Колокола России
Анатолий Степанович Кукарский
«Колокола России» — новый сборник стихов тюменского поэта Анатолия Кукарского. Поэт стремится осмыслить многогранный образ Родины, ее славную историю и могущество.
Стихи А. Кукарского проникнуты гордым чувством патриотизма, гражданственности. Эти стихи составляют центральное ядро книги.
География лирических стихов, вошедших в сборник, — Сибирь Север.
АНАТОЛИЙ КУКАРСКИЙ
КОЛОКОЛА РОССИИ
_СТИХИ_
* * *
От вешней зелени и сини
Достался цвет ее глазам...
Спасибо ей, моей России,
Ее лесам и небесам...
Спасибо ей за щедрость хлебом,
Что вкусен так от доброты:
Ведь под ее огромным небом
Нет ни обид, ни тесноты.
Я голосу ее внимаю:
Слова просты и высоки.
Моя Россия понимает
Наречья все и языки.
И если крепнет год от года
Нетленной дружбы торжество —
Кому ж обязаны народы
За это кровное родство?!
Кто славный наш союз осилит?
Кому он недруг или враг?
Я счастлив,
Что я сын России,
Что всем народам Друг и брат!
КОЛОКОЛА РОССИИ
Когда вздымалось острие кола,
Когда глаза острей ножа грозили,
Взрывались гневные колокола
Над необъятной яростью России.
Их стон тревожный плыл за косогор.
В поток сплетались подголосков струи.
И выводила Волга на простор
Медлительные разинские струги.
Эх, разгулялась голь — голым-гола —
По весям, городам, лесам и водам!
Казали языки колокола
Заносчивым российским воеводам.
И был набат глумливее молвы,
И костенел все яростней и жутче
Оскал высокородной головы,
Скатившейся во прах к лаптям вонючим.
Да, люд не ведал, что пощада есть,
И для себя пощады не просил он,
Когда его на праведную месть
Вели твои колокола, Россия!..
...Им предстоит еще не так греметь.
Им предстоит еще упасть на землю,
Чтоб перелиться в пушечную медь
На посрамленье силы иноземной.
Еще дубье поднимется на бар,
Когда работный люд всей силой встанет.
Еще плеснется яростный набат —
Набат всесокрушающих восстаний.
Но твой полет, Россия, высоко
Еще тогда, в тот вещий миг загадан,
Когда огонь багровым языком
Ударил в медь мятежного заката!
* * *
То было так.
То было точно так:
Скрипела неуклюжая подвода,
Еще в Сибирь был ненаезжен тракт,
И первый ссыльный
был в пути полгода.
На нем была молчания печать.
Он с немотою со своею сжился.
Он не сумел
однажды промолчать,
А посему
и языка лишился.
Что из того, что он не человек,
А колокол,
а колокол лишь медный?
Боярских смут и потрясений век
Кромешным мраком
шествовал победно.
Был честен колокол: не промолчал,
Над Угличем тревожный глас взметая.
Пусть Дмитрий пал от подлого меча,
Но злодеянье не осталось тайной.
Но смысла нет колокола стеречь,
Когда средь люда непокорства семя.
Ему в Тобольске
возвратили речь,
Чтоб триста лет
напоминал про время.
Текла лениво времени река
Средь тихих берегов.
Но час событий
Предчувствовал он и предрекал,
Свой пост не покидая часобитный.
Он первый,
путь изгнанья проторя,
Стал самым вольным над колоколами...
Его дорогу
люди повторят,
Звеня под серым небом кандалами.
Под скорбный звон
в Сибирь пойдут они —
Оборванные и босые.
И будет
тот негромкий звон
сродни
Колоколам.
Колоколам России.
* * *
День чахнул мутный и холодный
Над этим городом чужим.
И в нем тонул угрюмый Лондон,
Из труб выплевывая дым.
И, очертания теряя,
По Темзе плыли корабли.
Была Россия за морями
И за туманами, вдали.
В такой дали, что ныло сердце,
Что тяжкий вздох, совсем как стон.
И Александр Иваныч Герцен
Опять склонился над листом.
И бластились перед глазами,
Как на булавочках жуки,
Со всех Рязаней и Казаней
Затурканные мужики.
Брели оброчные подводы,
И щедрой платой за труды
На аракчеевских подворьях
Свистели розги и кнуты.
Опять по Вятке и по Каме,
Опять от Волги до Оки,
Тревожа разинскую память,
Брели на отмель бурлаки.
И пламя их костров струилось
И возвещало ту пору,
Когда крылатые страницы
Россию кликнут к топору.
А Русь вдали. И ноет сердце.
И тяжкий вздох — совсем как стон.
И Александр Иваныч Герцен
Опять склонился над листом.
И гнев в груди волной накатной
Бурлит —
попробуй промолчи!
И скоро «Колокол» набатный
Прорвется молнией в ночи.
* * *
Туча черная огромна,
Хлещут молнии вдали.
Скачут, скачут эскадроны,
Плачут, плачут ковыли.
Жизнь — что зернышку на ступе,
Уголечку на поду:
То ль с винтовкою наступят,
То ль с литовкой нападут.
— Петуха под крышу, братцы!..
Пляшут тени по жаре.
Нету часа разобраться,
Нет минуты пожалеть.
Да и где, какая жалость
Под набатный перезвон,
Если ночка испужалась,
Отскочив за горизонт?
Все в могилках улеглося —
Будто в грядках. К ряду ряд.
Непоспешливо колосья
Мне о прошлом говорят.
Колос к колосу — как голос,
Голос к голосу — молва.
Нет, не кланялася в пояс
Удалая голова!
...Здесь — земля моя.
Роднее Больше нету ничего!
И печалится над нею
Алой звездочки чело.
И тропинка полевая
По утрам росой блестит...
...Слава — в зорях полыхает.
Память — в травах шелестит.
РУССКИЕ ЧАСТУШКИ
Виктору Бокову
Небо ясное не хмурится.
У мира на виду
По широкой сельской улице
Частушечки идут.
За березовым за кружевом
Платочками взмахнут,
То притопнут, то закружатся,
То горестно вздохнут.
Под окошечком подружечки
На лавочке сидят...
Сколько помню вас, частушечки,
Столько помню я себя.
Сколько помню, понимаю:
Не задержится рука —
Балалайку поломаю
Об худого игрока!
Я его, такого идола,
Так, аж выгнется спина!..
Я и сам когда-то игрывал
На певучих трех струнах.
Не чужого роду-племени —
Все повязаны судьбой...
И гудели ветры времени,
Ожидание и боль.
И качалась у окна
Черемуха спелая:
Ах, война,
война,
война,
Да что ты с нами сделала!
За селом — обозный скрип —
Фонду оборонному.
Над селом — тоскливый вскрик —
Похоронная!..
Под окошечком подружечки
На лавочке сидят...
Сколько помню вас, частушечки,
Столько помню я себя.
Никакой не зная корысти,
В вас душа моя поет.
Ваши радости и горести —
Все до капельки мое!
В вас, как в сердце, отражается
Череда торжеств и бед:
И багровые пожарища,
И сияние побед,
И торжественная музыка,
И смешливый перезвон.
Широта такая русская —
На полный горизонт!
Пусть вовеки не забудется,
Как у мира на виду
По широкой русской улице
Частушечки идут!
* * *
На прошедшее смотрю я пристальней,
Хоть уводит от него тропа:
Белый-белый пароход у пристани,
Черная колышется толпа.
Бьет волна о стенку дебаркадера.
И толпа похожа на волну.
И покорно всхлипывают матери.
А отцы уходят на войну.
День осенний года сорок первого,
Стих мой, в память-клетку посади,
Потому что в этот день, наверное,
Я оставил детство позади.
21 ИЮНЯ
А был он — самый длинный день в году —
Да, да, суббота...
Кажется, суббота...
И солнце непоспешливое вяло
Описывало длинную дугу.
А был он — самый длинный день в году,
И радовала каждая забота.
Как короток он был — рабочий день,
И длинен был с утра и до заката.
И облака ленивые на землю
Отбрасывали медленную тень.
Как короток он был — рабочий день
На рукаве, что по локоть закатан.
И белый лунь, подвешенный в зенит,
Над птичником размеренно качался.
Казалось на закате: тронешь небо
Травинкою — и небо зазвенит!
И свод его, спадая до земли,
Голубизною колоска касался.
Моим воспоминаньям нет числа,
Хотя день следующий помню плохо:
До новой эры в нем всего четыре,
Всего четыре было в нем часа...
Но шли тысячелетья без числа,
Когда другая началась эпоха.
Не велика у времени вина,
Когда оно само до взрыва сжато...
От горизонта и до горизонта
На поле дымом проросла война.
Невелика у времени вина.
Невелика.
Но беспощадна жатва.
О как перевернулась жизнь тогда!
Да что там жизнь — весь мир перевернулся.
Казалось, что над ним погасло солнце
И больше не зажжется никогда.
О как перевернулась жизнь тогда...
А мирный день ушел и не вернулся.
Да будет самый длинный день в году
Законам тяготенья недоступен!
Пусть солнышко неспешно над землею
Описывает длинную дугу.
Пусть будет только этот день в году,
А следующий — да не наступит!
БАЯН
Не молчишь, не молчишь ты
В сердце, память моя.
Помнишь, был у мальчишки
Голосистый баян?
Помнишь синие взгорья,
Пену обской волны,
Хриповатые с горя
Песни прошлой войны?
Не улыбчивость вальсов —
Боль железных годов
Знали тощие пальцы
В чутких душах ладов.
Поднатужься немножко,
Память злая моя:
Центнер мерзлой картошки
Стоил этот баян.
Ярость рвется по следу
В глубь жестокой поры
К спекулянту-соседу
На чумные пиры,
Где в насмешку над горем,
Будто до смерти пьян,
В плясовом переборе
Задыхался баян...
Пусть мальчишкины пальцы
Позабыли лады.
Улыбаются вальсы
Молодым, молодым.
Память с новым не спорит.
Но слышны ей, слышны
Хриповатые с горя
Песни прошлой войны.
ВИТЬКА СПИРИДОНОВ
Как они мелькают —
Лица и событья.
Время закрывает
Вслед за ними шторы.
Но Витьку Спиридонова
Не могу забыть я:
Первым был поэтом
В нашей средней школе.
Помню:
На обличье аж голубоватый.
Никогда не видел
Я тощее шеи.
Из фуфайки драной
Вылезала вата,
Потому заплата
На штанах нужнее.
Время через годы
Нужное просеет.
Снова непогода
По сердцу подула...
Из-под крутобровья,
Словно бы прицелясь,
Яростно смотрели
Два огромных дула.
Стрелят — так дублетом.
И угаснут вместе.
Было, что навылет
Душу пробивали.
Потому у Витьки
Песни были. Песни!
Песни те,
Которых люди не певали.
Взгляд куда-то поверх,
Принахмурит брови
И качнется,
Будто недозрелый колос.
Вспрянет, как подранок
По-над хмурой Обью,
С непонятной дрожью
Неокрепший голос.
И ударит в сердце —
Никуда не деться.
И слеза наружу
Хочет попроситься...
Вдоль войны навовсе
Уходило детство,
Уходило,
С нами
Позабыв проститься.
Мне навстречу выдь-ка,
Витька Спиридонов,
Спиридонов Витька,
Парень из детдома!
Есть ведь что нам вспомнить.
Мы бы вместе спели.
Сколько нам? По сорок?
Мы с тобой погодки!
Помню: в сорок пятом,
В пасмурном апреле,
Как огонь лучину,
Изожгла чахотка...
Витька, Витька, друг мой,
Мне он не ответит...
Знал бы он, как трудно
За двоих на свете!
* * *
Умереть человеку, если дерево, им посаженное, засохнет.
Старая народная примета
Сугроба первого белее
В садах черемуха цвела.
Разбили школьники аллеи
На главной улице села.
И солнце было очень радо
И улыбалось потому,
Что маленькие тополята
Тянули веточки к нему.
Так были зелены и юны,
Так были трепетны листки!
Но в грозном месяце июне
Ушли на фронт выпускники.
Все было, как в примете древней:
Покорные своей судьбе,
Упали мертвые деревья,
Устав погибших ждать к себе...
