти стороны одновременно. Тюменские коллекции характеризуют край преимущественно в естественноисторическом и археологическом отношении. Предназначались они для развития умственного кругозора обучавшегося и обучающегося теперь юношества – учеников реального училища».
Но богатейшим коллекциям музея была уготована непростая судьба, порой даже трагичная. В 1891 году Словцов решает показать коллекции в Академии наук и, если они заинтересуют ученых, то и продать. Но при перевозке в С.-Петербург часть коллекции погибла. Оставшаяся часть вернулась в реальное училище, оставаясь собственностью Словцова.
Сегодня трудно судить, почему у И.Я. Словцова возникали стремления вывезти ценнейшие экспонаты из Тюмени. Кроме как честолюбием, это объяснить трудно, хотя возможно, что на принятие решения повлияли и материальные затруднения Ивана Яковлевича.
Не хотелось бы противопоставлять двух наших земляков, по-разному причастных к созданию музея в Тюмени. Но, пожалуй, если быть более точными, то основателем Тюменского городского музея все же стоит считать не И.Я. Словцова, собравшего коллекции, а Н.М. Чукмалдина, выступившего инициатором создания городского музея в Тюмени и купившего для него коллекции у Словцова.
За два года до смерти, в мае 1899 года, он обратился с заявлением в Тюменскую городскую Думу.
«...Известно, что уровень общественного, экономического и торгового развития достигает наиболее высокой степени в тех городах, жители которых имеют свои общественные библиотеки, свои музеи и свои аудитории.
Только при наличности таких учреждений, граждане могут продолжать свое самообразование, идти вперед и не стоять на том уровне знании, какие они получили в школе.
Тюмень – город будущего, потому наступило время, что пора позаботиться об умственной жизни населения. Открытие таких учреждений, как общество трезвости, общество попечения об учащихся, воскресные курсы для учащихся, воскресные курсы для ремесленников при реальном училище, указывают, что потребность в общественной аудитории, библиотеке и научно-промышленном музее, назрела.
Явился спрос Тюменского общества на интеллектуальные занятия в видах своего развития и потому нравственный долг обязывает представителей управления, поддержать явившуюся потребность.
По моему мнению, успех дела будет зависеть от того, как солидарны будут между собой открывшиеся общества, а это может быть достигнуто, когда они не будут действовать в рознь, а соединятся вместе и объединят свои труды.
Для этого нужно открыть центральные помещения для собрания членов этих обществ, где бы была аудитория, библиотека и музей.
Тобольск сравнительно бедный малопромышленный город, имеет свой музей, и ныне построил аудиторию. Музей при экономическом сооружении, как видно из отчета, обошелся этому городу 13000 рублей, не считая некоторых пожертвований лесом, кирпичом и др. материалом.
В Тюмени такое здание обойдется тысяч 16000, а на 17000 рублей можно устроить его с народной аудиторией, которую в Тобольске пришлось строить отдельно. Здание необходимо для музея каменное, в предупреждение от пожаров коллекций, которые представляют всегда большую ценность; музеи не представляют такого имущества, которое можно всегда купить; в них есть предметы, которые иногда не имеют цены; совокупность музеев составляет гордость государства.
Потому, я думаю, что постройка каменного здания для аудитории и музея обойдется в 17000 рублей.
Отопление здания обойдется в год – 100 руб.;
Ремонт, не более – 100 руб.;
Содержание сторожа в год – 120 руб.;
Содержание ответственного хранителя и препаратора – 500 руб.
Всего – 820 рублей.
Таким образом, единовременный расход на постройку здания потребует 17000 рублей и ежегодный – 820 рублей.
Капитал в 17000 рублей было бы возможно собрать подпиской на это полезное дело, а ежегодный расход городская Управа могла бы внести в свою городскую смету.
Не признает ли городская Дума возможным обсудить этот вопрос и открыть подписку между гражданами Тюмени на постройку здания. При этом покорнейше прошу внести и мое личное заявление следующего содержания:
«Когда по подписке собранные деньги покроют сумму, необходимую для постройки здания, и Дума постановит ассигновать ежегодный расход, я обязуюсь сим наполнить музей коллекциями, библиотеку книгами и вообще дать всему делу внутреннее благоустройство.
Сибирские коллекции я мог бы приобрести для Тюменского музея из тех, которые составляют собственность Ивана Яковлевича Словцова и пополнить их добавочными, а также составить библиотеку с необходимыми материалами и рисунками для практического обучения рисованию и черчению ремесленников, волшебные фонари для чтения, картины и проч.
