Селиванов У речки Каменка
Федор Андреевич Селиванов
ФЕДОР СЕЛИВАНОВ
У речки Каменка
Новые рассказы и сказки
Юдин из Тобольска
В ялуторовский санаторий «Светлый» я приехал рано утром. Разгорелся удивительно ласковый июльский день. Думал, что буду первым, но оказалось, что администратора ожидали трое: женщина и двое мужчин. Сел на свободное место на диване. Рядом восседал крупный жилистый человек лет шестидесяти. Я назвал себя и протянул ему руку. Он крепко ее пожал и коротко, с запинкой сказал:
— Юд-д-дин из Т-т-тобольска!
Вскоре пришла администратор и быстро нас расселила. Наши номера располагались напротив. Сходили вместе в столовую, к врачу, вместе стали ходить на процедуры, а вечерами гулять. Чаще всего ходили на берег Тобола и в рощу Декабристов. Особенно полюбили рощу. Чисто, тихо, сосны и березы смотрят задумчиво.
Однажды во время прогулки спросил Юдина, что у него с речью: почему слова произносит с запинкой, с трудом.
— О, это длинная история...
— Ничего. Расскажите, нам некуда торопиться.
— Было это в детстве. Жил я тогда в деревне с родителями, — начал неторопливо рассказывать мой собеседник. — Деревни того времени отличались от нынешних. Между домами расстилались ковры из травы-муравы, во дворах бегали босоногие ребятишки, а по улицам носились, задрав хвосты, бойкие телята. Много строили. Сосед решил сделать пристрой к избе и возвести просторную баню. Навозил песку и ссыпал на улице перед домом. Мы, ребятишки, сразу сообразили: лучшего места для игр не найти.
Юдин прервал рассказ, заметно заволновался. Было видно, что подошел в своем повествовании к главному.
— Надо сказать, что накануне отец подарил мне ножичек в перламутровой оправе — мечту всех мальчишек. Отец мой Тихон Силантьевич был суровым, служил долго на флоте водолазом, обслуживал всю технику в нашей деревне. Ко мне относился жестко, не баловал, не давал поблажек. И мою мать держал в безусловном повиновении. И вот я вышел на улицу поиграть «в ножик». Ну, знаете, есть такая детская игра: надо из разных положений воткнуть нож в землю. Подошел к сверстникам у кучи песка. Верховодил там Васька по прозвищу Лохматый, он отличался от нас: носил длинные волосы, курил, постоянно задирался. Начали играть. Мой ножичек всем понравился. Потом о нем забыли. Стали из песка создавать различные фигуры: женщин, зайцев, козлов. Когда я спохватился, моего ножичка нигде не было. Всю кучу песка перерыли, песчинку за песчинкой перебрали. Не нашли. Стали расходиться. Васька Лохматый, веселый такой, первым ушел. Понуро поплелся и я домой. Отец сразу заподозрил неладное.
— Рассказывай, что случилось.
Рассказал. Отец рассвирепел, одной рукой схватил меня за шиворот, другой открыл за кольцо подполье и сбросил в него меня. Заплакать я не успел, только сильно испугался. В подполье было темно и холодно. Одет был легко: рубашка с короткими рукавами да старые брючки. На ногах ничего не было. Сидел на лесенке сжавшись. Пищали мышата, глухо доносился лай собак. Ничего не было видно, да и смотреть не на что: одни земляные стенки.
Когда отец уснул, мать сбросила мне теплую на вате фуфайку-телогрейку. Но все равно дрожать не перестал, заснуть не смог.
Слышал, как встал отец, умылся, гремя рукомойником, позавтракал и ушел на работу. Мать открыла подполье, выпустила меня и спросила:
— Как, сынок, чувствуешь себя?
Хотел сказать, что неважно, что замерзли ноги. Но не смог произнести ни слова. Сказал только: «Ма», — и наконец горько и безутешно заплакал.
— Вас лечили? — спросил я Юдина.
— Да. Отец возил в Тюмень. Долго я заикался. И заикание осталось на всю жизнь.
— Вот что значит жестокость, — начал философствовать я. — Наказание не соответствовало вине. Чрезмерность всегда порождает зло и несправедливость. Ну, а ножик нашли?
— Нет. Через три года приятели сказали, что видели его в руках Васьки Лохматого. Но в то время он отбывал наказание в колонии для несовершеннолетних.
