Александр Кравцов
Августовская метель
Рассказы
Лодырь
Так уж получилось, что на Север мне пришлось лететь летом, в разгар полевого сезона. Нам подкинули срочный объект, и мне предстояло на нем работать. Нивелирование — работа не слишком сложная, но утомительная, недаром ее прозвали «лошадиным спортом»: иди себе от пункта к пункту, от репера к реперу. Нивелир и пара реек — вот наши инструменты, но к ним еще нужны крепкие, быстрые ноги. Поэтому для такой работы набирают обычно молодых парней.
Собирать бригаду мне пришлось «с бору по сосенке»: одного из рабочих и студента вывезли от наблюдателей, а второго рабочего, Славу Жирова, начальник партии принял на работу в Студеном (там у нас база). Как он в тех местах очутился, слишком долго рассказывать.
Я прилетел в поселок под вечер. Среди встречавших был незнакомый мне парень. Он стоял в сторонке и смотрел, как мы с начальником партии и шофером разгружаем самолет.
— Ты чего стоишь, — закричал Борис Петрович. — Что, особого приглашения ждешь? Это твой, — пояснил он мне.
Парень подбежал к самолету и, суетливо хватаясь то за одно, то за другое, сбил нас с ритма.
— Чего суетишься? — напустился на него Красносельцев. — Не путайся под ногами. Лезь в кузов машины и принимай вещи.
Выгрузив оборудование и продукты в склад (свежий лук, чеснок, капусту и картофель для партии), я отправился к Борису Петровичу на ужин, прихватив с собой свежих огурцов.
Два дня нам потребовалось на сборы — предстояло обходиться без машины, с помощью вертолета. На участке работы мы километров через двадцать — двадцать пять раскидали три палатки с продуктами, спальными мешками, кошмой, марлевыми пологами, «Дэтой» и кое-чем из личных вещей. В последней по ходу, основной палатке, кроме этого, были еще радиостанция «Гроза», радиоприемник, резиновая лодка, рыболовные снасти, охотничьи ружья с боеприпасами. При себе мы постоянно держали ракетницу, ружье, радиостанцию «Карат», немного продуктов, котелок, паяльную лампу с таганком, и, если предполагались переправы через речки, резиновую лодку.
Порядок нашей работы на подсобных объектах был таков: мы шли с нивелировкой от одной палатки к другой, сутки отдыхали и двигались дальше, если позволяла погода — не было ни дождя, ни сильного ветра. В основной палатке мы жили суток трое, а иногда и дольше, все зависело от вертолета — прилетит он в назначенный день или позже. Пока я обсчитывал хода нивелирования, парни облавливали окрестные озера и старицы и иногда приносили таких крупных окуней и щук, о которых на Большой земле можно только мечтать.
Первый ход я запланировал короткий — всего две секции. И тут Слава отмочил первый номер: когда до пункта оставалось два штатива, он выдернул костыль. И вся наша работа — семикилометровый нивелирный ход — пошла насмарку.
— А что тут такого? — удивился он. — Я не понимаю, зачем мы вообще ползаем по этим болотам? У тебя же, начальник, есть… ээ-э… как это называется… ээ-э… а, вспомнил, отметки. Напиши, что там нужно, вот и все дела.
Как я сдержался — не знаю. Успокоился и еще раз объяснил, что такое нивелировка, для чего она нужна, как ее надо делать. А эту секцию потом, без Славы уже, пришлось переделать.
В поле человек весь на виду, как бы глубоко ни прятал свои чувства и мысли. Там все находятся в одинаковых условиях: и инженер, и рабочий, и техник. Едят из одного котла, спят в одной палатке, делают одно общее дело, а от того, как делают, зависит и заработок, и все остальное.
Жиров как-то сразу обособился. С работы придем, он тут же спать ложится или сядет в сторонке и курит, курит, от одной папиросы прикуривая другую.
Ребята, те хлопочут по хозяйству, помогают друг другу еду готовить, а Слава даже воды по собственной инициативе не принесет. А когда пришла его очередь дежурить, дежурили они по три дня, ребята помогали ему и советом, и делом. Потом, видя его отношение к бригадным заботам, перестали поддерживать его.