...Мы отстояли нашу землю,
И нашу жизнь, и нашу власть.
И крон торжественная зелень
Под мирным небом вознеслась.
Осенний лист летит, качаясь,
В червонном золоте поля.
И не засохнут от печали
Ни матери, ни тополя.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Мы все его запомнили по-разному,
Тот день, когда закончилась гроза.
И в памяти моей —
От горя красные
Тоскующие мамины глаза.
Четыре года
Жили мы с ней письмами,
Пропахшими махорочным дымком.
Конверт,
Чужими буквами исписанный,
Вчера вручил ей строгий военком.
О горе нашем ничего не ведая,—
Кто знал.
Чья кровь последней пролита? —
Нас час назад
С великою победою
Поздравил диктор Юрий Левитан.
Слезились окна дождевою влагою.
И день казался нам чернее тьмы.
За окнами —
С развернутыми флагами
Шагали люди. Люди, как и мы.
Их каждый шаг,
Упругий до крылатости,
Был шагом всех —
И павших, и живых.
И радость их —
Была и нашей радостью.
И наше горе —
Было горем их.
ГРОЗА
Над лесом,
над лугом,
над пашней
В натуге ночной немоты
Клыкастые сполохи пляшут,
Оскалив багровые рты.
В безумии оргии древней
Я вижу и слышу года,
В которых сгорали деревни
И рушились в прах города.
Бушует гроза над полями,
Зловеще всплывая в зенит.
Неужто безумное пламя
Над нашею жизнью взлетит?!
Зловещего полные смысла,
Мне сполохи брызжут в глаза...
...Какие тревожные мысли
Навеяла нынче гроза...
* * *
Жестокий и трудный
Закончился бой.
Был воздух от пороха мглистым.
Шептал, умирая, солдат молодой:
— Считайте
меня
коммунистом!
Откинулась тихо его голова,
И руки упали в бессилье.
В сердцах незабвенные эти слова
Живые с собой уносили...
Давно от прицела
Отвыкли глаза.
Давно над землей
Отгремела гроза.
Но, друг мой,
о тех никогда не забудь,
Кто кровью горячей и чистой,
Кто жизнью отстаивал нашу судьбу:
Сражаться
и жить
коммунистом!
ДЯДЯ ГОША
Валидол к постельке на ночь —
Видно, ночка хороша...
Эх, Георгий-свет-Иваныч,
Пенсионная душа!
А скапуститься — негоже:
Эвон сколько до ста лет...
Дядя Гоша,
Дядя Гоша,
До чего ж ты постарел!
Где там — кочетом по стрехе,
Где там — щукой по воде?
На какой грохочет стрелке
Твой запаренный «ФД»?
Где те тонно-километры,
Да на стыках колесо,
Да состав, как хвост кометы,
Да багровый горизонт?!
Пасть драконову разиня,
Топка жаждала гореть...
С двух сторон неслась Россия,
Усеченная на треть...
Эшелоны провожала
Одинокая звезда.
Плыли дальние пожары,
Как ночные поезда.
Вся поранена дорога,
Все порушено окрест.
И срывался с поворота
Изуродованный рельс.
Нынче — хочешь иль не хочешь —
Надо юность поминать...
Ах, как в те тугие ночи
Не хотелось помирать!
Годы прожиты — как спеты!
Алый мак отгоревал...
Как же ты писал в анкетах,
Что в войну не воевал?
ИНЕРЦИЯ
Да, вот они — ушедших лет следы:
Все чувствуешь острее и полнее.
Труднее как-то сходишься с людьми,
А расставаться с ними — все больнее.
И от дороги чуточку устал,
Хоть бездорожье раньше не страшило,
И меньше манят новые места.
И хочется остаться старожилом.
Но по привычке ты идти готов,
Идти, готов идти до изнуренья.
Но вновь увиденного измеренье
Ведешь аршином прожитых годов,
В них видя будущего отраженье.
И к ним влечет такое притяженье,
Что пот со лба стираешь,
Чуть дыша...
Инерцией покоя и движенья,
Как все на свете, связана душа...
* * *
Каждый день человечество учится.
Иногда забывает уроки.
Но за счастье стоило мучиться,
И в поэты ходить, и в пророки,
Уповать, пребывать в безнадежности,
На кострах и на дыбах крутиться.
Раз в столетие
Проблески нежности
Собирать по крупице крупицу.
Пепел сердца,
Лети во все стороны,
Если в жизни не зря оно билось!
В неуютных подвалах истории,
Знаю я,
Кое-что накопилось.
Но, как заповедь, вызубрить следует
Хоть одно из нелегкой науки:
Что богатства нередко наследуют
Чересчур загребущие руки.
Но за счастье стоило мучиться,
Умирать у него на пороге:
Каждый день человечество учится,
Все надежнее помнит уроки.
КОНИ
Отгремела лихая погоня
Под звенящею россыпью звезд.
И жуют присмиревшие кони
Заработанный в тягле овес.
Где ваш топот, как пляска, игривый,
Ваших всадников голоса?
Опустились печальные гривы
На потухшие ваши глаза.
Пронеслись, пронеслись колесницы.
Не вернешь. Это так. Это так.
Вам, наверное, больше не снится
Обжигающий ветер атак.
Каждый день переполнен делами.
Тормоза на асфальте визжат.
Вам осталось, бренча удилами,
По проселку идти на вожжах.
Но земля — она потом прогрета,
Как и подвиг на ней, как и быт.
И несутся колеса прогресса
По следам утомленных копыт.
* * *
В чем наша жизнь?
С рассвета до заката
Рукав рубашки
Высоко закатан.
И ты стоишь бессменно
У руля
На мостике
Степного корабля.
С утра опять прошел
Осенний дождь,
И потому
Не ладится работа.
Ты потрудился
До седьмого пота,
Но отдыхать в вагончик не уйдешь!
В чем наша жизнь?
На дальней стройплощадке
Заголосили зимние ветра,
И минус сорок градусов с утра,
Но каменщик —
Свою выводит кладку.
Лицом обветрен
И руками груб —
В Сибири сосны
Валит лесоруб.
И, отмечая путь
На карте голой,
В грядущий день
С утра идет геолог.
По всем статьям
Отцов своих достоин —
Стоит на страже
Комсомолец-воин.
Еще не видевший живых врагов —
В любой момент
Он к подвигу готов...
В чем наша жизнь?
Вот этими руками
Возводим мы коммуны этажи.
И в том она,
Чтоб каждый положил
В такое зданье
Свой особый камень!
* * *
Опять у сердца перебои.
Жизнь коротка, а ночь длинна...
Я виноват перед тобою,
Моя родная сторона,
За боль ненужных расставаний.
Ничем не утолить ту боль.
За годы дальних расстояний,
Что разделяли нас с тобой.
Ведь столько раз за это время
Твои зеленые луга,
Твои медлительные реки
Меняли белые снега!
И это солнечное поле —
Оно распахано не мной.
И тот росток не мною полит,
Когда густел полдневный зной.
И где теперь искать по свету —
В каком костре, в какой золе —
Мою крестьянскую оседлость
На потом политой земле?
Наверно, это все не внове...
Но лишь с годами понял я,
Что перед матерью виновны
Всегда бывают сыновья.
* * *
Спроси себя: на что ты годен?
И то нельзя, и то нельзя...
Мы подступающие годы
Определяем по друзьям.
Какой десяток распочали,
От непогод слиняв с лица?
Что за плечами — распечали
Привыкли маяться в сердцах?
Не та осанка и походка...
Ну что же: быть и сентябрю.
И я на вас, мои погодки,
Как будто в зеркало смотрю.
Быть может, все не так уж важно,
Чтоб разговор такой вести,
Но пыль дорог нелегких ваших
И мне садится на виски.
Еще не старость, нет, не старость,
Но только как тут ни суди,
А что-то главное осталось
На полустанке позади.
И нет морей, что по колено,
И нет высот, и нет глубин.
И на проблему поколений
Уже пристрастнее глядим.
И новость реже поражает,
И тропка не зовет шагнуть.
И чья-то молодость мешает
Порой подольше отдохнуть.
Глядим ревниво за сынами:
Мол, нужен глаз еще да глаз!
Но все, что пройдено, — за нами!
Что нами сделано — за нас!
С ВОЙНЫ
Прошла зима.
А летом
Пришел с войны рыбак.
Он шел домой,
И ветер
Трепал пустой рукав.
И знал одно он четко,
И жгла его тоска:
Какой рыбак он к черту,
Когда одна рука?!
А что с одною левой?
Да лучше утонуть:
Ни ставить сеть,
Ни невод
На отмели тянуть!..
Он шел домой с победой.
Планшетка на боку.
И кланялися деды
Навстречу рыбаку.
Вверх дном лежали лодки,
И плавилась смола.
Любой скажи молодке
Заветные слова.
Война юнцов уносит,
Война вдовством грозит.
На сердце двадцать весен.
Под сердцем двадцать зим...
И знал одно он четко,
И жгла его тоска:
Какой жених он к черту,
Когда одна рука?!
О мирные понятья,
Таежное село!..
А тут и на объятья
Одна рука всего.
А ноги — как поленья,
И каменеет дых.
И неудобно левой
Приветствовать родных...
...Мы пропотели солью.
Мы бились, как могли.
И шрамы и мозоли
На тело нам легли.
Что в жизни нас утешит?
Почет? Или покой?
Мы мир, мы мир удержим —
Хотя б одной рукой!
* * *
Сибирь моя!
В разливах — грозовая,
Когда минует вешний ледоход...
А мне на части сердце разрывает
Последний твой
осенний пароход.
Не оттого, что он плывет, как лебедь,
Прощальный клик бросая берегам.
Не оттого, что ускользает лето
За пенисто кипящий перекат.
Не оттого, что в поднебесной выси
Синеет стынь, как первый лед звеня.
А оттого, что там,
за ближним мысом,
Наверное, кончается земля.
* * *
Тропинку ту одна рябинка,
Кивнув тайком, тебе покажет.
И та забытая тропинка
ногам, тебе доверясь, ляжет.
И аромат вдыхая пряный,
По ней вперед, вперед пройди-ка:
Увидишь светлую поляну,
Закапанную земляникой.
Нога на капли не наступит:
Такая уж она — тропинка.
Потом тебя кругом обступят.
Маслята в шапках-невидимках.
А вслед тебе присвистнет рябчик,
Тебе навстречу ухнет филин.
С тропы испуганно ускачет
Зайчишка, робкий простофиля.
Иди забытою тропою
И голос леса слушай, слушай:
Откроет он перед тобою
Живую трепетную душу.
СМЕРТЬ ОХОТНИКА
Ну о чем там еще балакать?
Жизнь костром изошла на нет:
Помирает старик Балакин
На десятом десятке лет.
Все равно напоследок горько.
Хоть годок бы — денек ко дню!
Укатали крутые горки,
Заманули, как в западню...
Эх, еще подышать бы надо —
Хоть от вдоха по полвершку!
Да на белку с косматой Найдой
По январскому по снежку...
Да и мало еще чего бы
Во как надо — хоть к горлу нож!
Только тут, как со счетоводом,
Дым и копоть не разведешь.
Призапали виски седые —
Жизнь справляет сполна закон.
Неулыбчивые святые,
Не мигая, глядят с икон.
Ведь ни кланяться, ни молиться
Было некогда старику...
В окна сыплет закат малиной.
Лодка сохнет на берегу.
Журавли в поднебесье тужат.
С понизовья дожди идут...
Над протоками листья кружат:
Что-то ищут,
Да не найдут.
БАЛОК
Над ним клубились тучи серые,
Он под дождем осенним мок...
Предел комфорта, чудо Севера —
Тесовый струганый балок!
В нем сохнут валенки и ватники.
И в нем храпят бородачи.
И в нем гитара с красным бантиком
Простудным голосом ворчит.
Ее терзает рыжий Васенька,
Хоть Иванов, но не Крамской.
Шестые сутки катавасия,
Шестые сутки выходной.
Вот ничего себе — поробили!
Аж злость пронзает до подошв —
По той причине, что на профили
В пургу такую не пойдешь.
Качалась лучше бы над Диксоном,
Как рыжий Васенька поет...
Прораб по взрывам космы тискает
Над твердым графиком работ:
Предусмотри тут все заранее!