Федор Андреевич Селиванов
ФЕДОР СЕЛИВАНОВ
У речки Каменка
Новые рассказы и сказки
Юдин из Тобольска
В ялуторовский санаторий «Светлый» я приехал рано утром. Разгорелся удивительно ласковый июльский день. Думал, что буду первым, но оказалось, что администратора ожидали трое: женщина и двое мужчин. Сел на свободное место на диване. Рядом восседал крупный жилистый человек лет шестидесяти. Я назвал себя и протянул ему руку. Он крепко ее пожал и коротко, с запинкой сказал:
— Юд-д-дин из Т-т-тобольска!
Вскоре пришла администратор и быстро нас расселила. Наши номера располагались напротив. Сходили вместе в столовую, к врачу, вместе стали ходить на процедуры, а вечерами гулять. Чаще всего ходили на берег Тобола и в рощу Декабристов. Особенно полюбили рощу. Чисто, тихо, сосны и березы смотрят задумчиво.
Однажды во время прогулки спросил Юдина, что у него с речью: почему слова произносит с запинкой, с трудом.
— О, это длинная история...
— Ничего. Расскажите, нам некуда торопиться.
— Было это в детстве. Жил я тогда в деревне с родителями, — начал неторопливо рассказывать мой собеседник. — Деревни того времени отличались от нынешних. Между домами расстилались ковры из травы-муравы, во дворах бегали босоногие ребятишки, а по улицам носились, задрав хвосты, бойкие телята. Много строили. Сосед решил сделать пристрой к избе и возвести просторную баню. Навозил песку и ссыпал на улице перед домом. Мы, ребятишки, сразу сообразили: лучшего места для игр не найти.
Юдин прервал рассказ, заметно заволновался. Было видно, что подошел в своем повествовании к главному.
— Надо сказать, что накануне отец подарил мне ножичек в перламутровой оправе — мечту всех мальчишек. Отец мой Тихон Силантьевич был суровым, служил долго на флоте водолазом, обслуживал всю технику в нашей деревне. Ко мне относился жестко, не баловал, не давал поблажек. И мою мать держал в безусловном повиновении. И вот я вышел на улицу поиграть «в ножик». Ну, знаете, есть такая детская игра: надо из разных положений воткнуть нож в землю. Подошел к сверстникам у кучи песка. Верховодил там Васька по прозвищу Лохматый, он отличался от нас: носил длинные волосы, курил, постоянно задирался. Начали играть. Мой ножичек всем понравился. Потом о нем забыли. Стали из песка создавать различные фигуры: женщин, зайцев, козлов. Когда я спохватился, моего ножичка нигде не было. Всю кучу песка перерыли, песчинку за песчинкой перебрали. Не нашли. Стали расходиться. Васька Лохматый, веселый такой, первым ушел. Понуро поплелся и я домой. Отец сразу заподозрил неладное.
— Рассказывай, что случилось.
Рассказал. Отец рассвирепел, одной рукой схватил меня за шиворот, другой открыл за кольцо подполье и сбросил в него меня. Заплакать я не успел, только сильно испугался. В подполье было темно и холодно. Одет был легко: рубашка с короткими рукавами да старые брючки. На ногах ничего не было. Сидел на лесенке сжавшись. Пищали мышата, глухо доносился лай собак. Ничего не было видно, да и смотреть не на что: одни земляные стенки.
Когда отец уснул, мать сбросила мне теплую на вате фуфайку-телогрейку. Но все равно дрожать не перестал, заснуть не смог.
Слышал, как встал отец, умылся, гремя рукомойником, позавтракал и ушел на работу. Мать открыла подполье, выпустила меня и спросила:
— Как, сынок, чувствуешь себя?
Хотел сказать, что неважно, что замерзли ноги. Но не смог произнести ни слова. Сказал только: «Ма», — и наконец горько и безутешно заплакал.
— Вас лечили? — спросил я Юдина.
— Да. Отец возил в Тюмень. Долго я заикался. И заикание осталось на всю жизнь.
— Вот что значит жестокость, — начал философствовать я. — Наказание не соответствовало вине. Чрезмерность всегда порождает зло и несправедливость. Ну, а ножик нашли?
— Нет. Через три года приятели сказали, что видели его в руках Васьки Лохматого. Но в то время он отбывал наказание в колонии для несовершеннолетних.