Александр Кравцов
Августовская метель
Рассказы
Доверие
Я иду по красной степи, красной от тюльпанов. Даже воздух кажется красным. Я иду и радуюсь тюльпанам, запаху чабреца, стрекоту кузнечиков.
Откуда-то издалека доносится топот копыт. Оборачиваюсь и вижу табун лошадей, который мчится в мою сторону с ужаснейшей быстротой. Другие звуки куда-то пропали. Слышен только тревожный стук сердца да топот копыт. А кони все ближе и ближе. Клубы пыли — в лучах солнца кроваво-красные — висят в воздухе, медленно поднимаясь ввысь. Куда, куда спрятаться? В этой огромной степи только я и кони, которые сейчас собьют меня с ног и затопчут. Что делать? Что? Я уже слышу их горячее дыхание и вижу оскаленные, с пеной на губах, блестяще-гладкие морды. Упав на землю, я от бессилия кричу: «А-а-а-а!»
Тишина. Гулко стучит сердце. Грудная клетка, кажется, вот-вот разорвется на части. Открываю глаза и сознаю, что это был всего лишь сон. Но топот все же есть. Пытаюсь понять, что это за звуки. Я поднимаю голову — сквозь ткань палатки вижу тень небольшой птички. Так вот кто мешает мне спать — пеночка.
Август. В Заполярье начинается осень. Листья у полярной березки становятся багрово-красными, брусника кровавыми капельками застыла на желтовато-зеленых шапках кочек. Все чаще и чаще идут дожди. Солнце уже заходит за горизонт. Ночью прохладно, а утром на согретую первыми лучами солнца крышу палатки опускаются комары. Вот пеночка и прилетает спозаранку собирать их. Она бегает по туго натянутой крыше, а в палатке стоит такой грохот, будто бы рядом гонят табун лошадей.
Однажды, когда мы в ожидании вертолета собрали вещи и, накрыв их брезентом, улеглись сверху, пеночка прилетела вновь. Она деловито бегала по брезенту и очень ловко склевывала комаров. Мы с интересом наблюдали за ней. Бегала она по брезенту, бегала, а потом вдруг вскочила мне на ногу. Остановилась, посмотрела искоса на меня одним глазом и вновь принялась клевать комаров.
Я лежал не шелохнувшись, боясь неосторожным движением спугнуть пеночку. Сердце охватило щемящей болью. «Спасибо тебе, Птица! Спасибо за доверие! Ты недавно родилась здесь, в тундре, недавно научилась летать, и для тебя человек такой же зверь, как олень или лемминг. Ты еще не научилась быть осторожной и не знаешь, какую опасность таит в себе человек».
В памяти всплыл случай, который произошел со мною прошлым летом и остался зарубкой на сердце.
Как-то вечером мы сидели у костра, пили чай и рассказывали охотничьи байки. Вдруг из кустов показался олень, он шел в нашу сторону, наклонив к земле голову, увенчанную мощными рогами. Я схватил ружье и выстрелил. Олень упал. «Зачем убил, — спросил меня один из рабочих. — У нас вон тушенки полмешка. А с него какой сейчас толк? Одни мослы, кожа да кости…» — «А пусть не лезет…» — вместо меня ответил ему другой.
Я молча стоял тогда над оленем и мысленно просил у него прощения. Вспомнились рассказы старших товарищей, которым раньше не очень-то верил, что, мол, когда много комаров и мошки, олени идут к людям, на дым, к костру. В тот раз я дал себе зарок — попусту никогда не стрелять.
То бессмысленное убийство, именно убийство, другим словом тот поступок назвать нельзя, тяготило меня, висело надо мной, как проклятье. Я считал себя хуже зверя, ибо зверь убивает другого для того, чтобы продлить себе жизнь, а ради чего убил я?
Я смотрел на пеночку, как на чудо. «Спасибо тебе, Птица! Спасибо за доверие. Ты излечила мою душу. Спасибо!»