Прораб на Ваську глаз косит:
Мол, ты, конечно, дарование,
Но лучше кашей закуси.
Пурга все бесится и бесится —
Блаженствуй, лежа на боку.
Аукнул план второго месяца
Ни за понюшку табаку...
Застряли темпы поисковые
В насквозь проснеженных ночах...
Но я прошу тебя, история,
Об этом факте умолчать.
КАТЕР СВЯЗИ № 7
Я тебе по гроб обязан
Кочевой судьбиной всей,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
Без компаса и без карты,
Не за рубль, не за пятак
Плыл с тобой от Салехарда
И до Нового Порта...
Ты плывешь легко и ходко,
На волнах качаясь всласть.
Вот и сонная Находка,
Как положено, нашлась.
И уже с причалом связан
Ты нутром железным всем,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
Я рассвет слепой и желтый
Возле рубки сторожил.
Без тебя б не обошелся
Вез тебя бы не прожил,
Не вошел в людскую память,
Не оставил ни следа.
Без тебя бы мне не плавать,
Без тебя бы не взлетать.
На судьбу я не в обиде —
На своей земле не гость.
Без тебя бы мне не видеть
То, что видеть довелось.
Я тебе по гроб обязан
За свои дороги все,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
По листве, по травам — дрожь,
Замерла дорога.
Под июньским солнцем дождь
Пляшет длинноного.
Капли теплые летят —
Хоть лови поштучно.
Про такое говорят:
Дождик не из тучки.
Лейся, лейся, золотой,
Дорогой, не зряшный.
Никакой ты не слепой.
Даже очень зрячий!
*_*_*
Какая боль меня торопит
Бежать в незнамые года?
Опять зовут, зовут дороги,
Зовут неведомо куда.
Пройдешь одну —
Пойдешь другою,
И так шагаешь без конца.
И только ниточкой тугою
Непрочно связаны сердца.
Вздыхает тундра,
А над нею
Вчерашний день дождями смыт.
Романтика — она труднее,
Чем обнаженный здравый смысл.
Она совсем как облученье —
Бессильна помощь докторов:
Не наступает облегченья
От нами выбранных дорог.
ШТИЛЬ В ОБСКОЙ ГУБЕ
Летели лебеди лениво,
Летели словно никуда,
И теплым лепетом прилива
Обская ластилась губа.
Она плескалась в пленный невод
И лодке в плоские бока.
Она терялась в бледном небе
И растворяла облака.
Она струилась тусклым блеском
И невесомо и светло.
И отпускала с тяжким всплеском,
Как будто нехотя, весло.
* * *
Пароход уходит к югу,
А под ним такая глубь!
В два окна моя каюта,
Потому что на углу...
Вечер в реку тени сеет,
Всходят тени те звездой.
А одно окно на север,
А другое на восток.
А над Обью чайка-птица
Между крыл висит, легка.
В две руки бурунят птицы
Кучевые облака.
Бусенец ли с тучки серой
Или радуги мосток —
Я в окно смотрю на север,
А в другое на восток.
Ветер щеки мне остудит,
Сгонит капельку с очей...
Я плыву, плыву оттуда,
А неведомо — зачем...
Ночь лежит прозрачной тенью
На разливе светлых вод...
Хорошо, что из Тюмени
Есть обратный теплоход.
ГУСИ С ЮГА
Май свои отметы ставит.
И на озере вода
И не стынет и не тает —
Ни туда и ни сюда.
Гуси с юга!
Гуси с юга
Над дымком покатых крыш!
И такая плещет вьюга
Широко раскрытых крыл —
Так и рвется через стужу
К человеческой душе!
Неужели чьи-то ружья
Эту радость ждут уже...
* * *
Белая ночь на холмы прилегла,
Ночь-невидимка.
Нет ей названия: мгла и не мгла —
Легкая дымка.
Обь задремала — не слышно волны.
Прямо над лесом
Остро отточенный серпик луны
Небо надрезал.
Будто и не было в полдень грозы —
Светлая сонность.
Хочется душу свою погрузить
В ту невесомость.
Вспыхнула песня в заречном селе,
Вспрянула выше...
Кажется: ухом приникни к земле —
Мир весь услышишь.
РЫБАЦКОЕ МОРЕ
Ах, это рыбацкое море —
Обская губа!
На гривах плескучих
Мотается весело сейнер.
И северный ветер,
В снастях басовито гудя,
Как карты судьбы,
Неожиданно путает сети.
Ах, пресное море!
Густая соленая речь
Твою сумасшедшую воду
Не сделала слаще.
Чтоб деву-удачу
В рыбацкие сети завлечь,
Придется еще вековать
Со вдовой-неудачей...
Мы в карты не верим.
Мы действуем судьбам назло.
Мы время торопим.
О прошлом почти не жалеем.
И все-таки... хочется,
Чтобы хоть чуть повезло
И в море рыбацком,
И в море житейском!
МАРСАЛЬСКИЙ МАЯК
Как похожи на звук
Те два имени в разных морях:
Здесь Марселем зовут
Одинокий Марсальский маяк.
Здесь вода голуба —
Ею жажду свою утоли.
Здесь Обская губа
Пообветрила губы твои...
Я с макушки до ног
От дождей и от штормов промок.
И порой огонек
Сквозь туман к нам пробиться не мог.
Не от тех ли забот
Капитан наш до срока седел —
Чтобы траловый бот
На песчаной мели не сидел?
Помнит юность моя
Разноцветье сигнальных огней.
Но Марсальский маяк
Был единственным светом в окне.
По сухому пути
Нынче ходит путина моя.
Только ты мне свети,
Ты свети мне, Марсальский маяк!
АПЕЛЬСИНЫ
Ветры что надо: зимние.
Бураны они несут.
А город пропах апельсинами:
Новый год на носу.
От Гоголевской
до Зареки
Девяносто из ста
Несут золотые шарики
И в сетках, и просто так.
Зажмуришься:
солнце кажется,
И море поет баском,
Хоть нынче снежная кашица
Хрустит пополам с песком.
Но снег и мороз бессильны
Пред торжеством земли.
Да здравствуют апельсины
В середине зимы!
Желтых плодов сияние,
Тучность спелых плодов —
В них знойное ликование
Солнечных южных садов!
И, глядя на тучи серые,
Опять и опять сознаю,
Что даже на Крайнем Севере
Меня не забудет Юг.
Пусть радует малость самая
Во все времена и века:
На то и щедра земля моя.
Добра.
И так велика!
* * *
Как я давно
В краю далеком не был —
Дорог не мерял северной верстой,
Где пламенеют сполохи на небе
Под голубой Полярною звездой.
В столбцах газет —
О нефти и о газе
За той чертою, где Полярный круг.
А мне сейчас
Хотя бы в четверть глаза
Необозримость всю окинуть вдруг.
Вот так всегда:
Чем дальше, тем крупнее
Черты незабывающихся дней!
И верно:
Чем труднее, тем роднее.
А может, чем роднее, тем трудней.
ЕДЕМ СО МНОЮ!
Тленье тебе, говоришь,
Надоело до жути?
Жизнь, говоришь, твоя стала
Тоскливее ночи?
Едем со мною!
Я Обь и тайгу покажу тебе.
Спорю:
Иного уже никогда не захочешь.
В жизни такое
Единожды только приходит к нам.
(Не потому ли
Случается даже в романах?)
Просто в таежном поселке
Ты станешь охотником:
Сманят тебя белковать
Вековые урманы.
У лесорубов —
Захочешь ты стать лесорубом.
У речников —
Ты захочешь остаться на катере.
Станет рука
От работы тяжелой и грубой.
Сердце же станет
Добрее и к людям внимательней.
Снова забьется оно
Окрыленно и молодо.
Будет в работе горячим
И в дружбе надежным.
Радость тебя поведет
По дорогам геологов,
Что открывают сокровища
В дебрях таежных.
Если идти через жизнь —
То большими маршрутами,
А не сидеть
На угрюмой какой-нибудь кочке...
Едем со мной!
Я Обь и тайгу покажу тебе.
Может, и вправду
Оттуда уйти не захочешь!
ДРУЖОК
Мы вместе лихо мыкали
В проснеженных краях:
Дружок мой из Калмыкии
И русский парень — я.
Улыбку узкоглазую
Забыть я не могу:
Он мне про степь рассказывал,
А я любил тайгу...
Под нашими широтами
Он шел — не ковылял.
Но взгляд на Обь широкую
Грустил по ковылям.
Считал себя — как в армии,
Поскольку труд, что бой.
А тут...
А тут авария
На нашей буровой.
Среди тайги нетроганой,
Рванувшись из оков,
Шаманил факел огненный
До самых облаков!..
А мой дружок?
Вот именно...
...На улице снежок...
А улица — по имени:
Как звался мой дружок.
* * *
За окнами
Полночная метель
Кружит над крышами
Ханты-Мансийска.
А я один мотаюсь в темноте.
А до тебя необычайно близко.
Метель. Метель.
Как стон ее тягуч.
И я насквозь
Тоской ее проснежен.
И думы, как обрывки черных туч
Над бесконечным
Северным проснежьем.
С трудом пробьется в окнах
Медь огня
И обернется невеселой мыслью,
Что счастье остается для меня
И ласковой
И недоступной Миснэ.
* * *
Как много их, моих друзей!
Им бесконечно сердце радо.
И только с ними я сильней
И лучше — только с ними рядом.
Порою ты ревнуешь к ним:
Слепой обиде нет границы.
А я ведь с ними стал таким,
В какого ты могла влюбиться.
* * *
Качается остатняя пора
На паутинке тоненькой и жидкой.
И крик гусей мне говорит:
— Пора!
Пора в дорогу собирать пожитки!
О хрупкий лед осенней седины!
Мой путь через него
Несмел и узок.
Весна и осень соединены
В такой тугой,
нерасторжимый узел!
А дни спешат.
А дни спешат, спешат
К пределу, что людьми неназываем.
И дай мне бог сегодня избежать
Того, что мы любовью называли!
СОЛНЫШКО-СОЛНЦЕ
Солнышко-солнце, какое оно разное -
Ясное, красное солнышко-солнце!
Облачный занавес был закатан.
Солнышко-солнце
Катилось к закату.
И нам с любимой
Тогда казалось,
Лишь нам светило
И нам улыбалось
Ясное, красное
Солнышко-солнце.
Помню
Тяжелый шаг батальона,
Серую пыль
На траве опаленной.
И солнце,
Которое жжет, а не греет.
Хоть бы оно
Закатилось скорее!
Помню
Письма торопливые строчки.
(А в небе такая голубизна!)
«Прости, полюбила другого».
И точка. «Прощай!»
И восклицательный знак.
И сердце
В груди моей онемело.
И солнце
В глазах моих потемнело.
Солнышко-солнце, какое оно разное —
Ясное, красное солнышко-солнце!
_*_*_*_
Я — скопище тревоги и обид.
Они во мне
Привычны, как усталость,
Что мне в твоей,
Тебе — в моей любви
Еще на самом донышке осталось?
Пылает ночь чадящей чернотой,
Пылает ночь
Возвышенно и грешно.
Пылает ночь...
А за ее чертой —
Как прежде,
Неизбежность неизбежна.
Померкнут краски и умрут слова.
Мое крушенье за чертою этой,
Когда в глаза мне хлынет синева
Холодного, осеннего рассвета.
* * *
Будто рядом море дышало,
Отдыхало,
Вытянувшись во весь рост:
Это ветер, хмельной и шалый,
Принес с собою
Запахи вешних гроз.
И тревогу,
Зовущую сердце в дорогу.
И дорогу,
Исполненную тревог.
Даже страшно немного:
От порога
Разбегаются в разные стороны
Сотни дорог.
Как они сплетены,
Как они перепутаны между собою —
И взятые с боем,
И волею случая легшие прямиком.
Их тугие узлы —
Это то, что зовем мы судьбою.
И крутым поворотом.
И перекрестком.
И тупиком.
Вот и все...
А дальше — я выйду просто,
Оставив все, что было до этого,
За спиной.
Моя дорога. Твоя дорога.
Видишь:
Вон перекресток,
От которого
Нам идти по дороге одной.
КУКУШКА
А на нашей опушке,
Как было тогда,
Мне без счета кукушка
Отпускала года.