При этом, ввиду того, что составить коллекции вдруг нельзя, то я теперь же начну их приобретение и поэтому должен поставить следующее условие.
Если через шесть месяцев капитал на постройку дома не будет в наличности, то я оставляю за собой право коллекциям и книгам на сумму около 10000 рублей, дать другое назначение, а все что будет собрано по подписке, предоставить возвратить жертвователям.
О результатах обсуждения и решения по поводу моего предложения, покорнейше прошу уведомить меня, по месту моего жительства в городе Москве».
Собрание Думы, находя предложение Николая Мартемьяновича Чукмалдина «весьма полезным», постановило благодарить его за сделанное предложение. Городской управе было поручено «снестись с Николаем Мартемьяновичем относительно размеров предполагаемого к постройке в Тюмени музея с аудиторией».
Было высказано предположение, что, оценивая постройку этого здания в 17000 рублей, Николай Мартемьянович, вероятно, составил, и приблизительный план для него.
Было решено, что городская управа, получив все сведения, доставит городской Думе свои соображения относительно возможности или невозможности исполнения желания Чукмалдина.
Более полугода шла переписка между благотворителем и городским головой А.И. Текутьевым по вопросу о музее. И.Я. Словцов представлял Н.М. Чукмалдина как доверенное лицо.
Николай Мартемьянович был уже тяжело болен и торопился устроить в Тюмени музей. Своим условием он, безусловно, хотел лишь поторопить неспешных и рассудительных земляков и, может быть, еще при жизни успеть увидеть свою мечту воплощенной.
С другой стороны, быстро такие дела не делались, тем более что наличных свободных средств у города просто не было. Городскому бюджету катастрофически не хватало денег на первоочередные городские нужды. Нужно сказать, что из-за отсутствия денег нерешенными оставались такие вопросы, как строительство городской больницы и постоянного моста через Туру, расширение прогимназии.
В результате переписки Чукмалдин сообщил директору реального училища Словцову соображения, которые необходимо было принять к сведению при постройке музея.
На заседании городской Думы 12 января 1900 года заступающий место городского головы Д.В. Назаров доложил управе эти соображения, которые заключались в следующем.
«1. Что для помещения музея необходимо четыре сухих и теплых комнаты высотою не менее 7 аршин, с площадью пола до 86 кв. сажен и одна комната совершенно изолированная от этих, хотя и небольшая – для чучельной.
2. Кроме того, нужно помещение для сторожа и квартира для заведующего музеем.
3. На обстановку музея мебелью и вообще внутреннее устройство нужно будет израсходовать единовременно до 2600 рублей.
4. На содержание музея ежегодно потребуется расхода до 1500 рублей по следующему расчету:
– жалованье заведующему музеем 800 рублей;
– сторожу 180 рублей;
– отопление и освещение 350 рублей;
– разные мелочные расходы, как, например, ремонт здания,
– починку мебели, покупку недорогих предметов для музея и проч. 150-170 рублей.
5. Заведующий музеем должен быть человек сведущий в этом деле, иначе музей может потерять свою ценность и значение».
Кроме того, Д.В. Назаров сообщил, что у директора реального училища И.Я. Словцова имеется и сообщенный Н.М. Чукмалдиным план на постройку предполагаемого музея, представляющего собою «очень изящное здание».
Городская управа, обсудив предложения Чукмалдина, нашла возможным и желательным устроить музей в здании каменного гостиного двора, рядом с разрешенной уже к устройству Пушкинской городской публичной библиотекой. Мотивировалось это тем, что «оба эти научно-воспитательные учреждения, будучи так близко одно к другому, представят для публики весьма существенное удобство».
Что же касалось постройки «особого нового здания для музея с расходом на это 17 тысяч рублей», то городская управа со своей стороны не находила возможным «представлять об этом Думе, как ввиду затруднений, при которых пришлось составлять приходорасходные сметы на настоящий 1900 год, так и ввиду того, что самой важнейшей для города является постройка городской больницы, требующая довольно крупной суммы».
Хотя и признавалось, что, так как Н.М. Чукмалдин жертвует Тюмени коллекции музея безвозмездно, «желательно бы не упустить случая воспользоваться этим даром».
По недостатку времени сметы на устройство музея в переоборудованном гостином дворе составлены не были, но предполагалось, что расчеты окажутся «не дороже того, как и устройство Пушкинской библиотеки, т.е. до 7 тыс. руб., а вместе с обстановкой до 10 тыс. рублей.