— Слава, поставь чай! Слава, свари суп! Слава, принеси воды! Слава, Слава, Слава…
— Все приходилось заставлять его делать из-под палки. Принесет воды, но чай не поставит, пока не скажут. Пришлось даже показывать ему, как чистить картошку (глянуть на ту, что он очистил, так можно подумать, будто действовали топором). Мне кажется, что он только прикидывался неумехой. Как можно прожить столько лет и ничему не научиться?
На работе то же самое. То без команды уйдет со своего места, то скроется в каком-нибудь овражке и стоит там до тех пор, пока я не прибегу и не выгоню его оттуда.
Проработали мы так почти месяц, и тут у студента случился день рождения. Что ж, двадцать лет раз в жизни бывает. Как не отметить такое событие? Мы как раз пришли в основную палатку. Я решил и себе отдых дать. Отложил вычисления нивелирных ходов и включился в подготовку к праздничному ужину. Сделал малосол из муксуна и пыжьяна в кляре. И сели мы пировать.
Дошли уже до песен. Попели, потом опять разговоры пошли о работе. И тут выступил Слава:
— Вот ты, начальник, говоришь, что заработок маленький будет — всего триста пятьдесят рублей. Да в гробу я видел тогда эту работу! Сколько тундру месим, и все за гроши! А я токарь шестого разряда! Я — специалист, а ты меня заставляешь жарить-варить.
— Ну, предположим, что токарем и специалистом ты, возможно, был раньше. Сейчас ты реечник, рабочий второго разряда, и будь добр, если взялся за это дело, то выполняй его честно и добросовестно…
В общем, поговорили мы в этот день крупно. Ребята высказали ему все, что о нем думают. Но и этот разговор не пошел ему на пользу. Работать он стал еще хуже, и с таким видом, будто оказывает нам неоценимую услугу.
Через неделю парни прямо-таки потребовали убрать Жирова из бригады. Я попросил начальника партии Бориса Петровича Красносельцева прислать на замену рабочего, и при следующей переброске Слава Жиров улетел. Сначала на базу партии, потом домой, в Свердловск.
Может быть, действительно он случайно попал к нам в экспедицию, но этот случай лишний раз показывает, что начальству следует посылать к нам людей, умеющих работать не только там, где хочется, но и там, где нужно.
Августовская метель
Рассказы
Лодырь
Так уж получилось, что на Север мне пришлось лететь летом, в разгар полевого сезона. Нам подкинули срочный объект, и мне предстояло на нем работать. Нивелирование — работа не слишком сложная, но утомительная, недаром ее прозвали «лошадиным спортом»: иди себе от пункта к пункту, от репера к реперу. Нивелир и пара реек — вот наши инструменты, но к ним еще нужны крепкие, быстрые ноги. Поэтому для такой работы набирают обычно молодых парней.
Собирать бригаду мне пришлось «с бору по сосенке»: одного из рабочих и студента вывезли от наблюдателей, а второго рабочего, Славу Жирова, начальник партии принял на работу в Студеном (там у нас база). Как он в тех местах очутился, слишком долго рассказывать.
Я прилетел в поселок под вечер. Среди встречавших был незнакомый мне парень. Он стоял в сторонке и смотрел, как мы с начальником партии и шофером разгружаем самолет.
— Ты чего стоишь, — закричал Борис Петрович. — Что, особого приглашения ждешь? Это твой, — пояснил он мне.
Парень подбежал к самолету и, суетливо хватаясь то за одно, то за другое, сбил нас с ритма.
— Чего суетишься? — напустился на него Красносельцев. — Не путайся под ногами. Лезь в кузов машины и принимай вещи.
Выгрузив оборудование и продукты в склад (свежий лук, чеснок, капусту и картофель для партии), я отправился к Борису Петровичу на ужин, прихватив с собой свежих огурцов.
Два дня нам потребовалось на сборы — предстояло обходиться без машины, с помощью вертолета. На участке работы мы километров через двадцать — двадцать пять раскидали три палатки с продуктами, спальными мешками, кошмой, марлевыми пологами, «Дэтой» и кое-чем из личных вещей. В последней по ходу, основной палатке, кроме этого, были еще радиостанция «Гроза», радиоприемник, резиновая лодка, рыболовные снасти, охотничьи ружья с боеприпасами. При себе мы постоянно держали ракетницу, ружье, радиостанцию «Карат», немного продуктов, котелок, паяльную лампу с таганком, и, если предполагались переправы через речки, резиновую лодку.