Обещала на радость —
Жалко ль времени ей?
Только не было рядом
Далекой моей...
Не боюсь расстояния —
Километры не в счет.
Я боюсь расставания,
Что встречи не ждет
Ни на нашей опушке,
Ни в нашей судьбе...
Что ж, спасибо, кукушка,
За щедрость тебе.
* * *
Пахнут ветры
Завтрашними снегами.
День на убыль уходит
Большими шагами.
И на первом ледке,
Что подернул озера,
Синевато-холодные отблески стали.
Иней мелкими строчками
Мечет узоры,
И уносятся к югу гусиные стаи.
На березах
Последние листья сгорают,
Как последние угли
Пожара лесного.
А весна за морями.
А весна за горами.
И живу я ее ожиданием
Снова.
* * *
Единый миг на свете много значит:
Как мир изменчив,
Вечно молодой!
Вдруг солнечный неуловимый зайчик
Потрется носом о мою ладонь.
За миг единый всякое случится —
В нем все начала в узел сведены.
Вдруг ветер юный в сердце постучится
И бросит горстку горькой седины.
Рассветный луч в окно мое ударит
И ляжет, обессиленный, у ног.
А самый серый день
Мне вдруг подарит
На горизонте синее окно.
Вот журавлиный клин
Прощально машет,
Взметнув распятья утомленных крыл.
Нам каждый миг
Необходим и важен,
И дорог нам — каким бы он ни был.
Года, десятилетья — мимо, мимо.
Безропотна дорога под ногой.
Нам очень часто не хватает мига.
Всего лишь мига, мига одного...
* * *
Мы часто прощались с тобою...
На склоне прощального дня
Глаза вопрошали с любовью;
— А ты не забудешь меня?
Что значило слово любое?
И, горестный час торопя,
Глаза отвечали с любовью:
— Нет, я не забуду тебя!
На дальнем глухом полустанке,
Тоскуя, моля и грозя,
Глаза говорили:
— Останься!
Глаза отвечали:
— Нельзя!
Дорога не знает пощады.
Дорога не верит слезам...
Наверно, от наших прощаний
Морщинки легли под глаза.
Мешают ли годы надежде?
Беззвучный храня уговор,
Ведем мы, как прежде, как прежде,
Наш давний с тобой разговор.
Но время пробьет.
Одиноко
Однажды по кромочке дня
Уйду я далеко-далеко...
А ты не забудешь меня?
* * *
Все в мире так или иначе
Одной повито бечевой...
Я притерпелся к неудачам
И вроде как-то... ничего.
И вроде как-то даже странно,
Когда удача посетит.
Судьбу охаивать не стану:
Что проку зря ее судить?
Мне утро честно обещает,
Что день нелегкий ждет опять.
Хоть нет причины обольщаться,
Но нет и смысла горевать.
* * *
В жизни немногое надо.
В жизни немногого нет:
Чтоб изумленная радость
В каждом светилась окне.
Чтоб не взлетели ракеты,
Выплеснув море огня.
Чтоб не пугались рассветы
Каждого нового дня.
Верило чтобы, как прежде,
Сердце в извечную новь,
Что не иссякнет надежда
И не погибнет любовь.
* * *
Видел вещие сны:
Мне не крепко спалось.
Но в разгаре весны
Ничего не сбылось.
Выплывала гроза
Из-за дальней горы.
Высыхали глаза
От июльской жары.
Пышной спелости ярь —
Тяжкий плод налитой...
Но тоскливо моя
Пустовала ладонь...
Все чего-то я жду...
Ветер добрый, утешь!
Но в морозы зажгу
Я костер из надежд.
ВСТРЕЧА
Когда свисток раздался звонкий,
Пропев, что поезд вновь в пути,
Я взглядом встретился с мальчонкой
Ну лет примерно десяти.
И из окна на расстоянье
Я прочитал в его глазах
Такое страстное желанье
Куда-то мчаться в поездах,
Идти вперед землею вешней
Навстречу счастью своему...
Он мне завидовал, конечно,
А я завидовал ему.
РУКИ
Любите, любите искусство,
Любите в себе и в других.
Любите искусство искусной
И чуткой, как трепет, руки!
Все сделано в мире руками
В нелегкие ночи и дни.
И даже безмолвному камню
Язык подарили они.
Все ищут, никак не утихнут,
В трудах и мозолях навек,
И я утверждаю: от них вот
Покоя и нет голове.
Они нас в дорогу уводят,
В мечту перебросив мосты
Мы даже навеки уходим,
Касаясь ладонью звезды.
* * *
О жалкие возможности стиха!
Вам таинства такого не разведать,
Как зябкий луч сентябрьского рассвета
И над землей плывущие стога.
И каждый колос бронзою облит.
В озера натекло небесной сини.
И, может, послезавтра первый иней
Цветы, траву и листья опалит.
И в небе грусть от журавлиных строк
Останется навеки недопетой.
Но мне не жаль, когда уходит лето:
Всему своя судьба, всему свой срок.
И все же... Эта ясность сентябрей!
Пускай она неторопливо длится:
В ее пронзительности светлой лица
Красивее, мудрее и добрей.
* * *
За плотным ветром, за холодной темью
Теряют очертания дома.
Опять пурга гуляет над Тюменью.
Какая непутевая зима!
Но в бесконечной, тягостной метели,
Теплы и так зовуще далеки,
Повисли в небе окон огоньки,
Как будто на размытой акварели.
Торшерно-абажурные соцветья
Мне нынче по-особому милы:
Я среди них ищу свои созвездья —
Нигде не повторенные миры.
Но их вот-вот погасит поздний вечер,
Поспешно обрывая по лучу.
До тех миров лететь ничуть не легче,
Чем до звезды...
Но все-таки —
Лечу!
* * *
Одна и та же история:
Заранее все известно.
Садись на любое место —
Полупустой вагон.
Грохочут навылет скорые,
А я уезжаю местным.
А я уезжаю местным
В Ялуторовский район.
В окнах замельтешатся
Знакомые перелески.
Потом поплывут озера.
И к векам прилипнет сон.
Одну и ту же песню
По надоевшим рельсам
По службе затарабанит
Бессонное колесо.
Я тоже еду по службе.
По службе газетной еду.
Идет по полям уборка,
Оставляя жнивье.
Люди не спят ночами,
Одерживают победы.
Люди клянут работу.
Не могут жить без нее.
И так из осени в осень
Проходят крутые годы.
А ко всему остальному —
Будто ты глух и слеп.
И только одна забота:
А вдруг задурит погода?
А вдруг задурит погода,
И в поле останется хлеб?
Но он не останется в поле —
Не будет такой пропажи:
Недаром люди забыли
Про еду и про сон...
А где-то синее море.
А где-то пестрые пляжи.
И белые теплоходы
Уходят за горизонт.
Но только печаль какая?
В труде от нас не убудет!
Вовеки не повторятся
Мытарства несытых лет.
Все будет: и море будет,
И солнце над морем будет,
И теплоход под солнцем, —
Лишь был бы насущный хлеб!
Пусть в бункер ложатся зерна
Высокой сибирской пробы.
И пусть Золотые Звезды
Чествуют в каждом селе —
За ежедневный подвиг
Сибирского хлебороба,
За эти страдные осени
На благодарной земле!
ОГОНЬ
В мире вечен огонь:
Он развеял полуночный страх.
В мире вечен огонь:
Люди стали людьми у костра.
В мире вечен огонь.
Он не мой.
Он не твой.
Он ничей.
В мире вечен огонь:
Видишь сполохи
Грозных ночей?
Было время, и он
Перед нами вставал,
Как стена.
Над планетою всею
Его извивалась спина...
Огонек мой — в окне.
Не погасишь его. Он такой.
Мое сердце в огне.
На него не наступишь ногой!
В мире вечен огонь!
* * *
Про долголетье
Мне цыганки врут.
А может,
Это искреннее мненье.
Но мне все кажется,
Что завтра я умру.
И нет, в душе не страх —
Недоуменье.
В сады пролившись,
Ливни прозвенят.
Рассветный луч
Медовый луг разбудит.
Но неужели это будет без меня?
Наверное,
Когда-нибудь да будет...
Ничто не потревожит тишину
За той непроходимою оградой.
Но то, чем мучаюсь,
И то, чем я живу, —
Кому-нибудь
Все это будет надо?
Нет, не к бессмертью
Я тянусь душой.
Но человеку не мешает помнить,
Что далеко не все,
Не все годится, чтоб
Непреходящим смыслом
Жизнь наполнить.
ВЕСНА
В пляску бросилось все на свете:
Снова дни покатились к весне.
На бегу задыхается ветер.
Задыхается. Падает в снег.
Небо звонкое. Воздух звонкий.
И такая веселая злость,
Что колючие искры поземки
Прожигают навылет, насквозь.
Ты, ликующая примета,
Сердцу чуткому вновь видна!
Так и хочется вместе с ветром
Песней выплеснуться до дна,
Распластаться над каждой крышей,
Веря радостно наперед
В то,
Что люди,
меня заслышав,
Улыбнутся:
Весна идет!
ГОРИЗОНТ
На тропке — солнечные блики.
На блики — жалко наступить...
Он мне казался очень близким,
Лишь не сворачивать с пути.
Иди, иди землей
бессонной,
Приляг в траву
и вновь иди.
Иди — и выйдешь
к горизонту,
Лишь не сворачивай
с пути!
Меня не ждали у порога,
Не провожали в темноту,
Но помогала мне дорога
Узнать людскую доброту.
То ясным этот путь казался,
То зыбким, будто странный сон.
И с каждым днем отодвигался
Куда-то дальше горизонт.
Ну что ж... Привал?
Вполне резонно...
Но слышу зов:
— Иди, иди
И выйдешь прямо к горизонту!
Лишь не сворачивай с пути.
* * *
И как тут ни суди —
Загадка есть загадка:
У каждого свои
Рассветы и закаты.
Когда пройдет весна,
Мы дни свои итожим.
У каждого из нас —
Свой взлет.
Паденье — тоже.
И точно знаю я,
Судьбу на карту бросив:
У каждого своя
Есть Болдинская осень.
Но брезжит в свете дня
Надежды лучик бледный,
Что нынче у меня
Всего лишь только лето.
* * *
Небольшой полустанок,
Небогатый лесок...
Грохотали составы:
На восток, на восток.
Неба колокол громкий
Был дымками изрыт.
А в вагонах гармоники
Заливались навзрыд...
Засыпая, я грезил
Миром дальних дорог.
Видно, сердце, как песня:
Все б ему за порог.
Но мечта , не обманет:
К ней доверчивей будь.
С трехрублевкой в кармане
Я отправился в путь...
В повседневности буден,
В напряженности дней,
Всюду — добрые люди,
Очень много людей.
Где в нехоженых далях
Огонька не найти,
Эти люди не дали
Мне свихнуться с пути.
В повседневности буден,
Сердце, ты не забудь
Благодарности к людям
За такую судьбу!
Где мне с песнями вместе
Ни придется пройти,
Я отдам эти песни
Тем, кто нынче в пути,
Тем, кто смело выходит
За привычный порог,
Тем, кто счастье находит
В мире дальних дорог.
* * *
И солнцу свойственна усталость.
И у него в глазах темно.
Взгляни:
Еще чуть-чуть осталось,
И склонит голову оно.
Устанет ветер с тучей спорить —
Крыло в бессилье, как обман.
И даже яростное море
На отдых прячется в туман.
Звезда устанет
Свет свой сеять —
Уйдет в пылающий рассвет.
И только маленькому сердцу
Покоя в этом мире нет.
Его не время источило,
А примиренья и бои.
Оно стучится и стучится,
Оно стучится —
И болит.
Его беда и радость колют
Сквозным ударом ножевым.
И я прислушиваюсь к боли
И сознаю себя
Живым!
* * *
Я сегодня до ночки
Затеряюсь в лесу,
Три заветных листочка
Я друзьям принесу.
А как первый — осиновый —
Не напоказ,
Чтобы трепет в душе
Никогда не погас.
А второй я возьму
У знакомой ольхи,
Чтобы не было сердце
Немым и глухим.
А как третий листочек —
Березовый лист,
Чтобы помнить навеки —
Чему поклялись.