При этом, однако, городская Управа должна представить, что свободных средств у города на это дело все же нет, и ввиду этого полагала бы обратиться к г. Николаю Мартемьяновичу Чукмалдину с ходатайством, не признает ли он возможным одолжить требующиеся для города на устройство музея 10 тыс. руб., сроком на пять лет, при ежегодном возврате ему по две тысячи рублей в год».
На заседании была высказана мысль, что если город не сможет приступить к устройству музея в скором времени, то «просить г. Николая Мартемьяновича пожертвованные им коллекции музея поставить в помещениях местного реального училища, так как директор этого училища г. Словцов высказался о возможности разместить их там».
Было принято постановление: с докладом городской управы согласиться, предложив ей ознакомить Чукмалдина «с предполагаемым внутренним расположением для музея в гостином дворе, и по возможности, с внешним видом».
Но не такого решения ждал Николай Мартемьянович.
На заседании Думы 24 февраля 1900 года был заслушан его ответ на имя городского головы, в котором выражалось несогласие с предложением городской Думы, выраженным в постановлении 12 января.
Собранию Думы оставалось только вынести постановление: «принять его к сведению».
Но все же купленные коллекции по археологии, палеонтологии, ботанике, минералогии и зоологии – всего свыше 4000 предметов, были переданы Н.М. Чукмалдиным в собственность музея Тюменского Александровского реального училища с тем, «чтобы в праздничные дни он был открываем для публики». Теперь коллекции оставались в Тюмени и не могли быть проданы, подарены и вывезены из города. Наверное, вовремя, через несколько лет И.Я. Словцов уехал из Тюмени в Петербург, и как знать, что стало бы с коллекциями, оставайся они собственностью Ивана Яковлевича.
Случившееся с коллекциями происшествие в 1891 году оказалось не последним.
В 1911 году в Омске проходила Первая Западно-Сибирская выставка.
При организации этой выставки ставилась цель представить на ней, насколько это окажется возможным, наглядную картину Западной Сибири в естественно-историческом и культурно-экономическом отношениях; ознакомить посетителей выставки с природными богатствами края, с его флорой и фауной, с современным состоянием в Сибири различных отраслей сельского хозяйства, промышленности и торговли.
Районами выставки являлась Западная Сибирь, в ее составе Акмолинская и Семипалатинская области, Томская и Тобольская губернии и прилегающие уезды Енисейской губернии и Семиреченской области. Однако на выставку допускались экспонаты из Европейской России и заграницы на общих основаниях. Правительством был временно разрешен беспошлинный пропуск для заграничных экспонатов.
В январе 1911 г. директору Тюменского Александровского реального училища П.А. Ивачеву было направлено письмо главного комиссара Первой Западно-Сибирской выставки Г.Е. Катанаева, в котором он просил доставить в Омск на выставку экспонаты музея училища, перечень которых занял целый лист.
В этом списке значились коллекции по минералогии и геогнозии Западной Сибири, гербарии, коллекции орудий палеологического и неологического периодов, глиняная посуда каменного века, орудия железного и бронзового веков. Т.е. все то, чем гордились тюменцы.
Главный комиссар обещал, что «укупорка и перевозка всех этих предметов вперед и обратно будет принята за счет Выставочного комитета. Охрану коллекций на самой выставке комитет принимает также на себя».
Как и положено, директором училища было запрошено разрешение попечителя Западно-Сибирского учебного округа на отправку коллекций музея на Первую Западно-Сибирскую выставку в Омск. Уже в феврале разрешение было получено.
Из-за невозможности послать своего представителя на выставку училище вынуждено было доверить прием, упаковку и отвоз коллекций музея в Омск студенту Дьяконову, уполномоченному Выставочного комитета.
Вот что вошло в тот список:
1. Коллекция образцов самородных металлов в количестве 73 образцов;
2. Коллекция образцов самосадочных солей в количестве 89 образцов;
3. Коллекция орудий каменного века, включающая в себя 9 молотов со сквозными отверстиями, 7 пестов и точилок, 1 изображение лося, идол, долота, топоры и прочее в количестве 20 штук; 51 скребок; стрелки, ножи и грузила в количестве 64 штуки; архаическая костяная посуда, состоящая из 16 образцов; втулки, свайные постройки в количестве 12 штук;
4. Жернова в количестве 3 штук;
5. Коллекция рыболовных орудий каменного века, включающая напрясла и скребки в количестве 40 штук; снаряды с южного берега Андреевского озера в количестве 65 штук;
6. Коллекция орудий каменного века, включающая в себя стрелки, иглы в количестве 48 штук; идол и топоры в количестве 19 штук;
7. Коллекция орнаментированной глиняной посуды каменного века, включающая посуду со сложной орнаментировкой в количестве 53 штук; обломки посуды с озера Андреевского в количестве 55 штук; горшки в количестве 52 штук;
8. Подробный раскрашенный план озера Андреевского;
9. Модель кургана;
10. Археологическая карта курганов Тобольской губернии.