Порядок нашей работы на подсобных объектах был таков: мы шли с нивелировкой от одной палатки к другой, сутки отдыхали и двигались дальше, если позволяла погода — не было ни дождя, ни сильного ветра. В основной палатке мы жили суток трое, а иногда и дольше, все зависело от вертолета — прилетит он в назначенный день или позже. Пока я обсчитывал хода нивелирования, парни облавливали окрестные озера и старицы и иногда приносили таких крупных окуней и щук, о которых на Большой земле можно только мечтать.
Первый ход я запланировал короткий — всего две секции. И тут Слава отмочил первый номер: когда до пункта оставалось два штатива, он выдернул костыль. И вся наша работа — семикилометровый нивелирный ход — пошла насмарку.
— А что тут такого? — удивился он. — Я не понимаю, зачем мы вообще ползаем по этим болотам? У тебя же, начальник, есть… ээ-э… как это называется… ээ-э… а, вспомнил, отметки. Напиши, что там нужно, вот и все дела.
Как я сдержался — не знаю. Успокоился и еще раз объяснил, что такое нивелировка, для чего она нужна, как ее надо делать. А эту секцию потом, без Славы уже, пришлось переделать.
В поле человек весь на виду, как бы глубоко ни прятал свои чувства и мысли. Там все находятся в одинаковых условиях: и инженер, и рабочий, и техник. Едят из одного котла, спят в одной палатке, делают одно общее дело, а от того, как делают, зависит и заработок, и все остальное.
Жиров как-то сразу обособился. С работы придем, он тут же спать ложится или сядет в сторонке и курит, курит, от одной папиросы прикуривая другую.
Ребята, те хлопочут по хозяйству, помогают друг другу еду готовить, а Слава даже воды по собственной инициативе не принесет. А когда пришла его очередь дежурить, дежурили они по три дня, ребята помогали ему и советом, и делом. Потом, видя его отношение к бригадным заботам, перестали поддерживать его.
— Слава, поставь чай! Слава, свари суп! Слава, принеси воды! Слава, Слава, Слава…
— Все приходилось заставлять его делать из-под палки. Принесет воды, но чай не поставит, пока не скажут. Пришлось даже показывать ему, как чистить картошку (глянуть на ту, что он очистил, так можно подумать, будто действовали топором). Мне кажется, что он только прикидывался неумехой. Как можно прожить столько лет и ничему не научиться?
На работе то же самое. То без команды уйдет со своего места, то скроется в каком-нибудь овражке и стоит там до тех пор, пока я не прибегу и не выгоню его оттуда.
Проработали мы так почти месяц, и тут у студента случился день рождения. Что ж, двадцать лет раз в жизни бывает. Как не отметить такое событие? Мы как раз пришли в основную палатку. Я решил и себе отдых дать. Отложил вычисления нивелирных ходов и включился в подготовку к праздничному ужину. Сделал малосол из муксуна и пыжьяна в кляре. И сели мы пировать.
Дошли уже до песен. Попели, потом опять разговоры пошли о работе. И тут выступил Слава:
— Вот ты, начальник, говоришь, что заработок маленький будет — всего триста пятьдесят рублей. Да в гробу я видел тогда эту работу! Сколько тундру месим, и все за гроши! А я токарь шестого разряда! Я — специалист, а ты меня заставляешь жарить-варить.
— Ну, предположим, что токарем и специалистом ты, возможно, был раньше. Сейчас ты реечник, рабочий второго разряда, и будь добр, если взялся за это дело, то выполняй его честно и добросовестно…
В общем, поговорили мы в этот день крупно. Ребята высказали ему все, что о нем думают. Но и этот разговор не пошел ему на пользу. Работать он стал еще хуже, и с таким видом, будто оказывает нам неоценимую услугу.
Через неделю парни прямо-таки потребовали убрать Жирова из бригады. Я попросил начальника партии Бориса Петровича Красносельцева прислать на замену рабочего, и при следующей переброске Слава Жиров улетел. Сначала на базу партии, потом домой, в Свердловск.
Может быть, действительно он случайно попал к нам в экспедицию, но этот случай лишний раз показывает, что начальству следует посылать к нам людей, умеющих работать не только там, где хочется, но и там, где нужно.