Анатолий Степанович Кукарский
«Колокола России» — новый сборник стихов тюменского поэта Анатолия Кукарского. Поэт стремится осмыслить многогранный образ Родины, ее славную историю и могущество.
Стихи А. Кукарского проникнуты гордым чувством патриотизма, гражданственности. Эти стихи составляют центральное ядро книги.
География лирических стихов, вошедших в сборник, — Сибирь Север.
АНАТОЛИЙ КУКАРСКИЙ
КОЛОКОЛА РОССИИ
_СТИХИ_
* * *
От вешней зелени и сини
Достался цвет ее глазам...
Спасибо ей, моей России,
Ее лесам и небесам...
Спасибо ей за щедрость хлебом,
Что вкусен так от доброты:
Ведь под ее огромным небом
Нет ни обид, ни тесноты.
Я голосу ее внимаю:
Слова просты и высоки.
Моя Россия понимает
Наречья все и языки.
И если крепнет год от года
Нетленной дружбы торжество —
Кому ж обязаны народы
За это кровное родство?!
Кто славный наш союз осилит?
Кому он недруг или враг?
Я счастлив,
Что я сын России,
Что всем народам Друг и брат!
КОЛОКОЛА РОССИИ
Когда вздымалось острие кола,
Когда глаза острей ножа грозили,
Взрывались гневные колокола
Над необъятной яростью России.
Их стон тревожный плыл за косогор.
В поток сплетались подголосков струи.
И выводила Волга на простор
Медлительные разинские струги.
Эх, разгулялась голь — голым-гола —
По весям, городам, лесам и водам!
Казали языки колокола
Заносчивым российским воеводам.
И был набат глумливее молвы,
И костенел все яростней и жутче
Оскал высокородной головы,
Скатившейся во прах к лаптям вонючим.
Да, люд не ведал, что пощада есть,
И для себя пощады не просил он,
Когда его на праведную месть
Вели твои колокола, Россия!..
...Им предстоит еще не так греметь.
Им предстоит еще упасть на землю,
Чтоб перелиться в пушечную медь
На посрамленье силы иноземной.
Еще дубье поднимется на бар,
Когда работный люд всей силой встанет.
Еще плеснется яростный набат —
Набат всесокрушающих восстаний.
Но твой полет, Россия, высоко
Еще тогда, в тот вещий миг загадан,
Когда огонь багровым языком
Ударил в медь мятежного заката!
* * *
То было так.
То было точно так:
Скрипела неуклюжая подвода,
Еще в Сибирь был ненаезжен тракт,
И первый ссыльный
был в пути полгода.
На нем была молчания печать.
Он с немотою со своею сжился.
Он не сумел
однажды промолчать,
А посему
и языка лишился.
Что из того, что он не человек,
А колокол,
а колокол лишь медный?
Боярских смут и потрясений век
Кромешным мраком
шествовал победно.
Был честен колокол: не промолчал,
Над Угличем тревожный глас взметая.
Пусть Дмитрий пал от подлого меча,
Но злодеянье не осталось тайной.
Но смысла нет колокола стеречь,
Когда средь люда непокорства семя.
Ему в Тобольске
возвратили речь,
Чтоб триста лет
напоминал про время.
Текла лениво времени река
Средь тихих берегов.
Но час событий
Предчувствовал он и предрекал,
Свой пост не покидая часобитный.
Он первый,
путь изгнанья проторя,
Стал самым вольным над колоколами...
Его дорогу
люди повторят,
Звеня под серым небом кандалами.
Под скорбный звон
в Сибирь пойдут они —
Оборванные и босые.
И будет
тот негромкий звон
сродни
Колоколам.
Колоколам России.
* * *
День чахнул мутный и холодный
Над этим городом чужим.
И в нем тонул угрюмый Лондон,
Из труб выплевывая дым.
И, очертания теряя,
По Темзе плыли корабли.
Была Россия за морями
И за туманами, вдали.
В такой дали, что ныло сердце,
Что тяжкий вздох, совсем как стон.
И Александр Иваныч Герцен
Опять склонился над листом.
И бластились перед глазами,
Как на булавочках жуки,
Со всех Рязаней и Казаней
Затурканные мужики.
Брели оброчные подводы,
И щедрой платой за труды
На аракчеевских подворьях
Свистели розги и кнуты.
Опять по Вятке и по Каме,
Опять от Волги до Оки,
Тревожа разинскую память,
Брели на отмель бурлаки.
И пламя их костров струилось
И возвещало ту пору,
Когда крылатые страницы
Россию кликнут к топору.
А Русь вдали. И ноет сердце.
И тяжкий вздох — совсем как стон.
И Александр Иваныч Герцен
Опять склонился над листом.
И гнев в груди волной накатной
Бурлит —
попробуй промолчи!
И скоро «Колокол» набатный
Прорвется молнией в ночи.
* * *
Туча черная огромна,
Хлещут молнии вдали.
Скачут, скачут эскадроны,
Плачут, плачут ковыли.
Жизнь — что зернышку на ступе,
Уголечку на поду:
То ль с винтовкою наступят,
То ль с литовкой нападут.
— Петуха под крышу, братцы!..
Пляшут тени по жаре.
Нету часа разобраться,
Нет минуты пожалеть.
Да и где, какая жалость
Под набатный перезвон,
Если ночка испужалась,
Отскочив за горизонт?
Все в могилках улеглося —
Будто в грядках. К ряду ряд.
Непоспешливо колосья
Мне о прошлом говорят.
Колос к колосу — как голос,
Голос к голосу — молва.
Нет, не кланялася в пояс
Удалая голова!
...Здесь — земля моя.
Роднее Больше нету ничего!
И печалится над нею
Алой звездочки чело.
И тропинка полевая
По утрам росой блестит...
...Слава — в зорях полыхает.
Память — в травах шелестит.
РУССКИЕ ЧАСТУШКИ
Виктору Бокову
Небо ясное не хмурится.
У мира на виду
По широкой сельской улице
Частушечки идут.
За березовым за кружевом
Платочками взмахнут,
То притопнут, то закружатся,
То горестно вздохнут.
Под окошечком подружечки
На лавочке сидят...
Сколько помню вас, частушечки,
Столько помню я себя.
Сколько помню, понимаю:
Не задержится рука —
Балалайку поломаю
Об худого игрока!
Я его, такого идола,
Так, аж выгнется спина!..
Я и сам когда-то игрывал
На певучих трех струнах.
Не чужого роду-племени —
Все повязаны судьбой...
И гудели ветры времени,
Ожидание и боль.
И качалась у окна
Черемуха спелая:
Ах, война,
война,
война,
Да что ты с нами сделала!
За селом — обозный скрип —
Фонду оборонному.
Над селом — тоскливый вскрик —
Похоронная!..
Под окошечком подружечки
На лавочке сидят...
Сколько помню вас, частушечки,
Столько помню я себя.
Никакой не зная корысти,
В вас душа моя поет.
Ваши радости и горести —
Все до капельки мое!
В вас, как в сердце, отражается
Череда торжеств и бед:
И багровые пожарища,
И сияние побед,
И торжественная музыка,
И смешливый перезвон.
Широта такая русская —
На полный горизонт!
Пусть вовеки не забудется,
Как у мира на виду
По широкой русской улице
Частушечки идут!
* * *
На прошедшее смотрю я пристальней,
Хоть уводит от него тропа:
Белый-белый пароход у пристани,
Черная колышется толпа.
Бьет волна о стенку дебаркадера.
И толпа похожа на волну.
И покорно всхлипывают матери.
А отцы уходят на войну.
День осенний года сорок первого,
Стих мой, в память-клетку посади,
Потому что в этот день, наверное,
Я оставил детство позади.
21 ИЮНЯ
А был он — самый длинный день в году —
Да, да, суббота...
Кажется, суббота...
И солнце непоспешливое вяло
Описывало длинную дугу.
А был он — самый длинный день в году,
И радовала каждая забота.
Как короток он был — рабочий день,
И длинен был с утра и до заката.
И облака ленивые на землю
Отбрасывали медленную тень.
Как короток он был — рабочий день
На рукаве, что по локоть закатан.
И белый лунь, подвешенный в зенит,
Над птичником размеренно качался.
Казалось на закате: тронешь небо
Травинкою — и небо зазвенит!
И свод его, спадая до земли,
Голубизною колоска касался.
Моим воспоминаньям нет числа,
Хотя день следующий помню плохо:
До новой эры в нем всего четыре,
Всего четыре было в нем часа...
Но шли тысячелетья без числа,
Когда другая началась эпоха.
Не велика у времени вина,
Когда оно само до взрыва сжато...
От горизонта и до горизонта
На поле дымом проросла война.
Невелика у времени вина.
Невелика.
Но беспощадна жатва.
О как перевернулась жизнь тогда!
Да что там жизнь — весь мир перевернулся.
Казалось, что над ним погасло солнце
И больше не зажжется никогда.
О как перевернулась жизнь тогда...
А мирный день ушел и не вернулся.
Да будет самый длинный день в году
Законам тяготенья недоступен!
Пусть солнышко неспешно над землею
Описывает длинную дугу.
Пусть будет только этот день в году,
А следующий — да не наступит!
БАЯН
Не молчишь, не молчишь ты
В сердце, память моя.
Помнишь, был у мальчишки
Голосистый баян?
Помнишь синие взгорья,
Пену обской волны,
Хриповатые с горя
Песни прошлой войны?
Не улыбчивость вальсов —
Боль железных годов
Знали тощие пальцы
В чутких душах ладов.
Поднатужься немножко,
Память злая моя:
Центнер мерзлой картошки
Стоил этот баян.
Ярость рвется по следу
В глубь жестокой поры
К спекулянту-соседу
На чумные пиры,
Где в насмешку над горем,
Будто до смерти пьян,
В плясовом переборе
Задыхался баян...
Пусть мальчишкины пальцы
Позабыли лады.
Улыбаются вальсы
Молодым, молодым.
Память с новым не спорит.
Но слышны ей, слышны
Хриповатые с горя
Песни прошлой войны.
ВИТЬКА СПИРИДОНОВ
Как они мелькают —
Лица и событья.
Время закрывает
Вслед за ними шторы.
Но Витьку Спиридонова
Не могу забыть я:
Первым был поэтом
В нашей средней школе.
Помню:
На обличье аж голубоватый.
Никогда не видел
Я тощее шеи.
Из фуфайки драной
Вылезала вата,
Потому заплата
На штанах нужнее.
Время через годы
Нужное просеет.
Снова непогода
По сердцу подула...
Из-под крутобровья,
Словно бы прицелясь,
Яростно смотрели
Два огромных дула.
Стрелят — так дублетом.
И угаснут вместе.
Было, что навылет
Душу пробивали.
Потому у Витьки
Песни были. Песни!
Песни те,
Которых люди не певали.
Взгляд куда-то поверх,
Принахмурит брови
И качнется,
Будто недозрелый колос.
Вспрянет, как подранок
По-над хмурой Обью,
С непонятной дрожью
Неокрепший голос.
И ударит в сердце —
Никуда не деться.
И слеза наружу
Хочет попроситься...
Вдоль войны навовсе
Уходило детство,
Уходило,
С нами
Позабыв проститься.
Мне навстречу выдь-ка,
Витька Спиридонов,
Спиридонов Витька,
Парень из детдома!
Есть ведь что нам вспомнить.
Мы бы вместе спели.
Сколько нам? По сорок?
Мы с тобой погодки!
Помню: в сорок пятом,
В пасмурном апреле,
Как огонь лучину,
Изожгла чахотка...
Витька, Витька, друг мой,
Мне он не ответит...
Знал бы он, как трудно
За двоих на свете!
* * *
Умереть человеку, если дерево, им посаженное, засохнет.
Старая народная примета
Сугроба первого белее
В садах черемуха цвела.
Разбили школьники аллеи
На главной улице села.
И солнце было очень радо
И улыбалось потому,
Что маленькие тополята
Тянули веточки к нему.
Так были зелены и юны,
Так были трепетны листки!
Но в грозном месяце июне
Ушли на фронт выпускники.
Все было, как в примете древней:
Покорные своей судьбе,
Упали мертвые деревья,
Устав погибших ждать к себе...
...Мы отстояли нашу землю,
И нашу жизнь, и нашу власть.