К 26 мая 1911 года экспонаты, предназначенные для Западно-Сибирской выставки, были упакованы и переданы хранителем музея Ф.Г. Багаевым уполномоченному Дьяконову.
Первая Западно-Сибирская выставка открылась в Омске 15 июня 1911 года, ее бюджет составил 310 тысяч рублей. В 60 павильонах выставки разместилось 16 отделов по отраслям: 1. Общенаучный; 2. Переселенческий; 3. Полеводство и травосеяние; 4. Огородничество, бахчеводство и садоводство; 5. Животноводство и ветеринария; 6. Молочное хозяйство; 7. Сельскохозяйственная и строительная техника; 8. Сельскохозяйственные орудия и машины; 9. Кустарно-ремесленный; 10. Лесной; 11. Торгово-промышленный; 12. Промыслы Западной Сибири; 13. Горный; 14. Учебное дело; 15. Сельская медицина; 16. Смешанный.
Выставка занимала огромную городскую Семинарскую площадь в 27 десятин. Напротив её – в 200 саженях – городской вокзал железнодорожной ветки, по которой доставлялись грузы на выставку.
В архитектуре выставочных зданий преобладал стиль модерн, хотя научный павильон был выстроен в египетском стиле, а ресторан – в мавританском. Главный павильон занимал площадь в 400 кв. саженей. Некоторые участники выставки сами строили свои павильоны, как, например, Пермское и Вятское земства. Только на строительство и оформление выставочных сооружений было затрачено около 150 тысяч рублей.
В центре выставки были сооружены скульптуры Ермака, Д.И. Менделеева и генерал-адъютанта Н.Г. Казнакова.
Для обслуживания посетителей и гостей выставки были приглашены итальянская опера, симфонический оркестр, духовой оркестр Сибирского казачьего войска. В день открытия выставки авиатор А.А. Васильев демонстрировал полет на летательном аппарате.
В течение полутора месяцев уникальные минералогические и археологические коллекции Тюменского Александровского реального училища были доступны для обозрения и вызвали большой интерес у посетителей выставки.
1 августа 1911 г. выставка закончилась, коллекции музея Тюменского Александровского реального училища были отмечены Почетным дипломом.
А дальше все получилось, как всегда. Выставка прошла, экспонаты устроителям были больше не нужны, а раз не нужны, то и отношение к ним стало как к вещам ненужным. Коллекции, отмеченные Почетным дипломом, были наскоро упакованы и отправлены в Тюмень.
30 января 1912 года на стол директора Тюменского реального училища П.А. Ивачева лег рапорт от хранителя музея Ф.г. Багаева следующего содержания:
«При разборке предметов училищного музея, возвращенных из Омска, обнаружено:
в рубрике по передаточному списку №23649-3698 «Образцы россыпей самородных металлов» – не оказалось налицо – 2 единицы;
в рубрике по передаточному списку №23845-3925 «Образцы самосадочных солей» – не оказалось налицо – 25 единиц.
Минералы и соли при отправке на выставку были укупорены в плоских ящиках, рядами, с прокладкой из ваты для каждого предмета, почему давлению и трению не подвергались, а возвращены завернутыми в бумагу и сложенными вплотную друг на друга в кубической формы ящики около 12 вершков в сторону.
Поэтому куски солей, глины и т. п. оказались обломаны, раздавлены и даже рассыпаны, бумажная обертка разорвалась. Далее, такие минералы, как золотосодержащий кварц и сурьмяной блеск оказались расколоты.
Укупорка щитов-картонов с орудиями каменного века и, особенно, с орнаментами глиняной посуды не отличались тщательностью, вследствие чего некоторые предметы выпали из своих гнезд, причем около десяти черепков оказались разбитыми.
Посылка из Омска никем не сопровождалась».