Августовская метель
Рассказы
Доверие
Я иду по красной степи, красной от тюльпанов. Даже воздух кажется красным. Я иду и радуюсь тюльпанам, запаху чабреца, стрекоту кузнечиков.
Откуда-то издалека доносится топот копыт. Оборачиваюсь и вижу табун лошадей, который мчится в мою сторону с ужаснейшей быстротой. Другие звуки куда-то пропали. Слышен только тревожный стук сердца да топот копыт. А кони все ближе и ближе. Клубы пыли — в лучах солнца кроваво-красные — висят в воздухе, медленно поднимаясь ввысь. Куда, куда спрятаться? В этой огромной степи только я и кони, которые сейчас собьют меня с ног и затопчут. Что делать? Что? Я уже слышу их горячее дыхание и вижу оскаленные, с пеной на губах, блестяще-гладкие морды. Упав на землю, я от бессилия кричу: «А-а-а-а!»
Тишина. Гулко стучит сердце. Грудная клетка, кажется, вот-вот разорвется на части. Открываю глаза и сознаю, что это был всего лишь сон. Но топот все же есть. Пытаюсь понять, что это за звуки. Я поднимаю голову — сквозь ткань палатки вижу тень небольшой птички. Так вот кто мешает мне спать — пеночка.
Август. В Заполярье начинается осень. Листья у полярной березки становятся багрово-красными, брусника кровавыми капельками застыла на желтовато-зеленых шапках кочек. Все чаще и чаще идут дожди. Солнце уже заходит за горизонт. Ночью прохладно, а утром на согретую первыми лучами солнца крышу палатки опускаются комары. Вот пеночка и прилетает спозаранку собирать их. Она бегает по туго натянутой крыше, а в палатке стоит такой грохот, будто бы рядом гонят табун лошадей.
Однажды, когда мы в ожидании вертолета собрали вещи и, накрыв их брезентом, улеглись сверху, пеночка прилетела вновь. Она деловито бегала по брезенту и очень ловко склевывала комаров. Мы с интересом наблюдали за ней. Бегала она по брезенту, бегала, а потом вдруг вскочила мне на ногу. Остановилась, посмотрела искоса на меня одним глазом и вновь принялась клевать комаров.
Я лежал не шелохнувшись, боясь неосторожным движением спугнуть пеночку. Сердце охватило щемящей болью. «Спасибо тебе, Птица! Спасибо за доверие! Ты недавно родилась здесь, в тундре, недавно научилась летать, и для тебя человек такой же зверь, как олень или лемминг. Ты еще не научилась быть осторожной и не знаешь, какую опасность таит в себе человек».
В памяти всплыл случай, который произошел со мною прошлым летом и остался зарубкой на сердце.
Как-то вечером мы сидели у костра, пили чай и рассказывали охотничьи байки. Вдруг из кустов показался олень, он шел в нашу сторону, наклонив к земле голову, увенчанную мощными рогами. Я схватил ружье и выстрелил. Олень упал. «Зачем убил, — спросил меня один из рабочих. — У нас вон тушенки полмешка. А с него какой сейчас толк? Одни мослы, кожа да кости…» — «А пусть не лезет…» — вместо меня ответил ему другой.
Я молча стоял тогда над оленем и мысленно просил у него прощения. Вспомнились рассказы старших товарищей, которым раньше не очень-то верил, что, мол, когда много комаров и мошки, олени идут к людям, на дым, к костру. В тот раз я дал себе зарок — попусту никогда не стрелять.
То бессмысленное убийство, именно убийство, другим словом тот поступок назвать нельзя, тяготило меня, висело надо мной, как проклятье. Я считал себя хуже зверя, ибо зверь убивает другого для того, чтобы продлить себе жизнь, а ради чего убил я?
Я смотрел на пеночку, как на чудо. «Спасибо тебе, Птица! Спасибо за доверие. Ты излечила мою душу. Спасибо!»