И крон торжественная зелень
Под мирным небом вознеслась.
Осенний лист летит, качаясь,
В червонном золоте поля.
И не засохнут от печали
Ни матери, ни тополя.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Мы все его запомнили по-разному,
Тот день, когда закончилась гроза.
И в памяти моей —
От горя красные
Тоскующие мамины глаза.
Четыре года
Жили мы с ней письмами,
Пропахшими махорочным дымком.
Конверт,
Чужими буквами исписанный,
Вчера вручил ей строгий военком.
О горе нашем ничего не ведая,—
Кто знал.
Чья кровь последней пролита? —
Нас час назад
С великою победою
Поздравил диктор Юрий Левитан.
Слезились окна дождевою влагою.
И день казался нам чернее тьмы.
За окнами —
С развернутыми флагами
Шагали люди. Люди, как и мы.
Их каждый шаг,
Упругий до крылатости,
Был шагом всех —
И павших, и живых.
И радость их —
Была и нашей радостью.
И наше горе —
Было горем их.
ГРОЗА
Над лесом,
над лугом,
над пашней
В натуге ночной немоты
Клыкастые сполохи пляшут,
Оскалив багровые рты.
В безумии оргии древней
Я вижу и слышу года,
В которых сгорали деревни
И рушились в прах города.
Бушует гроза над полями,
Зловеще всплывая в зенит.
Неужто безумное пламя
Над нашею жизнью взлетит?!
Зловещего полные смысла,
Мне сполохи брызжут в глаза...
...Какие тревожные мысли
Навеяла нынче гроза...
* * *
Жестокий и трудный
Закончился бой.
Был воздух от пороха мглистым.
Шептал, умирая, солдат молодой:
— Считайте
меня
коммунистом!
Откинулась тихо его голова,
И руки упали в бессилье.
В сердцах незабвенные эти слова
Живые с собой уносили...
Давно от прицела
Отвыкли глаза.
Давно над землей
Отгремела гроза.
Но, друг мой,
о тех никогда не забудь,
Кто кровью горячей и чистой,
Кто жизнью отстаивал нашу судьбу:
Сражаться
и жить
коммунистом!
ДЯДЯ ГОША
Валидол к постельке на ночь —
Видно, ночка хороша...
Эх, Георгий-свет-Иваныч,
Пенсионная душа!
А скапуститься — негоже:
Эвон сколько до ста лет...
Дядя Гоша,
Дядя Гоша,
До чего ж ты постарел!
Где там — кочетом по стрехе,
Где там — щукой по воде?
На какой грохочет стрелке
Твой запаренный «ФД»?
Где те тонно-километры,
Да на стыках колесо,
Да состав, как хвост кометы,
Да багровый горизонт?!
Пасть драконову разиня,
Топка жаждала гореть...
С двух сторон неслась Россия,
Усеченная на треть...
Эшелоны провожала
Одинокая звезда.
Плыли дальние пожары,
Как ночные поезда.
Вся поранена дорога,
Все порушено окрест.
И срывался с поворота
Изуродованный рельс.
Нынче — хочешь иль не хочешь —
Надо юность поминать...
Ах, как в те тугие ночи
Не хотелось помирать!
Годы прожиты — как спеты!
Алый мак отгоревал...
Как же ты писал в анкетах,
Что в войну не воевал?
ИНЕРЦИЯ
Да, вот они — ушедших лет следы:
Все чувствуешь острее и полнее.
Труднее как-то сходишься с людьми,
А расставаться с ними — все больнее.
И от дороги чуточку устал,
Хоть бездорожье раньше не страшило,
И меньше манят новые места.
И хочется остаться старожилом.
Но по привычке ты идти готов,
Идти, готов идти до изнуренья.
Но вновь увиденного измеренье
Ведешь аршином прожитых годов,
В них видя будущего отраженье.
И к ним влечет такое притяженье,
Что пот со лба стираешь,
Чуть дыша...
Инерцией покоя и движенья,
Как все на свете, связана душа...
* * *
Каждый день человечество учится.
Иногда забывает уроки.
Но за счастье стоило мучиться,
И в поэты ходить, и в пророки,
Уповать, пребывать в безнадежности,
На кострах и на дыбах крутиться.
Раз в столетие
Проблески нежности
Собирать по крупице крупицу.
Пепел сердца,
Лети во все стороны,
Если в жизни не зря оно билось!
В неуютных подвалах истории,
Знаю я,
Кое-что накопилось.
Но, как заповедь, вызубрить следует
Хоть одно из нелегкой науки:
Что богатства нередко наследуют
Чересчур загребущие руки.
Но за счастье стоило мучиться,
Умирать у него на пороге:
Каждый день человечество учится,
Все надежнее помнит уроки.
КОНИ
Отгремела лихая погоня
Под звенящею россыпью звезд.
И жуют присмиревшие кони
Заработанный в тягле овес.
Где ваш топот, как пляска, игривый,
Ваших всадников голоса?
Опустились печальные гривы
На потухшие ваши глаза.
Пронеслись, пронеслись колесницы.
Не вернешь. Это так. Это так.
Вам, наверное, больше не снится
Обжигающий ветер атак.
Каждый день переполнен делами.
Тормоза на асфальте визжат.
Вам осталось, бренча удилами,
По проселку идти на вожжах.
Но земля — она потом прогрета,
Как и подвиг на ней, как и быт.
И несутся колеса прогресса
По следам утомленных копыт.
* * *
В чем наша жизнь?
С рассвета до заката
Рукав рубашки
Высоко закатан.
И ты стоишь бессменно
У руля
На мостике
Степного корабля.
С утра опять прошел
Осенний дождь,
И потому
Не ладится работа.
Ты потрудился
До седьмого пота,
Но отдыхать в вагончик не уйдешь!
В чем наша жизнь?
На дальней стройплощадке
Заголосили зимние ветра,
И минус сорок градусов с утра,
Но каменщик —
Свою выводит кладку.
Лицом обветрен
И руками груб —
В Сибири сосны
Валит лесоруб.
И, отмечая путь
На карте голой,
В грядущий день
С утра идет геолог.
По всем статьям
Отцов своих достоин —
Стоит на страже
Комсомолец-воин.
Еще не видевший живых врагов —
В любой момент
Он к подвигу готов...
В чем наша жизнь?
Вот этими руками
Возводим мы коммуны этажи.
И в том она,
Чтоб каждый положил
В такое зданье
Свой особый камень!
* * *
Опять у сердца перебои.
Жизнь коротка, а ночь длинна...
Я виноват перед тобою,
Моя родная сторона,
За боль ненужных расставаний.
Ничем не утолить ту боль.
За годы дальних расстояний,
Что разделяли нас с тобой.
Ведь столько раз за это время
Твои зеленые луга,
Твои медлительные реки
Меняли белые снега!
И это солнечное поле —
Оно распахано не мной.
И тот росток не мною полит,
Когда густел полдневный зной.
И где теперь искать по свету —
В каком костре, в какой золе —
Мою крестьянскую оседлость
На потом политой земле?
Наверно, это все не внове...
Но лишь с годами понял я,
Что перед матерью виновны
Всегда бывают сыновья.
* * *
Спроси себя: на что ты годен?
И то нельзя, и то нельзя...
Мы подступающие годы
Определяем по друзьям.
Какой десяток распочали,
От непогод слиняв с лица?
Что за плечами — распечали
Привыкли маяться в сердцах?
Не та осанка и походка...
Ну что же: быть и сентябрю.
И я на вас, мои погодки,
Как будто в зеркало смотрю.
Быть может, все не так уж важно,
Чтоб разговор такой вести,
Но пыль дорог нелегких ваших
И мне садится на виски.
Еще не старость, нет, не старость,
Но только как тут ни суди,
А что-то главное осталось
На полустанке позади.
И нет морей, что по колено,
И нет высот, и нет глубин.
И на проблему поколений
Уже пристрастнее глядим.
И новость реже поражает,
И тропка не зовет шагнуть.
И чья-то молодость мешает
Порой подольше отдохнуть.
Глядим ревниво за сынами:
Мол, нужен глаз еще да глаз!
Но все, что пройдено, — за нами!
Что нами сделано — за нас!
С ВОЙНЫ
Прошла зима.
А летом
Пришел с войны рыбак.
Он шел домой,
И ветер
Трепал пустой рукав.
И знал одно он четко,
И жгла его тоска:
Какой рыбак он к черту,
Когда одна рука?!
А что с одною левой?
Да лучше утонуть:
Ни ставить сеть,
Ни невод
На отмели тянуть!..
Он шел домой с победой.
Планшетка на боку.
И кланялися деды
Навстречу рыбаку.
Вверх дном лежали лодки,
И плавилась смола.
Любой скажи молодке
Заветные слова.
Война юнцов уносит,
Война вдовством грозит.
На сердце двадцать весен.
Под сердцем двадцать зим...
И знал одно он четко,
И жгла его тоска:
Какой жених он к черту,
Когда одна рука?!
О мирные понятья,
Таежное село!..
А тут и на объятья
Одна рука всего.
А ноги — как поленья,
И каменеет дых.
И неудобно левой
Приветствовать родных...
...Мы пропотели солью.
Мы бились, как могли.
И шрамы и мозоли
На тело нам легли.
Что в жизни нас утешит?
Почет? Или покой?
Мы мир, мы мир удержим —
Хотя б одной рукой!
* * *
Сибирь моя!
В разливах — грозовая,
Когда минует вешний ледоход...
А мне на части сердце разрывает
Последний твой
осенний пароход.
Не оттого, что он плывет, как лебедь,
Прощальный клик бросая берегам.
Не оттого, что ускользает лето
За пенисто кипящий перекат.
Не оттого, что в поднебесной выси
Синеет стынь, как первый лед звеня.
А оттого, что там,
за ближним мысом,
Наверное, кончается земля.
* * *
Тропинку ту одна рябинка,
Кивнув тайком, тебе покажет.
И та забытая тропинка
ногам, тебе доверясь, ляжет.
И аромат вдыхая пряный,
По ней вперед, вперед пройди-ка:
Увидишь светлую поляну,
Закапанную земляникой.
Нога на капли не наступит:
Такая уж она — тропинка.
Потом тебя кругом обступят.
Маслята в шапках-невидимках.
А вслед тебе присвистнет рябчик,
Тебе навстречу ухнет филин.
С тропы испуганно ускачет
Зайчишка, робкий простофиля.
Иди забытою тропою
И голос леса слушай, слушай:
Откроет он перед тобою
Живую трепетную душу.
СМЕРТЬ ОХОТНИКА
Ну о чем там еще балакать?
Жизнь костром изошла на нет:
Помирает старик Балакин
На десятом десятке лет.
Все равно напоследок горько.
Хоть годок бы — денек ко дню!
Укатали крутые горки,
Заманули, как в западню...
Эх, еще подышать бы надо —
Хоть от вдоха по полвершку!
Да на белку с косматой Найдой
По январскому по снежку...
Да и мало еще чего бы
Во как надо — хоть к горлу нож!
Только тут, как со счетоводом,
Дым и копоть не разведешь.
Призапали виски седые —
Жизнь справляет сполна закон.
Неулыбчивые святые,
Не мигая, глядят с икон.
Ведь ни кланяться, ни молиться
Было некогда старику...
В окна сыплет закат малиной.
Лодка сохнет на берегу.
Журавли в поднебесье тужат.
С понизовья дожди идут...
Над протоками листья кружат:
Что-то ищут,
Да не найдут.
БАЛОК
Над ним клубились тучи серые,
Он под дождем осенним мок...
Предел комфорта, чудо Севера —
Тесовый струганый балок!
В нем сохнут валенки и ватники.
И в нем храпят бородачи.
И в нем гитара с красным бантиком
Простудным голосом ворчит.
Ее терзает рыжий Васенька,
Хоть Иванов, но не Крамской.
Шестые сутки катавасия,
Шестые сутки выходной.
Вот ничего себе — поробили!
Аж злость пронзает до подошв —
По той причине, что на профили
В пургу такую не пойдешь.
Качалась лучше бы над Диксоном,
Как рыжий Васенька поет...
Прораб по взрывам космы тискает
Над твердым графиком работ:
Предусмотри тут все заранее!