По рапорту можно составить представление о хранителе музея Федоре Григорьевиче Багаеве как человеке пунктуальном, аккуратном, даже педантичном, но вместе с тем и неравнодушном и искренне переживавшем за сохранность коллекций музея. Рапорт сам по себе является очень кратким и сухим документом, констатирующим только факты, но в изложении Багаева, лично укладывавшего коллекции с завидной тщательностью и, наверное, испытывавшего гордость за экспонаты, отправляемые в Омск, был больше похож на укор устроителям выставки и руководству училища. Уверен, будь коллекция частной, её владелец не передоверил бы упаковку и отправку экспонатов посторонним людям. Руководство училища должно было отправить своего человека для упаковки и транспортировки коллекции после окончания выставки обратно в Тюмень, тем более что период с 15 июня по 1 августа выпадал на каникулы и преподавателя училища для этой цели при желании можно было найти. Да и затраты на его командирование в Омск, в конечном счете, были бы гораздо меньшими, чем причиненный ущерб.
Уместны слова И.Я. Словцова: «Значение музея наше общество поймет, к сожалению, много позднее. До этого времени все усилия частных лиц должны быть направлены к тому, чтобы не погибло, по крайней мере, то, что собрано ценою трудов, здоровья и денежных пожертвований».
Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Очень часто даже и не плачем, просто не замечаем того, что теряем.
Был в истории Тюмени и еще один случай, который произошел с документами архива воеводской канцелярии.
Началось все с того, что в июне 1896 года в Тюмень пришло отношение председателя археографической комиссии Министерства народного просвещения, в котором было изложено, что по дошедшим до комиссии сведениям при Тюменской городской управе находится старинный воеводский архив, заключающий в себе много интересных дел и свитков. Археографическая комиссия просила городскую управу допустить к разбору и описанию этого старинного архива директора Тюменского реального училища И.Я. Словцова.
В управе очень удивились тому, что в Тюмени есть, оказывается, такой ценный архив, который заинтересовал даже столичных ученых. Навели справки. Оказалось, что в лавках каменного гостиного двора действительно хранится старинный архив.
Мало того, было установлено, что в январе 1878 года к разбору архива допускался кандидат естественных наук Казанского университета И.И. Канонников с условием, «если в архиве окажутся документы, составляющие важность, представить их в Управу».
О последствиях разборки архива Канонников 13 сентября 1878 года сообщил, что осмотренный им «архив имеет громадную ценность» и, по его мнению, «мало в Сибири архивов, которые могли бы сравняться с ним по богатству заключающегося в нем материала».
Спустя время выяснилось, что имела место утрата «г. Канонниковым 40 томов дел, взятых им у архивариуса Никифорова, но невозвращенных по отъезде из Тюмени». По этому поводу возникла переписка, которая закончилась ничем.
Оказалось, что по поводу этого же архива есть в управе заявление бывшего преподавателя Тюменского реального училища П.М. Головачева, который «ввиду чрезвычайной важности сказанного архива в научном отношении, ходатайствует пред городским управлением, впредь до разбора дел, устроить для хранения его теплое помещение».
Заявление это не было доложено Думе потому, что на покрытие расхода по устройству теплого помещения для архива не нашлось источника финансирования.
В 1896 году, когда обстоятельства этого дела были доложены Думе, гласные посчитали, что «в настоящее время, когда у города имеется ввиду много других настоятельных и неотложных расходов, было бы несвоевременно и нерасчетливо затрачивать средства на устройство теплого помещения для сказанного архива, но что в том случае, если господин действительный статский советник Иван Яковлевич Словцов нашел возможность перевести архив в какое-либо свое удобное для разборки помещение, то со стороны общественного управления не имеется препятствий к предоставлению ему права пользоваться этим архивом для описания».
Так бы, наверное, и пропал архив воеводской канцелярии, если бы не помощь Н.М. Чукмалдина. Не будь его, каким ущербным мог быть наш городской музей, да и Государственный архив Тюменской области обязан ему наличием в своих фондах дел воеводской канцелярии.
В некрологе, посвященном Чукмалдину, историк П. Головачев, кроме всего прочего, написал: «узнав, что в Тюмени погибает прекрасный архив, покойный оказал содействие к приведению его в некоторый порядок и тем спас от конечной гибели». Подробности помощи его в данном случае остались неизвестны, ибо просветительская деятельность Николая Мартемьяновича «имела не показной корыстный характер... но была плодом глубоко продуманного, цельного и честного убеждения.
...Много ли найдется таких людей на всем великом лице России?».