418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт
Екатерина ПИОНТ
Много неба
Рассказы
БОЧКА В ОЗЕРЕ
Вид из окна моей спальни с третьего этажа многоквартирного дома был необыкновенным. Картины менялись одна за другой, в соответствии со временем года, суток, погодой и даже настроением, но сюжет был один — озеро на огромном полотнище в белой раме. На переднем плане — песчаная полоска, за ней гладь воды, обрамлённая вдали зелёным берегом с кустами шиповника, дикой малины... И в верхней части картины плывущие облака на меняющемся постоянно в цвете небе, чёрные точки снующих в воздухе синиц, воробьев и планирующие полёты чаек, пытающихся подняться ввысь вслед за быстро ускользающим, серебристо поблескивающим, как крылья гагар, авиалайнером. В жару кто-то неведомой рукой дорисовывает фигурки мальчишек, ныряющих в озеро, плавающих там до посинения. Или вдруг появится лодка с нечёткой фигуркой рыбака и часа три-четыре притягивает к себе взгляд.
Это лето ваяет, накладывая на холст новые и новые краски.
Весной же во всё окно подсиненное небо полощется на ветру над взбухшим, потемневшим озером под радостное чириканье первых птиц.
Зима — сдержанная художница, у неё один сюжет: серое небо с белым полем, на котором торчат чёрные кочки — рыбаки, застывшие неподвижно над своими лунками. Шедевр — «Зимняя рыбалка».
Задумчивая осень приносит свои краски и смешивает их от зари до заката, стараясь успеть в быстро ускользающем дне израсходовать все: жёлтые, зелёные, оранжевые, пурпурные, голубые... — вся палитра цветов на её полотнах. Вот тебе и Север. Сердце замирает каждый раз...
Не знаю, как, откуда появилась эта бочка на озере. На самом деле не бочка, а цистерна, и на ней белыми большими буквами написано «КАТЯ», прямо напротив моего окна, в пятидесяти метрах от него. Когда вода спадала, к ней причаливали редкие лодки. В первый раз, увидев эту надпись, я вздрогнула: «Как? Не может быть... Прошло три десятка... Жив ли?..»
Я словно потерялась во времени, или оно во мне. Своё имя, написанное мелом, я находила в тринадцать-четырнадцать лет в нашем давно покинутом посёлке повсюду: на тротуаре возле дома, на заборе, на воротах, даже на полени- це, именно так — «к» и «а» прописные, а «т» и «я» — печатные.
— Научись писать! — кричала я вслед автору.
Теперь моё имя стало на всех полотнах, бочка фигурировала во всех пейзажах. Моё восприятие красоты, тишины проходило теперь под воспоминания, как под музыку давнюю, щемящую сердце. Что это — подарок судьбы? Детства? Какая разница, я уже не могла без него!
Вставая, я глядела в окно и, конечно же, перед сном — годы подряд, это уже стало ритуалом.
Однажды, уходящим летом, а вернее, проставлено число, 25 августа, вечером, у меня родились вдруг строчки:
_Бочка_в_озере,_
_Словно_в_сказке._
_Надпись_сделана_Белой_краской._
_Как_какая_весть..._
_Как_видать-то!_
_Не_в_мою_ли_честь_—_
_Имя_—_Катя._
_Вижу_почерк_твой._
_Вот_уж_глупость._
_Далеко_ушла_Наша_юность._
_Посмотрю_в_окно_На_ночь_глядя,_
_Будто_кто_зовёт_—_
_«Катя,_Катя...»_
Назавтра, проснувшись, я подошла, как обычно, к окну и обмерла: бочки не было. Словно мой стих спугнул её. Или она перешла в него...