Прораб на Ваську глаз косит:
Мол, ты, конечно, дарование,
Но лучше кашей закуси.
Пурга все бесится и бесится —
Блаженствуй, лежа на боку.
Аукнул план второго месяца
Ни за понюшку табаку...
Застряли темпы поисковые
В насквозь проснеженных ночах...
Но я прошу тебя, история,
Об этом факте умолчать.
КАТЕР СВЯЗИ № 7
Я тебе по гроб обязан
Кочевой судьбиной всей,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
Без компаса и без карты,
Не за рубль, не за пятак
Плыл с тобой от Салехарда
И до Нового Порта...
Ты плывешь легко и ходко,
На волнах качаясь всласть.
Вот и сонная Находка,
Как положено, нашлась.
И уже с причалом связан
Ты нутром железным всем,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
Я рассвет слепой и желтый
Возле рубки сторожил.
Без тебя б не обошелся
Вез тебя бы не прожил,
Не вошел в людскую память,
Не оставил ни следа.
Без тебя бы мне не плавать,
Без тебя бы не взлетать.
На судьбу я не в обиде —
На своей земле не гость.
Без тебя бы мне не видеть
То, что видеть довелось.
Я тебе по гроб обязан
За свои дороги все,
Катер связи, катер связи,
Катер связи номер семь.
СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
По листве, по травам — дрожь,
Замерла дорога.
Под июньским солнцем дождь
Пляшет длинноного.
Капли теплые летят —
Хоть лови поштучно.
Про такое говорят:
Дождик не из тучки.
Лейся, лейся, золотой,
Дорогой, не зряшный.
Никакой ты не слепой.
Даже очень зрячий!
*_*_*
Какая боль меня торопит
Бежать в незнамые года?
Опять зовут, зовут дороги,
Зовут неведомо куда.
Пройдешь одну —
Пойдешь другою,
И так шагаешь без конца.
И только ниточкой тугою
Непрочно связаны сердца.
Вздыхает тундра,
А над нею
Вчерашний день дождями смыт.
Романтика — она труднее,
Чем обнаженный здравый смысл.
Она совсем как облученье —
Бессильна помощь докторов:
Не наступает облегченья
От нами выбранных дорог.
ШТИЛЬ В ОБСКОЙ ГУБЕ
Летели лебеди лениво,
Летели словно никуда,
И теплым лепетом прилива
Обская ластилась губа.
Она плескалась в пленный невод
И лодке в плоские бока.
Она терялась в бледном небе
И растворяла облака.
Она струилась тусклым блеском
И невесомо и светло.
И отпускала с тяжким всплеском,
Как будто нехотя, весло.
* * *
Пароход уходит к югу,
А под ним такая глубь!
В два окна моя каюта,
Потому что на углу...
Вечер в реку тени сеет,
Всходят тени те звездой.
А одно окно на север,
А другое на восток.
А над Обью чайка-птица
Между крыл висит, легка.
В две руки бурунят птицы
Кучевые облака.
Бусенец ли с тучки серой
Или радуги мосток —
Я в окно смотрю на север,
А в другое на восток.
Ветер щеки мне остудит,
Сгонит капельку с очей...
Я плыву, плыву оттуда,
А неведомо — зачем...
Ночь лежит прозрачной тенью
На разливе светлых вод...
Хорошо, что из Тюмени
Есть обратный теплоход.
ГУСИ С ЮГА
Май свои отметы ставит.
И на озере вода
И не стынет и не тает —
Ни туда и ни сюда.
Гуси с юга!
Гуси с юга
Над дымком покатых крыш!
И такая плещет вьюга
Широко раскрытых крыл —
Так и рвется через стужу
К человеческой душе!
Неужели чьи-то ружья
Эту радость ждут уже...
* * *
Белая ночь на холмы прилегла,
Ночь-невидимка.
Нет ей названия: мгла и не мгла —
Легкая дымка.
Обь задремала — не слышно волны.
Прямо над лесом
Остро отточенный серпик луны
Небо надрезал.
Будто и не было в полдень грозы —
Светлая сонность.
Хочется душу свою погрузить
В ту невесомость.
Вспыхнула песня в заречном селе,
Вспрянула выше...
Кажется: ухом приникни к земле —
Мир весь услышишь.
РЫБАЦКОЕ МОРЕ
Ах, это рыбацкое море —
Обская губа!
На гривах плескучих
Мотается весело сейнер.
И северный ветер,
В снастях басовито гудя,
Как карты судьбы,
Неожиданно путает сети.
Ах, пресное море!
Густая соленая речь
Твою сумасшедшую воду
Не сделала слаще.
Чтоб деву-удачу
В рыбацкие сети завлечь,
Придется еще вековать
Со вдовой-неудачей...
Мы в карты не верим.
Мы действуем судьбам назло.
Мы время торопим.
О прошлом почти не жалеем.
И все-таки... хочется,
Чтобы хоть чуть повезло
И в море рыбацком,
И в море житейском!
МАРСАЛЬСКИЙ МАЯК
Как похожи на звук
Те два имени в разных морях:
Здесь Марселем зовут
Одинокий Марсальский маяк.
Здесь вода голуба —
Ею жажду свою утоли.
Здесь Обская губа
Пообветрила губы твои...
Я с макушки до ног
От дождей и от штормов промок.
И порой огонек
Сквозь туман к нам пробиться не мог.
Не от тех ли забот
Капитан наш до срока седел —
Чтобы траловый бот
На песчаной мели не сидел?
Помнит юность моя
Разноцветье сигнальных огней.
Но Марсальский маяк
Был единственным светом в окне.
По сухому пути
Нынче ходит путина моя.
Только ты мне свети,
Ты свети мне, Марсальский маяк!
АПЕЛЬСИНЫ
Ветры что надо: зимние.
Бураны они несут.
А город пропах апельсинами:
Новый год на носу.
От Гоголевской
до Зареки
Девяносто из ста
Несут золотые шарики
И в сетках, и просто так.
Зажмуришься:
солнце кажется,
И море поет баском,
Хоть нынче снежная кашица
Хрустит пополам с песком.
Но снег и мороз бессильны
Пред торжеством земли.
Да здравствуют апельсины
В середине зимы!
Желтых плодов сияние,
Тучность спелых плодов —
В них знойное ликование
Солнечных южных садов!
И, глядя на тучи серые,
Опять и опять сознаю,
Что даже на Крайнем Севере
Меня не забудет Юг.
Пусть радует малость самая
Во все времена и века:
На то и щедра земля моя.
Добра.
И так велика!
* * *
Как я давно
В краю далеком не был —
Дорог не мерял северной верстой,
Где пламенеют сполохи на небе
Под голубой Полярною звездой.
В столбцах газет —
О нефти и о газе
За той чертою, где Полярный круг.
А мне сейчас
Хотя бы в четверть глаза
Необозримость всю окинуть вдруг.
Вот так всегда:
Чем дальше, тем крупнее
Черты незабывающихся дней!
И верно:
Чем труднее, тем роднее.
А может, чем роднее, тем трудней.
ЕДЕМ СО МНОЮ!
Тленье тебе, говоришь,
Надоело до жути?
Жизнь, говоришь, твоя стала
Тоскливее ночи?
Едем со мною!
Я Обь и тайгу покажу тебе.
Спорю:
Иного уже никогда не захочешь.
В жизни такое
Единожды только приходит к нам.
(Не потому ли
Случается даже в романах?)
Просто в таежном поселке
Ты станешь охотником:
Сманят тебя белковать
Вековые урманы.
У лесорубов —
Захочешь ты стать лесорубом.
У речников —
Ты захочешь остаться на катере.
Станет рука
От работы тяжелой и грубой.
Сердце же станет
Добрее и к людям внимательней.
Снова забьется оно
Окрыленно и молодо.
Будет в работе горячим
И в дружбе надежным.
Радость тебя поведет
По дорогам геологов,
Что открывают сокровища
В дебрях таежных.
Если идти через жизнь —
То большими маршрутами,
А не сидеть
На угрюмой какой-нибудь кочке...
Едем со мной!
Я Обь и тайгу покажу тебе.
Может, и вправду
Оттуда уйти не захочешь!
ДРУЖОК
Мы вместе лихо мыкали
В проснеженных краях:
Дружок мой из Калмыкии
И русский парень — я.
Улыбку узкоглазую
Забыть я не могу:
Он мне про степь рассказывал,
А я любил тайгу...
Под нашими широтами
Он шел — не ковылял.
Но взгляд на Обь широкую
Грустил по ковылям.
Считал себя — как в армии,
Поскольку труд, что бой.
А тут...
А тут авария
На нашей буровой.
Среди тайги нетроганой,
Рванувшись из оков,
Шаманил факел огненный
До самых облаков!..
А мой дружок?
Вот именно...
...На улице снежок...
А улица — по имени:
Как звался мой дружок.
* * *
За окнами
Полночная метель
Кружит над крышами
Ханты-Мансийска.
А я один мотаюсь в темноте.
А до тебя необычайно близко.
Метель. Метель.
Как стон ее тягуч.
И я насквозь
Тоской ее проснежен.
И думы, как обрывки черных туч
Над бесконечным
Северным проснежьем.
С трудом пробьется в окнах
Медь огня
И обернется невеселой мыслью,
Что счастье остается для меня
И ласковой
И недоступной Миснэ.
* * *
Как много их, моих друзей!
Им бесконечно сердце радо.
И только с ними я сильней
И лучше — только с ними рядом.
Порою ты ревнуешь к ним:
Слепой обиде нет границы.
А я ведь с ними стал таким,
В какого ты могла влюбиться.
* * *
Качается остатняя пора
На паутинке тоненькой и жидкой.
И крик гусей мне говорит:
— Пора!
Пора в дорогу собирать пожитки!
О хрупкий лед осенней седины!
Мой путь через него
Несмел и узок.
Весна и осень соединены
В такой тугой,
нерасторжимый узел!
А дни спешат.
А дни спешат, спешат
К пределу, что людьми неназываем.
И дай мне бог сегодня избежать
Того, что мы любовью называли!
СОЛНЫШКО-СОЛНЦЕ
Солнышко-солнце, какое оно разное -
Ясное, красное солнышко-солнце!
Облачный занавес был закатан.
Солнышко-солнце
Катилось к закату.
И нам с любимой
Тогда казалось,
Лишь нам светило
И нам улыбалось
Ясное, красное
Солнышко-солнце.
Помню
Тяжелый шаг батальона,
Серую пыль
На траве опаленной.
И солнце,
Которое жжет, а не греет.
Хоть бы оно
Закатилось скорее!
Помню
Письма торопливые строчки.
(А в небе такая голубизна!)
«Прости, полюбила другого».
И точка. «Прощай!»
И восклицательный знак.
И сердце
В груди моей онемело.
И солнце
В глазах моих потемнело.
Солнышко-солнце, какое оно разное —
Ясное, красное солнышко-солнце!
_*_*_*_
Я — скопище тревоги и обид.
Они во мне
Привычны, как усталость,
Что мне в твоей,
Тебе — в моей любви
Еще на самом донышке осталось?
Пылает ночь чадящей чернотой,
Пылает ночь
Возвышенно и грешно.
Пылает ночь...
А за ее чертой —
Как прежде,
Неизбежность неизбежна.
Померкнут краски и умрут слова.
Мое крушенье за чертою этой,
Когда в глаза мне хлынет синева
Холодного, осеннего рассвета.
* * *
Будто рядом море дышало,
Отдыхало,
Вытянувшись во весь рост:
Это ветер, хмельной и шалый,
Принес с собою
Запахи вешних гроз.
И тревогу,
Зовущую сердце в дорогу.
И дорогу,
Исполненную тревог.
Даже страшно немного:
От порога
Разбегаются в разные стороны
Сотни дорог.
Как они сплетены,
Как они перепутаны между собою —
И взятые с боем,
И волею случая легшие прямиком.
Их тугие узлы —
Это то, что зовем мы судьбою.
И крутым поворотом.
И перекрестком.
И тупиком.
Вот и все...
А дальше — я выйду просто,
Оставив все, что было до этого,
За спиной.
Моя дорога. Твоя дорога.
Видишь:
Вон перекресток,
От которого
Нам идти по дороге одной.
КУКУШКА
А на нашей опушке,
Как было тогда,
Мне без счета кукушка
Отпускала года.
Обещала на радость —
Жалко ль времени ей?
Только не было рядом
Далекой моей...
Не боюсь расстояния —
Километры не в счет.
Я боюсь расставания,
Что встречи не ждет
Ни на нашей опушке,
Ни в нашей судьбе...
Что ж, спасибо, кукушка,
За щедрость тебе.
* * *
Пахнут ветры
Завтрашними снегами.
День на убыль уходит
Большими шагами.
И на первом ледке,
Что подернул озера,
Синевато-холодные отблески стали.
Иней мелкими строчками
Мечет узоры,
И уносятся к югу гусиные стаи.
На березах
Последние листья сгорают,
Как последние угли
Пожара лесного.
А весна за морями.
А весна за горами.
И живу я ее ожиданием
Снова.
* * *
Единый миг на свете много значит:
Как мир изменчив,
Вечно молодой!
Вдруг солнечный неуловимый зайчик
Потрется носом о мою ладонь.
За миг единый всякое случится —
В нем все начала в узел сведены.
Вдруг ветер юный в сердце постучится
И бросит горстку горькой седины.
Рассветный луч в окно мое ударит
И ляжет, обессиленный, у ног.
А самый серый день
Мне вдруг подарит
На горизонте синее окно.
Вот журавлиный клин
Прощально машет,
Взметнув распятья утомленных крыл.
Нам каждый миг
Необходим и важен,
И дорог нам — каким бы он ни был.
Года, десятилетья — мимо, мимо.
Безропотна дорога под ногой.
Нам очень часто не хватает мига.
Всего лишь мига, мига одного...
* * *
Мы часто прощались с тобою...
На склоне прощального дня
Глаза вопрошали с любовью;
— А ты не забудешь меня?
Что значило слово любое?
И, горестный час торопя,
Глаза отвечали с любовью:
— Нет, я не забуду тебя!
На дальнем глухом полустанке,
Тоскуя, моля и грозя,
Глаза говорили:
— Останься!
Глаза отвечали:
— Нельзя!
Дорога не знает пощады.
Дорога не верит слезам...
Наверно, от наших прощаний
Морщинки легли под глаза.
Мешают ли годы надежде?
Беззвучный храня уговор,
Ведем мы, как прежде, как прежде,
Наш давний с тобой разговор.
Но время пробьет.
Одиноко
Однажды по кромочке дня
Уйду я далеко-далеко...
А ты не забудешь меня?
* * *
Все в мире так или иначе
Одной повито бечевой...
Я притерпелся к неудачам
И вроде как-то... ничего.
И вроде как-то даже странно,
Когда удача посетит.
Судьбу охаивать не стану:
Что проку зря ее судить?
Мне утро честно обещает,
Что день нелегкий ждет опять.
Хоть нет причины обольщаться,
Но нет и смысла горевать.
* * *
В жизни немногое надо.
В жизни немногого нет:
Чтоб изумленная радость
В каждом светилась окне.
Чтоб не взлетели ракеты,
Выплеснув море огня.
Чтоб не пугались рассветы
Каждого нового дня.
Верило чтобы, как прежде,
Сердце в извечную новь,
Что не иссякнет надежда
И не погибнет любовь.
* * *
Видел вещие сны:
Мне не крепко спалось.
Но в разгаре весны
Ничего не сбылось.
Выплывала гроза
Из-за дальней горы.
Высыхали глаза
От июльской жары.
Пышной спелости ярь —
Тяжкий плод налитой...
Но тоскливо моя
Пустовала ладонь...
Все чего-то я жду...
Ветер добрый, утешь!
Но в морозы зажгу
Я костер из надежд.
ВСТРЕЧА
Когда свисток раздался звонкий,
Пропев, что поезд вновь в пути,
Я взглядом встретился с мальчонкой
Ну лет примерно десяти.
И из окна на расстоянье
Я прочитал в его глазах
Такое страстное желанье
Куда-то мчаться в поездах,
Идти вперед землею вешней
Навстречу счастью своему...
Он мне завидовал, конечно,
А я завидовал ему.
РУКИ
Любите, любите искусство,
Любите в себе и в других.
Любите искусство искусной
И чуткой, как трепет, руки!
Все сделано в мире руками
В нелегкие ночи и дни.
И даже безмолвному камню
Язык подарили они.
Все ищут, никак не утихнут,
В трудах и мозолях навек,
И я утверждаю: от них вот
Покоя и нет голове.
Они нас в дорогу уводят,
В мечту перебросив мосты
Мы даже навеки уходим,
Касаясь ладонью звезды.
* * *
О жалкие возможности стиха!
Вам таинства такого не разведать,
Как зябкий луч сентябрьского рассвета
И над землей плывущие стога.
И каждый колос бронзою облит.
В озера натекло небесной сини.
И, может, послезавтра первый иней
Цветы, траву и листья опалит.
И в небе грусть от журавлиных строк
Останется навеки недопетой.
Но мне не жаль, когда уходит лето:
Всему своя судьба, всему свой срок.
И все же... Эта ясность сентябрей!
Пускай она неторопливо длится:
В ее пронзительности светлой лица
Красивее, мудрее и добрей.
* * *
За плотным ветром, за холодной темью
Теряют очертания дома.
Опять пурга гуляет над Тюменью.
Какая непутевая зима!
Но в бесконечной, тягостной метели,
Теплы и так зовуще далеки,
Повисли в небе окон огоньки,
Как будто на размытой акварели.
Торшерно-абажурные соцветья
Мне нынче по-особому милы:
Я среди них ищу свои созвездья —
Нигде не повторенные миры.
Но их вот-вот погасит поздний вечер,
Поспешно обрывая по лучу.
До тех миров лететь ничуть не легче,
Чем до звезды...
Но все-таки —
Лечу!
* * *
Одна и та же история:
Заранее все известно.
Садись на любое место —
Полупустой вагон.
Грохочут навылет скорые,
А я уезжаю местным.
А я уезжаю местным
В Ялуторовский район.
В окнах замельтешатся
Знакомые перелески.
Потом поплывут озера.
И к векам прилипнет сон.
Одну и ту же песню
По надоевшим рельсам
По службе затарабанит
Бессонное колесо.
Я тоже еду по службе.
По службе газетной еду.
Идет по полям уборка,
Оставляя жнивье.
Люди не спят ночами,
Одерживают победы.
Люди клянут работу.
Не могут жить без нее.
И так из осени в осень
Проходят крутые годы.
А ко всему остальному —
Будто ты глух и слеп.
И только одна забота:
А вдруг задурит погода?
А вдруг задурит погода,
И в поле останется хлеб?
Но он не останется в поле —
Не будет такой пропажи:
Недаром люди забыли
Про еду и про сон...
А где-то синее море.
А где-то пестрые пляжи.
И белые теплоходы
Уходят за горизонт.
Но только печаль какая?
В труде от нас не убудет!
Вовеки не повторятся
Мытарства несытых лет.
Все будет: и море будет,
И солнце над морем будет,
И теплоход под солнцем, —
Лишь был бы насущный хлеб!
Пусть в бункер ложатся зерна
Высокой сибирской пробы.
И пусть Золотые Звезды
Чествуют в каждом селе —
За ежедневный подвиг
Сибирского хлебороба,
За эти страдные осени
На благодарной земле!
ОГОНЬ
В мире вечен огонь:
Он развеял полуночный страх.
В мире вечен огонь:
Люди стали людьми у костра.
В мире вечен огонь.
Он не мой.
Он не твой.
Он ничей.
В мире вечен огонь:
Видишь сполохи
Грозных ночей?
Было время, и он
Перед нами вставал,
Как стена.
Над планетою всею
Его извивалась спина...
Огонек мой — в окне.
Не погасишь его. Он такой.
Мое сердце в огне.
На него не наступишь ногой!
В мире вечен огонь!
* * *
Про долголетье
Мне цыганки врут.
А может,
Это искреннее мненье.
Но мне все кажется,
Что завтра я умру.
И нет, в душе не страх —
Недоуменье.
В сады пролившись,
Ливни прозвенят.
Рассветный луч
Медовый луг разбудит.
Но неужели это будет без меня?
Наверное,
Когда-нибудь да будет...
Ничто не потревожит тишину
За той непроходимою оградой.
Но то, чем мучаюсь,
И то, чем я живу, —
Кому-нибудь
Все это будет надо?
Нет, не к бессмертью
Я тянусь душой.
Но человеку не мешает помнить,
Что далеко не все,
Не все годится, чтоб
Непреходящим смыслом
Жизнь наполнить.
ВЕСНА
В пляску бросилось все на свете:
Снова дни покатились к весне.
На бегу задыхается ветер.
Задыхается. Падает в снег.
Небо звонкое. Воздух звонкий.
И такая веселая злость,
Что колючие искры поземки
Прожигают навылет, насквозь.
Ты, ликующая примета,
Сердцу чуткому вновь видна!
Так и хочется вместе с ветром
Песней выплеснуться до дна,
Распластаться над каждой крышей,
Веря радостно наперед
В то,
Что люди,
меня заслышав,
Улыбнутся:
Весна идет!
ГОРИЗОНТ
На тропке — солнечные блики.
На блики — жалко наступить...
Он мне казался очень близким,
Лишь не сворачивать с пути.
Иди, иди землей
бессонной,
Приляг в траву
и вновь иди.
Иди — и выйдешь
к горизонту,
Лишь не сворачивай
с пути!
Меня не ждали у порога,
Не провожали в темноту,
Но помогала мне дорога
Узнать людскую доброту.
То ясным этот путь казался,
То зыбким, будто странный сон.
И с каждым днем отодвигался
Куда-то дальше горизонт.
Ну что ж... Привал?
Вполне резонно...
Но слышу зов:
— Иди, иди
И выйдешь прямо к горизонту!
Лишь не сворачивай с пути.
* * *
И как тут ни суди —
Загадка есть загадка:
У каждого свои
Рассветы и закаты.
Когда пройдет весна,
Мы дни свои итожим.
У каждого из нас —
Свой взлет.
Паденье — тоже.
И точно знаю я,
Судьбу на карту бросив:
У каждого своя
Есть Болдинская осень.
Но брезжит в свете дня
Надежды лучик бледный,
Что нынче у меня
Всего лишь только лето.
* * *
Небольшой полустанок,
Небогатый лесок...
Грохотали составы:
На восток, на восток.
Неба колокол громкий
Был дымками изрыт.
А в вагонах гармоники
Заливались навзрыд...
Засыпая, я грезил
Миром дальних дорог.
Видно, сердце, как песня:
Все б ему за порог.
Но мечта , не обманет:
К ней доверчивей будь.
С трехрублевкой в кармане
Я отправился в путь...
В повседневности буден,
В напряженности дней,
Всюду — добрые люди,
Очень много людей.
Где в нехоженых далях
Огонька не найти,
Эти люди не дали
Мне свихнуться с пути.
В повседневности буден,
Сердце, ты не забудь
Благодарности к людям
За такую судьбу!
Где мне с песнями вместе
Ни придется пройти,
Я отдам эти песни
Тем, кто нынче в пути,
Тем, кто смело выходит
За привычный порог,
Тем, кто счастье находит
В мире дальних дорог.
* * *
И солнцу свойственна усталость.
И у него в глазах темно.
Взгляни:
Еще чуть-чуть осталось,
И склонит голову оно.
Устанет ветер с тучей спорить —
Крыло в бессилье, как обман.
И даже яростное море
На отдых прячется в туман.
Звезда устанет
Свет свой сеять —
Уйдет в пылающий рассвет.
И только маленькому сердцу
Покоя в этом мире нет.
Его не время источило,
А примиренья и бои.
Оно стучится и стучится,
Оно стучится —
И болит.
Его беда и радость колют
Сквозным ударом ножевым.
И я прислушиваюсь к боли
И сознаю себя
Живым!
* * *
Я сегодня до ночки
Затеряюсь в лесу,
Три заветных листочка
Я друзьям принесу.
А как первый — осиновый —
Не напоказ,
Чтобы трепет в душе
Никогда не погас.
А второй я возьму
У знакомой ольхи,
Чтобы не было сердце
Немым и глухим.
А как третий листочек —
Березовый лист,
Чтобы помнить навеки —
Чему поклялись.